В школе быстро забыли, что когда-то Маруся была совершенно другой, забыли свои уколы насчет мешковатой, не по возрасту, одежды. Теперь – вот парадокс- насмешки продолжались, видимо, было в ней что-то провоцирующее…Только насмешки касались разнообразия ее нарядов, вида заметных бицепсов, ставшего плоским и рельефным живота и так далее.
- Марусенька, когда пирсингом обзаведешься? Еще не обзавелась?- нарочито ласково спрашивала учительница химии .- Грех красоту такую скрывать, все девочки молоденькие пупок прокалывают.
-Да-да, Маруся, тебе теперь можно для журналов сниматься. Знаешь, такие, для мужчин,- протянула географичка. - И что ты в нашем болоте до сих пор делаешь?
-Мужики ведь не собаки, - жалостливо вздыхала химичка,- на кости не бросаются.
Она огладила ладонями свои кости, надежно замаскированные от мужчин центнером съеденных пирожков с повидлом, наваристых борщей и уток по-пекински.
-А они ведь не едят женщин,- напомнила ей Маруся. - Как-то другая цель у них, я подозреваю.
Химичка метнула в нее злобный взгляд, а географичка мелко захихикала.
Атмосфера в учительской несколько разрядилась с появлением физрука. Он отвесил традиционные комплименты дамам, взял журнал восьмого класса и, выходя, поманил Марусю за собой в коридор. Маруся без всякой задней мысли вышла за ним.
Детей в коридоре не было, физрук быстро глянул по сторонам и вдруг прижал Марусю спиной к стене, навалился и прилип ртом к ее рту. Маруся дрыгнула ногами, как утопающая Муму и задушенно взвизгнула в рот физрука. Дверь учительской приоткрылась и резвая тушка географички вывалилась едва не наполовину в коридор.
-Ооой,-задушевным басом выдала учительница,- я не хотела вам помешать, молодые люди.
Маруся опомнилась и пихнула физрука в грудь. Тот сказал что-то вроде «хе!» и отлетел к другой стене.
Маруся громко сказала «Ха!» и ушла, не оглядываясь, на свой урок.
На уроке она пыталась осмыслить произошедшее и поведение коллег после ее изменений.
Но мысли кружились и кружились, не выстраиваясь во что-то, из чего можно сделать подходящие для дальнейшего сосуществования в коллективе выводы. Напрашивалась идея о зависти коллег, за которой последовали домыслы и оговоры…а уже на основании этих домыслов физрук решил, что Маруся - легкодоступный фрукт. Настолько доступный, что все ухаживания он заменил мановением пальца и немедленно приступил к главному. Что там творилось и говорилось за ее спиной, в учительской, явно не польстило бы марусиному самолюбию.
Когда Маруся объясняла школярам на примере черного и белого кролика явление морфологической внутривидовой изменчивости, тыча указкой в плакат, а двоечники с задней парты рисовали марусину попу на учебнике, в класс заглянул незнакомый мужчина.
Был он темноволосым, кареглазым, круглощеким и белозубым. Широко улыбнувшись, он сказал :
-Здрасьте! Я Колин дядя!
-Дядя Коллинз! -обрадовались поводу поржать двоечники, немедленно добавив дядю в композицию с марусиным силуэтом..
Из-за его спины высунулся школьный охранник и подтвердил:
-Он дядя Макушкина.
-Я Колю заберу, как договаривались?- мужчина подмигнул Марусе и Коля галопом, перевернув стул и чуть не сбив пластиковый скелет у доски, выбежал из класса.
После уроков дядя Коллинз забрал и Марусю. Он поджидал ее у школьного крыльца, вооруженный сюрреалистичным букетом. Букет оглушительно пах колбасой и состоял из палок сырокопченой колбасы разных сортов, собранных в пучок и креативно обмотанных цветочной упаковкой. Пока ошеломленная Маруся переживала знакомство с колбасным букетом, дядя атаковал ее вербально:
-Мария Леопольдовна, я покорен и поражен в самый центр своей чувствительной души! Чудесное видение в замшелых стенах старой школы!
Из окна в замшелой стене школы выглянул физрук.
-Мария Леопольдовна, Машенька, мечтаю стать вам близким другом!- проникновенно сообщил даритель колбасного букета.- Согласитесь хотя бы на одну встречу, не отказывайте сразу!
Маруся, очарованная забытым запахом копченой колбаски, завороженно последовала за дядей Коллинзом. Вслед им летела деревянная учебная граната, в порыве ревности запущенная физруком. К счастью, это была граната воздух-земля, так что до парочки она не долетела.
Весь следующий месяц Маруся провела, купаясь в удовольствиях.
Дядя Коллинз кормил ее колбасой, которую выпускал его собственный комбинат, возил пить кофе с бриошами в Берлин, лепил вместе с ней домашнюю пиццу, они в четыре руки возились в миске с тестом и обсыпали друг друга мукой.
Наконец, они вместе съездили на море!
Нацепив тот самый дорогой купальник, Маруся, как в своей мечте, бежала в полосе прибоя, по шипящему от воды мелкому песку. Развевались нарощенные в салоне красоты у Риты волосы. А рядом веселым, ржущим от счастья конем летел кривоногий, начавший пузеть дядя Коллинз.
Море оказалось гораздо более внушительным явлением, чем раньше представляла себе Маруся. Его гигантская масса бесконечно двигалась, сверкала, пенилась и налетала на берег. Она постоянно меняла цвет, оставаясь прозрачной до белейшего дна, у которого шныряли скудно окрашенные маленькие рыбки. Маруся наслаждалась прикосновениями соленой до слез воды, ложась на песок и чувствуя, как накатывает волна, сразу впитывая Марусю от кончиков босых ног до макушки с влажными завитками, и тут же отдает обратно. Повсюду лежали небольшие камушки, которые за тысячелетия вода облизала до совершенной округлости и стеклянного скольжения. Марусе лениво думалось, что если бы она пролежала в прибое достаточно долго, то стала бы такой же стеклянно – гладкой и каменно-твердой.
Ее питерская белоснежность сменилась крепким загаром, ровным и ярким, как картофельная кожура на молодой картофелине.
Вместе с дядей Маруся путешествовала по побережью на арендованном кабриолете; днем они купались, предавались порочным утехам в машине, в море, на берегу и в крошечных номерах отелей, обедали в какой-нибудь из попавшихся кафешек. В кафешках неизменно были улыбчивые хозяева, которые восторженно голосили «Рашиа! о! Москва! Путин!» и норовили загнуть цену обеда до сотни евро, даже если подавали простую яичницу и минералку.
На обеды, а также завтраки и ужины дядя Коллинз тратился щедро, выбирая десятки креветок, крупных охлажденных рыб, распластанных в наколотом льду, маринованных крошечных осьминогов и экзотических черепах. Маруся кормила дядю из рук кольцами сладкого перца, сочным крабовым мясом и заботливо вытирала ему рот салфеткой (он вечно пачкался пеной на молочном коктейле).
К возвращению домой Маруся ощутила, что одежда стала ей тесновата. Она беззаботно списала это на качество тканей. которые сели во влажном тропическом воздухе.
Дома колбасная вакханалия возобновилась. Комбинат дяди Коллинза стал выпускать еще и полуфабрикаты - замороженные котлеты с сырной начинкой, со шпинатом и шпиком. Маруся незаметно для себя перестала покупать замороженные овощи, крупы а также абонемент в тренажерный зал.
Через месяц она убедилась, что подаренные Вельдой вещи слишком малы для нее. Брюки, юбка, блузка – между пуговицами и петлями оставалась ладонь! А после сильного выдоха две трети ладони!
Поскольку Маруся уже узнала. что Вельда тоже периодически сидит на диетах, она позвонила ей и повинилась.
-Тьфу, Машкин, ты меня прям напугала! -рассердилась Вельда на секунду.- Когда ты сказала. что все. конец. я подумала, что ты заболела чем-то ужасным. Ну. подумаешь, пару килограмм набрала..
-Десять,- тоном серийного убийцы из триллера вставила Маруся.
-Ну, десять! Так же бодро продолжила Вельда.- Знаешь, сколько Рита после родов набрала? Двенадцать! Сбросила за месяц. Записывай схему.
Маруся писала под диктовку Вельды.
Вверху страницы: три килограмма огурцов. Вдоль страницы - дни недели и количество огурцов в день.
Верху второй страницы: три килограмма яблок.
На третьей - разгрузочная неделя. Разгружалась бедная Рита водой.
Здесь Марусю накрыло подозрение. что на третьей неделе она будет лежать в голодном обмороке и таким образом даже вода не понадобится.
Утром Маруся жарила котлеты из ветчины и грызла первый за диету огурец. Дядя Коллинз вытаращил глаза и спросил:
-Маруськ, у тебя аппетит пропал?
-Да,- как можно безразличнее сказала Маруся. Желудок, кулацкий подпевала, громко завопил «Нет!!!!»
-У тебя в животе урчит, - заметил дядя.- Поешь, а то на уроке будешь муляжи хомячков грызть.
-Я огурчиков поем, - смиренно сообщила Маруся. - И с собой возьму.
Желудок закричал «Какие, так твою разэтак, огурчики? Колбасу давай! »
Всю дорогу до работы желудок жаловался прохожим на жестокость Маруси, в которую он попал по злой карме. Упавший в него огурец он злобно растерзал и продолжал подвывать в учительской. Географичка, услышав понятное всем пение, с сочувственным вздохом развернула газету с пирогом и медленно принялась его резать тупым ножиком.
«А ведь он с мясом и капустой!»– зарыдал желудок.
Маруся выпила поллитра воды без газа и всем телом ощутила, что центр тепла, который всегда был с нею где-то в середине тела, медленно остывает. Несмотря на месяц май, нетипично теплый уже сейчас, в самом начале, ей становилось все холоднее и холоднее. Сначала оледенели ладони, и она спрятала их, скрестив руки на груди, потом остыли ноги, и Марина ерзала ступнями в туфлях, чтобы хоть чуточку согреться.
Каждую перемену она бегала в учительскую, пить воду и есть огурцы. Химичка ехидно улыбалась и жевала бутерброд с салями, учительница литературы грызла меренги, запивая горячим кофе со сливками.
Марусино обоняние чудесным образом обострилось и улавливало любые съедобные запахи, ябедничая о них желудку.
«Сдобная булочка с ванильным кремом, посыпанная штрейзельной крошкой», -телеграфировал нос.
-Уиииыыы, - отзывался желудок.
«В столовой тушат картошку с говядиной и луком, варят яйца и клюквенный кисель», -шло следующее сообщение.
-Ооооаааоооо!!! - тоном мавра Отелло рычало из живота. Особо мощный рык пришелся на предложение химички съесть шоколадку: Марусе показалось, что блузка на животе затряслась.
Похоже, тот, кто ест все эти продукты внутри нее, решил выгрызть себе путь наружу и уйти от Маруси к Наталье Крачковской. Или к тому веселому повару с телевидения, который разговаривает с акцентом и нежно мнет еду в процессе готовки.
После воды и огурцов постоянно тянуло в туалет.
К последнему уроку в левом глазу Маруси потемнело, навалилась слабость, и она едва успела осесть в кресло. Через частую рябь в глазу, которая прокрадывалась и в правый глаз, Маруся с трудом набрала смс подруге.
«Рита, первый день огурцы, мерзну, голодная, писаюсь, в глазах темнеет».
«Пей коньяк», - пришел ответ, который забрал остатки зрения у Маруси.
Про коньяк Вельда ничего не писала, но Маруся доверилась Рите, как лично пострадавшей от огурцов.
Почти наощупь она добралась до дома, нашла по запаху своим чутким носом коньяк (желудок взвизгнул «Ккканалья! Колбасы на закуску!») и выпила сразу полкружки.
Пару минут ее трясло, как Электроника в ванне, потом коньяк вошел в кровь и выключил марусин вестибулярный аппарат и мозг в целом. Маруся очнулась через неизвестное количество времени, лежащая в кровати и окруженная огрызками сырокопченой колбасы, обертками от сыра в нарезке, мандариновой кожурой и засохшим на щеках шоколадом. В ногах сидел дядя Коллинз и смотрел на нее горестно и даже с некоторым презрением.
-Маруся, ты алкоголичка? Я первый раз вижу тебя в таком состоянии.
Маруся открыла рот, но опухшие связки и высохший рот издали только слабое сипение, как маленькая дырочка в надувном аттракционе. Она затрясла слабыми руками, пытаясь хотя бы жестами оправдаться. Дядя Коллинз встал и принял вид оскорбленного аристократа, который в первую брачную ночь выяснил, что его невеста уже не девица, а вообще деревенский трансвестит.
-Я хочу сказать тебе, что в моем роду были алкоголики, но я сам не пью, как ты успела заметить, и считаю пьющих людей слабовольными и негодными. Я надеюсь, что ты осознаешь свое поведение, и больше не будешь доводить себя до такого состояния!
Этой ночью они спали раздельно, и утром Маруся проснулась одна в квартире.
Взяв запас огурцов и воды, она провела еще один тяжелый день в школе. Вместо коньяка пила крепкий кофе и катала во рту кусочек сахара-рафинада. Но желание выпить сопровождало ее весь рабочий день. Муляжи домашних птиц стали казаться соблазнительными и желудок предлагал попробовать их хотя бы одним зубом.
Ночью Маруся втихаря выпила рюмку коньяка, почистила зубы и только тогда запытанное просовыванием огурцов в ротовую полость тело расслабилось и уснуло.
Дядя Коллинз за завтраком крутил носом и нехорошо щурился на Марусю поверх вилки с надкушенной котлетой.
-Кажется мне, твой коньячный перегар долго держится,- заметил он. - Может, выпьешь таблеточку от запаха, а то ученики могут пустить слух про твой алкоголизм.
-Зайчик, что ты, ученики меня любят и никогда не станут распускать про меня слухи,-успокаивающе возмутилась Маруся.- Тем более, я уже тебе сказала, что я не алкоголичка. Просто упало давление, подруга посоветовала выпить коньяк, чтобы стало получше. Но, как ты видел, от коньяка мне стало только хуже.
-Да уж…заодно ты уничтожила все. что было в холодильнике и сам холодильник тоже. Он весь вечер стоял открытым и сломался, - упрекнул дядя Коллинз.
По дороге на работу мстительный желудок решил избавиться от огурцов. Маруся с искаженным от страданий лицом метнулась в Макдональдс у автобусной остановки и просидела там весь первый урок, ощущая, что вместе с огурцами ее покидает собственный скелет.
Получив за прогул выговор от директора школы, Маруся не могла отпиться кофе, даже с сахаром. Она отчаянным жестом самоубийцы уехала к себе домой и вылакала целую бутылку коньяка. уснув с нею в обнимку. Еды дома не было, поэтому наутро весы показали отвес два килограмма.
Ночью приехал дядя Коллинз.
Он открыл своими ключами и застал Марусю спящей с широко открытым ртом и текущими по шее слюнями. Посмотрев на нее и накрепко запомнив увиденное, он оставил на кровати визитку наркодиспансера и написал на обороте:
-Маруся,я не смогу жить с пьющим человеком. Мои чувства к тебе умерли вместе с твоей трезвостью.
Маруся проплакала все утро субботы, позвонила Вельде и они вдвоем нажрались китайской едой, американской едой и абсентом. Бойфренд смотрел на них со священным ужасом, очевидно, подозревая, что когда закончится вся еда, он тоже будет обмазан горчицей, пришлепнут маринованным луком и половинкой булочки и заточен под задушевную беседу о диетах.