Мои женщины Март 1957 Скромница

Александр Суворый
МОИ ЖЕНЩИНЫ Март 1957 Скромница.

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

(Иллюстрации: сайт "Все девушки "Плейбой" с 1953 по 2010 годы").

Наступил первый месяц весны 1957 года. Мартовская капель возвестила о будущем лете.

Моя первая Фея красоты и страсти «из кабины самосвала» перестала мне сниться. Вместо неё приходили образы обнажённых, но скромных и стесняющихся девушек.

Они представлялись мне на фоне темноты полностью открытыми и ярко освещёнными. Правда при этом, они продолжали целомудренно поджимать под себя ноги и сидеть или лежать так, чтобы не было видно сокровенного тайного места.

Теперь моим идеалом грёз была скромница, как Татьяна Васильевна, воспитательница в нашем детском саду…

Все мы, четырёхлетние мальчишки и девчонки младшей детской группы, были влюблены в неё и ревниво старались заслужить её внимание, заботу и ласку. Она чувствовала нашу влюбленность и сильно смущалась, когда кто-то из нас старался быть к ней поближе чтобы взять её за руку, прижаться к ней, подставить ей свой лоб для поцелуя.

Странно, но я не был в числе тех, кто старался ей во всем угодить. Наоборот, я сторонился её и больше времени проводил в играх с ребятами и девчонками. Однако всё время я краем глаза зорко наблюдал за воспитательницей и украдкой любовался её фигурой, нарядами и причёской.

Мне нравилось в ней все: и тщательно уложенные в пучок волосы, и красивая заколка, и серёжки в ушах и маленькие туфельки с высоким каблучком. Этот каблучок делал её ноги длиннее и стройнее. Ей самой нравились эти туфельки, и она часто садилась на круглый кожаный диван, поджимала под себя то одну, то другую ногу и заботливо чистила свои туфельки и каблучки. При этом свободную ногу она всегда ставила на носок, чтобы ещё более подчеркнуть её длину и стройность.

Когда она так садилась, то её белый халатик задирался выше колен и обнажались её налитые упругие колени. Все девчонки в группе замирали, когда она так садилась на круглый кожаный диван и заворожённо смотрели, как она приводит в порядок свои туфельки.

Пока девчонки с восхищением и любовью жались к воспитательнице, мы, мальчишки, вдруг начинали демонстрировать чудеса безрассудной храбрости.

Кто-то пытался прыгнуть выше головы. Кто-то выстраивал из кубиков огромную башню, а другой храбрец разрушал её. Кто-то бегал наперегонки. Кто-то отнимал у соперника игрушку и тут же бросал её, так как она была нужна только для того, чтобы его заметила наша любимая воспитательница.

Воспитательница часто сидела на диване в позе Феи красоты и страсти. При этом она гибко потягивалась, отчего её халатик на груди напрягался. При этом чётко проявлялись бугорки её сосков.

Она старалась не смотреть на беснующихся мальчишек. Только скромная легчайшая улыбка выдавала её удовольствие от происходящего.

Эта скромная воспитательница из детского сада долго снилась мне обнажённой и я часто просыпался в жутком волнении и трепете.

Однако я уже немного понимал, что эта скромность обманчива и что волнующая красота воспитательницы сама нуждалась в заботе и внимании со стороны. Может поэтому, я был одним из очень немногих, кто смотрел на неё иначе, чем остальные.

Она часто, покраснев, говорила мне, чтобы я не смотрел на неё «так» и мягко закрывала мне глаза своей рукой. Причём закрывала так, чтобы я мог коснуться её ладони своими горячими губами.

В эти мгновения я был безумно счастлив. У нас была общая тайна. Может быть даже тайная страсть, которой я очень гордился.

Всякий раз, когда такое случалось, у меня становилось сыро в трусиках. Я вспоминал Ваську Григорьяна и ощущал себя почти мужчиной…

В эту весну 1957 года я ни о чём другом, кроме нашей любимой воспитательницы из детского сада не думал и не знал. Весь мой собственный мир сосредоточился только на ней, на ребятах и на нашем детском садике «Радуга».