ЭТЮДЫ НА ЖИТЕЙСКИЕ ТЕМЫ.
Этюды - это наброски, зарисовки для будущего произведения, выполненные с натуры.
СОВЕСТЬ.
Эдуард Николаевич проснулся среди ночи. Сотни молоточков стучали в голове на разные лады: бух-бух, стучало в висках, блям-блям отзывалось эхом в затылке. Язык, шершавый как наждачная бумага, медленно ворочался в пересохшем рту. Сразу видно – банкет удался на славу!
«Надо встать, попить минералки, - подумал Эдуард Николаевич. – Легко сказать – встать, но как это сделать без посторонней помощи?»
В гостиничном номере он был один.
«Не дорос еще до постоянной прислуги», - с сожалением подумал он.
- Какие наши годы, с твоими–то способностями - быть тебе губернатором, - раздался тихий голос.
«Я что, не один? - подумал Эдуард Николаевич, но вслух ничего не произнес. – Наверное, это отголоски речей, произнесенных вчера на банкете. Ведь так бывает – услышишь что нибудь, а потом некоторое время эти фразы звучат у тебя в голове. Это все равно как навязчивая мелодия,- рассуждал он, медленно вставая с кровати.
Стакан, залпом выпитой минералки, немного облегчил его страдания. Молоточки все еще стучали, но во рту было не так сухо. Эдуард Николаевич медленно оглядел номер. Довольно скромная, по современным меркам, обстановка, подтвердила мнение, что уездные гостиницы, сколько бы звезд не красовалось на их фасаде, были скромны и убоги. И только один или два номера, с натяжкой можно было назвать люксом. Увы, в этих номерах разместилось высшее руководство области.
«У меня в районном центре гостиницы, пожалуй, покруче будут. Тоже не Европа, но и не село».
- Тоже мне расхвастался! Гостиницы у него покруче. А за счет каких средств они были построены? А? – опять послышался тихий, но внятный голос. – Забыл? А я напомню. Сколько детских садов ты должен был отремонтировать в городе? Вот то-то же!
- Эй, кто тут есть? – прошептал испуганным голосом Эдуард Николаевич. – Сейчас вызову охрану.
- Ну, вызывай! Охрана придет, а в номере никого. И что ты им скажешь?
- Как это никого, а кто же говорит? – спросил он, внимательно осматривая номер.
- Кто? Не догадываешься? Твоя совесть.
- Что? Какая совесть? Слушай ты, хватит прикалываться.
- Какая совесть спрашиваешь? Забыл что это такое? Напомню. СО-ВЕСТЬ, то есть весть, которую приносит душа. И тебе нужно прислушиваться к этой вести. Не знал? Свою-то совесть ты давно задушил, еще в институте, когда рвался к власти на факультете. Как же она тебе мешала! Как ты ее, бедную, терзал, травил. Как она мучилась. Но ты точно знал, что побеждает тот, кто победит свою совесть. И ты победил: избавился от совести, заодно и душу потерял.
- Что ты мелешь! – прервал голос Эдуард Николаевич. – Не морочь мне голову. Я вчера немного перебрал, вот и мерещится всякая чушь.
- Когда мерещится всякая чушь, как ты говоришь, то это белая горячка. Ты хочешь сказать, что допился до «белочки»?
-Ничего я не хочу сказать. Просто, если ты не прекратишь безобразия, я вызову охрану.
- Ну, вызови, вызови! Они придут, в номере – никого. «Со мной разговаривает моя совесть, помогите мне ее прогнать» - скажешь ты голосом, не терпящим возражения. – Вот смеху-то будет! Хорошо, если просто посмеются, а то могут и психушку вызвать. Вспомни, как часто ты прибегал к услугам психиатров? Как часто они упекали в «дурку» твоих конкурентов?
- Заткнись. Я все равно узнаю, кто ты, - огрызнулся Эдуард Николаевич.
Он почти пришел в норму, мысль работала четко, только мелко дрожащие руки выдавали его состояние.
«Утром обязательно заставлю своих ребят проверить номер на предмет «жучков». Хотя это вряд ли жучки, скорее спрятанный где-то микрофон, из которого и раздается этот голос», - продолжал рассуждать Эдуард Николаевич.
¬ - Зря стараешься,- усмехаясь, прервал его размышления голос. – Ничего твои ребята не найдут. Включи мозги, если они у тебя еще есть. Как с помощью микрофона можно знать то, о чем ты думаешь? Это что новые шпионские штучки? Я же тебе русским языком говорю – я твоя совесть.
- Откуда же ей взяться, если ты сам сказал, что я убил ее давным-давно? – возразил Эдуард Николаевич.
- Правильно. Ты убил свою собственную совесть, данную тебе от рождения. Я же совесть второго порядка.
- Что?
- Совесть второго порядка, посланная к тебе для твоего лечения. Я буду около тебя до тех пор, пока не оживет твоя собственная совесть.
- Ну, и дела. Я определенно свихнулся. Пить надо бросать, - уже никого не таясь, вслух произнес Эдуард Николаевич.
- Пока еще не свихнулся, но если не бросишь пить с «белочкой» познакомишься обязательно. Пойми только одно, что отныне я буду всегда рядом. Все вижу и все слышу. И если ты будешь вести себя как прежде, то я …
- Ну, ты, скотина. Запугивать меня решил? Ты знаешь, с кем связался?- приходя в себя, почти крикнул Эдуард Николаевич.
- Знаю, с подлецом и мерзавцем, убившим свою совесть. Но меня, сразу предупреждаю, ты не убьешь, как не старайся, - строго сказал голос. – Потому что я совесть иного порядка, то есть посланная свыше.
- Кем посланная? – полюбопытствовал Эдуард Николаевич, все еще не веря в происходящее.
- Им, - произнес голос так многозначительно, что Эдуард Николаевич невольно посмотрел на небо.
- Думаешь, я смогу поверить в эту чушь? – продолжал сопротивляться он. – Скорее я поверю в то, что у меня приступ белой горячки. Это как-то понятнее. Вот я еще выпью водички, схожу в ванную, умоюсь, приведу себя в порядок, - он посмотрел на часы. – Ага, только четыре часа. Могу поспать еще несколько часов и буду в норме. А утром проснусь и забуду об этом ночном кошмаре, - сказал он, направляясь в ванную.
- Не забудешь.
«Хорошо, не забуду», - уже стоя под душем, подумал Эдуард Николаевич. - Пора серьезно подумать о своем здоровье. Сколько денег не зарабатывай, здоровье на них не купишь».
Тугие, прохладные струи воды окончательно отрезвили его. Он добавил горячей воды. Сразу стало хорошо, дрожь постепенно утихла. Захотелось спать.
«Определенно пора бросать пить, - подумал он, вытираясь мохнатым полотенцем. – Причудится же такое! Хорошо бы сейчас выпить горячего чаю. В номере должен быть чайник. Где же он? Вот скряги, пожалели денег. Придется вызывать дежурную».
В нерешительности он остановился посреди номера.
«Графин есть, стаканы на месте, в баре полно бутылок, в серванте – чайный сервиз выставлен как на показ, даже коробка с чайными пакетиками имеется. А где же чайник? Ах, вот он, голубчик, спрятался за кронштейном с чашками», - обрадовался Эдуард Николаевич.
- Ну, Слава Богу, увидел.
От неожиданности Эдуард Николаевич вздрогнул.
- Опять ты?
- А кто же еще? Я же сказал, что никуда от тебя теперь не уйду. Ты что замер. Попей чайку, успокойся. Нам спешить некуда.
- Я бы поспал еще немного.
- Вот этого я тебе не обещаю. Как правило, после моих бесед люди заснуть долго не могут.
- Понятно – ты моя бессонница.
- Не совсем. Я то, что вызывает бессонницу.
- Моя бабушка в старости тоже страдала от бессонницы. Выходит ее мучили угрызения совести. Это абсурд. Бабуля была честнейшим и добрейшим человеком.
- Не спорю, бабушка твоя была хорошим человеком, но и ее мучила совесть. Потому, что ее совесть была очень нежной и чуткой. Кроме того, старики плохо спят по другой причине – им просто жаль тратить время на сон. Ведь его так мало остается в конце жизни.
Голос умолк. Тишину номера нарушал только шум закипающего чайника.
Эдуард Николаевич не спеша выпил горячего чаю, с удовольствием ощущая, как тепло разливается по всему телу. Молоточки больше не стучали в голове. Он чувствовал себя бодрым и посвежевшим. Спать совершенно не хотелось. Часы показывали четыре часа сорок пять.
«И что же мне теперь делать?» - подумал Эдуард Николаевич.
- Как, что? Продолжать беседу.
- С кем? С тобой? Кстати, как тебя называть – голос, совесть. Голос мужской, но совесть «она, моя» - женского рода.
- Можно объединить – Голос совести.
- Послушай, Голос совести, ты явно ошибся адресом. Я всего-навсего маленькая сошка. Так, малек среди щук и акул.
- Может быть и малек, но очень прожорливый.
- Разуй глаза! Хотя, о чем я говорю, глаз у тебя нет.
- Ошибаешься, и глаза и уши у меня есть и отлично все видят и слышат. К тому же трудно не заметить твой особняк в элитном дачном поселке.
- Скажешь тоже особняк! Так небольшой домик, - немного смущаясь, произнес Эдуард Николаевич.
- Ничего себе домик в три этажа площадью пятьсот квадратных метров, построенный за казенный счет.
- Неправда, из казны я не взял ни копейки. Это всего лишь спонсорская помощь.
- Правильно. Ты продлил срок варварской вырубки леса, за что леспромхоз выделил тебе за символические деньги строительный материал. Рабочих ты забрал со строительства детского сада и за лето построил особнячок, а вот дети продолжают ютиться в старом садике. Мне продолжать?
- Да сколько хочешь. Ты что прокурор? И протокола я что-то не вижу. Все это разговоры – так, просто ля-ля. Мой, как ты говоришь, особнячок, самый скромный в нашем поселке. Ты посмотри на прокурорский. Это же каменный дворец немереной площади. Да и другие дома в поселке гораздо круче моего. И я что-то не вижу, чтобы их владельцы сильно мучились от угрызений совести, - переходя в наступление, сказал Эдуард Николаевич.
- Не волнуйся, с ними тоже начали работать, - серьезно ответил Голос.
- Да, брось, ты. Они друг друга уже не слышат, а то Голос совести. Да плевать они на все хотели. У них все куплено, все схвачено. Они такую чушь, как совесть, близко к себе не подпустят.
- Об этом не тебе судить. С этими, как ты говоришь, акулами, работают Совести третьего и четвертого порядка.
- Все понятно, у крутых и совести покруче. Вы их тоже по блату раздаете? – со смехом сказал Эдуард Николаевич. – А ты юморной.
-Зря смеешься. Хотя, если говорить твоим языком, это действительно очень «крутые» Совести. Только их крутость в том, что муки такой Совести страшнее бессонницы.
- Хорошо говоришь, только результатов, что-то не видно. Все живы, здоровы. Жрут в три горла и веселятся, как в последний раз.
- Погоди, еще не время. Прежде чем наказать человека, его надо попытаться вернуть в нормальное состояние, дать возможность исправиться. Иными словами, вылечить его.
- Ты хочешь сказать, что я болен?
- Конечно, болен. В организме человека присутствует огромное количество микробов, бактерий и вирусов. Все они до поры до времени живут тихо, мирно. Но стоит только ослабеть организму, они тут же заявят о себе: озноб, жар, ломота во всем теле – это в лучшем случае. Человек начинает лечиться, принимает лекарство, поднимает иммунитет – и вот он снова здоров. Это с точки зрения физиологии, - Голос замолчал и, вздохнув, продолжил. - С точки зрения нравственности дело обстоит сложнее. Человек - это бомба замедленного действия: зависть, злость, гнев, жажда власти и денег, гордыня, себялюбие, алчность, тщеславие, амбиции. Да всего и не перечислить. Эти душевные паразиты сидят в человеке и ждут своего часа. Стал начальником - можешь потешить свое тщеславие, дать волю эмоциям. Можешь наорать на подчиненных, оскорбить, сделать выговор. Почему бы и нет? Ты же начальник. Дорвался до большей власти – в ход пошли алчность, амбиции вылезли наружу. Гложат душу, терзают ее, бедную. Взял первый подарок-подношение – считай, пропал. А дальше все идет по накатанной плоскости. Тебе дают те, кто зависит от тебя, вернее, от твоей должности. Ты даешь тем, от кого зависишь сам. Как говорится: рука руку моет. С нравственной точки зрения человек на краю гибели. Совесть погибла, здравый смысл заменен другими понятиями. Но и это еще полбеды. Такой человек опасен для общества. Он заразен. Глядя на него, и другие начинают искать возможность улучшить свое материальное положение таким же путем. И вот, чтобы не допустить эпидемии, таких людей надо лечить. Процесс исцеления очень сложный и болезненный. Человека можно поставить перед выбором: или умереть, или жить по совести.
- Ага, воровал, воровал, беспредельничал, а потом вдруг – бац, осознал. Понял, так сказать, что плохо делает и давай исправляться. И вот он уже порядочный гражданин, а все свое имущество раздал неимущим. Тьфу ты, чушь собачья.
- Зачем так примитивно? Все гораздо сложнее и, поверь мне, гораздо страшнее, - сказал Голос, и, помолчав немного, спросил. – Скажи, ты счастлив? У тебя есть практически все. Все кроме счастья, потому, что счастье понятие не материальное.
- Ну, ты даешь! Я когда «Лексус» себе купил, был просто на седьмом небе от счастья, - воскликнул Эдуард Николаевич.
- Да разве это счастье? Машину ты купил на ворованные деньги, вернее на деньги, выделенные из госбюджета на развитие городского транспорта. Ты приказал купить по дешевки запчасти, частично отремонтировать автобусы, по центру города пустил несколько новых машин и все довольны. Одним словом, сэкономил и приобрел себе крутую тачку, а оформил ее как служебный автомобиль. Радость у тебя была от того, что тебе удалось так ловко распорядиться казенными деньгами, что ты ловкий и смелый человек. Но именно тогда твоя собственная совесть тебя покинула окончательно. Ты спросишь почему? Потому что в то время ты был глух и слеп. Вернее, ослеплен, открывшимися для тебя возможностями. Лечить тебе было бесполезно. Нужно было дождаться кризиса. Ты должен был сам утомиться от такой жизни. Молчишь?
- Слушаю, что мне остается еще делать.
- И то верно. Я же спрашиваю о настоящем счастье. Вспомни, когда тебе было семь лет, ты рыбачил с отцом. Помнишь? Ты тогда поймал огромного сазана.
- Точно, рыбина весила пять с половиной килограмм, - живо отозвался Эдуард Николаевич.
-Вот, вот. Ты, мальчишка, поймал огромную рыбину, а заядлые рыбаки – друзья твоего отца, поймали несколько маленьких окуньков. Как ты ликовал, как гордился тобой отец. Вот это настоящее счастье. Или когда отец купил тебе первый твой двухколесный велосипед.
- Тоже мне, что вспомнил. Когда это было? – перебил Эдуард Николаевич.
- Давно, но ты это будешь помнить всю жизнь. Но ощущение такого искреннего счастья исчезло и больше никогда не вернется, ни к тебе, и, что самое ужасное, ни к твоим детям.
- Тоже мне оракул. На каком основании ты так говоришь? Много ты понимаешь? Еще и детей моих зачем-то приплел. Чтобы ты не говорил, а я счастлив. У меня семья, дети, достаток. Да, я обеспеченный человек. Могу оплатить учебу своих детей в Англии. Могу показать мир детям. И эта жизнь меня не утомляет. Поверь, быть уверенным в том, что можешь поехать отдыхать в любую точку мира. Это разве не счастье? - возмущенно спросил Эдуард Николаевич.
- Дети это хорошо, но они живут собственной жизнью. Последний раз ты с ними проводил отпуск лет десять назад.
- Да, я много работаю. Можно сказать – горю на работе.
- Смотри не сгори, вернее не погори. И в отпуск ты не уходишь лишь только потому, что боишься своих замов, которые мечтают о твоем теплом местечке.
- Ты это серьезно? – заволновался Эдуард Николаевич. – Как говориться, с этого места поподробнее. Тебе что-то известно?
- Я много что знаю. Но сейчас не об этом. Они сами ответят за свои поступки. Я с интересом наблюдал вчерашний банкет о поводу открытия торгово-развлекательного комплекса. Никакого веселья, обыкновенная попойка. Вы все с угрюмыми лицами напились и расползлись по своим номерам. Веселилась лишь ваша челядь. Они еще не насытились. Но у них все впереди. Беда ваша в том,- продолжил Голос,- что слову «богатство» вы придаете только материальное значение. Для вас богатство - это, прежде всего деньги, вещи и тому подобное, - он снова помолчал, как бы подбирая нужные слова. – Вот послушай одну притчу.
«У старца спросили об одном человеке, богат ли он.
- Не знаю, - ответил тот. – Мне лишь известно, что у него много денег.
- Значит, он богат?
- Быть богатым и иметь много денег – не одно и то же, - ответил старец. – По-настоящему богат лишь тот, кто вполне удовлетворен тем, что имеет. Тот же, кто старается иметь больше того, что имеет, беднее того, кто ничего не имеет, но при этом доволен своей участью».
- А теперь, то же самое, но только на понятном мне языке, - попросил Эдуард Николаевич, пытаясь осмыслить сказанное.
- В притче говорится о том, что богатство не определяется только материальными потребностями, поскольку, чем больше ты имеешь, тем большего тебе хочется. Богат не тот, у кого больше чего-либо, а тот, кто нуждается в меньшем, - терпеливо объяснил Голос.
- Ну, да, как это я сразу не догадался, - ехидно заметил Эдуард Николаевич, - богатство это мудрость, добродетель, бескорыстие, знание и прочая нематериальная лабуда. Оставь эти душещипательные беседы для подрастающего поколения. А я - то прекрасно знаю, что любому человеку трудно признаться в том, что он не умеет заработать большие деньги, то есть одни могут, а у других не получается – как говорится, кишка тонка. И чтобы как-то оправдать себя, они начинают говорить о морали, о духовных ценностях: «Мы выше этого. Все это пустое. К этому нельзя прилепляться». Но только появится у них возможность разбогатеть – ты думаешь, они упустят ее? Да никогда в жизни! Вцепятся в глотку мертвой хваткой – не оторвешь. Поверь мне, я это столько раз видел. Посмотришь – такой правильный, такой честный, но только запахнет барышом – мать родную не пожалеет, – запальчиво закончил он, и, помолчав, добавил. – Есть, конечно, и исключения, не спорю – святые люди, отшельники, монахи. Но их же единицы. А большинство не прочь поживиться. И если встанет вопрос: кем хочешь быть – богатым или бедным, думать долго никто не будет.
- И что, не спросят об условиях, или о последствиях? – грустно вздохнув, спросил Голос.
- Ну, спросят. Почешут «репу» и согласятся. Вот такая диалектика. Скажешь, что я не прав?
- Не скажу. А знаешь почему? Да потому, что ты судишь всех по себе. Ты смог задушить свою совесть, так почему же другие не смогут? Ты на мир смотришь со своей колокольни и этим оправдываешь себя.
- Как это?
- А вот так. Твоя философия примитивна: все хапают, а я что – рыжий? Все так живут. Чем я хуже?
- Погоди, - перебил его Эдуард Николаевич. - Я никого не убил, никого по миру не пустил. Я только взял от большого немножко, а это, как известно, не грабеж, а дележка.
- Ловко это у тебя получается. Только не забудь о том, что за всю эту «дележку» когда-нибудь придется расплачиваться. И если не тебе, так детям, - тихо произнес Голос.
- Пугаешь, да? Хорошо. Допустим, я осознал всю мерзость своего бытия. Ты меня, допустим, вылечил. Я выхожу к народу и говорю: «Все забирайте, дорогие собратья, мне ничего не нужно». Представляю, с какой скоростью эти праведники накинутся на мое добро. И никакая совесть их не остановит.
- Зря ты так думаешь. Пробудившаяся совесть может остановить кого угодно. Вот мы с тобой беседуем уже три часа. Одно то, что ты говоришь со мной, уже неплохо. Тебе самому такая жизнь опротивела. У тебя нет друзей, ты их просто растерял в погоне за наживой. Среди нынешних твоих коллег найти друзей невозможно по определению. Тебе надоело унижаться перед губернатором и его окружением. По правде говоря, холуем быть трудно. Я же знаю, о чем ты думаешь бессонными ночами. Ты боишься за детей, которые все больше и больше отдаляются от тебя. Разве это жизнь, - тихо произнес Голос и замолчал.
Первым нарушил молчание Эдуард Николаевич:
- Если я правильно понял, кризис уже наступил, и ты начал меня лечить. Выпишешь мне таблетки типа «Совестин» и я постепенно выздоровею. Так, что ли?
- Не совсем. Ты прав только в одном, что пока лечение носит терапевтических характер.
- Не понял.
- Просто, моя задача постепенно, путем внушения вернуть тебя в прежнее состояние, то есть убедить тебя в том, что жить по совести это значит не потерять все, а наоборот приобрести душевный покой, вернуть ощущение радости жизни, жить без оглядки, не искать во всем выгоду, не лебезить, не пресмыкаться перед вышестоящими. Не унижать нижестоящих. Жить просто как…
- Все предельно просто – стать нищим, как и все. Спасибо за такую перспективу. Да, если я сейчас сойду с дистанции - мне не жить вовсе. И вопрос: «Счастлив ли я?» будет неуместен. Кто я? Я носитель информации, компромата на всех работающих со мной. Если я только заикнусь о своей отставке, меня прикончат. И это не слова. Я бы сам такого отправил к праотцам.
- Ты переоцениваешь свое значение.
- Нет, я знаю что говорю. Мы все повязаны. Ты думаешь, Сам кого- нибудь «крышует», с кого-нибудь взятки берет? Нет. Мы ему несем добровольно. И рады, что он берет. Система работает безотказно. Так что, обратной дороги нет и вся твоя терапия - это пустой звук. Ничего у тебя не получится.
- Ну, это мы еще посмотрим. Во-первых, нас много, да и методов воздействия тоже немало. Не поможет терапия, попробуем хирургию.
- А также химиотерапию, облучение, - усмехнулся Эдуард Николаевич.
- Зря смеешься. Когда на кону жизнь человека или, что гораздо хуже - его близких, например, детей, он начинает думать иначе.
- А если нет?
- В таком случае они погибают. Как говориться – медицина бессильна. И никакие связи, никакие деньги не могут помочь.
- Что-то я не знаю такой статистики. Где это написано, что смертность среди чиновников выше, чем у простых граждан?
- Просто такую статистику никто не ведет. Разве можно вашу жизнь назвать жизнью в нормальном понимании этого слова. Это же не жизнь, это бег по кругу. Урвать, присвоить, перевести деньги за бугор, разорить конкурентов и так далее. Ты хорошо знаешь свое окружение, знаешь их семьи. Где там счастье, где радость? Дети чаще всего живут и учатся за границей (как говорится, от греха подальше). Кто из них занят созидательным делом? Практически никто. Большинство проматывают родительские деньги. И это считается у вас «крутым». Вы даже хвастаетесь этим. «Я купил дочке особняк в Испании», «А я подарил сыну на свадьбу остров в Тихом океане».
- Понятно, по-вашему, лучше жить нескольким поколениям вместе в малогабаритной квартире, люто ненавидя друг друга.
- Это тоже крайность. И с такими людьми надо работать. Ты не глупый человек и прекрасно понимаешь, что речь идет о богатстве, заработанном нечестным путем.
- А ты думаешь заработать большие деньги честным путем возможно? Во всяком случае, в нашей стране это практически невозможно.
- Согласен, трудно, но возможно. Если бы, такие как вы, не воровали, жизнь была бы иной…
- Ага, теперь ясно, куда ты клонишь – фабрики рабочим, землю крестьянам. Дворцы разобрать и на их месте построить много просторных хижин. Ты случайно не из страны Советов? Уж больно у тебя советы знакомые: все отнять и поделить.
- Вот теперь и мне впору рассмеяться. Отложим этот разговор до следующего раза. Скоро вас пригласят на завтрак. Опаздывать нельзя, во всяком случае, тебе.
Голос умолк. Эдуард Николаевич, наклонившись вперед, молча сидел в кресле. Опущенная голова, поникшие плечи говорили о том, что Голосу совести удалось заставить его задуматься о своей жизни.
В дверь тихонько постучали.
- Эдуард Николаевич, пожалуйте на завтрак, - услышал он вежливый голос горничной.
«И здесь голос прав, чиновники моего ранда опаздывать не имеют права. Они могут только ждать Хозяина», - с тоской подумал Эдуард Николаевич.
Выходя из номера, он заметил, что дверь номера напротив приоткрыта и оттуда доносится громкий голос заместителя губернатора Егора Васильевича, который говорил с кем-то по телефону.
- И что произошло на этот раз? - спросил он недовольным голосом. – Опять! Как мне все это надоело. Это ты во всем виновата. Носишься с ним как с писанной торбой. Сынуля, деточка. А этому балбесу уже двадцать лет. Что? Болен? Да он здоровее нас с тобой. Перестань реветь, - почти прокричал он. – Не буду. Я сказал - на этот раз ничего делать не буду. Пусть выпутывается, как хочет. Наплевать. Очень хорошо, пусть сажают. Обо мне ты не беспокойся, на моей репутации это не отразится. Раньше надо было думать. Вам бы только деньги с меня качать, а как они мне достаются, это вас не волнует, - продолжал кричать Егор Васильевич, но, увидев, что дверь приоткрыта, с шумом ее захлопнул.
Эдуард Николаевич потихоньку вышел из номера, закрыл за собой дверь и почти на цыпочках пошел по коридору.
«Не хватало еще того, чтобы он заподозрил меня в подслушивании», - подумал он, нажимая кнопку лифта. «Опять сынок что-то натворил. Этот Васька известная в городе личность. Сколько отцовских машин он разбил, во скольких скандальных историях был замешан, одному Богу известно. А почему? Знает же мерзавец, что папаша его всегда отмажет, всегда выгородит», - размышляя об услышанном, Эдуард Николаевич вошел в зал ресторана, где уже были накрыты столы к завтраку. За столы, правда, пока никто не садился – ждали губернатора. «Сборище холопов»,- неприязненно подумал он, внимательно рассматривая собравшихся. Вроде бы всех давно знает, а вот по-настоящему рассмотрел только сейчас. Вид у всех был какой-то удрученный, но списать все это на вчерашний банкет было бы не справедливо. Куда-то подевалась самоуверенность, граничащая с наглостью. «Явно что-то произошло. Может быть, и с ними ночью поработала Совесть?» - подумал он.
После завтрака в программе намечалось посещение фермерского хозяйство, вернее большого животноводческого комплекса, практически единственного уцелевшего в их регионе. Когда-то эта губерния славилась своими молочными и мясными продуктами. Животноводство было поставлено на широкую ногу, было рентабельным. А теперь? Поля либо заросли бурьяном, либо были отведены под постройку дачных поселков. Огромное количество недостроенных поселков как памятники бесхозяйственности попадались по всей трассе.
В зал в сопровождении свиты вошел губернатор. Несмотря на полноту и довольно высокий рост, двигался он легко. Эдуарду Николаевичу губернатор всегда напоминал боксера тяжелой весовой категории: голова слегка наклонена вперед, руки полусогнуты. Черты лица крупные, небольшие глаза, под нависшими бровями, смотрели пристально, оценивающе. Под таким взглядом любому становилось не по себе. Одним словом - вошел Хозяин.
«Какого же порядка Совесть должна быть приставлена к такому типу?» - подумал Эдуард Николаевич, как бы впервые рассматривая Хозяина.
Губернатор, молча, кивнул присутствующим, сел за свой стол, после чего все стали спешно занимать свои места.
Завтрак прошел в тягостном молчании. Ели вяло и мало.
Эдуард Николаевич впервые за это утро хотел услышать Голос. Вернее, хотел, чтобы Голос прокомментировал поведение присутствующих. Неужели кто-то может изменить этих людей. Что же надо сделать, чтобы они вновь стали нормальными людьми? «Неужели у меня проснулась совесть, - подумал Эдуард Николаевич. – Значит, ночная беседа не прошла даром. Эй, Голос, почему молчишь? Куда ты подевался?» - испуганно подумал он.
«Да здесь я, здесь, не бойся, - тихо прозвучало где-то внутри, - я же сказал, что буду с тобой всегда».
«Чего мне бояться. Все нормально. Все на месте, все живы. Похоже, что кроме тебя сегодня никто не работал. Я что-то не вижу никаких изменений», - продолжал мысленный разговор Эдуард Николаевич.
«Внешне и ты не изменился, однако, все - таки позвал меня. Сегодня ночью со всеми здесь присутствующими проводились беседы. Каков их результат не могу сказать, вернее, не имею права. Одно скажу – лечение началось, и оно будет длительным», - уверенно сказал Голос.
«Ты думаешь, результат будет положительным?»- спросил Эдуард Николаевич.
Вопрос, конечно, интересный. Но он, боюсь, останется без ответа. Пока без ответа. Это же всего- навсего этюд, то есть зарисовка, набросок…
.