Акт милосердия

               
Раздался телефонный звонок. Лиза протянула руку к трубке и застыла. «Это опять он,
- подумала, - как же это надоело».
Он - это Василий. Долговязый, тощий, с невыразительными глазами и волосами песочного цвета.  Васик  когда-то учился с ней на одном курсе Водного института, потом, спустя несколько лет, они оказались сотрудниками в одной и той же компании. Еще в институте он ходил за ней хвостиком, робко заглядывал в глаза. Лиза была красивой девушкой, с кучей поклонников, и Василий терпел их всех. Не надеясь на Лизину взаимность, он был готов просто любоваться ею издали, ни на что не претендуя.
Но это было в институте. А потом, когда они оказались сотрудниками, когда ему пришлось сидеть в одном с ней помещении, а поклонников разогнал молодой Лизин муж, который затем и сам куда-то делся, Лиза показалась ему свободной и более доступной.
Он уговаривал себя, что она стала старше, и теперь уже не так нравится молодым парням, хотя в глубине души понимал, что свобода Лизы не более чем ее собственное желание. Она была все так же хороша, даже красивей, чем в студенческие годы, потому что ее красота приобрела зрелую законченность.
Со временем желание обладать ею, стало навязчивым, идеей фикс. Оно вытеснило все другие желания и надежды, и иногда ему казалось, что если он не добьется Лизы, то жизнь его закончится. Она была непременным условием его существования. И он уже сам не мог понять, чего больше в его настойчивости, любви или упорства человека, живущего одной целью, заслонившей перед ним все остальные горизонты. Было ли это, действительно, его мечтой или только упрямством оскорбленного женским пренебрежением мужчины.
Лиза тяготилась его влюбленностью. Резко отшить, отогнать его, не могла, хотя бы потому, что они были коллегами. Сотрудники и так посмеивались над ним. Да и не тот она была человек, чтобы ударить наотмашь. Но понимала, что вобщем-то такой поклонник ей чести не делает. Уж больно ничтожен. Не только внешне. Он и во всех остальных смыслах человек был незаметный, маленький. Даже долговязость не придавала ему солидности, как другому бы придал высокий рост, она казалась несуразной, и словно бы была не от него. Он и сам это понимал и сутулился, стараясь быть незаметнее.
А вот для Лизы, думал он, он бы пошел на любой подвиг. Зубами бы загрыз всякого, кто стал на пути к ней. Но на этом пути стояла она сама. Она его категорически не признавала, а уж ее грызть он бы ни в коем случае не стал. Душу бы ей отдать, вот это да.
Снова раздался телефонный звонок, и после некоторых колебаний Лиза сняла трубку.
 - Здравствуй, моя любимая, - услышала она. – Что делаешь, чем занята?
- Тебе-то что за дело, - раздраженно подумала Лиза, но ответила: - подбираю по Интернету нужную информацию, работаю, сейчас не могу говорить.
- Так я приду, помогу, а?   
- Поздно очень. И я сама справлюсь, не беспокойся обо мне, ладно?
Она положила трубку, снова уставилась в монитор, но внутреннее раздражение не проходило. Она злилась на себя, что не может подобрать правильных слов, и покончить с этой ситуацией, злилась на него, что своей навязчивой любовью он порождает в ней чувство вины и дискомфорта за то, что она не может ответить ему взаимностью, и, сочувствуя его боли, ничего не может поделать.
Втечение следующего дня Василий к ней не подходил, нарочито отворачиваясь, когда проходил мимо ее стола. Но когда сотрудники начали собираться на выход, пошел за ней, подождал, пока они останутся одни,  и снова заговорил.
-  Лиза, жизнь уходит, даже не уходит, она убегает. И ты бежишь от меня, что я тебе сделал?  Ну не любишь, не надо, но хоть пожалей, а? Я уже не прошу любви, только капельку внимания, разве тебе трудно поговорить со мной иногда, посидеть в кафе, а для меня это будет такая радость, Лиза.
Как тяжко, как тяжко, думала она. Что ему ответить? Что даже в кафе с ним посидеть не хочется? И стыдно как-то, вдруг знакомые увидят, подумают, что у них роман. Может просто грубо послать подальше?
Она уже злилась не столько на него, сколько на себя. Что я за человек, думала она, у меня проблема вырастает на ровном месте. Где другие не заметят кочки, у нее целая гора.
Любая другая, послала бы его давно и забыла. Или высмеяла прилюдно. С другой стороны, возможно, та, что может высмеять прилюдно, не способна вызвать к себе таких долгих и упорных чувств? Эта мысль понравилась ей и даже польстила. Лиза по-другому взглянула на своего незадачливого поклонника. Она почувствовала к нему не только жалость, но и некоторую благодарность за его многолетнюю преданность. То, что он так высоко смог оценить ее, так настойчиво любить, показалось ей теперь достоинством. В глухой стене неприятия его любви появилась трещина.
В субботу Лиза, как и обещала Васе, пришла в кафе «Бригантина» на склоне бульвара Искусств. Она выбрала это захудалое кафе потому, что меньше было риска встретить знакомых. Не желая разорять его, выбрала в меню, что подешевле.  Села в углу, спиной к залу, и выгребая ложечкой мороженое из вазочки, слушала Васины рассказы. А он пел самозабвенно, как соловей, свою песню любви. Рассказывал ей, как увидел ее впервые, и сердце у него екнуло и покатилось вниз, как долго не решался подойти и просто заговорить, как страдал, когда видел ее с очередным парнем. Как хотел наглотаться снотворного, когда она вышла замуж, но пожалел отца и мать. Рассказал, как тяжело дался ему Водный институт, потому что он чистый гуманитарий, но институт выбрал тот, после какого можно больше зарабатывать. Как ухитрялся на жалкие гроши, присылаемые ему родителями, снимать комнату и кормиться, зато теперь у него востребованная профессия. Он был готов рассказать ей всю свою жизнь, но его разговоры были ей скучны, она уже устала и хотела домой. Ей, выросшей в благожелательной атмосфере родительского дома,  было тяжело слушать о его заброшенном  детстве. И так уж она его жалеет, а тут еще он рассказывает какие-то щемящие истории. Потом он проводил ее до подъезда и не посмел напроситься в гости. Однако его рассказы заставили ее увидеть в нем человека, которого она раньше отказывалась видеть за неказистой внешностью.
Будучи человеком неглупым, Василий понимал, что сделал крохотный, но явный шажок к исполнению своей мечты, пробил брешь в стене крепости, и эта мысль воодушевляла его настолько, что в ту ночь он так и не уснул.
Лиза же со своей стороны думала, что пошла на маленькую уступку, которая ровно ничего не значит, и ничего ей не стоила, он просил немного, немного и получил.
Однако Васика свидание в кафе воодушевило, он полагал, что теперь они несколько ближе друг к другу, нежели были раньше. И что теперь она не сможет больше просто отвернуться, когда он подойдет. Так и вышло. С того самого дня Лиза больше не отворачивалась, она болтала с ним на работе и позволяла обхаживать себя в обеденный перерыв.
Спустя месяц он осмелел, и достигнутая позиция его больше не устраивала. В мыслях он давно уже овладел Лизой, но страх показаться ей неинтересным в постели, сковывал его даже в мечтах. Однако после месяца ухаживаний его эротические фантазии начали приобретать более четкие очертания. И однажды, проводив Лизу домой после корпоративной вечеринки, он попытался напроситься к ней на ночную «чашку чая».
На вечеринке оба выпили шампанского, Лиза даже больше своей обычной нормы, и пошатывалась. Начальник хотел приставить к ней двоих мужчин, чтобы проводили до дому, но Васик не позволил. 
- Я сам, - сказал он. Лиза согласилась. Поднимаясь по лестнице, он придерживал ее за талию. Она не возражала. Поэтому, когда она отперла ключом дверь, он попытался войти внутрь со словами: «Сейчас я тебе чайку сделаю, а потом уложу в постельку, моя хорошая».  Лиза моментально отрезвела. Она поняла, что, расслабившись,  дала ему какую-то надежду. Разозлившись на себя за это, она резко сказала: «Ты не зарывайся. Пусти свинью за стол, она и ноги на стол».
Сказав это, рванула на себя дверь и, войдя внутрь, захлопнула ее за собой. Но успела заметить, как исказилось болью его лицо.
Больше она не позволяла ему подносить ей тарелки в буфете, подавать пальто и услужливо заправлять бумагой факсовый аппарат. Она подчеркнуто его не замечала.
Василий  понял, что проиграл. От воодушевления прежних дней не осталось и следа. Он еще больше ссутулился, сгорбился, потемнел лицом.
Конечно, все перипетии этого романа протекали на глазах у сотрудников отдела. Все они были в курсе, женщины обсуждали его в курилке, где дымили изящными сигаретами «Вог», попивая эспрессо из автомата, мужчины были более сдержаны на язык, но не заметить, что происходило, конечно, не могли.
Больше всех был недоволен событиями внутренней жизни в отделе начальник департамента, Иван Петрович. Он считал, что подобные дела отвлекают от работы и вредят делу. К Лизе он претензий никаких не имел, чем она виновата, но на Василия злился. Тем более что  его когда-то  ему навязало начальство (не без Васиных ухищрений) и он его недолюбливал.
А в тот день, когда Василий должен был сдать ему квартальный отчет, у Ивана Петровича и вовсе настроение было хуже некуда. С утра он поругался с женой, потом принесла неуд дочка, потом позвонила Аленочка и сказала, что если он не подаст на развод в ближайшие две недели, то она найдет, как заставить его это сделать. (Тоже еще, куда конь с копытом, туда и рак с клешней, раздраженно думал он). И так далее. И когда он вошел в здание департамента, и на глаза ему попалась долговязая сутулая фигура с унылым выражением лица, его просто стошнило от отвращения к этому ничтожеству.
После обеда Василий занес отчет в кабинет Ивана Петровича.
Что там вызвало монарший гнев, никто не так и не узнал. Но из кабинета раздался рев Ивана Петровича, затем оттуда вылетел Васик, а вслед за ним и сам начальник.
- Идиот, бездарность, навязался на мою голову, - гремело вслед Васе.
Тот пробежал через отдел, ни на кого не глядя,  и вылетел вон. Все тут же уставились в компьютеры и бумаги, изображая необыкновенную занятость, попадаться под руку начальству никто не хотел.
Лиза, как и все, была свидетелем происшедшего и она, конечно, понимала, что, если свой позор на глазах у сотрудников Васик еще пережить сможет, то унижение, перенесенное в  ее присутствии, для него смерти подобно. Ей стало жаль его.
На следующий день Вася не вышел на работу. Она попросила Олю позвонить ему, но он не брал трубку. На второй и на третий день тоже. Затем к нему домой сходил Леша и принес от Васика заявление об увольнении по собственному желанию.   
Лиза понимала, что найти работу по специальности сейчас не так уж легко. Что Василию элементарно не на что будет жить.  Ну, куда он пойдет? Охранником на склад, о заполнении которого, написал тот неудачный отчет? И еще Лиза понимала, что если б не она, то он остыл бы дома и вышел на работу. Иван Петрович известный грубиян, не одному Васе от него доставалось, но все дело было в том, что он унизил Василия в присутствии Лизы,  и именно это послужило причиной его ухода с работы.
Лиза послала ему эсэмеску с просьбой перезвонить. Он не ответил. Тогда она решилась на некоторый обман. Написала ему, что ей нужна его помощь по работе. Молчание. Лиза представляла себе, как он сидит дома один в своей бедняцкой, неблагоустроенной квартире и в одиночестве переживает свой позор. Мало ли чего удумает. Правда, он стал старше и опытнее с тех пор, как решил наглотаться таблеток, когда она вышла замуж, но мало ли что…
Она пошла на еще больший обман. Написала ему, что соскучилась. Никакого ответа.
Тогда она решилась. Написала: «Приходи. Жду».
Он позвонил и вне себя выдохнул: «Правда?» Она ответила: «Да».
Через 40 минут он был у двери. Вошел, робко остановился на пороге. Она пригласила его снять пальто и пройти в комнату.
Перед тем, как написать: «Приходи, жду», Лиза в порыве великодушия впервые подумала о том, что уступит Василию. Что это единственное средство поднять в его глазах собственную самооценку и залечить ту рану, которую ему нанес Иван Петрович. Единственное средство, которое заставит его передумать и остаться на работе. Это будет Акт Милосердия, думала она. Конечно, Лиза не предполагала постоянных отношений, ей было важно вытащить Васика из той ситуации, в которой он оказался. Выйдет на работу один раз, думала она, а потом уже все пойдет своим чередом. Главное, чтоб ничего не натворил сгоряча. 
На пороге нерешительно топталась тощая фигура,  и в сердце у нее кольнуло: что я делаю с собой? Зачем мне это? Но отступать было некуда. Лиза вела себя очень естественно,  стараясь помочь ему преодолеть нерешительность и страх, понимая, что в такой ситуации его может постичь мужская неудача, и тогда взрыв отчаяния приведет его к самым непредсказуемым последствиям.
Когда он увидел ее обнаженную, лежащую на синем покрывале, оттенявшем теплый медовый цвет ее кожи, он замер, не в силах подойти, и осуществить свою мечту. Лиза приподнялась на локтях, улыбнулась. Он, не раздеваясь, лег рядом, провел ладонью по плавным изгибам ее медового тела, зарылся лицом в густые каштановые волосы. Шептал: «Какое счастье, не верю, не может быть…»
Лиза сама принялась расстегивать пуговицы на его рубашке. Он торопливо сорвал ее с себя, сорвал остальную одежду, бросил в кресло.
Лиза увидела его тело, бледное, узкое, длинное и содрогнулась. Земляной червяк, промелькнуло у нее в голове. Но она старалась не показывать своего отвращения, иначе, зачем ей было идти на такую жертву?
Это Акт Милосердия, твердила она себе. Благотворительность. Ради высокой цели. Так надо.
Когда все было кончено, Василий прижался к ней и положил свою ногу на ее ноги. Лиза нервно скинула его ногу. Ей было противно.
- Чего ты? – спросил он. Она ответила: «У тебя нога тяжелая, давит».
На следующий день Васик вышел на работу. Его встретили с сочувствием, обсуждали вместе с ним в курилке, какой Иван Петрович самодур и хам, можно подумать, что большой специалист, так ведь тоже нет.
Васик снова подносил Лизе тарелки в буфете, наливал сок и заправлял факсовую бумагу. Он расцвел и стал меньше сутулиться. Если б он знал, что своим счастьем обязан только Иван Петровичу, то, наверное, расцеловал бы его. Но он-то как раз думал, что Лиза просто поняла, что он удобен ей и нужен, потому что его неделю не было на работе, и она, думал он, ощутила без него пустоту. Он не сомневался, что их отношения продолжатся, и что он заслужил их своей преданностью. И гордился собой. Я все-таки чего-то стою, я умею добиваться желаемого,  я не так уж плох, думал он.
Однако, через несколько дней, после работы, когда он весьма уверенно обратился к Лизе с предложением подождать пока выключит компьютер и отправится к ней, Лиза вдруг неожиданно для него отказалась.
- Ты же сам просил, хотя бы только один раз, вот это и было один раз, - объясняла она. – Пойми, мы разные люди, замуж за тебя я не хочу, и просто встречаться тоже не хочу.
Это был шок. С небес он слетел на отвратительную, грязную, жестокую землю.
Сначала ему он пытался уговорить себя, что это шутка, хотя по лицу Лизы было видно, что она далека от хорошего настроения. Потом пытался понять, что случилось, в чем он провинился. Он перебрал миллион причин, кроме одной, подлинной, он никак не мог себе представить, что просто физически неприятен Лизе. Да и как человек скучен ей. Сам-то о себе он был не такого плохого мнения.
Долгими зимними ночами он перебирал причины, по которым Лиза отказалась даже от его маленьких офисных услуг. Постепенно его боль утратила оттенок любовной тоски и перешла в глухую неприязнь. Вообразила о себе, красавица, да кто она такая, чтобы вот так бросаться им, издеваться, думал он. Что ей надо, какого принца ждет, сама-то не замужем, небось, один уже бросил, а она туда же, строит из себя высшее существо с неземными запросами. Возможно, если б он так и не добился Лизы, то она по-прежнему оставалась бы для него недостижимой богиней, о которой он только робко мечтал. Но он уже проник однажды в ее тело, он видел родинку внизу живота, видел, как затуманились ее глаза, и прервалось дыхание, когда его ладонь спустилась с нежных курчавых завитков ниже, в горячую влажную ложбинку. Чего ей еще?
Настал день, когда он вдруг, внезапно, прозрел. Он ничего не добился. То, что он считал своим завоеванием, было его поражением. Актом милосердия с ее стороны, снисхождением к нему, несчастному и ничтожному. Она подала ему милостыню! Подала милостыню, как опускают монетку в кружку калеки, и идут дальше, забыв о том несчастном, который радостно пересчитывает в ладони свои медяки. Он снова оказался в самом низу той лестницы, по которой, как он думал, уже поднялся и стал вровень с Лизой. А он никуда не поднимался. Она сама наклонилась к нему, покровительственно потрепала по голове и вновь отправилась на свой Олимп. Он просил любви, а получил жалость!
В мозгу вертелась назойливая и отвратительная в своей правдивости мысль: она брезгует мной, брезгует… 
Неприязнь переросла в ненависть. Он уже не думал о том, почему она его отвергла, он думал о том, как отомстить.
Ее следует унизить, унизить так, как унижен он сейчас. Но как? Рассказать всем мужикам в курилке, как и что он с ней делал? Нет, это только вызовет возмущение как немужской поступок. Лиза была всеобщей любимицей, ее уважали. Он только навлечет на себя  презрение. Да могут и не поверить. Ведь все видели, как она холодна с ним. 
Надо сделать что-то такое, чтобы она была унижена, раздавлена, но что бы он остался в стороне.
Наконец он придумал. У него было фото Лизы еще со студенческой скамьи. Фотография, столько раз бывшая свидетельницей его мужских слез, теперь послужит ему для другого дела. На фото Лиза смеялась, откинув голову, ее окликнули и щелкнули. Так она и застыла в вечной улыбке. Василий вытащил из Интернета фото какой-то голой шлюхи, призывно раскинувшей ноги. Такими изображениями Сеть была забита под завязку. В фотошопе соединил тело порномодели и Лизину голову. Теперь она уже не смеялась, теперь казалось, что она запрокинула голову и разинула рот в пароксизме похоти. Эту фотографию он разошлет на компьютеры всех сотрудников в офисе и всех знакомых. Василий  прекрасно знал Лизу, знал, что она не станет оправдываться и что-то доказывать, она просто исчезнет с работы, исчезнет из города, исчезнет из его жизни. Он победит ее. Возьмет над ней верх. Навсегда.
С дискетой он отправился в Интернет-кафе, чтобы нельзя было определить обратный адрес его компьютера. Ввел изображение. Набрал адреса всех сотрудников и общих с Лизой знакомых. Ему оставалось нажать на окошко «отправить». Но он медлил, понимая, что убивает Лизу, убивает свою мечту, его охватила жалость к самому себе. К ней жалости не было. Любое оскорбление,  пощечины, все бы он ей простил, но не великодушие, не  оказанное ему благодеяние. Милосердия он ей не простит.
Он ее уничтожит.
Под его рукой мышь поползла вправо, побежал по экрану курсор и стал на окошко «отправить».
Он нажал на кнопку и дал команду. Послушные движению его пальца, тысячи сигналов разлетелись в разные стороны, неся по кабелям постыдное изображение. Василий убрал руку с мыши, откинулся в кресле и закрыл глаза. 
На его губах застыла торжествующая усмешка.