Её двоюродные мужья гл. 20

Василиса Фед
          - Я сплю, но сердце не спит…
                Голос милого – он стучится:
          «Отвори мне, моя милая, моя сестрица,
                моя нетронутая, моя голубка,
           Голова моя полна росою,
                мои кудри – каплями ночи!»
           - Сняла я хитон -
                не надевать же его снова!
           Омыла я ноги –
                не пачкать же их снова!
            Мой милый руку
                просунул в щелку –
            От него моя утроба взыграла…
                Из «Песни песней». Перевод И.М.Дьяконова

                ГЛАВА 20  ДВА ГОДА И ПОСЛЕ

    
     Павел побыл постояльцем-любовником в квартире Яси недолго. И отпуск закончился, а он не мог допустить неприятностей на работе, и, самое главное,  не хотел тратить драгоценное время на фигли-мигли.
    После того, как он увидел квартиру Яси, апартаменты, хоромы, как  назвал её про себя, Павел, где шёпотом, а когда - и вслух твердил слова римского диктатора  Юлия Цезаря «алеа якта эст» - что означает «жребий брошен». Он принял решение!
    И с того момента, мужчина уцепился за свой генеральный план так, как:
      якорь вонзается в дно моря;
      клещ впивается в тело жертвы;
      трава «борщевик» осваивает новые территории;
      чиновник держится за своё кресло;
      разведчик внедряется в стан противника;
      лев стискивает зубами горло пойманной лани…
   
 «Езус Мария, - твердил Павел, мучаясь бессонницей в тряском вагоне, - помоги мне!»
   Все составные, входящие в  план Павла, были  трудно решаемы. Но он уже знал, что такое риск. Оторванность от семьи в том возрасте, когда ребёнку ещё нужна опека родителей, сделала его жёстким, расчётливым; он никого не жалел, хотя и тщательно это скрывал.
    Девизом его жизни было одно слово: «Выжить!».
 
    Жизнь каждого из землян – пьеса, кем-то написанная и  поставленная. Автора и режиссёра мы не знаем. Возможно, это одно и то же лицо. Не всегда в пьесе, написанной для конкретного человека, он – главный герой.
   Но в жизни-пьесе Павла главным героем был он. Так он решил. Но это был главный герой с хитрецой. Не выпячивая, не демонстрируя своё «я», Павел  гнул свою линию.
   Если у него что-то не получалось, где-то разрывалась эта линия, Павел брал самую крепкую лигатуру (нить), и, не будучи хирургом, сшивал части разрывов. И снова, как кровь по сшитым лигатурой сосудам, бежала его жизнь дальше.

   Семья, дети – здесь он лишь выполнял долг. Нет, он не был женоненавистником, сексуальные отношения с  прекрасным полом нравились ему окончанием полового акта – оргазмом.
    Как врач, он знал, что половые акты мужчине необходимы – для разрядки мрачного настроения, если оно появлялось; как физические упражнения для укрепления мышц, как приток дополнительных доз гормонов, что обеспечивает тонус телу лучше всяких лекарств, действует на организм  возбуждающе и оздоровляющее.
    А он собирался долго жить.
   Женился Павел по принципу «бона фидэ», что в переводе с латинского языка – «по доброй воле». К этому времени он уже не был  девственником. И ему было совершенно безразлично, будет ли девственницей его будущая супруга. Павел  выбрал немногословную, спокойную молодую женщину, которая работала в аппарате главного врача своей больницы. Она также окончила медицинский институт, но врачеванием заниматься не стала.

    Был ли Павел влюблён? Способен ли он на такое романтически-трогательно-трагическое чувство? Да, был влюблён в свою невесту, а потом – законную супругу. И страсть была, иначе у них не могло появиться двое детей.
   Если страсти между супругами нет, у них может родиться один ребёнок – для приличия, чтобы не вызывать кривотолков.
   Но любовь к женщине у него, если можно  так выразиться, была «тихой». Он не ревновал свою симпатичную жену, не подозревал её в адюльтере.
   Хотя знал, что скоротечные романы в медицинской среде нередки; наверное, потому что врачи, медицинские сёстры и иже с ними, изо дня в день наблюдают страдания и смерти, что может толкать ещё здоровых людей насладиться телесной любовью, пока это для них возможно. А ещё, конечно, тесное общение изо дня в день, и в ночные смены. При переодевании в начале смены под больничными халатами мало что остаётся. Не надо искать приюта, при желании всегда можно найти пустующий кабинет.

    Павел обо всём этом знал, но сам не участвовал, боялся за свою репутацию, особенно с тех пор, как наметил  генеральный план исхода.
   Да,  секс и не был доминантой в его жизни. Для здоровья – да, но не более того. Но для здоровья – непременно регулярно. Так же непременно, как дважды в сутки чистить зубы.
   Присказка «сапожник – без сапог» - это не про него. Как врач, он знал, что курить вредно. Достаточно ему было один раз увидеть на рентгеновской плёнке «дырявые» лёгкие курильщика с большим стажем, чтобы никогда не закурить. Спиртное он пил так же умеренно, как занимался любовью с женой.

   А были ли у Павла маленькие грешки, связанные с женщинами? До женитьбы случались. И чаще инициаторами выступали женщины; он никогда не отказывал той, которая хотела его ласки. Было лишь одно условие: чтобы она не была замужем. Особенно не веря в Бога, он всё же считал такую связь греховной.
   Но он знал, что если мужской член оказывается во влагалище женщины, то ПРИРОДА тут как тут: «Соедините ваш сперматозоид и её яйцеклетку, и будет на планете новая жизнь».
   Ничего незаконного практичный Павел не допускал в своей жизни. Хотел быть чистым. Поэтому у него всегда во внутреннем кармане пиджака лежали один-два презерватива, изделия № 2, как тогда говорили в аптеках, чтобы не попирать  нравственность советских мужчин и женщин словом «презерватив».
    Во внутреннем кармане презерватив, а в наружном – платочек, по цвету сорочки. Может, внешне лишь этим он отличался от студентов, а потом – коллег-врачей: платочком  в маленьком карманчике пиджака, да тем, что целовал руку женщинам.

    Павел женился и  был рад, что ни он, ни супруга не были бесплодными. Но не потому что был чадолюбив, и здесь его любовь была «тихой». Он считал, что семья укрепляет  положение мужчины в обществе; а дети  свидетельствуют, что сей мужчина – здоровая биологическая особь.
    Если бы Павел не стал отцом, это бы здорово уязвило его самолюбие. А он не хотел допустить, чтобы что-то в его жизни могло ужалить его самолюбие. Уязвлённое самолюбие напоминает хроническое заболевание. Чтобы потом  вылечить своё самолюбие, Павлу пришлось бы потратить много времени и сил.
 
    А у него были другие планы. Павел, как выражаются, уже добившись многого в жизни (сам, без протекции, без помощи родных отца и матери, в чужой стране), однажды почувствовал, что задыхается. У него случился ложный приступ бронхиальной астмы, когда он понял, что ему всё окружающее, включая семью, надоело; что ему нужен какой-то всплеск в судьбе, как требуется для продолжения жизни инъекция инсулина больному сахарным диабетом.
    Именно в такие моменты, когда тошнит от уже обжитого и не видно перспективы для чего-то нового, люди бегут из города в деревню, или – из деревни в город; уезжают в пустыню или на Северный полюс; отправляются с археологической экспедицией в какие-нибудь глухие места; начинают нырять в морские глубины в соответствующем снаряжении… Или спиваются. Но последний  вариант совсем не для Павла.

   «Кризис настроения!», - такой нестандартный диагноз поставил сам себе Павел. И сам же себе назначил лечение: найти способ изменить свою жизнь.
    Но, прагматик, этот мужчина не хотел бежать с  убогой котомкой за плечами куда-то в тмутаракань, только бы «с глаз долой, из сердца – вон». Павел не знал, что ждёт его впереди, какие усилия ему придётся приложить, чтобы где-то зацепиться и начать новую жизнь, на какие жертвы ему придётся пойти…
    Твёрдо знал одно: он должен быть свободен, ни за кого не отвечать, ни перед кем не отчитываться. У него уже было хорошее «приданое»: профессия врача. А пока существуют люди, врач нужен будет всегда. И он всегда заработает себе на кусок хлеба. Будет стараться – и на масло сверху хлеба. Или: «и на сосиску», как сказал один из персонажей отечественного детективного фильма.
    Павел хотел получить кусок натурального масла на хлеб, а не фигу с маслом от будущего.
    Его не волновало, где он будет жить и на чём спать. Был уверен: для врача и на Марсе найдётся топчан или койка. Но для врача, у которого не связаны руки женой и детьми.

    Вот почему в его грандиозном плане по переселению в Москву первым пунктом стояло: развод! И он  готовился к этой важной акции, как готовится главнокомандующий армией  к взятию высотки, с которой открывается весь горизонт и виден противник. Такой подготовке могли бы позавидовать гениальные русские полководцы Суворов и Кутузов.

    …Поезд пришёл вечером. Нагруженный подарками, Павел открыл своим ключом дверь. Сразу же в коридор высыпало всё его семейство или – «колхоз», как называл свою семью Николай Островский, автор романов «Как закалялась сталь» и незаконченного «Рождённые бурей».
   Дети, хоть и не были уже маленькими, повисли на отце. Жена, наблюдая эту сцену, улыбалась.
    Потом Павел раздал подарки. Детям он привёз то, что они заказывали. Для всех он накупил  разных лакомств: популярный в то время торт «Прага», о котором даже не слышали в его городе; лимонные дольки, апельсины и много ещё чего.

   Надо отметить: Павел  никогда не делал опрометчивых покупок, всегда экономил там, где можно было сэкономить. Но твёрдо придерживался правила: он – муж и отец -обязан содержать семью. Поэтому жили они по средствам и никогда – в долг.
    Если бы его молодость и зрелые годы пришлись на время, когда была разрешена частная собственность, Павел завёл бы какое-нибудь своё дело, и  смог бы стать успешным коммерсантом. Даже в его родной стране, считающейся социалистической, но находящейся под пятой СССР,  существовали частные магазины, ателье и прочее такое. Но обстоятельства были против него. А родная его семья долгие годы торговала хреном. Совершенно законно.

   Когда дети угомонились и ушли спать, Павел открыл самый большой пакет. В нём был сюрприз для супруги – короткая дублёнка. Как он «достал» эту дефицитную вещь в Москве – одному Богу известно.
   Жена ахнула, как ахнула бы любая женщина при виде такой красоты, и от мысли, как ей будут завидовать. Павел галантно помог ей надеть дублёнку. Жена покрутилась перед зеркалом, потом быстро сняла дублёнку и, в знак благодарности, крепко прижалась к мужу, с пылом  поцеловала его в губы, и повела в спальню. Он не сопротивлялся. Жена соскучилась без его ласки. А он-то – нет, насытился ласками в спальне Яси. Но увиливание от супружеского долга не входило в его план.

   Тело у жены было красиво и пропорционально; грудь не потеряла форму, несмотря на то, что она выкормила двоих детей. В постели с мужем у неё не было никаких комплексов. Сначала она легла на спину и потянула мужа на себя – ей нравилось чувствовать мужчину не только в себе, но и на себе. Тем более, такого красивого мужчину, как её муж.
    Она сама положила его руки на свою грудь. От  его ласковых движений, женщина испытывала  нарастающее желание почувствовать и его член во влагалище. Но оттягивала этот блаженный момент, гладила мужа по спине, по ягодицам, с радостью ощущая, как под её руками  начинают сжиматься  и подрагивать его ягодицы. Потом она просунула руку под него и начала гладить его член. Павел в нетерпении  стал раздвигать ноги жены, но она перевернула мужа на спину и легла на него. И вот только теперь сама направила член во влагалище. Легла и застонала.

    Жена Павла была уникальной женщиной-любовницей. Она сама начинала заниматься с ним любовью, а не ждала, когда он соизволит  воспылать этим же желанием. А он не сопротивлялся, не говорил, что была тяжёлая смена и он вымотан. Павел не любил выяснять отношения ни раньше, ни, тем более, сейчас – перед серьёзным разговором о разводе. Он самым тщательным образом удовлетворил жену, но постарался не выходить за рамки привычных движений (что-то уже взял от Яси, как от новой женщины), чтобы жена ничего не заподозрила.

    Может, кто-то из мужчин думает, что супруга начинает подозревать мужа в интрижке на стороне, лишь, если обнаружит под их кроватью  чужой лифчик; или, если на его рубашке найдёт следы губной помады, или почувствует запах чужих духов? По этим вещественным доказательствам – тоже.
   Но жена «со стажем» определит неверность мужа и  по тому, как он её целует, ласкает, как движется его член, в какую сторону он может её повернуть…
    У всех супругов со временем вырабатывается свой ритуал полового акта. Редко кто однажды пытается внести какую-то новую ноту. А с новой женщиной (а у женщины – с новым мужчиной) эти ноты могут появиться, и тогда половой акт будет проигрываться с новинками.
   
               Небольшое отступление по теме

    В 2006 году в Великобритании был снят художественный фильм «Дело Чаттерлей». В нём показан судебный процесс (на полном серьёзе) над… романом писателя-классика английской литературы Дэйвида Лоренса «Любовник леди Чаттерлей» (впервые опубликован в 1928 г.; при жизни автора; где-то было ошибочно упомянуто, что Лоренс не увидел эту свою книгу). Эта книга издавалась и в России, её можно спокойно прочитать при желании.
    Суть судебного обвинителя: книга аморальна, может вызывать порочные желания, пропагандирует адюльтер; к тому же, в романе много непристойных слов, как то - «кончил», «яйца», «дырка», «писать» (с ударением на «и») и других. Присяжным заседателям нужно определить: виновно или нет издательство (автор к тому времени – 1960 г. - уже был в мире ином), которое эту книгу выпустило?

    Присяжные: 9 мужчин и 3 женщины, совершеннолетние, но разного возраста и  рода занятий. Занимательная деталь: чтобы  все участники  этого судебного процесса  знали суть проблемы, принято решение -  вручить всем по экземпляру романа, включая главного судью и присяжных, и обязать прочитать. Фильм надо смотреть, если пересказывать, получается ерунда на постном масле.
   Следует отметить, что в фильме несколько линий: заседание суда; обсуждения романа присяжными в отдельной комнате, куда больше никто не допускается; квартира, где живёт один из присяжных с женой, и сексуальный дуэт, который зарождается в том суде.

    Получается, что литературный роман  всё же был косвенно виновным в том, что случился адюльтер. Дама из присяжных заседателей, начитавшись о том, как леди Чаттерлей спровоцировала на  сексуальные отношения егеря, попробовала тот же приём, чтобы соблазнить молодого человека -   также присяжного.
   Не сразу, но получилось. Женщина несколько старше, больше в сексе постигла, поэтому показала ему кое-что новенькое. Он был в восторге.
   Но этот джентльмен не хотел порывать отношения с женой, кажется, она была беременной. Однажды, желая получить то же удовольствие, что и с любовницей, он позволил себе некоторые ласки и приёмы, в частности, начал целовать у жены то, что ниже лобка. Этой ноты в их любовной игре  прежде не было. Жена после полового акта расплакалась и сказала мужу: «У тебя есть женщина.  Она тебя этому научила».
    Их брак не распался; муж честно признался, что «сходил налево».
    Вердикт присяжных заседателей был оправдательным.

    Кстати: в своё время роман «Любовник леди Чаттерлей» активно читали во многих странах. Книг, с такой откровенностью рассказывающих о  сексуальных отношениях мужчины и женщины, о том, как двигаются ягодицы мужчины во время полового акта и как это некрасиво, было не так много. Может, лишь «Второй пол» Симоны де Бовуар, «Лолита» Владимира Набокова…
    Но я поднимаю руки вверх, чем хочу  сказать, что далеко не всю, так называемую «эротическую» литературу, знаю. Предполагаю, что её так же много, как и стран на нашей планете. 
    И правильно! Нет ничего безнравственного в сексуальном ликбезе; просвещение в любой сфере жизни полезнее, чем замалчивание.

    Интересно, что в одном из энциклопедических словарей о «Лолите» написано, что это эротический бестселлер (опубликован в 1955 г.), сочетает в себе «психоаналитическое» постижение аномального сексуального влечения, переживаемого рафинированным европейцем… Набор слов!
   О том, что  произведениями  Лоренса «увлекались», я нашла подтверждение в  автобиографической книге Нины Берберовой «Курсив мой» (Москва, «Согласие», 1996).
    На тех страницах, где она рассказала о И.А.Бунине: «Он  не позволил бы не только в печати, но и лично заподозрить его в том, что он человек прошлого века. Однажды он пожаловался мне, что «молодые» его упрекают, что он ничего не пишет о любви. Это было время увлечения Д.Х.Лоуренсом. «Всё, что я писал и пишу, - всё о любви», - сказал он».
   Кто не читал, прочитайте «Тёмные аллеи» И.Бунина. Это не менее увлекательное чтение, чем «Любовник…» Лоренса.
          О фамилии и имени автора «Любовник…».
    В разных печатных изданиях и энциклопедических словарях он: Лоренс и Лоуренс; Дэйвид Герберт и Д.Х. Лоуренс (как у Н.Берберовой).

     Павел так и не узнает, заподозрила ли супруга его в чём-то в ту их последнюю ночь. Но жена осталась довольной. Как и раньше, она разметалась на постели, ничем не прикрытая. Как и раньше несколько раз повторила:
    -Силы небесные, как же мне хорошо! Не с чем сравнить. Ни с каким лакомством. Даже я, врач, не могу описать, что со мной происходит, когда твой член в моём влагалище. У нас, людей, такое большое тело, казалось бы, столько возможностей для наслаждений.
   Но только маленький кусочек твоего тела – пенис, да дырочка в моём теле между ногами, воссоединяясь, дарят блаженство. В такие моменты  я хочу писать стихи. Ты изумительный. Я люблю твоё тело. Оно моё! Силы небесные, как же мне хорошо!

    Жена сладко потянулась. Потом вскочила с кровати и сказала:
    - А я вот прямо такая, тобой разнеженная, голая, пойду и надену дублёнку. Она очень красивая. Спасибо, дружочек. Порадовал подарком, уважил.
    И уже на ходу добавила:
   - Что-то ты сегодня не похож на себя. Грустный. А?
     Интуиция, наблюдательность женщины – нечто таинственное. Сбить её с курса не может ни жаркий секс, ни красивая вещь.

     Павел надел пижаму, и пошёл вслед за женой. Снова помог ей надеть дублёнку. Жена осталась вертеться у зеркала, а Павел сел на стул.
    - Я хотел с тобой поговорить, - сказал он.
    - О чём, дружочек? Я вся – внимание. Не пропущу ни одного твоего слова, - и продолжала  рассматривать себя в зеркале, то запахивая, то распахивая дублёнку.
    Другой мужчина, не наметивший себе плана об исходе, схватил бы эту женщину в охапку и отнёс бы в спальню – так она была сексуально соблазнительна: голая, кокетливая, открытая для любви, для эротических игр.
   - Я уезжаю, - наконец-то, выдавил из себя Павел, - и прошу тебя дать мне развод.

    Немая сцена. Жена замерла у зеркала. Но не закричала, не заплакала. Поправила волосы, приблизила лицо к зеркалу, посмотрела и сама себе сказала:
    - А ты ещё ничего!
   Ушла в спальню, надела ночную сорочку. И всё без крика и слёз. Подошла к Павлу, села на стул рядом с ним.
   - Значит, дублёнка – это как отходная, как подарок на прощание? Спасибо.
   - На здоровье.

   - Ты знаешь, дружочек, я давно  чувствую, что тебя что-то томит. Но мне казалось, что тебе не хватает родных людей, поэтому ты впадаешь в грусть, тоскуешь. Я понимаю, ты до сих пор ничего не знаешь о родителях, о сестре и брате.
   - Прошу тебя, не трогай эту тему. У меня вся душа изболелась.
   - Хорошо. И куда же ты направляешься?
   - Поеду в Москву, там мой консультант. Буду работать над диссертацией.
   - Ах, Москва!  У Льва Толстого в «Войне и мире» я недавно вычитала фразу: «Как всякая дорога, по пословице, ведёт в Рим, так и все дороги ведут в Москву».
   - В Москве мой консультант, он один мне может помочь. Он заинтересовался моей темой и ждёт меня.
   - А больше тебя никто не ждёт в Москве?
   - Никто, - спокойно ответил Павел.

   - А наши дети?
   - Дети не будут ни в чём нуждаться. За все годы  нашей совместной жизни ты узнала, что я – человек ответственный. Дети мои, я от них не отказываюсь. Надеюсь быстро устроиться на работу. Буду посылать вам деньги.
   Только мне бы не хотелось, чтобы ты оформляла алименты. Это повредит моей репутации. Давай договоримся. Я тебя не обману. Мой консультант намекнул, что мне  нужно бы вступить в ряды коммунистической партии. Алименты – не в мою пользу.

   -Репутация, говоришь? – жена сжала руки в кулаки и спрятала их в карманы ночной сорочки; наверное, так она себя сдерживала от упрёков. – Ну что же, дружочек, ломать шапку я перед тобой не буду. Была тебе верной женой. Если в чем-то перед тобой провинилась, прости. Удерживать тебя не буду.
   - И ты меня прости, - Павел вытащил  руку жены из кармана, разжал кулак и хотел поцеловать.
   - Не смей! – жена отпрыгнула от Павла, как от чумного.
    Опять надела дублёнку, крепко её запахнула, словно, хотела согреться.
   - У нас несовершеннолетние дети, - сказала она, не смотря на Павла, - разводить  будут в суде. Но я договорюсь, есть такая возможность, чтобы нас развели быстро, и не оформляли алименты. Хотя этого я тебе не обещаю. Насчёт алиментов.

    Когда они  подготовили документы на развод, Павел уехал – наводить мосты в Москве. С собой он увёз большой ящик с научной литературой и коллекцией пластинок. Захватил самые необходимые свои вещи. Остальное нажитое – оставил детям и жене.
    Ему предстояло ещё некоторое время курсировать между Москвой и своим городом. А когда он получит штамп в паспорте о разводе, выпишется из квартиры, то почувствует себя так, как чувствует себя в воде любое животное, дышащее атмосферным воздухом: чтобы не задохнуться, надо вынырнуть на поверхность.

   Самая тяжёлая сцена: прощание с детьми. Они уже были подростками и всё отлично поняли. Павел сказал, что они смогут приезжать к нему на школьные каникулы, как только у него будет хоть какое-то жильё. Обещал им показать Красную площадь, «Царь- пушку» и «Царь- колокол», Третьяковскую галерею, планетарий, зоопарк…
    Но он их не позовёт, и они не приедут.  Алименты он  будет высылать исправно, но строго до совершеннолетия детей. После – ничего. Он встретится с детьми, когда они будут взрослыми. Инициатором этой встречи станет Яся.

   А что же Яся? Она была захвачена в плен влюблённостью в Павла.
   С Марком было по-другому. Он её взял в плен, когда она ещё была нераскрытым бутоном цветка. Яся так и не смогла ответить на вопрос: любил ли её Марк? Но этот вопрос она стала задавать себе после того, как он её бросил. За годы, прожитые с ним, она постепенно становилась женщиной, влюбляющейся в своего мужа.
 
   Некоторые институтские подружки  признавались, что не любят своих мужей, и по этому поводу нисколько не переживают. Как-то на девичник собралась весёлая компания. Разговор был один: о достоинствах мужчин.
    Нет, не только о их половых членах, которые почему-то называют «мужским достоинством», а также о том, сколько денег зарабатывают, занимаются ли домашними делами, не стыдно ли с ними выходить «в люди», и о прочем таком, не имеющим границ.
    На вопрос Яси с трагическими нотками:
    - Разве можно жить с мужчиной без любви к нему?
    Одна подружка, старше Яси, ответила, весело рассмеявшись:
    - Можно, миленькая, ещё как можно! Наверное, полмира так живёт.
    - Мне кажется, что противно целоваться, стыдно раздеваться при нём…
    - Ты, миленькая, у нас очень правильная. Тебе известен только один вариант брака: по любви. А их масса.
   - Какие же? –  спросила Яся, совсем растерявшись.
   - Миленькая подруженька, ты же изучаешь историю. Можешь припомнить, что женились ради трона на царство, ради богатства; потому что пришёл критический возраст, а замуж пока никто не взял; хочется иметь детей, а без мужа дети будут незаконнорожденными… В конце концов, замужем нашей сестре удобнее жить – есть защитник, кормилец.
   - А как же любовь?- наивность Яси веселила девичник.
     Незаметно подмигнув остальным подружкам, та, что была постарше, ответила так:
   - Если захочется любви, ты всегда можешь найти себе джентльмена, который будет тебя ублажать на сто с лишним процентов. Только ищи его подальше от своего дома.

   Яся не хотела вспоминать, что замуж за Марка пошла, не уверенная в своей любви к нему. Спустя годы, ей думалось, что хоть чуточку, но она была в него влюблена.
   С Павлом она встретилась, уже что-то поняв в супружеских отношениях и узнав, что такое мужчина. Незадолго до расставания с Марком, в ней проснулась сексуальная чувственность. Да не с кем было эту чувственность разделить. Конечно, вокруг неё были мужчины. В киномире, как и в медицинском мире, тоже нередки блиц-романы. Но, ошарашенная вероломством Марка, целомудренная Яся не была готова к тому, что называют «случайными  связями».

   Быстротечный интерес к Павлу был вызван, скорее всего, необычностью их знакомства. Самолёт со всеми его опасностями, её слёзы, его галантность, его письма в духе французских романов  семнадцатого века…И, конечно, обида на Марка.
    В дневнике, редко теперь открываемом, Яся записала  стихи Анны Ахматовой, в определённой мере отражающие её переживания; своих слов не нашлось:
       Дверь полуоткрыта,
       Веют липы сладко…
       На столе забыты
       Хлыстик и перчатка.

       Круг от лампы жёлтый…
       Шорохам внимаю.
       Отчего ушёл ты?
       Я не понимаю…

                И женщина какая-то моё
                Единственное место заняла,
                Моё законнейшее имя носит,
                Оставивши мне кличку, из которой
                Я сделала, пожалуй, всё, что можно…
   
    Правда, после развода с Марком Яся оставила его фамилию. Некоторые женщины,  желая быстрее забыть бывшего мужа, меняют фамилию. Яся разумно решила, что не фамилия виновата, что Марк променял её на другую женщину.

     …За время пока Павел курсировал между Москвой и своим городом, Яся, если могла, провожала и встречала его на вокзале. Встречи их были бурными – с поцелуями и объятиями. Она не позволила Павлу жить в общежитии для аспирантов. Он жил у неё. Яся не знала, чем закончится этот роман. Павел ни на что не намекал. Просто у них был бурный роман и бурный секс.

    И вот она ждёт его  - разведённого и свободного от супружеских уз. На вокзал Яся поехать не смогла, так как простудилась. Накануне они разговаривали по телефону, и он знал о её болезни.   
      Раннее утро. Он звонит. Она открывает дверь. Павла не видно за большим букетом белых роз.
     Переступив порог, Павел опускается на одно колено и с чувством говорит:
    - Моя ненаглядная, выходи за меня замуж. Предлагаю тебе свою руку и сердце.
    Яся принимает это как шутку, и в тон ему говорит:
    - Ах, встаньте, сударь! Я смущена. Сейчас матушка взойдёт сюда.
    - Душенька, я говорю серьёзно. Предлагаю тебе стать моей женой.
    - Прости, Павел. Я решила, что ты шутишь.

    - Разве с такими ответственными моментами в жизни можно шутить? Я тебя люблю. Я буду твоим мужем, а также -  рыцарем, другом, братом. Если бы я был волшебником, то подарил бы тебе всю Вселенную. Если бы я мог дотянуться до неба, то  достал бы для тебя ту звезду, на которую бы ты указала…
   - А твоя семья?
   - Я свободен. С…супругой мы разошлись полюбовно, без упрёков.
   - Значит, я не разбиваю твою семью? Не увожу тебя от жены?
   - Успокойся, душенька. Ты ничего не разбиваешь. Я  тебе себя предлагаю. Бери меня, вяжи меня… Твой до конца дней своих! Я буду тебя беречь и любить. Пылинке не дам на тебя упасть. Я весь твой!

    Павел всё стоял у порога и обнимал Ясю.
    - Кто-то есть дома? – спросил шёпотом.
    - Нет, дети в школе, а Мария Сергеевна пошла в кино. Сегодня у неё выходной день. – Яся отстранилась от Павла. – Я тебя могу заразить. Чихаю, кашляю.
   - О, моя ненаглядная, ты можешь меня заразить только своей любовью. Зарази меня вирусом любви. Я покорно  буду болеть. Ты не забыла, душенька, что я врач. Иди в спальню, ложись в постель.
    После поезда мне надо принять душ. Вот в поезде – там настоящая инфекция. Буду тебя лечить народным средством. Приготовлю тебе, захворавшая моя звёздочка, «декокт» - так называется отвар из лекарственных растений.

   Вернулся Павел из ванной в белом махровом халате. Как он его «достал» - тоже один Бог знает.
   Павел решил, что должен одеждой, поведением и прочим соответствовать Москве, квартире и семье Яси. Чего бы это ему не стоило. Хотя бы на первых порах.
   Для белых роз, махрового халата, продуктов, которые он стал покупать с первых же дней пребывания у Яси, нужны были деньги. Его запасы (а запасы делать он всегда умел) подходили к концу. Ему надо было быстрее устраиваться на работу. Это тоже было в его генеральном плане.
   Но  прежде там стоял пункт: женитьба на Ясе. Москвичке.  Постоянная прописка в её квартире, как мужа. Он не хотел просто жить с Ясей, быть приходящим любовником.
 
    «Эти апартаменты должны стать и моими, - говорил он себе. – Кожу с себя сдеру, а добьюсь этого. И надо торопиться. А вдруг её муж  вернётся, и будет  уговаривать помириться? Такое с нами, парнями, случается. Или она влюбится в кого-то в своём коллективе…
    Я не могу допустить подобной пертурбации.  Мне такой инфаркт в  моих планах не нужен. Тогда я останусь с носом. Это мне не подходит. Я должен уговорить эту москвичку выйти за меня замуж. Она не красавица и фигура немного уже расплылась. И не нужна мне её красота. Как это по-русски говорят: с лица воду не пить, или что-то  в этом духе.

    Сейчас, Павел, у тебя есть шанс зацепиться в Москве. Не как пришелец, который   в общежитии для аспирантов рад койке,  продавленной сотнями таких, как ты.         Судьба задержала тебя на несколько часов в больнице, и ты не смог тогда вылететь  первым рейсом в Москву. Но зато судьба втолкнула тебя в тот самолёт, где была эта женщина с заплаканными глазами.
   Или ты  уговоришь её выйти за тебя замуж, станешь полноправным москвичом; или ты, поджав хвост, должен будешь искать себе пристанище, чтобы иметь возможность  дописать и защитить диссертацию, без которой ты – ноль; тэрциум нон датур – третьего не дано.
    Москва для тебя – не просто город. Здесь новая жизнь. Здесь тебя не будет тошнить, как беременную, как тошнило в том городе, где тебе всё надоело, приелось, стало не интересным, тусклым.
    Но таких как ты, без жилья, без счёта в банке или денег в чулке, с недописанной диссертацией, здесь, как собак нерезаных. И кто придумал такую неприличную поговорку? Даже мне, врачу, она не по душе.
   Я чувствую, что это мой город! Вот говорят: в Москве загазованный воздух, пыль, гарь, дышать нечем. Смешные люди! Только здесь и можно дышать.
   
    Поразмышляй, Павел Иванович, чего этой женщине не хватает? Квартира у неё лучше, чем у нашего первого секретаря горкома партии. Мебель у него шикарнее, так это наживное. А  вот квартиру, попробуй, заимей. Здесь тебе жилплощадь никогда не получить – заслуг перед Москвой у тебя никаких. Будешь мыкаться по чужим углам. А ведь надо прописаться, чтобы получить работу. Замкнутый круг!
   А как твоё самолюбие, твоя гордость? Не пострадают? Когда муж приходит жить на территорию жены, кажется, его называют «примаком». Моя гордость ждёт не дождётся, когда я стану москвичом. Любой ценой.
   И пусть меня обзывают хоть примаком, хоть котярой, хоть пронырой, хоть плебеем. Я готов прикинуться сиротой казанской. Прекрасно знаю, что женщина скорее обратит внимание и пожалеет,  больше того – может влюбиться, в  несчастного мужчину, чем в успешного в жизни. В каждой женщине развит материнский инстинкт, ей надо обязательно кого-то жалеть. А у моей крали уже двое детей. Чувство это ей хорошо знакомо.
    Я должен разыграть перед москвичкой  две роли: казанской сироты и мужчины, страстно в неё влюблённого. Это такой коктейль! Не устоит! Я себе цену знаю.
    Мне всё равно, что обо мне будут думать. Да, здесь меня никто и не знает. Я давно уже научился делать вид, что ничего не слышу и ничего не вижу. По-другому мне не выжить!

     Получается такая картина: у тебя – ничего, а  у этой москвички всё есть. Квартира, дети, домработница, профессия… А чего у неё нет? Мужчины. А она молодая, и ей хочется… Это я уже проверил раньше.
    Ты ей можешь дать то, что ей хочется. Чего ей сейчас не хватает. Торопись, пока ещё способен стоять твой благословенный член. Твоя надежда – он. Анатомию человека ты всегда сдавал на «отлично». Знаешь, где что находится.
    Так иди и ублажай эту женщину.  Читай стихи, раз  она их читает. Рассуждай о романтике, как она рассуждает. Стань  другом  для её сыновей…Иди. 
   У  англичан есть поговорка: лошадь удачи пробегает мимо каждого, но не всякий способен её поймать. Поймай лошадь удачи! Иначе – грош тебе цена».

   После такой речи под душем Павел и появился перед Ясей в белом махровом халате. Халат он сразу же снял. Но, тёплый и душистый, не сразу забрался под одеяло. Намеренно постоял, сделав вид, что ему надо обсушить полотенцем мокрые волосы. И член его уже был в бодром состоянии. 
   Павел, как врач, отлично знал, что созерцание  обнажённого тела, вызывает  сексуальное возбуждение. А по предыдущим половым актам с Ясей, он понял, что эта женщина с большим запасом чувственности. И он предполагал, что в будущем этот запас будет не иссякать, а пополняться.

   - Ненаглядная моя, - сказал Павел и сел на край кровати. – Я сейчас буду тебя лечить своей любовью. Любовь – это витамины, гормоны… Не смейся, душенька. На эту тему написаны диссертации, правда, не у нас. А потом… после… сделаю для тебя  оздоровительный отвар по старинному рецепту. И завтра ты будешь здорова.
    Какая у тебя нежная кожа… А твой пупок – самый лучший пупок в мире…Сосочки твои напряглись, знают, что я их люблю… Люблю тебя всю…
   
    Если бы дальше всё было записано на киноплёнку, то потом любовную тактику Павла  можно было бы показывать, как учебное пособие для «начинающих» мужчин.
    Павел начал целовать  Ясю  сверху: глаза, уши, шею, ложбинку между грудями, соски; пощекотал языком соски, пупок… Его губы и руки скользили всё ниже. Вот он уже целует и гладит бедра, раздвигает ноги, целует лобок… А потом он начал гладить клитор; гладил и надавливал на него, зная по медицинским атласам, что клитор у многих женщин – это сонм эротических точек.
    Когда он коснулся губами её половых губ, Яся задрожала, схватила Павла за плечи и притянула к себе.
   - Обними меня крепче, - Яся не ожидала от себя такого жара. Она взяла член Павла, широко раздвинула ноги и  сама направила его во влагалище. – Глубже, ещё глубже… Прошу тебя. Достань до шейки… Потрогай её… Не бойся, мне не больно. Глубже… Разгонись, получится ещё лучше. Как мне хорошо с тобой! Ты - мой мужчина. Как мы хорошо подходим друг другу. Я подложу кулаки под свою попку, чтобы тебе было удобнее. Разгонись ещё… Вот так, хорошо!

   Яся запамятовала, что «разгонюсь» - словечко Марка.  Это был один из его коронных «номеров»: с ходу влетать во влагалище (и не только Ясино),  потом почти полностью выдёргивать член, чтобы снова с силой влететь… Почему-то тогда ей этого не хотелось, чем-то не нравилось.
    Затем она замолчала, прислушиваясь к себе в ту сокровенную минуту оргазма, который она начала испытывать именно с Павлом.   
   И где бы ни жила женщина – хоть на островке в Атлантическом океане, хоть в Африке, хоть в России, она испытывает те же чувства, что и Яся, когда, доверившись, отдаётся мужчине.
   
      После того, как Павел напоил её лекарственным отваром и закутал одеялом, Яся сказала:
    - Я говорю «да». Я выйду за тебя замуж. Наш брак будет счастливым,  уверена. Ты не пожалеешь, я буду тебе хорошей женой.

   Как только Яся выздоровела, они сходили в загс и написали заявление.
   Им надо было ждать положенного срока, когда можно будет зарегистрировать брачный союз. Всё это время Павел был тише воды, ниже травы. Он боялся спугнуть удачу.
   А потому с Марией Сергеевной, с сыновьями Яси и с Ясей Павел был ласковым, предупредительным; его не надо было уговаривать  пропылесосить, сходить в магазин, вымыть посуду…А в автобусах, метро, на улице – всем уступал дорогу, не сердился, если его толкали, первым извинялся – был уверен, что только своим терпением ко всему и всем сможет задобрить судьбу.

   Он сразу же вновь встретился со своим консультантом. Павел откровенно ему сказал, что хочет  активно заняться своей диссертацией. А потому не будет устраиваться работать в больницу. Он знает, что такое работа в больнице, ночные смены – времени на научную работу не останется. И тогда выяснилось, что Павлу повезло: на кафедре медицинского института, где работал его консультант, освободилось место лаборанта.
     - Павел Иванович, - сказал ему консультант несколько смущённо, - вы понимаете, что лаборант – это  клерк в медицинской системе. Вам, дипломированному врачу, может, покажется унизительной эта неброская должность. Но, смею вас заверить, что в науке нет ничего унизительного. У вас будет возможность собирать материал для диссертации. А там посмотрим.
    Медицинский институт – как живой организм, здесь всё движется, не застаивается. Застоя, тромбов, геморроя и отёков мы не допускаем. При первой же возможности, найду для вас другую  должность. Кстати, а о преподавании вы когда-нибудь думали? Нам преподавательские кадры нужны. Но в этом деле, - консультант почесал свой затылок, - нужен дар божий.

    Консультант, сам того не ведая, натолкнул Павла на мысль: заняться преподаванием. Больница ему осточертела. Первый опыт у него уже был  - он читал курс физиологии в медицинском училище своего города.
   Высокий, стройный, с пышной шевелюрой, с пухлыми губами преподаватель привлекал внимание студенток, а потому на его лекциях всегда был полный аншлаг.  Девушки  прихорашивались. Каждый день у них были новые причёски, припудренные носики,  юбки и платья укорачивались, а их белые халаты  похрустывали от крахмала.

    Павел помнил, что ему не нравилось в лекциях, когда он сам учился в мединституте: заумный, тяжёлый язык преподавателей, то, что  многие ни на йоту не отступали от учебников. Поэтому некоторые аудитории  были почти пустыми, а в некоторые  сбегалось столько студентов, что негде было сидеть.
    Павел строил свои лекции по-другому: приводил много примеров, задавал вопросы и помогал на них отвечать; чтобы студенты запоминали многочисленные медицинские термины, искал  им аналоги; даже анекдоты были в его лекциях…

    - Не знаю, дорогой мой консультант-профессор, есть ли у меня дар божий, как преподавателя, - размышлял  Павел, -  но я не упущу и этот шанс. Я уже поработал в больнице, и знаю, что это такое. Теперь надо пересесть на другую ветку жизни, повыше – закрепиться в медицинском институте. «Преподаватель вуза» звучит весомее, чем «врач»!
   Матка боска, помоги мне, своему сыну. В Москве я делаю свои первые шаги, то есть я сейчас – как младенец. И мне нужна твоя помощь.
   Нет, я не буду у тебя иждивенцем. Я не такой, чтобы сидеть и ждать у моря погоды. Буду работать как вол. Прошу тебя, Матка боска, огради меня от тех случайностей, которые заведомо видишь ты, а не вижу я.