1. Я слишком сильно надеялся на компьютеры, когда хотел поменять свою жизнь к лучшему, но совсем забыл что им на меня наплевать - потому что на самом деле внутри они блестят холодной пустотой своих электронных компонентов. Очевидно и люди пусты внутри. Свои духовные полости они заполняют мусором и потоком информации из внешнего мира; люди сами с утра до вечера делают создают этот хлам, наделяя его особенными качествами, чтобы утолить свой вещевой голод.
Люди, чьи чувства деформированы жёстким городском ритмом, подобно душевнобольным приматам, гордятся этим шлаком вокруг себя, любой блик на стенке тонких стенок битого стекла принимают за подмигивание ангела. те кто потерял остатки веры протирают жопу об офисные стулья, а половые органы о тела друг друга, растирают небылицы в белые порошки, растворяют семя в спиртах, гордятся своей независимостью и климатом в доме, вновь смывают в унитаз души какое-то количество чужого говна, которое любезно собирали на совещаниях и, вообще, в течении рабочего дня, и вот уже чувствую, как эти слова пахнут в черепной коробке очередного нарко-гения моего анонимного читателя сладким металлическим привкусом, чайной нержавеющей ложки, на которой под огнём китайской зажигалки плавится себе настоящий такой афганский героин: ответ на любой вопрос, очевидный, как пустые люди, наполненные мусором с ног до головы - свидетели собственного падения в бездонную пропасть Вселенной, словно трассирующие патроны светятся в ночной Пустоте, что знает все мои смешные тайны..
2. "Я знаю все твои смешные тайны",-Пустота смотрела на меня и улыбалась, мы пошли через овраги и трещины в земле в самый центр Иллюзии, стенки проходной переливались всеми цветами, и кто-то безумно стремительными шагами перебирал и задавал тон всем красочным метаморфозам. Небо над головой было белое, "бумажный купол",-подумал я,-"жаль, растерянна литературная целостность мира, и мне никогда этого не запомнить, ни написать". Часы показывают двадцать три часа двадцать третьего числа, Старый Арбат на глазах превращается в улицу Халтурина, мне бы ещё пару минут до ЦД, и я точно успею не встретить там Олю... Нет тут Оли, она у себя дома, забыла все мои имена Собачьих богов и адского сакрального звука "хой". Около Шарлау сяду как бомж. Поставлю рядом коробку для милостыни.
Продаю трипкасты от безысходности, которая снится мне, когда снова перебегаю по Нагатинской набережной. Музыка должна приносить удовольствие, которое нельзя монетизировать. Музыка умрёт с последним человеком. Музыка должна мне двадцать восемь баксов, позвоню ей, когда в столице останусь без денег. Долг алкаша красит. Москва-река втекает в Неву и вырывается кровоточащими метастазами в небо белого купола, а мои наушники покрываются золотом у всех на глазах. В глазах у моей милой Пустоты новый пирсинг. Стильная и блистательная улыбка - каждая деталь ее душевного механизма кажется безупречно-стальной, но стоит ей оступиться и слышится пластиковый стук ее сердца о стеклянные стенки тонких сосудов. "Оказывается ты совсем ненастоящая, Пустота?",-в её больших монохромных глазах, там где затерялись драматичные детские страхи, отражалось моё обычное выражение лица, стало ясно, что я бываю либо в состоянии тотальной ярости, либо непоколебимый похуизм - между этими точками личности располагается бесконечно-удаляющееся настроение счастья. Оно бесконечно удаляется с каждым граммом кислорода, который вдыхают мои вечно-молодые лёгкие в горах священного Тибета, куда я в прошлой жизни приехал со своей будущей женой. "Да",-говорит Пустота,-"мало того что я ненастоящая Пустота, так ты меня ещё и выдумал, заставил играть в свои глупые подростковые игры". Стало ясно, небо синело ночной прохладой. Синие звёзды мелькали на новогодних баннерах. Под ногами растопленный солью снег, напоминающий пудинг, перед глазами десятки тысяч поездов в которых уезжает Вера, Надежда и Любовь, а прибывает Журналист Мефистофель и Рекламный ангел Leica, тот что транслирует эфир прямо в сон и заставляет меня в очередной раз выдумать что-то такое, ради чего Оля вспоминает моё 'Тимур', дабы поделиться со мной историями из культурной столицы. Засыпаю на её астраханской кровати, через перфорацию реальности позволю ее голосу в очередной раз дотянутся до паутины моего воображения, засыпаю в её руках так часто теперь, а просыпаюсь, внезапный как вихрь, потому что опять проспал конечную маршрутки в АЦКК! Да, когда же по ночам я научусь спать?
3. Особенные фотографии - это далеко не взаимоотношения бумаги, химикатов и светотеней, а "другие правила" игры фотографов. Моему внутреннему переживанию, к сожалению, эту игру не понять.
Не знаю сейчас в чём разница: сидеть у моря или сидеть в комнате на Невском проспекте, ведь объятия похмелья и одиночества никогда не уютнее лёгкого утреннего прикосновения близкого человек в любых городах бесконечности, и тишина гор не сравнится с молчанием ожидания таких мгновений, и пусть даже в этот момент каждый из существующих людей будет замучен бытом или восхищён новым LED-телевизором. Эти моменты стоят того чтобы быть такими короткими, редкими. Между такими прикосновениями и устроена жизнь со всем её бешеным танцем.. Я не знаю, что лучше: море или мегаполис, и надеюсь, никогда не смогу узнать.
Так много умных слов, так мало умных поступков - какими бы не были сильными наши переживания и чувства сегодня, завтра всё покроется налётом юности и всё настоящее сейчас будет называться позже ошибками молодости, чтобы оправдать свои страхи перед самим собой. чтобы не стать теми, кем мы можем быть - чтобы не быть с теми, с кем мы хотим дышать - чтобы не жить там, где сердце бьётся спокойно и по-домашнему - отрицай всё сказанное собой, провоцируй себя на глупости и вообще забудь о том что мир прекрасен, и что он есть только там где есть ты. никогда не вспоминай что Мир это и есть Ты. живи проще. ешь много. спи до обеда. Спасибо за внимание.