Меж льдом и пламенем...

Зима... Снова просыпаться от зябкого сквозняка... Прячась в капюшоне от всего мира, пытаясь унять эту морозную дрожь... Зажечь свечу, пока еще есть возможность насладиться тусклым светом, разливающим предательское тепло, чтобы на одно мгновение очнуться от зимней спячки и леденящих сквозняков. Очнуться, забыв о том, что пульс, подобно тревожной барабанной дроби стучит, отдаваясь гулким эхом в висках. И смотреть на свечу... чтобы хотелось коснуться огня, обжечься и почувствовать зудящий ожог. Тут же подумав о том, что этой свече осталось гореть полчаса от самых смелых прогнозов, и прочитать в встрепенувшемся  огне "зачем ты так со мной?!" И ведь у этой свечи есть всего одно пламя... одно согревающее тепло... Как одна оборванная нота недоиграной мелодии... словно стаккато и обрыв... зима, темень, метель и свист сквозняков. И это единственное пламя - все что у нее осталось до последней слезы талого воска, что оборачиваясь погасшим светом, бесследно унесет с собой морозная тишина. Лишь этот ожог будет напоминать о том неаккуратном смелом мгновении, когда, почувствовав тепло - прикоснулся к нему. Зима, что неласково замораживает то, где уже не осталось того единственного пламени... и эта зима не отнимет этой памяти, пусть болезненной, но важной, нужной. И открою настежь окно, впустив разъяренную метель в комнату, словно в Душу... где мы молча встретимся глазами. А она скулит, негодует... Потому что прогорая не горит, не тлеет, но так же умеет обжигать, жечь, заставляя встрепенуться от полученной зудящей раны, подобно потухшей свече, пытаясь спросить... "зачем ты так со мной... в чем же вина моя, что единственное тепло мое - это твоя память..." И задыхаясь от кислорода, Сердце мощными сокращениями разгоняет кетамин, и с каждым вдохом наполняя организм фторотаном, засыпать, считая до десяти... Десять... и слышу голоса, детский смех и лето, зовущее куда-то вдаль. Глаза василькового цвета и радость, такая чистая, подобная белоснежной скатерти зимнего поля... Девять... подумал о том, как не люблю числа, сколько в них холода, до дрожи. Восемь... Отчетливое чувство удара, неконтролируемая ярость и вылетевшая дверь, упавшая ничком и что-то останавливает. Семь... Вижу этот разбитый дверной косяк, но не вижу лиц, не могу разглядеть, отчего напряглись поджилки. Шесть... Слышу кто-то зовет, но почему не вижу лиц? Пять... Яркий ослепляющий свет блика открытого окна и, еще, не проснувшись, бросок к стене... Четыре... Вправе ли мы изменить свою жизнь, ведь это не стройка и выбитая дверь не подлежит восстановлению, она уже никогда не сможет открываться: либо наглухо заколоченная обитель пустующая, либо... окно... Три... И снова не вижу лиц, голос... где-то я его слышал, но где?! Два... Крики: "выводи его, тащи, а ты что стоишь?!" Один... я слышу твой голос, вижу твой свет, это интранаркозное пробуждение, понимаю... происходящее не сон. Ноль... температура, при которой происходит полиморфное превращение воды, грань, между теплом и холодом. Но разве такой должна быть эта граница?! Больно, от того, что эта метель, так и не смогла меня услышать, от того, что сгорела свеча и раз уж не дано щелчком пальца привести к чувствам, остается только сжать онемевшие губы и идти... к пробуждению... забывая о том, что после него анестезия закончится и будет болеть ожог от льда и пламени, в которых сумбурно соединились те безумные мелочи, расфасованные по ящикам, что определяют последний шанс на понимание этой зыбкой грани, меж утром и вечером, теплом и холодом, льдом и пламенем - там где рождается свет, тьма и радуга. Нет, зима не способна усыплять - это лишь кратковременный наркоз, как и свеча не способна побудить сердце к мелодичным тонам. И видимо на строчку выше осталось то важное, во имя чего морозное темное утро обернется светлым днем... то, чьего лица так и не сумел разглядеть... это то... с чем предстоит жить, однажды проснувшись с открытыми глазами.