Из серии Невидимые лесные обитатели
АКСЮТКА
(сказка)
Баба-яга Аксютка управлялась по хозяйству. Она уже истопила печь, поставила вариться грибную похлёбку. Сходила на крылечко, потрясла пёстрые домотканые половички, тщательно подмела пол в избушке. Баба-яга обожала чистоту и уют. Печка у неё была выбелена и разрисована яркими цветами и птицами. Спинки деревянных лавочек украшены затейливой резьбой, (дело рук Дормидонта Кащеича, которого Никушка окрестила «свободным художником»). Круглые половички были сплетены её подружкой-кикиморой, с которой они поссорились больше года назад.
Домовитой и запасливой, но и хлебосольной считалась бабка-ёжка. За окнами избушки уже месяц хозяйничала зима, а Аксюткиных летних да осенних припасов хватало всем её друзьям. Под потолком на жёрдочках висели пучками душистые травы и разные коренья. В кладовой все полки были заставлены глиняными горшками с солёными грибами, мочёной брусникой, мёдом, вареньем из земляники, морошки, черники. Вяленой зайчатиной и рыбой забиты большие деревянные кадушки…
Баба-яга уже заправила суп кореньями и сушёным диким луком, запарила травяной чай в расписном глиняном чайнике, достала с загнётки лёгкие липовые ложки, когда на крылечке послышался стук. Это кот-Баюн Васька пришёл с рыбалки. Летом он бродил по лесу и его окрестностям, ночевал, где придётся, а зимой перебирался жить к Аксютке, так как очень любил тепло. Он занёс в избушку несколько крупных карасей.
- Только на одну жарёху наловил, - попенял он.
- Тут хватит и Дормидоше полакомиться. На вот, вынеси сушёной малины Мобилке, да попроси её слетать за Кащеичем и Закорюкой. А я положу рыбку в печь, угольки ещё горячие, - ответила баба-яга.
– Помнишь, как Никушка любила карасиков? – вдруг не к месту вспомнил Васька.
При воспоминании о Никушке, Аксютка вздыхала и хмурилась, хотя это было несвойственно её натуре. По характеру, да и по внешнему виду баба-яга совсем не походила на известный всем персонаж. Круглолицая, румяная, со вздёрнутым носиком в мелких ярких конопушках, с зелёными в коричневую крапинку небольшими глазками. Её тоненькие рыжие косички кокетливо обёрнутые вокруг головы соединялись между собой красным бантиком надо лбом. Одета была Аксютка всегда в лёгкий, тоже домотканый, сарафан, на ногах лыковые аккуратные лапотки, сплетенные Закорюкой.
Кот-Баюн пошёл договариваться с сорокой. Бабка-ёжка вытащила на шесток горшок с супом, а потом ловко, с помощью небольшой деревянной лопатки, выложила рыбу на печной под и закрыла печь заслонкой. По избушке распространился густой грибной аромат. « Мой грибной супчик тоже Никушка любила, - опять вздохнула про себя Аксютка, - где, интересно, она сейчас, чем занимается?»
После того, как Никушка поссорилась со своими друзьями, они не имели от неё вестей. С помощью всевозможных заклинаний, которые Аксютка применяла крайне редко, баба-яга смогла переместить в дальний лес свою избушку и жилища своих друзей: лешего Закорюки и Дормидонта Кащеича. Кота-баюна Ваську переправил на себе Тритон Горыныч. Птицы категорически отказывались лететь для разведки в покинутый ими лес, так как боялись Никушки. Но два месяца назад Аксютка уговорила сороку Мобилку, и та побывала на их прошлом месте обитания, но принесла неутешительные вести.
Избушка Никушки была распахнута настежь, повсюду валялась битая посуда и разная другая хозяйственная утварь, а самой хозяйки нигде не было. Редкие лесные зверушки и птицы, которых встретила сорока в покинутом друзьями лесу, тоже ничего не знали. Они огибали поляну, где жила кикимора, за километр.
Аксютка до сих пор не могла понять, что же случилось с её любимой подругой Никушкой, что она враз обозлилась на них всех. «Шесть чудес леса» - так Никушка называла их дружеский союз. Баба-яга улыбнулась. Умела подруженька во время сказать что-нибудь этакое. Одни поговорки что стоили!
Тритошу в шутку обзывала аспидом, или змеем-искусителем. Если он, чихнув, изрыгал огонь, то говорила, что это драконовские меры и спрашивала: не хочет ли он славы Герострата? Когда Баюн чем-то хвалился, тут же слышалось: «Знаем, знаем: сильнее кошки зверя нет!» А если Васька приносил с рыбалки мало рыбы, подбадривала: «рыбка мелка, да уха сладка». Закорюке говорила, что тот «бьёт баклуши», когда тот выстругивал ложки, а ещё обзывала его «горе лыком перевязанное», если леший плёл лапти из лыка. Дормидонту Кащеичу доставалось – «старые кости захотели в гости».
Над собой Никушка тоже умела смеяться, указывая на свой нос могла сказать: «тому виднее, у кого нос длиннее». А когда подруга спрашивала кикимору, откуда она знает столько забавных выражений, отшучивалась: «Сорока на хвосте принесла». Но всё же как-то проговорилась, что это у неё из прошлых жизней, так как когда-то давно кикимора была человеком. За какие грехи она угодила из людей в лесные обитатели, Никушка говорить не захотела, а может уже не помнила. Тем не менее, она чувствовала себя в лесу, как рыба в воде и понимала по её выражению «язык родных осин».
- Надо же: сквалыгой меня обругала! И за что, спрашивается? Ведь я звала её по ягоду, а Никушка каждый день говорила: завтра. Земляника ждать не станет, перезреет! Вот и пошла я без неё. Ягоды-то не для себя одной собирала. А когда стала её угощать, она как отрезала: этот ананас не для нас! - Аксютка опять горестно вздохнула.
На крыльце затопали, дверь распахнулась. Вместе с клубами морозного воздуха в избушку ввалились три друга: Васька-кот, Дормидонт Кащеич и леший Закорюка:
-Гость на порог – ставь чай да пирог!
- А милости просим! – заулыбалась Аксютка. Глаза её превратились в щёлочки, от глаз к вискам лучиками побежали весёлые морщинки.
Пока баба-яга стелила на столе тканую скатёрку с васильками по краям, доставала с полки глиняные миски и раскладывала ложки, Тритон, Дормидонт и Василий грелись возле печки.
- Морозы уж больно крепкие в эту зиму, - прижимаясь тощей спиной к печному боку, покряхтывал от наслаждения Кащеич.
- И снегу навалило, как никогда! – в тон ему говорил леший, растирая руками замёрзшую на улице лысину.
- Новый год через два дня, - промурлыкал кот, - надо готовиться уже!
- Как будем без Никушки праздновать? Кто песню затянет, спляшет, посмешит? – тихонько спросила Аксютка, - никогда без неё ни одного праздника не отмечали.
Все приуныли, замолчали.
- Ладно, садитесь обедать. Что переливать из пустого в порожнее! – махнула рукой баба-яга, - «нет птицы, чтобы пела, а не ела», - вспомнила она Никушкину присказку.
Она налила грибной похлёбки себе и Закорюке, коту и Дормидонту подала румяных карасей. Друзья занялись едой. Затем ещё выпили чая с малиновым вареньем и стали думать о том, как будут встречать Новый год.
- Тритон Горыныч прилетит 31 декабря. Нужно для него выстроить большой шалаш и лапника нарубить, чтоб не мёрз, он ведь у нас теплолюбивый. Я займусь этим, - сказал Закорюка.
- Ёлка на моей совести. Украсим ту, что рядом с избушкой Аксютки стоит. Игрушек я уже смастерил много, да ещё Тритоша из Китая привезёт, как обычно, - добавил Дормидонт.
- Ну, а я стол накрою, пирогов напеку да бражки наварю, чтоб веселее было! – улыбнулась Аксютка.
- А после Нового года будем кикимору разыскивать. Договоримся с сороками и синицами, с белками и зайцами, с волками и лисами. Разошлём гонцов во все окрестные леса. Не может быть того, что не отыщем её! – заявил вдруг кот.
Друзья от неожиданности замолчали, а потом бросились обнимать Ваську и называть умницей. После прошлогодней ссоры они старались не упоминать Никушку в разговорах, но каждый по-своему переживал в душе потерю друга А больше всех радовалась Аксютка, она простила кикиморе те обидные слова, так как не умела долго сердиться. Ведь доброе братство дороже богатства.