Земля

Павел Лаптев
Павел Н. Лаптев
Земля


— На линии сто десять киловольт Озон-Фирюсиха включить основное заземление, на привода линейного и обходного разъединителей вывесить плакаты по технике безопасности. Пять пятьдесят четыре. Угу, — сказал в телефонных трубку диспетчер электроподстанции Пилин, записал в оперативный журнал: «5.54. ДРДУ... На линии Озон— Фирюсиха» и — отложил авторучку.
— Так вот, значит, — повернулся он к электромонтёру Анечке, — я говорю на суде при разводе: квартиру я подам на размен. Трёхкомнатную на две однокомнатные с доплатой. Она мне: не имеешь право. Представляешь? — скривил губы Пилин. — Типа, она владелица, а я только прописан. Типа, по новому жилищному кодексу приоритет у владельца, а я только зарегистрирован.
Анечка положила перед Пилиным бланк переключений.
— На,  распишись в бланке переключений, — предложила своим тоненьким голосом.
— Написала? Давай,  — Пилин взял у неё бланк. — А сама-то не расписалась.
Анечка взяла ручку и черкнула ей в графе «производит переключения».
— А то забудешь сам потом, — пропищала.
Пилин вывел закорючку над «контролирует переключения».
— А тут, значит, идём с моей новой по улице, — продолжил Пилин рассказ свой. — И, представляешь — он навстречу. Муженёк её. Да, чувствуется выпивший. И говорит: приятно познакомиться! А я ему: не приятно познакомиться. Представляешь?
Анечка встала из за стола.
— Пошли, пошли заземление включать, время идёт, — сказала, — Меньше, чем через час уже утренняя смена придёт, — кивнула на дверь.
— Пошли, — согласился Пилин и встал тоже. — Беру ссуду сто пятьдесят тысяч и выплачиваю бывшему мужу долю квартиры. Столько просит, — развел ладони.
Дежурные пошли по коридору в комнату за плакатами безопасности и трубой для оперативных преключений.
— А сынок её, моей новой уже ко мне привык, — шёл за Анечкой Пилин. — Ходили  вчера в кино с ним на этого, как его, м-м... Ну, фиг с ним.
Анечка взяла плакаты и трубу, Пилин фонарик.
— Ага, — всё рассказывал Пилин. — А шурин мне тут говорит: разведётесь, а венчание тоже надо аннулировать. Зачем, говорю? Типа, после смерти опять тогда соединитесь навеки на небесах, представляешь? Чушь-то! Ну, венчались для красоты, на камеру снимали. Ага, надо, говорит, в область ехать к митрополиту подавать прошение о церковном разводе. Сейчас, поехал!
Анечка взяла трехдюймовую трубу, четыре плакат «Не включать. Работа на линии» и  «Заземлено». Пилин достал из шкафа фонарик
— И, это, Санька, сын, бездарь, техникум бросил, ничего не хочет — учиться не хочет, работать его устроил в магазин компьютерный, так через неделю выгнали, — продолжил о своём Пилин. — Я говорю: давай в институт иди, я оплачу. Сейчас высшее образование получить раз плюнуть. Плати бабки только и никто не выкинет. Да, конечно, обесценилось высшее образование. Все кому не лень прут туда. Экономистов развелось, как собак нерезаных. Вот мы учились — до ночи в библиотеке сидели, а сейчас вся учеба — скачал из интернета реферат, сдал и вся учеба. Цык! — возмущённо цыкнул Пилин.
Они вышли на крыльцо, Пилин включил фонарик и поднес к лицу снизу.
— Я инопланетянин! — пошутил.
— Пошли, инопланетянин, — махнула плакатами Анечка и сошла с крыльца.
Пилин посмотрел на ясное звездное небо и направил туда световой столб от фонарика, осветив на чёрном бездонном небе жёлтые точки звезд. Потом осветил путь впереди Анечки и пошел за ней, стараясь попадать в её следы на снегу.
— Анют, а ты в инопланетян веришь? — спросил сзади.
— Не-а, — ответила та, не оборачиваясь.
— А я хочу встретиться, — сказал Пилин.
— Зачем? — спросила Анечка.
— Как зачем? Расширить свои познания вселенной. Так вот, типа, здравствуй, брателла! Пошли выпьем! — сказал весело Пилин.
— А он тебе — и тобой закусим, брателла, — ответила Анечка. — Свети лучше вперёд.
— Ладно, — посерьёзнел Пилин. — Так, Озон — Фирюсиха, — и снова всмотрелся в темень неба. — А вообще, скоро полетит на Марс пилотируемый корабль. Вот если бы мне предложили — лети, мол, Пилин, в один конец, мол, вот тебе, ванвэй тикет, помнишь у Бони Эм? Я бы полетел!
— И сдох бы там, — отрезала Анечка.
— Ну и что! Полтора года пути всего. Взял бы с собой бутылку коньяка и пистолет, как Гагарин.
— Мало, — сказала Анечка.
— Для празднования прилёта. Ну, больше бы. Отрапортовал, что прилетел, посмотрел на свой бронзовый памятник и… Блин, фонарик уже разряжается! — пощёлкал Пилин тумблер угасающего фонарика.
— Правильно идем? — спросила Анечка.
— Да, правильно-то, правильно! — ответил Пилин. — Снег не чистят. Чей это участок?
— Не знаю, — ответила Анечка.
— Ань, вот ты женщина, — сказал Пилин Анечке в спину и чуть не упал в темноте. — Ай! Ань, слышь, ты молодая замужняя женщина, рассуди вот, чего вам бабам не хватает? Про себя я — мужик сорока лет в собственом соку, не курящий, можно сказать не пьющий. А? Работает, зарплату получает в энергетике нормальную, социальный пакет имеет. А всё плохой! А я тебе скажу, — снова чуть не споткнулся Пилин. — Ай! Вы всю жизнь слушаетесь своих мам. А мамы вас ревнуют к вашим мужьям. Так?
— Темень какая на электроподстанции, — только сказала Анечка. — Сколько раз говорили, в журнал дефектов писали, что освещение не работает! И фонарь зарядку не держит.
— Ага. Ещё напишем, — согласился Пилин.
Они подошли к линейному разъединителю.
— Давай, я. Не бабье это дело, — выхватил Пилин трубу у Анечки.
— У вас мужиков всё не бабье! Совсем со счетов нас снимаете. Ну-ка, — Анечка взяла у Пилина трубу назад.
— Как хочешь! — не стал спорить Пилин. — Со счетов! Вон бывшую мою не заставишь чего делать! И за квартиру я платил всегда, и за коммунальные. А тут, представляешь? Меня спрашивает, типа: а куда идти платить-то? Смехотура!
Анечка вставила трубу в рычаг, покачала её и дернула на себя.
Раздался хлопок отключившегося воздушного выключателя.
Белая ветвящаяся дуга с громким скрипом метнулась с проводов в землю через разъединитель и Анечку. Синяя роба Анечки вспыхнула красно-жёлтым пламенем. Она дико вскрикнула, подпрыгнула и рухнула на землю.
Пилин с вытаращенными глазами, трясясь и шатаясь попятился назад.
— Гол! Защемляющие ножи не туда включили, — выговорил он.
Повернувшись, на ватных ногах побежал на щит управления, потом остановился и побежал к Анечке. Подбежав к ней, он сел на колени и начал её трясти за плечи.
— Аня! Аня! — кричал Пилин.
Аня не отвечала.
Пилин трясущейся рукой поднял ей веко, пытаясь разглядеть зрачок, но из-за темноты ничего не смог увидеть. Ощупал сонную артерию, пытаясь ощутить пульс, но из-за тремора руки ничего не смог определить.
Тогда он ударил ей кулаком  в грудь. Потом ещё раз.
Прислушался. Присмотрелся.
Аня не отвечала.
— Вот тебе инопланетяне!  — крикнул Пилин, — Всё, посадят нахрен. Аня! Анечка, очнись!
Анечка не реагировала.
Пилин ударил ей в грудь третий раз. Потрогал сонную. Потом начал расстёгивать куртку. Распахнув её, он расстегнул блузку. Распахнув её, он рывком снял лифчик.
Большие груди Анечки разъехались в подмышки. Пилин дотронулся до них, ощутив тепло и помял пальцами, отогревая пальцы. Потом, потерев ладони друг о друга, он ударил кулаком в грудину Анечки.
Анечка вдруг вздогнула и затряслась.
— Аня! Живая? — обрадовался Пилин.
Он запахнул Анечке блузку, куртку, приподнял её и потащил.
Внеся в здание щита управления, Пилин положил её на пол.
Анечка открыла глаза и, медленно качаясь, села.
Я… Я… Чего это… А? — писклявым своим голосом проговорила.
— Всё нормально! — радовался уже Пилин, — Да, вот, «землю» на напряжение воткнули.
Вдруг зазвонил коммутатор.
— Гадство, звонят вовсю уже! Теперь выгонят нахрен с работы! — закричал Пилин и побежал  из здания. Выбежав уже за ворота подстанции, Пилин остановился. Чёрный небосвод разрезала светящаяся полоса, на конце которой остановился ослепительный шар. Он быстро увеличился в размерах и, превратившись в диск размером с автомобиль, сел на дорогу перед Пилиным.
Пилин почувствовал, как тело его окаменело, даже языком не смог пошевелить, чтобы выговорить: возьмите меня отсюда на Марс. Он только смог промычать эти слова, почувствовал, как-будто весь организм охватил огонь и потерял сознание.
Через минуту на дороге уже никого и ничего не было. Небо быстро становилось светлее, звёзды прозрачнее. Вдалеке, за снежной землей огоньками окон ещё светился поселок, ожидая рассвет нового зимнего дня.



                конец