Глубоко, под одеждой, под кожей, под корой из пород, не дающих морям просочится сквозь дно, под обложкою жёсткой речей на речных берегах, под печалью, под низкими облаками почти привычного неба мы хранили немного огня, глубоко-глубоко, чтобы пальцы согрел хотя бы на вечер, и чтоб осветил хотя бы половину листа…
Центральная автостанция, горячий кофе (ложка сахара, с горкой), ладони вокруг чашки (середина зимы). Долго смотрю на вас, поднимающихся на ступени, входящих в утро через передние двери автобусов, с непонятными мне знаками на рукавах и погонах, молодых, красивых. Я не тороплюсь, до полудня ещё есть время. Мне будет легко ответить на вопрос. Ну, конечно, это вы, те самые, которых мы так ждали.
Низкое небо Севера, хоть и привыкли вроде, нет в этом небе места, не было никогда, не для нас. На земле и подавно, оттого-то и поднимались в воздух, парами и поодиночке, в воздух, расчерченный дымом, не высоко и не низко. Но была свеча, эта свеча освещала половину листа вечерами, и на листе появлялись одна за другою буквы, появлялись слова и Имя, написанное на бумаге при свете простой свечи.
Мне легко ответить на вопрос. Это о вас было Слово. Вам, спешащим на автобусы, уезжающие на север, на юг и в Иерушалаим, построить Дом и услышать Имя, произнесённое в Доме.