1 ЧАСТЬ КОНТРОЛЬНОЙ ГЛУБИНЫ - http://www.proza.ru/2011/12/29/1084
СНЫ И ГОЛОСА
Капитан! Я видел врагов за кормою,
Они снова глотают слюну!
Песня из далёкого будущего.
"...Океан сверкал фиолетово-синей полированностью, отражая в зеркале своих вод вату рваных облаков, частыми белыми клоками разбросанных по потолку небес. Стояла необычная для столь грозной стихии тишь, и даже шорохи волн не смели нарушить бесконечность его покоя. Казалось, ни какая сила не способна потревожить эту незыблемость и принести беду...
Нагрянувший ветер разогнал несмелые облака и по поверхности воды, насколько хватает взгляда, заскользила тяжёлая рябь низких волн. Океан из тёмно-синего обратился в кроваво-серый и над его взлохмаченной поверхностью заскользил какой-то странный чёрный предмет. Большой блестящий плавник, со следами свежих шрамов от чьих-то острых зубов, лишь мелькнув над белой пеной, тотчас же скрылся из виду.
Стая морских охотников – злобных касаток второй день настойчиво преследовала свою жертву – большого чёрного кита, в котором было так много питательного мяса и жира. Но в последний миг они снова потеряли его из виду. Это проклятое упущение случалось уже второй раз за время этой гибельной гонки. Кит оказался на редкость сильной и храброй рыбиной, его выносливости и воле, пожалуй, позавидовал бы любой из них! В этом поединке хищник сам мог легко стать жертвой – мощное тело кита, его главное оружие – тяжёлый хвост уже не раз на деле доказали касаткам, что их хозяин не менее опасен, чем острые кинжалы зубов коварных преследователей! Но опасность не останавливала стаю – слишком уж не хотелось им упускать столь богатую добычу – кит был настолько огромен, что этого добра хватило бы на всех с лихвой! Хищники знали, что у кита есть десятки собратьев, и если бы они появились здесь, то хищникам самим бы пришлось поспешно убираться восвояси. Но сейчас исполин был отрезан от своего подводного племени, и крики о помощи, брошенные бездне, не достигли своей цели – слишком далеко беспощадная стая угнала его от родных берегов. Ещё немного – и обессиленный великан сдастся на милость победителя. Но, как это часто случается в любой жизни, вдруг что-то нарушило планы. Вожак и предположить не мог, что вскоре произойдёт...
...Самая крупная и сильная хищница океана, большая белая акула настороженно следила за стаей. Уже несколько дней продолжалась её миграция – путешествие к более тёплым течениям, и злобная королева морских глубин сильно проголодалась. Они пока что не подозревают о том, что их извечный враг здесь, рядом, и пара его зорких внимательных глаз наблюдают за ними. Скоро, очень скоро всё решится. Один, всего один бросок, стремительный, как движение торпеды, мощный, как таран прочного борта о борт, и огромная пасть акулы, сомкнув свои челюсти, рванёт плоть самого ближайшего из врагов. За этим последует упреждающий удар по второму недругу – для полной неразберихи, чтобы в растерянности они и не думали нападать, а тем паче после – преследовать...
Но расчёт её был не верен. Акула, привыкшая к безнаказанности, почти не имея врагов в пределах своего мира, жестоко просчиталась. Посеять панику и произвести смятение в рядах неприятеля сейчас ей оказалось не под силу. Касатки, почуяв запах крови своего раненного собрата, не бросились наутёк, а, не раздумывая, атаковали акулу. И тогда белой подводной хищнице пришлось самой спасаться поспешным бегством. Чёрный кит не знал, чем всё это кончится, выживет ли его нежданный союзник, но он послал сигнал благодарности и пожелания удачи большой белой акуле. Ведь она пришла с того же моря, где прошло его детство, и теперь, нарочно или нет, но она спасла его. В полной уверенности, что белая акула слышит его голос, он спокойно продолжил своё путешествие, возвращение к родным Камчатским берегам..."
Мягкий желтоватый свет лился на выцветшие, пожелтевшие от времени страницы. Сергей закрыл книгу и протяжно зевнул.
– Война морских гигантов, – тихо произнёс он самому себе, скользнув взглядом по мягкой, затёртой до дыр обложке, – Прямо, как у нас, блин, война... гигантов... Он потянулся, прилёг на койку и задремал...
Рядом, на столе в матросской каюте стоял кассетный магнитофон. Песни Аракса, перемежаясь с известными композициями Машины времени, вторгались в фазу быстрого сна матроса.
"В миг огорчения любые исчезнут все до одного, лишь вспомнишь звёзды голубые над крышей дома своего, над крышей дома..." – откуда-то из далёкого предела доносились повторяющиеся отзвуки песни и сладкий сизый дым вился над трубой какого-то деревянного бревенчатого строения. Он смотрел и верил в этот миг, что это был его дом... "Я забыл о бурях и о громах, мне теперь дороже тишина, и живу я старом, старом доме, из него выходит три окна..." – гнусавил чей-то до боли знакомый голос. Сверху приятной истомой лился тёплый дождь, а вдалеке сверкали молнии, освещая своими ярко-синими всполохами большой сказочный дом с тремя волшебными окнами... Вдруг музыка оборвалась, и его сознание мгновенно переместилось в замкнутое пространство железного корпуса субмарины. Он увидел, как из-под сальника насоса по приёму забортной воды, мерцающим потоком хлещет солёный водопад... "Аварийная тревога! – где-то рядом отдавался звоном всё тот же громкий скрежещущий, почти нечеловеческий голос, – Поступление воды в машинном отделении девятого отсека!"
Сергей подпрыгнул, ударившись головой о верхнюю койку. Его сердце понеслось куда-то вперёд тяжёлыми неровными прыжками, а он, догоняя свой сон, с заспанным лицом выскочил на проход между ракет и что есть мочи прохрипел:
– Поступление воды в машине девятого отсека!! – Его охрипший голос прозвучал еле слышно, хотя ему он казался громом небесным. Расталкивая по сторонам огромные футляры ракетных шахт, ответственный турбинист помчался в корму. Молодой вестовой, оторвавшись от мытья палубы, тихо спросил кого-то, важно восседающего на баночке , за баком:
– Это что-то вроде учений?
– Э, нэ-эт, – ответил ему старый кок, пихая нас за толстую губу, – Это что-то вроде приснилось. С ним такой бывайт.
Весь состав команды турбинистов молча, не мигая смотрели на сальник насоса. Вал крутился с непостижимой скоростью, не пропуская, зараза, почти ни единой лишней капли.
– Вот уж воистину – приснилось! – сказал Шутов без тени улыбки.
– Но, тарщ мичман, мои сны почти все пророческие. Да и голоса в голове...
– Бобров, ты уже всех достал со своими голосами! – разозлился старшина команды, – В прошлую автономку у тебя голоса были, сейчас – голоса. Вот только опять не начинай!
– Да, но прошлые голоса почти все сбылись! – вполне справедливо заметил Бобров и, немного подумав, добавил: – Ну, может и не все...
– Ну, вот что, прошлые голоса! – продолжал пылить Шутов, – Апиритивы надо меньше пить! Иди-ка ты лучше к себе в столовую, отдохни немного, и забудь про этот сон. Не будет никакого поступления воды, это я тебе гарантирую на все двести...
– Но лучше быть наготове, – тихо произнёс Оськин и виновато уставился на Шутова. Большой Олег вежливо улыбался, а сам попутно смекал: кто же это мог стукнуть про Апиритив? В какой стороне искать проклятого наушника? Ведь так можно дойти до того, что и крысы появятся на корабле. Как вы уже догадались, речь идёт не о тех крысах, которые бегают на четырёх лапах и шевелят иглами острых усов... Впрочем, к этой теме мы вернёмся немного попозже.
Непрекращающийся звон аварийной тревоги подгонял моряков, быстрым горохом сыплющихся из кают и бегущих по своим боевым постам. От синих курточек с буквами эр-бэ и светлых сигар карманных дозиметров рябило в глазах.
– Аварийная тревога, поступление забортной воды в машине девятого отсека! – в который раз из корабельных динамиков рвался на свободу громкий, сочный голос боцмана.
Бобров летел в родную корму, почти не касаясь ногами палубы. Ведь говорил же я этому Жуткому – будет потоп, а он мне не верил! Быстрее, чем сейчас долететь от четвёртого спального отсека до кормы, у него не получалось больше никогда. Ни до, не после. Он, как опытный легкоатлет, не задевая краёв, перескакивал через металлические переборки, а ветер океанским семишквальным ураганом свистал в его чутких ушах. История любит повторяться – недавно отремонтированные осушительные насосы справлялись с поступлением воды ровно три минуты. Но, чем больше вода выдавливала сальник насоса, тем сильнее становился её мощный поток... Решение о всплытии капитан принял, только когда весь трюм снова был почти полностью заполнен водой. Ещё пять минут – и океанская холодная волна стала бы плескаться на средней палубе корабля... Капитан со свитой лично посетил корму и беспощадно низвергнул свою высокую персону в машинное отделение девятого. Глядя в люк и с тоской наблюдая, как буквально на глазах куда-то в небытие исчезает трюм, он тяжело вздохнул и, почти как на равного вопросительно посмотрел на Боброва. Слухи о его пророческих способностях отнюдь не задерживались в пределах кормы. Бобров тоже вздохнул, корректным жестом указал наверх и бросил мимолётный, многозначительный взгляд в потолок.
– Да я и сам понимаю, что… – кэп повторил его движение и взгляд.
Капитан, проявив неожиданную прыть, выскочил наверх и с пульта девятого отсека от первого лица рявкнул в микрофон: – Центральный пост – девятому, срочное всплытие на перископную глубину!!
Не прошло трое суток, как лодка наконец-то оторвалась от преследования. Капитан не решался всплывать в надводное положение – слишком уж не хотелось снова оказаться рассекреченным в территориальных водах предполагаемого противника. А рассекреченный корабль – это уничтоженный или захваченный в плен корабль. Провал задания партии, это как следствие – разжалование – увольнение – тюрьма – смерть.
– Ну, или в каком-то другом порядке – смерть – тюрьма – увольнение!
Снова морякам пришлось под давлением воды, на семнадцатиметровой глубине менять сальники, устраняя проклятую солёную течь. Через полчаса Оськин, сильно наглотавшись забортной воды, быстро отошёл в сторону и тут же, с громким криком извергнул из желудка мощную струю.
– Аварийный тревог – поступлений воды из Оскын! – сипло засмеялся Жанбырбеков, пряча "домой" остатки канолевого сальника.
– Олег, тут у нас и так ГОНы не справляются, да ты ещё свои гекалитры добавляешь! – подшучивал над ним Бобров, помогая Жанбырбекову докручивать гайки.
– Нет, ГОНы уже справляются, – не понял шутку Солнцев. Он стоял и счастливо, глазами спасённого ребёнка смотрел в люк трюма, – Воды уже почти нет!!
– Тьфу ты!! – Сергей нервно дёрнул головой в сторону Солнцева, – В девятнадцать лет – в голове масла нет, и в сорок не будет!
– Ой, пацаны, как мне хреново! – Олег стоял, согнувшись в три погибели и без конца охал, – Кажется, я выпил половину океана...
– А не надо рот широко открывать! – Сказал Швабрин, обнажив частые расщелины щербин. Главный турбинист нервно улыбнулся и шумно продул форсунки носовых пазух, – Ну, так как там Жанчик, всё готово? В "центральный" докладывать можно?
– Можн погружатц, – махнул рукой счастливый Абдижаппар и командир турбинистов резво заспешил наверх. Шутов, пряча глаза в кратерах тёмных глазниц, а руки за монолитной колонной спины, насвистывал себе под нос, что-то не существующее в мире музыки. Заскучавший в бою заместитель капитана кормы, вышагивая важной нелетающей птицей, проследовал за своим непосредственным начальником...
– Не прошло и две вахты , как мой сон сбылся, – гордо произнёс Бобров и обвёл присутствующих взглядом, полным надежды на понимание.
Но его замечание почему-то не произвело оживления среди моряков, и лишь один Жанбырбеков, из приличия сделал вид, что очень озабочен данным фактом:
– Да-а, Серёга, харащё спищь...
– А, просто совпадение, – махнул рукой вредный "Оскын", не очень то жалуя проявления мистицизма, – Блин, сначала чуть-чуть текло, как и положено, – начал он личное расследование, эмоционально махая руками, – Потом всё больше и больше, потом, как уе**ло – у меня аж кожа на голове сиреневой шагренью пошла!
Вскоре в машину посыпались старослужащие, примчавшись со всех концов необъятной лодки. Турбинисты, аккумуляторщики, торпедисты, дизелисты, рулевые. Ну и, конечно, чистая, общепризнанная элита субмарины – радисты. Как без них...
– Слышь, Серёг, – в расчёте на публику кричал Оськин, - Ты чё, теперь всех бесплатно будешь предупреждать об опасности? Не позволяй им тебе сесть на шею. Ты же теперь Пророк как-никак !
– Точняк, корефан! Ты с них плату бери, с рэксов! – предложил Шаров.
– Чем, чем брать то? – спросил Бобров, устало и затравленно озираясь по сторонам.
– Как чем? Шилом, конечно! – ответил известный в экипаже пародист и балагур – связист Рома Хабибуллиев. Фраза была сказана голосом Прицельного и Оськин, ничего не поняв, тупо уставился на торпедиста.
– Да шило мы и так найдём, ты с них тушёнкой или вином бери! – в свою очередь, крикнул Прицельный, в качестве ответного хода, грубо спародировав родной голос Хабибуллиева.
– Так я не понял – шилом, вином или тушёнкой? – вместо Боброва, некстати влез Оськин и озадаченно почесал затылок, бегая глазами от Прицельного к Хабибуллиеву и обратно, чем, собственно, и "вызвал смех на себя".
– Да какая тушёнка-душонка, – возразил Казах-дизелист Буркетбаев из шестого отсека, – Деньгами надо брать!
– О, це дело, но так ведь можно ещё и салом! – высказал своё посткомпетентное мнение провизионщик Раздыряйко по прозвищу Окорочок.
– Вам хохлам, лишь бы сало хряпать! Окорочок, иди на х**! – отклонил его предложение Шаров.
– Пусть болше дадут дополнительный время – поспат, чтобы знат, когда аварийный тревог будет! – тихо сыграл заключительный аккорд Жанбырбеков, повергнув собрание во всеобщий молчаливый шок, ведь его предложение выглядело на порядок эффектнее и правильнее других, – Заодны выспшься получше! – сипло засмеялся он.
– Братва, вассер! Жуткий плывёт! – запоздало прошипел сверху Рюмин, оставленный следить за "горизонтом". Ровно через три секунды тщедушный полторашник грубым пинком был сброшен в машину.
– А ну, быстро закончили птичий базар! – Шутов, словно акробат, вниз головой выдвинулся из верхнего люка. От резкой перемены положения тела, его глаза словно у вампира налились кровью, а лицо покраснело и опухло, – Я вам щас назначу цену! – продолжал вопить он, – Может вам сюда ещё бабу с голой жопой привести?! А ну-ка разошлись, на, по боевым, пля, постам!
Далее произошло нечто совсем уж из ряда вон. Невидимая для матросов, верхняя часть тела Шутова неудачно соскользнула, и он с отчаянным хрипом повалился вниз. В самую последнюю секунду, незримо отделяющую падение невезучего туловища от увечья, он успел-таки выбросить вперёд руки и упереться ими в одну из перекладин трапа. Получилось довольно акробатично: верхняя его часть мгновенно стала видимой, а молодой мичман, ловко кувыркнувшись в воздухе, под удивлённый вздох присутствующих, удачно приземлился на ноги.
– Внимание: антрэ! – Шаров, выкатив глаза, развернул руки ладонями вперёд, – Ап!
– Слышь, ты чё, на, спицально, применяешь слова, которые я не знаю, на?! – громко охлопывая ладони, разорялся Шутов. Старшина команды был весьма удручён событиями последних нескольких секунд. Его бордовое лицо ещё не приобрело свой родной серый цвет, но уже уверенно бледнело, – Думаешь, я, на, полный кретин?! – с некоторым сомнением в голосе бросил он в лицо Шарову.
– Никак нет, товарищ мичман, – отчеканил Шаров, приставив руку к пустой голове, – Я думаю, что вы не полный кретин!
– Щас вы у меня быстро с девятого по пятый все трюмы носом пропашете! – пригрозил Шутов, подозрительно прищурившись в сторону Шарова, – А ну, разошлись, больше трёх не собир-раться! – в заключении скороговоркой выдал он ещё одну корявую шутку.
Годки, не до конца обсудившие так интересующую всех проблему, большими ленивцами нехотя поползли наверх.
Лодка-самурай, лодка-ниндзя, лодка-камикадзе... "Все мы – ракетное мясо, смертники! Мы здесь нужны для того, чтобы умереть..." – нет такого подводника, служившего в то время на азухах, который бы хоть раз в жизни с иронией не произнёс подобные слова. Сначала может показаться, что это лишь бред сумасшедшего или глупое бахвальство, желание привлечь к себе внимание, вызвать жалость, показаться героем, но, если внимательнее рассмотреть предназначение подобных проектов, то становятся понятнее смысл, "заветность" и хлёсткость этой известной фразы. Для чего же нужна эта лодка? Для того, чтобы инкогнито "кружить возле желанных", и в случае начала войны дать ракетный залп по такой близкой вражеской территории. Вся Америка, как вепрь злыми москитами, была окружена и, буквально облеплена нашими мобильными боевыми подлодками. Каждая ракета на подводных крейсерах была запрограммирована на определённый военный объект или город. Оскалившись клыками ядерных баллистических ракет, роняя в чистую водную гладь океана ядовитую слюну, субмарина, как грозный и бесстрашный зверь всегда готова вонзить свои острые зубы в уязвимые точки тела врага. Но при этом зверь должен погибнуть в неравной схватке, раз он находится на чужой территории. Таков закон. "Невидимый ворог, чёрный монстр – неизбежная смерть близка, и огромный город, так всё просто, на кончике каждого клыка..." Дав залп, лодка рассекречивает себя и по возможности уничтожается противником... миссия выполнена и больше вы партии не нужны. "Вы не предназначены для того, чтобы по девять месяцев в году отсутствовать дома и стоять металлическим изваянием во Вьетнамской гавани, попутно снимая портовых девок…" "Вы нужны для того, чтобы умереть за нашу Социалистическую Родину..."
Считает ли кто-нибудь, что человек, в течение трёх лет рисковавший жизнью, осознававший все экстремальные политические нюансы службы, имеет право хотя бы думать об этом?
Однако, лодки были предназначены не только для этого. Многочисленные подводные, и даже надводные локальные конфликты между субмаринами двух сверхдержав, продолжались уже не одно десятилетие. Были и пострадавшие корабли с крупными вмятинами на корпусе, были и фатальные судьбы. У Америки в чести; становились опасные манёвры, частые сбросы глубинных бомб.
Пусть подобное не раз уже обсуждалось, но всё ж ради памяти о героях-подводниках, о живых и погибших, тех, которые служили тогда...
Его воспалённый мозг спонтанно принимал странную информацию извне. Нет, не может человеческий мыслительный орган выдавать столь чёткие картинки и самостоятельно воспроизводить звуки такого диапазона и чёткости! Когда он в каюте ложился на койку и закрывал глаза, яркие, живые цветные движущиеся картины, резво сменяя одна другую, плыли перед его взглядом.
Немного удивлённо созерцая контрастный биофильм с участием седьмого американского флота, он видел свою лодку, экстренно погружающуюся в морскую пучину, кожей ощущая эту бесчестную погоню.
Тяжёлая хардовая музыка Deep Purple, словно вгрызаясь в это динамичное движение, слишком ярко и почти акустически, явственно звучала в его голове.
Парни в одноразовых синих футболках из грубой ткани, поторапливая друг друга, сломя голову, бегут по тревоге к своим боевым постам...
Со временем его мозг научился управлять этими сегментами самостоятельно, вне зависимости от волевого усилия хозяина. Он быстро и ловко расставлял нарезанные фрагменты видео по своим местам, удаляя ненужное, дополняя недостающее. И тогда звучал другой, совершенно неизвестный ему хард, а управлять этой новой музыкой уже не составляло никакого труда. Без всякого напряжения мысли, сами собой менялись различные музыкальные ходы и вкусные, безбашенные опиумные гитарные рифы рождались и рождались, меняя форму, затем делясь и размножаясь, как клетки живого организма с неудержимыми, подвижными музыкальными процессами. Необычайные способности позволяли ему "монтировать" – создавать и видеть произведение, точно не существующее в природе, понимая его, и кожей чувствуя в нём отдалённое будущее... Не зная ещё слова клип, он уже создал их множество, помня и храня их в своём ментальном пространстве, чтобы потом, при случае, снова воспроизвести. Как жаль, что у этих произведений был всего один зритель... Он давно уже перестал рассказывать об этой аномалии кому бы то ни было, боясь снова упереться в стену непонимания. Он представил своего незабвенного старшину команды Шутова, с обидой в душе вспоминая его крутящийся у виска палец.
А прийти к капитану с расписанием будущих катастроф, мечтая стать его первым советчиком и помощником... Об этом можно было забыть навсегда – самое реальное, что в этом случае могло ожидать по приходу на берег – это обязательное медицинское обследование в психиатрической клинике.
Музыка оборвалась внезапно, словно кто-то поставил её на паузу. Раньше, стоило только мысленно нажать на невидимый "Пуск", как всё возобновлялось вновь. Но сейчас, как он не пытался продолжить прослушивание бесплатного киноконцерта, вместо музыки появлялись изображения каких-то незнакомых людей в форме офицеров военно-морского флота и отстроенные комментарии, словно обрывки телепрограмм будущего, отчаянно вклинивались в его сознание...
"Мы никогда не были инициаторами, наша позиция больше походила на защиту, чем на нападение..."
"Мы всегда работали в ответ..."
"Кто первым испытал ядерное оружие? Кто первым применил его?"
"Кто первым создал ядерные подводные носители? Наконец, кто первым развязал холодную войну?"
"Думаю, ответы на эти вопросы более, чем очевидны..."
"…конечно, штаты!"
"У Америки цель была определена чётко – власть над всем миром..."
"Политика штатовского военного антагонизма, подозрительно смахивающая на концепцию мирового господства в древнем Риме – где не только применение силы играет решающую роль, но и её постоянная демонстрация..."
"Мы же всеми силами стремились предотвратить осуществление этой адской идеи. В восьмидесятых годах, в результате продолжительной гонки вооружений, наш стратегический подводный щит имел абсолютный паритет с Америкой. Остановить же её, эту изнуряющую и опустошающую карманы простого народа гонку вооружений, не хватало мужества у руководств обеих держав..."
"Только сейчас выясняется, что подводный флот тогдашнего Советского Союза спас не только свою страну от ядерной угрозы, но и весь мир. И, возможно, наш земной шар не погиб именно благодаря ему. А не тому, что у руководителей тогдашних сверхдержав не раз хватало мудрости и сил остановить руки, тянущиеся к пусковым ядерным кнопкам. Несколько тысяч простых пацанов и мужчин в подводной робе, с пэдэушками на боку спасли мир?? Обывательское ухо режет, как ножом. Но, для моряков-подводников – это вполне реально..."
Ему сегодня долго не спалось. Впервые за три года. После аварийного поступления воды в родном девятом отсеке он вернулся к выполнению обязанностей вестового, но нервная дрожь и перевозбуждение после этого серьёзного происшествия никак не проходили. Может это усталость? Ворочаясь с боку на бок, он вспоминал малейшие детали всех последних происшествий, представляя себе различные варианты исхода. А что, если бы всё прошло не так, а по-другому? А если бы это закончилось серьёзной трагедией? А если бы мы все... Не-ет, об этом он даже и думать не желает! Это же так, всего лишь мелочь, не достойная внимания... Но внимание к ней, к этой мелочи приковано, и оторваться от неё пока невозможно. А что, вправду говорят – мы действительно смертники, которых партия гонит на убой? Да брось, парень, всё равно никакой глобальной войны нет! Нет и не будет! О смерти даже не помышляй. Всё закончится так, как нужно, вернёмся домой, заживё-ом!
Его мысли, оставили подводную тематику, вырвавшись из пределов обычных ограничений. Метаясь по планете, они гостили в прошлом и настоящем, находя всё новые и новые жизненные проблемы. Он вспомнил госпиталь, где провёл два долгих месяца, военный суд и оправдательный приговор, условием которого было обязательное дослуживание в родном экипаже. Он вспомнил мать, которую жалел, по которой тосковал, и чем дольше продолжалась служба, тем больше разрасталось это чувство к ней, поглощая всю душу до дна. Мать во время автономок по несколько месяцев не получала вестей от сына, а написать правду было нельзя – секретный проект! Чем только не пугали их за эту правду – и тюрьмой и дисбатом и обвинением в измене Родине. Один парнишка из экипажа по простоте своей написал – так, мол, и так – уходим, мама, в автономку, поближе к Америке. Так его, болезного, чуть не посадили за сие! Потом долго думали, размышляли, что же с ним такое сделать, с врагом трудового нар-рода! Через день да каждый день, как опального диссидента таскали на допросы, воспитывали, пугали. Но в конечном итоге наказывать серьёзно всё равно не стали. Ограничась контрольным предупреждением, любезно позволили служить далее, на прежнем месте... Низкий поклон вам за это, вседержители в погонах, кормильцы и благодетели! Благодарствуем вам за то, что не уничтожили ни за что, ни про что раба вашего смиренного…
Все произведения, созданные в самом распространённом на планете жанре письменного народного творчества, прежде чем отправиться к адресату, перечитывались, перепроверялись. Военная цензура перепахивала чужие словесные нивы, нарушая конфиденциальность личной переписки, взлохмачивая неприкосновенную, ментальную собственность в поисках утечки секретной информации через коварных и хитрых "врагов" в полосатых тельняшках. Замполит и прочие прямолинейные как строительный лом, военачальники с пристрастием объясняли матросам, что можно писать в заветном письме на листе школьной тетради, а что – нет. А писать можно было, касаемо темы отсутствия писем – только о загадочной трёхмесячной командировке. Но сколько времени прошло, прежде чем он стал так поступать?
А случай со стрельбой на гауптвахте? Трудно представить, что бы было, если бы ложный слух о его смерти дошёл до родного дома! Кто и зачем распространял эти дурацкие слухи, неизвестно.
Однако родителям хватило и другого шока. Какой-то продвинутый журналюга, потенциальная жертва зарождающейся новой демократии и гласности, в новостях по телевидению сообщил об аварии подводной лодки в Тихом океане. Точно не ведая никаких подробностей обсуждаемого предмета, тщеславный писака перепугал тысячи матерей Советского Союза... Это была не их лодка, а что толку? Писем к тому моменту от сына не было уже более трёх месяцев. На письма родителей он не отвечал. Да и как можно было ответить, находясь на глубине пару сотен метров под водой? И что она должна была думать? Его мать, сорокатрёхлетнюю женщину увезли в больницу с сердечным приступом. В итоге, диагноз не утешительный – микроинфаркт, заработана ишемическая болезнь сердца. Месяц стационара. И тут он понял – мать, она и только она страдала и переживала за него, незримо брала все его горести и грехи на себя. Это было тяжело впервые в жизни осознать...
Но есть и свои плюсы в долгом отсутствии подводников на суше. Учитывая то, что письма с гражданки – это самая большая отдушина для матроса-срочника... В общем, когда моряк возвращается с автономки, его ждут с десяток-другой, а то и более, желанных конвертов. Не то, что отвечать – читать запаришься! Это, невзирая на всё, считается самым большой радостью для моряка.
Бобров ненадолго провалился в тяжёлый, в этот миг совершенно не отличимый от реальности сон и увидел своих родителей. Он возвращается с флота домой в тройке . Его бескозырка с надписью "Тихоокеанский флот" браво закинута на затылок...
...Они стояли постаревшие, растерянно глядя на сына. Сколько жалости к ним в этот миг было в его сердце! У них почему-то стали белыми волосы и... на них были надеты очки. Почему очки, ведь у вас же никогда не было проблем со зрением! Мать заплакала навзрыд. Он нежно обнял родителей, и по его лицу потекла горячая солёная волна, больно, словно кипятком обжигая душу.
БАЙКИ ИЗ-ПОД ВОДЫ
Не демобилизация, а ДМБ,
Не ВМФ, а ВМС! Понял, дрищ?!
Официальное обращение дембеля к матросу-первогодке.
Боевой корабль, в очередной раз, с честью выполнив свой долг перед Родиной, весело шумя лопастями паровых турбин, повернул своё крепкое металлическое тело в сторону Камчатских берегов. До окончания похода оставалось около двух недель...
Сергей зашёл на кухню забрать положенный ему по закону маленький презент. В море каждому моряку полагается по одной небольшой шоколадке и сушёной тараньке в день, независимо от сана и положения на иерархической лестнице. Хочешь – ешь по одной, хочешь – съешь все разом в конце похода, а хочешь – не ешь совсем, а отправь их по почте родным или продай, но, хочешь-не хочешь, а получи и, как говорится, распишись! Сергей уже дважды отправлял домой банки с таранькой и коробки с шоколадом – так хотелось сделать "родокам" что-нибудь приятное и удивить их, чтобы не думали, что так уж всё здесь страшно и плохо. Конечно, он понимал, что это вред для здоровья – отказываться от солёной тараньки и шоколада в походе. Ведь не зря же учёными доказано, что таранька возмещает недостаток веществ в организме, возникающий из-за потребления конденсированной морской воды, а шоколад – уменьшает негативные последствия трёхмесячного вдыхания искусственного воздуха и снимает психическое напряжение. Но ничего, молодой крепкий организм выдержит всё. Да и чего не сделаешь ради родных!
Русский кок Вещев, болтливый, как тысяча морских чертей, травил очередную байку о различных происшествиях в море. Почти каждый день кто-нибудь из моряков, поддавшись словесной магии талантливого повествователя, развесив уши, слушал его невероятные и интересные истории. И где он их только берёт?! Ведь парень прослужил столько же, сколько и Сергей – около трёх! А баек у него лет на двести припасено! Прикомандированный он. Четвёртая автономка. Доходно-ой! Если, к примеру, записывать все анекдоты, которые он знает, то понадобилось бы завести гигантский архив, бумагами от которого, наверное, можно было бы завалить всю столовую!
Кок мирно перекручивал мясо на электрической мясорубке, одновременно подталкивая пальцами мякоть в её зияющее жерло. Не глядя на кухонный процесс, он легко отправлял в свободное мыслительное пространство слушателя свои невероятные и уже обкатанные-опробованные на матросских душах истории...
– А ничего что ты, не глядя, пальцы туда суёшь? – изумлённо спросил Бобров, которому уже немного приелось его полувраньё. Вестовой надеялся таким способом избавиться от прослушивания очередного рассказа и так остановить льющийся поток его бесконечных историй. Затем он собирался, незаметно ускользнув, уйти к парням, в девятый. Ведь ужин уже давно был завершён.
– А не-е, это ничего, это я чё-отко умею делать! – широко улыбаясь, отвечал кок, – Ну так вот, Бобёр, слышь чё дальше то было...
Избежать очередного сочинения не довелось и Бобров, стойко довнимав до конца его устную прозаическую миниатюру, поскакал в корму. Через пятнадцать минут Вещев с белым и растерянным лицом прибежал к вестовому, который мирно сидел и общался с Жанбырбековым на пульте. Вместо мизинца, на его правой руке торчал обрубок окровавленной фаланги, только что потерянной в бою с железной электрической поглотительницей мяса.
– Ты что?! – удивился Бобров, – Я же тебя предупреждал! Ты что! Ну, ты даёшь! – только и мог воскликнуть шокированный корабельный официант.
Он развёл руками и замолчал, не зная более, что ещё сказать.
– Вот такие дела! – тяжело вздохнул кок и растерянно поморгал глазами, – Значит, я был дураком. Теперь это... необратимо...
Несмотря на боль и шоковое состояние, он держался вполне мужественно, и лишь печаль едва заметной тенью скользила по его посеревшему лицу. На губах Вещева повисли так и не сказанные слова обиды. Накаркал! – хотел крикнуть он, но, опомнившись, не стал этого делать, понимая, что виноват был только сам... Немного постояв, повар развернулся на месте, и шагнул было к переборке.
Яддинский возник внезапно, словно Джинн из глиняного кувшина.
Редко случалось, чтобы кто-то сам пришёл к последователю Авиценны с жалобами на здоровье и добровольно позволил лить зелёнку на раны. Тихоокеанский шаман, быстро выведав у древних морских духов, где произошло несчастье, минуя железные переборки и отсеки, белохалатным Копперфильдом являлся к месту трагедии и, словно призрак подводного замка, незаметно нападал на пострадавших. Вот и сейчас Яддинский, раскрыв свой волшебный чемоданчик, мгновенно оказал первую помощь безвременно лишившемуся фаланги коку, и тут же, для его успешного выздоровления, произнёс над телом больного пару-тройку магических фраз-заклинаний:
– Какова х**, вы постоянно, как долбо*** суёте свои пальцы, куда собака свой *** не суёт... – ну и так далее.
Ещё пара секунд и корабельный хирург уже давал пациенту какие-то мимолётные, но, наверняка, очень полезные рецептурные советы:
– Я же рядом нахожусь, бл***, в пятом отсеке, какого х** вы не заходите ко мне, а летите х** его знает куда! В общем, вот вам мой совет – не суйте свои пальцы, куда соб... – так, ну здесь вы уже слышали... – ... а при получении травм с отрывом торчащих конечностей – рук, ног и головы – сразу же идите ко мне!! Я всё ясно излагаю?!
Отбарабанив рассыпчатую дробь мед консультаций, Джинн с лёгким хлопком депортировался в родной кабинет в пятом отсеке...
Хлоп!
– Блин, пацаны, вы это тоже видели? Что это был за летающий фантом? – спросил не отошедший ещё от шока повар, широко раскрытыми глазами оглядывая повязку на руке.
– Этот фантом у нас обычно клоун Яддинский зовётся, – ответил за всех Бобров, – И мы это тоже видели.
– Совершенно верно – это был массовый глюк, – подтвердил Оськин, – И этой повязки тоже нет, но мы её все видим...
А через пару дней, когда Вещеву стало легче, он собрал вокруг себя неравнодушных к его творчеству слушателей... в машине девятого отсека. К пострадавшему и пережившему тяжёлое потрясение, отнеслись с пониманием, и никто в этой ситуации не стал препятствовать ему в его любимом занятии. Любимом, если не считать готовку, конечно. Ведь "созданы" его рассказы были преимущественно по реальным событиям, а значит, изрядная доля правды в них всё-таки присутствовала...
– Давай Вещев, вещай!
– Трави-и!
Байка первая. Один матрос неизвестного срока службы, будучи в городе в самовольной отлучке, познакомился с девушкой, которая, как центрифуга вскружила ему его квадратную голову, доведя моряка недалёкого ума и владельца рассудка, находящегося в зачаточном состоянии, до околообморочного состояния. Это была та самая стадия любовного заболевания, при которой людишки с его уровнем развития интеллекта готовы продавать всех направо и налево. В том числе и Родину. Его экипаж через пару дней должен был идти в автономку. Беспощадная приморская леди поставила жёсткое условие своему потенциальному подкаблучнику – мол, если он пойдёт в море и не останется с ней на берегу, то она его бросит. Картонный Дон Жуан впал в отчаяние, даже хотел отказаться идти в поход, ведь он имел право написать заявление и изложить в нём, что боится погружаться под воду, но... он решил этого не делать – стыдно стало. Влюблённый оказался честолюбив и свой авторитет подводника в глазах любимой и однополчан ронять не пожелал, но и Петропавловскую любовь ему тоже терять не хотелось. Как же сделать так, чтобы при тебе осталось и то и другое – и любовь и, якобы, честь?
А вот как. Лишь только лодка вышла в море, он натолкал железных иголок в один важный кабель, по которому стекалась корабельная информация и сигналы с центрального пульта к различным жизненно-важным механизмам. Непригодная более к дальнему боевому походу субмарина в надводном положении, на запасном ходу электродизеля, включив аварийное освещение, с потерянным видом возвратилась в базу. Провели техническое расследование, нашли неполадку, с большими затратами и потерей драгоценного времени, устранили. Провели уголовное расследование, нашли виновника, с бесполезными денежными растратами его родителей и потерей их драгоценного здоровья, посадили. На восемь лет. Без дослуживания. Порча уникального государственного имущества, срыв боевого похода, предательство Родины. Прощай честь подводника, прощай жизнь, прощай и любовь. Вот что происходит, когда хочется и на тёплую трубу сесть, и вкусную тараньку съесть. Немного грустно становится при мысли оттого, что в тюрьмах таких героев не любят…
Байка вторая. Матрос икс в конце автономки сошёл с ума и, на субмарине, находящейся в подводном положении, через третий центральный отсек полез открывать верхний люк, желая выйти на свежий воздух, то есть наружу. Несчастного сумасшедшего стянули за ноги вниз и там, внизу незамедлительно навешали стандартных, военно-морских "люлей", а затем заперли до конца похода в гальюне предварительного заключения. Проверку груди моряка, челюстной кости и лобной брони на прочность мотивировали тем, что, цитирую – "Да этот вэмэушник всех нас чуть не утопил!" Спрашивается, как он мог всех утопить, если в подводном положении верхний люк невозможно открыть ни при каких обстоятельствах?! Ведь на него давит тяжесть воды в тысячи тонн! Согласно формулы, на глубине сто метров на каждый квадратный сантиметр давит десять килограмм, а двухсот – двадцать килограмм. Даже если бы на механизме люка не стоял стопор, открыть его он бы не смог, даже будучи штангистом-тяжеловесом! Однако сошлись на том, что по неписанным законам, в подводном положении верхний люк корабля неприкосновенен, а также на психологический дисбаланс в душах моряков при покушении на оного, даже при неудачном... По возвращению на базу моряка сдали на обследование в психиатрию. Как он не прикидывался дурачком, выяснилось, что сумасшедший вполне вменяем, просто над парнем кто-то издевался и его выпад был не детской... точнее, детской попыткой отомстить всему миру. Провели уголовное расследование, нашли виновных, посадили. Военная прокуратура мотивировала столь строгое наказание тем, что в условиях дальнего боевого похода "...от каждого офицера и матроса зависит жизнь всего экипажа..." Именно по этой практической причине в автономке беспредел годовщины обычно практически отсутствует.
Байка третья. Усталая подлодка, находясь в последней фазе выхода в море с целью "осуществления учебных торпедных стрельб", была неожиданно рассекречена американской военной эскадрой. Огромный авианосец, в сопровождении охраны надводных кораблей и подводных субмарин, направлялся на боевые учения. Преследование нашей лодки сопровождалось "загаживанием эфира хвастливыми выпячиваниями и без того выступающих частей тела", угрозами, поддёвками, и методичным сбрасыванием глубинных бомб, где то недалеко от лодки. Наш корабль каким-то непостижимым образом умудрился незаметно обойти всю его железную армаду и развернуться сбоку от авианосца. Молодой капитан, пребывая в состоянии крайней обиды на условного противника, с оттягом произнёс в его адрес несколько труднопереводимых русских оборотов и, отправив сии афоризмы в эфир, мягко добавил: "...значит, вы решили потренироваться на нас? Хорошо, будем дей ствовать по вашему сценарию!" – и выпустил из носовых торпедных аппаратов две учебные торпеды. Две бездушные полые болванки, дойдя до морского авианосного колосса, благополучно врезались в его крепкий борт, образовав в нём две внушительные вмятины. Звук ударов о металл потряс непоколебимого гиганта, заставив обдать иные американские спины неприятным ощущением холода. Кстати, авианосец был действительно непоколебим – ни одного выстрела не было произведено по идущим к нему торпедам, их просто никто не ждал и, соответственно, замечены они были слишком поздно. Американцы были настолько потрясены случившимся, что первые минуты и не думали преследовать нашу лодку, коих последней хватило на то, чтобы благополучно ретироваться. По некоторым секретным сведениям, на авианосце присутствовал пожелавший взглянуть на глобальные военно-морские учения Президент Соединённых Штатов... Да, чуть не забыл о главном. По лодке потом ходили упорные слухи о том, что одна из торпед была вовсе не учебной, просто её взрыватель не сработал.
Байка четвёртая. После ремонта, в лодках, находящихся в подводном положении, случаются пропажи людей. Особенно гражданских специалистов. Ремонт они делают качественно, потому как им, специалистам, потом самим в море идти, для того, чтобы убедиться, что отремонтированные агрегаты работают исправно и в походе не подведут. Не захочешь утонуть – будешь ремонтировать хорошо! Им, болезным, платят за каждый день в море, гораздо больше, чем морякам-офицерам, поэтому многие из рабочих вовсе не торопятся по завершению выходов сходить на берег. Лишь бы лишняя галочка в журнале была. А там – авось не заметят подвоха, заплотют. А из-за Русской безалаберности, никто на эти мелочи не обращает совершенно никакого внимания – ну, не сегодня примем корабль, так послепослезавтра! И никто никогда их, работяг, потом не находит. Ни на лодке, ни на берегу. А корабль снова уходит в море... Куда же они, спрашивается, разэтакие, деваются?! Может быть не в добрый час, попав в ядро реактора в седьмом отсеке, и получив изрядную дозу радиации, аннигилируют в антиматерию, затем, опровергая все законы ядерной физики, проходят сквозь металлический корпус и, морским спортивным кролем доплывают до берега? Либо вступают в мокрый социум Нептуна, становясь частью подводного царства? Нет, всё гораздо проще. Нет никакой мистики. Человека можно выстрелить через торпедный аппарат, точно так же, как и торпеду, предварительно положив его туда. Инструкция по применению. Обездвижить человека, положить его в торпедный аппарат, закрыть крышку, наполнить аппарат водой, повысить давление в аппарате выше забортного и, открыв внешнюю крышку, выстрелить тело прочь, в пучину морскую...
P.S. Иногда, однако, такие пропавшие души, вместе с живыми и здоровыми туловищами находят где-нибудь в корме, в самом мокром и укромном месте трюма. Например, в конденсатной яме. Или в паутине переплетений паровых, конденсатных, маслоточных труб, и труб по забортной воде.
Байка пятая. Стрельбы. Вариант А. Во время ракетных стрельб, осуществляющихся, как водится, с глубины сорок метров, и продолжающихся всего-то несколько дней, ракеты посылают не только на тренировочный полигон Малой Земли, но и в другие места. Например, когда нужно кому-нибудь, чего-нибудь взорвать. Например, Натовскую базу или субмарину. Вариант бэ. Во время торпедных стрельб, осуществляющихся, как водится... Далее – смотри – вариант А. Примечание. В варианте бэ заменить слово ракета на слово – торпеда.
Хвастливый посткриптум. Точность попадания ракеты, пролетевшей пару тысяч километров составляет плюс-минус пятьсот метров, что при взрыве такой силы не имеет никакого значения.
Байка шестая. Однажды на лодке, в подводном положении с пульта в корме по ошибке открыли вентиляционные задвижки, те, что открывать положено только при полном всплытии или всплытии на перископную глубину, чтобы провентилировать отсеки. Корму затопило за несколько секунд, а лодка всплывала носом кверху. Почти все, кто находился в этот момент в корме... Спрашивается, как это их могли открыть, если на них стоит блокировка, которая снимается только с центрального поста, а затем уже, в свою очередь, их открывают с кормы?
Байка седьмая. Во время боевой службы корабль раз в день всплывает на перископную глубину для сеанса связи со штабами, (толща воды не пропускает ни одного сигнала, в том числе и радиоволны) а также для того, чтобы хлебнуть немного естественного земного воздуха и осмотреться вокруг. К поверхности воды медленно тянутся длинные, металлические щупальца выдвижных устройств и вот уже всё вышеперечисленное происходит. Корабль во время боевой службы, по ошибке сделал за сутки второе всплытие и нарвался на учения соединений Американского флота. Он не смог оторваться от преследований противника и потрёпанный, но живой и невредимый возвратился на базу. Пока осуществлялся мелкий ремонт лодки, до следующей автономки все наряды на базе были их.
Байка восьмая. Отработанную воду первого контура, охлаждающую реактор, принимают специальные небольшие корабли, а затем сливают её прямо в океан, в одном, отведённом для этого месте. Спрашивается, зачем в океан и почему именно в определённом месте, ведь любой воде свойственно быстро перемешиваться, а общий радиационный фон равномерно повышается при этом во всём мировом океане?!
Байка девятая. Заместитель командира корабля по политической части, капитан третьего ранга Рукомойник, в начале своей карьеры, будучи ещё старлеем, во время первого выхода в море, забрёл однажды в корабельный гальюн... Неопытный подводник, точнее, совсем не бывавший в море офицер, проявив ненужную инициативу, попытался отправить за борт, скопившиеся в специальной капсуле отходы жизнедеятельности человеческих организмов, а попросту – испражнения...
Взрыв невероятного, колоссального вселенского масштаба и силы потряс невиноватое помещение закрытого типа...
В результате неправильных действий по удалению экскрементов, молодой замполит оказался весь с головы до пят в жёлто-коричневой кашеобразной субстанции, а попросту – в говне. Незадачливый старлей, мелко дрожа, в крайне шоковом состоянии медленно выплыл из отхожего места...
Данное событие было навсегда занесено в список экипажной памяти о самых смешных курьёзах в море.
Плюсы.
а). Политзанятия на выходах отменили.
б). Все без исключения офицеры и матросы были очень веселы и долго смеялись.
в). В экипаже было придумано с десяток различных сногсшибательных интерпретаций туалетного инцидента.
Минусы. На отмывку пострадавшего гальюна были брошены дополнительные силы в лице трюмных юнг. А жаль. Нужно было его заставить драить.
Примечание. После этого банального происшествия, ему пришлось отмываться до конца выходов. Гальюн потом долго и специфически неприятно пах, а попросту – вонял, разнося въевшийся стойкий запах по всей лодке.
Мораль. Изучение матчасти гальюнов требует серьёзного и качественного подхода!
Совет. Господа подводники! Соблюдайте очерёдность открытия и закрытия клапанов системы продува!
Примечание. Лодка считается не настоящей и не правильной, до той поры, пока из её отхожих мест никого ещё ни разу не вымыло коричневой волной. Хантэй!
Байка десятая. Случилось так, что старпома Дубовикова по доселе неведомым причинам заменили на другого, более молодого кандидата. Стройный, как августовский тополь, с выражением лица элитного офицера СС, новый помощник командира до одури любил собирать личный состав на разные построения, раздавая новые, чаще бесполезные приказы и навязчивые советы матросам. Глядя сквозь строй, молодой реформатор презрительно кривил губы и декламировал какое-нибудь не нужное нововведение, высокомерно, как на грязное стадо, глядя на бессонных заслуженных трудяг моря. Выпускник высшего военно-морского училища, никогда не служивший срочную, имел сугубо гламурную внешность, был по лагерному худ, подчёркнуто подтянут, строен, и неизменно пах дорогими одеколонами. Его офицерская форма была всегда отутюжена и начищена до блеска. Скорее на теле кэпа можно было иногда заметить рабочую робу, чем на форме нового старпома хотя бы малую пылинку. Его высокомерие и снобизм не знали границ и пределов; внутренне ненавидя и презирая всех, кто был ниже его званием, он улыбался лишь капитану корабля, плохо изображая подобострастие, считая всех остальных, вероятно, если не насекомыми, то уж бессловесными тварями точно. Он считал обращение к себе напрямую, не по команде, пределом дерзости и самым страшным нарушением субординации. И это существо неизвестного происхождения подсунули взамен всеми любимого приколиста – старпома Дубовикова, к которому можно было подойти и попросту обратиться любому матросу?! Твою-то мать!! Иногда, о, Господи, ты наказываешь моряков совсем уж неизвестно за что! (после этих слов необходимо три раза перекреститься) Вероятно, чинам повыше нужен был на лодке настоящий сексот, а не патриот своей Родины, такой, как Дубовиков.
С его приходом драконовские наказания за различные незначительные нарушения стали в чести; и активно бытовали в экипаже. Его фамилия, отчаянно странного происхождения синтезировала в себе отголоски разных, совершенно противоположных эпох и культур; второй такой же фамилии, с таким же звучанием и сочетанием непохожих имён, наверное, точно не было более во всём мире. Капитан второго ранга Вандервульф-Бронеслав-Залесский, наслаждался своей властью, ощущая себя богом, сошедшим с Греческого олимпа, не ведая, однако, что его карьера на корабле будет непродолжительной и не принесёт ему надёжных плодов... Однажды, собрав матросов на ракетной палубе во время подготовки корабля к боевой службе, он, не глядя никому в глаза, сделал несколько текущих объявлений. Сверкнув блеском хромовых ботинок и искрами командирского экстаза сиренево-голубых глаз, кап два самодовольно отчеканил:
– Экипаж, слушай мою команду: нале-ево – все вниз!! – его холёная, ничего тяжелее чашки кофе не поднимающая рука вспорхнула к козырьку непомерно огромной фуражки.
Прошу заметить, что рубка, через люк которой все должны были отправиться вниз, находилась относительно строя – внимание: справа!!
Моряки, не споря и не сговариваясь, повернулись налево, и, минуя ракетную палубу, не спеша зашагали в ногу... к корме, в сторону синего моря...
– На месте: стой! – опомнившись, воскликнул сконфуженный офицер, – Кругом-бегом марш! – Его мелко, но очень заметно потряхивало. "Идиоты!" – прошипел он в сердцах и его нижняя челюсть, словно центральный люк, с сухим стуком захлопнулась. Старший помощник, фатально прикусив язык, отчаянно захрипел. Едва сдерживаясь, чтобы не закричать от боли, он терпеливо пережидал, пока матросы не спустятся в лодку. Однако люди, нарочито не торопясь, продвигались так, чтобы не было заметно их не поспешности. Кап два, так и не дождавшись всех, сплюнул за борт огромный шмат кровавой каши, и шёпотом выругался трёхслойным русским матом. Правда, прозвучало это, как продолжительное мычание, так как из-за прокушенного языка к артикуляции он был временно неспособен. По нарциссизму и снобизму ненавистного самовлюблённого честолюбца был нанесён разрушительный удар. После этого происшествия, до автономки больше не случилось ни одного построения на ракетной палубе с участием старшего помощника командира.
Байка одиннадцатая. Про команду турбинистов Наваги. Было это ещё до нашего призыва, когда на лодке служил другой экипаж. Осенью, в середине боевой службы Волгину кто-то подложил на стол лист жалобы странного содержания.
"Прошу Вас рассмотреть жалобу.
В машинном отделении турбины нет никаких условий для несения вахты – спим на полу..." – сообщал текст жалобы.
Далее не нужно и цитировать. Этого было вполне достаточно, чтобы подать рапорт на имя командующего дивизией и выгнать написавшего это наглеца к чертям собачьим с действующего флота.
В конце жалобного листа стояла подпись – командир команды турбинистов, капитан-лейтенант Добренький. Далее – кривая размашистая подпись.
Через пять минут Добренький, ничего не понимая, получал в кадушку на ковре капитана корабля.
- Товарищ капитан, я не писал эту жалобу! – возмущался он.
Но кэп и не думал слушать его оправдания.
- Ещё раз такое повторится, выгоню к ебе**м! – кричал он, надувая вены на короткой шее.
Через три дня на стол капитана снова подложили небольшой лист, на этот раз уже с заявлением, только ещё более странного содержания:
"Прошу Вас уволить меня из рядов вооружённых сил с последующим лишением военной пенсии и северного рабочего стажа за систематические нарушения воинской дисциплины. В число коих входят:
а). Рукоприкладство в отношении молодых матросов, а то: духов, карасей, полторашников, а также молодых сундуков.
б). Постоянное пьянство на рабочем месте во время несения боевых дежурств.
в). Воровство ЗИПов, шила и Краковской колбасы.
г). Использование служебных полномочий в личных корыстных целях - применение рабочей силы своих младших подчинённых, а также натравливание старшины команды на матросов и многократное использование его как жестокого инструмента в моих коварных деяниях.
д). Несостоятельность моей персоны в деле освоения и совершенствования профессиональных навыков в связи с прогрессирующим слабоумием.
Подпись: любящий Вас и лобзающий подошвы ваших хромовых сапогов, капитан-лейтенант Добренький".
В офицерской гарсунке долго раздавалось громкое ржание лужёных глоток.
Капитан снова вызвал Добренького к себе в кабинет. Примечательно, что в этот раз он не был настолько зол.
- Что это опять, понимаешь, за литературные художества тут у вас? – спросил он Добренького, краснея от напряжения, как аварийный шансовый инструмент во время поступления забортной воды.
- Но я не знаю что это, товарищ капитан, я не писал эту чушь! – развёл руками Добренький.
- Единственное, что мне здесь не понравилось, это то, что вы, товарищ капитан-лейтенант назвали мои любимые хромачи сапогами! – ответил Волгин, будто и не слышал последний довод Добренького.
- Я не знаю, кто этим занимается, но я всего этого не совершал! – взвизгнул в расстроенных чувствах кап-лей – Найду, кто это делает – убью! – добавил он тише.
- Вы отказываетесь от своих слов? – невозмутимо продолжал гнуть свою линию капитан, - Здесь ясно и чётко вами указаны ваши же преступления против военного правопорядка!
Говорят, что Добренького чуть действительно не уволили из рядов, как это и было указано в том пресловутом заявлении. Но скоро нашёлся истинный автор этих письменных шедевров. Некий матрос Грызунов из отделения турбинистов. Недавно он вернулся с гауптвахты, куда его отправил Добренький за несоблюдение субординации. Матрос посчитал себя незаслуженно обиженным и решил таким образом отомстить своему непосредственному начальнику. Преступника зарядили в торпедный аппарат и выстрелили в пучину морскую в шестистах километрах от берегов Калифорнии. Плыви себе своим ходом, родной, до пляжа, там как раз сейчас бархатный сезон!
- Ну, шучу. Конечно же, шучу! – засмеялся Вещев, глядя на вытянувшиеся лица слушателей, - Его просто перевели в другой экипаж!
Байка двенадцатая. На старой потрёпанной лодке капитана первого ранга Ха***а, что досталась в наследство от капитана второго ранга Г********а, завелось множество серых хвостатых подводников, так досаждающих морякам во время боевых служб. Будучи в автономке, капитан приказал морякам переловить халявных путешественников, за что пообещал по прибытию на базу наиболее старательных ловцов отправить в двухмесячные отпуска. Всем известно, что крысы очень чувствительны к малейшим колебаниям магнитного поля и вообще, могут чувствовать приближение беды. Когда верных хранителей морского покоя не стало больше на корабле, произошла беда, предвидеть которую было попросту не кому. Случились пожар и сильное поступление воды в корме. Подводники с большим трудом справились с этими серьёзными авариями. Были пострадавшие. Оставь они в живых хотя бы парочку серых крыс, возможно, всё могло бы быть иначе…
Эти рассказы можно было слушать бесконечно, если бы не срочный сигнал... к обеду, который ничто не смогло бы отменить, даже объявление горячей войны.
КРЫСА ВСЕГДА КРИКНЕТ – БЕДА!
Крыса часто меняет свой облик: то она выглядит, как тигр,
то, как орёл, то, как серая мышь. Но никогда – как осёл.
Из судовых заметок.
Слишком большое для своих природных параметров животное выбежало на открытую площадку камбуза. Его жирное колбасообразное туловище, мелко вибрируя, шныряло между столов. Его длинный нос, выискивая какую-нибудь поживу, то и дело шнырял по сторонам. Через пару мгновений показались ещё
несколько довольно крупных эмпирических экземпляров. Матрос-охранник, поставленный стеречь неизвестно что, имитируя грозную атаку, терпеливо и методично прогонял непрошеных гостей. Сначала его сердце при виде мерзких, опасных тварей испуганно ёкало и он, преодолевая отвращение и страх, с прорывающимися хрипами бросался на врага. Враг трусливо бежал, ища спасение в разных шхерах нижней части корабля, сбегая по ракетной шахте или по трапу вниз – прочь от странного дерганого великана. Но мало-помалу постовой привыкал к созерцанию длиннотелых чудищ, их присутствие всё меньше ужасало его, и он всё меньше обращал них внимание. Пусть хоть на головах стоят, лишь бы к нему не лезли! Крыса-разведчик, разгадав тайную психологию противника, догадалась, что скрытый страх присутствует даже у двуногих гигантов, а преступный крысиный социум вполне может вызывать дрожь в стане неприятеля. Словом, она поняла, что охранник не будет, да и не сможет причинять им вред, если к нему не подходить ближе, чем на метр. А убежать, так это никогда не поздно! Если бы охранник понимал, что разведчика следует локализовать, дабы предупредить утечку важнейшей информации в штаб неприятеля! Обнаглевшие от безнаказанности, жирные серые разбойники пошушукались и, две из них, развлекаясь, бросились на ноги матросу. Перепуганный насмерть подводник, вопя, как полоумный, затанцевал, подбрасывая ноги кверху, словно кто-то швырнул его на огромную раскалённую сковороду. Да лучше бы он сейчас участвовал в каком-нибудь морском сражении! Тогда у бойца страху было бы куда меньше! Преодолеть отвращение и ужас перед этим древнейшим врагом человечества было задачей практически невыполнимой. Услыхав истошные крики охранника, из сонных кают повыскакивали переполошённые матросы.
– Бобёр, ты чего, охренел что ли, спать не даёшь?! – возмущённо кричали юные морские мужи, краснея заспанными лицами в узком проходе между шахт.
– Сами и воюйте с ними тогда, – оправдывался он, – Эти твари уже совсем обнаглели, на ноги бросаются! Вот я и решил экстренно подмогу вызвать! Нужны дополнительные силы. В общем... батальоны просят поддержки!
– Другие дежурят, поддержки не просят...
– На других они что-то не нападают...
– Ладно, я пойду помогат, – выказал желание верный друг – турбинист-испарильщик Жанбырбеков.
– Спасибо, Жан, выручил – к двоим они точно не подойдут! – облегчённо вздохнул Бобров, – Таких огромных я ещё не видел – почти сорок сантиметров длинной. Без хвоста! А с хвостом...
Это был вовсе не тот случай, когда у страха глаза велики. Отожравшиеся на казённых государственных харчах, короткошерстные пожиратели чужих паек в действительности больше напоминали поросят в миниатюре, нежели обычных нормальных серых крыс... На корабле им давно уже была определена новая видовая классификация: Серые Мучные Мутанты или Беспощадные Трюмные Убийцы.
Бобров и Жанбырбеков, прикомандированные на время похода к чужому экипажу, вместе проводили боевые тактические вылазки против этого грозного недруга. Расставленные в корме и четвёртом отсеке самодельные капканы приносили команде по несколько свежих вражеских хвостов в неделю. Староватая, несколько запущенная лодка прятала в своих железных недрах целые отряды проклятых оккупантов. Будучи уже в походе, командир корабля сделал хитрый стратегический ход. Вот уж воистину – пока крысы не обнаглеют, капитан не перекрестится! Он пообещал отпуск каждому, кто предоставит ему в конце автономного похода пятьдесят крысиных хвостов. Понимая, что в одиночку это сделать невозможно по определению, капитан приказал всем охотиться индивидуально. Однако матросы тоже были не настолько глупы, чтобы не понимать его военно-стратегическую хитрость.
– Вот же гад, хочет и от крыс избавиться и в отпуск никого не отпустить! – возмущались матросы, – Но мы поступим по-другому.
В ловле участвовали больше половины матросов экипажа. Даже некоторые сознательные офицеры помогали им в этом нелёгком, но благородном деле. Действовали командами. Наши герои, осознав, что вдвоём совершенно не реально справиться со столь тяжёлым заданием, стали отдавать хвосты турбинистам в общий котёл. Матросы уже позже, всем гуртом решали, кто из них пойдёт в отпуск. После отпуска избранный счастливчик должен был рассчитаться со всеми своими кредиторами по минимуму. А в каком эквиваленте будет отдаваться долг, в духовном или в материальном, это уже решать сторонам. А кто-то и вовсе ни чего не требовал за свой скорбный труд. Таким образом, экипаж к концу автономки практически полностью избавился от коварных неприятелей в лице гангстерских сообществ серых крыс. Командир корабля после похода, скрипя крепкими жемчужными зубами, отправил несколько матросов в заслуженные отпуска.
Вообще бои в лодке с усатым и зубастым врагом шли по всем возможным направлениям. Однажды Бобров, находясь на камбузе, точно метнул крупную свеколину и убил матёрую крысу-няньку. Шаров, устало волочась с вахты, насмерть растоптал перебегавшего ему дорогу наглого четверолапого подростка. Также в четвёртом отсеке были рассекречены и уничтожены несколько пунктов дислокации воинских сил и детсадов противника. А один из них – прямо в каюте турбинистов. Жанбырбеков, лёжа на коечке, услышал подозрительный высокочастотный звук, исходящий откуда-то снизу. Откинув к стене свою законную лежанку, он с ужасом увидел...
Под откидными нижними койками, как правило, складывались любые продовольственные товары, такие как рис, мука, гречка. Потому как на провизионных складах места не хватало – ведь по правилам продукты в море брали в расчёте на год, хотя дальний поход продолжался всего три месяца.
В прогрызенном мешке муки, тонко пища, извивалось с десяток маленьких чужеродных розовых тел. Ловко придумано, устроить жилище прямо в продуктах! Проснулся, не вставая – пожрал, справил надобности – и дальше спать! Конгениально! А ход, для удобства доступа в садик был выгрызен прямо под мешком. Пока ползёшь проведать малышей, разрезая острой мордочкой муку, заодно на ходу завтракаешь! Теперь всем сразу стало понятно, почему наши вонючки через одного страдают такими общечеловеческими заболеваниями, как ожирение, и прогрессирующие акселерация и гигантизм.
Вот такие вредные твари. А чего стоит жизнестойкость этих неистребимых грызунов! Стоит одной такой сладкой парочке в поисках нового жилища забежать на чистый доселе корабль, и тогда при наличии провизии, всего через месяц этих подводников на судне станет в десятки раз больше! А вывести их полностью потом будет архи сложно. Если не сказать – почти невозможно.
Всем известно, что крысы хорошо чувствуют приближающуюся беду, и это почти стопроцентная правда, но... плохо одно – бежать с подводного крейсера некуда. Остаётся только метаться по кораблю, бегая по палубам и трапам вверх и вниз головой. Так что устойчивый фразеологизм – "А куда они денутся из подводной лодки!" – относится ко всем живым – ползающим, бегающим, и, даже прыгающим субстанциям на корабле.
Из всего вышеизложенного следует – расхожее мнение о том, что крысы водятся только на надводных кораблях – это всего лишь взгляд обывателя на эту проблему. А восприятие обывателя, как все мы знаем, чудесным образом настроено преимущественно на телевизионные частоты. Иначе говоря, его мозг – это жертва волшебной коробки под названием телевизор. Или уличного сарафанного радио.
Бог с ними, с обывателями. Наши верные сигнализаторы беды, предвестники фатальных бурь и штормов побывали буквально везде и перепробовали почти все экстремальные профессии. Первым делом, ещё много веков назад, многие из них стали моряками. Затем – шахтёрами, шофёрами, лётчиками, поварами и даже, наверное, космонавтами. Правда, точно не знаю, летали ли они на Луну. Если нет – то, вероятно, это всего лишь вопрос времени...
ПРОДОЛЖЕНИЕ АВТОНОМКИ. МОЛОДОЙ НЕЗДОРОВЫЙ СОН
Я не спал! Я просто длинно моргнул!
Матрос Синепупкин.
Когда в дальнем походе всё идёт, как положено, "без рывков и эксцессов", чего греха таить, жизнь и служба начинают казаться однообразными и скучными. Но я не сказал, что служба бывает, скучна для молодых бойцов! Для них автономка проходит на одном дыхании – старослужащие матросы и офицеры так насыщают их жизнь различными интересными событиями, что как говорится – мама не горюй! Профилактические работы, приборки, учения, плановые ремонты, внеочередные вахты разноцветным калейдоскопом мелькают перед глазами, сжимая поход в одну мизерную, едва уловимую вспышку времени.
Ну а чего же годки, чего же дембеля? Ведь для их закалённых тел и умов это всё привычно и просто, как дважды два. Суровыми морскими буднями их не удивишь. Правда... можно озадачиться созданием дембельского чудо-альбома со вкраплениями фотографий братьев-подводников, который впоследствии прочно и навсегда войдёт в ранг домашних реликвий и раритетов, став одной из главных достопримечательностей семейного дома-музея. Можно развлечься уборками трюмов, тренировками и добавочными боевыми учениями, организуя их в среде молодых бойцов. А можно немного нарушить дисциплину. Например – натырить с помощью корыстного провизионщика Раздыряйко чего-нибудь вкусненького и одурманивающего мозги и, перетащив дефицитные товары в машину девятого, употребить всё это богатство внутрь. Вермут – такой чудесный и сказочный аперитив, мечта советского гурмана – чем не повод для выработки пары-тройки лишних граммов адреналина! Вещь, часто находящаяся за пределами мечтаний, ради постоянного доступа к которой, любой моряк готов рискнуть. А рискнув, снова спеть под гитару... в машинном отделении девятого отсека.
Такое раньше бывало. Экипажный исполнитель наотрез отказывался брать в руки гитару.
– Что-то я сегодня не в голосе! – Сергей, для подтверждения своих слов, потрогал горло и слегка покашлял. На его спине выступил холодный пот. Акиф, этот дошлый "конферансьерж", этот талантливый рулевой, этот мастер на все руки... Тот, под чьим влиянием почти два года назад он начал осваивать хитрый шестиструнный инструмент. Он сейчас здесь! Да, задачка усложнилась – сегодня
народу больше, чем обычно. Кроме турбинистов, собрались годки со всех боевых частей. Не-ет, уж лучше я выжду время и, когда никто не будет ожидать, ударю звонким аккордом по нервам...
– Да не заморачивайся ты, – шепнул ему Оськин, желая поддержать друга, – Акиф, по сути, кроме одной песни ничего больше не знает!
Бобров, вздрогнув от звуков голоса Олега, мгновенно вынырнул из волны ментальных завихрений.
– Да пусть поёт! Не всё ж мне... – тоже шёпотом ответил он, наивно полагая, что кроме Олега его никто не слышит. Но всё было с точностью до наоборот. Оськин настойчиво продолжал колебать тяжёлый отсечный воздух, пытаясь что-то доказать другу, совершенно не слушая, что тот отвечает. А вот остальные...
– Всеобщее презрение! – проявил инициативу Шаров, ткнув пальцем в сторону отлынивающего певца.
– У-у-у, с-сука! – без особых эмоций, стандартно выкрикнули все до единого участника аперитивной посиделки и традиционно, без огонька рассмеялись.
Сергей, нисколько не обидевшись, отмахнулся и хрипло произнёс:
– Да ну вас! Давай, Акиф, пой уже! А ты, Шарик, не обольщайся, сегодня ты тоже не избежишь этой участи! В смысле, следующая песенка будет за тобой...
Главный корабельный старшина Акифеев, в очередной сотый раз за свою службу, помпезно согласился исполнить свою любимую песню об армии. Подогретый всеобщим вниманием и просьбами, он задрал нос кверху и дал к песне громкий разъяснительный комментарий:
– Представляю аудитории – переделанный хит Красноярской рок-группы! Итак, прошу любить и жаловать – Девятый район – Полковник Дубови-ик!! – крикнул он, держа в руках переходящий ценный приз – всё ту же потертую, исцарапанную гитару.
Акифеев, будучи прекрасным гитаристом, всегда при этом оставался певцом одной песни; почти за три года службы никто из его уст никакой другой вещи ни разу не слыхивал, и услышать уже не надеялся. Однако на качество исполнения этот печальный факт никак не влиял. Напротив – чем больше упрямый старшина её шлифовал, тем более стильно она у него выходила. И без сомнения, душевность его сочного вокала со временем стала достойна первоисточника. Никто так и не смог понять, почему с такими данными странный музыкант никогда не брался за другие песни. Правда, проскочил однажды злой слушок, что прочие вокальные композиции у рулевого попросту не получаются. Но обсуждать эту тему он очень не любил! Уговоры спеть что-либо ещё, никогда не помогали и, как следствие, вели к конфликту. Проще говоря, можно было легко нарваться на грубость.
– Давай, Акифеев, рули!
Гитарист бойко ударил по струнам, и дребезжащий плавающий звук плохо отстроенного инструмента поплыл по отсеку. Нетерпеливо оттарабанив проигрыш, гордый старшина взорвал свои голосовые связки низким хриповатым певучим басом:
Шаго-ом: марш!
Песню запее-вай!
Заместитель, вашу мать,
Хватит лекции читать...
Приказ понятен напрямик -
Есть! Полковник Дубовик!
Сейчас покрасим всю траву,
А тот, кто против – на губу!
Приказ понятен напрямик -
Есть! Полковник Дубовик! -
Повеселевшие моряки хором выкрикивали тематически переделанный текст песни, и смешная смысловая каша густой вязкой массой быстро текла по пайолам:
Мы здесь три года без любви
И без алкоголя...
Зовут нас просто моряки,
Мы не вольны в море,
И нам понятна с пары слов
Суть военного закона:
Чем больше под водой дубов,
Тем крепче наша оборона!
Всем апокалиптически, до боли в груди нравилось сие простое, душевное произведение. Никого совсем не интересовало, что основу его составляют всего лишь три ключевых аккорда, гоняемых по кругу умелой жилистой рукой. Три аккорда, составляющих хитрый музыкальный треугольник. Три аккорда, добавляющих в композицию медитативной перчинки. Три аккорда, вечных и неистребимых, великих и могучих, как начало света. Три аккорда. Ну и пусть, собственно, будут три, а не четыре, не два и не пять. Ведь всем им сегодня так этого не хватало.
...Тем крепче наша оборона!
На месте: стой!! Раз, два...
Началась очередная вахта, каких бывает множество в жизни любого моряка. Зевота, ещё одна близкая родственница старого лукавого Гипноса уже овладевала душами матросов. Страшная и коварная хищница, предательски нападающая только из-под тишка, ни на секунду не желала выпускать их из своих цепких и коварных объятий.
Надо думать, в принятии на грудь больших доз даже хорошего вина, есть не только плюсы: когда оно начинает выветриваться, до гнусности хочется спать. А монотонно звучащие механизмы играют в этом предательском деле отнюдь не последнюю роль...
Оськин, тщательно проверив параметры паровой системы, излазил всю машину и трюм в поисках какого-нибудь дополнительного рода деятельности. Очень не хотелось чувствовать себя сонным.
– Зёма, ты что-то потерял? – дружески улыбаясь, заинтересованно спросил его Бобров, – Битый час уже лазишь по машине!
– Здесь что-то не так, – пробормотал Олег, обращаясь как бы к самому себе. Он подвигал глазами вправо-влево, будто пытаясь раскрыть предполагаемое преступление. Его мозг словно анализировал возможные последствия чьих-то негативных действий. Оськин резко развернулся и продолжил поиски предмета икс.
– Да что с тобой? – испугался за друга Сергей.
– Вот ответь мне, что за тайна скрывается в стенах этого металлического замка?! – вопросом на вопрос ответил Оськин, – Я чувствую – здесь есть какая-то неполадка или... физическая аномалия. Я чувствую, я всегда чувствую, – понизив голос почти до шёпота, загадочным тоном добавил он, глядя куда-то вдаль сквозь собеседников. Мгновение спустя, новоявленный детектив уже бегом мчался к паровой бочке.
– Вот бедолага, совсем свихнулся! После последнего поступления воды у него началась какая-то… паранойя! – пояснял Бобров Жанбырбекову, сам, однако, немного побледнев, – Аварийные тревоги и соревнования по марафонскому плаванью с америкосами для него не прошли бесследно, – с некоторым сожалением заключил он.
– А-а, – сипло протянул Жан и понимающе кивнул головой, – Понятно – крыша потёк.
Парни подсознательно понимали, что с Оськиным, конечно же, всё в порядке, что не может он вот так просто взять и сойти с ума. Однако то самое, первое, субъективное навязчивое мнение друзей о рассудке своего сослуживца сохранялось ещё всего лишь пару минут. Засечём время.
Через пятнадцать секунд после слов Абдижаппара, Оськин выскочил из-за бочки, подбежал к друзьям и, светясь яркой, загадочной улыбкой, важно сложил руки за спиной. Невесть откуда взявшись, из грубого неотёсанного гиганта мутным светом подводных Химер полился вдруг поток околонаучного пафоса:
– Нашёл! – харизматично изрёк он, – Дорогие коллеги, сейчас вы станете свидетелями невероятнейшего явления в науке! Это редчайший, тяжёлый, но, невзирая на всё, очень интересный случай. Хочу вас уверить, и сразу упредить, коллеги, что увиденное может ввергнуть вас в состояние мистического ужаса и шока. Поэтому вы должны быть готовы к худшему. Прошу! – Оськин сделал жест вежливости, пропуская вперед Боброва, Жанбырбекова и Солнцева. Ещё минута.
– Видат его сильно вода залил... – оглядываясь, немного растерянно пробормотал Жан, – Может у него правда глук?
– Ага, если это глюк то он, верно, очень большой. Нет, всё-таки он в последний раз шибко башкой о паровой клапан врезался! – выдвинул своё предположение Бобров, – И чего он там такое мог увидеть? Логово крысиного короля?
– Господа, я всё слышу! Будьте терпеливы и взаимовежливы! И прошу вас, перестаньте, пожалуйста, перебирать варианты ответов! Всё равно у вас не получится угадать... о каком явлении идёт речь! – невозмутимо ответил им Оськин.
Все трое бойца быстро переглянулись и двинулись далее.
Ещё пятнадцать секунд.
Заинтригованные и слегка растерянные коллеги, быстро дойдя до объекта, увидели довольно странное зрелище, далеко выходящее за грани простейшего восприятия. Оно оттого и было странным, что сразу осознать реальность такого явления было невозможно. Ещё тридцать секунд. Стоп, время! Ну, что я говорил – две минуты!
Перед ними, зажавшись между двух труб, сидело существо в форме рядового подводника, со стандартной надписью на нагрудном кармане – эр бэ. Внимание: глаза и рот неизвестного были широко открыты. Объект признаков жизни не подавал и на внешние раздражители не реагировал. Оськин для ясности помахал перед его глазами рукой – реакции не последовало. Затем он снова сложил руки за спиной, задумчиво вытянул губы трубочкой, поправил на носу предполагаемые очки, и важно заявил:
– Да, коллеги, случай в медицине новый, не зарегистрированный. Казалось бы, странный субъект давно помер, но... – Он вздохнул и изящно указал рукой на диковинного матроса: – Ведь дышит же, зараза! Разрешите представить – матрос Синепупкин, Русский, срок службы – полгода, не женат. Сей хитрый индивид полагает, что нашёл-таки простейший способ обманывать нас. Этот крендель, который ещё не выпростал мамкины пирожки, решил таким способом спать на вахтах, желая оставаться не уличённым в этом чудовищнейшем злодеянии, без всякого раскаяния отлынивая от службы Родине. Внимание, господа, как вы все изволите видеть – этот лабораторный экземпляр спит с открытыми глазами! Но ведь нас-то так просто не провести, коллеги...
– Да что ты заладил – коллеги, коллеги, ему нужно просто надавать по бестолковке и все дела... – начал было один из возмущённых слушателей.
Оськин легко отстранил рвущегося вперёд друга и мягко возразил:
– Господа годки, я понимаю ваш благородный порыв, ваш праведный гнев. Но не будемте теперь утруждать себя столь грубой педагогической рутиной. Полагаю, с этим успешно справится наш младший научный сотрудник – прошу, Солнцев, злодействуй! – давая дорогу младшему сотруднику, он мягко отступил на шаг назад.
Пробудив преступника звонкой затрещиной, Солнцев заставил его десять раз отжаться от пола, затем, проверив крепость его грудной клетки, отправил в трюм – чистить конденсатную яму.
– Я его спас, теперь он точно не уснёт, – перевёл дух Солнцев и благодушно улыбнулся.
– Если предположить, что бы с ним сталось, займись Оськин сам его воспитанием, тогда ты его, правда, спас! – согласился с ним Бобров.
– Как всё-таки мастерски у меня получается находить новых кандидатов на чистку ЦГВ! – не сдержался Олег, – а ты, Солнцев, не улыбайся, будешь ему активно помогать! Тот не моряк, кто ни разу не был в этом аду без намордника! Ха-ха-ха! – закончил он, принял театральную позу и рассмеялся демоническим голосом.
Справка. ЦГВ – цистерна грязной воды. Находится в корме корабля. Изредка чистится во время стоянок на пирсе. Нашлакованные на стенах цистерны нечистотные окаменелости, отбиваются до крайней степени тяжело. Нахождение биологических объектов без противогаза и специальных очков, в данном пространстве не рекомендуемо. Мало того, физически невозможно. Потому как глаза и лёгкие разъедаются в считанные минуты резким и острым, как нож запахом...
У Боброва при упоминании о ЦГВ снова тяжело закружилась голова. Но вовсе не из-за брезгливости. Это была целая личная история, особенность, отбрасывающая на подводного адепта лёгкую тень анормальности и визионерства. Никто ни в состоянии был объяснить эту странность, в том числе и он сам. Всякий раз, когда матрос слышал о цистерне или ранее погружался в неё, у него возникало сильнейшее ощущение повторяемости, словно это когда-то раньше уже случалось с ним. Похожее состояние психики вызывал любой небольшой ремонт, связанный с механизмами в лодке... Вот и сейчас симптоматический рецидив, повторный приступ болезни, сопровождаемый небольшим головокружением, снова возобновился, и даже с большей силой, чем ранее. Может быть, в прошлой жизни он создавал, ремонтировал или обслуживал подводные корабли? Если брать в расчёт верность теории о реинкарнации, конечно. Это состояние психики или, может быть какой-то долговременной памяти, сильно отдавало сверхъестественностью, мистичностью. Это находилось за пределами сознания, и поэтому всегда немного пугало. Нас всегда пугает неизвестное и непознанное. Трудно было сказать, что это, диагноз какой-то болезни или просто ранимость психики, так часто встречающаяся у натур творческих.
Как бы всё ни было гладко, но эксцесс всё же снова произошёл. Кто-то доложил командиру корабля о том, что старослужащие баловались намедни вином и гитарой в машине девятого отсека... Кэп снова вызвал годков в центральный пост и "мягко" отчитал их за очередные нарушения боевого распорядка.
– Кича, – сказал он, и многозначительно поднял кверху указательный палец, – Кича снова плачет по вам, товарищи матросы! Вот такими слезами, – Командир сжал пальцы в кулак, показывая примерные размеры слёз, – И видит бог – после автономки вы у меня вновь отправитесь в место не столь отдалённое от города!
– После апрельского приказа, товарищ капитан первого ранга? – тонким голосом пискнул Бобров. Его вопрос был вполне логичен, – Мы вернёмся в начале июня, таким образом, переслужим почти два месяца...
Капитан, низко мыча, пожевал губами, ещё немного для приличия попугал будущих дембелей, и отправил их по каютам...
А удивлённым матросам оставалось только продолжать обсуждение самой насущной текущей проблемы – кто же это с такой удивительной лёгкостью, почти играючи сдаёт их капитану? Каждое их действие, хотя бы немного расходящееся с положением устава, в тот же день становилось известно командиру корабля. К концу автономки он сам "не выдержал" и, вызвав к себе годков, с лёгким сердцем выдал им стукача.
– Как же так, моряки, вы вместе служите, иногда вместе пьёте, слушаете музыку, а он вас постоянно сдаёт. Он меня самого уже достал – через день да каждый день бегает сюда с докладами! Я сам стукачей не люблю, поэтому и вызвал вас... – кэп нервно тряхнул головой, ловко убегая глазами от встречных взглядов.
Желая контролировать действия старослужащих, капитан до конца похода сохранял в тайне физический объект, через который утекает запретная информация... Когда объект стал более не нужен, он с лёгкостью, как отработанный материал, выбросил... точнее, сдал его.
Капитан не мог не понимать, что отдаёт наушника на растерзание старослужащим, но всё равно сделал это. Почему? Ну, видимо, не любил он стукачей. Но, правда, пользоваться их услугами, ох, не отказывался!
Предателем оказался пронырливый полторашник – юморист и балагур, с виду рубаха парень. В меру образованный и потрясающе коммуникабельный. Да не важно, какой специальности он был, и как его звали.
Решили его пока не трогать. Но, по прибытию на базу несчастному досталось по полной программе. Мотивы и замысел его "преступлений" были раскрыты. Просто и банально до разочарования – хотел заработать на отпуск домой, а заработал синяки по всему телу и не шуточное всеобщее презрение. Надо признать, он оказался парнем крепким, на боль не жаловался, а за побои ни кого не сдавал. Извинялся, наверное, искренне раскаявшись... Как ни странно, нашего антигероя простили. Его пошатнувшийся негласный статус настоящего подводника постепенно был полностью восстановлен. Такое бывает крайне редко... Но, видимо, надо уметь прощать.
СОВСЕМ ПОСЛЕДНИЙ, СОВСЕМ ХОЛОДНЫЙ
Морская душа – это душа нараспашку.
Душа нараспашку – это перешитая, испорченная в хлам, форма одежды.
Перешитая, испорченная в хлам форма одежды –
это вечный бой с непосредственным начальством, который вот уже два века
никак не может стать последним.
Во времена скрытой от глаз холодной войны, когда торпеды выплёвывались лодками, вероятно, не только во время учений, личному составу кораблей обычно мало чего докладывали. А есть ли смысл знать какому-то матросу, зачем только что в никуда отправилась боевая торпеда? А кто ж его, кроме дьявола в главном штабе небесного флота знает, куда полетела ракета? Ну а если лодка найдёт здесь могилу свою, то спишут всё на ошибку радиста, рулевого или штурмана. Или какого-нибудь нерадивого матроса. Да и вообще, кто её азуху-мать знает, чего там с ней приключилось? Ну, было поступление воды, был пожар, было столкновение со скалой, ну и что? А почему этому суждено было случиться...
– Нет, не дадут нам дожить до дембеля – точно утопят! – орал огромный матрос, брызгая слюной на паровое колесо, – Ну что это за автономка – опять в клоаку попали. Ни как не дают нам спокойно на базу вернуться, мстят за то, что мы, невзирая на всё, удачно провели боевую службу. Ты слышал? Ну вот – опять!
В очередной раз раздался непонятный шум, и лодка слегка провалилась вниз. Снова давление пара зашкаливало, вращая турбину на полную мощь. Три тысячи двести оборотов в минуту жутко выли, отображаясь внутри черепных коробок тяжёлой психоделической музыкой. Махина, размером более пятиэтажного дома неслась со стремительностью движения автомобиля, идя под водой со скоростью почти в тридцать узлов.
Они снова нарвались на глобальные учения седьмого американского флота!
– Радисты говорят, что нас уже не впервые потчуют глубинными бомбами, – сказал Бобров, заметно нервничая, – Но я как-то не думаю об этом всерьёз. Они просто пугают – мимо бросают. Ведь не война же!
– По-твоему, это игра в морской бой за школьной партой?!
– По-моему…
– Машина – пульт! – раздалось в динамике, – Сбавить давление и обороты! Кэп решил развернуть лодку!
– Пульт – машина! Есть, сбавить...
– Идём обратно к Америке? – съязвил Оськин, скорчив гримасу неопределённости и постучал себе микрофоном по лбу.
– Чего ты там стучишь?! – заподозрил Шутов что-то неладное, но, усмехнувшись, ответил: – Нет, шмальнём напоследок. Всего-то делов – америкосам тычку в рыло, и домой!
– Если вернёмся база, его турма посадат... Нарушаль режим боевый служьб, – голос Жанбырбекова заметно дрогнул.
– А кого это сейчас заботит? – отрешённо махнул рукой Бобров.
– Лучше турма сидеть, чем риба кормить, – оживился молчаливый Рюмин.
– Не, ну нормально! А о нас он подумал, о дембелях? – Возмущённо захрипел Оськин, проигнорировав мнение Рюмина, – Нам то, это, домой уже пора! На дворе – май месяц!
Всё присутствующие в машине неопределённо переглянулись.
– На каком дворе? И причём тут дембеля? Вот шутка! – пожал плечами осмелевший Рюмин и ухмыльнулся. После чего рядовому маслёнщику пришлось быстро спрятаться за большой паровой бочкой, куда его в порыве гнева загнал разозлённый Оськин. Суть в том, что по причине негабаритности своих размеров, паровик туда проникнуть просто не мог.
Везучая лодка неслась на всех парах, снова терпя преследование и издевки Американской надводной группы кораблей, в состав которой входил даже эскадренный авианосец.
Неизвестная субмарина вынырнула под рубку, сурово и молча взирая в сторону чуждой армады. Скрытые под водой крышки шахт бесшумно разверзлись и закруглённые торцы торпед тусклыми фонарями засветились в носовой части корабля. Её аппараты были на боевом взводе. Её команда – в состоянии полной боевой готовности. Это случилось недалеко от границ территориальных вод противостоящих держав. Сверхновая субмарина впервые показала противнику свой мощный чёрный корпус. На этом досадная погоня резко прекратилась. Кто это был, Волгин пока не знал. Радисты с преследуемой лодки послали сигналы благодарности крупному подводному объекту. Ответа не последовало. Через минуту страшный подводный сосед исчез, словно большая белая акула, уйдя в глубину.
Не сознавая степень опасности, от азухи никак не мог отлипнуть только Орион, военный самолёт США.
– Follou the Russian submarine! – Следуем за Русской субмариной! – повторяясь многократным эхом в ушах связистов, звучал радиоперехват.
– Противник условно уничтожен! – хвастливо сообщал эсминец о результатах своих учебных действий.
А хрена вам лысого по всему интерфейсу не надо? Мы целёхоньки и совсем не условно идём к родной базе! Скоро будем дома водку пить и безобразия нарушать! А вы... вы потрясайте своими ядерными мускулами дальше! Может вам их когда-нибудь ур-режут...
Орион, кружась в небе серой металлической птицей, вдруг потерял из виду преследуемую подлодку. Через пару минут вниз полетели новые сверхдорогие произведения техноискусства – оранжевые радиобуи. Русские моряки, не будь дураками, быстро, оперативно и своевременно нейтрализовали современные продвинутые игрушки для взрослых дядек. Нейтрализовать по Русски означает – отнять, забрать, присвоить, то есть определённый предмет игрек, бывший вашим, вполне логично и заслуженно становится нашим. Глубоко погружаться и не думали. До морской границы оставались считанные мили, и при всплытии на перископную глубину, с главного штаба капитану пришли данные нашей разведки – недалеко от Камчатских берегов был обнаружен американский подводный атомоход. До свиданья КПУГи, не родные, не любимые, в гробу видимые! Здравствуй, Огайо – дорогая, нежданно рассекреченная! Кэп, довольно усмехнувшись в усы, отметил на карте её координаты... И вдруг отчаянный капитан принимает неожиданное решение.
Команда срочное всплытие прозвучала неожиданно, больно резанув чуткие уши моряков отчаянным призывом... Для многих это было, как ножом по горлу. Звук ревуна, сверлящий внутреннее пространство, на всякий случай организовывал бойцов и держал их в готовности...
Под удивлённые возгласы иноземных пилотов чёрная лодка, подняв волну и пену, морским китом вынырнула из глубины и спокойно продолжила своё движение! Растерянные американские лётчики стали махать ей своим серебряным крылом, всеми силами стараясь показать своё миролюбие. С Ориона вниз полетели мешки с "гуманитарной помощью". В них было всё – от пепси-колы и жевательной резинки до коньяка с шоколадом. Наши мореманы, недолго думая, снова приняли взаимопомощь. Конечно, все понимали, что это издевательство – мол, хлебайте лаптём из шапки-ушанки, дикие Русские! Только что инструкций по пользованию подарками не вложили. Но всё равно, от неожиданно свалившихся с неба презентов никто не отказался. Тут и там внутри усталой подлодки вдруг стали появляться прилепленные к пайолам жевательные резинки и валяющиеся обёртки от шоколада с чуждыми не славянскими текстами. Эх, Россия...
И вдруг капитан делает последний, контрольный ход. Что-то странное, победоносное, уверенное летит в эфир и вот уже шокированные лётчики слышат по рации координаты своей атомной подлодки! Ведь даже лётчики не знали, где находится их лодка – потому как информация была засекречена и вдобавок ко всему, корабль был вне зоны досягаемости бортовых средств разведки самолёта. Как наши подводники это сделали, пилоты так и не поняли. Решили, наверное, что у проклятых Русских опять появилось какое-нибудь сверхновое передовое средство слежения. Вконец сконфуженный Орион, кружащийся уже на краю чужой территории, махнув крылом на прощание, растворился в дрожащем морском воздухе. А невозмутимая лодка, лёгкой тенью скользнув под воду, снова скрылась с глаз мирового сообщества. В это же самое время, наш маленький, вредный Китёнок , злобно урча, гнал рассекреченную американскую Огайо типа Аляска прочь из своих государственных территориальных вод. Нечего тут воду мутить! Идите, вон, к себе в Калифорнию, рыб пугать и охранять муравейники на пляжах Малибу!
Через несколько дней наш любимый корабль, почти целый и невредимый, в надводном положении счастливо проходил мимо трёх каменных братьев. В штабе флота, узнав о конфузе, который устроил американцам капитан, не стали наказывать экипаж за самодеятельность. А это уже почти награда. Но всё-таки стоит сделать поправку и напомнить о советско-российской действительности, где, как обычно наказывают, если не за одно, так за другое.
На берегу экипаж и капитана Наваги отнюдь не торжественно встречал сам командующий ТОФ со свитой.
ДЕМБЕЛЬСКИЙ ВАГОН. ЗЛАЯ ГОДКОВЩИНА
"Неуставные взаимоотношения отцов и де;дов".
Вторая не написанная книга устава воинской службы.
(Глава первая, абзац третий)
Трясясь и раскачиваясь на крутых горках, дембельский вагон весело мчался вперёд. Как в желанном гражданском сне мимо проплывали ветви зелёных деревьев, картинки голых сисястых баб и разноцветные таблички с корявыми надписями "До дома родного минус пятьдесят дней". Всё это великолепие быстро мелькало перед замутнёнными взглядами парней в полосатых майках.
– Машинист Залетайко! – кричал, вцепившись руками в спинку изрядно шатающейся койки, какой-то розовощёкий от дозы флотского шила дембель.
– Я! – бодро отвечал матросик, едва заметный на фоне крупногабаритных типов почти гражданской наружности. Громоподобный голос мальца совсем не соответствовал его тщедушной внешности; когда он говорил, впору было завертеть головой, в поисках источника столь грозного рыка.
– Полегче тряси вагон, а то у меня скоро кишки наружу полезут! Это тебе не харю в трюме давить, дрищ палубный! Тут нужен особый подход... Ишь, раздухарились! – выл какой-то тощий дембель, выглядывая из окна необычного состава.
– Если стряхнёшь Оськина на палубу, до демобилизации точно не доживёшь, дух! – советовал ему другой, но тут же делал поправку: – До нашей демобилизации!
– Есть, поменьше трясти койку! – продолжал посылать в воздух раскаты грома ответственный за вагонную тряску, подпрыгивая, как на мокрых ступеньках, своим сочным басом.
Дембели, сделав корректирующие замечания, со знанием выполненного долга продолжили своё воображаемое путешествие.
– Чух-чух-чух! Чух-чух-чуххх... – пыхтели сбоку парочка долговязых звукоимитаторов, изображая стук вагонных колёс; группа любительской пантомимы, вращая локтями и перебирая ногами на месте, давились молодецким смехом, проявляя здоровое чувство юмора, солидарность и понимание традиций. А традиционность сюжета заключалась в "виртуальной" отправке домой переслуживших, переспевших свой срок дембелей. Хотя бы понарошку отправить, и то ладно...
– Я не понял, полторашники, а чё вагон то так медленно едет?! – Поднял голову с верхнего яруса растревоженный бывший турбинист Оськин. Два метра его мускулистой плоти, гранитной глыбой нещадно продавливали казарменную койку. – Это что, по-вашему – скорый поезд?! Деревья и надписи должны мелькать быстро и качественно! – в заключение громко добавил опасный пассажир, закрепив сказанное режущим воздух ребром лопатообразной ладони.
Усилиями вышеназванных бойцов, "духи" с сосновыми ветками и табличками в руках, ускоряя бег по замкнутому кругу, затопали чаще и дембеля наконец-то стали быстрее приближаться к заветной табличке "Дом родной".
Высокий, похожий на Калифорнийскую Секвойю, тамада Шаров важно вышагивал по центральному проходу. Его задранная на затылок пилотка и большие пальцы рук, заправленные под форменный ремень, говорили о решительном настроении – настрой главнокомандующего казарменной флотилией был вполне творческим, если не сказать художественным. Детали эксклюзивно рисующейся в воздухе картины, всё больше принимали помимо развлекательных, ещё и причудливые воспитательные узоры.
– Итак, подводники! Сегодня у нас особенный день, – начал Шаров своё обращение к народу под вселенский грохот мчащегося вперёд многокоечного состава, – Кроме чудесной отправки дембельского вагона в долгожданные необозримые родные дали, сегодня сразу у двух бывалых моряков дни рождения! Прошу аплодисменты! – Шаров протянул указующую десницу в сторону вагона. Два именинника выглянули из "окон", поприветствовав широкими взмахами рук, стоящий на перроне и орущий громовое "Ура!" народ, – А теперь немного прогнозов лично от Олега Андреевича: вот-вот произойдёт незабываемое на флоте событие – матрос Раздыряйко сегодня, наконец-то, торжественно вступает в законную и заслуженную ефрейторскую должность! Окорочок, в позу!
Чтобы лучше прояснить ситуацию, скажем проще: третьего дня означенный матрос Раздыряйко пошёл на повышение; решив ускорить свой карьерный рост в конце автономного похода, теперь уже бывший матрос с готовностью подставил свои узкие плечи под тяжёлые свинцовые ладони старпома, в каждой из которых находилось по ноль целых, пять десятых награды... Проще говоря – безраздельный властелин мучных изделий, круп и тушёнки получил звание старшего матроса... Ура.
Провизионщик Раздыряйко по прозвищу Окорочок, сверкнув новыми жёлтыми однополосными погонами, тяжело вздохнул, нагнулся, закрыл глаза и получил два хлёстких удара пряжкой ремня по заднице. Громкие щелчки начищенной до блеска металлической флотской символикой по пятой торговой точке были немедленно встречены весёлым смехом и рукоплесканиями.
– Поздравляю вас с очередным воинским званием, то-ва-рищь стар-ший мат-рос! – торжественно объявил Шаров, разбив последнюю фразу по слогам. Было заметно, что ведущий, освещая данную тему, едва сдерживает свой справедливый гнев. Беспристрастного отношения к текущей теме от него ожидать не приходилось: – Не слышу радостного повизгивания, господин стармос!
– Служу Советскому Союзу... – невесело промямлил полторашник Раздыряйко, потирая ушибленный зад.
– Не слышу! – невозмутимо повторил Шаров.
Новоиспечённый стармос узрел вверху гневно сверкнувший взгляд Оськина и сжатый пудовый кулак турбиниста. Эта опасная смесь из двух ядерных аргументов для поощряемого была, как не высказанная пока ещё вслух ключевая фраза. И хоть расстояние до Олега было приличным, провизионщик понимал, что спуск гигантского лежачего монумента с коечки на казарменную палубу – это всего лишь вопрос времени.
– Окорочок, испортишь всему экипажу представление – я тя урою! – глухо прогудел монумент.
– Служу Советскому Союзу!! – повторил старший матрос, только на этот раз звонче и веселее. Вымученная улыбка исказила его физиономию. Картофелеобразный нос, растянувшись вдоль лица, увеличился вдвое.
– Отлично! Моряки, никогда не теряйте, подобно корыстному провизионщику Раздыряйко, высокого звания простого матроса, найти потом его будет сложно, если не сказать, невозможно – рексы не позволят! – отпустил на волю творческую инициативу Шаров... немного добавив от себя.
– Это уже не по тексту Шарик, я так не согласен! – возмутился провизионщик и, чтобы совсем не потерять лицо, гневно вздёрнул брови кверху.
Но его слабый протест был молниеносно отклонён:
– Иди на хрен Окорочок, хоть и это тоже не по тексту! – отпарировал Шаров, – А теперь, уважаемые зрители – визуальная демонстрация законных печатей, как доказательство абсолютной подлинности выданного документа!
Окорочок с очередным вздохом страдания приспустил штаны, и все увидели два красных флотских краба, чётко отпечатавшихся на фоне его белого зада, не тронутого жгучими лучами солнца.
– Подтверждаю при многочисленных свидетелях и наблюдателях: печати соответствуют подлинным, и присутствуют на нужном месте! – Объявил Шаров и, как ни в чём не бывало, продолжил работу конферансье: – А теперь вторая часть Марлезонского балета: месяц назад у нас произошло знаменательное и до боли и скуки банальное на флоте событие – многие моряки стали заслуженными карасями! И так как доблестный экипаж К-2** в это время выполнял боевую задачу в море, то отметить сие событие мы не сумели. И теперь, стремясь исправить это досадное недоразумение и развеселить народ, командование решило торжественно и официально посвятить бывших духов в караси!
Большая чёрная муха, устав биться в непреодолимую прозрачную преграду, сладко прикорнула. Но не долог был её чуткий сон. Тяжёлые акустические вибрации казарменной атмосферы подбросили антрацитное брюшко насекомого в воздух. Крылатая гостья, будто испугавшись, что её застанут за этим преступным бездействием – сном вместо бодрого бдения и службы Родине, громко забарабанила винтами своих прозрачных крыльев и стала биться в стекло пуще прежнего. Но этого уже никто не слышал – в помещении мощным океанским шквалом гремел хохот и рукоплескания десятков рук.
Несколько красных от натуги карасей, давясь смехом, выступив вперёд, согнулись пополам и с глухим туком получили по сильному удару деревянной табуреткой всё по тем же известным мягким местам. Горько стеная, поздравленные матросы, дабы не тормозить дальнейший творческий процесс, быстро исчезли в проходах между коечками.
– Следующим номером! Представляю – священная матросская молитва!! – ведущий, не теряя динамику, продолжал сыпать в зал новые, хорошо выстроенные декламации, – Выступает прославленный коллектив краснознамённого эр-пэ-ка-эс-эн! Художественный руководитель – я, Шаров Олег Андреевич. Прощу любить и жаловать деньгами! Труппа артистов – пожалуйте на сцену! – Шаров, согнувшись в глубоком реверансе, показал верхнюю часть напяленной на затылок пилотки. Не отрывая взгляда от пола, он похлопал в ладоши и зал вновь разразился ободряющими приветственными аплодисментами.
Четыре бойца, оккупировав центральную сцену, молниеносно построились в одну шеренгу. Тяжёлые растоптанные гады , натянутые на мозолистые ступни, взлетали высоко вверх, шокируя окружающий мир точностью своего названия; чёрные рабочие говнодавы в такт тексту молитвы громко хлопали по палубе и всякий раз, словно мячики, снова подпрыгивали вверх. Артисты по очереди, речитативом, под громкие крики разгорячённой аудитории, сочными голосами палили из лужёных молодецких глоток странный текст молитвы:
– Спаси нас Бог от ночных тревог, от подъёма раннего шквального, от крика дневального! – отстрелялся первый.
– От караула не узкого, от старшины нерусского, от порядка внутреннего, от развода утреннего! – выпалил второй.
– От занятий практических, строевых и политических, от "губы" позорной, от службы гарнизонной! – пулемётной дробью слов сразил всех врагов наповал третий.
– От самоволок временных, от девок беременных! – разрядил обойму четвёртый.
Но новая быстрая перезарядка боевых рожков была воспроизведена профессионально и без всяких промедлений:
– О Боже, преврати море Азовское в пиво Жигулёвское! – пошёл на второй круг первый.
– А море Берингово и Охотское в шило ядрёное, флотское! – триплетом дали мощный залп первый, второй и третий...
– А еще поскорей сделай из нас дембелей! Аминь! – выдохнул звенящим фальцетом последний, четвёртый. Команда, закончив своё театральное действо, от греха подальше быстро ретировалась под покров частых двухъярусных коечек...
– А теперь, всем, кто отслужил полгода – построиться в одну шеренгу! Одним словом, не пившие морскую воду, не ходившие в море духи, бегом сюда! – раздался среди шума эмоционального возбуждения очередной громовой гуд, – Раздись! Ста-авить! – продолжал напоследок отрабатывать командирский голос Шаров, глядя, как молодые матросы быстро ломают, а затем тут же, по кирпичику восстанавливают порушенный строй, – В одну шеренгу – становись! Итак, духи, поясняю суть вопроса! Полезная информация, специально для вас! Матроса ждут: старшина второй статьи – 45 секунд, девушка – 9 месяцев, друзья – 3 года, мать – вечно! Так вот бойцы, я вам не мать, я буду вас ждать... ровно 45 секунд! За это время вы должны успеть принять форму одежды номер раз...
– ...часы, трусы, противогаз! – как дополнение к сказанному, эхом отозвалось где-то в глубине поезда.
– ...а затем – форму номер восемь!! Время пошло! – И Шаров зажег спичку, наблюдая как...
...бойцы, толкаясь и танцуя в центральном проходе, хаотично сбрасывают с себя форму. Тельняшки, штаны, галанки, гюйсы синими хлопьями летели вниз, безуспешно пытаясь правильно улечься на баночках.
– Время! – Шаров шумно задул догоревшую спичку.
– ...На старт! – глаза тамады роняют разноцветные фосфоресцирующие искры, – Внимание... – и вот уже становится заметно, что данное действо опасно не только для "младшего" матросского состава: – Марш!
В руке вошедшего в раж конферансье, щёлкнув, загорается вторая спичка. Далее всё происходит, как в обратной ускоренной съёмке. Как попало набросанная на баночки форма одежды, хаотично перекочёвывает на жилистые тела суетящихся молодых матросов.
– Смирна!
Когда Шаров незапланированно обжигает свои длинные чувствительные связистские пальцы, воины уже стоят кто в чём. У кого-то галанка наполовину затравлена в штаны, у кого-то гюйс угрюмо свисает с плечей, а символы трёх великих морских побед безнадёжно смяты, кто-то стоит вообще полуголый, а кто-то с таким же незадачливым соседом делит каждый по одной штанине…
– Воистину – форма номер восемь – что на себя напялим, то и носим! – пролаял Шаров и взвод получил, согласно правилам не писаного морального реестра, по заслуженному удару в грудь, – Продолжаем учения по наработке приёмов и навыков молодого бойца!
Растерянные матросы, снова принимают форму одежды "номер раз". Словно на тренировочном полигоне, ломая свои законные спальные места, ловкими кошками перепрыгивают они через спинки двухъярусных коечек наверх и мгновенно отбиваются:
– Полный отбой!
Но их тревожный сон продолжается всего лишь три несчастные секунды:
– Рота, подъём!
Бойцы тёмно-синими муравьями, наперегонки друг с другом, пятясь назад, скатываются с кроватей на пол.
– Становись-разойдись-отставить! – голосит командир, и из камней полосатых тел быстро выстраивается короткая крепкая стена.
– Алё, отцы, почему так медленно сокращаетесь! – Шаров критически приблизил свой крепкий, почти двухметровый корпус к низкорослому взводу молодых воинов и, внимательно оглядев их с высоты своего роста, задумчиво протянул: – М-да, измельчал народец... Всё очень плохо, воины! У годков и дембелей к вам много претензий и замечаний. А то: не умеете по времени ни одеваться, ни раздеваться, ни отбиваться. На зарядку вынос своих рассыпчатых тел осуществляете непростительно медленно! Перед отбоем постоянно приходится заставлять вас мыть ноги и чистить зубы! А боевую задачу по заправке за собой коечек и созданием уголков выполняете из рук вон плохо! Видно мало вас в учебке гоняли сухопутные крысы а погонах! И плохо родители воспитывали. Знали бы ваши мамы и папы, что чистоплотному и спортивному сыну и служится легче и живётся проще, наверно тогда загоняли бы они вас на разные секции, и заставляли бы ноги мыть перед сном! А посему: раз вас не успели правильно воспитать родители, мы будем это делать ускоренными методами! При помощи вот этого популярного реактивного международного предмета, – Шаров показал строю свой крупный, набитый о боксёрскую грушу кулак, – Пока вам не надоест вонь собственного пота и запах изо рта, будете летать на пи**юлях!
В казарме мутным июньским облаком повисла тревожная тишина, и стало слышно, как о стекло бьётся глупая жирная муха.
Шаров сделал продолжительную пугающую паузу и неторопливо произнёс:
– Даже и не знаю, что с вами делать, бойцы. Будут какие-нибудь мнения? – экзекутор крутнулся вокруг собственной оси, ища моральную поддержку у присутствующего сообщества.
– Строгий выговор им! С занесением в грудную клетку! – серым булыжником прилетела жирная реплика из зала и упала на палубу, прямо к ногам ведущего.
Шаров сделал решительный шаг в сторону мгновенно побледневшего строя...
Обширная фольклорная программа могла продолжаться неизвестно сколько, если бы истошный хрип дневального вдруг не прервал представление:
– Шухер! – ещё через секунду "шухер" уже стал на законном основании официален: – Экипаж: сми-ир-на!!! Товарищ капитан второго ранга, дневальный по казарме – старшина второй статьи Кожемякин!!! – рявкнул как можно громче бравый полторашник.
– Вольно! П-панимаешь!
Из полупрозрачной, едва различимой физическим зрением, троица немедленно обратилась во вполне материальную, светонепроницаемую и абсолютно реальную, единую субстанцию.
Как видно, вопреки бытовавшему в экипаже мнению, далеко не все члены коллектива старших офицеров уехали в отпуска – многие из них, словно в засаде залегли на диваны в городских квартирах. Старпом , бычок и небезызвестный замполит предстали перед построенными в ряд дембелями. Моряки стояли, покачиваясь, словно южные пихты на краю дороги к Чёрному морю.
– Что Шаров, – спросил старпом, тупо уставившись в грудь длинного радиста, – моряк пьяным не бывает, его просто качает?
Старший помощник командира, капитан второго ранга Дубовиков был уважаемым человеком в экипаже. Вероятно, опять-таки, благодаря присущему ему флотскому юмору, с которым капитан был всегда на "ты". Благодаря умению держать своё слово, понимать матросов и... и вообще, он был хороший мужик.
– Так точно, тарщ каптан тарого ранга! – почти бодро ответствовал Шаров.
– Штормит... – не подумав, поправил старпома Оськин.
– Матрос Оськин!
– Я!
– Д-дополнять буэшь, п-панимаешь, когда вас об этом прикажут! – рявкнул старпом, как обычно, слегка заикаясь.
– Так точно, тащ... – ответил Шаров вместо Оськина и невпопад отдал честь в строю.
– Девушка отдаёт честь один раз, а матрос – три года! – голосом замполита произнёс главный экипажный пародист Рома Хабибуллиев.
Старпом, в первый момент ничего не поняв, уставился на замполита, затем на Хабибуллиева, скорбно причмокнул и произнёс:
– Скорей бы вас по домам отправили... – он обвёл мутным взглядом самый большой и опасный в экипаже призыв.
– Так мы, это, только того и ждём-с, тащ тан тарова ранга! – пояснил Бобров.
– Разговорчики в строю! – сиплым голосом заговорила стоящая рядом каменная скульптура. Замполит Рукомойник, вдруг вспомнив былое, неуверенно покряхтел: – Эх-м!
– Я бы вам п-паказал, чёрт вас дери, как безобразия н-нарушать! – погрозил старпом нетрезвому строю крепким указательным пальцем.
– И шило пьянствовать! – вставил бычок, громко крякнул и дёрнул плечами: – Гхэ-м!
– Да нам, товарищ капитан второго ранга, это и не надо показывать. Мы и сами знаем, как безобразия нарушать! – решил пошутить Казах-дизелист, осветив казарму бесконечно солнечной улыбкой. Но тут же получил от командования ответный тройной удар:
– Матрос Буркетбаев!
– Я!
– Три наряда вне очереди с отбыванием в изоляции на камбузе флотилии!
Дизелист Буркетбаев трагически сморщился:
– Есть три наряда на камбузе...
Старпом, словно опытный Испанский танцмейстер, лихо развернувшись на сто восемьдесят градусов, подошёл к противоположному строю, живыми ингредиентами которого были все моряки экипажа, кроме, разумеется, дембелей. Многозначительно помолчав, второе лицо после капитана корабля, неожиданно сделал известное, почти классическое заявление:
– Захожу это я н-намедни в тумбочку, – старпом посмотрел в упор на одного из подозреваемых, – И чего там в ней т-только нет! – и офицер начал со скрипом загибать свои узловатые пальцы: – Мыла нет, зубной щётки нет, станка для бритья – тоже нет! И чем же это, я вас спрашиваю, аспода адки, ваш молодняк чистит свои ч-чёртовы з-зубы?! Где шильно-мыльные принадлежности?! Где шило-мыло , я вас говорю?! Или у вас только шило в наличии, а мыла, п-панимаешь, нету?! – снова скаламбурил он и продолжил воспитательный процесс, не распыляя внимания на весёлый гул одобрения, прокатившийся по стройным рядам: – Далее – более. Отодвигаю я тумбочку, а там, понимаешь, пыль! Это что такое, я каво спрашиваю? Мухлюете, товарищи младшие матросы! (такого звания нет) А почему у вас, едрить-колотить, коечки смяты? Это так я должен порезать пальцы об уголок на одеяле?!
Кап два Дубовиков, снова ловко развернувшись, скользнул к качающемуся разлапистому строю дембелей.
– Разойдись, понимаешь, отсыпаться по коечкам! Товарищи алкоголики. А мы тут, как грица, покумекаем, што с вами дальше делать... И разбудите мне тут, панимаешь, д-дежурного по казарме, пусть зайдёт в как бы... эт-та, в кабинет... Это было его первое дежурство! И последнее. П-панимаешь!
Командиры быстро проследовали в кабинет, а Шаров – в сушилку, будить нетрезвого молодого мичмана Провалихина. Уже через пять минут красный, распаренный и помятый мичман в известном кабинете под грозный рык старпома, молча прощался с карьерой морского волка.
ДЕМОБИЛИЗАЦИЯ
Никогда и нигде ранее Сергей не встречал такой концентрации талантов, как во флоте. Это казалось парадоксом, явлением невероятным и неожиданным для человека, ничего подобного прежде не встречавшего. Музыканты, гитаристы, поэты, художники, прирождённые артисты, и просто коммуникабельные люди представляли собой морской щит державы. Таких друзей, как здесь, он не встречал ни до службы, и не встретит уже больше никогда... Сколько в них было харизмы, положительной энергетики, магии магнетизма, исходящих, казалось, от душевной чистоты... Почти в каждом из низ было что-то удивительное и неповторимое.
А сколько подобных людей за время его службы промелькнуло перед его взглядом... Один такой "гений" повстречался ещё на пересыльном, в Красноярске. Новобранец по прозвищу Череп, полдня без остановки развлекал и веселил две сотни юнцов. Происходило это на призывном пункте, во время ожидания так называемых покупателей – страшных вербовщиков в военной форме. Гитара, песни, анекдоты, юмор, с импровизированными, выдуманными на ходу шутками... Его заводная кустарщина, наверное, сделала бы честь любому профессионалу. Все призывники, не отходя, толпились возле юмориста, а хоровой хохот без конца и края на пять верст окрест сотрясал весенний Сибирский воздух. Каждый считал за счастье перекинуться с ним парой слов или просто задеть его рукой. Его зажигательной энергии, жизнелюбия и талантов хватило бы на целый взвод! Подбор кадров для флота проводился тщательно, и случайно туда никто не попадал. Наверное, призывать предписывалось именно таких, общительных балагуров – корабль, напичканный современной техникой, подразумевал обслуживание своей высокой персоны способными, умеющими легко контактировать и творчески мыслить людьми. Так не обижайтесь после этого, господа офицеры, если увидите восседающего на коечке годка с гитарой в руках, да ещё и в рабочее время!
Какие таланты были обнаружены у него всемогущим военным божком местного значения? Резюме – ученик средней школы, допризывник Сергей Бобров до службы во флоте никакими способностями не отличался, дисциплиной не блистал, с гитарой в руках или на репетициях в драмкружках во время выделывания танцевальных па, обнаружен не был. Даже на родном заводе, где он после школы работал токарем, ни чем особо привлекательным не выделялся, и никаких одарённостей у него, товарищами по цеху замечено не было. Но проскользнули-таки пара-тройка интересных случаев в аннотации личного доисторического материализма будущего защитника Родины. Однажды ученик токаря С. Бобров выточил на токарном станке осколочную бомбу из чугунной болванки, и они с друзьями взорвали её под окнами цеха. Не из протеста или вредности, а просто так, из любопытства.
– Из принципа! – пояснил начальнику цеха его начитанный сообщник, большой любитель известных летучих фраз.
– А вот тебе моё ответное красное словцо, товарищ Бизонов, – отпарировал его выпад начальник, – Строгий выговор с занесением в личную карточку!
Как уже было сказано выше – пресловутый взрыв состоялся, часть стёкол из окон цеха вылетели, сонный обеденный народ проснулся и побледнел, цех взял горе-террориста на поруки, а товарищеский суд приговорил к дальнейшей трудовой деятельности в цехе. А перед призывом в армию они вдвоём с другом напились на вечерней смене и угнали цеховой трактор. Всего лишь для того, чтобы сгонять за следующей бутылкой. Подробности погромов и порч государственного имущества во время данного инцидента опускаются. При увольнении призывника из цеха – для прохождения срочной службы в рядах вэ-эм-эс, алчный до чужой популярности начальник цеха, жёстко отметил все эти боевые нюансы в его производственной характеристике. Когда военрук прочёл сие творение, его холёное лицо вытянулось так, словно оно было слеплено из вчерашнего теста. Разгневанный подполковник ткнул пальцем в сторону щуплого призывника, и гортанным голосом командующего домашней армией выкрикнул фразу, ставшую для него камнем преткновения:
– Всех пьяниц на флот!!
Голый по пояс призывник испуганно вздрогнул, но, невзирая на присутствие высоких персон, сделал слабую попытку сопротивления:
– То есть, как на флот?! Товарищ подполковник, не-ет! Я же в погранцы готовился! Или в вэ-дэ-вэ...
– Всех пьяниц... яниц на флот!! – отдавалась в его ушах раздражающая короткая звуковая картинка, продолжая икать испорченным винилом, – ...на флот, на флот, ...от, ...от, ...от...
Спорить далее было глупо и бесполезно. Обиженный призывник, развернувшись без должного воинского этикета, вышел прочь... Позднее он уже никогда больше ни о чём не сожалел...
Но тогда, последняя роковая фраза преследовала его по пятам, цвета блёкли, пока, наконец, не исчезли совсем. Весь мир стал чёрно-белым. Время, остановившись, сжалось в одно бесконечное мгновение…
– На флот!
После медкомиссии друзья по несчастью – одноклассники и ребята из параллельных классов, шумной ватагой завалились в местный ресторан "Русь". Правда, несчастными никто из них не выглядел. Считалось дурным тоном унывать по поводу призыва в армию. Напротив, каждый из них старался блеснуть перед одногодками крутизной своей команды. Обмывая последнюю медкомиссию, они долго обсуждали насущную армейскую тему. Будущие бойцы без конца хвалились, по очереди рассказывая, кому какое счастье перепало. Кому – погранцы, а кому – ВДВ, кому – ВВС, а кому – ВМС, кому – ПВО, а кому – ничего!
Ночью неординарному человеку приснился креативный сон.
Неизвестный пирс... Спокойное синее море играет мелкими, частыми бурунами и они, не доходя до берега, разбиваются друг о друга. Возникшая рядом чёрная субмарина, без шума и всплеска исчезает под водой. Военрук, одетый в белую матросскую тройку, важно подходит к весеннему новобранцу и нежным девичьим голосом мурлычет ему на ухо тихие, напутственные слова:
– Дорогой Призывник, не бойся, окунись в воду. Там... хорошо!
Вдруг странный подполковник, будто дьявол, меняя лица, вертится в каком-то диком, бесшабашном танце, шумно подметая пыльный асфальт широкими клешами матросских брюк. Одетая на него форма ушита, как и положено по неписаным флотским канонам – в драбодан. Она трещит по швам и лопается на военруке, как на придурковатом переростке, напялившем на себя одежду, на несколько размеров меньше, чем положено. Его щёки, дрожа серым морозным студнем, находятся далеко за границей краёв маленькой бескозырки, которая непостижимым образом не сваливается с его затылка, маленького и голого, как младенческое колено.
Призывник, приложив руку к пустой голове, щучкой ныряет в воду, и от него, как от упавшего камня, по воде расходятся фиолетовые круги. Проходит всего несколько минут и Призывник уже, словно сказочный дядька Черномор с усами-не усами, а пухом под носом, выходит из пучины морской верхом на полосатом великане. Три каменных глыбы, коричневыми исполинами торчат из воды прямо на пирсе... Призывник, улыбаясь до ушей, молвит тихим голосом:
– Да! Я был там! Это то, что надо! Там я Родине хочу служить... жить... жить... жить! – повторяет гулкое жидкое эхо окончание фразы, словно бы предупреждая его о какой-то неведомой опасности. Внезапно субмарина снова всплывает. Корабль внушительных размеров возвышается высокой тёмной скалой над поверхностью воды, а с него, против всех законов физики, медленно, множеством водопадов, с низким басовым шумом скатываются потоки вод.
Вдруг неожиданно поднявшийся ветер гонит по морю свинцовые волны. Великан с шипением растворяется в воздухе, а Призывник, барабаня костями по асфальту, неловко падает вниз. Подняв глаза к небу, он с удивлением видит, что вместо военрука перед ним стоит молодая, красивая дева... У девы на руках плачет грудной ребёнок. Лучистый нимб, преодолевая шумное дыхание ветра, расходится от неё во все стороны.
Дева, с мольбой в глазах, протягивает ребёнка Призывнику:
– Призывник! – говорит она, стеная, – Придётся нам воспитывать нашего мальца без...
Налетевший швальный ураган глушит её слова, и Призывник, словно камбузная скалка, покатившись по палубе, плюхается с пирса прямо в море. Неведомо откуда промелькнувший чёрт в майорских погонах, злотрусливо корчит ему страшные рожи, а затем исчезает в сизой дымке... Сцена темнеет и в небе яркими всполохами сверкают молнии.
– ...на флот!!! – фатальным громом с высоты небес звучит резкая и громкая фраза.
Сергей проснулся на своей постели, мокрый от горячего солёного пота. Спокойно поднялся, сел на край застеленной софы. Немного посидев с закрытыми глазами, он зарычал, как большой Сибирский кот и снова рухнул головой на подушку.
Прошло почти две недели после последнего автономного плавания. В сторону базы веяло теплым морским бризом, по земле пьяно шагал солнечный июнь, дразня запахом свободы молодые, рвущиеся домой сердца. Но дембелей всё никак не отпускали. Хотя командующий нашей огромной, многострадальной армией приказ о демобилизации подписал ещё в далёком апреле.
Дембеля переложили все свои негласные воспитательные обязанности на годков и почти ничего больше не делали, кроме... Традиционных дембельских аккордов . Кроме управления. И ни кто из моряков не смел им перечить или возражать. Отчасти потому, что их призыв был больше, и в нём присутствовали такие грозные матросы, как Оськин. А ещё отчасти оттого, что просто не смели, вот и всё. Магия слова дембель, часто рождающая страх и покорность, как и прежде, действовала безотказно.
Сначала им пообещали, что, как только последний аккорд будет завершён – сразу же всех отпустят по домам. Потом придумали новые задания, совсем ненужные для обороноспособности страны. И вот уже закончены все работы, давно приготовлены к запуску в рейсовый автобус отутюженные тройки, а заветного дня демобилизации всё нет и нет... А дембеля, между тем, требуют. И ждут, ждут... То гитару из рук не выпускают, то стакан с водкой. И никто их за это не упрекает. Всё-таки, шутка ли дело – переслужить два месяца!
Певец, вооружившись гитарой, стоял на просторной площадке в окружении толпы и, полностью выкладываясь, пел песню. Его голос, словно лёгкая птаха, летал по пустому открытому плацу дивизии, эффектной реверберацией отражаясь от зданий казарм, чтобы потом многократно повториться в душах моряков:
Скорый поезд к дому мчится,
Полечу домой, как птица,
Полечу, как птица я...
Жизнь начнётся без авралов,
Сундуков и адмиралов -
Демобилизация...
Я - ЖИВОЙ!
В прокуренной полутёмной каптёрке дембеля пили крепкий и острый как шило напиток.
– Через две недели домой, – мечтательно произнёс один из них, держа в руке железную кружку. Из её широкой горловины, вертясь в динамичном танце, вырывались языки прозрачного синего пламени.
– Ладно мужики, хорош микрофонить, – торопил другой, – А то всё выгорит. За что пьём?
– Конечно за любовь! – уверенно предложил третий.
– За дружбу! – сурово поправил его четвёртый и размахнулся, намереваясь чокнуться.
– Постой, постой, – остановил их Оськин, – сделав небольшую паузу, он тихо произнёс: – Сегодня – полгода.
Всем стало ясно, о чём речь.
– За Серёгу, – печально произнёс грубый мужской голос. Его глаза засветились странным светом, за бликами которого была надёжно скрыта какая-то тайна. А может, не было в этом свете никакой загадочности, а просто пламя зажжённого спирта отражалось в его зрачках?
Высокий здоровый парень, дунул в кружку и, стуча железом о зубы, залпом выпил жгучее флотское шило.
– Эй, вы, грёбанные шутники, вы чего творите, я ведь ещё живой! – возмущённо крикнул им Бобров. Затем он скользнул взглядом по потолку, напряжённо суммируя в уме какие-то цифры, – Вы действительно считали дни?
– Оскын всё считал... – сказал Жанбырбеков.
– Со дня той, вашей чёртовой перестрелки в Петропавловске прошло ровно полгода, – пояснил Оськин, – За пацанов!
31 декабря 2011 по апрель-май 2012.
Правка 2013.
фЛОТСКИЙ СЛЕНГ - http://www.proza.ru/2011/02/17/270
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СНОСКИ - флотский сленг
ГОН - главный осушительный насос.
Дух - матрос, отслуживший полгода.
Командирские - часы с известным названием.
Прогары - кожаные корабельные тапочки, с круглыми отверстиями для вентиляции.
В море подводникам положено 40 грамм вина в сутки. За столом сидят шесть человек. Некоторые столы договариваются между собой и сливают вино в одну кружку. Таким образом, каждый из шести моряков выпивает полную кружку вина раз в шесть дней.
Вечерний чай - обязательный режим питания.
Шило - спирт.
Зёма - земляк.
Банка - скамейка, стул.
Корма - задняя ходовая часть корабля.
Камбуз - столовая.
Кок - корабельный повар.
Центральный - центральный пост управления кораблём, находящийся в третьем отсеке.
Корефан - друг, брат, земляк, этикетное слово, заменяющее на флоте любое имя, то же, что "уважаемый".
Тарщ - сокращённо - товарищ.
Пайолы - рифлёный металлический пол на корабле, начищаемый молодыми матросами до блеска.
Полторашник - матрос, отслуживший не менее полтора года.
Одна из первых веб-камер внутрикорабельной "сети".
Годок - матрос, отслуживший не менее двух с половиной лет.
Вестовой - дежурный по камбузу, накрывающий столы.
Пиллерс - столб, вертикальная стойка, служащая опорой на корабле.
Бак - стол для принятия пищи.
Личный состав - моряки срочной службы.
Тан-нант - капитан-лейтенант.
Комод - командир отделения.
Губа - место наказания провинившихся военнослужащих - гауптвахта, матросская кича.
Кап-лей - капитан-лейтенант.
Кэп - капитан.
Зам - заместитель командира.
Бычок - командир БЧ-5, он же механик.
Сундук - мичман.
Гарсунка - столовая для старшего офицерского состава.
Моряк - чаще всего офицеры именно так называют матросов.
Автономка - засекреченный боевой поход, сроком три месяца.
Паратунка - курорт с горячими источниками, где после дальнего похода положено отдыхать морякам.
Выхода - учебные или тренировочные выходы в море.
Контрольная глубина - стандартное плановое погружение на глубину 320 метров, с целью проверки всех технических систем корабля на надёжность.
Азуха, азушка - народное название проекта описываемой лодки.
Ревун - сигнал боевой тревоги.
РТС - радиотехническая служба, БЧ-4.
ЗИП - комплект запасных частей и инструментов.
Каштан - средство связи, проводная рация с микрофоном.
КПС - конденсатно-питательная система.
Правый борт - правый реактор и, как следствие - правая турбина.
БКГР - большие кормовые горизонтальные рули.
Чумичка - поварёшка.
Доска – один из шанцевых инструментов для БЗЖ.
БЗЖ – мероприятия по «борьбе за живучесть» корабля.
Расшифровка малопонятных слов со значком * здесь - http://www.proza.ru/2011/02/17/270