Теория мести

К читателям Проза.ру!
Доброго времени суток, уважаемые читатели! Представляю вашему вниманию своё литературное произведение "Теория мести". С чётким определением жанра у меня возникли трудности. Вроде бы присутствуют элементы и психологического триллера, и детектива, и фантастики. Сразу скажу, что действие будет происходить в недалёком будущем, но не потому, что мне хотелось фантазировать на тему будущих изобретений человечества, а лишь по той причине, что события, происходящие в книге, просто не могли происходить на нашей памяти - уж слишком они глобальные и всеобъемлющие.
"Теория мести" - это моя проба пера, так сказать. Идея вроде бы очень даже не плохая, но реализация могла подкачать (ещё был невыработанный стиль). На данный момент у меня уже несколько книг, и именно поэтому мне важны любые ваши мнения по поводу моей первой рукописи. Я буду благодарен за любое высказанное мнение, если оно будет искренним, за любое внимание к моему произведению и участие в его судьбе.
Приятного прочтения! С уважением, Владимир.



Предисловие

Данная книга является художественным произведением, которое ни в коем случае не претендует на большую степень достоверности. Описанные в ней события являются полностью вымышленными и не могут рассматриваться как реальные факты. Организация, описанная в книге, является литературной аллегорией, призванной как можно шире раскрыть замысел автора и донести до читателя суть и мораль данной книги. Все персонажи также вымышленные, и любые совпадения с реальными личностями являются случайными.
При этом автор ни на секунду не исключает возможности существования организации, описанной в книге, и происшествий, связанных с ней. Данное произведение ставит перед собой цель показать не то, как всё есть на самом деле, а то, как всё может быть, если человечество будет продолжать своё развитие по намеченному пути. Людям стоит задуматься.
 


«Великие кажутся нам великими лишь потому,
что мы сами стоим на коленях»
К. Маркс

Пролог

После Второй Мировой Войны в мире произошли радикальные изменения. Тайные силы, правившие миром, потерпели поражение, и нужно было по-новому организовывать мировой порядок. В 1954 году в швейцарском городе Берн собрались самые богатые и могущественные люди мира, чтобы решить его судьбу в будущем. Они приняли решение о создании Европейского Союза и единой европейской денежной валюты. Также было принято регулярно проводить подобные собрания.
Благодаря тесному сотрудничеству членов бернской группы, к 2011 году была полностью подготовлена почва для создания Азиатского и Африканского Союзов, а США были готовы распространить своё влияние на американский континент. Для руководства организации стало очевидным, что без своей мощной научно-силовой структуры дальнейшее успешное развитие событий будет невозможно. В 2012 году на очередном собрании бернского клуба было принято решение о создании Международной Конторы Всемирной Безопасности и Научного Прогресса. Эта организация подразделялась на несколько отделений, находившихся в разных регионах мира. Каждое отделение делилось на Научный (НОК) и Оперативный Отделы Конторы (ООК). Первый занимался научными разработками в области биологии и инженерии, второй обеспечивал безопасность сотрудников НОК, осуществлял операции по вербовке новых агентов и занимался решением проблем, препятствующих осуществлению планов бернской группы.
Через некоторое время в Восточной Европе возник первый очаг сопротивления Конторе. Его возглавил некто по оперативной кличке Апрель. Организация сопротивления была названа Коалиция Мести (сокращённо КМ). К 2030 году у неё оказалось достаточно влияния, чтобы доставить значительные неприятности Конторе, хотя пятью годами ранее она ещё не имела чёткой структуры и целей.
Это были времена, когда решалась судьба мира.

12 октября 2008 года

– Порву их! – с криком ворвался я в квартиру, провожаемый удивлёнными взглядами родителей, метнулся в свою комнату и начал переворачивать там всё вверх дном. На этот торжественный шум пришёл отец и задал мне логичный вопрос:
– Кого «их» ты порвёшь?
– Порву их, – повторял себе под нос, не слыша его, я.
– Ну, если ты будешь так кричать и, как дятел, бесконечно талдычить одни и те же слова, я могу и так сказать тебе, кого, а точнее что ты порвёшь – голосовые связки.
– Мне сейчас не до шуток, – с наивысшей степенью серьёзности ответил я, продолжая тем временем искать один очень нужный мне в тот момент предмет.
– А я похож на клоуна, который пришёл тебя повеселить? Просто хочу услышать от тебя внятный ответ, что произошло.
– Ладно, – вздохнул я, присев на минуту, – помнишь, я говорил тебе о девочке, которая мне очень нравится в школе?
– Ну да, я тебе ещё посоветовал быть смелее…
– Да неважно. Так вот, она, похоже, ещё нравится и Пашке. А он же подонок редкий.
– Хм, – усмехнулся отец, – знаешь, многие женщины – такие существа, которые глазки строят хорошим мальчикам, а выбирают плохих. Наша мама не в счёт…
– Да опять неважно. Так вот, этот Пашка со своим закадычным другом Димкой, они… Эта девочка написала мне записку, сама позвала погулять, понимаешь? А они перехватили эту записку и в ответ написали ей кучу гадостей. Я узнал это только через неделю, теперь уже поздно объяснять ей что-то, всё равно сейчас она меня видеть не хочет. Ух, порву их! – с этими словами я снова начал рыться в своём шкафу. Отец спокойно наблюдал за этим процессом, и мне начинало казаться, что он его даже немного веселит.
– Что ты ищешь, может, помочь? – усмехнулся он.
– Порву их, порву… – повторял я, – о, нашёл!
Я достал из шкафа бейсбольную биту, гордо осмотрел её и с криком: «Отомщу!» кинулся к двери, а затем грохнулся на пол, споткнувшись о подножку, которую незаметно поставил мне отец.
– Присядь на пару минут, – всё так же спокойно сказал он.
– Нет, мне нужно мстить! – продолжал я, пытаясь подняться на ноги.
– Да присядь же ты, – потребовал отец, в этот раз, вынудив меня это сделать, взяв двумя пальцами за шею, – я хочу сказать тебе кое-что о мести. Как интеллигентному человеку мне следовало бы сообщить тебе, что месть – это очень плохое чувство и его надо избегать. Но мы же оба умные люди и понимаем, что зло безнаказанным оставаться не может, а месть – идеальное средство наказания. Я мог бы тебе сказать заезженную фразу о том, что месть – это блюдо, которое подают холодным, и, более того, очень часто это работает безотказно. Но мне хотелось бы поделиться с тобой некоторыми наблюдениями по этому поводу, я бы даже осмелился сказать, теорией о том, что же такое месть…
 


Часть первая

Пролог

Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди,
так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки
 Евангелие от Матфея, 7:12
Я сидел на том же месте, где сидел десять лет и один день назад вместе с ней. Почему я не мог просто жить, любить, быть отцом своих детей? Я не заслуживал этого? Наверное, никто не знал ответа на этот вопрос. Был такой же красивый закат. Ради него стоит жить, ради него не жалко и умереть.

……………………………………………………………………………………………………
28 марта 2025 года.
21:00

Интересное существо человек. Больше всего мы боимся боли. Боль – это показатель неблагополучия, а неблагополучие не может не волновать. Вот и в тот день мне было больно. У меня раскалывалась голова, и почему-то болел живот. Но я даже и не думал беспокоиться об этом. Многим больше меня волновала другая боль. Мне казалось, что она не исходит от каких-то нервных окончаний. Эта боль находилась внутри меня, и я не мог понять, что стало её причиной. Наверное, про такое состояние говорят, что это болит душа. Но чтобы так сказать, надо, как минимум, поверить в эту самую душу или хотя бы уметь дать её определение. К сожалению, мне не всегда удавалось это сделать, а если и удавалось, то выходило довольно коряво. Так что пока я старался воздержаться от такого заявления.
Я практически ничего не помнил. Не помнил даже, как меня зовут. Это доставляло мне некоторые неудобства. Откуда-то мне было известно, что у меня и раньше бывали такие провалы в памяти, и теперь они повторились. Первый раз я смог всё вспомнить, надеюсь, так будет и в этот. Это очень странно – не знать, кто ты. Хотя, всегда ли мы, когда всё помним, можем с уверенностью сказать, кто мы есть?
Я лежал в какой-то палате. Надо сказать, что она была довольно приятная, насколько приятной может быть больничная палата. Рядом со мной находилось много медицинских приборов. Прошу меня извинить, но в медицине я полный профан, а посему сообщить, что же со мной в тот момент творили эти самые приборы, не могу. Могу только надеяться, что что-то полезное. Хотя это тогда было не так уж и важно. Меня опять же больше волновала эта странная боль – ноющая, неспокойная, словно говорящая мне какую-то важную информацию на абсолютно непонятном языке. Увы, я не был лингвистом, поэтому расшифровывать непознанные диалекты также оказался неспособен.
В палату вошёл человек и улыбнулся. Возможно, он освежит мою память? Кстати, да. Мне было знакомо его лицо и настойчиво казалось, что я вот-вот вспомню, кто он и как его зовут. Но, похоже, он хотел мне с этим помочь.
– Король, с возвращением! – поприветствовал меня этот человек. Похоже, я начинал что-то вспоминать. Почему «Король»? Да потому что фамилия моя Королёв, а имя… Иван Сергеевич – вспомнил! Даже и не мог подумать, что это будет так просто. А тем временем человек продолжал мне помогать:
– Ты что, меня не помнишь?
Да уж, странный вопрос. Я смотрел на него таким отстранённо-удивлённым взглядом, каким, наверное, смотрит только щенок, впервые увидев КАМАЗ. Не понять, что я его не помню, мог только очень ненаблюдательный человек. Буду надеяться, что спросил он это просто для приличия.
– Нет, не помню, – резонно заявил я.
– Как тебе не стыдно забывать своего лучшего друга?
– В таком случае, как тебе не стыдно так измываться над своим лучшим другом?
– Вижу, ты в своём репертуаре. В таком случае, волноваться не о чем.
Я хотел ответить ему, что не о чем волноваться только жирафу во время наводнения, и, скорее всего, так бы и ответил, если бы в моей памяти не начали всплывать некоторые образы. Этот человек действительно был моим другом. Звали его Кононенко Александр Петрович, а сокращённо – Конан. Вот такая выходила у нас парочка: Король и Конан. Практически Чип и Дейл спешат на помощь. Это нередко становилось объектом подколов, и так же нередко подкольщики становились объектами в лучшем случае острот, в худшем – банального битья.
Процесс освежения памяти уже было не остановить. У меня теперь не осталось ни малейших сомнений, где я работаю. Это место называлось Конторой, даже, пожалуй, не называлось, а звалось. Истинного названия нашей службы мы точно не знали – просто не хватало уровня допуска. А он у нас с Конаном, поверьте, был немаленький. Для того, чтобы его заполучить, нам пришлось пройти много испытаний от самого низшего ранга до нашего текущего положения. В начале никто даже не знал, на кого мы работаем. Об этом просто умалчивали. Все мы думали, что трудимся на благо частной проектной фирмы, занимающейся разработкой компактных систем для людей с проблемами опорно-двигательной системы. Мы верили, что работаем на благо инвалидов (ну, и конечно, получаем за это неплохой ежемесячный бонус). Каково же было наше удивление, когда мы, получив пятый уровень допуска, узнали, что инвалидам придётся подождать со своими проблемами. Всё, что мы делали, было частью одной из программ Конторы, получившей название «Экзоскелет». Затем был четвёртый уровень, и мы перебрались в одно из местных отделений Конторы и работали уже, не боясь раскрыть перед своими коллегами какую-то смертельную тайну. Вкалывали мы довольно плодотворно, и очень скоро последовал третий уровень. Ещё в университете мне пророчили будущее гениального инженера или учёного с мировым именем, я же выбрал деньги. Практично, удобно и скучно… Третий уровень потребовал от нас не только знаний физики, но и некоторой физической подготовки. Контора просто не могла обеспечить охрану всех своих ценных научных кадров – мы должны были сами уметь постоять за себя. Кроме того для нас это стало и неплохим хобби. Нас готовили, как сотрудников силовых органов, практически спецназ. Совмещать науку с мордобоем становилось всё сложнее, но деньги на наших счетах появлялись такие, словно каждый месяц у нас совпадало пять цифр в национальной лотерее. Это не могло не радовать. После успешных испытаний экзоскелета руководство нашего отделения сочло полезным приобщить меня к более важным проектам. Так я получил второй уровень допуска – прерогативу, надо сказать, не многих сотрудников Конторы. Даже наши прямые начальники имели такой же уровень.
Конан не достиг таких успехов, и его бесполезность стала бросаться в глаза начальства. Чтобы хоть как-то сохранить своё положение, ему пришлось перейти в Оперативный Отдел Конторы (ООК) с тем же третьим уровнем допуска. Благо в оперативной работе, требующей грубую силу, ему не было равных. Мы стали реже встречаться, и наши отношения сделались более холодными. Так часто бывает – вы же знаете, какое интересное существо человек.
– Ты помнишь, что с тобой случилось? – заботливо посмотрел на меня Конан.
– Практически ничего. Почему у меня так раскалывается голова?
– Это всё сотрясение, а ещё действие ураганной смеси паров каких-то препаратов, которые вы с Кешей покрошили в перестрелке с людьми Апреля. Да, кстати, тебе прострелили живот, но пуля прошла навылет, и не задела ничего важного.
Так-так… Кто такой Кеша?.. Вспомнил… Это мой очень хороший друг, несмотря даже на то, что разница в возрасте у нас была пятнадцать лет. Кеша научил меня всему: как вести себя в Конторе, как общаться с людьми, да и вообще, в чём-то привил мне свою философию жизни. Он работал в отделе биологических разработок Научного Отдела Конторы, а точнее возглавлял его в нашем регионе, который включал в себя несколько государств Восточной Европы. Немаленький человек, но второй уровень допуска маленьким людям Контора не давала (надеюсь, это вы уже поняли). В его ведении было много проектов, и о некоторых из них он мне даже рассказывал… Но сейчас почему-то ничего не приходило в голову.
Апрель… Это человек, который лет пять назад начал доставлять нам очень большие неудобства. Поговаривали, что когда-то он был сотрудником Конторы, и она ему чем-то очень насолила. Из-за этого он решил мстить и не придумал ничего более оригинального, чем просто устранять в апреле (отсюда и Апрель) каждого года нескольких наших коллег из разных отделов. Чаще всего делал он это через посредников. Некоторых из убийц бойцам ООК удавалось прижать, но все они пускали себе пулю в лоб до того, как оперативники успевали что-либо предпринять. Вообще, складывалось впечатление, что эти убийцы были какими-то зазомбированными фанатиками. Что Апрель внушал им, оставалось непонятным. Но эти люди готовы были пойти за ним в ад, и, надо сказать, делали это исправно. Поговаривали даже, что у них появилась своя организация. Но о какой перестрелке говорит Конан?
– Что за перестрелка? – нахмурился я.
– Ты и вправду ничего не помнишь? Похоже, вы столкнулись с людьми Апреля в лаборатории Кеши. Они начали палить, вы ответили. Тебя ранили, и ещё ты хорошо ударился головой, когда падал. Но вот Кеша… Вероятно, в этот апрель он был целью. Его убили…
Это стало для меня ударом. С определённого момента человека, ближе, чем Кеша, у меня не было. И теперь он погиб… Нет, его убили. Убил этот урод. Что мы сделали ему? Почему он хочет наших смертей? Похоже, ООК перестал справляться со своими функциями. Тогда я решил, что найду его сам, ведь я умел не многим меньше, чем эти оперативники-желторотики с четвёртыми уровнями допуска.
– Его застрелили, – продолжал добивать меня Конан, – почему они оставили тебя в живых, остаётся загадкой. Ещё что непонятно, почему в конце марта, а не в апреле. Почему он нарушил своё правило?
  – Возможно, не он, а кто-то или что-то нарушило его планы. Как бы то ни было, нужно сделать так, чтобы этих убийств больше не происходило. И ещё… Я намерен устроить ему небольшую вендетту.
– Даже и не думай, это не твой профиль.
– Да ну, а чей – ваш? Что-то непохоже на то, если учесть, с какой закономерностью убивают уже четвёртого человека из Конторы, а вы не можете добыть хотя бы какую-то зацепку. Не мешайте мне.
– Я тебя предупредил, дальше дело твоё. Шеф дал тебе неделю отдыха. Ты волен распоряжаться ею по своему усмотрению. Кстати, тебя там ждут. Лика и Антон хотят узнать, всё ли у тебя в порядке.
Антон с определённых пор находился у меня в подчинении. Я добился его перевода в мой отдел четыре года назад. Это был амбициозный молодой человек, недавно получивший третий уровень допуска в Инженерном Научном Отделе Конторы (НОК(и)). По всему было видно, что он старался держаться меня. Кто знает почему… Я себя не считал человеком, внушающим достаточное доверие для таких действий. Но, тем не менее, мне всё больше начинало казаться, что он набивается ко мне в друзья. Возможно, это бы даже напомнило начало наших с Кешей отношений, если бы я не чувствовал к Антону такого отвращения, какое к нему, собственно, чувствовал.
Лика. Она пришла немногим позже Антона опять же не без моего активного участия. Они оба работали стажёрами в Конторе, пока я не перетащил их в свой отдел. Лика была достаточно умной и образованной девушкой, но слегка мягкотелой. Что-то новое в нашу работу привнести она не могла, но развить хорошую идею до стройной концепции было для неё несложной задачей. За это мы её и ценили. С некоторой поры я понял, что она по уши влюблена в меня. Увы, у меня не было возможности ответить ей взаимностью. Не потому, что она была непривлекательной или некрасивой, я бы даже сказал напротив. Но я почему-то уже долгое время не мог питать к людям такого рода чувства. Почему? Для меня это оставалось загадкой. Внутри у меня была только боль, происхождение которой я не знал.
Я видел, что Антон был влюблён в Лику, но она игнорировала все его знаки внимания. Это не могло его не бесить. Понятно, что в душе Тоник (так я иногда про себя называл Антона) ненавидит меня. Это уже стало слишком явно заметно для человека с такой способностью к аналитической психологии, как у меня (да-да, скромности мне не занимать, поверьте). В любой момент я был готов к удару в спину с его стороны. Хотя иногда, когда бьёшь в спину, ты рискуешь погнуть не только нож, но и руки. Так говорил Кеша. Если Антон решит сделать это, я преподам ему хороший урок выживания.
Сейчас мне не хотелось видеть ни Антона, ни Лику. Оставаться в этой больничной дыре я тоже не мог. Но и продолжать сейчас своё общение с Конаном, попросив довезти меня домой, желания не было. Поэтому я не нашёл ничего более умного, чем сказать:
– Саша, прости меня, но я хотел бы немного отдохнуть. Передай это братьям нашим меньшим. – так мы называли Лику и Антона. – Пусть они идут домой.
– Я всё понял, Ваня. Спи и ни о чём не думай, – с этими словами Конан вышел из палаты.
Ну да, ну да. У меня в животе дырка, раскалывается голова, мой лучший друг убит каким-то психом. Конечно, логичнее всего предположить, что я сейчас буду спать и ни о чём не думать.
Мне нужно как-то попасть домой. Парадокс, но в современном мегаполисе метро является самым быстрым и, более того, самым удобным способом сделать это. Брать такси и сидеть в пробках мне не хотелось. Решение уже было принято. Стоило только подождать минуть десять, пока разойдутся мои верные друзья и в коридоре не будет лишних глаз медсестёр. Я вырвал из руки какую-то дрянь в форме трубочки, встал и направился к выходу…

28 марта 2025 года.
23:00
Знаете, а я ужасно любил ездить в метро. Не в час пик, конечно, потому что тогда тебе оставалось следить только за тем, чтобы твои братья по транспортному несчастью не сломали тебе одну из конечностей, которая, может, ещё понадобилась бы в дальнейшей жизни. Но и пустых вагонов я тоже не предпочитал.
В метро люди ведут себя, как в зоопарке. Ну а чем это, собственно, не клетка с запертыми на пять минут дверьми? Есть две категории пассажиров, за которыми я в особенности любил наблюдать: старики пенсионного и молодёжь студенческого возрастов. Как только на станции открывалась вожделенная дверь, эти две чудесные позиции человеческого мировоззрения с равным энтузиазмом вваливались в вагоны, стараясь поскорее занять интересующие их места. И если бабушка (а я бы сказал «бабка») видела, что какой-то молодчик сидит на лавке, не уступив ей место, она с силой и запалом доярки, выжимающей коров, как майонезный пакетик, в стремлении перевыполнить план четвёртой пятилетки, прорывалась через весь вагон, давя несчастных школьников своими габаритами и встречая маты размером в небоскреб от рабочих людей. Когда же она, наконец, заканчивала свой тернистый путь перед лицом сидящего молодого человека, тот с преспокойным видом закрывал глаза, показывая, как сильно ему нравится тот безвкусный речитатив, который лился из его наушников. Далее следовал монолог бабки о том, какими замечательными людьми были она и её ровесники в молодости, а теперь молодежь совсем испортилась. Наверняка старушка тактично умалчивала о некоторых интересных подробностях своей бурной юности, но кого это интересовало в тот момент? Это был поединок двух эпох, двух поколений, двух философий. И заканчивался он по-разному.
И так повторялось изо дня в день, из года в год. Менталитет народа не меняется, как бы мы ни жили и за кем бы ни шли.
Ну или хотя бы взять то, как человек проходит двери входа или выхода из метро. Приглядевшись к этому процессу, можно многое сказать о личности. И действительно, будет ли заботливым отцом юноша, который изо дня в день бросает в лицо сзади идущим дверь, даже если там мать с ребёнком на руках? Это так, информация для размышлений…
Я был уже на своей станции. При выходе из метро какой-то молодчик всё-таки бросил на меня дверь. Ненавижу это. Можно было бы, конечно, догнать его и вспомнить уроки рукопашного боя, но что бы это мне, а ещё точнее ему дало? Он бы изменился? Ну, возможно, только в своих отношениях с дверьми. К людям, увы, он относился бы по-прежнему, а может быть, ещё хуже. В этом проблема наших людей. Они обозлены и каждый жизненный урок воспринимают как новый удар судьбы. Несчастные ещё больше ругают власть или Бога за свою неблагополучную долю. Конечно, задуматься о том, что они слепы и глухи к тем призывам, которые даёт им фатум, люди неспособны.
Итак, я вышел из метро и направился к своему дому. Там меня, к сожалению или к счастью, никто не ждал. Я жил один. Кто знает почему? Наверное, потому что мало людей могли бы принять мою философию жизни, а ещё чаще меня отвращала их философия. Быть умным – это не только дар, но и наказание в то же время. Когда замечаешь то, что не должен замечать, когда понимаешь то, чего понимать не должен, ты непроизвольно начинаешь питать какое-то необъяснимое отвращение к людям. Мне никому не доводилось показывал своё истинное «Я», разве что Кеше. Надо сказать, он вложил немалую лепту в формирование моего эго. Он был моим учителем, теперь его убили. Я остался один, но у меня есть цель. Во что бы то ни стало, мне нужно было найти Апреля и разобраться с ним красиво. Я умел красиво мстить. Этому меня научил отец – мстить не в лоб, а изящно, выждав и всё спланировав.
Дома мне ничего не оставалось, как лечь спать. Смотреть очередные третьесортные боевики с перерывами на рекламу прокладок с крылышками или умные европейские новости при моей осведомлённости об истинном ходе событий в мире (в силу второго уровня допуска) не хотелось. Я уснул и видел очень странный сон…

Меня ослепило заходящее солнце. Оно было ярко красным. Что-то тревожило мою душу, но я не мог понять что. Хотел встать на ноги, но не мог. Как вкопанный, в одном положении я смотрел на алый диск. Вдруг где-то сзади послышался голос:
– Неужели ты думаешь, что можешь сбежать от меня?
– Кто ты такой?
– Ты меня не помнишь? Я тот, кого ты ищешь. Месть – плохое чувство. Но мы оба его испытываем, не так ли?
Я понимал, с кем говорил. Апрель… Но ведь это всего лишь сон. Я не телепат, и общаться на расстоянии не умел. Это было только моё воспалённое сознание. И тем не менее наш диалог продолжался:
– Я просто найду тебя и убью. Мне большего не надо.
– О, мой бедный мальчик. Ты ничего не помнишь. Не волнуйся, придёт время, очень скоро, и ты всё поймёшь.
Вам приходилось видеть сны, когда знал, что спишь, и хотел проснуться? Тогда у меня было именно такое чувство.
– Ты всего лишь сон. Я не хочу больше продолжать…
– Как пожелаете, – ответил голос.

После этих слов я проснулся.

29 марта 2025 года.
3:30

Моё тело было всё в холодном поту, меня трясло. Взглянув на будильник, я понял, что проспал четыре часа. Полчетвёртого утра… Заснуть мне больше не удалось. Я принял душ и сделал себе ранний завтрак. С чего бы мне начать своё расследование? Пожалуй, с места преступления. Нужно было попасть в лабораторию Кеши и попытаться вспомнить, что там вчера произошло. Увы и ах, но мне не удавалось выудить из глубин своей памяти ровным счётом ничего. Может быть, вернувшись туда, я смог бы это сделать. Взяв машину, я направился в Главный лабораторный комплекс Конторы Восточно-европейского региона (ГЛКК(ве)).
Я подъехал к Комплексу. С виду это было обычное офисное здание (кстати, оно и являлось таковым). Сам пятнадцатиэтажный комплекс находился под землёй. Здесь были сосредоточены все управления НОК, здесь работали и мы. Я заведовал вопросами инженерно-биологических разработок. Это означало, что мы разрабатывали устройства и приборы, связанные с функционированием, а точнее дополнением и заменой органов и конечностей человеческого организма. Последним нашим детищем на тот момент были протезы рук, способные выполнять непосильную для обычного человека работу. Конечно, для детей, попавших в аварию, эта технология, стоимостью в 20 миллионов евро оставалось недоступной, а вот покалеченные сотрудники ООК были нам благодарны. Многие из них к тому моменту были даже готовы пойти на сознательную ампутацию руки. Благодаря Кешиным подчинённым мы смогли практически полностью приблизить внешний вид таких механических рук к реальным человеческим. Большего от нас и не требовалось. Мы уже почти заканчивали испытания перед запуском их производства на секретных заводах Конторы.
По своей карте я вошёл в Комплекс. Столь раннее появление на работе никогда не вызывало вопросы у охраны комплекса. Мы приезжали и уезжали тогда, когда нам было нужно. Такой устав был здесь в порядке вещей. Для людей, которые платят деньги, важен не график, а результат.
Теперь каким-то образом мне нужно было попасть в лабораторию Кеши. Конечно, просто так меня бы туда никто не впустил, тем более что она была опечатана в связи с известными событиями. Но существовал один элементарный способ, который мы с Кешей заметили ещё год назад. Наши лаборатории находились на смежных этажах (моя на -10 и его на -11). Естественно, подумать, что человек со вторым уровнем допуска решит тайком пробраться на другой этаж, планировщики Комплекса могли в самую последнюю очередь. В нашем случае это означало никогда. И поэтому элементарная вентиляция приводила меня из своей лаборатории прямиком в Кешин кабинет.
Я вылез из вентиляционного люка прямиком в лабораторию. Первое, что бросалось в глаза – куча разбитого стекла. Кеша имел привычку хранить у себя в лаборатории, которая по совместительству служила ему кабинетом (здесь он принимал подчинённых), кучу препаратного хлама, который они разрабатывали. Естественно во время перестрелки вся эта дрянь разбилась и вытекла на свободу. Эффект, как уже стало понятно, был ошеломляющий. Я не помнил практически ничего из вчерашней ночи, более того, у меня появилась эта странная боль внутри, а ещё эти сны. Что же здесь произошло? Ммм… Сейчас ещё раз попытаюсь вспомнить.

(27 марта 2025 года, 23:30)
Кеша позвонил мне поздно вечером. Он сказал, что нужно поговорить о чём-то важном. Я предложил заехать в один из наших любимых ресторанчиков. Он отказался и сказал, что для нашего разговора лучше проехаться в Комплекс. Там мы и встретились, прямо у входа. Мы спустились в его кабинет…

Что же было потом? Что он мне говорил? И откуда взялись люди Апреля в его кабинете? Откуда-откуда, оттуда, откуда и ты сейчас, идиот. Из вентиляции. Но если так рассуждать, то это могли быть кто угодно из любого из пятнадцати этажей. Нет, не кто угодно. Так незаметно, как я, могли пробраться только со смежных этажей или же с этого. Итак, у нас остаётся три этажа: -12, -11, -10. Что с -12? Там были складские помещения, где хранился ненужный в данный момент хлам. Надо уточнить, что хламом я называл сверхсекретное оборудование за десятки миллионов долларов. Именно поэтому -12-ый этаж охранялся лучше всего. Вход туда осуществлялся лишь с личного разрешения человека, имеющего первый уровень допуска. Таким человеком в нашем комплексе был только директор ГЛКК(ве) Джон Логан – американец. Увы, люди, которые платили нам деньги, доверить управление нашему человеку не могли. Джон прекрасно говорил по-русски, да и вообще сразу сложно было бы сказать, что он иностранец.
Итак, -12-ый этаж отпадал. Оставалось два: Кешин и мой. Значит, кто-то из нас был предателем. Наверное, это не стало для меня неожиданностью, хоть и доставляло некоторое внутреннее неудобство. Неужели всё так элементарно – оставалось лишь узнать, кто был на этих этажах в то время, когда здесь были мы. Сделать это представлялось проще простого – следовало посмотреть в монитор главного компьютера. Конан был неглуп и догадался бы об этом. Хотя, насчёт вентиляции наверняка знали только мы с Кешей. Нужно было всё-таки попробовать. Научному агенту это никто не дал бы сделать. Без Саши здесь я не обойтись.
Все эти мысли промелькнули у меня в голове за считанные секунды. Я продолжал осматривать комнату. Чуть дальше от стола Кеши лентой был оклеен силуэт, под ним виднелись обильные бурые пятна. То, что на этом месте погиб Кеша, было очевидно. Мне начало тошнить. Кеша говорил: «Все мы живём до тех пор, пока кому-то не захочется обратного». Думал ли ты, друг, что этим кем-то для тебя окажется мстящий псих?
Удивительно, но других трупов здесь, похоже, обнаружено не было. Выходит, что убийцы ушли так же спокойно, как и пришли. Неужели это всё-таки кто-то свой? До этих пор Апрель посылал только шестёрок. Выходит, ради нас с Кешей он решил прийти сам? Почему подонок оставил меня в живых? Может, он просто решил не нарушать свою традицию убивать по одному? Или я действительно как-то с ним связан.
Повторный взгляд на Кешин силуэт окончательно добил меня. К тошноте добавилось ещё и головокружение. Похоже, мои раны давали о себе знать. В глазах потемнело. Последним, что осталось в моей памяти, было то, как я падал на бурое пятно на полу. Как же долго мне придётся объясняться с оперативниками, когда меня найдут…

– Ты думаешь, что можешь убежать от меня?
– Один и тот же сон дважды в день. Ты начинаешь мне надоедать. Отвали.
– Ещё придёт время… Ты будешь мне благодарен.

29 марта 2025 года
17:20

Это уже начинало смахивать на де жа вю. Всё та же больничная дыра. Интересно, сколько времени я был в отключке? Ммм, наверное, часы здесь не держат принципиально, чтоб больные не замечали время. Тогда из травматологии пациентов можно сразу направить в психиатрию и ещё пососать деньги. Увы, это платная медицина. Что тут поделаешь? Среди врачей встречается не меньше, чем среди представителей других профессий, подонков и вымогателей. Дай-то Бог каждому не столкнуться с этой системой. Она засасывает раз и навсегда. Здоровым ты себя не почувствуешь уже никогда. Каждый день нам внушают через рекламу, регулярные медицинские осмотры, через распространителей, что мы просто не можем существовать без лекарств. Фармакология – один из самых прибыльных бизнесов. Более прибыльными остаются, пожалуй, только торговля оружием и наркотиками. Ну, а если учесть, что оба этих производства до сих пор являлись нелегальными, то штамповка лекарств становилась самой привлекательной отраслью для полубелых воротил. И вот уже второй раз за два дня я был маленькой шестерёночкой в этом огромном механизме под названием платная медицина. От осознания этого мне стало противно.
В дверном проёме снова появилась одухотворённая физиономия Конана. На этот раз он уже был не один. В арьергарде за ним следовали Тоник и Лика. Может, прикинуться спящим? Нет, уже поздно…
– Ваня, что ты творишь? – Конан начал голосом воспитателя в детсаду читать мне нотации. – Ты вообще знаешь, что бывает за незаконное проникновение в лаборатории ГЛКК?
– Нет, Коня, проработав в Конторе больше десяти лет, я и не догадывался об этом, – я начинал откровенно издеваться над Конаном. Он ужасно не любил, когда его, особенно при посторонних, друг называл «Коней».
– В твоём положении умничать – не самый правильный выход.
– В моём положении? Неужели я беременный?
– Ты начинаешь мне надоедать. Как заместитель начальника внутренней безопасности Комплекса я могу говорить с тобой в другом тоне.
– А вот это уж, извини, не так. Тебе бы следовало внимательней ознакомиться с нашей субординацией. С каких это пор опер третьего уровня допуска может хамить начальнику одного из крупнейших отделов со вторым уровнем? Я могу преспокойно дать тебе отворот, потребовав встречи с твоим шефом. Но ведь мы друзья – или ты забыл?
– Да я-то помню…
– Ну, вот и славно. А что же мои боевые товарищи молчат? – я обратил свой взор на Антона и Лику, которые с круглыми глазами наблюдали за тем, как их прямой начальник вступает в открытый конфликт с одним из самых главных оперативников Комплекса.
– Да мы просто решили Вас проведать, – робко начала Лика, – мы волновались, особенно когда узнали, что Вы исчезли из больницы. Я принесла Вам фрукты.
Нет, всё-таки эта девочка своей непосредственностью мне определённо нравилась. Жаль, что я не мог ответить взаимностью её чувствам. Она такая милая. Что же мешало мне кого-то полюбить?
– Да, мы очень волновались, – поддержал Лику Тоник, – Вам нужно впредь быть осмотрительнее. Вы ещё не совсем здоровы.
Ну, в том, что Лика волновалась, я уверен на все сто. Но, Тоник, кому ты, как говорится, чешешь? Ты же ненавидишь меня больше, чем Ленин буржуазию. За то, что Лика влюблена в меня, за то, что хочешь занять моё место, но твой ум посредственный и серый. Конечно, ты волновался. Но скорее о том, чтоб мне вкололи омыватель для стёкол вместо физраствора, чем о моём здоровье.
– Да, Тоня. Что бы я делал без твоих заботливых советов. Ты ж мне как брат родной.
После этих моих слов Лика слегка улыбнулась
– Я просто подумал… Ладно, – со скрытой злостью промямлил Антон.
– Всё ребята, вы что, не видите – вашему шефу надо отдохнуть, – выручил меня Конан.
– Извините, что потревожили, – сказала Лика, не глядя мне в глаза, – до свидания.
– Да, до свидания, – подхватил Тоник.
Они направились к выходу.
– Анжелика Петровна! Вы бы всё же оставили мне немного фруктов, глядишь, я бы чего-нибудь съел, – окликнул Лику я.
– Ой, простите! Я совсем забыла… Вот! – Лика, суетясь, положила мне пакет на кровать и выскользнула за дверь.
На самом деле я кривил душой. Не собирался я есть эти несчастные фрукты. Просто мне нравилось, когда Лика так смущалась. Это уже начинало попахивать садизмом. Или умилённостью? Или и тем, и другим…
– Ваня, что ты делаешь? Что ты пытаешься кому-то доказать? – прервал мои рассуждения Конан.
– Я? Доказать? Саня, я уже давно понял, что что-то кому-то доказать в нашем мире нереально. Просто развлекаюсь.
– Развлекаешься? Сбегаешь из больницы, влезаешь в опечатанный кабинет, падаешь там в лужу высохшей крови своего друга – так ты развлекаешься?
– Нет, так я пытаюсь понять, что произошло со мной два дня назад. Мне так и не удалось вспомнить.
– Врачи говорят, тебе просто нужно отдохнуть и отойти от произошедшего… а не бегать по больницам и не лазить по лабораториям.
– Впредь буду стараться следовать твоему совету. Что вам удалось узнать?
– Да пока ничего нового. Похоже те, кто стрелял в вас с Кешей ушли через вентиляцию, как пришёл и ты.
– Дай угадаю. У тебя под подозрением оказался -11 и -10 этажи?
– Верно. Как ты узнал?
– Логика, Конан, просто логика.
– Неплохо, Король. Мы пробили по главному компьютеру тех, кто был в тот момент на двух этажах. Из твоих только Антон, Лика и Игорь Лазаренко. Из Кешиных тоже несколько человек.
– Можешь оставить список?
– Думаю, сейчас он тебе ни к чему…
Ошибаешься, Коник, как раз сейчас-то он мне и нужен.
– Что ещё вы знаете?
– Пока больше ничего. Извини, мне пора идти, – попытался откланятся Конан.
– Да, конечно. Саня, оставь мне пистолет. С ним будет спокойнее.
– Чем ты тут собрался заниматься?
– Ничем, но так будет лучше.
– Ладно, держи, – поколебавшись, протянул мне пистолет Конан.
– Спасибо, до встречи.
– Постарайся просто уснуть.
Конан ушёл. «Постарайся уснуть»? За двое суток я проспал больше тридцати часов. Что-то не хочется спать.
До позднего вечера я пролежал с какими-то мелькающими мыслями в голове. Эти мысли начали нагонять на меня дремоту. Конан оказался прав. Я отключился на некоторое время.

30 марта 2025 года
1:00

Я находился в полубредовом состоянии. То и дело слышал тот голос, потом снова чувствовал боль внутри. Мне казалось, что я схожу с ума.
От двери донёсся какой-то шум. Наверное, это медсестра решила за мои же деньги заботливо побеспокоиться о моём самочувствии. Не хочу ни с кем говорить. Лучше прикинусь спящим.
Странно, но медсёстры так не ходят – слишком уж тяжёлые и тихие шаги. Кто бы это мог быть?
Я нащупал под подушкой пистолет. То, что в палате было абсолютно темно, оказалось на руку как моему ночному гостю, так и мне. Несколько секунд – и он рядом со мной. Я почувствовал оружие, и ещё этот щелчок – он снял пистолет с предохранителя. Похоже, киллер из него был не ахти. В любом случае, если бы я остался на кровати, незваный гость убил бы меня.
В тот момент, когда он нажал на курок, я резко ударил коленом ему между ног и скатился с постели. Пуля, предназначавшаяся мне, попала прямиком в подушку. Надо отметить, от болевого шока он оправился довольно быстро. Убийца начал судорожно палить в темноту. Свет выстрелов не только ослепил нас обоих, но и дал мне возможность увидеть своего визави. На удивление ему я начал стрелять в ответ, похоже, попав в плечо нападавшему. Патроны в его обойме закончились, и он осознал, что нужно отступать – на перезарядку просто не было времени. Он выпрыгнул в окно на крышу первого этажа больницы. Недолго думая, практически голый я прыгнул за ним в темноту.
Знаете, босиком бегать по крышам не очень приятно, более того, неудобно. Единственной хорошей новостью для меня стало то, что бегун из моего гостя был не лучший, чем стрелок. В равных условиях я нагнал бы его за пять секунд. Но в моём положении нужно было придумать другой способ. Похоже, киллер-неудачник уже успел перезарядиться. До него метров двадцать. Практически ничего не видно. У меня осталось четыре патрона. Надо было действовать. Я прицелился. Моя первая пуля пришлась ему прямиком в колено. Он упал, корчась от боли. Тем не менее, раненый попытался выстрелить в меня. Плохая идея. Вторая пуля попала ему в руку. Пистолет выпал из неё и начал сползать по крыше. Теперь мне уже не о чем было волноваться.
Я медленно подходил к нему. Он стонал от боли. На вид ему было года двадцать два – совсем молодой и довольно приятной внешности. Мне нужно выяснить, кто он и зачем пытался меня убить.
– Доброй ночи, мой юный друг, – так я начал свой допрос.
– Я не твой друг, собака.
– Грубо. Неужели у тебя есть основания так меня называть?
– Я ненавижу тебя, как и всех остальных из вашей шайки.
– О ком ты, друг?
– Только не делай вид, что не понимаешь. Ты служишь этим уродам, из-за которых очень скоро весь мир окажется в рабстве.
Ну, теперь хоть что-то понятно. Это антиглобалисты. Они регулярно доставляют нам некоторые неудобства. Люблю этих людей за их непосредственность. Наивные думают, что могут что-то изменить. На самом же деле они просто сотрясают воздух. Кеша говорил: «Когда энтузиазм сталкивается с невозможностью что-либо изменить, рождается ненависть». Так и здесь. Этот парень был полон ненависти ко мне. Он считал меня олицетворением зла и, может быть, в какой-то мере оказался прав. Но сейчас меня интересовал другой вопрос:
– Кто тебя послал?
– Думаешь, я тебе что-то скажу?
– Не думаю, а знаю. У меня осталось два патрона, поверь, я знаю, как ими распорядиться, чтобы ты заговорил.
– Я готов к этому.
– Это-то мы сейчас и проверим.
Одна пуля пришлась ему в раненое колено. От такой боли человек теряет рассудок. Это как сыворотка правды, она развязывает язык. Но мой ночной гость упорно молчал.
Иногда я сам боюсь себя. Откуда во мне столько ненависти и жестокости? Похоже, с возрастом Иван Сергеевич Королёв превращался в морального урода. Меня засасывало то болото, в котором я работал. В любом случае, можно было быть уверенным в одном. Если бы про меня писали книгу, я наверняка бы был антигероем. Но кому я интересен?
Итак, у меня осталась одна пуля. Я направил дуло своего пистолета парню между ног.
– Ты думаешь, больнее уже не может быть? Ошибаешься. Ты можешь всё остановить.
– Да пошёл ты, урод!
Как же мне не хочется этого делать. Я наступил голой пяткой ему на раненое колено. Он закричал.
– Кто тебя послал?
– Не знаю его имени.
– Как вы его называли?
– Ааа…ааа… Апрель.
Ну вот, всё становится на свои места. Всё-таки хорошо, что мне не пришлось стрелять. На секунду я отвлёкся от парня, и тот здоровой рукой достал второй пистолет. Единственное, что я успел – это послать последнюю пулю ему в голову. Через мгновенье он был уже мёртв.
– Руки вверх! – послышалось за моей спиной.
Ну конечно, это полиция. Оперативно работают. Или я просто не заметил, что нахожусь на крыше уже более десяти минут.
– Спорим, ребята, что вы меня и на минуту в своё отделение не приведёте? – усмехнулся я, памятуя о своём положении в самой секретной службе мира.

30 марта 2025 года
2:30

Как мне надоели эти идиоты. Они думают, что получат премию за столь быстрое раскрытие убийства. Ну конечно, а что им ещё остаётся думать? Второй пистолет, которым юноша хотел застрелить меня последовал примеру первого и благополучно скатился по крыше вниз. Увы, но в сырых и дождливых задворках больницы его никто не удосужился искать. Жаль будет, если эти два орудия убийств найдут какие-то пацаны и решат с ними поиграть. Мне следовало бы непременно отыскать их. Но в тот момент у меня были проблемы поважнее.
Почему-то наши стражи порядка считают, что если человек на 99% подозревается в убийстве, то его можно спокойно везти в отделение в нижнем белье. Конечно, кто в нашем обществе беспокоится об убийцах, если не всегда в нём вспоминают о беспризорных или тяжело больных детях?
Говоря полицейским, что они и на минуту не приведут меня в своё отделение, я погорячился. Они таки привели. Со мной не особо церемонились, и теперь я сидел за решёткой, ожидая, когда кто-то из церберов закона вытащит пирожок изо рта и удосужится меня допросить. Парадокс, но сейчас больше всех мне не хватало Конана с его многочисленными документами. Естественно, никто карточкой агента Конторы не светил. Вместо них наши опера, начиная с третьего уровня, а также работники других отделов, начиная со второго уровня, могли показать документы какой-нибудь крутой спецслужбы. К примеру, у меня были корочки Интерпола, контрразведки страны и агентства национальной безопасности. У Конана был примерно такой же набор. Это всех нас и спасало.
Нет, мне определённо начинало надоедать в этой дыре. Контингент здесь был, увы, не ахти. Несколько бомжей, хулиганов-малолеток и каких-то матёрых извращенцев. Именно двое из последней категории почему-то решили со мной позаигровать. Это была плохая идея.
– Красавчик, а почему на тебе так мало одежды, а может быть, тебе вообще нравится без неё? – завёл свою любимую песню один из них.
– Не хочешь побыть немного петушком? – отозвался второй.
– Да посмотри на него, для него это не новость, – подхватил первый.
Знаете, моему чувству своего величия часто льстил тот факт, что женщины были от меня без ума. Если честно, не знаю почему. Но влюблялись они в меня очень легко и быстро, доставляя тем самым мне некоторое неудобство, но и в то же время, давая новую пищу для моих психологических наблюдений. Многим из них я бы мог ответить взаимностью, если бы захотел. Но не хотел. Точнее, что-то мешало мне это сделать.
Так вот, к чему я это всё веду. Если моему ЧСВ льстило то, что женщины были от меня без ума, то сказать это про двух маньяков-бисексуалов было трудно. А посему их демагогию на тему меня следовало прекращать радикальным образом. На теле человека есть много точек, для которых даже слабый, но хорошо поставленный удар может служить источником неимоверной боли. Для каждого из этих птицелюбов я выбрал свою точку. Через несколько секунд они лежали на полу в отключке от болевого шока. После этого все разговоры в камере прекратились.
Ну вот, наконец-то. Меня решил навестить Коник.
– Как я погляжу, ты тут времени не терял? – поинтересовался Саша, взглянув на два бессознательных тела на полу.
– У этих двух возникли пламенные чувства ко мне. К сожалению или к счастью, они оказались безответными, кроме того, Коник, ты же знаешь, как я отношусь к любовным треугольникам, – попытался сострить я.
– Знаешь, твои шутки начинают мне надоедать. Я приезжаю разгребать мусор за тобой уже третий раз за два дня.
– Ну да, конечно, я виноват, что меня хотели убить.
– Кто знает, Королёк, кто знает.
Что-то перемкнуло у меня внутри от этого обращения. «Королёк» – это вроде бы не должно быть обидно. Но почему у меня снова с такой силой сдавило внутри? Что же происходит со мной? Если я не могу разобраться в себе, то куда мне Апреля искать?
– Не называй меня так больше, – процедил сквозь зубы я.
– Ты же называешь меня Коником.
– Не надо спорить с этим, просто не называй.
– С таким отношением очень скоро ты распугаешь всех своих друзей.
– Ну, дружба – такое понятие, которое должно выдержать испытание ссорами, – выдал я демагогическую фразу.
– Как бы то ни было, больше валяться в больнице ты не будешь. Тебя хочет увидеть мой шеф, да и твой тоже горит желанием сделать это.
– С удовольствием, только не затруднило бы тебя перед тем, как мы выйдем на улицу, озадачиться такой незначительной мелочью, как мой внешний вид.
– А я уже сделал это, – улыбнулся Конан, кинув мне в открывающуюся дверь камеры одежду.
Неожиданно я определил для себя, что в некоторых случаях Коник может быть очень даже полезен. Раньше за ним такого свойства я не замечал.
– Кстати, кто ты у нас сегодня? – спросил я, когда мы уже выходили из отделения.
– Контрразведчик. Я сказал, что ты опасный шпион террористской организации.
– А что, я вполне бы мог им быть.

30 марта 2025 года
5:00

Мы уже подъезжали к Комплексу. Мне предстояли два очень неприятных разговора. Первый из них должен был состояться с непосредственным шефом Конана – начальником внутренней безопасности ГЛКК(ве) Павлом Павловичем Сливцевым, а между нами просто Сливкой. Если честно, мне до сих пор не было понятно, как он получил второй уровень допуска, да ещё и стал начальником местного оперативного отдела Конторы. Особых аналитических качеств он в себе не нёс, да и руководитель из него был так себе. Зато Сливцев являлся отличным организатором. Лучше всего он умел гнать волну на своих подчинённых при том, что степень его пользы была намного ниже, чем у многих из них. Вдобавок ко всему Павел Павлович имел неслабое телосложение в плане упитанности. Когда я пришёл в ГЛКК(ве) и он был обычным оперативником, ему удавалось хоть как-то держать форму. Но теперь в силу должности (так, наверное, он считал) ему просто необходимо было ей соответствовать. Вот он и соответствовал.
Вторым желающим поговорить по душам был уже мой шеф – начальник НОК(и) Эдуард Петрович Ветров. Про себя я называл его Эдиком. Да он большего и не заслуживал. Посредственность ума и полное отрицание выхода за рамки правил – вот два основных принципа, которыми он руководствовался. Ему было уже под шестьдесят, но, несмотря на это Кеша, который был младше него больше, чем на десять лет, проявлял более глубокую научную и руководительскую мудрость. Поэтому его отдел постоянно удостаивался особого внимания со стороны руководства. А наш кое-как вылезал на моём энтузиазме. Надо признаться, его уже на всех было мало. Да, как же мне не хватало Кеши.
Под пристальным ироничным взглядом Коника я вошёл в приёмную Сливки, которая (как и весь отдел внутренней безопасности) находилась на -1 этаже. Логика была простая: попасть в Комплекс можно было только сверху, ну а для этого следовало миновать этот самый -1 этаж. Лифт в любом случае останавливался на нём, и дежурные тщательно проверяли всех, кто там находился. Другого пути не существовало. Вот почему теперь нам так стоило опасаться крота в Конторе. Никто другой сюда попасть не мог.
Сливка сидел за своим компьютером и раскладывал пасьянс. «Чтоб он у тебя никогда не сложился, крыса кабинетная», – подумал я, глядя на то, как он запихивал себе в рот столь ранний завтрак.
– О, наш герой, – ехидным голосом отозвался начальник Конана, – проходи, устраивайся: разговор у нас с тобой будет очень длинным.
– С Вами, Пал Палыч, я могу говорить хоть целый день. Ведь вы же единственная светлая голова в нашем тёмном подземном царстве, – натянуто улыбнулся я. Поверьте, это не была лесть, хоть всё и смахивало на неё. Сливка прекрасно знал моё отношение к нему. Не потому, что он был наблюдательным, а потому, что я его даже и не пытался скрывать. Ну чего хотя бы стоила одна моя фраза при Логане: «Павел Павлович считает, что внутренняя безопасность Комплекса действует только внутри его кабинета».
– Посмотрим, как ты сейчас поумничаешь, голубчик.
– Голубчики поищите у себя в желудке, – отрезал я, намекая на его любовь к известному блюду из капусты и мясного фарша, – а ко мне впредь прошу обращаться по уставу Конторы.
– Что ж, как пожелаете, агент второго уровня, – с гордым видом процедил Сливка.
– Так-то лучше, агент второго уровня, – в тон ему ответил я. Я любил общаться с ним по званиям, это хоть как-то напоминало ему, что мы находимся с ним практически в равных положениях в Конторе даже при том, что выполняем довольно разные функции.
– Итак, приступим. Что произошло в полночь между 27 и 28 марта сего года в кабинете начальника НОК(б) ГЛКК(ве)?
– Вы можете поинтересоваться у врачей – я ничего не помню о том вечере. Поэтому ответить на этот вопрос, увы, не могу.
 – Да я уже интересовался. Просто проверяю, не вернулась ли к Вам память. Продолжим. На каком основании Вы, Иван Сергеевич Королёв, сбежали из-под охраны в больнице 28 марта сего года, далее 29 марта того же года проникли на этаж Комплекса, находящийся вне Вашего ведомства, где и были найдены в бессознательном состоянии при предполагаемой попытке уничтожить следы преступления. Наконец, откуда Вы взяли оружие и зачем убили молодого человека на крыше больницы 30 марта, то есть, сегодня, около часа после полуночи. Перед тем, как Вы подготовите детальный отчёт в письменной форме, я как начальник безопасности ГЛКК(ве) хотел бы услышать все объяснения по вышеперечисленным событиям в устной форме.
– Ну что ж, как пожелаете, агент второго уровня. То, что Вы являетесь начальником безопасности Комплекса, я, поверьте, знаю и без Вашего личного напоминания. Предавать своим пустым словам большей значимости, упоминая об этом, не надо. Ну а теперь к сути рассматриваемого вопроса. Я сбежал из-под охраны в больнице 28 марта на том же основании, на котором Вы, Павел Павлович, ко мне её там приставили. Если Вы помните, то при переводе агентов с третьего на второй уровень допуска все мы очень дотошно проверяемся в Главном управлении Конторы. Это означает, что без крайне веских оснований подозревать меня в чём-то Вы не имеете права. Я был найден раненым вместе с убитым Кешей. Там остались следы перестрелки. Вы хотите сказать, что это мы палили друг в друга? На Кешин этаж я проник для того, чтобы попытаться хоть что-нибудь вспомнить из того вечера. Поверьте, если бы не моё слабое здоровье, Вы бы ни о чём не узнали. Тем не менее, я признаю свою вину, но максимальная санкция, которую ко мне могут применить руками Логана – это строгий выговор. Не более, к Вашему глубокому огорчению. Молодой человек, которого я застрелил сегодня в больнице, был антиглобалистом, которого послал Апрель. Кстати, Вы можете меня поблагодарить, ведь теперь мы знаем, под каким соусом эти молодчики идут на смерть за Апреля. Надеюсь, Вы помните, в какой организации мы работаем и кто платит нам деньги. А вот почему Ваша пресловутая охрана пропустила ко мне в палату убийцу – это вопрос, причём очень большой.
– Не надо переводить стрелки, два оперативника четвёртого уровня были убиты, – трагично констатировал Сливка.
– Тем не менее, это не умаляет сути вопроса. Вам следовало бы пересмотреть вашу систему подготовки кадров, если какой-то самоучка свободно расправляется с двумя операми.
– Мои кадры – это не Ваша забота. Совета я у Вас не спрашивал. Оснований подозревать Вас в причастности к произошедшим событиям, причём не только двухдневной давности, я считаю, предостаточно. Я лично буду просить у Джона Вашего отстранения от работы до того момента, как мы во всём разберёмся. Более того, считаю возможным установить за Вами круглосуточное наблюдение. К сожалению, взять Вас под стражу я не имею права – здесь Вы не ошиблись. Но, сучёнок, обещаю, что сделаю всё для того, чтобы по максимуму усложнить тебе жизнь.
– К сожалению, если бы я дал тебе сейчас в морду, у меня бы было намного больше проблем, чем я имею на данный момент. А мне их и так пока предостаточно. Судя по тону нашего разговора, можно сделать заключение, что он подходит к концу. Я этому только лишь рад. Мне ещё предстоит беседа с моим шефом. Она будет ненамного приятней, чем эта. Я могу быть свободен?
– Вали, но будь уверен: теперь я с тебя не слезу.
– Да ты с кресла своего слезть не можешь, куда уж с меня, – с этими словами я вышел из Сливкиного кабинета.
У лифта меня встретило довольно-ухмылённое лицо Конана. Похоже, его моё положение веселило. За последние два дня я доставил ему немало хлопот. Было очевидно, что Сливка поручил именно ему следить за мной и допросить. По старой дружбе Коник отнёсся ко мне более чем лояльно. Не воспользоваться такой ситуацией я не мог. Чувствовал ли я какую-то вину перед Саней? Да нет, не особо…
– Что такое, неужели шпана со своими матерными анекдотами поработала уже и в лифтах Конторы? – ухмыльнулся я.
– Да нет, просто вид у тебя потрёпанный.
– А тебя это сильно веселит?
– Я просто переживаю за тебя.
Ну уж нет, Коник. С такой-то рожей за людей не переживают. Вслух я этого не сказал. Лучше всем своим «потрёпанным видом» покажу, что искренне признателен своему боевому товарищу за такую заботу.
Теперь мой путь в сопровождении верного блюстителя безопасности ГЛКК(ве) лежал на -10 этаж к моему непосредственному начальнику – Эдику.
Я вышел из лифта и направился в его кабинет. В приёмной восседала секретарша Катя, как будто только что сошедшая с обложки популярного мужского журнала. Увы, но в Конторе процветало и такое явление. Там, где крутятся большие деньги, даже при самой высокой степени строгости рождается порок и грех. Ведь все мы люди, а в нашей организации в силу её специализации и конечной цели большая часть персонала была ещё и откровенными подонками. Если честно, я и сам не знал, можно ли отнести меня к ним или нет.
Я зашёл в кабинет со словами:
– Добрый день, Эдуард Петрович!
– Утро, Ваня, утро, – с мрачным видом поправил меня Эдик, – или даже ночь.
– Что, простите? – я намеренно сделал вид, что не понял своего начальника.
– Я говорю, что не день сейчас, а ночь, и вряд ли она добрая, – раздражённо ответил Эдик. Похоже, я отвлёк его от какого-то важного дела… а может быть, тела.
– Как скажите, агент второго уровня. Чем я заслужил Ваше внимание?
– Своими неадекватными действиями, агент второго уровня. Во-первых, я хотел бы узнать, что произошло между Вами и Иннокентием Сергеевичем позавчера ночью. Во-вторых, что Вы делали в его кабинете вчера без чьего-либо на то разрешение?
– Даже если бы я и помнил ответ на первый Ваш вопрос, то не дал бы его, учитывая, что ООК ведёт расследование данного инцидента. Ответ на второй вопрос мне и самому не известен.
– В таком случае я вынужден отстранить Вас от исполнения должностных обязанностей, пока Павел Павлович лично не даст мне внятных разъяснений по последним событиям. Я не считаю возможным, чтобы в моём отделе продолжал работу человек с неясными для меня мотивами поступков.
– Что ж, если бы этого не сделали Вы, то Сливцев обязательно добился. Так что я не особо удивлён или расстроен. Уверен, что очень скоро всё прояснится, и тогда, возможно, Вы ещё попросите у меня прощения. Кстати, кто будет исполнять мои обязанности?
– Я только что назначил Антона Панченко.
Ну конечно, Тоник, можно было бы и самому догадаться. Этот парень никогда не упускал своего.
– Что ж, похоже, я подготовил достойную замену себе. Приглядитесь к нему, Эдуард Петрович. Возможно, он и Вас заменит в скором времени. Засиделись Вы что-то на одном месте, агент второго уровня, – отметил я, направляясь к выходу.
– Пошёл вон, – кричал мне вслед мой бывший начальник. Но я особо не волновался о его душевном состоянии. Меня больше беспокоило то, что я начинал осознавать очень интересную особенность.
Планировка -10 и -11 этажей была абсолютно разная. Кабинеты начальников находились в разных местах. Но они имели ещё одну общую черту. Никакими другими путями, кроме как через приёмную, попасть в них с этажа было невозможно. Оставалась только сложная система вентиляций. Таким образом, работники -11 этажа сами собой выходили из поля моих подозрений. Получалось, незаметно, в обход системы защиты пробраться в Кешин кабинет могли только мои подопечные – Лика и Антон – и непосредственный подчинённый Эдика Игорь Лазаренко. Только три человека. Даже не верилось. Круг значительно сузился.
В проходе я встретился с Антоном. Он ничего мне не сказал. Только улыбнулся так злорадно. С тебя и стоит начать, Тоник. Я ещё попорчу тебе жизнь.
– Погода сегодня хорошая, благоприятная для прогулок. Да, агент третьего уровня? – кинул я вслед гордой фигуре Антона.

30 марта 2025 года,
11:00

Удивительно, сколько свободного времени появляется, когда ты отстранён от работы. По большому счёту, у меня было достаточно денег, чтобы не работать и безбедно существовать до конца своей жизни. Но меня почему-то никогда не прельщала роль овоща в теплице. Мой отец говорил: «Если у человека есть мозги, то они должны работать, иначе их у него нет». Мои мозги работали, пусть даже если они работали на благо денежных мешков, целью которых уж точно не было достижение всемирной демократии.
Итак, время у меня есть, цель тоже. Мне нужно было найти Апреля или того, кто на него работает в Конторе. Я пообещал Тонику начать с него. И я начну.
Ко мне была приставлена слежка. Прежде всего, следовало от неё избавиться. Может показаться удивительным, но сделать это оказалось проще простого. Сопляки, которые за мной следили, похоже, были новичками. Первый магазин, который я посетил, стал для них неразрешимой задачей. Я зашёл в уборную, которая находилась на втором этаже. Почему-то оперативники не могли подумать, что ботаник из НОК может преспокойно спрыгнуть с такой высоты. Вобщем, по моим расчётам и выбору маршрута, возможность найти меня была сведена для них до минимума. Теперь я мог спокойно уделить своё пристальное внимание Антону.
Жизнь толкового учёного, а тем более работника Конторы, не похожа на ту, которой живут обычные люди. Мы могли приходить на работу в двенадцать часов ночи и уходить в девять утра, потом вернуться в час. Иногда мы по несколько дней жили в ГЛКК, благо условия там были надлежащие. Не похоже на график с девяти до пяти с перерывом на обед, не так ли? Вот так работал и Тоник. Мне повезло, что я успел застать его ещё в Конторе. Правда, пришлось прождать битых два часа с букетом в руках, скрывая своё лицо и делая вид, что меня продинамила девушка. Как драматично и романтично…
Антон вышел из здания в час дня и сел в свой автомобиль. К этому моменту у меня уже была взятая на прокат машина. Я незаметно последовал за своей целью. Она ехала по какому-то интересному и подозрительно знакомому маршруту. Ну да, когда бы я ещё побывал у себя дома, как ни во время слежки за потенциальным кротом. Похоже, у Антона был какой-то важный разговор ко мне. Конечно, он ведь стал теперь такой крутой. Всё-таки ио начальника секции в НОК(и) – это не шутка. Возможно, очень скоро ему присвоят второй уровень. Ну, тогда держись, Ваня, крепко. Будет весело.
Неудивительно, что Тоник очень быстро вышел из моего дома (несложные логические умозаключения подсказывали мне, что если я находился в машине, то дома меня быть не могло). Я поехал дальше за Антоном.
Следующий его пункт назначения заставил меня не только улыбнуться, но и задуматься. Всё-таки интересное существо человек. Настолько интересное, насколько сложное чувство любовь. Она разрушает душу. Она мешает думать и анализировать. Почему-то все говорят, что любовь созидает? Я так не думаю. Но если задуматься о сути нашего существования в этом мире, то направленность любви вполне ясна. Каждый день мы потенциально проживаем для того, чтобы продолжать свой род. Для чего? Чтобы продолжать свой род, чтобы продолжать свой род… Каждый день мы пытаемся добиться успеха, показать себя, чтобы на нас обратили внимание. Макияж и силикон делает из уродин красавиц, тренажёрные залы и стероиды из заморышей качков. Потом эти два одиночества встречаются под градусом алкоголя, и от этого абсурда рождается нечто среднее арифметическое между данными индивидами. А потом оно уже красится или качается, в зависимости от пола среднего арифметического. Хотя, в нашем извращённом мире пол уже не является чем-то определяющим. Может, не стоит быть таким категоричным, иначе у меня возникает вопрос: зачем же тогда живу я, если для меня любовь не играет никакой роли? Почему-то часто я чувствовал, что меня ждёт что-то неизвестное. Эта боль внутри не давала мне покоя. Что она означала? Я не мог понять. Для того, чтобы разобраться в других, надо, прежде всего, разобраться в себе. У меня пока это не совсем получалось.
А вот для Тоника это, похоже, не было крупной проблемой. Как я увидел, он ещё и романтиком оказался. Прежде всего, он остановился возле цветочного магазина и купил очень дорогой букет. Откровенно говоря, я уже догадывался, куда он поедет. Антон остановился возле Ликиного подъезда. Бедный мальчик, как же ему непросто в жизни или я всё-таки ошибся и не просчитал их отношения. Тогда это непростительно. Посмотрим…
Да нет, всё правильно. Через пять минут он выбежал из подъезда Анжелики. Я бы мог подумать, что её просто не было дома, как и меня, если бы не потрёпанный вид Тоника и не букет, который он выбросил в первый попавшийся мусорный бак. Смех, да и только.
Далее мне выпало наблюдать драматическую сцену переживаний несчастной любви в ближайшем баре. Пить в четыре часа вечера – это уже смахивало на хронический алкоголизм. Похоже, ничего интересного я здесь не словил бы. Самое время было навестить пустующую квартиру моего бывшего подчинённого.
Знаете, а у него довольно мило. Отказать ему во вкусе
нельзя. Но вряд ли меня тогда интересовал интерьер. Мне нужно было узнать, что у него на уме. Итак, я приступил. Естественно, контейнеры с нижним бельём меня не интересовали. Моё внимание было обращено на два места: скрытые ящики с бумажками или сейф (если он был уж очень предусмотрительным) и содержимое его компьютера. Я начал со второго.
Взламывать систему довольно просто. Когда-то я этим серьёзно увлекался. Все средства юного хакера умещаются на обычный информационный носитель. Я просматривал его файлы. Там было так много фотографий Лики, откуда они у него? Ну да неважно. На жёстком диске ничего не было. Может быть, почта… Удаляй-не удаляй свои пароли, а информация о них всё равно остаётся в системе. Я спокойно зашёл на его почтовый ящик. Там было много писем, но одно меня заинтересовало в особенности. Оно датировалось 29 марта и гласило:
«30 марта, 14:00. Объект будет дома. Действуй по плану А». Подпись: 04.
Значит, я не ошибся. Всё-таки Антон не был тем пай-мальчиком, которым пытался казаться. Конечно, я помнил, что в тот день в два часа дня Антон был у меня. Нетрудно было также догадаться, кто являлся объектом. Да и подпись 04 меня не удивляла. Конечно, это имелся ввиду Апрель. Единственной недомолвкой оставался «план А». Неужели это то, о чём я думал? Проверить это мне было сложно.
Я оставил на его почтовом ящике письмо с аналогичной подписью «04»:
«Время изменилось. Сегодня, 20:00. Объект будет дома. Действуй по тому же плану».
Бумаги меня уже не очень интересовали. Но, несмотря на это, я всё же рискнул обыскать квартиру. О, Боже! Что же они замышляли? Сколько моих фотографий, мест, в которых я бывал. Антон досконально изучал мою жизнь. Ну, ничего, сегодня вечером мы поговорим с тобой по душам, Тоник. Главное, прочитай моё письмо и не напейся к этому времени до отключки сознания.
Мне осталось сделать некоторые приготовления для разговора с Антоном. Я зашёл в магазин канцтоваров и купил первое, что попалось мне на глаза. Это был широкий скотч, степлер, лезвия – джентльменский набор. Но всё же хотелось надеяться, что они не понадобятся.
Я приехал домой в полседьмого вечера. Если честно, то мне было сложно придумать, чем же занять полтора часа ожидания. В голову лезли не совсем приятные мысли. Выходит, я просто мастер по пригреванию змей на шее. Почему люди такие интересные существа? Чем лучше к ним относишься, тем хуже они относятся к тебе. Им кажется, что раз ты не совершаешь враждебных действий против них, то ты либо слаб, либо глуп, либо что-то скрываешь. Поэтому, если ты уже не приносишь пользу, тебя нужно как можно быстрее уничтожить. Вот так и Тоник. Я привёл его к себе в отдел, научил практически всему, что знаю, способствовал его карьерному росту. Я задумывался тогда, зачем это делаю и не находил ответа. Ну, ничего, в тот день мы поговорили с ним по душам.
Я поужинал, посмотрел мировые новости и лёг немного отдохнуть. Нужно было понять, как Антон собирается проникнуть ко мне в квартиру и сделать то, что собирался сделать. Скажем так, шумные методы сразу отпадали. За пять лет Апрель ни разу не действовал открыто и неаккуратно, поэтому его соратник делать так тоже не будет. Наверное, Тоник попытается сделать вид, что пришёл ко мне с важным разговором и дождётся нужного момента. Итак, представление начиналось.
В дверь позвонили ровно в восемь часов. Мой враг был пунктуален – это не могло не радовать. Я открыл дверь перед Антоном.
– Иван Сергеевич, добрый вечер, – так он начал свою беседу. Вид у него был не очень. Похоже, он уже принял приличную дозу алкоголя.
– Кому как, Тоник, проходи.
– А почему же «кому как»?
– Да потому что никогда не можешь быть уверен, чем обернётся для тебя день, изначально кажущийся добрым. Ты об этом никогда не думал?
– Не нравится мне Ваше настроение.
– Да, оно у меня действительно не очень. Ну да ладно, проходи, пить что-то будешь?
– Нет, спасибо, – отказался Тоник, понимая, что если он выпьет ещё у меня, то ни о каком «разговоре» уже и речи идти не могло бы.
– Ничего, что у тебя?
Мы прошли в холл. К этому моменту я уже видел под рубашкой Антона пистолет. Намерения у него были серьёзные. Похоже, речь шла об убийстве. Интересное развитие событий, не так ли? Как бы то ни было, я оказался более аккуратным, и своим пистолетом так бездарно перед Тоником не светил.
– Я пришёл поговорить о ситуации в отделе, – начал тянуть время мой оппонент. Ему нужно было дождаться удобного момента.
– Да? А что, возникли какие-то проблемы?
– Вы передали мне довольно сумбурную систему. Сложно в чём-то с ходу разобраться, но, тем не менее, сотрудники относятся к Вашему отстранению отрицательно.
Ну ты и хам. Неудивительно, что тебе твои новые подчинённые плюют в лицо.
– Ты пришёл сюда для того, чтобы я посвятил тебя в свои дела?
– Да нет, наверное, не для этого.
Похоже, у Тоника заканчивались слова. Да и мне тянуть не было особого резона. Поэтому я, повернувшись к нему спиной и сделав вид, что пытаюсь включить компьютер, дал ему стопроцентный шанс покончить со мной раз и навсегда.
– А для чего же ты пришёл, Антон? – в этот момент я почувствовал, что нахожусь у него на мушке.
– Чтобы сделать то, что мечтал сделать уже давно, – он был готов нажать на курок.
– А выйдет всё наоборот, – с этими словами я выстрелил в него. Пуля попала как раз в руку, держащую пистолет. Чтобы он никуда от меня не делся, я быстрым рывком сбил его с ног. Через несколько секунд Тоник был уже в отключке. Как же я сейчас повеселюсь, – подумал я, начиная привязывать его скотчем к стулу.

20 августа 1998 года

Мы гуляли с мамой во дворе нашего дома. Других детей не было, и мне приходилось играть самому, пока мама в теньке читала книгу. Хотя, если честно, даже когда во дворе гуляли мои сверстники, я всё равно избегал их – мне было попросту неинтересно с ними. Позже родители рассказывали историю о том, как в полтора года я отходил от общей песочницы, заявляя им: «Мне с ними скучно, я их не понимаю», потому что уже тогда говорил на очень правильном языке, а остальные лишь выговаривали половину букв и слов.
В тот день мне в чём-то даже повезло – не пришлось избегать никого. Я резвился во дворе, гоняя голубей, которые отчаянно пытались склевать зерно, неосторожно просыпанное кем-то. Сначала мама молча смотрела на это, ожидая, наверное, когда же мне надоест это занятие, но затем всё же сказала:
– Сыночка, не надо этого делать. Птички хотят покушать.
– Да они же глупые…
– Почему ты так думаешь, потому что они не умеют говорить?
– Нет, просто все говорят, что животные глупее людей.
– А ты знаешь, что человек – это тоже животное?
– Как это? – не понял я.
– Ну, человек принадлежит к царству Животные, поэтому мы такие же, как эти голуби.
– А я видел, как соседские дети ловили воробьёв и скручивали им головы.
– Это плохо – никогда так не делай, – строго дала мне своё напутствие мама.
– Но это же просто птицы?
– А ты думаешь, что вправе просто так без причины лишать их жизни? Человек и так творит много зла на Земле, чтобы делать его к тому же без надобности.
– А что такое зло?
– Зло – это то, с чем надо бороться хорошему мальчику, такому, как ты у меня. Только не надо пугать голубей – пусть они поклюют зерно.
– Зло – это то, с чем надо бороться, – тихо повторил я. Тогда я ещё не понимал, что труднее всего бороться со злом не в других, а в самом себе.

30 марта 2025 года,
22:00

Надо сказать, Тоник оказался менее крепким, чем я думал. Он пробыл без сознания почти два часа. Мне уже даже поднадоело ждать того момента, когда я смогу начать свою беседу по душам с ним. Я уже подумывал взять нашатырный спирт, но тут Антон вдруг начал поднимать свою бренную голову.
– С добрым утром, коллега, – поприветствовал я своего просыпающегося оппонента.
– Где я, что со мной?
– Мой бедный мальчик, неужели ты ничего не помнишь? Ты хотел убить меня, потому что тебе так приказал Апрель.
– С чего Вы взяли, что я хотел убить Вас?
– Может быть, с того, что приехал по наводке в письме на твоей электронной почте, наставил на меня пистолет и сказал, что собираешься сделать то, что мечтал сделать давно. Тоник, кажется, мы уже слишком давно работаем, чтобы ты считал меня настолько тупым.
– Ты рылся в моей почте? – Антон перешёл на «ты».
– Не думаю, что это намного страшнее банального предательства.
– Я никого не предавал, ведь я никогда не был верен тебе.
– Ну, надеяться на это было бы уж очень наивно.
– Какого ты меня связал, отпусти.
– Не думаю, что это правильно. Итак, наши предварительные ласки уже слишком затянулись. Приступим к делу. Я надеюсь, ты не питаешь иллюзий о том, что для того, чтобы узнать правду я остановлюсь перед пытками или убийством такого урода, как ты. Но, признаюсь честно, убивать тебя мне совсем уж не выгодно, ведь, прежде всего, подозрение падёт на меня. Но поверь, справиться с этим я сумею, так что особо рассчитывать на мою снисходительность тоже не советую. А посему я хочу задать тебе несколько вопросов: «Когда Апрель вышел на тебя, что он хотел, почему приказал убить меня и главное зачем?»
– Да пошёл ты, я ничего не собираюсь тебе рассказывать.
– А вот это уже зря, жаль, что придётся делать это, – с этими словами я включил музыку в квартире на полную.
Иногда я сам начинал бояться себя. Я творил такое, что не к лицу нормальному человеку. Я был учёным, но убивал, пусть даже тех, кто пытается убить меня. В тот момент я пытал человека, если его можно, конечно, таким назвать. Не могу сказать, что пытки доставляли мне удовольствие, более того, мне даже было противно. Но другого варианта заставить Антона говорить не оставалось. Пригодились и лезвия, и степлер. Все свои действия я старался проводить предельно аккуратно, причём с одной и той же рукой, ведь мне нужно было, чтобы Тоник смог на следующий день выйти на работу.
Надо сказать, что Антон держался молодцом. Наверное, он действительно сильно ненавидел меня, хотя для меня это не стало новостью. В кисти его раненой руки уже было с десяток скрепок и лезвий, но он упорно не хотел отвечать на мои вопросы. Я в который раз повторил свой вопрос:
– Что вас связывает с Апрелем?
– Пошёл ты, – Тоник начинал терять сознание: вот тут-то был мой шанс.
– Эй, парень, не дури. Просто скажи мне, и я отвезу тебя в больницу. Я не буду тебя убивать, обещаю.
– Конечно…
– Говори! – я крикнул так, что соседи меня, наверное, услышали даже сквозь музыку.
– Не знаю, что говорить. Он вышел на меня сам пару лет назад. Предложил поделать тебе мелкие пакости, я согласился. Тогда мне и в голову не приходило, что он посадит меня на крючок. Но потом было уже поздно. Последним его указанием было убить тебя. Меня это не особо расстроило.
– Ещё бы. Как ты с ним связывался – через почту?
– Никак, только он выходил на меня.
– Ты убил Кешу? Ты был там? Ты видел?
– Если ты видел мою почту, то понимаешь, что самовольничать я бы не стал. Кроме того, я был вместе с Ликой в лаборатории – спроси у неё, – после этих Антон зарыдал.
Похоже, он говорил правду. В любом случае, ничего другого я от него не добился бы, а калечить его окончательно в мои планы совсем уж не входило. Меня вполне устраивал тот факт, что он исполняет мои обязанности, пока я пытаюсь выйти на Апреля.
Я вколол Тонику обезболивающее и отвёз его в больницу.
– Завтра ты выйдешь на работу. Всем скажешь, что встретил пьяных и подрался – они порезали тебе руку. Ни слова о произошедшем. Помни, если ты ещё раз попытаешься сделать какую-нибудь глупость, я убью тебя не задумываясь. Кроме того, ты теперь на крючке не только у Апреля, но и у меня. Если он выйдет на тебя, сразу сообщишь мне, но помни: я слежу за тобой, – с такими словами я оставил его возле больницы побитого и морально уничтоженного. Похоже, с ним разобрались. Чтобы окончательно проверить его слова, мне нужно было поговорить с Ликой. Этим я и собирался заняться в следующий день. На сегодня хватит, не мешало бы немного поспать.

Опять закат, и снова этот голос:
 – Думаешь, ты можешь скрыться от меня? Ты бежишь, но куда? Считаешь, так ты сможешь сделать вид, что ничего не было?
– Что тебе от меня нужно, кто ты такой?
– Придёт время, придёт…
Он стоял у меня за спиной, я пытался обернуться, но по прежнему не мог… Вдруг послышался женский голос:
– Королёк, пора вставать…

После этих слов я проснулся весь в холодном поту и, несмотря на глубокую ночь, закричал что было силы:
– Что вам от меня нужно? Кто вы такие?
Я упал в обморок.

31 марта 2025 года,
11:00

Интересное существо человек. Меня ещё с ранних лет интересовал вопрос: почему, если ты открываешь человеку душу, он считает своим долгом плюнуть туда. Как будто больше некуда плевать. Очень давно я зарёкся открываться кому-то, исполняя с тех пор роль только плюющего. В самом деле, так намного проще. Чувствуешь себя защищённым, ведь лучшая защита – это нападение. У меня практически не осталось чувств. Я даже не знаю, почему так получилось, но иногда мне становилось просто обидно. Я проживал свою жизнь не так, как мог бы, и мог не так, как проживал, но, увы, уже с этим ничего поделать не мог. Можете мне не верить, но по своей сути я был максималист. Сложно мне было жить в переменчивом мире, именно поэтому всегда старался подвести этот мир под себя, окружив стабильностью. То, что отказывалось становиться стабильным в моей жизни, подлежало устранению.
В тот день мне предстояло ещё раз плюнуть в душу человеку. Этим человеком была Лика. Она влюблена в меня, и я собирался по полной воспользоваться этим. Во-первых, мне нужно было узнать, насколько Тоник честен со мной. Во-вторых, не помешало бы проверить саму Лику на предмет сотрудничества с Апрелем. В-третьих, свой человек в Конторе никогда не бывает лишним.
Я проснулся в одиннадцать часов утра и подумал: неужели я проспал половину суток? Что же означали эти сны? Просто плод моего воспалённого воображения или нечто большее? Может быть, кто-то действительно пытался играть со мной, но как?
Помню, Кеша рассказывал мне немного о разработках, производившихся в его отделе. Они занимались вопросами памяти и возможностью контроля над ней, регенерацией тканей вплоть до полного восстановления потерянных конечностей, даже клонированием людей. Правда, с последним у них не особо выходило, удалось лишь научиться в короткие сроки воссоздавать копию тела, но увы, это был просто бездушный овощ. Так в числе их проектов были и вопросы о сне и проникновении в него. Может быть, Апрелю каким-то образом удалось заполучить эту технологию? В любом случае мне нужно было добраться до него, и следующим пунктом в моём плане была Лика. Что ж, в тот день мне предстояло сыграть нешуточный спектакль.
Я встал с постели в полдвенадцатого утра. У меня страшно болела голова, так, что не хотелось ничего делать, но мне всё же удалось заставить себя. После зарядки, душа и лёгкого завтрака-обеда я вышел из дому. Там меня ждали мои верные друзья – работники ООК, от которых я избавился ещё вчера. Конечно, на аналогичный развод они не поведутся, нужно придумать что-нибудь новенькое. Вам, наверное, не приходилось этого наблюдать, но пачка стодолларовых банкнот, разбросанная посреди наполненной людьми улицы, творит чудеса – ты превращаешься в невидимку. Так произошло и в тот раз. Толпа алчных разновозрастных шакалов заполнила всё пространство вокруг меня. Бедные опера снова не успели ничего понять – я уже был вне зоны их видимости.
Как вы уже понимаете, найти работника Конторы днём – не очень сложная задача, даже если это молодая девушка. Она могла быть либо дома, либо на работе. Для начала стоило бы заехать к ней домой – так я и сделал. Там её не было. В таком случае мне ничего не оставалось, как повторить начало вчерашней эпопеи с выслеживанием Тоника и остановиться недалеко от ГЛКК.
Я просидел на лавочке в парке напротив где-то два часа. Лика вышла, сопровождаемая волочащимся за ней Тоником. Господи, как же это жалко выглядит, – подумал я, – неужели у него нет ни капельки самоуважения. Или он действительно так её любит? Да, интересное чувство любовь…
Увы, но мне пришлось прервать эту идиллию неразделённых чувств. Я быстрыми шагами сократил расстояние до двух моих бывших подчинённых до минимума и обратился к Лике:
– Анжелика Петровна, добрый день! Какая сегодня прекрасная погода!
– Да, жаловаться не приходится, – улыбнулась она, не глядя мне в глаза, – добрый день, Иван Сергеевич.
– Меня тут как-то случайно занесло в эти края, и я подумал: «А не подвезёт ли благодарная подчинённая своего доброго бывшего начальника?
– С удовольствием, но вот тут Антон Иванович звал меня в... – начала было она, но я прервал её:
– Антон Иванович, а вы разве не получали моё письмо? Я, как и обещал, изложил там полную обстановку по поводу руководства отделом, – после этих слов я посмотрел на Тоника так, что он всё понял:
– Ах да, совсем забыл. Извините, Анжелика Петровна, но мне придётся ретироваться.
– Не думаю, что это её сильно расстроит, не так ли, Анжелика Петровна?
– В некоторой степени да, – с усмешкой ответила она.
– Ну, тогда все остались при своих, – похлопал Тоника по плечу я и направился к Ликиной машине.
– А что, на своём автомобиле вы не ездите – часом не признаки начинающегося алкоголизма? – кинул мне вслед тот.
– Так я ж безработный, да и на мажора не тяну: денег в обрез – приходится экономить на бензине, – парировал я, намекая на то, что Антон был выходцем из очень богатой семьи, – понимаете, агент третьего уровня?
– Уже второго, Иван Сергеевич, уже второго…
– О, а Вы растёте не по годам. Советую Вам быть поосторожнее – вундеркинды в Конторе не задерживаются, это уже доказано, – я сел в Ликин автомобиль, не слушая ответа Тоника, чтобы моё слово осталось последним.
Лика явно осталась довольна нашей словесной перепалкой – Антон, похоже, ей уже порядком поднадоел. Тем более в её полуромантическом мировоззрении я проявил к ней знак внимания, пусть даже и такой неявный. Для неё это стало огромным прогрессом. А мне это и было нужно. Следовало узнать у неё всё по максимуму, и делать это мне приходилось очень осторожно.
– Анжелика Петровна, как Вы смотрите на то, чтобы заехать перекусить куда-нибудь, а то я сегодня ничего не ел, – мне приходилось импровизировать и подтягивать ситуацию за уши (ведь я совсем недавно завтракал), – я угощаю.
– С удовольствием, я и сама хотела заехать куда-нибудь, – эффект был потрясающим: по всей видимости, Лика была на седьмом небе от счастья.
Я направил её в лучший ресторан, который знал. Мне предстояла тяжёлая работа – сделать так, чтобы она полностью поверила в мои чувства. Ну что ж, поехали. Правда, на Гагарина я явно не тянул.
– Что будете заказывать? – спросил я у Лики после того, как к нам подошёл официант.
– Даже и не знаю, если честно, я не особо вхожа в такие места.
– Никогда не поверю, что у Вас не хватает для этого денег – я всегда старался сделать так, чтобы сотрудники моего отдела ни в чём не нуждались и ни в чём себе не отказывали.
– Да нет, деньги не проблема, просто одной ходить сюда глупо и неинтересно, а так и не с кем.
Как это всё грустно, мне стоило бы пожалеть её в душе, но почему-то это у меня не очень получалось. Я не понимал, что со мной происходило и начинал лишаться самых важных для человека чувств. Это меня очень пугало.
– Так, кажется, Антон Иванович проявляет к Вам немалые знаки внимания, чем не спутник для похода в ресторан? – я начинал, что называется, «включать дурачка», что умел делать просто отменно. Люди такие существа, которые, почувствовав, что их оппонент слабее морально, умственно или физически, постепенно отключают свою бдительность. Этим нельзя не пользоваться.
– Антон… он, может быть, и неплохой человек, да и учёный отменный, но какой-то не такой. Мне с ним абсолютно неинтересно.
– Вы привередливый человек, с кем же Вам было бы интересно, если не секрет?
– Ну, например, с Вами мне приятно общаться.
– Ну что ж, тогда должен отметить, что это взаимно, – здесь я не соврал. Мне действительно было интересно общаться с Ликой, но только не потому, что она привлекала меня как личность или девушка. Она была ещё одним моим подопытным кроликом – экспериментом, который я ставил для того, чтобы понять, в чём сущность людей. Мне так хотелось просто полюбить её, но я не мог, и меня это сильно раздражало.
– Я очень рада это слышать, – искренне откликнулась Лика.
Ещё бы ты не была рада это слышать, – подумал я и посмотрел на официанта, который терпеливо стоял возле нас и старательно делал вид, что не слушал нашего разговора. Это были издержки высшего уровня обслуживания.
– Так что же Вы будете заказывать? – повторил я свой вопрос.
– Осмелюсь довериться в выборе Вам, – как истинная тургеневская девушка ответила моя спутница.
Я сделал заказ и начал поход на амбразуру:
– Давно хотел предложить: давай на «ты»? В конце концов, разница в возрасте у нас всего лишь пять лет, и если бы я немного задёржался в развитии, мы бы вполне могли оказаться в равных условиях.
– Вы? Задержались в развитии? Мне это очень сложно представить, – Лика искренне засмеялась. У неё был красивый смех.
– Ты мне льстишь в высшей мере – это очень неблагодарное дело. Знаешь, когда человеку первым начинаешь делать комплименты, ты заведомо ставишь себя в неловкое положение. И почему опять «Вы»?
– Извини, это просто привычка. Я всё ещё вижу тебя своим начальником.
– Нужно бы уже отвыкать.
– Я не против. Давно хотела у тебя спросить, почему ты такой замкнутый. Я не раз пыталась сделать шаг к тебе, но всё не решалась.
Это был один из немногих случаев, когда я не собирался надевать маску – это мне тогда было просто невыгодно – и начал рассказывать ей душещипательную историю своего бытия.
– Детство у меня не было особо интересным. Не то чтобы я в чём-нибудь нуждался, скорее напротив. Мои родители старались обеспечить меня практически всем, что я хотел. Не скажу, что я рос гением, но талант ко всему понемногу у меня всё же был. И тем не менее, мне чего-то не хватало. То ли потому, что друзей у меня никогда не было, да и не из-за того, что со мной не хотели дружить. Скорее я не хотел. Что-то отвращало меня в окружающих, даже и не знаю что. Такая философия сохранилась и во мне взрослом. Я пришёл в Контору одиннадцать лет назад, тогда ещё не зная, что это за организация. Через пару лет, когда я заслужил достаточно доверия, меня поставили перед выбором: уходить из Конторы и всю жизнь работать за гроши или остаться в этом гнилом муравейнике и не нуждаться ни в чём. Я долго не мог решиться, но потом что-то произошло. Сейчас мне и самому трудно сказать почему, но я всё же остался в Конторе. То ли на меня так повлияла гибель родителей как раз в тот момент, то ли ещё что-то – не знаю. Но я тогда сделал свой выбор и теперь об этом нисколько не жалею, потому что привык к тому, что люди отвратные существа, и работа в нашей организации меня по максимуму уверила в этом. Теперь уже в любом случае моё мнение не изменится.
После этих слов я остановился. Мне было интересно понаблюдать Ликину реакцию в это мгновение молчания. Похоже, моё признание тронуло девушку до глубины её нежной души. Ну конечно, фактически я открывал перед ней всего себя. Ей казалось, что раз я доверяю ей такие сокровенные тайны, то питаю к ней какие-то симпатии или чувства. А мне было просто нужно то, что мне было нужно. И я делал всё для того, чтобы получить признание от неё и выведать то, что ей известно. Очень грубо и отвратительно, не так ли? Мне и самому было это понятно и больно от этого, но тогда я уже не мог остановиться. Я шёл к цели, которую наметил, как и всегда, как и раньше, как и целую жизнь.
– Так ты пошёл в Контору из-за гибели родителей? – удивлённо посмотрела на меня Лика.
– Да, наверное… Даже и не скажу уже точно.
После этих слов я что-то услышал. Это был женский голос, но не Ликин. «Королёк, посмотри, какое красивое небо», – таковы были слова, которые я слышал. Что это такое? Вдруг у меня закружилась голова. Я пытался удержать себя в сознании, но не вынес напряжения, которое вдруг на меня свалилось и провалился в темноту.

20 ноября 2001 года

Ещё с раннего детства меня отдали в музыкальную школу. Кто-то мог бы сказать, что это было не очень подходящим занятием для мальчика, и, возможно, я согласился бы с этим. Но факт оставался фактом. В тот день отец забирал меня из музыкальной школы довольно поздно – уже стемнело. Его машина была в ремонте, и мы решили не тратить деньги на такси, пройдясь до метро пешком. Дорога оказалась не освещенной и пустынной, но когда я шёл рядом с отцом, то ничего не боялся. Поначалу мы шли молча, а затем я решился спросить:
 – Папа, скажи, зачем мне нужно это пианино?
– А что, тебе не нравиться играть на нём?
– Да не то чтобы не нравится, просто я не понимаю, зачем оно мне нужно…
– Ну, знаешь, родители часто отдают своих маленьких детей в разные секции и кружки, чтобы понять, к чему у них есть больший талант.
– Но ты же говорил, что у меня талант к математике?
– Ну, это да… – отец слегка улыбнулся, – ну, а вдруг музыкант из тебя выйдет ещё более великий, чем математик? Тем более, что я всегда хотел научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Говорят, родители всегда стараются воплотить в своих детях свои нереализованные мечты. Но ты же помнишь, о чём мы с тобой договорились: если тебе не нравится это занятие, ты смело говоришь мне об этом, и мы решаем вопрос как умные люди. Тебе хочется бросить уроки фортепиано?
– Нет, папа, пока что нет, – немного встрепенулся я, – я помню, о чём мы с тобой договорились.
– Вот и молодец, – погладил меня по голове отец. Дальше мы снова пошли молча и уже почти дошли до метро, а вокруг по-прежнему почти никого не было. Вдруг мы увидели драку, точнее двое били одного. Тот, похоже, уже не мог им сопротивляться, и они повалили его на землю и стали наносить удары ногами. Я испуганно посмотрел на отца и ещё больше испугался, потому что никогда раньше не видел у него такого лица – оно было серьёзным, почти злым. Отец попросил меня подождать его немного поодаль, а затем обратился к бьющим:
– Орлы, а может не стоит так радикально показывать свою слабость? Двое на одного как-то нехорошо…
Они перестали бить и обернулись. Один из них спросил у отца:
– Ты что, умный? Непохоже, потому что нарываешься, как дурак. Иди отсюда, пока мы не прикончили тебя и твоего щенка.
Отец понял, что ему придётся драться, поэтому подошёл ко мне, присел и тихо сказал:
– Я хочу немного поговорить с этими людьми, но тебе это видеть не стоит. Поэтому беги к метро и зови милиционеров, а сам ничего не бойся. Помнишь, мы договаривались об этом?
– Папа, пошли отсюда, давай просто поедем домой… – отчаянно просил его я.
– Поедем, обязательно поедем, только попозже, – спокойно заверил меня отец и увидев, что двое уже подходят к нам, крикнул, – а теперь беги!
Я повернулся и побежал, а затем услышал голос отца:
– Ну что, господа, вот оно – социальное и моральное расслоение общества в отдельно взятом случае.
До меня донеслись звуки драки, а затем голос молодчиков:
– Всё, уходим, он уже нежилец. Теперь мы повесили на себя ещё и мокруху…
Я остановился и посмотрел назад. Их уже там не было, а отец лежал на земле в луже крови. Я подбежал к нему и закричал:
– Папа, что с тобой?
Но он не отвечал. Я кинулся к нему и стал трясти. Он немного поднял голову, посмотрел на меня и прошептал:
– Когда же ты уже будешь слушаться меня…

31 марта 2025 года,
16:30

Первым, что я увидел, когда очнулся, было растерянное и испуганное лицо Лики. Потом я перевёл взгляд немного в сторону и увидел лицо какого-то мужчины.
– Ну, ничего страшного, как я и говорил. Пациент уже очнулся. Такое случается. У Вас часом не было мигреней? – поинтересовался незнакомец, обращаясь ко мне.
– Да нет, вроде. Правда, за неделю это уже не первый обморок.
– С этим не надо шутить, советую Вам немедленно лечь на обследование.
– Да я, собственно, недавно оттуда.
– Интересная у нас медицина, как человека с такими симптомами могли спокойно выписать?
– И не говорите…эээ…
– Меня зовут Павел Сергеевич Клементьев, – начал было мужчина, но Лика его перебила тревожным и радостным щебетанием:
– Павел Сергеевич терапевт, который по счастливой случайности обедал за соседним столиком. Ну и напугал ты меня, Ваня. Тебе нужно срочно в больницу.
Ну уж нет – это совсем не входит в мои планы.
– Не думаю, что оно того стоит, – вслух выдал я, – сколько я был в отключке?
– Не более пары минут, – ответил Павел Сергеевич.
– Какие «пару минут», минут пятнадцать минимум, доктор, – удивлённо возразила Лика.
– Это от волнения, милочка, такое бывает. У разных людей это выражается по-разному. Кому-то свойственно в такие моменты укорачивать время, кому-то напротив – растягивать.
– Не волнуйся, Лика, уже всё нормально, – успокоил её я, поднимаясь с пола, – давай лучше пообедаем, смотри – уже всё остывает. Тем более я в долгу перед нашим уважаемым Павлом Сергеевичем, а посему считаю необходимым отблагодарить его хорошим шампанским. Присоединяйтесь к нам.
Доктор не стал отказываться. На вид ему было лет пятьдесят – почти ровесник Кеши, он обладал приятной внешностью, которую подчёркивали удачно подобранные очки. Дальнейшее пребывание в ресторане мы продолжили втроём. Чем больше я общался с доктором, тем больше у меня появлялось стойкое ощущение, что мы с ним уже где-то пересекались.
– Мы нигде раньше не могли встречаться?
– Не уверен, но, возможно, если бы Вы представились, мне было бы легче ответить на этот вопрос, – вежливо указал на мою оплошность доктор.
Мне пришлось исправляться. После того, как я дал ему свою визитку и отрекомендовался, он удивлённо воскликнул:
– Ваня, Вы? Ну конечно! Знавал я хорошо Вашего батюшку, и если Вы запамятовали, то я был его очень хорошим другом. Эх, жаль, очень жаль его и Екатерину Васильевну, – вздохнул доктор, намекая на несчастный случай, приведший к гибели моих родителей.
А я тем временем начинал что-то припоминать. У отца по роду его деятельности (а он был очень и очень неплохим врачом-онкологом) было много знакомств и товарищеских связей. Был и круг более приближённых к нему друзей. Именно к этому кругу принадлежал и Павел Сергеевич. Он не очень часто бывал у нас, и с такой же частотой я мог наблюдать его, но по тому, как они с отцом общались, было понятно, что отношения у них более чем товарищеские. Похоже, в них сплелись общие интересы – деловые и неделовые. Да и ко мне Павел Сергеевич относился хорошо. Но незадолго до гибели родителей что-то произошло между ними: они поссорились, причём очень серьезно. Я не знал, что стало причиной их ссоры и мог только подозревать. Что-то пошло не так в их общем деле, и кто был этому виной, мне тоже неизвестно – отец об этом ничего не рассказывал. Как бы то ни было, мне следовало быть осторожнее с доктором.
Я как ни в чём не бывало уселся за стол и принялся за еду, старательно делая вид, что всё нормально. На самом же деле ничего не было нормально. Я не понимал, что со мной происходило. Что это за голоса и почему я их слышу? Как бы то ни было, мне нужно было продолжать то, что наметил.
Мы поговорили немного ни о чём и разобрались с бутылкой самого дорогого шампанского, которое я заказал в знак благодарности своему «спасителю». Ну а кому важно то, что он особо ничего не делал – просто поумничал над моим бессознательным, а затем уже сознательным телом?
Когда мы выходили из ресторана и прощались с Павлом Сергеевичем, я спросил у него:
– Меня мучает один вопрос, неужели наша медицина настолько продвинулась вперёд, что врачи теперь могут позволить себе обедать в таких заведениях?
– Бюджетники – не думаю, ну а владельцы сети платных клиник – вполне, – усмехнулся «доктор», – вот моя визитка – обращайтесь, если что. Тем более, что мне будет очень приятно помочь сыну одного из моих лучших друзей. Если честно, я чувствую себя очень виноватым не только перед ним, но и перед Вами, Ваня. Следовало бы поддержать Вас тогда, но я ничего не знал. Люди иногда бывают глупы по отношению к близким.
– Да, нелегко мне тогда было, – с грустью произнес я. В этот момент мне пришла странная мысль: в моей памяти смутно отпечаталось то время, практически ничего не осталось, хоть раньше мне казалось иначе. Возможно, я ещё не совсем отошёл от действия той дряни, которая разлетелась в Кешином кабинете, ведь мне так и не удалось вспомнить события того вечера.
– Ну что ж, ещё раз спасибо, Павел Сергеевич, удачи и до свидания, – я протянул «доктору» руку.
– До свидания, – улыбнулась Лика, – спасибо Вам за всё.
– Взаимно, – лаконично откланялся Павел.
– А знаешь, – обратился я к Лике, – я очень давно не был в театре. Сегодня премьера в восемь часов, пошли?
– С удовольствием, – Лика просто загорелась.
Если честно, я абсолютно не был ценителем театра – его мне и в жизни вполне хватало. А ещё мне было просто непонятно, для чего толпа людей собирается и платит деньги за то, чтобы посмотреть на события, которые заведомо не соответствуют действительности. Но для Лики, а точнее для пользы дела, пришлось сделать исключение. Мне довелось использовать по максимуму свой талант красноречия для того, чтобы показать, как хорошо я разбираюсь в театральном искусстве. И надо сказать, это у меня получилось – Лика была просто в восторге.
Мы были в театре в полседьмого вечера, до пьесы оставалось полчаса. В принципе, я мог бы уже остановиться на этом этапе и постараться очень осторожно выведать у своей спутницы то, что мне было нужно, но она была достаточно умна, чтобы всё это просчитать. Нет, следовало дождаться момента, когда её чувства полностью возобладают над разумом. Чтобы женщину разговорить, нужно её сначала выгулять, только проблема в том, что заставить её замолчать потом бывает очень сложно.
Как бы то ни было, я продолжал свой бессмысленный трёп с Ликой, граничащий с признанием в любви на школьном выпускном балу. Смех, да и только.
Представление началось. Мы сидели на балконе на каких-то дорогих местах – другого отличия от иных мест я в них не усматривал. На сцене происходило нечто, смахивающее на вакханалию. Какие-то люди что-то делали с претензией на реалистичность, происходили события, даже наблюдались псевдоубийства. Смешно смотреть, как люди играют убийц, когда на самом деле они ими никогда не были. Хотя, откуда мне это знать? В каждом человеке живёт убийца, только раскрывается он при разных обстоятельствах… или не раскрывается, если повезёт.
Я делал вид, что с увлечением наслаждался этим апофеозом феерии, на самом же деле всматриваясь в лица людей, сидевших на соседних балконах – так, из скуки – и ещё иронично наблюдал за Ликой, которая действительно была в восторге от пьесы. Всё-таки она была удивительной девушкой, в которой сочетались учёный-рационалист и школьница-мечтательница. Она до сих пор не выросла, – думал я, обращаясь к себе, – что же ты делаешь, зачем рушишь её хрупкий иллюзорный мир?
Все мы живём иллюзиями в той или иной мере. Разница лишь в том, что кто-то умеет себе признаться в этом, а кто-то – нет. Наш мир – мир обмана не потому, что нас обманывают на каждом углу, а потому, что мы обманываем сами себя, как бы глупо это не было. Именно поэтому, когда рушатся иллюзии, начинает разрушаться и внутренний мир человека, и он может погибнуть. Я не хотел, чтобы это случилось с Ликой и не скажу, что мне было всё равно касательно её судьбы. Но если выбирать между местью Апрелю и Ликой, мой выбор останавливался на первом. Да, я был страшным человеком и уж точно не являлся героем.
Так я сидел и всматривался в лица чужих мне людей, изучал их – не знаю, для чего: то ли для того, чтобы понять, почему внутри я не мог быть таким, как они, то ли потому, что мне было просто скучно. Но в тот вечер эта привычка спасла мне жизнь. Один человек на балконе немного поодаль от меня вёл себя необычно. Он, как и я, не наслаждался пьесой – он смотрел на меня. Точнее, незнакомец очень сильно и заметно пытался сделать вид, что не смотрит на меня. То ли актёр из него был никакой, то ли я был чересчур наблюдательный. Что же он хочет от меня? И ждать с ответом на этот вопрос мне не пришлось. Я увидел у него в руках пистолет с глушителем. К этому моменту его соседи по балкону были уже мертвы. Он сделал это так незаметно и мастерски, что я резко поменял своё мнение о том, что это был дилетант. За всем этим я наблюдал краем глаза. Теперь ему оставалось лишь дождаться шумного момента и сделать своё дело. Во мне всё больше росла уверенность в том, что именно я был его целью. Вскоре у меня появилась возможность полностью в этом убедиться. Мне оставалось лишь повалить Лику на пол и накрыть её собой. Вначале она вовсе не поняла, что происходит, и даже думала, что это я так неслабо форсирую наши отношения, но потом, когда на неё начали сыпаться стружки от дерева отделки балкона, в которую регулярно попадали пули, она, похоже, осознала всю серьёзность момента. Лика сильно испугалась и закричала. А мой воинственный друг, поняв, что достать меня со своего места ему не удастся, начал долгую дорогу по перилам балконов к своей цели. Я понимал, что нам нужно было бежать. Оружия при себе у меня не оказалось. Пробравшись к двери, я открыл для себя ещё один неприятный факт: по всей видимости, киллер был не один. Кто-то очень тщательно запер выход. Мне ничего не оставалось, как пытаться выломать дверь и дожидаться того момента, когда мой друг доберётся да наших мест. Надо сказать, он сделал это довольно быстро. Далее последовала небольшая потасовка. Первым дело я выбил у него из рук пистолет, который упал на головы ничего не подозревающим зрителям. Но, несмотря на мою базовую подготовку в Конторе, боец из него был лучше, чем из меня. Я уже начал терять силы, когда в его руках появился нож. Он слегка оцарапал мне руку и оттолкнул Лику, которая тщетно пыталась помочь. И в тот момент, когда мне казалось, что дело киллера было уже сделано, он упал на пол. Кто-то выстрелил и попал ему очень близко к сердцу – по всей видимости, стрелял профессионал. Я нагнулся к нему и закричал: «Кто тебя послал?». Но в шуме театра было невозможно что-то расслышать в его шёпоте, хотя всё равно я не думаю, что он хотел ответить мне нечто полезное на мой вопрос. Через несколько секунд он был уже мёртв. Я осторожно выглянул с балкона, пытаясь определить стрелявшего, но все мои попытки сделать это остались тщетными. Я так и не смог в тот момент ничего узнать.
В следующее мгновение я обратил внимание на Лику – она сидела на полу и была в шоке – подошёл к ней и спросил:
– Как ты? Всё нормально?
Она посмотрела на меня и ничего не сказала. Я опустился на пол рядом с ней и сделал ещё одну попытку:
– Лика, посмотри мне в глаза. Всё обошлось – бояться уже нечего.
Она ещё раз посмотрела на меня так, что даже внутри меня что-то всколыхнулось. В следующий момент она почему-то кинулась мне на шею и начала целовать со словами:
– Ванечка, я думала, тебя убьют. Я люблю тебя уже давно и хочу быть с тобой. Ты только мой, слышишь, ты мой…
Ну да, как романтично… Неожиданный поворот событий. Мне следовало бы быть поосторожнее с чувствами людей, а пока у меня было чувство, как у слона в посудной лавке. Но отступать уже было поздно. Правда, я ничего не ответил на её признание. Мы быстро скрылись с места преступления. Я отвёз Лику домой и довёл до квартиры. Но, по всей видимости, она уже не намеревалась меня отпускать – мне следовало бы это предвидеть. Так мы оказались в одной постели. Как результат она чувствовала себя на седьмом небе от счастья, а я – препоганейше. Она была очень милой и красивой девушкой, но всё же что-то внутри меня мешало мне отпустить ситуацию. Через пару часов мы уснули. Мне опять приснился странный сон.
Какая-то квартира. Всё перевёрнуто вверх дном. Кажется, здесь побывали грабители или вандалы. Я стою посреди комнаты, повсюду раскиданы цветы. Почему-то на душе у меня такое чувство, что случилось что-то непоправимое. На стенах много фотографий. Похоже, на них всех два человека: парень и девушка. Я хочу подойти к фотографиям и посмотреть лица, изображённые на них. В тот момент, когда я почти уже сделал это, я услышал женский голос:
– Неужели ты забыл меня, неужели уже ничего не вернёшь?
Мне хочется повернуться к источнику звука и что-то ответить, но не могу пошевелиться. В следующий момент я просыпаюсь.
Проснувшись, я увидел Лику, сидящую в халатике в кресле напротив с чем-то, похожим на пистолет, в руках. Вид у неё был, прямо скажу, не очень. Интересно, что произошло за то время, пока я спал.
– Что произошло, родная?
– Родная? – Лика истерично засмеялась. – Кто родная? Я? Или твоя Аня?
– Какая Аня? – искренне не понял я.
– Тебе видней, кобель – ты ведь повторял её имя практически всё время, пока спал.
Это залёт, – подумал я. Тем более, что никаких Ань я особо не помнил.
– Послушай, Лика, я не знаю, что тебе послышалось, но…
– Послышалось? Нет, я ещё не сошла с ума. Если мне это послышалось, то вот это, – она навела на меня пистолет, – тебе привиделось.
– Откуда у тебя оружие? – я резко сменил тон.
– Это неважно, важно для чего и для кого оно мне – для таких подонков, как ты. Я любила тебя всё это время, а ты поиграть со мной вздумал? Апрель был прав – ты урод. Зря я тебя не прикончила, когда он в прошлый раз мне это говорил сделать.
Ситуация становилась всё интереснее – следовало брать её в свои руки. Я не стал медлить с этим и, схватив первое, что мне попалось (этим предметом оказался мобильный телефон), со всего размаху метнул в Лику. Она успела сделать пару выстрелов, но мне удалось увернуться. Что-то в последнее время пули пролетают мимо меня. После моего броска пистолет оказался на полу, и одним рывком через всю комнату я успел добраться до него, пока Лика не отошла от удара и не вернула его себе. В следующий момент мы уже поменялись ролями: теперь я наставил на неё оружие. Она молча сидела и смотрела на меня злыми и несчастными глазами. Мне вдруг стало её жаль – странное чувство к человеку, который только что хотел тебя убить. Но, тем не менее, я начал свой разговор в совсем другом тоне:
– Хочешь дам тебе один совет, дорогая? Если ты наставляешь на человека пистолет, то будь готова, что в следующий момент этот человек захочет его у тебя отнять.
– Наверное, ты говоришь всё правильно, только с одной оговорочкой: я наставляла пистолет на монстра, а не на человека.
– Монстра, почему же ты так считаешь? Раньше ты, кажется, была другого обо мне мнения.
– Я увидела тебя только сейчас. Ты играешь на чувствах людей, как на пианино. Кем ты ещё можешь быть?
В точку, дорогая, вот только как тебе удалось так легко меня просчитать – я не давал тебе достаточных поводов для этого. Есть что-то ещё…
– По моему, я не давал тебе достаточных поводов так считать. – повторил я свои мысли вслух. – Всё дело в Апреле?
– Я не хочу тебе ничего говорить, – Лика зло посмотрела на меня и отвернулась.
– Я думаю, учитывая вот этот предмет, – я показал Анжелике её же пистолет, – тебе придётся это сделать.
– А то что – убьёшь меня?
– Если честно, я ещё и сам не знаю. Может быть…
Я наставил на неё оружие. Но вдруг недавний поход в театр навеял мне одну интересную мысль. Я подержал пистолет перед ней несколько секунд, потом сказал:
– Ну так, я считаю до трёх, либо ты мне говоришь всё, либо я стреляю.
– Дело твоё, если ты выстрелишь, мне будет уже всё равно.
– Раз, – с уверенным видом начал я. Лика смотрела на меня и не сводила глаз.
– Два, – я продолжал делать вид, что собираюсь выстрелить.
Но в тот момент, когда мною должно было быть произнесено слово «три», моя рука с пистолетом задрожала. Лика начинала понимать, что я не выстрелю.
– Три, – сказал я, неожиданно опустил пистолет и заплакал, – я не могу этого сделать, я люблю тебя и хочу быть с тобой.
Она недоверчиво посмотрела на меня. Я положил пистолет рядом с ней и сказал:
– Если хочешь стрелять, сделай это. Я не могу…
Но Лика уже и не собиралась стрелять. Она, как прежде, влюблёнными глазами смотрела на меня, а в следующий момент уже рыдала у меня на шее.
Парадокс, какое же интересное существо человек. Стоит ему дать хоть каплю надежды на лучшее, и он тут же теряет голову. Лика, куда же делись все твои рассуждения о том, что я монстр, потому что играю с чувствами людей? Да, я просто играл: жестоко, грубо, но зато практично. Теперь можно было выяснить у неё всё.
Она лежала рядом со мной: снова счастливая и влюблённая. Так что же такое любовь: награда или наказание? Наверное, для каждого по-своему. Но иногда мне кажется, что людям без неё было бы легче, несмотря на то, что они не просуществовали бы, наверное, и ста лет. Для Лики любовь уж точно не была наградой. Увы, но мне приходилось делать ей больно, чтобы узнать то, что мне нужно было знать. Я начал финальный акт моей пьесы:
– Неужели ты и вправду хотела меня убить? Что же это за Апрель такой, что он смог тебе это внушить?
– Долго так я бы не протянула. Я пыталась сблизиться с тобой, но у меня ничего не получалось, и тут появился он: Апрель вышел на меня через почту и связывался со мной только так. Он писал мне много нехороших вещей про тебя, а я почему-то ему поверила.
Я знал, почему она поверила Апрелю. Когда человек влюблён безответно, он заведомо пытается найти в объекте своей любви причину того, чтобы его возненавидеть: от любви до ненависти всего один шаг.
– Что же он тебе писал про меня, интересно? – продолжал свой «допрос» я.
– Да я уже тебе говорила, кажется. Писал, что ты играешь с чувствами людей, что на тебе всегда маска, которую ты ни перед кем не снимаешь, что ты не остановишься ни перед чем, чтобы достичь своей цели.
А практика иногда бывает интереснее, чем теория, – этот парень очень хорошо меня знает: похоже, он долго изучал меня. Чем же я ему насолил?
– И ты во всё это поверила? Он же подонок, он убивает людей, и ты ему поверила, когда он писал про меня такие гадости? – говорил я и думал: «Как же мне надоел этот детский сад.»
– Ну прости, я так устала от всего, запуталась, но ведь теперь всё будет хорошо, правда? – Лика прижалась ко мне.
Да уж, всё будет хорошо, только не с нами и не сейчас, – отметил про себя я, а вслух бессовестно соврал:
– Конечно, всё будет хорошо – мы ведь вместе.
В любом случае, было бы всё хорошо или плохо, долго оставаться у Лики я не мог. Мне ужасно хотелось спать: эти ночные представления во сне и наяву уже начинали брать своё. Я категорически не понимал, что за Аню зову во сне и что означали эти сновидения. Так или иначе, мне нужно было с этим разобраться. Хорошо было бы найти толкового доктора и неплохую клинику. Возвращаться в ту больничку, где я лежал несколько дней назад, не хотелось. Вдруг я вспомнил про Павла Сергеевича – моего сегодняшнего «спасителя» – он произвёл на меня неплохое впечатление. Надо ему позвонить.
Вторым фактом, который не давал мне покоя, был вопрос, кто же стрелял в киллера сегодня в театре. Ещё один «спаситель»? Я в них не верю. Может, это Апрель? Но кто тогда подослал ко мне нового убийцу? Похоже, у Апреля был зуб на меня, но я не знал почему. Или думал, что не знал.
С Ликой всё было понятно: она либо оставалась влюблённой дурочкой, либо стала очень сильным противником, суть которого мне так и не удалось увидеть. Но процент второго варианта был настолько мал, что я решил даже не брать его в рассмотрение. В итоге, что Антон, что Лика не прошли проверку на верность мне, но я этого от них никогда и не ожидал.
Итак, у меня оставался всего один непроверенный человек – Игорь Лазаренко, учёный лет сорока, возглавляющий смежную с моей секцию НОК(и). Он был тоже неплохим другом Кеши и, как и я, многим ему обязан. Поверить в то, что он мог убить Иннокентия Сергеевича, мне было трудно. Но, тем не менее, проверить всё же надо. Сделать это было сложнее, чем в первых двух случаях.
Я уже начал придумывать предлог, под которым мне надо было уехать домой посреди ночи, но тут мне помогли. Кто-то позвонил в дверь, и Лика пошла открывать её, после чего послышались странные звуки, а потом крики Лики: «Ваня, помоги!». Я вскочил с постели, но тут в комнату вбежали несколько человек. Пару из них я даже смог вырубить, но потом меня постигла их участь – я опять провалился в темноту.
– Ты не уйдёшь от меня, слышишь? Ты гонишься, но даже не знаешь за кем…
Закат, женский голос: «Королёк», комната, темнота…

31 декабря 1999 года

Я любил Новый Год, потому что почти всегда получал именно те подарки, которые хотел. В те времена мой отец ещё не был известным учёным, и мы жили небогато, но мои родители всегда старались изыскать средства на то, чтобы исполнить мою мечту в этот праздник. Я даже в Деда Мороза верить перестал намного позже, чем мои сверстники, – настолько сильно родители хотели удивить меня и подольше сохранить в моей жизни хотя бы маленькую частичку чуда. В тот день отец задержался на работе, а мы с мамой наряжали новогоднюю ёлку. Мне очень нравилось это занятие, и мама старалась максимально приобщить меня к нему. Я подавал ей игрушки, выбирал места, на которых они будут висеть, и иногда даже сам вешал, но только иногда, потому что мама не любила убирать осколки с пола. В тот Новый Год, когда мы по традиции занялись моим любимым делом, мне пришёл в голову один вопрос, и я даже удивился, почему он раньше меня не интересовал.
– Мама, а зачем люди наряжают ёлку?
– Ну, как зачем, чтобы было настроение новогоднее, чтобы дети радовались. Тебе же нравится, когда мы наряжаем ёлку?
– Да, конечно нравится.
– Ну вот, тогда почему же ты спрашиваешь меня об этом?
– Ну, просто я подумал… Не всем же это занятие так нравится, наверное, но все наряжают.
– Ванечка, – засмеялась мама, – поверь, это занятие нравится почти всем, кто ставит новогоднюю ёлку.
– Ясно… – немного робко ответил я.
– Знаешь, – продолжила, немного погодя, мама, поняв, что я был явно неудовлетворён её предыдущим ответом, – говорят, что новогодняя ёлка – это символ рождественского неба. Вот такие шарики, – она дала мне в руки один из них, – это планеты на небе. А вот такой дождик, – она дала мне блестящую гирлянду, – это звёзды, Млечный Путь. Поэтому нужно так внимательно относиться к украшению ёлки, чтобы всё было на своих местах и ничего не было лишнего.
– Мама, а это тогда что? – спросил я, указывая на звёздочку, которая обычно украшала наше новогоднее дерево на самой верхушке.
– Это – Вифлеемская звезда, – улыбнулась мама, – в Библии написано, что она появилась, когда родился Иисус, и указала волхвам дорогу к месту, где это произошло.
– А Иисус правда был таким, каким о нём все рассказывают? – последовал мой новый вопрос.
– Каким, таким? – немного не поняла меня мама.
– Ну… – задумался я, – святым?
– Говорят, он был сыном нашего Господа. Иисус творил чудеса, помогал людям, в любом случае он был святым. А там – каждый решает для себя сам. Ты тоже решишь, когда вырастешь.
– А что он получал за то, что помогал людям?
– А что, по-твоему, человек должен обязательно что-то получать за то, что он помогает людям?
– Когда я попросил в школе мальчиков поделиться со мной апельсинами, которые они ели, они спросили у меня: «А что мы получим взамен?». Я ответил, что у меня ничего нет, и просил я просто так, а они сказали: «Человек всегда должен получать награду за свои поступки, лучше всего материальную – так нам наши родители говорят». Почему тогда Иисус не получал награду за то, что делал?
– Понимаешь, родной, – вздохнула мама, – не всегда награда выражается деньгами или апельсинами. Бывают люди, для которых сами добрые дела являются наградой. Иисус был таким. Он делал добро потому, что в этом была вся его земная жизнь. Он страдал за людей и умер за них, именно поэтому его называют святым. Не слушай своих одноклассников – у них свои родители, которые во многом глупее тебя. Запомни главное: истинное добро делается человеком только тогда, когда он не ждёт за это премии. Понял? – мама улыбнулась и погладила меня по голове.
– Понял… – задумчиво протянул я. Семилетнему ребёнку, живущему в этом корыстном мире, было очень сложно осознать, как это – делать что-то и не требовать вознаграждение. Но после того разговора я принял это для себя как прописную истину, и меня уже было не переубедить никаким мальчишкам в школе.
– Ну а теперь, – торжественно сказала мама, – пришло время Вифлеемской звезде взойти на небосвод.
Мама дала мне звёздочку, взяла на руки и подняла, чтобы я мог водрузить её на верхушку ёлки. Я посмотрел на ту звёздочку, как на ещё одно маленькое чудо, в которое так хотелось верить ребёнку.

1 апреля 2025 года,
03:00

Да уж, похоже, вырубаться невпопад уже становится моей традицией. Я находился в какой-то до боли знакомой мне комнате или кабинете – точное определение этому помещению дать было сложно.
Неожиданно я вспомнил, какое в тот день было число – первое апреля, международный день дураков. Это был, наверное, самый главный праздник, который объединял и объединяет всех нас: миллиардеров и нищих, любящих и ненавидящих, смеющихся и плачущих. Это праздник всего мира, несмотря на то, отмечают его где-то или нет. Все мы дураки: умные и глупые, причём первые отличаются от вторых только тем, что умеют признаться себе в этом. Таких очень мало: ну, действительно, редкий дурак признается себе в том, что он дурак. И тем не менее мне это удавалось. Каждый день мы делаем то, что, нам кажется, и должны делать, но нас просто вынуждают к этому. Мы покупаем то, что рекламируют, голосуем за того, кого нам навязывают, создавая иллюзию выбора. Нами манипулируют, но и те, кто манипулирует, тоже дураки. Мы влюбляемся в тех, кого нам подсказывает инстинкт размножения, пытаемся выбиться среди толпы для того, чтобы предмет нашего обожания нас заметил, рожаем детей и рвём и мечем ради них, потому что так подсказывает нам инстинкт продолжения рода. Мы боимся, потому что так подсказывает нам инстинкт самосохранения, смеёмся, потому что нам сказали, что это смешно и плачем, потому что вот это наверняка очень грустно. А потом мы приходим в зоопарк, чтобы покормить смешных обезьянок и сказать: «Какие они интересные, у них есть только инстинкты да рефлексы, не то, что у нас». Но каждый человек забывает одну простую истину: мы и есть этот зоопарк. Если Бог существует, а я в это верю, то наш мир – это его домашний питомник. Все мы живём и даже не задумываемся о наших поступках, а они предсказуемы, серы и безлики. Мы животные, хотим мы этого или нет. Этот мир просчитан до своего конца, но мы об этом даже и не догадываемся, потому что и не должны об этом догадываться. Поверьте, от того, что я всё это осознавал мне не было легче, да я и не мог быть уверен, что прав. Это была просто одна из моих многочисленных теорий, результатов анализа и самоанализа, которые всегда доставляли мне большое количество неудобств. Много думать вредно, но я просто не мог не думать – так научили меня мой отец и Кеша. И вот первого апреля, в день дураков, я сидел в одной из комнат для допроса ООК ГЛКК(ве) и ждал, когда ко мне придут и начнут пытаться узнать то, что им нужно. Увы, но с людьми Контора не церемонилась. Кеша говорил: «Никогда не допускай ошибки – Контора их не прощает». И это было чистой правдой.
Где-то, не помню где, я слышал историю о молодом учёном, которого пригласили работать в НОК. Он слишком долго думал, а его девушка и родители слишком сильно отговаривали его от этой работы – ведь они знали, на кого ему придётся работать. На свою беду, молодой человек оказался достаточно перспективным, настолько, чтобы ООК разработал план, согласно которому его можно было бы завербовать. Первыми были убиты родители, и всё представили как несчастный случай. Но молодой человек опять отказался – тогда им мешала его возлюбленная. Её тоже убили. А парень узнал, что это было ограбление. Обозлившись на весь мир, он пошёл туда, где до недавнего времени работал и я. Стоит его за это обвинять? Он просто был зелёным пацаном, из которого Контора, наверное, сделала ещё одного урода. Увы, но такова наша жизнь. В любом случае, я должен был поблагодарить оперативников хотя бы за то, что они удосужились взять мою одежду.
Всё это пронеслось в моей голове за считанные секунды. Оперативный Отдел Конторы, оправдывая своё название, работал оперативно, и через минуту после того, как я очнулся, в комнату вошёл очень знакомый мне человек. Им оказался Конан. Он пристально и иронично посмотрел на меня, и я ответил ему тем же – никогда не прятался от взглядов в глаза, и почти всегда люди отворачивались от меня после полу минуты такой игры. Да, я очень не любил, когда на меня пялились. Но в тот момент Конан, похоже, не собирался отступать. Через пару минут он всё же решил нарушить тишину (кажется, ему в наушник сказали, что пора бы уже и честь знать):
– Ты всё-таки доигрался. Павел Павлович добился разрешения на твой допрос – ты ведь понимаешь, чем это для тебя грозит?
– Чем, Коник? Тем, что вы будете уродовать меня до тех пор, пока я не скажу то, что вы хотите услышать в независимости, является это правдой или нет? Проработав в Конторе одиннадцать лет, с методами вашего отдела я знаком. И, тем не менее, ты ведь пришёл не для того, чтобы меня запугивать, верно? Задавай вопросы, которые интересуют твоего Пал Палыча. Да, и, кстати, здравствуй, – выдал я с абсолютно невозмутимым видом. Надо отметить, что пытки мне не были страшны – они мне всегда казались смешными, потому что были очень примитивными и тупорылыми.
– Мы ведь были друзьями, что произошло? – попытался воззвать к моему благоразумию Коник. – Почему ты делаешь из меня своего врага?
– Саша, поверь, ты сам его из себя сделал. Прошу тебя, не тяни и задавай вопросы.
– Как пожелаешь. Прежде всего, мне интересно, как ты объяснишь сегодняшнее убийство в театре? Это ты убил капитана контрразведки?
– О ком ты сейчас говоришь? – искренне не понял я.
– О том человеке, который был убит сегодня в театре ровно на тех местах, на которых сидели вы с Анжеликой Петровной.
Дело принимает неожиданный оборот. Тот парень был вовсе не киллером, а контрразведчиком, и он хотел меня убить. Я не мог понять, зачем это ему было нужно. Вряд ли он работал по собственной инициативе – скорее всего ему просто приказали это сделать. Тогда как я был связан со шпионажем?
– Тот человек, которого ты, Коник, называешь капитаном контрразведки, хотел меня убить. Возможно, он просто с кем-то меня перепутал, но суть от этого не изменяется. Но если тебе интересно, не я его убил. Его убил кто-то снизу, причём ваши баллистики могут легко это проверить. Вам стоило бы поискать третьего участника событий.
– Уже проверили, Ваня, уже ищут. Но нам всё же интересен ты. Я лично разговаривал с каждым подозреваемым, находящимся на -10 и -11 этаже. Как минимум два человека могут подтвердить алиби другого. То есть выходит, что либо мы имеем дело с целой саботажной организацией в Конторе, либо…
– Что либо? – невозмутимо посмотрел я, понимая, конечно, к чему Конан клонит.
– А что либо? В кабинете Кеши вы находились с ним вдвоём, вы остаётесь единственными непроверенными людьми, находящимися в ГЛКК, в результате Кеша мёртв, а ты был найден рядом с его трупом раненый и в бессознательном состоянии. Таким образом, ты становишься главным и, похоже на то, единственным подозреваемым. Ты знаешь, выбивать признание не является обязанностью заместителя начальника охраны Комплекса. Я пришёл сюда только лишь потому, что ты мой друг. Прошу тебя, расскажи всё, как было, или… ты знаешь, что произойдёт.
– Я ничего не помню из того, что произошло той ночью в кабинете Кеши – ты это прекрасно понимаешь.
– Ах да, совсем забыл тебе сказать, наши специалисты изъяли из больницы результаты твоих обследований. Они, увы, не в твою пользу. Никакой локальной амнезии и результатов действия характерных препаратов мы не обнаружили. Таким образом, то, что ты ничего не помнишь, с 99-ти процентной вероятностью является ложью. Остаётся только два варианта: либо ты рассказываешь нам всё сам, либо мы заставляем тебя сделать это.
– Чтобы не тянуть время, давай перейдём сразу ко второму варианту, всё равно финал для меня будет один и тот же, – я был спокоен, потому что понимал, что, так или иначе, меня убьют, но почему-то особого страха от этого не испытывал. Просто хотелось побыстрее с этим покончить. На мою беду, у работников Конторы искусственно создавался иммунитет к различного рода сывороткам правды и контролерам сознания. Даже если бы я что-то знал, выудить из меня это таким образом было нереально. Единственным вариантом узнать правду для церберов из ООК были пытки. Самое обидное, что я действительно ничего не помнил. Но почему тогда всё указывало на то, что у меня не было амнезии? И почему все считают меня убийцей Кеши? Что же произошло в ту ночь? Неужели действительно что-то страшное?
Представление начиналось, и действующие лица заполняли сцену. Ими были третьесортное быдло из ООК и несколько сотрудников из отдела Кеши. Он был очень хорошим начальником, и я подозревал, что этот день превратится для них в сведение личных счётов. Хотя на самом деле в Конторе не бытовали традиции взаимопонимания, уважения и привязанности. Это была своеобразная модель мира, который и породил сей отвратительный орган современной инквизиции.
Меня долго били, но это не помогало: в самом деле, как это могло помочь, если я действительно ничего не помнил? Потом стало интереснее (ну, по крайней мере, основываясь на взглядах моих мучителей). Дело дошло до членовредительства. Сразу рубить под корень никому не хотелось, поэтому начали с пальцев на руках. Лично мне, как неплохому пианисту, было очень обидно терять их. Когда инквизиторы закончили с мизинцем и половиной безымянного пальца на правой руке, я потерял сознание.

– Ты должен бороться, – говорил мне неизвестный голос, – ты не можешь сейчас всё провалить – только не сейчас.
– Королёк, ещё не время, – откуда-то появился и исчез женский голос.

Когда я очнулся, меня всего трусило. Но трусило меня не от боли или страха, а скорее от ненависти. Ненависти, которая пробирала меня с головы до пяток. Напротив себя я увидел Сливку. Он сидел и, похоже, ждал, когда я отойду. Увидев трезвый взгляд в свою сторону с моей стороны, он подскочил и с довольным видом сказал:
– Как же я ждал этого момента. Решил лично поговорить с тобой. Не волнуйся, ты ничего не пропустил – всё самое весёлое ещё впереди. Надеюсь, ты ещё не надумал говорить, а то я многое потеряю.
– Обломись, Сливка. Теперь я всё скажу. Только прошу, отвяжите меня и остановите кровь, – я указал на рану на правой руки.
На моё удивление, они согласились на такие условия. Действительно, им нечего было бояться, ведь я был полностью изнеможен (так им казалось). Когда я свободно сидел на стуле, Сливка спросил у меня:
– Ну что, говори.
– Мне нужно было это сделать, Кеша был… – начал я, постепенно скатываясь на шёпот.
– Говори громче, – требовал Сливка.
– Кеша был…
Он постепенно сближался со мной. Я выжидал и, когда понял, что момент пришёл, нанёс удар. Откуда во мне тогда взялись силы, стало понятно немного позже. Не дано это было понять работникам ООК, находившимся тогда со мной в одной комнате. Быстрыми движениями я схватил Сливку за горло и выхватил у него пистолет. В следующий момент оружие уже было у его головы.
– А теперь все отошли от меня и положили оружие на пол, – спокойно и холодно потребовал я. Мне было очень больно, и я был весь изранен. Но в тот момент для меня это стало неважно. Единственное, что мне хотелось, – это вырваться из Комплекса. Я отобрал у Сливки его карточку доступа, зашёл с ним в лифт и нажал на 0 – благо подниматься нам было всего один этаж. На выходе нас ждала целая толпа сотрудников ООК с наведёнными на меня пистолетами. Но особо волноваться мне было не о чем – ведь рисковать жизнью своего начальника они вряд ли бы стали. Не потому, что они им дорожили, а скорее потому, что тогда при разборе полётов пострадало бы много голов.
Мы вышли на улицу и сели в машину Сливки: благо, она у него была подходящая для того, чтобы уйти от преследования. Тащить за собой начальника охраны ГЛКК всю дорогу я не собирался, но и убивать его тоже не входило в мои планы: тогда мои шансы на оправдание были бы полностью сведены на нет. В итоге, начав движение, я просто выкинул его на дорогу.
За мной уже собиралась вереница из служебных и личных автомобилей оперативников Конторы. Среди них я различал и машину Конана. Мне нужно было каким-то образом оторваться от них и от дорожной полиции – наверняка, они уже были оповещены об «особо опасном преступнике». Я дал по газам.

Диспетчер:
Внимание всем постам. Серебристый Audi А8 движется на высокой скорости по окружной автодороге. Преследование ведётся неизвестной группой автомобилей с проблесковыми маячками. Разрешается применять любые меры для остановки Ауди и всех автомобилей, следующих за ней до выяснения их полномочий…
…………………………………………………..
Поступил приказ не останавливать автомобили с проблесковыми маячками, повторяю, не останавливать автомобили с проблесковыми маячками. Они свои. Не мешать. Принять любые меры для нейтрализации Audi. Разрешается открывать огонь.
……………………………………………………
Воздух сообщает, что объект скрылся в туннеле. Мы его не видим, повторяю, мы его не видим. Старайтесь держаться к нему как можно ближе.
……………………………………………………
45-ый сообщает, что он был последним, кто потерял его из виду. За Audi проследовала Lamborgini цвета хамелеон. Похоже, она всё из той же группы автомобилей.
…………………………………………………….
Мы его потеряли, повторяю, мы его потеряли, поступил приказ найти объект любой ценой, последний раз его видели…

Въехав в тоннель, я смог оторваться практически ото всех своих преследователей. На хвосте у меня оставался всего один автомобиль – это был Конан. Он водил не хуже меня, и в ранней молодости мы часто устраивали дуэли на ночных дорогах. Но теперь ситуация была немного другой: это гонки не на пиво, а на выживание. Почему-то я не сомневался, что, если дело того потребует, Коник не задумываясь прикончит меня.
Моя правая рука просто пылала, да и всё тело разламывалось на куски. Моментами мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание и на скорости выше 300км/ч врежусь в первый попавшийся столб. Но в ушах звенел всё тот же неизвестный голос: «Ещё не время», и я держался.
Мы подъехали к светофору, на котором собралась небольшая группа машин: объехать их мы не могли. Мне показалась, что Саша в тот момент подумал о том же, о чём и я – и в следующую минуту мои подозрения подтвердились. Мы иногда устраивали с ним гонки по прямой. Дорога за светофором была просто идеальная для этого: длинная, прямая, широкая. У нас были отличные автомобили: намного лучше тех, что мы могли себе позволить раньше на скудную зарплату псевдонаучных работников, а по совместительству сотрудников Конторы низших уровней. Да и мы уже были другие.
Мы остановились на светофоре на одной линии и дожидались нужного сигнала. Конан посмотрел на меня:
– Ваня, мне очень жаль, что всё так вышло тогда с ней.
– С кем?
– Не притворяйся, ты всё понимаешь – с Аней.
Аня, опять она, – подумал я, – о чём он говорит?
– Ты что-то путаешь, ты меня предал.
– Значит, ты всё-таки ничего не… – Конан осёкся.
– Что «не»? – потребовал объяснений я, но он не ответил. Мигающий красный…
– Что «не»?! – кричал я. Жёлтый…
– Я ненавижу всех вас! – но Саша смотрел уже на дорогу. За нами снова слышался вой сирен: полицейские таки нашли нас. Но тогда это было совсем уж неважно. Зелёный, сцепление, первая, газ…

Диспетчер:
Объект находится на дороге Т-38, повторяю, объект находится на дороге Т-38. Он и ещё один автомобиль спецслужбы начинают быстрое ускорение по прямой. Поступил приказ немедленно остановить их.
…………………………………
Ответ отрицательный. Объект достиг критической скорости, могут пострадать мирные граждане. Не останавливать объект, повторяю, не останавливать объект. Приказываю перекрыть встречное движение.
…………………………………
32-ой сообщает о том, что Audi A8 и Lamborgini приближаются на скорости свыше 350 км/ч к повороту, они могут вылететь с дороги. Не предпринимать никаких действий, повторяю, не предпринимать никаких действий.
…………………………………
Lamborgini Reventon вылетел с дороги, он взорвался, повторяю, автомобиль преследования взорвался.

Мы ехали на скорости, с которой взлетают самолёты. Несмотря на то, что мой (точнее, Сливкин) автомобиль весил почти в полтора раза тяжелее, мне удалось выжать из него все соки. Когда мы достигли скорости 300 км/ч, то ехали практически капот-в-капот. На горизонте появился и стремительно приближался поворот. Я находился на внутреннем радиусе, и Коник понимал, что когда мы с ним начнём входить в управляемый занос на повороте, я его просто вытолкну в кювет. И он совершил очень глупый поступок: начал пытаться вытолкнуть своим лёгким спортивным автомобилем мою Audi представительского класса, несущуюся по прямой на скорости, которая была даже не предусмотрена её техническими характеристиками (спасибо начальнику охраны ГЛКК – он постарался). Но, как говорил Кеша, долг платежом красен. Я начал пытаться сместить Ламборгини Конана в кювет. В такой борьбе мы въехали на поворот, совершенно не заметив его скорое приближение. Мы оба схватились за ручной тормоз, но для Сани это действие было уже совсем бесполезным. Я проехался задними колёсами по краю дороги, а Конан вылетел в ограждение. В зеркало заднего вида я наблюдал, как взрывается машина с находящимся внутри человеком, которого я много лет называл своим другом.
 
1 апреля 2025 года,
9:00

Почему же всё-таки люди такие интересные существа? Как человек может совмещать в себе любовь к животным и ненависть к другим людям? Откуда эти противоречия? Они раздирают нас изнутри и не дают спокойно жить. Люди не могут удовлетворяться тем, что имеют: им нужно либо больше, либо что-то другое. Они не могут остановиться ни на секунду, ведь такая остановка будет равноценна гибели. Полная динамика во всех её формах. Похоже, я кроме того, что был глубоким интровертом, ещё и становился заядлым диалектиком.
Как бы то ни было, несколько минут назад я ненавидел Конана, а когда он погиб, уже страдал. Я ехал, и мне очень хотелось остановиться на обочине, а в идеале встретить какой-нибудь бетонный забор. Но мне нельзя это делать. Дела ещё были не закончены, а за мной гналась полиция. Слёзы наворачивались на глаза, и я почти ничего не видел. Кроме того, боль становилась просто невыносимой. Единственным шансом оторваться от преследования для меня теперь стал только отвлекающий манёвр. Я поехал к ближайшему заброшенному заводу, который знал. Только бы доехать.
И я доехал. Мой Audi кружил по территории в сопровождении полицейских, щедро обстреливающих меня со всех сторон. Я завернул в закрытую зону, и места стало совсем мало. Я снизил скорость, но автомобиль всё же ехал прямиком в стену. Он столкнулся с ней, практически моментально превратившись в груду железа. Но меня там уже, естественно, не было. Потом предстояло выбраться из окружённой полицией территории завода, но мне удалось и это. Вспоминая эти моменты потом, я искренне недоумевал, откуда во мне тогда брались силы, чтобы сделать то, что я сделал, но вскоре всё стало на свои места.
Я остановил первый попавшийся автомобиль и вежливо изъял его у владельца, пользуясь всеми приёмами убеждения методом угрозы – благо пистолет, который я взял взаймы у Сливки, был при мне. По лицу хозяина автомобиля стало понятно, что он испугался не только оружия, но и моего вида. Но о внешности думать в тот момент мне было не время.
Тогда у меня практически не было людей, которым я мог бы доверять. Удивительно, но в моём кармане до сих пор сохранилась визитка доктора Павла Сергеевича – друга отца. Конечно, я никак не мог быть уверен в нём, но другого выбора у меня тогда не было: я истекал кровью и рисковал потерять не только полтора пальца на правой руке, которые уже потерял, но и всю руку – гангрена была не за горами. Так что мне нужна была срочная и высококвалифицированная медицинская помощь, но не являлся секретом тот факт, что в первой же больнице о таких ранах сообщают в соответствующие правоохранительные органы, а через них на меня выйдет Сливка со своей компанией. Так что Павел Сергеевич оставался моим последним шансом на спасение, ведь у него, кроме медицинской помощи, я мог получить ещё и убежище. К тому моменту, как я нажал на газ, выбор уже был сделан.
Вообще, интересная вещь выбор. Что это такое? Наша жизнь, судьба? А может быть, просто иллюзия, жалкое оправдание нашего существования, попытка убедить себя в том, что мы что-то решаем на этой маленькой голубой планете, движущейся по ньютоновским законам вместе с бесконечным числом звёзд. Но, как бы то ни было, от нашего выбора часто очень многое зависит, и мне это довелось узнать на собственном горьком опыте. Хотя… не буду забегать вперёд.
Я набрал номер Павла Сергеевича – благо хозяин автомобиля заботливо оставил мне его, выбегая из машины. Доктор не сразу, но всё же ответил:
– Слушаю Вас!
– Павел Сергеевич, это Иван Королёв. Вы сейчас в клинике?
– Ванечка, добрый день! Да, но я как раз собирался уезжать….
– Прошу Вас, если Вы хоть немного желаете мне добра, останьтесь и дождитесь меня. Это вопрос жизни и смерти. И ещё… постарайтесь сделать так, чтобы я попал к Вам незаметно.
– Ваня, что случилось? Что у Вас с голосом?
– Не время объяснять. Главное, держите всё в тайне.
– Хорошо, тогда подъезжайте к входу в клинику, а остальное поручите мне.
– Спасибо, еду!
Я чувствовал, что опять теряю сознание. Только бы доехать, – стучало в висках, – иначе я уж точно пропал. Доктор не соврал: он действительно ждал меня у входа и сделал всё, чтобы тихо поместить меня в лучшую палату. Засыпая под действием наркоза, я припомнил интересную деталь, на которую раньше не обратил внимание: над клиникой возвышалось название «ПиК» – точно такое же, какое было у той больницы, в которую меня поместили после событий в Кешиной лаборатории. Как тесен мир, – подумал я и погрузился в темноту.

 Опять этот голос:
– Сколько можно бегать? Пора бы уже определиться с приоритетами. Когда ты всё начинал, хотел ли ты так закончить?
– Да я не понимаю о чём…
– Заткнись и слушай: я не позволю тебе всё испортить. Слышишь? Не сейчас. Дороги назад уже нет и не будет. Ничего, скоро ты поймёшь всё, поймёшь и вспомнишь.
И опять та же квартира, всё разбросано, а на полу тело девушки. Почему так больно? Почему хочется кричать? Ещё мгновенье, и я кричу…

1 апреля 2025 года,
19:00

Проснувшись, я ощутил всё тот же липкий холодный пот. В моё тело снова были воткнуты капельницы. Я их выдернул и встал, чтобы посмотреть на себя. Поначалу меня охватил ужас, но потом я даже испытал облегчение: ведь могло быть намного хуже. А так, на мне было просто немного бинтов, и по-прежнему можно не хватало всего мизинца и половины безымянного пальца на правой руке. Так что я немного успокоился и лёг.
Удивительно, но в моей палате зачем-то играл телевизор. Я как раз попал на новости. Одна из них меня особо привлекла:
– Сегодня с окна своей квартиры упал известный в научных кругах молодой учёный, обладатель многочисленных премий в области инженерных разработок Игорь Лазаренко. Он скончался на месте. По предварительным данным это было самоубийство. На столе оперативники обнаружили записку со словами: «Это я во всём виноват». Подробности инцидента уточняются.
Ну вот, неужели всё разрешилось само собой? Неужели это всё Игорь – третий из моих коллег, кто был в лаборатории, когда убили Кешу. Именно его к тому моменту я не успел проверить, и именно он вызывал у меня наименьшие подозрения: ведь Кеша был для него не менее дорог, чем для меня. Как бы то ни было, мне стоило всё ещё раз проверить.
Тут ко мне в палату вбежала медсестра с криком:
– Что же Вы делаете, Вам же нельзя!..
Она попыталась снова подключить ко мне приборы, но я не согласился и попросил, если это возможно, позвать ко мне Павла Сергеевича. Он не заставил себя долго ждать. Через пять минут доктор вошёл в палату со словами:
– Ах, Ванечка, мне сообщили, что Вы хулиганите, не хотите ложиться в постель. Дежурный врач собирался Вас осмотреть, но я решил сделать это сам – надеюсь, Вы не станете возражать и сомневаться в моей квалификации.
– Поверьте, Павел Сергеевич, Вам я доверяю больше, чем кому-либо другому.
– Это не может не радовать, – улыбнулся доктор и принялся совершать со мной какие-то манипуляции, называемые им «осмотром».
– Ну что же, Ваше здоровье определённо не претерпело невозвратимых изменений, если, конечно, не считать этого, – после этих слов Павел Сергеевич указал на мою правую руку, – думаю, через неделю-другую я смогу Вас отпустить.
Ну уж нет, неделю-другую я ждать не могу. Оперативники из Конторы даже при полной секретности со стороны работников клиники, на которую я, увы, не мог рассчитывать, найдут меня в два счёта. Тем более, что у меня появился реальный шанс доказать свою невиновность. Упускать его было нельзя.
– Боюсь, мне придётся покинуть Вас намного раньше, Павел Сергеевич.
– Как? Почему? Я не позволю Вам! И, в конце концов, расскажите мне, что же всё-таки произошло. Я вежливо выдерживал паузу, надеясь на то, что Вы мне сами всё поведаете, но чувствую, мне нужно самому проявить интерес, – доктор явно начинал нервничать.
Если честно, до этого момента я даже и не думал, что говорить Павлу Сергеевичу по поводу всего происходящего, и теперь мне было сложно придумать что-нибудь, смахивающее на правду. Поэтому мне пришлось выложить всё как есть. Я понимал, что нельзя доверяться практически первому встречному, но, во-первых, он производил впечатление довольно порядочного человека, во-вторых, он всё же не был первым встречным, ведь для отца Павел Сергеевич являлся одним из лучших друзей, пусть в последние его дни какие-то будничные распри их и поссорили, и в-третьих, у меня просто не было другого выбора. Доктор внимательно выслушал меня.
– Что ж, Ванечка, я надеюсь, что то, что Вы рассказали мне, правда. Конечно, по роду своей деятельности я встречался со многими слухами об организации, которую Вы называете Конторой, и мне известно её могущество. Тем не менее, я не боюсь проблем и готов помочь Вам во всём, поскольку, повторюсь, испытываю некоторую вину перед Вашим отцом и Вами. Но и Вы должны пообещать быть со мной до конца честным.
На этом и сошлись. Потом мы побеседовали ещё немного о жизни и науке, а затем Павел Сергеевич вежливо намекнул, что ему пора домой: ведь он не мог находиться со мной всю ночь. Я с пониманием отпустил доктора и решил немного отдохнуть. Мне следовало подумать о том, как вести себя и как поступить, чтобы оправдаться, а затем, нужно было найти Апреля, если он ещё жив. Слишком много смертей произошло вокруг меня за последние несколько дней, и вообще я уже начинал привыкать к такому ходу событий. Это пугало меня ещё больше, чем моё положение. В таких рассуждениях я опять заснул.
Мне снова снились тот голос и комната, девушка на полу и фотографии, которые было не разглядеть. Мне хотелось проснуться, но это желание, на моё удивление, исполнил человек, которого я уж никак не ожидал встретить в тот день…

1 апреля 2025 года,
23:00

– Пора просыпаться, агент второго уровня, – произнёс знакомый голос с едва заметным английским акцентом, – Вас ждут новые открытия.
Я проснулся, открыл глаза и в полумраке увидел ровную мужскую фигуру, которую практически моментально узнал. Да, это был глава ГЛКК(ве) Джон Логан. Я был настолько удивлён, что в первые мгновенья онемел. Джон воспользовался этим:
– До сих пор я знаю Вас как благоразумного человека. Поверьте мне, я безоружен и пришёл извиниться перед Вами за то, что произошло. Мои подчинённые допустили ошибку, которая могла стать роковой для Вас и стала таковой для агента Кононова. Увы, но его уже не вернуть. Он был ценным сотрудником, но я не виню Вас в том, что случилось. Вы пытались отстоять своё честное имя, а он хотел задержать Апреля. Да, именно им мы тогда считали Вас. Но вот в чём парадокс, дело разрешилось само собою. Похоже, агент Лазаренко не выдержал давления, которое на него оказывалось в последнее время, а может быть, он и винил себя в смерти Иннокентия Сергеевича, но он выбросился из окна и погиб. После этого инцидента в его квартире мы собрали достаточно доказательств того, что именно Лазаренко был этим Апрелем, как вы его называли. Что двигало им, нам ещё предстоит узнать. Пока остаётся лишь догадываться об этом. Возможно, у него были какие-то личные счёты с нашей организацией, которые он и решил свести, пойдя в неё и начав столь опасную игру. А вот следующая новость Вас, возможно, и огорчит. Осмотр в квартире Игоря привёл нас ещё к некоторым людям во вверенном мне объекте, сотрудничающих с так называемым Апрелем. Среди них были и Ваши бывшие подчинённые Антон Панченко и Анжелика Резникова. Насколько я знаю, Вы считали их своими хорошими товарищами, но, поверьте, это была лишь иллюзия. Похоже, Антон просто хотел занять Ваше место, а вот чего пыталась добиться Анжелика Петровна для меня пока тоже остаётся загадкой. Вообще, женщины такие существа, что вся их жизнь покрыта загадками разной величины и продолжительности. Пока мы так и не смогли найти их. Вполне возможно, Антон что-то узнал, и им вместе с Анжеликой удалось скрыться. Но это тоже ненадолго, ведь Вы знаете возможности нашей организации. Пока это всё, что Вам следует знать. Я надеюсь, Вы понимаете, что если бы Вы не были настолько ценным сотрудником для нас, насколько таковым являетесь, то я не стоял бы здесь перед Вами безоружный, рискуя своей жизнью в руках хорошо подготовленного агента, загнанного в угол. Я также осмелюсь надеяться на Ваше благоразумие, которое не позволит Вам идти на глупые и бессмысленные принципы. Вы знаете, что в наше время они ещё никого до добра не доводили. Мы восстановили Вас в должности и положили на Ваш счёт в банке приличную даже по моим меркам сумму. Кроме того, я не думаю, что Павел Павлович ещё долго продержится на своей должности, а посему Вы должны знать, что кандидатуры лучшей, чем Ваша, для его замены я не вижу. Итак, я призываю Вас вернуться в нашу организацию и, как бы это сложно не было, постараться сделать вид, что ничего не произошло. А теперь я хотел бы услышать Ваши мысли по всему вышеизложенному.
Похоже, Логан намеренно повторял «Вы» в различных вариациях через каждые два слова. Это был ещё один из приёмов внушения, которыми Джон, по многочисленным слухам, владел мастерски. Но, тем не менее, первым порывом, которому я поддался, было крикнуть:
– Мои мысли? Посмотри сюда, иностранная твоя задница, – я показал ему свою правую руку, – какие у меня могут быть мысли по этому поводу? Я убил своего друга потому, что вы просто что-то напутали. Мои мысли? Вот мои мысли, – с этими словами я схватил обеденный нож, оставшийся возле моей постели после ужина, и после нескольких верных движений с моей стороны, Джон уже был схвачен мною, а возле его горла был тот самый нож.
– Не стрелять, – к моему удивлению крикнул Джон, – Ваня, как Вы думаете, если убьёте меня, это что-то изменит? В конце концов, я меньше других виноват в случившемся. Но я не хочу оправдываться. Просто подумайте хорошенько. Я ведь не самоубийца и пришёл не один. Сейчас в коридоре нас ждут оперативники, готовые в любой момент выстрелить. Вы этого хотите? Тогда делайте, что задумали. Но зачем ломать жизнь?..
– Господин Логан, давайте мы просто пристрелим его, – услышал я голос Сливки. Похоже, у старика от желания убить меня сдавали нервы.
– Я сказал не стрелять, тупая скотина! – заорал Джон. После этого Сливка притих, а глава ГЛКК(ве) продолжил. – Ваня, прошу Вас, одумайтесь. Не губите ни себя, ни меня. Вы учёный, а не убийца.
Я понимал, что Джон прав. Убить его не только означало взять на себя жизнь человека, не желающего мне смерти, но ещё и порадовать Сливку возможностью меня пристрелить. Приняв решение, я опустил нож и сел обратно на кровать.
– Рад, что Вы оказались тем благоразумным человеком, которым я Вас всегда считал, – с облегчением вздохнул Логан.
– Что ж, придётся нам теперь вместе разгребать всё.
Мне всегда приятно было говорить себе, что мы сами творим свою судьбу. Но в тот день я начинал сомневаться в этом. Уж слишком всё происходило независимо от меня. Сначала этот случай в Кешиной лаборатории, потом в театре, теперь с Игорем. Как-будто кто-то направлял меня по верному пути. А ведь я так и не смог вспомнить, что же произошло в ту ночь, когда убили Кешу. Неужели это был Игорь? – задавал себе вопрос. И мне не верилось в это. Быть может, если я сам всё проверю, то смогу успокоиться и принять ситуацию как есть.
Логан недолго церемонился со мной после всего. Он вежливо распрощался и намекнул, что хотел бы как можно скорее видеть меня на работе. Сливка так и не показался мне на глаза – по видимому, он был сильно расстроен тем, что ему так и не удалось убить меня.
Следующий день я решил посвятить обычному отдыху: не так уж много его было у меня в последние дни. Несколько раз меня навестил и осмотрел Павел Сергеевич. На самом деле, я начинал ловить себя на мысли, что чем больше с ним сближался, тем больше вспоминал его и тем больше мне хотелось с ним общаться. Меня сильно подбила потеря двух друзей за последнюю неделю. Сначала был убит Кеша, которому я был многим обязан, в том числе и большей частью своих мировоззрений, а потом я фактически своими руками убил Конана. И пусть мне и казалось в последнее время, что мы с ним шли на разрыв, но всё же суть от этого не менялась. В один из своих визитов Павел Сергеевич сказал:
– Знаете, Ванечка, хоть это и не стоит говорить, но я рад, что всё сложилось так и Вы обратились ко мне. Вы очень похожи на своего отца. Какой он был человек, помните? А учёный!.. Вы помните последние года? Как он всё что-то придумывал, всё пытался найти панацею от рака. Мне казалось, что ему это удастся.
– Но ведь Вы почти не общались в последние месяцы? – заметил я.
– Ах да, но всё же я следил за его судьбой…
– Хотел спросить у Вас, почему Вы поссорились?
– А Вы не помните?
– Нет, нисколько…
– Наверное, Серёжа просто не посвящал Вас в наши дела. Ну да это и правильно, будет время, я расскажу Вам об этом, а пока… – и доктор откланялся. Больше в тот день он мне на глаза не показывался.
Ночью мне опять снились эти сны. Они не давали мне покоя. Возможно, я скоро пойму их смысл, – надеялся я, потому что они становились всё отчётливей, и всё больше казалось, что мне удастся добраться до их сути. Вообще, я не помнил, чтобы такое происходило со мной раньше, как-будто наблюдал какую-то историю, а не спал. Но, как и обещал голос в этих снах, ответ был ближе, чем можно было подумать.

2 апреля 2025 года,
11:00
Несмотря на уговоры Павла Сергеевича остаться в клинике, я решил поехать домой. Порядок в моём доме был идеальный, но всё лежало не на своих местах. Похоже, здесь побывали люди из Конторы. Они искали доказательства того, что я Апрель, но, естественно, ничего не нашли. А потом, когда всё разрешилось, им пришлось убирать – ведь Логан был намерен сотрудничать со мной. И всё же что-то не давало мне покоя. Мне казалось, что не могло быть так просто. Игорь работал вместе с нами, вместе с Тоником и Ликой, так? Он вполне мог решить использовать их втёмную, ведь контролировать их при такой товарищеской близости было проще простого.
Я целый день думал об этом, пытаясь найти способ доказать себе, что Апрелем был действительно Лазаренко. И я придумал очень интересный метод.
У меня была почта Апреля, которой при всех возможностях Конторы не было у ООК, но я не имел достаточного уровня допуска и полномочий, чтобы использовать эту привилегию. Дело в том, что в те дни слежение за любым человеком превращалось в очень простую затею. По всем уголкам городов были расставлены камеры. Зная почту и имея письмо на центральном компьютере слежения ГЛКК(ве) можно определить место, откуда оно было отправлено. А имея место, откуда оно было отправлено, можно найти возможность, чтобы увидеть лицо Апреля. И если им окажется Игорь, я смогу успокоиться и не буду заморачиваться по поводу мести работникам Конторы. Теперь я буду иметь достаточно влияния на Логана, чтобы уничтожить любого человека в ГЛКК(ве) мирным способом.
Оставалось обмозговать лишь техническую часть, чтобы осуществить задуманное. Решение пришло быстро. На удивление, мне хватило ума во всех передрягах моего побега из Комплекса и пребывания в клинике «ПиК» сохранить карточку доступа, которую я отобрал у Сливки. А вот у него ума вспомнить об этом не хватило. Хотя вполне возможно, что по своей бездарной глупости он просто решил, что я выбросил её, а сообщать о том, что у начальника охраны Комплекса отобрали пистолет и карточку он не решился и восстановил её по-тихому у себя же в отделе. В итоге, мне осталось придумать, как незаметно проникнуть в комнату с компьютером слежения и получить нужные мне данные. Я решил действовать по обстоятельствам.
Приехав в Комплекс, я как ни в чём не бывало прошёл по своей карточке. Похоже, Сливка находился в Комплексе. Это мне и было нужно, потому что, если бы я прошёл через систему внутренней защиты по карточке при том, что внешняя защита зарегистрировала отсутствие объекта, поднялась бы тревога. Нужно было только дождаться момента, когда начальник охраны выйдет из своего отдела и незаметно пройти туда по его пропуску.
Для начала я решил навестить своего нового «приятеля» Джона.
– О, я смотрю Вы уже на рабочем месте. Похвально, похвально, – поприветствовал меня он.
– Решил освежить воспоминания о Комплексе, а то последние из них были очень плачевными.
– Да, Вы правы, но теперь, обещаю, всё будет по-другому. Я хочу, чтобы Вы немедленно приступили к работе, потому что некоторые наши проекты без Вас простаивали – никто не способен был с ними справиться.
– Вы мне льстите, Джон, но, тем не менее, разрешите мне приступить к работе с завтрашнего дня.
– Что ж, как пожелаете, Вы вправе немного посвоевольничать, но только немного.
– Знаете, вот что я ещё хочу сказать. Мне кажется, что у Сливцева появились какие-то личные счёты со мной. Не могли бы Вы поговорить с ним, чтобы он не вносил их в рабочую обстановку.
– О, конечно, я поговорю.
– И я бы просил сделать это прямо после моего визита, а то мне и по Комплексу спокойно ходить сложно, – полушутя отметил я.
– Хорошо.
– Вы очень любезны, Джон.
Мы поговорили ещё немного ни о чём, и я решил откланяться, ведь в тот момент меня интересовали вовсе не разговоры с директором Комплекса. Конечно, мне было абсолютно наплевать на Сливкино отношение ко мне. Меня гораздо больше волновал другой факт – его стопроцентное отсутствие в отделе, когда туда пойду я. В итоге, мне можно было быть уверенным в этом.
Надо признаться, мне дорогого стоило проникнуть в ООК, но главное, что мне это удалось. И ещё более важным было то, что я там увидел. Я зашёл в комнату слежения, на всякий случай хорошенько заблокировал дверь и немного поколдовал над компьютером: всё же опыта работы с такими программами у меня практически не было. По письмам определил местоположение искомого объекта и вывел его изображение на экран. Он был достаточно умным, чтобы не показать своё лицо ни в одну камеру. Но я готов поспорить, что это не Игорь хотя бы потому, что он был намного выше ростом. Но меня смутило другое – куртка, под которой скрывался Апрель: я был уверен, что где-то видел её, только не мог вспомнить где. Где?.. Когда?.. Меня прошиб холодный пот. Я боялся этой догадки и не хотел в это верить. Я ничего не помнил о том вечере, когда убили Кешу, но всё становилось на свои места. Но как же раньше? В моей голове начали шуметь голоса, а перед глазами возникали разрозненные образы. Я с трудом скопировал изображение на свой коммуникатор и начал тихо выходить из отдела. Парадокс, но в самых последних дверях я столкнулся со Сливкой.
– Что Вы здесь делаете? – угрожающе спросил он.
– Да вот, зашёл отдать Вам карточку допуска, а то давеча Вы одолжили её мне ненадолго, – с сарказмом ответил я.
– Как Вы вошли сюда?
– Да по ней же и вошёл, а что – нельзя?
– Когда-нибудь Вы допрыгаетесь у меня, обещаю, – с ненавистью процедил Сливка. Похоже, разговор с Джоном его не порадовал.
– Цыплят по осени считают, не так ли, агент второго уровня? – усмехнулся я, скрываясь за дверью.
Я ехал домой и боялся. До этого мне казалось, что я разучился бояться. Но тогда мне было страшно. Голова шумела, виски сжало обручем, а мне становилось понятно всё. Оставалось только убедиться окончательно, и тогда… Кто знал, что будет тогда. Я доехал до дома и поднялся в свою квартиру, не раздеваясь, подошёл к шкафу и открыл его. Среди прочего там висела куртка – точь-в-точь такая, какую я видел на Апреле. Но я уже знал, что это была именно та куртка, потому что человека, изображённого на экране я бы узнал из миллиона. В моей голове опять помутнело, и перед глазами начали один за одним мелькать моменты из жизни, которую я не помнил, как-будто это происходило не со мной. Снова потерял сознание.

27 марта 2025 года,
 23:30

Кеша позвонил мне поздно вечером. Он сказал, что нужно поговорить о чём-то важном. Я предложил заехать в один из наших любимых ресторанчиков. Он отказался и сказал, что для нашего разговора лучше проехаться в Комплекс. Там мы и встретились, прямо у входа. Мы спустились в его кабинет. Мне было очень интересно узнать, о чём же он решил со мной поговорить. Я не хотел торопить события, ведь тогда я уже всё подготовил к дате, которая для меня была, наверное, самой значимой в жизни.
– Ну, и что это за важный разговор, который не может подождать до утра? – спросил я.
– Ваня, ты никогда не задумывался, на кого мы работаем? – издалека начал Кеша.
– Конечно, задумывался и даже приходил к некоторым выводам.
– И как тебе с этим?
– Не могу сказать, что приятно, но бизнес есть бизнес. А тебе?
– Вот и мне тошно. Я в последнее время много думал об Апреле. И пришёл к ужасному выводу. Знаешь, я очень боялся этой мысли, наверное, потому, что если бы то, о чём я думал, оказалось правдой, то вышло, что во всём виноваты мы с братом. Так оно и оказалось. Ваня, зачем? Тебе от этого легче стало?
– Легче мне уже не станет никогда, – холодно ответил я. Я понимал, что Кеша уже знает всё. Он был очень умным человеком, более того, он научил меня многому.
– После того, как вы с братом придумали свой гениальный план, моя жизнь закончилась. Началось существование. Но за что же вы забрали у меня воспоминания?
– Ваня, ты не понимаешь…
– Не понимаю? – перебил я Кешу. – Я не понимаю? А ты знаешь, что такое семья, ты когда-нибудь любил? Ты знаешь, что чувствуешь, когда держишь на руках окровавленное тело человека, который носил твоего ребёнка? А, может быть, ты знаешь, каково оно, жить пять лет, не понимая, почему ты встаёшь и не хочешь ничего делать, почему не можешь влюбиться, воспитывать детей, почему не помнишь практически ничего о последних годах, проведённых с родителями? И после этого ты мне говоришь, что я чего-то не понимаю. Ты стал мне, как отец, но всё было ложью, верно?
– Я не хотел, чтобы всё так вышло. Я знал твоего отца намного хуже, чем брат, но мне этого было достаточно, чтобы понять, какой он человек. Я всегда тебе говорил: Контора не прощает ошибок и не замечает людей. Мы тогда только начинали, и кадры для нас были важны. Очень жаль, что твой отец не захотел сотрудничать. Но и дать ему работать вне Конторы Логан не мог. Поверь, я хотел помешать, но был не в силах. Что я мог сделать? Меня бы просто убили. Может быть, если бы Серёжа не влиял на твоё решение идти в Контору, всё развернулось бы иначе. Но потерять второго такого блестящего агента мы не могли.
– И вы решили просто убить его, да? Элементарно. Но зачем же мать?
– Она просто оказалась там, где не должна была оказаться.
– Да чушь это всё! А правда… правда в том, что вам было наплевать, заберёте вы на одну жизнь больше или меньше. Но вам и этого оказалось мало, вы побоялись, что я уйду из-за Ани?
– Здесь нет моей вины, я даже не знал, что они решили сделать это…
– А я не прокурор и обвинять тебя не собираюсь – просто плачу по счетам, – после этих слов я повернулся к Кеше и направил на него пистолет. Но к моему удивлению, всё это время он уже держал меня на прицеле.
– Интересно, чем же всё закончится? – спокойно поинтересовался у Кеши я. – Только знаешь, чем мы отличаемся, друг?
– Чем, Ваня?
– Я не хватаюсь за жизнь, как ты.
– Я не хочу этого делать…
– А я хочу.
И тут я почувствовал укол. Вместо того, чтобы пальнуть в меня, Кеша пустил шприц с УТП. От неожиданности и злости я выстрелил в Кешу, а он выстрелил в ответ. Я попал точно в цель – в печень и в район сердца, а он лишь задел меня. На нас летели осколки лабораторных принадлежностей, а мы всё стреляли, уже не друг в друга, а просто в разные стороны: Кеша из-за того, что от ран уже не мог контролировать себя, а я из-за ненависти ко всем.
Я знал, что перед тем, как потеряю сознание, у меня есть пара минут. Я посмотрел на Кешу и понял, что убил его. Осталось избавиться от пистолетов, а там пусть разбираются Сливка с Конаном. Я выбросил оружие в вентиляцию, затем раскидал документы и мебель, чтобы всё было похоже на погром. Подходя к Кеше, я уже чувствовал, что вот-вот провалюсь в темноту. Как же я не хочу снова всё забывать, – подумал я, посмотрев на него, и потерял сознание.

3 апреля 2025 года,
12:00

Я совсем не спал в эту ночь. Вспоминал всё снова. Пробегал в памяти по моментам своей жизни, которые у меня опять хотели отнять. Но я снова оказался сильнее их, потому что всё вспомнил. Мне нужно было закончить своё дело. Пять лет я ждал этого момента не для того, чтобы всё испортить. Теперь во мне говорил тот голос, который приходил ко мне во снах – мой настоящий голос. Я точно знал, что делать.
Мне позвонил Павел Сергеевич и поинтересовался моим здоровьем. Я ответил, что всё идёт на улучшение, но он настоял на том, чтобы я приехал и дал себя ещё раз осмотреть. Возражать мне не было смысла.
Подъехав к клинике «ПиК», я поднялся в кабинет доктора. Он ждал меня.
– О, проходите, Ванечка, приветствую Вас.
– Добрый день.
– Как Ваше здоровье? Больше не наблюдалось провалов в памяти?
– Да нет, всё уже лучше, да и раны заживают. Современная медицина творит чудеса.
– Да, Вы правы. Могли ли десять лет назад мы подумать, что сможем так быстро ставить на ноги людей? Но дайте я Вам покажу своё новое изобретение. Эта программа позволяет определять состояние человека. Работает очень просто: Вы смотрите на экран, на котором появляются картинки, а датчики записывают Ваше состояние. Давайте протестируем.
Мне было очень интересно узнать, что Павел Сергеевич хочет от меня, и я согласился. Он запустил свою программу. Передо мной мелькали картинки и образы, но вдруг среди них я увидел лицо девушки. То лицо, которое я мог видеть только в воспоминаниях, но и их у меня отбирали. Мне было сложно не показать своего волнения, но я сделал вид, что ничего не произошло. Теперь мне было понятно, зачем всё это понадобилось им. Когда «эксперимент» закончился, Павел Сергеевич спросил:
– Ну что, какие впечатления?
– Ровным счётом никаких, а что, должны были быть?
– Навряд ли. Но теперь это уже неважно, – процедил доктор и приказал по телефону секретарше: «Никого к нам не пускать», – знаешь, а ведь ты был нашим худшим экспериментом. Не потому, что забывал плохо, а потому, что вспоминал хорошо. Парадокс, я даже представить себе не могу, как это тебе удавалось. Мы прикладывали массу усилий, а ты всё равно вспоминал. Джон уже просто не мог ждать, и нам пришлось рискнуть. Но теперь я вижу, что всё прошло по плану, как и говорил мне Кеша. Не знаю уж, зачем он дал мне эту программу, но ты ничего не вспомнил, и это результат. Ты уже не нужен.
Я повернулся к доктору. В руках у него был небольшой прибор.
– Знаешь, что это такое? Это пульсатор. Если его настроить на определённого человека и запустить, тот умрёт, и никакой врач не определит, что это был не сердечный приступ. Жаль только, что ты ничего не вспомнил, ведь так и не узнаешь, за кого я мщу тебе.
После этих слов он нажал на кнопку. Но со мной ничего не произошло, а Павел Сергеевич выпустил аппарат из рук и начал стонать. Я всё ближе и ближе подходил к нему и говорил, чтобы успеть сказать всё:
– А кто тебе сказал, что я ничего не вспомнил? Как видишь, я не только знаю, что это за прибор, но и умею его перенастраивать – Кеша научил на твою погибель. Удивительно, как же долго вам удавалось скрывать, что вы братья. Ото всех, даже от Конторы. Когда я это узнал, меня осенило: «Ну конечно, всё ведь так просто: один брат разрабатывает, а другой испытывает в своей клинике, и всё это под прикрытием самой влиятельной организации в мире». Да и клиника была не только твоя. Ведь «ПиК» – это «Паша и Кеша», верно? Хорошо придумано. Так вот что я тебе хочу напоследок сказать. Я убил твоего брата и убил тебя за то, что вы лишили меня самого дорогого – семьи. Я мщу за них: за родителей, за мою вечно будущую жену, за моих вечно неродившихся детей. Вы зло, которое мне предстоит уничтожить. Сейчас ты умрёшь, а я выйду из этого кабинета и продолжу работать в Конторе – ведь вы когда-то все так этого хотели – доберусь до всех и разрушу всё, что вы хотели построить. Не нужно было этого начинать. Но я это закончу.
Всё это время Павел Сергеевич смотрел на меня испуганно-злыми глазами. Он уже почти ничего не мог говорить и только прошептал:
– Ненавижу…
– Взаимно, – ответил я и через несколько секунд уже звал врачей на помощь с криками: «Помогите, Павлу Сергеевичу плохо».

20 марта 2014 года,
10:00

Я только что проснулся и теперь просто лежал в постели. Мне нравилось поспать допоздна, из-за чего меня часто корили преподаватели в университете – я просто опаздывал на лекции. И, тем не менее, меня считали лучшим студентом. Моё обучение подходило к концу, и за меня уже начинали бороться различные фирмы. Ещё на ранних курсах, имея только зачатки инженерного образования, я начал разработку различных приборов, патенты на которые у меня потом даже купили некоторые организации. А в университете мне сулили будущее великого учёного. Нужно было сделать выбор.
Появился ещё один интересный вариант: друг отца Павел Сергеевич предложил мне работу в проектировочной фирме своего знакомого. Отличие было в том, что она, похоже, финансировалась сверху и имела целью разработки более обширного характера, чем в других организациях такого типа. Но отец почему-то был категорически против этого. Они даже серьёзно поссорились с Павлом Сергеевичем по этому поводу. Один раз я слышал их разговор.
– Я отказался от сотрудничества с этими людьми, так ты теперь решил на сыне отыграться? – кричал отец.
– Он уже взрослый человек и вправе сам решать… – возражал Павел Сергеевич.
– Не втягивай его в это. Он не знает, на каких людей ему придётся работать, а я знаю.
– Но мы же с Кешей работаем и, как видишь, живём очень даже неплохо.
– Я не готов поступиться своими принципами ради банального обогащения. Я хорошо зарабатываю и сделаю так, чтобы мой сын нашёл достойную дорогу в жизни. А ты не влезай со своими нравоучениями.
– Ты совершаешь большую ошибку, ведь такая хорошая жизнь может очень быстро закончиться…
– Ты мне угрожаешь? Пошёл вон! – отец начинал выходить из себя.
– Я пойду, Серёжа, только ответь мне на один вопрос: ты не передумал насчёт лекарства, которое ты разрабатываешь?
– Вон!.. – закричал отец, и Павел Сергеевич вышел. В дверях он столкнулся со мной и сказал:
– О, Ванечка, до свиданья. Подумайте над моим предложением.
Отец не говорил со мной об этом. Похоже, он был уверен, что я не собираюсь идти к знакомым Павла Сергеевича. Но мне, признаться, пришлось немного задуматься над этим. Сумма, которую назвал друг отца, была настолько внушительной, что, пойдя туда на работу, я смог бы полностью не зависеть ни от кого.
Вот о чём я думал, лежа в тот день в постели. Но мне нужно было вставать и идти в институт – у меня была не за горами защита дипломной работы.

5 июня 2003 года

Я со своими родителями находился на похоронах у маминого дяди. Точно не знаю, зачем меня туда взяли, хотя я с ним был хорошо знакомы, но не настолько близко, чтобы рыдать на этом печальном мероприятии. И всё же факт оставался фактом: я там находился, и мне было как-то не по себе, но в то же время, как в этом не постыдно признаваться, я проводил очередные полезные наблюдения для себя. Уж такой я был ребёнок: уже в одиннадцать лет пытался из каждой жизненной ситуации извлечь для себя определённые выводы. И тот день не оказался исключением. Я смотрел на лица людей, пришедших туда по зову сердца, из надобности или для отчётности. Все они одинаково изображали скорбь и печаль, но при более пристальном рассмотрении они оказывались абсолютно разными. В них я видел безразличие, желание поскорее уйти с этого мероприятия, искреннее страдание, а у кого-то даже радость. Пройдут года, и я сам пойму, что без такого лицемерия не обходится ни один день среднестатистического человека, научусь этому искусству, быть может, лучше других и смирюсь с тем, что человек такое интересное существо. Но тогда, в одиннадцать лет, когда я видел эту плохую игру непрофессиональных актёров, мне было противно и непонятно это всё. Единственным утешением для меня оставался тот факт, что мои родители не прикидывались – они действительно очень переживали эту утрату. Пришло время маме прощаться со своим дядей. Она, как и все остальные, сказала несколько слов об усопшем:
– Наверное, такая любовь, какая была у них с Надеждой Валентиновной, действительно не заканчивается после смерти. Он не смог жить без неё и ушёл за ней практически сразу. Пусть же им там вместе будет так же хорошо, как было здесь, – и мама заплакала.
После того, как всё закончилось, мы возвращались втроём домой. Отец зашёл в магазин купить что-то, а мы пока стояли с мамой вдвоём. Я долго раздумывал перед тем, как задать маме вопрос, который не давал мне покоя, потому что не особо хотел затрагивать эту тему, но потом всё же решился:
– Мама, скажи, а как это: любовь не заканчивается после смерти?
– Да, – вздохнула мама, – наверное, отец был прав: не надо было брать тебя с собой. Но что же с тобой делать, всё равно ведь добьёшься ответа. Тебе рано говорить на такие темы, но я всё-таки скажу. Знаешь, любовь, если она настоящая, – это не просто красивые слова или штамп в паспорте. Настоящая любовь предполагает, что если одна половинка нашла другую, то они уже не смогут жить отдельно. Помнишь, в сказках говорят: «Они жили счастливо и умерли в один день»? Это не пустые слова. Это счастье – не видеть смерти любимого человека и не осознавать её, поэтому так и говорят. Вот и мой дядя не смог жить без своей жены и ушёл к ней. Если там что-то есть, то они обязательно найдут друг друга, и будут счастливы так же, как и при жизни.
– А у вас с папой настоящая любовь? – задал наивный, но коварный вопрос я.
– Ну, знаешь, на такой вопрос должна отвечать не я одна, а и твой папа. Потому что если я скажу, что у нас настоящая любовь, а он скажет, что нет, выходит, что я тебе соврала, а мы же договорились не врать друг другу, верно? Хотя, – мама рассмеялась, – я знаю, к чему ты клонишь. Боишься спросить, смогла бы я жить без папы? Наверное, нет. В любом случае, я бы хотела уйти раньше него, а не наоборот.
– Ну а на это уже я не согласен, – послышался сзади голос отца, – кто это усомнился в том, что у нас настоящая любовь?
– Подслушивать нехорошо, ты разве не знаешь об этом? – снова засмеялась, целуя его, мама. – Раз уж и ты не согласен, тогда пусть мы будем жить долго и счастливо, а потом умрём в один день.
Невинная шутка на не совсем весёлую тему… Думали ли мои родители тогда, что эту шутку однажды осуществит одна очень нехорошая организация? Вряд ли…

20 марта 2014 года,
15:00

У меня зазвонил телефон. В трубке говорил незнакомый мужской голос:
– Иван Сергеевич. Вас беспокоит майор Тарасов. Примите мои соболезнования, Ваши родители погибли в автокатастрофе. Грузовик выехал на встречную полосу, в машине Вашего отца не выжил ни он, ни Ваша мать. Вам нужно приехать на опознание.
В тот момент для меня всё потеряло смысл. Я не знал, что мне делать и как жить дальше. Всё перевернулось, и я не мог поверить в это. Мне пришлось ехать на опознание, хотя не знаю, как я смог это выдержать. А ещё мне нужно было подумать о будущем.

27 марта 2014 года,
11:00

Я позвонил Павлу Сергеевичу, но он не отвечал. Он не брал трубку, сколько бы я ему не звонил. А мне очень нужно было до него дозвониться. Что-то выяснилось по поводу работы отца, что-то нехорошее. Все его счета были заморожены, почти всё имущество изъято, и очень скоро я рисковал просто остаться на улице. Чтобы выжить, я решил пойти на ту работу, которую мне предлагал Павел Сергеевич. Тогда бы мои финансовые трудности были бы на время улажены, а потом можно было начать разбираться с обвинениями в адрес моего отца.
Я вспомнил о том, что Павел Сергеевич дал мне номер телефона своего знакомого, который мог бы устроить меня в ту фирму. Я нашёл его в своём мобильном телефоне и позвонил. Меня поприветствовал приятный мужской голос:
– Добрый день, с кем имею честь разговаривать?
– Меня зовут Иван Королёв. Павел Сергеевич посоветовал Вас, сказав, что Вы можете мне помочь устроиться на фирму…
– А, да, да, помню, – перебил меня мужчина, – и с удовольствием помогу Вам. Я слышал, что Ваши родители… в общем, соболезную. Если Вам удобно, можем встретиться прямо сегодня и всё обговорить.
– Спасибо, сегодня удобно. Только простите, я не знаю Вашего имени отчества.
– Иннокентий Сергеевич… – ответил мужчина.

27 марта 2015 года

Прошёл ровно год с того момента, как Иннокентий Сергеевич привёл меня в фирму под названием ОбИК: Объединённый Инженерный Комплекс. Мы очень быстро подружились с этим человеком, и, несмотря на разницу в возрасте, я уже давно называл его Кешей. Сам он был биологом и, как выяснилось, неплохо знал моего отца. Он очень поддержал меня в те дни. Моя жизнь сильно изменилась: я остался совсем один, и чья-либо помощь мне была необходима. Но моя жизнь изменилась не только из-за гибели родителей. Ещё в той фирме работала Аня…
Мы встретились ровно год назад – в тот день, когда Кеша привёл меня в ОбИК. Тогда в голове у меня было лишь одно – гибель родителей. Кеша вёл меня по зданию, где мне пришлось бы работать, рассказывал мне что-то, но я практически его не слушал. Вот так я и шёл, пока по инерции не столкнулся с девушкой, которая несла груду каких-то бумаг. Они выпали у неё на пол, и она очень расстроилась: по-видимому, её конкретная работа в тот момент заключалась в том, чтобы рассортировать эти бумаги, и она как раз закончила эту работу и несла сдавать. Не знаю почему, но в той фирме предпочтение отдавалось ручным чертежам и наброскам.
Я очнулся от своих мыслей лишь в тот момент, когда увидел её. Она сердито посмотрела на меня, а я ответил ей печальным и пустым взглядом. Но её выражение лица практически сразу изменилось: она улыбнулась мне, и взгляд её стал немного стеснительным. То ли из-за моего серьёзного вида, то ли из-за того, что я сразу понравился ей, а скорее всего и из-за первого, и из-за второго одновременно. Она тоже очень понравилась мне, и я помог ей собрать бумаги. Кеша смотрел на нас с хитрой ухмылкой, а потом сказал:
– Наверное, нужно вас представить друг другу, а то сами вы так и не познакомитесь. Это Аня Кречетова, – он указал на девушку, – а этого молодого человека зовут Ваня Королёв. Кстати, вы оба будете работать в новом отделе, так что у вас будет шанс познакомиться поближе.
– Ваня, а почему Вы такой серьёзный? – поинтересовалась Аня.
– Жизнь обязывает, – вздохнул я, и мы с Кешей пошли дальше.
Кеша меня не обманул: мы работали с Аней вместе. Не могу сказать, что она являлась выдающимся учёным, но всё-таки девушкой была умной. Она очень любила фотографии и серьезно увлекалась съёмкой. У нас осталось так много фотографий, на которых мы были счастливыми и влюблёнными. Мы очень быстро привязались друг к другу и скоро просто не могли друг без друга жить. Такое со мной было впервые, и эти чувства помогли мне выкарабкаться из того состояния, в котором я находился тогда. Мы не были одиноки, и это стало главным.
В тот день я пришёл на работу с цветами, чтобы поздравить Аню с первой годовщиной нашего знакомства. Потом мы должны были отмечать это событие в ресторане. Она была очень обрадована тем, что я не забыл об этой дате.
– Королёк, сегодня начальство собирает самых лучших сотрудников. Говорят, хотят сообщить что-то важное. Мы тоже должны там быть.
– Ты же знаешь, с тобой хоть на край света, – шутливо ответил я.
Нас собрали в кабинете директора фирмы в 16:00. Всё смахивало на то, что нам хотят представить какую-то презентацию. Но директор начал с предисловия:
– Добрый день, уважаемые коллеги! Сегодня я хочу поговорить с вами об информации, которая в любом случае не должна выйти за пределы этого здания. Вы являетесь лучшими сотрудниками нашей фирмы, людьми интеллигентными и образованными, и уверен, что вправе рассчитывать на то, что, подписав соответствующий документ, вы не станете разглашать информацию, полученную здесь в независимости от вашего решения.
После этих слов нам пришлось подписать бумагу о том, что мы обязуемся держать информацию в тайне. Подписали все, и после этого директор удовлетворённо продолжил:
– Благодарю вас за понимание, коллеги. Теперь я хочу рассказать вам о том, ради чего мы все здесь, собственно, и собрались. Три года назад состоялось очередное собрание самых богатых людей мира. Я думаю, вы наверняка что-то слышали о таких собраниях. На них эти люди решают, как строить мировую экономику в ближайшее время. Так вот, три года назад было принято решение о создании Международной Конторы Всемирной Безопасности и Научного Прогресса, в дальнейшем я буду называть её просто Конторой. Эта организация имела две основные функции: тайное поддержание мирового порядка и научные разработки, в основном, для обеспечения первой функции. Наша фирма является, так сказать, нижним уровнем Конторы, средством отсеивания посредственных сотрудников, дабы не посвящать слишком много людей в ненужные им тайны. Я хочу представить вам директора восточно-европейского Главного Лабораторного Комплекса Конторы Джона Логана. Он более подробно расскажет вам о работе, на которую вам придётся соглашаться.
В кабинет вошёл довольно молодой человек – на вид ему было не больше тридцати лет – и остановился рядом с директором фирмы. Он начал говорить, но, несмотря на иностранное имя и фамилию, он практически не имел акцента:
– Добрый день, уважаемые дамы и господа. Благодарю всех за потраченное время, которое вы согласились уделить моей скромной персоне. Поверьте, я знаю, что время в наши дни стоит дороже, чем какие-либо материальные вещи. Я хотел бы немного рассказать вам об организации, в которой работаю и которая, надеюсь, сделает нас коллегами. Контора является хорошо финансируемой организацией, и уверяю вас, что, согласившись работать в ней, вы гарантированно обеспечите себе безбедную жизнь. Всем вам будет присвоен нижний – пятый – уровень допуска к информации, но, поверьте, если будете самоотверженно и честно работать, очень скоро вы продвинетесь по служебной лестнице. Контора довольно молодая организация, и мы только начинаем свою работу, именно поэтому нам так важны ваши понимание и поддержка. Пройдёт не так много времени, и она станет ведущим органом безопасности и развития в мире. В этом у меня сомнений нет. К сожалению, это пока всё, что я могу вам рассказать. Дальнейшее будет зависеть от вашего решения. Я понимаю, что оно очень важное для вас, а посему не требую мгновенного ответа. Я готов дать вам неделю на размышления, а потом услышать ответ каждого из вас. Хочу пожелать удачи в этом нелёгком деле. А теперь разрешите откланяться, дальнейшие вопросы решайте со своим руководителем.
После этих слов Логан вышел из кабинета, а наш директор ещё немного поговорил по теме обсуждаемого вопроса и отпустил нас. Когда мы с Аней выходили из кабинета, он остановил меня и сказал:
– Иван Сергеевич, я рекомендовал Вас Джону как своего лучшего сотрудника, и он выразил большую надежду на то, что Вы согласитесь на его предложение.
– Я подумаю…
В тот вечер мы с Аней, как и планировали, пошли в ресторан. Мы много вспоминали о годе, проведённом вместе. Но кроме этого мы ещё и думали о предложении, которое нам сделали. Я настаивал на том, что нужно соглашаться, потому что другого такого шанса выбиться в люди у нас уже не будет. Но Аня возражала:
– Королёк, ты что, не слышал о том, на кого мы будем работать? Ты же знаешь, кто эти люди. Они начинают и заканчивают войны, управляют жизнями людей, решают, кому жить, а кому умирать. Они зло. Мы молодые, и найдём ещё свою дорогу в жизни. Главное, что мы вместе, а остальное придёт само. Я откажусь от этой работы и тебя прошу, тоже откажись. Мы не построим своего счастья на этом, не так. Если я тебе хоть немного дорога…
Меня очень смутили слова Ани. Конечно, я понимал, на кого мы должны были работать, и должен признаться, меня это абсолютно не радовало. Я был воспитан в интеллигентной семье, в которой были особые взгляды на честь, достоинство и правду. Увы, но в мире больших денег, а именно туда мне предстояло войти, этих понятий зачастую не было априори. И, тем не менее, я знал, что другого такого шанса у меня уже не будет, и если я собирался использовать его, то это нужно было делать немедленно. Сказать по правде, если бы не Аня, я бы переломил себя и согласился на работу в Конторе. Но она стала для меня самым дорогим, что было в моей жизни, и потерять её я просто не мог. Где бы я нашёл ещё такую, которой не нужны от меня деньги, которая сама просит меня уходить от зла, какие бы перспективы оно не несло, которая не бросит меня и которую никогда не брошу я? Кто знает, быть может, она была такая одна среди этого поколения зла?

3 апреля 2015 года

Тем не менее, я оттягивал тот момент, когда мне придётся сообщить своё решение руководству. Конечно, было сложно смириться с тем, что свои способности мне придётся направлять в неинтересное русло, снова искать работу, снова испытывать затруднения. И всё же, когда подошёл срок, я собрался с духом, чтобы сообщить своё решение директору моей фирмы.
 – Вы понимаете, от чего отказываетесь, Иван Сергеевич? Такой шанс бывает только раз в жизни. Все остальные Ваши коллеги, в том числе Ваш товарищ Кононов, кроме госпожи Кречетовой и Вас, согласились на предложение господина Логана. Насколько я знаю, Вы собираетесь создавать семью, и Вам будет очень сложно без поддержки, которую бы Вам могла оказать работа в Конторе. Кроме того, после отказа Ваша дальнейшая работа в нашей фирме будет бессмысленна, а посему я буду вынужден уволить вас обоих. Вы готовы оказаться без средств к существованию?
– И всё-таки я рискну отказаться. У меня есть на то свои причины. И впредь я попросил бы Вас не вмешиваться в мою личную жизнь и не играть в заботливого начальника – у Вас это не очень хорошо получается. Завтра я напишу заявление об увольнении. До свиданья, – развернувшись, я не спеша направился к выходу.
– Я дам Вам ещё два дня на раздумья, господин Королёв. Два дня… – проговорил мне вслед директор, но я его не слушал.
Вечером мне позвонил Кеша. Тогда я уже знал, кто он и где работает – до того момента, как я узнал о Конторе, несмотря на наши тёплые дружеские отношения, он держал это в секрете.
– Ваня, сегодня я разговаривал с господином Логаном. Он очень расстроен твоим отказом. Сказать по правде, я тоже. Мне очень хотелось работать вместе с тобой. Зачем ты это делаешь? Из принципа? Мне ли тебе объяснять, Ваня, что в наше время принципы отходят на второй план. Я знал твоего отца и понимаю, что сейчас ты думаешь, что он бы не одобрил твою работу в Конторе, но, поверь мне, зная о перспективах, которые открываются перед тобой, твой отец гордился бы тобой и был бы счастлив от этого.
– Кеша, ты всегда понимал меня и поддерживал, пойми и сейчас. Дело не только во мне, дело ещё и в Ане. Она очень не хочет, чтобы мы работали в Конторе. Я готов с ней согласиться. Ты же знаешь, что такое любовь. И ещё ты мой друг, и я очень надеюсь, что останешься им в независимости от моего решения. Прошу, прими его, как своё собственное.
– Значит, на твоё решение повлияла Аня? Что ж, тогда мне сложно противостоять ей. Вы ещё дети и не ведаете, что творите. Контора не прощает ошибок, – процедил Кеша и положил трубку.
Если бы я знал, что натворил, рассказав Кеше об Аниной просьбе.
В тот вечер мы долго гуляли с Анютой. У нас было особое место. С территории заброшенного химического завода открывался отличный вид на реку. Каким-то образом нам удавалось не замечать уродливых остатков производства и видеть только великолепный пейзаж. Но главное, что мы были там только одни. Я сказал Ане, что отказался от работы в Конторе, и, глядя на то, как она обрадовалась этому, понял, что сделал всё правильно. После этого она решилась сказать мне то, что я должен был знать:
– Королёк, ты сделал правильный выбор. У нас ещё вся жизнь впереди, мы сможем сделать её такой, о которой всегда мечтали. Теперь я ничего не боюсь, потому что знаю, что люблю тебя. У нас будет ребёнок.
Эта новость стала просто невероятной. Несмотря на то, что теперь мне следовало всерьёз задуматься над нашим будущим, я был счастлив так, как не был счастлив никогда. Сиял очень красивый закат. Мы сидели на набережной и наблюдали за тем, как солнце уходило за горизонт. Стояла такая ранняя и теплая весна, только что расцвела сирень. Мы были уверенны, что впереди у нас целая жизнь, которую мы проживём, веря в любовь и честь. От этого на душе становилось ещё теплее.
– Родная, посмотри какой красивый закат, разве ради этого не стоит жить?
– Ради этого не жалко и умереть… – немного печально прошептала Аня.

4 апреля 2015 года,
10:00

Мы заспались допоздна в тот день в моей квартире. В прошлый вечер я был так ошеломлён и счастлив от новости, которую мне сообщила Аня, что как-то и не успел сделать ей предложение, а она ждала этого. Кроме того, я решил сделать всё красиво.
Я встал раньше Ани и тихо оделся, собираясь купить ей кольцо и лилии – она очень любила их – и тогда уже во всеоружии сделать то, что должен был сделать.
Когда я выходил из комнаты, то посмотрел на Аню. Она ещё спала, такая красивая, спокойная и счастливая. Я в последний раз взглянул на неё и вышел, оставив ей короткую записку: «Солнце, доброе утро. Никуда не уходи, я скоро вернусь. Я тебя люблю»
Мне не пришлось долго искать, где купить кольцо, больше времени я потратил на его выбор. Да и с цветами было то же самое. В итоге, я проездил почти два часа.
Когда я входил в квартиру, то обратил внимание, что дверь была незакрыта, подумав, что забыл её запереть. Но это было не так. В прихожей и комнатах стоял беспорядок, нехорошее предчувствие сжало сердце. Я вбежал в нашу комнату и увидел Аню. Она лежала на полу вся в крови, без сознания, но была ещё жива. Я выронил цветы, и они разлетелись по комнате. Я собирался что-то предпринимать, но тут она очнулась и сказала:
– Как хорошо, что ты пришёл, Королёк…
– Солнце, что произошло? Кто это был?
– Я не знаю, наверное, грабители…
– Неважно, я найду их. Сейчас лучше молчи. Я вызову скорую.
– Не надо, просто побудь со мной. Мне так легче…
– Ты вся в крови, надо…
– Помнишь, как мы познакомились, как столкнулись? Я тогда сразу поняла, что влюблюсь в тебя… – глаза у нее лихорадочно блестели.
– Ты так сердито посмотрела на меня, что я подумал, что ты меня съешь, – сквозь слёзы улыбнулся я.
– Как бы я хотела посмотреть на наших детей, они были бы такие хорошие…
– Посмотришь, сейчас я…
– Королёк, ты всегда был наивнее меня…
– Не уходи, не бросай меня, я без тебя не смогу.
– Сможешь, я прошу тебя. Потому что я, – Аня уже с трудом выговаривала слова, – люблю тебя…
Это были последние слова, которые она сказала. Через несколько секунд девушка, которую я считал смыслом своей жизни, была уже мертва. Мне лишь оставалось шептать, глотая слёзы: «Я тоже люблю тебя».
Последним, что я помнил, был укол в спину. Тогда я даже не мог догадываться, что это был УТП…
 
4 апреля 2020 года,
23:00

Передо мной на столе лежало письмо в конверте. Сначала я не понял, что означала надпись на нём: «Вспомни и отомсти…». Внизу стояла подпись: «Доброжелатель». Внутри конверта было несколько бумажек. Первой из них оказался документ с атрибутами защиты Конторы – мне приходилось сталкиваться с такими. В тот момент наиболее важным для меня являлся факт, что такой документ практически нельзя было подделать. Он был следующего содержания:

Директору ГЛКК(ве)
Джону Логану,
агент третьего уровня,
начальник отдела
биологических разработок
Червоненко И.С.
Служебная записка

Я, Червоненко Иннокентий Сергеевич, считаю своим долгом уведомить Вас о целесообразности разработки операции по вербовке с целью дальнейшего сотрудничества Королёва Ивана Сергеевича. Также настаиваю на применении ранних вариантов образца УТП для полной гарантии контроля над объектом. Кроме того, применение вышеуказанного препарата к объекту позволит наблюдать за динамикой восприятия или отторжения организмом данного препарата в условиях максимального контроля над информированием объекта о его прошлом в его привычной среде. Прошу также назначить меня главным в данном эксперименте.
3 апреля 2015 года.

Конечно, содержание записки шокировало меня, но я не мог понять, что означал тот эксперимент, о котором писал Кеша, и решил посмотреть вторую бумагу:

Директору ГЛКК(ве)
Джону Логану,
агент второго уровня,
начальник отдела
внутренней безопасности Комплекса
Сливцев П.П.

План операции «Вербовка кадров»
Основываясь на служебной записке агента третьего уровня Червоненко И.С. и Вашем личном распоряжении, прошу утвердить следующий план по установлению контроля над объектом Королёвым Иваном Сергеевичем.
1)Учитывая тот факт, что, по заявлению господина Червоненко, на решение об отказе от сотрудничества объекта с Конторой влияние имеет госпожа Кречетова А.К., целесообразным считаю разработать схему её устранения:
а) операцию по устранению Кречетовой предлагаю назначить на 12:00 4 апреля сего года;
б) для проникновения в квартиру предлагаю приобщить к операции стажёров отдела научной подготовки Резникову А. и Панченко А.;
в) после того, как они под видом молодой пары проникнут в квартиру, оперативники моего отдела тяжело ранят госпожу Кречетову для того, чтобы объект мог застать её живой. Это будет сделано, основываясь на личной просьбе агента Червоненко, опирающейся на чистоту эксперимента.
2) После того, как объект пронаблюдает смерть госпожи Кречетовой, ему будет введена доза запрограммированного УТП, после чего вся квартира будет очищена от следов пребывания в ней госпожи Кречетовой. Далее объект оставят в квартире в естественной его среде обитания.
3) После этого все дальнейшие операции с объектом будет проводить агент Червоненко.
3 апреля 2015 года.

Перед моими глазами начали появляться какие-то разрозненные картинки: закат, фотографии, затем комната в крови и цветах… Мне становилось тяжело думать, но я всё же заставил себя прочитать следующий документ.


Директору ГЛКК(ве)
Джону Логану,
агент третьего уровня,
заместитель начальника отдела
внутренней безопасности Комплекса
Сливцев П.П.

План операции «Смерть за панацею»
Основываясь на отказе объекта Королёва Сергея Васильевича сотрудничать с Конторой, на важности его открытия в области борьбы с онкологическими заболеваниями, целесообразности дальнейшей разработок в этой области, а также на служебной записке агента третьего уровня Червоненко И.С. и агента второго уровня Ветрова Э.П. и устном заявлении господина Клементьева П.С., прошу утвердить следующий план по устранению объекта и установлении полного контроля над его разработками:
1) Объект будет устранён сотрудниками отдела внутренней безопасности Комплекса. Инцидент будет тщательно замаскирован под несчастный случай – ДТП.
2) Будет проведена работа по дискредитации объекта в научной сфере, его разработки будут представлены как лженаучные, а затем полностью засекречены и поставлены на исследование в ГЛКК(ве).
3) В будущем также считаю целесообразным провести работу по вербовке сына объекта – Королёва Ивана Сергеевича, который является ценным научным кадром в области инженерных разработок. Для этого предлагаю полностью ограничить доступ Королёва И.С. к счетам объекта, а также конфисковать его имущество.
19 марта 2014 года.

Я начал понимать, что произошло тогда с моими родителями, и как с этим был связан Кеша и Контора. Мне становилось всё хуже, в голове шумело и перед глазами ещё больше мелькали картинки. Я читал дальше:

Директору ГЛКК(ве)
Джону Логану,
агент третьего уровня,
начальник отдела
биологических разработок
Червоненко И.С.

Отчёт о разработке
В этом году нами было открыто вещество, способное регулировать человеческую память. Мы назвали его Универсальный Трансформатор Памяти (сокращенно, УТП) – при соответствующем программировании оно способно влиять на некоторые участки памяти. При этом объект совершенно не подозревает о том, что он не помнит часть своей жизни. Участки, на которые влияет УТП, могут варьироваться от часов до нескольких лет. Также нами разрабатывается метод программирования УТП не по временному промежутку, а по событиям. Например, мы можем заставить объект забыть о том, что он на протяжении нескольких лет посещал театр при полном сохранении остальных воспоминаний из этого временного периода.
УТП является одной из важнейших разработок нашего отдела, а посему прошу расширить финансирование этой темы.
17 января 2014 года.

Следующей бумажкой был лист с одной-единственной напечатанной на ней надписью: «Прости. Отомсти». Я достал последнее из содержимого конверта – фотографию. На ней была изображена девушка. Хоть на первый взгляд я не был с ней знаком, но почему-то она казалась мне такой родной и любимой. Внутри меня что-то заболело – так, как болело часто в последние года, но намного сильнее. Мне казалось, что я могу вспомнить её имя, могу… Я на секунду закрыл глаза, а когда открыл, прошептал: «Аня…»
В ту ночь соседи долго слышали истошный крик, доносящийся из моей квартиры…

27 марта 2025 года

И всё же интересное существо человек. Для чего он мстит? Неужели от этого становится легче, или местью можно вернуть дорогих тебе людей? Что побудило меня начать игру, которая сделала меня серийным убийцей? Не знаю… Могу только догадываться. С утратой родителей, любимой и ребёнка, несмотря на то, что мне пришлось надолго забыть об этом, я потерял и смысл жизни. Когда я вспомнил всё, мне оставалось только одно – мстить за будущее, которое у меня отобрали. Отобрали из-за жалких денег и власти. И я решил обратить их оружие против них же.
Пять лет назад мне пришёл конверт, который восстановил мою память и нейтрализовал действие УТП. Тогда появился Апрель. Моё первое убийство было спонтанным и неожиданным даже для меня. В коридорах Комплекса я встретил одного из оперативников, который по документам, присланным мне таинственным Доброжелателем, участвовал в операции по убийству моих родителей. И я не сдержался…
Я проследил за ним и в ближайшей тёмной подворотне сделал то, что хотел в тот момент. Я постарался не оставить следов, но всё же думал, что меня быстро вычислят. Я ждал, когда за мной придут, а они всё не приходили. И в этом ожидании у меня росла ненависть. Ненависть к тем, кто забрал у меня всё. Я понял, что нужно делать.
Если бы я убивал только людей, причастных к операциям по устранению моих отца и матери, Ани, то, конечно, меня бы вычислили в два счёта. Мне пришлось импровизировать. Убивать невиновных не было смысла, потому что тогда я превратился бы в обычного маньяка. А вот немного зачистить доблестные ряды сотрудников Конторы можно было смело. И я начал копать и нашёл информацию о многих операциях, которые проводились отделом внутренней безопасности ГЛКК(ве), об уродливых опытах, которые ставились над людьми. В этом мне тоже помогал таинственный друг, который прислал мне письмо с фотографией Ани. Я не знал, что ему было нужно, и иногда мне начинало казаться, что моими руками он просто чистит неугодных ему людей. И поэтому, чтобы не быть бесплатным киллером, мне приходилось перепроверять всю информацию. Конечно, я не забывал и о своей личной мести. Отец говорил мне когда-то: «Если ты собрался мстить, то делать это нужно красиво». Так я и делал.
Между тем, как я расправлялся с убийцами родителей, я начал и разработку плана мести тем, кто участвовал в операции по убийству Ани и введении мне УТП. Я добился перевода Антона и Лики в свой отдел – именно они были теми стажёрами, которые под видом пары влюблённых позволили оперативникам проникнуть в наш дом. Когда они были рядом, мне стало удобно следить за ними. Кроме того, я просто хотел понять, как двое молодых людей, ещё почти детей, могли согласиться на такое. Для этого нужно было узнать их поближе.
На людях не изменил я своего отношения и к Кеше. Он так долго казался другом, и мне было больно признавать тот факт, что это всё оказалось спланировано и подстроено. Но я смог…
И всё же я не считаю себя маньяком. Я не получал удовольствия от убийств, и даже удовлетворение от мести не приходило. Мне начинало казаться, что я делаю это от скуки. Но это было не так. Когда я вспоминал родителей, Аню, всё вновь обретало смысл.
Позже я начал задумываться об ещё одном аспекте. Мне стало казаться, что просто убийство не несёт под собой никакого смысла, ведь это ускорение неизбежного. И тогда пришла идея о создании организации, которая была бы в состоянии бороться с Конторой. И я создал такую организацию и назвал её Коалиция Мести. В неё входили агенты секретных спецслужб, военные и обычные фанатики. После этого моя «работа» значительно упростилась, но вместе с тем процесс стал более неконтролируемым. Положение дел усложнял ещё один факт.
Каким-то образом Кеше и его брату Павлу Сергеевичу удалось узнать, что я всё вспомнил, а вот про мою месть они не догадывались. Это было катастрофой для их эксперимента. Неудивительно: УТП уже должен был поступить в производство, и тут они узнают, что его действие на человека нестабильно. Да, это был первый подобный случай. Ещё всё каким-то образом всплывает на столе у Логана. Это стало шоком для них. И они снова тайно ввели мне УТП, уже модифицированный, в надежде на то, что результаты быстро окажутся положительными. Но мне снова помог Доброжелатель. Новым конвертом он освежил мою память, и через несколько месяцев я снова был в игре.
В прошлом году я покончил с убийцами родителей, теперь мне оставалось разобраться с людьми, виновными в смерти Ани. Для каждого из них я придумал необычную месть, которую готовил все эти пять лет. В тот день прошло ровно одиннадцать лет с того момента, как я познакомился с Аней и чуть больше одиннадцати лет, как погибли мои родители. Теперь я готов был поставить точку во всех этих играх. Работать в Конторе я больше не собирался, но и просто так они бы меня не отпустили. Самым простым вариантом развития событий была инсценировка моей смерти. Сделать это было проще простого, ведь я являлся тайным руководителем организации, ведущей борьбу с Конторой, и в то же время работал в ней. Оставалось просто отдать приказ своим людям о том, чтобы они убили агента второго уровня ГЛКК(ве) Королёва Ивана Сергеевича, и подробно описать схему убийства. А потом я бы уже придумал, как мне сделать так, чтобы меня считали мёртвым и в Конторе, и в моей организации. Тогда бы исчез и Апрель, а я бы уехал куда-нибудь по поддельным документам и постарался забыть обо всём этом ужасе и начать нормальную человеческую жизнь. Средств и возможностей у меня на это хватало. Через несколько дней исчез бы Королёв, а через неделю не стало бы и Апреля. И тогда мой план бы сработал.
Кеша позвонил мне поздно вечером…

21 ноября 2001 года

На следующий день после того, как отца ранили, мы с мамой пришли в больницу. Его состояние было уже стабильным, и нас пустили к нему. Мы зашли в палату. Отец лежал с закрытыми глазами, но затем открыл их и, увидев нас, слабо улыбнулся. Мама вздохнула:
– Ну как ты, Серёжа?
– Да нормально, как видишь, немного подкачал, а так ничего…
– Серёжа, родной, ну почему ты всегда лезешь туда, куда тебе не надо лезть?
– Ты считаешь, что мне не нужно было вмешиваться, когда двое били одного?
– Ты же не только себя поставил в опасность, ты ещё и ребёнком рисковал.
– Я думаю, мы не должны говорить об этом при нём…
Затем мы немного посидели с отцом, поговорили, и мама собралась уходить вместе со мной, но он остановил меня, сказав ей:
– Ваня тебя догонит, ты иди, до завтра, дорогая.
– Смотри мне тут, не балуйся, – улыбнулась мама и ушла.
– Ты тоже считаешь, что я поступил неправильно, вмешавшись в драку? – посмотрел на меня отец.
– Но тебя же могли убить, нужно было просто поехать домой, как говорили те дяди.
– Ясно… этот момент в тебе я до сих пор упустил. Помнишь, мы говорили с тобой о справедливости, добре и зле?..
– Да, но ты ничего не упоминал мне о таком, как было вчера…
– Не перебивай меня, прошу. Так вот, когда двое бьют одного в независимости от причин, – это плохо, несправедливо.
– Но ты же говорил, что я не должен требовать справедливости от других?
– Правильно, не должен, но когда ты видишь всё это и проходишь мимо, ты тоже поступаешь несправедливо. Ты понимаешь, о чём я?
– Но я же ничего не делал, я ни в чём не виноват…
– Иногда то, что ты ничего не сделал, бывает хуже, чем то, что ты сделал что-то не так. Ты должен помнить об этом. Быть настоящим человеком сложно, но именно это отличает тебя от других. Ты же хочешь быть настоящим человеком?
– Хочу, очень хочу, – честно ответил я.
– Тогда запомни ещё одну истину: нельзя проходить мимо, когда двое бьют одного.
– Нельзя проходить мимо, когда двое бьют одного, – тихо повторил я.
– Вот и молодчина, – улыбнулся отец, – а теперь беги к маме – она наверняка уже заждалась тебя. Да, кстати, мужчина, которого мы вчера выручили, лежит в соседней палате. Он очень приятный мужчина, тоже врач, зовут его Павел Сергеевич Клементьев. Я обязательно познакомлю тебя с ним. До завтра, сынок.
– До завтра, папа, – попрощался я с отцом и вышел из палаты. После этого случая отец отдал меня ещё и в секцию самбо.

4 апреля 2025 года

Этот мир прогнил до основания. Иногда мне кажется, что ему нужна хорошая встряска. Слишком долго человечество жило без серьёзных потрясений, войн, люди забыли, каково оно, жить одним днём и в то же время мечтать о светлом будущем, умирать за честь и любовь, и, умирая, верить в жизнь. Люди засели в своих домах перед телевизорами и интернетом, они ездят на работу, потому что их так научили с детства, любят свою жену или мужа, потому что так правильно, спят с любовниками, потому что так заведено, воспитывают детей из любви к ним, а ещё потому, что так положено. Это общество не знает границ и национальностей, оно всемирно и международно, оно идеально для порабощения, оно – продукт промывки мозгов, которая проводилась почти восемьдесят лет. Я знал, что финальный этап уже не за горами. И от этого мне становилось противно.
За последнюю неделю произошло много событий. План по убийству Королёва Ивана Сергеевича с треском провалился. Естественно, объект в назначенном месте не появился. Сначала я думал, что подопечные Апреля вынуждены были импровизировать, но потом понял: кто-то перехватил мои переговоры, и начал руководство операциями. Это не могло меня не волновать. Итак, за эту неделю моими подопечными были совершены ещё две попытки убить меня. Но они оказались безуспешными: в первый раз в клинике я сам смог защитить себя, второй – в театре с Ликой – мне помогли. Кто помог? Я мог только догадываться. По моему мнению, это были люди Павла Сергеевича. Они защищали свой эксперимент, пока он не был завершён. Парадокс, но чтобы убить, Павлу Сергеевичу пришлось сначала меня защищать. А вот убить меня ему тоже не удалось. Это уже было полностью моей заслугой. Но у меня оставалась ещё одна незавершённая игра.
Я ехал на встречу, которую сам назначил. Я давно не был в том месте, в котором она должна была состояться – десять лет и один день. Когда-то я очень любил его, но мне казалось, что и в тот день оно очаровало меня. И пусть это был заброшенный химический завод, и пусть он был уродлив. Но всё же там оставался очень красивый вид на закат, а ещё там мне никто бы не помешал. Теперь оставалось лишь затаиться и наблюдать, как на сцену выходят действующие лица. Лишь бы они были пунктуальны…
Первыми пришли Антон и Лика. Выйти на них мне было несложно, ведь на такой случай у нас был особый канал связи. Похоже, за время их бегов они очень сблизились. Я  сам помог Тонику добиться Ликиного расположения. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. К сожалению, мне придётся нарушить эту идиллию двух сердец. Вторым пришёл Сливка, а Эдуард Анатольевич – мой начальник – как всегда немного опоздал.
Они смотрели друг на друга с недоумением и задавали глупые вопросы, типа: «А ты что здесь делаешь?». Сливка даже попытался арестовать Лику и Антона, но уже было поздно: настал мой выход.
– Добрый вечер, дама и господа. Я думаю, никому из вас не нужно объяснять, зачем мы все здесь собрались. Да, все вы так или иначе сотрудничали с Апрелем.
– Так и знал, что ты у него тоже на крючке, – рассмеялся Сливка, – на чём он тебя? Кстати, где он, вроде обещал прийти сам?
– Павел Павлович, Вы идиот, – спокойно улыбнулся я, – Апрель свои обещания сдерживает. Апрель обещал – Апрель пришёл.
После этих слов я достал пистолет и четыре шприца с заранее запрограммированным мною в лаборатории Кеши УТП.
– Что, Апрель, ты?.. – начал было Сливка.
– Советую никому не дёргаться, если действительно хотите сохранить свои жалкие жизни. Да, Апрель – это я. Признаюсь, подцепить вас на крючок было проще простого, ведь у всех вас оказались грешки. На это я и насел. Удивительно, как легко вы предали то, чему посвятили годы своей жизни. Неужели это правда, что в Конторе работают только подонки…
– Послушай меня, не знаю, что ты о себе возомнил… – начал было Тоник, но я его перебил:
– Помолчи, сопляк. Твоя очередь придёт, поверь мне, – я выстрелил в него дротиком с обездвиживающим препаратом. Пока мои оппоненты не опомнились, я сделал то же самое со Сливкой и Эдиком. Вот только с Ликой не успел… Она превзошла все мои ожидания. Лика выхватила у обездвиженного Тоника пистолет и выстрелила в меня. Пуля попала в руку, и от неожиданности я выстрелил в неё из пистолета. Она упала, и больше не двигалась – я убил её. После этого Тоник угрожающе зарычал – это всё, что он мог сделать в тот момент.
– Ну не рычи так, Тоник, – с сарказмом сказал я, – скажу честно, я не хотел её убивать. Но всё вышло так, как вышло. Может быть, это будет ещё мучительнее для тебя – помнить её и не знать, что с ней случилось. Ведь моя участь была намного хуже. Господа, сейчас я введу вам УТП. Уверен, вы все знаете, что это такое. Вы забудете эту встречу, вы забудете то, что сотрудничали с Апрелем, а вот документы, подтверждающие ваше предательство лягут на стол к Логану. Вам придётся бежать, не зная своей вины, а если вы не убежите, то не мне вам рассказывать, как Контора обходится с предателями. Ваша жизнь будет ужасной, и мне кажется, что эта месть лучше, чем просто убийство. Но перед тем, как я сделаю то, что собираюсь сделать, хочу сказать, за что вы все наказаны. Вы будете страдать за то, что натворили в Конторе, за то, что сделали с моей любимой и неродившимся ребёнком. Помните операцию «Вербовка кадров»? Вы помните Аню Кречетову? Тогда вы и помните, что с ней случилось из-за вас. А теперь получайте то, что заслужили, и почувствуйте себя в моей шкуре.
У каждого из них были испуганные и почему-то немного недоумённые лица. Но я уже не обращал внимание ни на что. Я просто по очереди вводил им УТП. Через несколько минут они заснули.
У меня оставалось ещё много вопросов, на которые я пока не нашёл ответы: кем был Доброжелатель, кто замещал меня на месте Апреля в последнюю неделю, и главное, какова вина Логана во всём случившемся. В любом случае, мне было ещё слишком рано исчезать. Коалиция Мести только начинала свою деятельность, и я мог превратить её в мощнейшую организацию. Я жалел только о Конане, о том, что он погиб из-за меня. Похоже, он действительно один оставался моим другом. А единственное, в чём я был по-настоящему уверен, так это в том, что я уже ничего не хотел забывать.
Я сидел на том же месте, где сидел десять лет и один день назад вместе с ней. Почему я не мог просто жить, любить, быть отцом своих детей? Я не заслуживал ? Наверное, никто не знает ответа на этот вопрос. Был такой же красивый закат. Ради него стоит жить, ради него не жалко и умереть.

Конец первой части.



Часть вторая

Пролог

Изменяя свое сознание,
Вы сами создаете свою Вселенную.
Уинстон Черчилль.

4 апреля 2027 года,
18:20

Я подтянул его к бетонной плите и прислонил к ней, а сам сел напротив и сказал:
– Хочу рассказать тебе одну историю, хотя я уже сам не уверен, была ли она на самом деле. Я родился в семье, где честь и истина ценились дороже всего остального в этом мире. И меня так воспитывали. Я думал, что найду людей, которые разделяют мои взгляды на жизнь, но я ошибался…

15 февраля 2027 года,
10:00

Лишний раз убеждаюсь, какое интересное существо человек. Когда он работает, не находя времени даже на себя, он только и делает, что мечтает об отдыхе. Человек портит жизнь окружающим своим кислым видом и постоянными заявлениями о том, как же он устал и хочет отдохнуть. Но вот у него появляется свободное время, и он не знает, что с этим временем делать. Человек вспоминает о своих хобби, увлечениях, думает, что они его спасут. Потом обращается к друзьям и товарищам, но у них-то сейчас лишь период мечтания об отдыхе. И потом человек понимает, что лучше бы он работал без всякого отдыха, ведь он всё равно не знает, что с ним делать, только чувствует себя бесполезным и ненужным. Но проходит время, и он привыкает к этому состоянию, и ему так же сложно становится представить себя работающим. А работа ждать не любит. И приходится несчастному снова с кислым видом портить всем жизнь, заявляя, как он хорошо провёл свой отдых. И всё повторяется по новой.
Возможно, такой круговорот характерен лишь одиноким людям, к коим относился и я. Наверное, я сам в этом виноват, если не считать тех людей, которым я уже отомстил. Не хотелось думать о них в то утро, потому что я уже почти забыл их – по-настоящему, без всяких УТП, тем забвением, которому предусмотрительно научила нас природа. Тем более, что они практически все уже были мертвы. Мой бывший начальник Эдуард Анатольевич Ветров не был достаточно проворным, и Контора очень быстро нашла его. Я даже и не хотел думать о его дальнейшей участи, но был уверен, что она не отличалась от участи других людей, предававших Контору. Павел Павлович Сливцев был более осмотрительным, чтобы не попасться в лапы своей бывшей организации, но не настолько, чтобы не связаться с ненужными людьми. Его нашли в мусорном баке всего изрезанного и избитого. Об этом я узнал из сводок ООК. Единственным, чья судьба мне оставалась неизвестна, был Антон. Что-то мне подсказывало, что этот парень ещё доставит мне хлопот. Возможно, я сделал ошибку, когда не отправил его вслед за Ликой.
Итак, я был одинок, но не настолько, чтобы не знать, чем заняться в свободное время. У меня была работа над проектами в НОК, а ещё я оставался руководителем одной из мощнейших организаций сопротивления распространению влияния Конторы и бернской группы. За два года Коалиция Мести благодаря мне очень окрепла. У неё появилась чёткая структура и субординация. К каждой фирме, которая находилась в подчинении у Конторы, были приставлены специальные ячейки КМ. Отделы Конторы на местах находились под наблюдением местных отделений Коалиции. Слежку за ГЛКК(ве) я взял на себя вместе с главной группой КМ. Я был также рад осознавать, что и в других регионах мира появлялись организации, подобные КМ, и постепенно старался наладить связи с ними, а в перспективе намеревался объединить наши усилия.
Личность Апреля по-прежнему оставалась неизвестной никому, кроме меня, конечно. Мне не нужны были лишние проблемы. Многие, кого я вербовал в КМ не были достаточно надёжными и проверенными, хотя и те, кому можно было хоть немного доверять, вряд ли бы правильно растолковали тот факт, что глава подпольной организации, ведущей борьбу с Корпорацией Зла (так мы называли Контору), занимает в то же время в ней одну из ведущих должностей. Да, два года назад я стал начальником НОК(и) ГЛКК(ве). Теперь я уже нисколько не жалел о том, что решил остаться и продолжить свою игру, ведь в ней была вся моя жизнь.
Доброжелатель активно сотрудничал со мной. Мы общались с ним по почте и ICQ. Я так и не смог установить его личность, при всех возможностях своей должности. Он по-прежнему продолжал сдавать мне особо отличившихся агентов, раскрывать фирмы, которые тайно работали на Контору. У него явно был талант к розыскным мероприятиям, и я подозревал, что он и сам был действующим или бывшим агентом Конторы. Как бы то ни было, он один делал оперативной работы больше, чем все мои подчинённые из КМ вместе взятые, и, тем не менее, занять какую-либо должность в ней отказывался.
Вот такими были основные изменения в моей внешней политике за эти два года. Во внутренней политике всё было почти по-старому. Я всё так же оставался один, и не собирался больше заводить друзей. Мне хватило Кеши, а воспоминания о Конане и вине перед ним не давали мне покоя. Я не мог забыть Аню, а потому и не мог влюбиться.
Обо всём этом я думал в то утро, когда проснулся непривычно поздно для себя и понял, какое же всё-таки интересное существо человек. В тот день у меня был выходной, и я не знал, чем себя занять. Мне пришлось импровизировать.

15 февраля 2027 года,
18:00

Мне позвонил Джон Логан и пригласил к себе домой поужинать. Мы уже давно с ним были в хороших отношениях – по крайней мере, он оставался в этом уверен. Я был немного другого мнения о происходящем. После того, как два года назад я расправился с участниками операции по устранению Ани, Логан стал моей основной целью. Это было и объективной (как руководителя КМ), и субъективной (как человека, по максимуму пострадавшего от него) необходимостью. Но отомстить директору главного органа Конторы в Восточной Европе и выйти сухим из воды было задачей не из простых. Как говорится, месть – это блюдо, которое подают холодным. Это было по мне, главное, чтобы это блюдо не успело прокиснуть.
Через час я уже был у Джона дома. Похоже, в тот день ему тоже нечем было заняться, как это не парадоксально звучит применительно к директору ГЛКК(ве). Меня встретила Мери Логан – дочь Джона. Ей было двадцать лет, но она по-прежнему жила с родителями. С тех пор, как я стал вхож в дом к Логану, я замечал, что она ко мне явно неравнодушна. Да, пусть я был на пятнадцать лет старше её, у меня непонятно откуда в волосах проклёвывалась седина, на лице была пара небольших едва заметных шрамов и благодаря моим покойным друзьям из ООК не доставало одного с половиной пальца на правой руке, но я ведь всё равно оставался «очаровашкой». И не воспользоваться этим было бы преступлением. Тогда я не знал, зачем мне пригодятся особые отношения с дочерью Логана, но был уверен, что лишними они для меня не будут.
– Добрый вечер, Машенька! – приветливо улыбнулся я. Мери любила, когда я называл её Машенькой, хотя лично у меня это имя ассоциировалось с творожком в коробочке, ну, и ещё со сказкой о трёх медведях. Но даже после того, как я сказал Мери об этом, она ещё больше стала просить меня так её называть.
– Привет, Ваня, – не менее приветливо ответила она, – папа скоро придёт, а пока проходи.
Войдя в гостиную, к своему глубокому удивлению я понял, что мы находились в квартире одни. Да, это было в стиле Джона – пригласить и самому опаздывать. Интересным он был человеком, да и скотиной тоже отменной. Но Мери, конечно, об этом ничего не подозревала. Она была в полной уверенности, что её папа начальник крупного научно-исследовательского центра и по совместительству честный бизнесмен. Хотя, в то время это словосочетание уже становилось архаизмом. Обидно, но факт…
Мы сидели и молчали где-то минуту. По телевизору показывали какой-то бред, призванный запудрить бедному обывателю его и так уже по полной запудренный мозг. Но мы оба делали вид, что нам интересно – просто поговорить было не о чем. Мери решилась нарушить тишину:
– Какая сегодня прекрасная зимняя погода, неправда ли, Ваня? – начала она. – Я бы так и гуляла часами по городу, всё в снегу, как в сказке.
Ну вот, ещё одна тургеневская девушка свалилась на мою голову, – подумал я и ответил:
– Да, погода просто прекрасная. Я тоже люблю погулять под снегом и не обращаю внимания на холод.
На самом деле мне было абсолютно наплевать на погоду. А ещё, я очень не любил разговоров о ней по одной простой причине: когда речь заходит о погоде, значит, собеседнику не о чем больше поговорить. Это была прописная истина, подмеченная мною ещё давно, и она работала, как часы. Поэтому обычно я старался избегать этой темы, но Мери-то об этом не знала. Наивная девочка искренне пыталась меня чем-то увлечь, а возможно, у меня просто слишком было завышено самомнение.
– Так, может, вместе погуляем? – оживилась Мери. – Раз ты так любишь прогулки, и я тоже.
Мне с трудом удалось сдержать улыбку. Увы, но к тому моменту я уже давно вышел из возраста, когда моё сердце трепетало от прогулок с красивой девушкой. Не потому, что я был зрел или стар (пристрелил бы того, кто сказал бы мне, что тридцать пять лет – это не молодость), а скорее потому, что стал просто другим – рациональным, холодным, жестоким. В моих делах это было неизбежно. А ещё, я помнил об Ане. Но непонятно почему я сказал:
– Да, было бы неплохо.
– Вот и договорились, – удовлетворённо вздохнула Мери.
Далее мне пришлось отпугивать тишину весёлыми историями о своей работе в Конторе. Их у меня было много, только не все в связи со спецификой своей деятельности и нежеланием Джона говорить своим детям о том, чем он занимается, я мог рассказать. Но Мери веселилась, и я был спокоен.
Нашу беседу прервал Джон со своей женой Люси и пятнадцатилетним сыном Питером. Они вернулись из мини-турне по магазинам города. Да уж, деньги в сочетании с неистовой любовью их тратить дают очень действенное для маркетологов сочетание. И, несмотря на трезвый ум Логана, ему приходилось позволять своим родным это делать. Но Мери не была такой.
Мы тихо, спокойно поужинали за милой и бессмысленной беседой. Я уже собирался выходить, но Джон позвал меня на пять минут покурить. Мы вышли на балкон, и он сказал, словно издеваясь:
– Какая прекрасная погода, Ваня, правда?
– Но ты же меня не на погоду посмотреть позвал?
– Ну вот что ты за человек, ты не умеешь любоваться красотой.
– Для этого я стараюсь остаться наедине.
– Ну да ладно. Через неделю в Риме будет собрание членов бернской группы, меня пригласили в нём поучаствовать.
– Что ж, поздравляю. Немногим удаётся побывать на таком мероприятии.
– Поздравь и себя, Ваня. Мне посоветовали взять с собой помощника – лучшего из своих подчинённых. Я решил взять тебя.
– Надеюсь, это не из-за наших товарищеских отношений, потому что так я не поеду.
– Нет, Ваня. Ты действительно лучший из агентов нашего отделения Конторы. Иногда мне даже кажется, что ты намного талантливее и умнее меня, и очень скоро мне придётся уступить тебе своё место.
А ты очень проницателен, Джонни, – подумал я, но ответил:
– Только когда ты пойдёшь на повышение.
– Ну ладно, давай не будем упражняться в остроумии. Холодно здесь, – Джон развернулся и направился к двери, но потом остановился, – а знаешь, Мери в тебя не на шутку влюблена. Так что ты либо ответь ей взаимностью, либо не морочь голову. А то я тебя порву, несмотря ни на какие отношения: ни личные, ни служебные.
– Джонни, меня столько людей пугали в этой жизни, что это уже начинает веселить меня. Я порядочный человек и сам в состоянии со всем разобраться, – после этих слов я подошёл к нему очень близко и еле слышно прошептал, – а если что, мы ещё посмотрим, кто кого порвёт.
С ироничным видом я подмигнул ему, а он рассмеялся. Но было видно, что эта фраза была для него неожиданной. Потом я себя ещё долго ругал, что на секунду имел слабость показать своё настоящее лицо. Но Джон, похоже, не придал этому особого внимания. Когда я выходил из квартиры, то попрощался со всеми и сказал дочери Логана:
– До свидания, Мери.
Она посмотрела на меня таким обиженным видом, говорящим: «А где же моё заслуженное «Машенька»», а я лишь метнул саркастический взгляд на Джона и вышел.
А Логаны были правы, – мелькнуло в моей голове, – погода действительно отменная. Может быть, я зря так недооцениваю разговоры о погоде? Я не стал брать такси и отправился домой пешком – благо, мне было не очень далеко.

16 февраля 2027 года

Иногда я сам удивлялся, каким образом мне удалось построить столь чёткий и отлаженный механизм, каким являлась Коалиция Мести, и при этом сохранить своё имя в тайне. Конечно, рядовые члены КМ знали друг друга и в лицо, и по именам. Предательство у нас было очень редким явлением, потому что наказывалось ещё хуже, чем в Конторе. Больше я боялся скрытого врага, коего мог сам себе завести, находясь инкогнито.
В КМ у меня был заместитель – мой верный помощник и соратник по всем вопросам. Я также не знал его настоящего имени и связывался с ним только через Интернет. Он называл себя Бегущим, и этот оперативный псевдоним сохранился за ним во всей Коалиции. Конечно, и Бегущий не знал моего настоящего имени, но наше сотрудничество давало очень хорошие плоды. Мы вместе разрабатывали планы операций и вместе их реализовывали, а когда я не мог из-за работы в Конторе исполнять обязанности председателя КМ, то вверял это право ему. И он меня ни разу не подводил.
В тот день Бегущий написал мне:
– Ты уже слышал? На следующей неделе будет проводиться одно из самых крупнейших собраний бернской группы. Оно состоится в Риме. Там будет практически вся их верхушка и ещё командование всех отделений Конторы. Это наш шанс покончить с ними раз и навсегда.
Я не был столь оптимистичен насчёт этого. Во-первых, совершать теракт в заполненном мирными жителями городе было жестоко, а для осуществления того, что предложил Бегущей, нам бы пришлось как минимум взрывать ядерную бомбу. Во- вторых, получить на время полнейшую мировую анархию было вариантом не самым привлекательным. В-третьих, на место старых пришли бы новые – наследники, и не факт, что они оказались бы лучше, чем предыдущие. Все эти рассуждения я изложил Бегущему, и в итоге, он согласился со мной. После этого я приказал ему:
– Ничего не предпринимать в Риме. КМ ещё не достаточно крепка, чтобы в открытую противостоять группе и Конторе. Если мы совершим теракт или убийство на их собрании, это будет плевком им в лицо. На нас обрушится вся их мощь, и мы просто не выдержим этого. Наше время ещё придёт. Я передам этот приказ в КМ на места. И чтобы ни один из наших товарищей там не засветился. Наблюдателей я отправлю, но только наблюдателей. Конец связи, месть навсегда.
– Месть навсегда.
«Месть навсегда» – это были наши приветствие и прощание. Я ввёл их из личных соображений, и удивительно, но всем они пришлось по душе. Действительно, в нашей организации собрались люди, основной целью которых была именно месть – за себя, за родных, за всех людей, которые страдали от невыносимой жизни, несправедливости, вседозволенности, от того, что в этом мире давно уже были забыты правила, а остались только рамки, придуманные небольшой кучкой людей.

20 февраля 2027 года

Джон поручил мне подготовить материалы для отчёта об основных наших разработках на собрании. Все эти дни я был в работе, и мне почти не хватало времени для руководства КМ. В этом мне помогал Бегущий. А в Конторе на мои сборы работал весь отдел. Один из моих коллег был особо примечательным. Его прислали на место, которое ранее занимал Кеша. Звали его Валерий Викторович Иванов, и, как это ни удивительно, но ему было уже за шестьдесят. Иногда мне даже неудобно становилось ему что-то доказывать, но он всё прекрасно и сам понимал. У него было много историй о жизни, и я часто прислушивался к ним. Валерий Викторович был очень интеллигентным и спокойным человеком, и я даже не мог себе представить, каким образом он попал в Контору. Сам он никогда об этом не рассказывал, зато рассказывал много другого.
Я пришёл в тот день на работу, и попросил Валерия Викторовича подготовить некоторые необходимые мне документы. Он кивнул в ответ и спросил:
– Вы всё в делах, Иван Сергеевич? Готовитесь?
– Да, времени уже почти не осталось, а надо ещё много всего успеть.
– Эх, в молодости всегда хочется успеть больше, чем можешь успеть. В этом вся молодость – в её максимализме.
– Не так я уж и молод, Валерий Викторович, – я указал ему на седину в моих волосах.
– А, это что – просто побочные эффекты Вашей работы. Вы молоды внутри, а это важнее. Поэтому и торопитесь. Знаете, был у меня давно знакомый, тоже всегда торопился. Ходить с ним было невозможно, а к общественному транспорту он бежал, словно за ним гналась стая собак. Это-то и сыграло с ним злую шутку. Как-то он вбежал в метро и увидел поезд. Да так бежал к нему и пытался попасть в закрывающуюся дверь, что, Бог его знает как, его шея застряла в двери. А тут ещё, как назло, машинист неопытный попался – не посмотрел, и сигнализация не сработала. Вобщем, не повезло моему знакомому по-крупному в тот день. До следующей станции он доехал не весь.
Я рассмеялся:
– Наверное, пословица «Поспешишь – людей насмешишь» здесь неуместна.
– Да, Вы правы. Это я к тому, что лучше опоздать на пару минут и приехать в собранном состоянии, чем поспешить и успеть вовремя, но без жизненно важных частей тела, головы, например, в случае моего знакомого.
– Спасибо, Валерий Викторович, за совет, но, думаю, в моём случае будет всё наоборот: если я не успею, то останусь без головы, потому что Джон мне её по самые плечи оторвёт.
– Эх, Джон… Был у меня в молодости ещё один знакомый… Но, впрочем, расскажу Вам об этом в следующий раз, а то я смотрю, Вам опять неудобно сказать мне перестать болтать и начать работать. Да, Иван Сергеевич, жёстче надо быть в наши дни, а то люди Вам на голову сядут.
– Этому с детства надо учиться, а если уж не научился, так поздно и стараться, – с улыбкой ответил я.
Да, знал бы Валерий Викторович, чем я на досуге занимаюсь, он бы не обвинял меня в мягкотелости. И всё равно мне было с ним интересно и спокойно, как ни с кем другим. Люди стали озлобленными, но их нельзя за это винить. Жизнь была такой: если не ты, то тебя. Вот каждый и старался ощетиниться и не допускать к себе никого. Иногда мне становилось очень грустно. Например, когда я говорил продавщице: «Добрый вечер», а она отвечала мне: «Угу». Или когда хотел поднять пожилой женщине упавшую у неё сумку, а она заорала на всю улицу: «Грабят» и стала отпихивать меня. Не люди стали такими, время стало таким. И у этого времени были свои герои, например, Джон Логан – хитрый, изворотливый, готовый в любую минуту проглотить тебя с потрохами. Да, где же наш старина Печорин с его невинными заигрываниями с молодыми девушками и вечной скукой от жизни?
Меня не так воспитывали в детстве, и я не был таким. У меня было много масок, но никто не видел моего настоящего лица. Я боролся с тем, что ненавидел, и именно поэтому два года назад я остался в КМ, именно поэтому продолжал работать в Конторе, потому что у меня была цель, и были средства для её реализации. Но тогда я даже не мог догадываться, к чему меня это в итоге приведёт.

21 февраля 2027 года

Я отдал последние указания в КМ на места и на некоторое время поручил руководство Бегущему. Я не хотел светиться в Риме в роли Апреля – наверняка, все наши гостиничные номера будут нашпигованы аппаратурой слежения. Поэтому в какой-то степени на эти дни у меня образовался отпуск – и от обязанностей председателя КМ, и от моих дел в Конторе. А на своём столе я оставил присланный мне конверт с подписью «Доброжелатель» и предостережением: «Не лети в Рим». Но мне уже некуда было отступать.
Мы вместе с Джоном сели в самолёт. Плохой новостью для меня оказался тот факт, что Логаны летели в Рим всей своей дружной семьёй, а значит, Мери будет постоянно крутиться возле меня. Не скажу, что мне это было неприятно, но я давно уже разучился чувствовать себя комфортно в роли принца на белом коне. Да и не нужно это было – по крайней мере, так мне казалось. Но поделать я ничего не мог, оставалось лишь, как говориться, расслабиться и получать удовольствие, пока просто от полёта в бизнес классе.

22 февраля 2027 года,
21:00

Нас всех поселили в гостинице «Неаполитано». Это был самый роскошный отель в Риме, но, учитывая то, какие люди здесь собрались, на это никто даже внимания не обратил. Удивительно, но каким-то образом людям из Центрального ООК удалось оцепить целый квартал. А интересующихся было очень много. Как ни пытайся, но такое событие никогда не пройдёт мимо людских глаз, а тем более журналистских. Так что нам приходилось серьёзно конспирироваться.
Я только что устроился в своём номере, и хотел, несмотря на раннее время, лечь спать, как тут ко мне в дверь постучался Джон:
– Ваня, хватит сидеть взаперти. Через час руководство Конторы устраивает фуршет по случаю открытия нашего закрытого собрания. Приведи себя в порядок, я зайду за тобой через сорок минут.
Несмотря на непунктуальность Джона, он был возле двери моего номера ровно через сорок минут. Причина была проста – к этим людям опаздывать нельзя. Но Джон пришёл не один – с ним была Мери. Как он собрался объяснять ей всё происходящее, мне было непонятно, но факт оставался фактом.
– А где же твои жена и сын, Джон?
– Мы встретимся внизу.
– Неужели Вам, Машенька, интересен этот маскарад? – ухмыльнулся я, обращаясь уже к Мери «на Вы» (при Джоне) и указывая на свой костюм, который мне очень мешал.
– Я ещё с этим не определилась, вот и иду, чтобы посмотреть, – улыбнулась в ответ она.
Мы втроём спустились в холл, где и проходило мероприятие. Там всё уже было почти готово к началу. Ровно в 22:00 на середину зала вышел человек и объявил:
– Дамы и господа, попрошу внимания. Слово предоставляется председателю нашего собрания, директору известной всем нам организации господину Андреа Сангвини.
– А что это за организация, о которой сейчас говорил тот мужчина? – шёпотом во время аплодисментов спросила у меня Мери.
– А отец тебе разве не рассказывал?
– Нет.
– Ммм, Организация помощи юным научным талантам, – брякнул я первое, что пришло в голову.
– Как благородно, – восторженно воскликнула Мери.
Да уж, благородно. Андреа Сангвини был директором Конторы, главным действующим лицом в ней и по совместительству одним из богатейших людей в мире. Он был итальянцем возраста около пятидесяти лет. Ничем не примечательный, невысокого роста, с виду тихий. Но сколько зла через него прошло, сколько заговоров и интриг – не сосчитать. И он уж точно не был благородным человеком.
– Дамы и господа, я не буду утомлять вас долгими разговорами, просто хочу пожелать всем нам плодотворных дней в деле, которое всех нас объединяет. Завтра мы поговорим о нём отдельно, а пока отдохните немного на нашем скромном банкете. Спасибо за внимание! – лаконично высказался Андреа.
Ну, действительно, о чём можно было говорить, когда в холле находилось столько лишних ушей: официанты, семьи. Да и не любили эти люди говорить попусту, они больше делали, нехорошие вещи зачастую.
Мы начали очень нудную, тягучую и неинтересную часть мероприятия, называемую светскими беседами. Поддержать разговор я мог, но это стоило мне больших моральных усилий. А потом заиграла музыка, и бедным мужьям пришлось таскать по залу своих вспоминающих молодость жён. Как было интересно – наблюдать за людьми, которые решали судьбу мира, в такой обстановке. Да, они были обычными – со своими недостатками, привычками, особенностями. Они были такие же, как и все, только наделённые деньгами и, как следствие, властью. Мне удавалось держаться в стороне. Признаюсь, я не любил танцевать и, более того, до определённого времени даже не умел. Но потом всё же заставил себя научиться. Как говорил мой отец: «Человек должен понемногу уметь делать всё – когда-нибудь ему это пригодится». И в тот вечер эта истина ещё раз подтвердилась. Ко мне подошла Мери, которая до этих пор пресекала любые попытки кавалеров пригласить её на танец.
– Ваня, как тебе не стыдно! Я же приличная девушка, а белых танцев тут, похоже, не предвидится. Почему это ты заставляешь меня нервничать?
– О чём ты, Машенька? – я сделал вид, что ничего не понял.
– Я жду-жду, когда ты меня пригласишь, а ты… Ну что мне, самой навязываться?
– Ну что ты, я просто танцую не очень.
– Посмотри на них, – Мери указала на еле ворочающихся стариков-мультимиллиардеров, – ты хочешь сказать, что они танцуют хорошо?
– Их положение обязывает.
– Ну и ладно, – обиженно ответила Мери и уже хотела уходить, но я её остановил:
– Постой, Машенька. Пожалуй, ради тебя мне придётся себя перебороть. Только чтобы ты не нервничала, и только один танец.
– Ну вот это уже совсем другое дело, – рассмеялась Мери.
Если честно, я не знал, зачем сделал это. У меня вдруг возникло какое-то странное чувство к этой девушке, чувство, которого я боялся и обещал себе больше не проявлять ни к кому. Симпатия?.. Или что-то больше…
Я обманул Мери – мы танцевали не один танец, мы танцевали полтора часа подряд. И я действительно на фоне других оказался неплохим танцором. Джон смотрел на нас с ухмылкой, а я взглянул на него всего один раз, и он всё понял. Я снова влюбился, влюбился в девушку, являющуюся дочерью человека, из-за которого погибла моя семья. Но я ничего не мог с этим поделать в тот момент и решил отложить всё до следующего утра. А пока наслаждался чувством, которое считал навсегда потерянным для себя.
Через полтора часа Мери устала, и нам пришлось остановиться. Да уж, первый бал Наташи Ростовой выдался на славу, – пришло на ум мне.
– Ваня, а ты не забыл, что должен мне прогулку по заснеженному городу? – кокетливо поинтересовалась Мери.
– Прямо сейчас?
– Ну а что здесь делать? Танцевать я уже больше не могу, а смотреть на других мне противно.
– Ну что ж, похоже, сегодня я в полном твоём распоряжении.
Мы незаметно вышли на улицу и стали пробираться сквозь оцепление. Когда оно было позади, мы смогли вдохнуть пьяный запах итальянской зимы. Я смотрел на Мери и не мог понять, что со мной происходило. Много лет мне казалось, что мне больше не удастся влюбиться, но что же тогда это было? Как-будто что-то внутри меня изменилось, но я не мог понять что. Я боялся этого чувства, боялся потому, что рисковал снова стать зависимым от этой жизни, снова полюбить её, поверить в то, что могу жить, как и все обычные люди, а не вести тройную игру между Конторой, КМ и самим собой. Но неужели придётся отказаться от той цели, которую поставил себе очень давно? Эти мысли не давали мне покоя, пока мы гуляли по набережной вдоль Тибра. Да, я снова боялся потерять всё и вдруг твёрдо решил для себя, что с меня хватит. Я передам управление КМ Бегущему и уволюсь из Конторы, а потом мы с Мери просто уедем куда-нибудь, втайне от всех. Я даже готов простить Логана из-за неё. А Мери словно чувствовала, о чём я думаю. Она вдруг спросила:
– Ваня, а ты боишься смерти?
– Почему ты спрашиваешь об этом сейчас?
– Просто в такие моменты я думаю, как же мне страшно всё это потерять.
– Нас всех объединяет то, что мы умираем, но это неважно – важно, что мы отличаемся тем, как мы живём. Смерти боятся только те, кто не жили по-настоящему, а тем, кто прожил свою жизнь, как хотел, просто жаль, что всё закончилось. Не надо бояться и думать не надо, живи, пока живётся, а остальное придёт само.
Наверное, в этом момент я впервые за многие годы говорил искренне, так, как думал, так, как мне подсказывала моя душа. Я не боялся напугать Мери или обидеть, потому что видел, что она меня понимала. После моих слов она немного подумала, глядя на воду, а потом сказала:
– Я очень люблю тебя, Ваня. Ты мне понравился с первого дня, как я тебя узнала, а теперь понимаю, что люблю, – после этих слов Мери замолчала и опять посмотрела на Тибр. А я подошёл к ней очень близко и сказал:
– Я тоже это понял, я тоже тебя люблю…
В ту ночь мы ещё долго гуляли и вернулись в отель, когда фуршет уже подходил к концу.

23 февраля 2027 года,
2:00

Мы с Мери подходили к холлу с улицы. Там были окна до земли, и из темноты в них можно было разглядеть весь зал. Почти все гости уже разошлись, и остались только несколько сотрудников других отделений Конторы, пара миллионеров и Джон с женой и сыном. Они стояли посреди холла и о чём-то разговаривали. Похоже, Джон рассказывал семье какую-то интересную историю, они смеялись. Я не знал, почему они до сих пор остались там.
– Посмотри, как им весело, давно не видела отца таким счастливым, – улыбнулась Мери, – пошли к ним?
– Конечно, мы туда и идём.
До холла нам оставалось метров двадцать. Моё внимание привлекло одно знакомое лицо. Это не был какой-то руководитель из Конторы или денежный мешок, это был официант. Но я узнал его, потому что знал почти всех активистов КМ, и он явдлялся одним из них. Конечно, мне сразу стало понятно, что парень оказался там не случайно. Псевдо официант стремительными шагами направлялся в центр холла, и я чувствовал, что это уж точно не к добру. Когда он был посреди зала, то сорвал с себя пиджак. Единственное, что я успел, – это накрыть Мери собою, закрыть ей уши своими руками и так упасть в снег, открыв рот и сглотнув, чтобы хоть как-то сравнять давление. Через долю секунды прогремел взрыв. В меня полетели осколки стекла и ранили мою руку, ногу и немного оцарапали спину через костюм. Ещё меня сильно оглушило, это было похоже на контузию. Я поднял голову и спросил у Мери, точнее проорал во всё горло:
– С тобой всё нормально?
Конечно, с ней не было всё нормально. Сама она была цела, но её глаза смотрели в одну точку. Девушка находилась в шоке. Я снова прокричал: «Оставайся здесь и никуда не уходи» и с трудом встал. Из моих ушей и ран текла кровь, а в глазах было мутно. Но я нашёл в себе силы войти в горящий холл, надеясь, что там ещё остался кто-то живой. Но это было не так. Повсюду были разбросаны части тел. Среди них я увидел остатки Джона и его семьи. Зрелище было не из приятных, но в тот момент я почти ничего не соображал. На полу лежал крестовый туз. Это был символ КМ: «А» означало «Апрель». Я хотел поднять его, но ко мне уже подбегала охрана собрания и что-то у меня спрашивала. Я увидел Мери, которая каким-то образом встала и, пошатываясь, направлялась ко мне. Я из последних сил побежал к ней и попытался её удержать, но она успела увидеть то, чего не должна была видеть и истошно закричала. Я тащил её обратно на улицу – подальше от этого ужаса, а она всё вырывалась из моих рук. Силы покидали меня. Медленно я сползал на землю, и если бы не охрана, то Мери снова бы оказалась в разрушенном холле. Её оттащили подальше, к ней спешили врачи. А я, пока они не добрались до меня, лежал на снегу весь в крови. В ушах ужасно звенело, а мой нечёткий взгляд был устремлён в небо. Оно было чистым, и звёзды и луна расплывались у меня в глазах. И неведомо почему, мне в голову пришла мысль: «Какое красивое небо. Как-будто в сказке. Никогда ещё не видел таких звёзд. Интересно, есть ли им дело до того, что сегодня Мери лишилась своей семьи? Как всё глупо…». Надо мной уже колдовали доктора, а я закрыл глаза, теряя сознание.

10 июля 2000 года

Отец редко находил время, чтобы провести его со мной, но когда ему это удавалось, он посвящал всего себя только мне. Почему-то мне сложно было сходиться со сверстниками. Намного интереснее мне было общаться с отцом, и это стало большим счастьем для него. В минуты, когда мы были наедине, он старался дать мне всё, что только мог и научить всему, что знал об этой жизни. Потом, когда я вырос, то понял, что это было великим даром для меня, который и отличал мою скромную персону от других моих ровесников.
В тот день мы вместе гуляли по парку. Я не очень любил различного рода аттракционы, и отец это знал. После нескольких каруселей мы просто решили пройтись в тени, прячась от жарких лучей солнца. Был рабочий день, и людей практически не было. Поначалу мы шли молча – темы для разговора обычно находил я, а в пустынном парке их было сложно отыскать. Но затем мне в голову пришла одна мысль:
– Папа, скажи, а почему человек такое интересное существо?
– Кто это тебе сказал такую фразу? – удивился он.
– Никто, я сам так подумал. А что?
– Мало кому приходят такие мысли в восемь лет. И почему же ты так решил?
– В школе учителя говорят нам, что люди должны быть добрыми. А они злые. Мои одноклассники постоянно дерутся, несколько дней назад мальчишки играли в футбол, Пашка разбил окно машины. Я не знал этого, когда подошёл к ребятам. Паша предложил мне поиграть в мяч, я согласился, но тут появился хозяин машины, в которой они разбили окно, все убежали и оставили меня одного. Он подумал, что это сделал я, и долго ругал меня. Я испугался и убежал, а он даже гнался за мной, пока не устал. Почему они такие злые, эти люди? Я их не понимаю… – грустно прошептал я.
Отец нежно и печально посмотрел на меня, и я понял, что он о чём-то думает. Похоже, ему очень сложно было ответить на мой вопрос, потому что ответа на него он и сам не знал. Он вздохнул и сказал:
– Знаешь, Ванечка, не всё в жизни бывает так, как вам говорят об этом в школе. Бывает и иначе. Не все люди добрые, но это не означает, что добрых людей нет. Пашка поступил подло, но ты не должен его в этом винить – он ещё маленький и не такой умный, как ты. Может быть, он вырастет прекрасным человеком, а этот случай был всего лишь проявлением минутной слабости. Но в любом случае, ты не должен был убегать от того мужчины.
– Почему, ведь я же был ни в чём не виноват?
– Иногда человеку приходится отвечать за ошибки других людей. Это сложно принять, но жизнь вообще сложная штука. Если ты имел неосторожность принять на себя вину другого человека, умей за это отвечать и доказывать свою правоту. А ты поступил, как слабый человек, – ты убежал. Никогда этого не делай, ты можешь драться, отступать для дальнейшего наступления, но никогда не беги, понимаешь?
– Но ты же говорил, что надо быть справедливым. Разве это справедливо, когда я отвечаю за других?
– Ты всегда должен быть справедливым, но это не значит, что все остальные будут такими. Быть честным вопреки бесчестию мира – это очень трудный выбор, но это выбор настоящего человека.
– Как же это всё-таки сложно, быть настоящим человеком, – задумчиво протянул я.
– Когда-нибудь ты найдёшь людей, которых поймёшь и которые поймут тебя.
– Скорее бы, – грустно вздохнул я, – а то так тяжело, когда ты думаешь не так, как все.
– Но именно это и отличает тебя от толпы, которую ведут, как стадо баранов на бойню. Будь таким, какой ты есть, каким подсказывает тебе твоё сердце. Когда ты вырастешь, то поймёшь, что это очень смелый выбор.
– Вот бы я уже вырос и понял это…

23 февраля 2027 года,
18:00

Мы не виделись с Мери в тот день, потому что лежали в разных отделениях больницы. У меня не было сил, чтобы подняться и навестить её, да и врачи не разрешали. Мне хватало того, что с ней было всё в порядке, а пока доктора говорили, что её лучше не беспокоить – она до сих пор находилась в полубредовом состоянии. А вот с моим здоровьем было не очень. После контузии я стал немного заикаться, что меня порядком раздражало. Седых волос на голове у меня прилично добавилось, а ещё появились небольшие проблемы со зрением. Врачи говорили, что ничего особо страшного не происходило, но скорее всего мне пришлось бы носить очки или контактные линзы – оперировать они не советовали. Кроме того, я прихрамывал на левую ногу, а моя спина была исцарапана – наверняка, на ней остались шрамы. Но в тот момент это меня волновало меньше, чем мои мысли.
Я был очень зол, потому что понимал, что теракт был организован Коалицией Мести – моей организацией и без моего на то приказа. Ещё больше меня угнетало осознание того, что я сам мог погибнуть от рук своих же людей. А может быть, не мог? Возможно, это всё подстроили? Неужели всё было совпадением: то, что мы с Мери ушли, то, что Логаны остались, то, что мы подошли именно в тот момент, когда всё произошло? И ещё… Откуда Доброжелатель знал о том, что мне не нужно лететь в Рим? Я пока не мог дать ответов на эти вопросы, но понимал, что меня ждёт очень серьёзные разборки. Я хотел уйти, но теперь не мог. Парадокс, последний мой враг – Джон – был повержен, но мне не было от этого легко, потому что в один момент их появилось ещё больше. Теперь было довольно просто вычислить, кто был ответственным за теракт, и ООК рано или поздно вышло бы на всех нас, даже на Апреля. Кто-то очень сильно подставил КМ, и мне предстояло с этим разобраться.
Вечером меня навестил сам Сангвини. Признаюсь, это стало для меня шоком, потому что он был действительно одним из самых влиятельных людей в мире, и я не мог даже подумать, что он решит потратить своё драгоценное время на какого-то начальника отдела Восточно-Европейского отделения Конторы. Но Андреа всё же пришёл в сопровождении приличной свиты. Он вошёл в палату один, оставив свою охрану в коридоре, и сказал:
– Добрый вечер, Иван! Мне сказали, что Вам серьёзно досталось от этого ужасного происшествия, теперь я и сам это вижу. Но перейду сразу к делу. Мы бы все очень хотели видеть Вас на завтрашнем заседании. Оно должно было состояться сегодня, но из-за ночных событий и, скажу открыто, из-за Вашей физической неспособности принять в нём участие, мы перенесли его на завтра. Наш отдел безопасности уже начал разбирательство по данному вопросу, и очень скоро мы найдём виновных. Поверьте, они будут жестоко наказаны. Похоже, это опять какие-то сумасшедшие антиглобалисты, считающие долгом вставить свою корявую палку в наши колёса. Наивные, они не понимают, что нас уже не остановить. Это было всего лишь плевком в нашу сторону, но мы в долгу не остаёмся. Погибли несколько наших хороших товарищей. Конечно, очень жаль Джона, его жену и сына. Открою Вам небольшой секрет, мы хотели назначить его моим заместителем, а на своё место Джон рекомендовал именно Вас. Поэтому мы и посоветовали ему взять Вас с собой в Рим. Но теперь всё обернулось по-другому. Я говорю Вам это потому, что завтра Вы должны быть готовы выступить в качестве исполняющего обязанности директора Восточно-Европейского отделения нашей организации. Мы понимаем, что Вы не совсем готовы к этому и не ждём от Вас завтра никаких чётких докладов, но Ваше присутствие очень и очень желательно, поэтому я попросил бы Вас собрать свои силы и волю в кулак и завтра приехать в гостиницу «Неаполитано» к двум часам. Мы пришлём за Вами машину в час. Если у Вас есть какие-то другие соображения по этому поводу, я готов их услышать.
Как же, готов услышать, – подумал я. Такие люди никогда не слушали мнение своих подчинённых или зависимых от себя. Но в тот момент Андреа очень хотел показаться мне другом, сделать акцент на своей внимательности ко мне, потому что, похоже, им действительно нужно было моё согласие приехать на следующий день на собрание и в последствии занять пост директора ГЛКК(ве). Зачем им нужен был именно я, мне сложно было сказать, но, думаю, назначать в столь отлаженный механизм нового человека было для них очень нерационально, ведь ему как минимум год, а то и несколько лет понадобилось бы, чтобы разобраться во всех наших делах. А тут ещё и Логан порекомендовал меня как своего приемника. Во всяком случае, отказываться от этого поста было бы самоубийством для меня. Во-первых, после всего случившегося вряд ли бы они выпустили меня из Рима как ни в чём не бывало, чтобы я поехал дальше заведовать своим отделом или уволился на раннюю заслуженную пенсию. Во-вторых, это был мой шанс спасти КМ от полного разрушения, потому что я бы смог координировать действия и Конторы, и Коалиции так, чтобы они до поры-до времени мирно сосуществовали, периодически пощипывая перья друг другу. В-третьих, я становился одним из самых влиятельных людей в Восточной Европе, хотя признаюсь, это было для меня наименее важным аспектом данного вопроса в тот момент. Я взвесил эти аргументы за несколько секунд и практически моментально дал Сангвини свой ответ:
– К-конечно, е-если Главный Совет примет р-решение о моём назначении на пост директора ГЛКК(ве), я-я почту это за честь. Обещаю Вам, если з-завтра я смогу двигаться, то приеду в «Неаполитано» в назначенное время. Я по-по-попрошу сегодня привезти документы Джона и м-мои документы, чтобы хоть как-то быть готовым к завтрашнему заседанию. Надеюсь, я о-о-оправдаю Ваши надежды. Но Вы можете быть уверенным в одном: я постараюсь это сделать.
– Почему-то я был уверен, что на Вас можно рассчитывать. Спасибо. – ответил Сангвини и добавил, выходя из палаты. – Я навещал Мери. Ей уже стало лучше. Сейчас она очень нуждается в Вашей поддержке – не подведите её. Выздоравливайте, до завтра.
Ну вот, ставки сделаны, ставок больше нет. Теперь мне снова оставалось лишь расслабиться и получать удовольствие, хоть слово «расслабиться» здесь было неуместно. Мне предстояла большая работа и снова жизнь на два фронта. Теперь я был Апрелем и в то же время одной из главных целей Коалиции Мести. Конечно, я знал, что Мери сейчас нуждается во мне, и решил пойти к ней. Прихрамывая, я пошёл по коридору, спустился на этаж, где лежала Мери, нашёл её палату и потихоньку зашёл к ней. Физическое здоровье Мери, похоже, действительно было в порядке: я уберёг её в тот день. В палате стоял полумрак, и поначалу мне показалось, что она спала, но это было не так. Присмотревшись, я понял, что Мери просто смотрела в одну точку на потолке. Признаться, я немного испугался и от этого, как ни странно, получил удовольствие. Нет, я не был мазохистом, просто так давно не испытывал чувства страха, что ощущать его вновь было для меня достижением. Да, я снова мог бояться и снова был влюблён. Я подошёл к Мери, сел на край кровати и прошептал:
 – М-машенька, я знаю, ч-что ты чувствуешь, п-потому что сам прошёл через это. Тебе нельзя за-амыкаться в себе, лучше просто поплачь. Люди у-уходят и уходят по-разному. Кто-то считает, что это справедливо, кто-то – нет. Г-главное то, что мёртвые уже умерли, а живым ещё жить. И тебе нужно жить, ради себя, ради памяти своей семьи, ради того, что твой отец х-х-хотел тебе лучшего будущего, которое ты только могла себе пр-редставить. В детстве, когда кто-то у нас в семье умирал, м-м-мой отец говорил: «Нужно думать о живых». Потом он погиб, но я по-омнил эти слова. Я продолжаю жить, потому что он меня та-ак учил. Посмотри на меня…
Я продолжал говорить, хотя на самом деле мне и это было непросто, потому что я не знал, какие слова мне подобрать для этой несчастной девочки. Говорил так, как думал, как подсказывала мне душа. С удивлением открыл для себя, что и она у меня ещё осталась. Ну а ещё я очень сильно заикался и это меня раздражало. Врачи говорили, со временем мне немного полегчает. Мери вдруг резко повернула голову и посмотрела на меня. Её глаза неожиданно наполнились смыслом: болью и любовью. По щекам у неё покатились слёзы, и она прошептала:
– Ты всё-таки пришёл. Никогда не оставляй меня больше, слышишь? Никогда… – после этих слов она бросилась мне на шею и громко зарыдала. В палату вбежали медсёстры: похоже, они хотели вернуть меня на место, но я махнул на них рукой и сделал такое лицо, что они, испугавшись, вынуждены были отступить. А Мери поплакала ещё немного, а потом уснула у меня на руках. Я вынужден был остаться у неё до утра. Очень скоро я тоже уснул.

Мне приснился сон. Я снова в той комнате, в которой раскиданы цветы и лежит Аня. На стенах фотографии, много фотографий. Я опять хочу на них посмотреть, но не могу. Я знаю, что там должен быть изображён я с Аней, но я не чувствую боли, почему? Вдруг в комнату вбегает человек и кидается к ней. Она что-то говорит ему…. Она говорит: «Как хорошо, что ты пришёл…» Значит, это я? Почему я смотрю на себя со стороны? Мне кажется, я что-то должен сделать, но что? Что-то должен сделать…


24 февраля 2027 года,
9:00

Когда я проснулся, Мери ещё спала. Я так дёрнулся, что чуть её не разбудил. Два года не видел этот сон – с тех пор, как снова всё вспомнил. Но ведь это был не совсем тот сон. Почему я наблюдал за всем со стороны и что это означало? Похоже, Мери что-то разбудила во мне, что-то, в чём я не разобрался тогда. Что же это было? Понятно, что снова придётся искать ответ на этот вопрос в себе.
Мери открыла глаза, поцеловала и прижалась ко мне. В тот день ей уже было лучше, потому что рядом с ней был я. До двенадцати часов мы оставались вместе, но мне нужно было ехать в «Неаполитано», поэтому я сказал Мери:
– Машенька, мне нужно уехать ненадолго по делам, но я скоро вернусь. Поспи пока и ни о чем не думай. Я приеду, и ты все мысли, которые тебя грызут, расскажешь. А пока спи.
Я ушёл в свою палату собираться. Как же мне было тяжело это делать. Всё тело болело, в ушах до сих пор, не переставая, звенело. Как он мне надоел, этот звон. Врачи подобрали очки, чтобы я мог чётко видеть. От линз я пока отказался – надеялся, что стопроцентное зрение скоро вернётся. Моя нога, рука и спина были перевязаны, и это сковывало мои движения. Но я всё же собрался и к часу был готов ехать. У меня было всего полчаса в дороге, чтобы подготовить доклад на заседание, но я успел. Меня провели в зал со словами: «Господа уже собрались и ждут только Вас». И я вошёл в этот зал, в этот притон зла, верхушку системы, запудривающей миллиардам людей на Земле мозги, в этот мир, где не прощали ошибки или слабости, где процветал моральный каннибализм, где каждый был для тебя чужым, но пытался казаться своим. Я вошёл в этот зал, как восемьдесят лет назад в похожий зал вошли люди, положившие начало этой игре – игре с людьми, на людях и людьми. Я шёл к своему креслу, возле которого уже виднелась табличка: «Иван Королёв, директор ГЛКК(ве)». Я так отличался от них своим видом и мыслями, но в то же время был так похож на них. Я был таким же, а может быть, и хуже. Мы все принадлежали к одному виду – Homo Sapiens, которые с момента своего появления изобретали, как уничтожать себе подобных. Обезьяна с тех пор, как взяла в руки палку, начала придумывать, как применить её для того, чтобы ударить по голове соседа. Мы были животными до глубины нашего сознания, хоть и сами это отрицали. Я сел в то кресло не для того, чтобы присоединиться к ним, а чтобы стать выше их.

24 февраля 2027 года,
14:00

Когда я занял своё место, Сангвини поднялся и сказал:
– Ну, вот теперь, когда все члены совета в сборе, предлагаю начать наше заседание и почтить минутой молчания память погибших во вчерашнем ночном теракте.
Все встали и опустили головы. Признаюсь, для меня это было удивительно. Похоже, теперь собрания бернской группы становились всё более официальными и театральными, потому что мне сложно было представить, что восемьдесят лет назад кто-то из её основателей вот так церемонился бы по поводу этих событий. Всё это указывало на то, что очень скоро группа собиралась выйти из тени, а значит, времени у КМ было очень мало.
– А теперь перейдём к вопросам, вынесенным на наше собрание, – продолжил Андреа, – прежде всего я хотел бы представить господина Ивана Королёва, который уже был назначен нами директором Восточно-Европейского отделения нашей организации.
Мне пришлось встать, хотя и было тяжело. Такого внимания к своей персоне я не ожидал, но не скажу, что мне было приятно – скорее наоборот. А далее начались обсуждаться вопросы, от которых у меня волосы вставли дыбом: о завершении создания Азиатского и Африканского союзов государств, о том, как вскоре все континенты буду объединены в единое государство с одним правительством, о новых методах контроля над людьми. Там звучали и наши разработки, в том числе и УТП. Мне приходилось отвечать на вопросы. Всё смахивало на обычное собрание, но оно таким не было. Это была конференция зла в лице нас – обычных людей, которые решали судьбу мира. В конце Сангвини сказал:
– Ну что же, господа, как мы и постановили, к 2030 году мы должны окончить объединение континентальных союзов. Тогда вступит в действие план «Установление контроля». А пока предлагаю считать наше заседание закрытым – мы и так очень сильно засветились в Риме, пора нам разъезжаться. Дату следующего заседания мы оговорим позднее, но не думаю, что по этому вопросу, если всё пойдёт по плану, нам доведётся встретиться с вами до 2030 года. Удачного бизнеса и удачной работы, господа.
На этом собрание было завершено. Теперь я знал, что собой представлял план «Установление контроля», о котором говорил Андреа. Вот для чего мы разрабатывали УТП, микрочипы, экзоскелеты. Лишь на секунду представьте себе мир, в котором люди помнят только то, что нужно небольшой группе людей, где войны проходят незаметно для воевавших, где разрушаются и создаются города, а вы об этом даже и не подозреваете. Представьте мир, в котором один укол будет навечно делать вас контролируемым, видимым со спутников и радаров, где не будет восстаний, потому что восставшим будет противостоять самая мощная армия из всех, которые когда-либо были на Земле. Это было наше будущее, по крайней мере, таким его нам готовили. Теперь всё было в руках одной маленькой неоформившейся организации, основатель которой являлся членом Главного Совета Группы Контроля – так называлась бернская группа, в которой я теперь находился и которой подчинялась Контора. Обо всём этом я с болью думал, когда ехал обратно в больницу к Мери. Теперь она стала единственной целью, которая меня стимулировала. Мне надоела месть, надоело гоняться за каждым, косвенно виновным в случившемся со мной, Аней и моими родителями. Мери что-то изменила во мне, что-то, чего я тогда ещё не понимал.
Я приехал в больницу и сразу же пошёл к ней. Я не хотел уже возвращаться в свою палату и на следующий день собирался увезти Машу домой – нам нечего было делать здесь. Кроме того, Мери хотела, чтобы её семью похоронили у нас, поэтому надо было сопровождать их тела. Но до следующего дня у нас была целая ночь, и я был почти уверен, что она будет очень длинная. Я намеренно сделал вид, что отправился в свою палату, а сам вернулся к Мери, дождавшись, когда она уснёт, и спрятался. То, чего я ожидал, было бы единственным логичным объяснением тех совпадений, которые не давали мне покоя после взрыва. И я не ошибся…

25 февраля 2027 года,
2:00

Я не спал в ту ночь, хоть мне и очень этого хотелось, потому что знал, что могло произойти. И это произошло. Среди ночи в палату вошла медсестра. В руке у неё был шприц. Понятно, что никакие процедуры проводить в такое время не могут. Поэтому я тихо подошёл к ней со спины и, дождавшись, когда она соберётся делать укол, схватил её за руку. У человека на горле есть точка, после удара в которую он может лишь издавать хриплые звуки и с трудом шептать – так нас учили в Конторе. Ещё ни разу я не опробовал эту теорию на людях, но в ту ночь мне пришлось сделать это. Не хотелось поднимать шум, более того, я не собирался будить Мери. Нужно было сделать всё аккуратно. Я проволок медсестру через коридор до ближайшего туалета. Она не сильно сопротивлялась в первые минуты после моего удара. Я закрыл дверь, включил свет и увидел перед собой лицо ещё одной активистки КМ. Мы обычно посылали её на задания, требующие особого подхода к цели (соблазн, например). Она была очень эффектным и эффективным средством, но в тот момент мне было не до оценки её профессиональных возможностей. Я кинул её на пол и сказал:
– Думаю, ты понимаешь, что пытаться кричать в твоём положении бесполезно. Рассказывать мне о том, что ты просто делала ночной обход тоже не стоит. Более того, я представляю, кто был твоей второй целью. Я, верно? Но будем говорить более конкретно. Мне нужно знать, кто конкретно отдал приказ о моём устранении. Откажешься говорить, и вколю тебе это «лечебное средство», – я показал ей её же шприц, – в твой зад. Думаю, эффект тебе известен даже лучше, чем мне. А посему жду ответа на свой единственный вопрос.
Моя подчинённая по линии КМ картинно корчилась от боли, но мне повезло, что я не поверил ей. В следующий момент она вскочила на ноги и кинулась на меня, пытаясь ударить мою голову о какой-нибудь твёрдый предмет, коих в уборной было предостаточно. На удивление, она оказалась намного более сильным противником, чем ожидалось, тем более, что я был ещё не до конца окрепшим. После нескольких минут борьбы, мне удалось с силой оттолкнуть её, и она отлетела в зеркало над раковиной. Ударившись, она обессилено упала на эту самую раковину. Я насел на неё и угрожающе рявкнул:
– Думаю, теперь твои иллюзии развеяны, и ты будешь более сговорчивая, поэтому спрошу ещё раз: кто непосредственно в Коалиции Мести отдал тебе приказ о моём уничтожении?
Она всё же не хотела отвечать, и мне пришлось задействовать особую тактику дознания с помощью осколков разбитого ею зеркала. В итоге она прошептала:
– Апрель, это был Апрель – наш председатель. Ты был основной целью, Логаны – второстепенной. Не знаю, почему ты до сих пор жив. Это скоро исправят. Мы не допускаем ошибок… почти…
Я понял, что псевдомедсестра говорит правду, какой бы невероятной она не была. Это стало настоящим шоком для меня. Но мне нужно было разобраться с допрашиваемой, поэтому я взял шприц, вколол его содержимое ей со словами:
– Идиотка, Апрель – это я. И ещё, я не самоубийца, – добавил я и сплюнул кровь, которая накопилась у меня во рту после драки.

25 февраля 2027 года,
9:00

Утром мне пришлось разбудить Мери, чтобы поскорее уехать из больницы, потому что я не хотел попасть на разбирательства по вопросу трупа женщины в уборной. Мне было важно поскорее уехать из Рима – а там, всё равно мы въезжали и выезжали по поддельным дипломатическим документам, заботливо предоставленным ООК. Так что волноваться по поводу того, что нас будут искать, мне не приходилось. Итак, под шумок мы спустились вниз и, пользуясь всё тем же моим дипломатическим паспортом, прошли мимо полицейских. Я собирался улетать в тот же день. Мне пришлось быстро договариваться о частном самолёте, пилот которого согласился бы везти тела семьи Мери. Мы сели в самолёт на закате. Мери посмотрела в окно со слезами на глазах и сказала:
– Думали ли мои родители, что в обратный путь их уже понесут в цинковых коробках? Думал ли об этом мой брат?..
– Об этом редко кто думает. Когда знаешь всё о своей смерти, жить не интересно и больно. Никто не может быть ни в чём уверен. Об этом нельзя думать. Лучше посмотри, какой красивый закат…
Закат был действительно красивым. Он что-то напомнил мне, что-то вытащил из глубин моей памяти. Почему я не чувствовал боли, куда делось желание мести?..
– Да, ради такого заката стоит жить, – тихо прошептала Мери.
– Ради него не жалко и умереть, – задумчиво ответил я и только потом понял, что сказал это вслух.

28 февраля 2027 года

Интересное существо человек. Он так часто привык в своей жизни обвинять. Он винит политиков, начальников, родных и близких, и даже Бога он умудряется поставить в этот ряд. Но как же редко человек видит вину в себе самом. Такова его природа, заложенная инстинктом выживания. У каждого из нас есть своя правда. Кто-то готов поступиться ею при первой же угрозе, кто-то – отстаивать её, а кто-то даже умереть за свою версию правды. Поэтому мне всегда было весело наблюдать за тем, как люди выясняют, кто же прав. Так и хотелось им сказать: «Да вы все правы, ведь у каждого из вас своя правда, вот только истиной не владеет никто». К ней можно вплотную приблизиться, но почувствовать её, осознать человеку не дано. Вот и вина является одним из критериев человеческой правды. В соответствии с ней люди обвиняют друг друга, но почти никогда не обвиняют себя – ведь правда очень редко вступает в конфликт сама с собой.
Но в тот раз я винил себя в случившемся. Скажу честно, мне не было жалко ни Логана, ни его зажравшихся жёнушку и сына. Единственной, кого я действительно жалел, была Мери. И я чувствовал свою вину перед ней и собой. Слишком заигрался в прятки и стал заложником своей анонимности. Но и полностью выходить из тени было очень рискованно, поэтому я принял решение, которое рисковало стать для меня весьма опасным.
Мери теперь жила у меня, и я очень дорожил ею. Но в ту ночь мне пришлось незаметно подсыпать ей сильное снотворное, чтобы быть уверенным, что она ничего не увидит и не услышит. Затем по почте связался с Бегущим:
– Я что, непонятно выразился о том, что в Риме не нужно было ничего предпринимать? Почему ты ослушался меня?
– Но ведь ты сам потом приказал… или не ты? Да кто ты такой вообще, ты Апрель или?..
– Я всё понял, этот канал связи больше не действует. Собирай совет на конференцию по запасному каналу. Надеюсь, до него пока ещё никто не добрался…
Это только подтвердило мою теорию. Значит, кто-то действительно раскрыл нашу переписку и под видом Апреля отдал приказ о теракте. Наш основной канал был очень защищённым, а мой пароль – и того больше. Но всё же кому-то удалось взломать его. Теперь вся надежда была на запасной канал – видеоконференцию в реальном времени. Я и Бегущий обычно скрывали своё лицо и немного искажали голос. Мы пользовались ею всего пару раз в подобных экстренных случаях, и пока она нас не подводила. Ровно в полночь я включил компьютер и, введя пароль, зашёл под ником «Апрель». Совет уже был в сборе. Он состоял из руководителей звеньев – отделений КМ, находящихся в различных странах и регионах Европы и Азии, Бегущего, как моего заместителя, и меня, конечно. Я на правах председателя начал первым:
– Доброй ночи, господа, хотя на самом деле доброй её сложно назвать. Предварительно переговорив с Бегущим, я понял, что во время моего отсутствия кто-то взял руководство Коалицией на себя. Не знаю, как это ему удалось, и нам ещё предстоит в этом разобраться. Но сейчас это не самый важный вопрос. Куда более важно то, что теперь Контора знает, кто стоит за терактом в Риме, и очень скоро она будет знать о КМ почти всё. По-хорошему, нам нужно было бы залечь на дно. Но если мы это сделаем сейчас, можно будет забыть о намерениях конкурировать с Конторой. По моим данным собрание бернской группы в Риме постановило об объединении континентальных союзов до 2030 года. Это означает, что через три года Контора будет наделена безграничной властью во всём мире, и противостоять ей после неактивности мы не сможем. Есть второй вариант – мы начинаем открытое сопротивление. Но для этого сил КМ будет недостаточно. Нам нужно собрать все весомые антиглобалистские организации в мире. По моей информации их не так уж и много, и Коалиция является самой мощной из них, а значит, мы сможем претендовать на абсолютное лидерство в мировом движении сопротивления. Итак, у нас есть два варианта, но всего один из них мы выберем. Если бы хоть кто-то из вас предал меня и КМ, мы бы все уже были мертвы, но вы оставались мне верны все эти годы, а посему я готов выслушать любые ваши соображения и принять решение в соответствии с тем, как проголосует большинство. Слушаю вас, господа.
– Я послал одного из своих лучших активистов и просто хорошего товарища в Рим на верную смерть, и он выполнил то, что я приказал ему. Погибла ещё одна наша активистка, а теперь Вы говорите, что всё это было не только впустую, но и противоречило Вашим приказам? Вы тоже не подводили нас все эти годы, – начал первым руководитель западного звена, – но теперь мы не можем быть уверены в том, Апрель Вы или оперативник из Конторы. Это собрание вполне может быть обычной операцией, с помощью которой группа одним махом расправится с антиглобалистским движением во всём мире…
– Камрад прав, если мы соберёмся вместе без охраны, и это окажется ловушкой, всё будет кончено. – продолжил командир восточного звена. – Нам нужны хоть какие-то гарантии.
– Почему Вы и Бегущий не хотите открыть перед нами свои лица – мы ведь не скрываемся? – задал резонный вопрос центральный звеньевой.
– Мы были верны вам всё это время, так возможно пора открыть свои карты, или вам есть, что скрывать? – продолжил северный, а южный закончил:
– Для того, чтобы принять решение, нам нужен ваш ответ: готовы ли вы довериться нам и открыть свои лица? Иначе ничего не будет… Дальше так дела не пойдут.
Я и сам это понимал и был готов к такому требованию своих подчинённых. Но открыть им, кем я был на самом деле, означало стать для них врагом. У меня не было возможности сделать это, но существовал другой вариант. Для этого мне нужен был ответ Бегущего, и если я правильно рассчитал, всё должно было пройти гладко:
– Сначала я хочу услышать мнение своего заместителя по этому поводу.
– Я и сам подумывал о том, чтобы раскрыть все карты, – начал Бегущий, – у меня есть свои резоны скрывать свою личность, но я готов пожертвовать ими во благо Коалиции и верю в ваше понимание. Да, я готов встретиться с вами открыто. Ну а теперь что на это скажет наш руководитель?
– Признаюсь, я надеялся на такой ответ Бегущего. По всей видимости, мои резоны весомее, чем его, и я всё же не могу открыть своё лицо перед вами всеми. Но я готов встретиться с Бегущим. Я лично буду руководить Коалицией через него, а вы, господа, будете уверены в том, что я – это я, а он – это он. Будет либо так, либо никак. Решение по-прежнему за вами.
Наступил момент истины, когда я мог потерять всю власть в КМ. Но мои звеньевые так верили в мои силы, что не хотели потерять своего командира. Поэтому они все согласились на моё предложение, и Бегущий был в их числе.
– Тогда у нас остался лишь один нерешённый вопрос. Каковы наши действия: мы на время прекращаем свою активность и пытаемся сделать так, чтобы Контора не вышла на наш след или готовимся к открытому сопротивлению?
– Я не для того пять лет посвятил Коалиции Мести, чтобы теперь всё оставить. Умирать – так с музыкой, – ответил командир западного звена, – пусть смерти наших товарищей будут не напрасны.
Остальные звеньевые были солидарны с ним, а Бегущий ответил:
– У меня с Конторой свои счёты, и свести их, прячась по углам, у меня не получится. Я хоть завтра пойду рвать глотки всем из Конторы, кто попадётся мне на пути, пока не пристрелят.
– Ну, думаю, это сейчас лишнее, – усмехнулся я, – Вы нам нужны живым. Итак, господа, о месте и времени проведении собрания антиглобалистских сил мы поговорим позднее, а пока оставьте нас с Бегущим – нам нужно обсудить вопрос о встрече.
– Ты действительно готов открыть КМ своё лицо? – спросил я, когда мы договорились с Бегущим о месте и времени встречи.
– Дальше так невозможно продолжать, ты же видел, к чему привели эти прятки. Надеюсь, ты сам придёшь на встречу, а не подошлёшь какую-нибудь шестёрку.
– Можешь быть спокоен – открыть хоть кому-то в КМ своё лицо и в моих интересах тоже. Но ты должен быть готов к тому, что моя личность тебя удивит и обескуражит, и мне бы очень хотелось, чтобы ты не пристрелил меня в первую же минуту разговора.
– Да кто же ты такой, раз так говоришь?
– Увидишь, всё увидишь. Мне тоже будет интересно узнать, кем ты есть на самом деле… – после этих слов я выключил компьютер.

1 марта 2027 года

Той ночью я видел сон:
Я снова стою в той комнате. Что-то меня опять тревожит, но не близкая смерть Ани – это я и так уже знаю. Опять вижу себя со стороны. Аня говорит: «Как хорошо, что ты пришёл…» Она должна назвать моё имя, но почему я не слышу его? Я вижу, что она шевелит губами, но не слышу ничего. Я что-то должен сделать. Что у меня в руках?.. Что у меня в руках? Шприц… Это УТП.
После этого я проснулся. Этот сон меня очень тревожил, потому что был для меня совершенно новым. Казалось, что я всё понял про тот день, но теперь сомнения терзали меня. Я сел на кровати, и Мери проснулась:
– Что случилось, родной? Чего ты вскочил? Опять плохой сон? Не волнуйся, это всего лишь плод твоего воображения, всё будет хорошо, ты ведь сам мне это говорил.
Да, если бы я был уверен, что это лишь плод моего воображения. Нет, это что-то намного большее, как-будто подсознание пыталось прорваться ко мне. Может быть, всему виной была Мери? Что она разбудила во мне?
– Пока ты со мной, я не сомневаюсь в том, что всё будет хорошо, – ласково ответил я, – извини, что разбудил тебя, солнце, спи, и я буду спать.
Как можно вершить судьбы миллионов людей, если нет возможности разобраться в себе? Что-то оставалось скрытым от моей памяти, что-то мешало до конца всё понять…

2 марта 2027 года,
15:00

Знаете, не в обиду кому-нибудь будет сказано, но я терпеть не могу мажоров. Не потому, что завидую им, – это удел нищих и убогих. Скорее из-за обратного. Они мне противны до глубины души. Я и сам мог стать таким, ведь мой отец был небеден и имел очень большие возможности, но ему хватило порядочности, ума и мудрости не превратить меня в такое существо. С раннего детства он тщательно прививал мне бережное отношение к деньгам и человеческому труду, потому что сам уважал работу других людей больше, чем свою. И я работал, не покладая рук: учился, учил, изобретал. Такое воспитание спасло мне жизнь. Если бы, потеряв родителей, я не имел достаточного представления о работе и жизни в обществе, то просто бы плохо кончил. Но мажоры не были такими. Они были идеальными директорами папенькиных фирм, прекрасными щедрыми мужьями и жёнами, отцами и матерями, великими игроками в популярные виды спорта, талантливыми художниками и скрипачами. Но, наблюдая за подобным психотипом, садящимся в шикарный автомобиль, я словно наяву видел, что произойдёт с ним, если он лишится родительских денег. Он кончит очень быстро и некрасиво, хуже тех, на кого он плевал каждый день лишь потому, что им не хватило сил, таланта, а иногда и наглости заработать столько денег, сколько заработал его папаша. Он кончит где-то в подворотне, притоне или на улице, брошенный, непонятый и обкуренный. Да, я не любил мажоров, потому что любил обычных людей, ради которых и продолжал руководство КМ.
Об этом всём я думал и в тот день, сидя на лавочке в парке, где назначил Бегущему встречу, и, наблюдая за тем, как очередная молоденькая девушка, которой папик – отец или муж – купил просто безразмерный джип, пыталась припарковать его на газоне. Для этого ей нужно было переехать через высокий бордюр. Девушка отчаянно газовала, но у неё ничего не получалось. В конце концов, ей надоел такой расклад, и она решилась на финальный рывок. Нажав на газ, девушка всё-таки взгромоздила джип на бордюр, но совсем забыла о зеркале заднего вида, которое подсказало бы ей о стремительно приближающемся к движущемуся по инерции автомобилю дереву и о тормозе, который помог бы ей предотвратить то, что произошло в следующую секунду. Да, девушка, а точнее её папик, попал на крупную сумму за ремонт задней части джипа. Зато на ручной тормоз ставить не надо, – подумал я и добавил, – Бог шельму метит. Затем я перевёл свой взгляд на фигуру молодого человека, выходящего из очень дорогого автомобиля. Ещё один Что-то везёт мне сегодня на них. А молодой человек тем временем стремительно направлялся ко мне, и по мере того, как он приближался, мне всё больше казалось, что я знаю его. Но для солидности я не одевал очки и разглядеть его мне было сложно. Когда парень был в пятнадцати метрах от меня, я всё же решил надеть очки и увидел его лицо. По его выражению мне стало понятно, что он узнал меня намного раньше. Таких совпадений не бывает.
– Ну, добрый день, товарищ Апрель, или Вам удобнее, когда Вас называют «господин агент первого уровня»? – саркастично протянул Антон Панченко, судьба которого мне была не известна почти два года после того, как я подставил его и убил его любимую девушку Лику.

………………………………………………………………………………………………
– Надеюсь, ты не пристрелишь меня прямо здесь – тут ведь так много свидетелей, – протянул я, когда Тоник сел возле меня.
– Как же ты дебильно заикаешься, – искренне засмеялся Антон, – а в видеоконференции этого не было слышно.
– Да, я долго подбирал программу, которая бы нивелировала этот мой новый недостаток. Печальный сувенир из Рима.
– Не волнуйся, здесь я тебя убивать не собираюсь, хотя очень хочется. Тем более, что ты тоже приготовил для меня небольшой сюрприз на всякий случай, – Тоник указал на мою правую руку, спрятанную под пальто и держащую пистолет.
– Надеюсь, это мне не пригодится.
– Как Вам будет угодно. Так о чём же мы будем говорить?
– Ммм, погода сегодня неплохая, верно? Начало марта, а уже почти весна.
– Апрель любуется мартом, – снова засмеялся Тоник, – как романтично!..
– Долбаный идиот, перестань меня так называть. Ты забыл, где я работаю и кем? За мной могут следить.
– Следить за директором Восточно-Европейского отделения Конторы, ну что Вы!.. Погоди, так это мы тебя чуть не кокнули в Риме? А я-то думаю, чего ты так разозлился на эту невинную шутку со смертником в холле, – Тоник начинал переходить на истерический хохот.
– Я смотрю, ты тоже не терял времени в эти два года – весельчаком стал, – я пытался оставаться спокойным.
– Ага, – Тоник продолжал ржать, – знаешь, просто клоуном станешь, бегая от ваших оперативников по всему миру. Спасибо моему отцу – успел перевести деньги на мой тайный счёт перед тем, как до него добрались эти уроды. Теперь у меня новое имя, и я снова богат. Только удовольствия от этого ноль. Потому что мне нужно узнать, кто убил Лику и подставил меня, а потом разобраться со всей вашей шайкой.
Какие у нас похожие судьбы, – мелькнуло у меня в голове, – хорошо, что он всё ещё ничего не помнит, иначе всё закончилось бы довольно быстро. Но всё равно мне нужно было быть начеку с ним.
– Тоник, не нужно обобщать – ты же знаешь, что я не такой, как они. Я белый и пушистый…
– Насчёт белого ты прав, – он указал на полуседые виски, – а вот насчёт пушистого… не знаю, наверное, тебе виднее.
– Иди в задницу и прекрати ржать. Сейчас не до этого. Нам нужно серьёзно поговорить, и ты знаешь о чём.
– Ну ладно, только сначала скажи мне, с чего это директору ГЛКК(ве) гоняться за собственным хвостом?
– У меня с Конторой свои давние счёты, тебе о них знать не обязательно. Хватит того, что ты знаешь, кто я.
– Какие мы серьёзные. Всё, давай к делу, – сказал Антон уже абсолютно другим голосом.
– Насколько я понимаю, кто-то решил вместо меня поиграть роль Апреля, пока я был в Риме, верно?
– Я до сих пор не могу понять, как ему удалось взломать наши защиты. Чем больше думаю, тем больше убеждаюсь, что это был кто-то из Коалиции.
– Это меня и пугает. КМ сейчас не в том положении, чтобы кроме внешних бороться ещё и с внутренними врагами. Есть мысли о том, кто это может быть?
– Никаких, а у тебя?
– Пока тоже нет. Нужно обговорить детали собрания.
– Ты действительно решился на это? Думаешь, что царьки антиглобалистских шаек согласятся на то, чтобы Коалиция взяла руководство над ними?
– Они все фанатики, как и многие в КМ. На этом и нужно играть. У нас не осталось времени, чтобы рассуждать. Я был в Риме и присутствовал на совете. Через три года случится то, после чего мы не сможем противостоять Конторе – мир станет единым, и все наши выпады уже будут бесполезны. Если что-то решать, то нужно делать это быстро и не задумываясь.
– Ты предлагаешь мне ехать в дупло к подпольщикам, у которых непонятно что творится в голове, и просишь сделать это «не задумываясь»?
– Тоник, ты забыл, кто я? Я не прошу, а приказываю. Тем более, что я поеду с тобой, так что если нас пристрелят, то пристрелят обоих.
– Приказываешь? Ты забываешься… Помни, что теперь мне известно, кто ты, и если это узнают наши звеньевые – будет нехорошо. Я тебя никогда не любил, ты это знаешь.
– Знаю, но, тем не менее, цель превыше всего. Какая разница, кем мы были, главное, кем мы можем стать. Или ты хочешь, чтобы старые счёты помешали нам сделать то, что мы должны сделать?
– Ну, пусть так. Но тебя-то чего понесёт на эту встречу? Ты же не хочешь светить своё лицо.
– А это чтоб ты, Тоник лишнего не наговорил или не забыл чего. Кто тебя знает, может ты сам Апрелем решил стать и приказы отдавал от моего имени, пока я в Риме работал.
– Ну да, не факт, что и ты Апрель, тем более что…
– Всё, хватит демагогии – надоело! Либо мы забываем всё старое и работаем, либо достаём пистолеты, и там уже пусть они решают, кто прав.
– Ладно, я выбираю первый вариант. Так где и когда ты хочешь провести встречу?
– Думаю, пары недель на подготовку нам хватит. А место… Могу предоставить право выбора тебе.
– Какая честь, право, я не заслуживаю этого… Ну ладно, всегда хотел побывать в Голландии…
Когда мы шли к нашим автомобилям, которые, как оказалось, мы припарковали рядом, я спросил у Антона:
– А ты не боишься вот так вот свободно появляться у нас – всё-таки наши доблестные оперативники личико твоё ещё помнят?
– Кто не рискует – тот не пьёт. Надоело прятаться, а самому-то не страшно ходить с таким опасным преступником?
– Не скажу, что страшно, противно немного…
– Ну уж потерпи… А чего ты не пристрелил меня сразу?
– Наверное, потому же, почему и ты меня.
– Думаю, кто-то из нас ещё пожалеет об этом.
– Не нагнетай – прорвёмся, – хлопнул Тоника по плечу я и сел в свою машину. Меня очень беспокоил тот факт, что Бегущим оказался Антон. Он ничего не помнил о том, кто и как подставил его, но не было никаких гарантий, что он не вспомнит – ведь мне удалось это сделать, пусть даже и с помощью Доброжелателя. В любом случае, отступать было глупо, и я решил просто надеяться на удачу, что, кстати, делал очень редко.

10 марта 2027 года

Сложно уехать куда-нибудь незаметно, когда ты являешься директором целого Восточно-Европейского отделения Конторы. Я долго пытался придумать, как оправдать свой отъезд. А ещё мне было очень жаль оставлять Мери одну. Она сильно привязалась ко мне за это время, и я, признаться, к ней тоже. Как же давно у меня не было таких чувств, но мне почему-то казалось, что это было как-то по-другому, по-новому, не так, как я помнил… Я поддерживал её, когда она хоронила свою семью, когда скорбела по ним, когда плакала. Мы любили друг друга. Я уже начинал жалеть, что не понял своих чувств раньше, когда ещё мог уйти из КМ и Конторы. Ради Мери я готов был бросить всё и жить обычной жизнью, но впереди у меня были очень серьёзные события.
Как-то бегая по Комплексу, я наткнулся на Валерия Викторовича – того самого начальника биологического отдела Конторы. В последнее время он был чем-то очень расстроен и в тот момент даже не заметил меня. Я окликнул его:
– Валерий Викторович, добрый день!
– О, Иван Сергеевич, добрый день! Извините, я Вас не заметил.
– У Вас что-то случилось?
– Да, это Вас не должно интересовать. Как жизнь?
– Если не хотите, можете не говорить, но я всё же должен интересоваться проблемами своих подчинённых. Жизнь ничего, Вы мне как раз были нужны.
– Да-да, слушаю Вас. Эх, Вы всё бегаете. Наверное, хотите показать заморскому начальству, что были достойны назначения? Вы и так его достойны. Да, знаете, был у меня в молодости знакомый, тогда мы ещё все работали за гроши в НИИ, так вот он очень хотел машину. Купил сначала мопед, потом мотоцикл, затем мотоцикл с коляской, далее подержанную отечественную, но та у него быстро вышла из строя. Он копил, ходил на работу пешком и в чём попало, ел одну картошку да капусту. И знаете что, он таки накопил и купил новый автомобиль из салона, такой, о каком и мечтал. Вот только… радость его была безмерная, да и выпил он прилично. Не доехал он на своей новой машине до дома, и ещё несколько человек не доехало. Так вот к чему я это: не всегда то, чего ты хочешь, принесёт тебе счастье, и всегда нужно иметь голову на плечах, когда получаешь желанное. Думайте и Вы, Иван Сергеевич.
– Непременно, Валерий Викторович, а теперь давайте к делу, – улыбнулся я. Похоже, у меня действительно был вид человека, очень пытающегося выслужиться. По крайней мере, на это намекал мой подчинённый. Но я не испытывал особого дискомфорта от этого, ведь мне была известна моя конечная цель, а ему – нет. Я уже очень устал от двойной жизни, от руководства в двух организациях, которые были врагами. Но мне нужно было действовать.

15 марта 2027 года,
22:00.
Амстердам

Мы с Тоником шли по коридору гостиницы в номер, который был специально снят нами для встречи. Я волновался, хотя это чувство было чуждо мне много лет, но сейчас мои нервы были так же напряжены, как в детстве перед концертом, в котором я играл на фортепиано, или защитой дипломной работы в институте. Я словно снова стал тем юным и практически беззащитным студентом, который вот-вот предстанет перед матёрыми научными оппонентами, было очень сложно надеть на себя ту маску, которую я носил всё это время, будто бы я опять был обычным человеком без бурного прошлого и настоящего. Но в ту ночь у меня не было времени анализировать своё душевное состояние. Я шёл на встречу, которая должна была стать легендой, это был день, когда писалась история, когда мы её писали.
– Как думаешь, у нас выйдет то, что мы задумали? – посмотрел на меня Антон.
– В любом случае, если у нас ничего не получится, мы будем мертвы, так что не особо расстроимся, – с иронией ответил я.
– Я знал, что ты очень хорошо умеешь успокаивать людей.
– Ты ещё мой яблочный пирог не пробовал…
– Надеюсь, и не попробую, – отказался Тоник, а затем, подумав, добавил, – но не потому, что нас пристрелят сегодня.
Перед тем, как мы вошли в номер, я надел маску, которую предварительно купил на распродаже. Это была обычная детская пластиковая маска, изображающая лицо сердитого человека, – игрушка, которая должна была скрывать лицо директора Главного Восточно-Европейского Лабораторного Комплекса Конторы от людей, которые посвятили свою жизнь борьбе с ему подобными. Но у меня было оправдание – я разделял их стремление. Уже все были в сборе.
– Приветствую Вас, господа, – начал Антон, – прежде всего, хочу всех вас поблагодарить за то, что вы откликнулись на нашу просьбу и приехали. Я понимаю, какому риску вы подвергаете себя, потому что и сам так же рискую. Но дело не терпит отлагательств.
– Доброй ночи, уважаемые гости, – ответил лидер коммунистов Центральной и Южной Америки Уго Родригес, – проходите, не стесняйтесь.
– Здравствуйте, – сказал командор Умбару – предводитель Африканского движения Сопротивления.
Поздоровались и командиры Азиатского и Австралийского антиглобалистских движений.
– А кто этот клоун в маске? – поинтересовался Родригес.
Я понял, что пора и мне откликнуться:
– Вы исповедуете идеалы вождей, которые уже давно умерли, верите в мировую революцию, несмотря на то, что она уже давным-давно потеряла актуальность, надеетесь в одиночку противостоять организации, в которую вкладываются триллионы долларов – бюджеты нескольких стран, взятых вместе, – и называете меня клоуном только потому, что я надел на себя эту невинную игрушку? Да, тогда вы истинный коммунист. Но я не хочу больше затрагивать чьи-то политические или религиозные нравы, – добавил я, глядя на то, как Родригес начинает краснеть от того, что я издеваюсь над святыми для него вещами, – дабы не нагнетать обстановку, которая и так, увы, плачевная. Для начала я также хочу поприветствовать вас и представиться. Называйте меня Апрелем, как называют все мои товарищи по Коалиции Мести. Моя настоящая личность известна лишь Антону Панченко, который является моим заместителем в КМ. Он и будет гарантом наших добрых намерений и моим доверенным лицом. А посему, если никто не возражает, я предлагаю начать.
– Никто не возражает? – откликнулся Умбару. – Почему это никто не возражает? Мы открыли всем свои лица, сделайте это и вы. Или у вас есть веские причины не делать этого, тогда назовите их.
– Веские причины есть, но называть их я вам тоже не буду. Либо вы соглашаетесь на такие условия, либо мы расходимся.
– А не сильно ли много ты себе позволяешь, мальчик? – снова начал злиться Родригес. – Мы спокойно справлялись своими силами, тут появляешься ты и говоришь, что надо встретиться, а потом ещё и грузишь про какие-то веские причины. Знаешь что, иди ты, – и он достал пистолет.
Все охранники антиглобалистских командиров мигом отреагировали на это и по цепной реакции достали оружие. Через несколько секунд практически каждый находящийся в номере был под прицелом чьего-то пистолета. Ситуация начинала развиваться по наихудшему сценарию. Я посмотрел на Антона и понял, что он не на шутку испугался.
– Господа, не кажется вам, что всем нужно просто успокоиться и решить всё мирно. Ведь мы ничего не добьёмся, вот так вот… – начал было он, но я его перебил:
– Тихо, коллега, тихо, не мельтешите. Хотите перестрелять друг друга, вперёд! Сделаем за Контору её работу, им же легче будет. Только перед тем, как пустите пулю в голову соседа, взгляните на это, – я достал из своей папки копии документов, добытых мною благодаря моему высокому положению в Конторе, – здесь подтверждение того, что тремя неделями ранее в Риме членами бернской группы было принято решение о том, что к 2030 году мы все будет находиться в едином мировом государстве с одним правительством. Догадайтесь, кто будет входить это правительство. Посмотрите на разработки, которые они готовят для обычных людей, вот хотя бы на эти чипы слежения. А теперь задумайтесь, кому будет выгодна наша смерть и что от этого получим мы? Принимайте решение, господа.
Эффект оказался таким, каким я его ожидал. Мои коллеги по сопротивлению были поражены тем, как же скоро нам был уготован печальный финал. В их глаза я видел страх, ненависть, боль. Они умели сочувствовать и ещё не были развращены абсолютной властью. В таких-то людях я и нуждался. Первым начал человек, который заварил всю кашу с оружием – Родригес:
– Ладно, опустите оружие. Мы действительно не ожидали такого серьёзного развития событий. Я согласен на условия Апреля.
К моему большому удивлению, все были солидарны с ним. Они опустили оружие, и ситуация немного разрядилась. Мы начали обсуждать наши дальнейшие действия.
– Но что же Вы конкретно предлагаете, господин Апрель? – спросил лидер Азиатских антиглобалистов.
– Нам нужно объединить усилия. По отдельности нас очень быстро раскроют и уничтожат. Если мы будем координировать свои действия, у нас больше шансов на успех. Я предлагаю вам и вашим организациям стать региональными отделениями Коалиции Мести. Я создал эту организацию семь лет назад, и очень быстро она стала оплотом борьбы с Конторой в Восточной Европе. Мне доверяют многие люди, и я прошу вас довериться мне. Вы можете повести за собой людей, а я могу помочь вам это сделать. Вместе мы будем бороться, порознь – погибнем. Решайте, господа.
Не скажу, что моё предложение всем пришлось по душе, ведь никому из моих оппонентов не хотелось терять самостоятельность. Мы обсуждали все вопросы почти до утра, но из этого гостиничного номера я вышел лидером мирового движения сопротивления Конторе.

20 марта 2027 года

У меня был обычный рабочий день в Конторе: куча документов, распоряжений и прочих прерогатив директора Комплекса. Когда вот так сидишь в кабинете, а на твой счёт каждую минуту капают деньги, поневоле начинаешь задумываться, какой же странный у нас мир. Кто-то вкалывает целый день на производстве или в бюджетном институте и получает гроши, а кто-то копается в бумажках, и ему платят за это миллионы. Кто на что учился? Не думаю. Скорее, кто на что горазд, и зачастую не сами люди становятся виной своего бедственного положения, а это положение делает их заложниками самих себя. Этот мир прогнил до основания, ему нужна хорошая встряска…
Ко мне зашёл Валерий Викторович с готовящимися к сдаче в архив документами о проектах, прошедших последние испытания. Я быстро просматривал их, потому что доверял своему подчинённому в этом вопросе. Но тут мой взгляд остановился на заголовке «Универсальный Трансформатор Памяти». Я открыл этот документ, который практически слово в слово повторял отчёт Кеши, присланный мне семь лет назад Доброжелателем. Но далее было много того, чего я раньше об УТП не слышал:
… У УТП нами было замечено ещё одно отличительное свойство. При благоприятных условиях после стирания объёмов памяти у объекта образуется хронологическая пустота, которая может быть заполнена новыми образами и событиями. Если объект подвержен действию УТП, данная информация будет воспринята им как номинальная. Фактически, такая особенность Трансформатора может быть рассмотрена как элемент зомбирования, что является очень интересной сферой исследований. Прошу увеличить финансирование…
И впервые за несколько лет я засомневался в очевидном. Я обратился к Валерию Викторовичу:
– Не могли бы Вы мне немного рассказать об этом УТП, если у Вас есть свободное время?
– Ну, на моё свободное время непосредственное влияние имеете Вы, так что если нужно, то пожалуйста. Неужели Вы так мало знаете об этом изобретении Иннокентия Петровича – Вы ведь были с ним хорошо знакомы? Ну да ладно. Это действительно уникальный препарат. Много лет назад моим предшественником на посту было открыто вещество, способное каким-то образом влиять на человеческую память. Наверное, оно бы так и осталось без внимания, если бы Иннокентий Петрович не забыл пробирку с этим веществом возле магнитного излучателя. Оно полностью поменяло свою структуру, но свойств не утратило. Тогда-то он и сделал вывод о программируемости этого вещества. И в зависимости от программы, оно могло влиять на разные участки памяти, стирать и даже заменять её. Знаете, человеческая память чем-то напоминает запись данных на жёстком диске, но легче проиллюстрировать её на пластилине. В головном мозге есть специальные запоминающие отделы, в нейронах которых находится вещество, обладающее уникальным свойством – менять свою форму в зависимости от электрических сигналов, проходящих через эти нейроны, и потом в соответствии с этим преобразовывать последующие нервные сигналы. Так происходит процесс записи и считывания нами данных. Так вот, головной мозг и нейроны – это стол скульптора, вещество – это пластилин, а нервные сигналы – это руки мастера. Но УТП – это другое. Представьте, что Вы лепите фигурку из пластилина не руками, чувствующими каждый Ваш порыв, передающими его, а, например, несколькими палками. При должном подходе, умении и терпении Вы слепите правдоподобную фигуру и даже заставите поверить кого-то, что она была сделана руками. Но при более пристальном рассмотрении начинают проявляться детали, поначалу незаметные: где-то линия грубовата, где-то вылеплено неточно, не так, как подсказывает Вам природа. Так и УТП. Он может стереть часть памяти и заставить поверить, что так и было. Более того, мозг сам требует какие-то новые образы взамен удалённых, и тут работает вторая часть свойств УТП. При достаточном уровне программирования он может не только стирать, но и внедрять в память объекта новые образы, которые он воспримет, как свои собственные. Мы убираем старое и кладём новое – элементарно, верно? Вот только нестыковок всё равно не избежать. Можно подделать образы, создать целые города, но нельзя обмануть индивидуальные ощущения. Рано или поздно объект начинает понимать, что что-то не так, неправильно. И тогда происходит обратная реакция, у каждого она проявляется по-разному: кто-то сходит с ума, кто-то становится преступником, а кто просто всё вспоминает. Да, над этой частью нам следовало бы ещё поработать, но сроки поджимают. Гениальным человеком был Иннокентий Петрович. Ну что, я удовлетворил Ваш интерес? Позвольте поинтересоваться, почему Вы спрашиваете именно об УТП, ведь у нас есть много других замечательных разработок?
– Да так, просто, – ответил я и ещё раз посмотрел на отчёт об УТП. То, что рассказал мне Валерий Викторович многое могло объяснить, и я начал сомневаться в том, что до того момента считал прописной истиной.

25 марта 2027 года

Мы с Тоником снова встретились в парке, чтобы обсудить некоторые вопросы по КМ. Мы говорили о том, как будем организовывать структуру нашей новой международной организации, как противостоять Конторе, которая уже выходила на наш след. Между прочим Антон поинтересовался:
– Давно хотел узнать у тебя, как ты всё это время находил цели в Конторе, которые приказывал убирать, ведь была же какая-то закономерность?
– Да разве это важно?.. Когда как: иногда спонтанно, иногда выслеживал, иногда мне подсказывал какой-нибудь… доброжелатель.
Тоник как-то странно посмотрел на меня, подумал немного и спросил:
– Значит, он и тебе пишет? Доброжелатель?
– Что значит «и тебе»? А тебе он что писал?
– Не думаю, что тебе стоит это знать – у меня ведь тоже могут быть свои секреты, верно?
– Ну-ну, может сам захочешь рассказать, а может, я узнаю со временем…
Выходило, что Доброжелатель писал не только мне, но и Антону, и я не мог быть уверен в том, что он ему рассказал, ведь этот аноним знал, кто я, и вполне мог следить за мной вплоть до подставы с Тоником, которого он же мне и подкинул как цель. Доброжелатель всё больше и больше начинал заинтересовывать меня, тем более что в последнее время он практически не писал мне. Этот знак не был хорошим.

27 марта 2027 года

В тот день я вспомнил, что прошло ровно два года с того момента, как я убил Кешу. С тех пор многое изменилось в моей жизни и практически не осталось людей, которым я хотел бы отомстить. Теперь мною двигало что-то новое, другое. Не знаю точно, кто или что были этому виной: может быть, Мери, или то, что я стал директором ГЛКК(ве), или то, что смог понять, что у людей, подобных Антону, – людей, которым я мстил всё это время, – тоже есть чувства, они тоже могут любить, ненавидеть, страдать. Они были такими же, как я, а в чём-то, быть может, и лучше меня. Мне всегда было известно, что я не герой. Я очень ценил добро в людях, но практически не оставил его внутри себя. Субъективная месть сжирает чувства, поглощает добро, оставляя лишь рационализм и единственное желание отомстить. Мне нужно было научиться новой мести – объективной, которая делает ставку не на ненависть, а на справедливость. Мери показала мне, что я всё ещё мог любить и быть счастлив, а я сам показал себе, что при желании могу изменить весь мир. Да, прошло два года с того момента, как Кеша был убит мною, но теперь нельзя было быть ни в чём уверенным…
Той ночью мне снова приснился тот сон:
Комната, умирающая Аня, я смотрю на себя со стороны, Аня говорит мне слова, которые я и так знаю. Эти фотографии кругом – я не могу посмотреть на них, я хочу но не могу. На них же изображён я? Она называет меня по имени, но я не слышу его, она повторяет… что это за имя? Она так ласково меня называла, это должно звучать «Королёк». Она повторяет снова: «Ко… ко… к…». У меня в руках шприц с УТП, я колю его в себя же… что?
Я проснулся и понял, что имя, которая назвала Аня, было не «Королёк». Я услышал это имя. Разве это было возможно, а как же я? Я посмотрел на Мери, которая спокойно спала рядом со мной. Значит, вот тот изъян, о котором говорил Валерий Викторович, вот что не давало мне покоя. Она заставила меня сомневаться в моей правде, и это было верно.

28 марта 2027 года

Я вошёл в архив ГЛКК(ве), в котором искал всего два документа. В них была почти вся моя жизнь… или не моя? Мне нужно было разобраться со своей памятью. И я нашёл эти документы. Открыл первый: там было всё точь-в-точь, как писал мне Доброжелатель, с добавлением одного действующего лица, о котором я уже давно думал. Да, Доброжелатель предусмотрительно убрал своё имя перед тем, как прислать мне этот документ. Он имел заголовок: «Смерть за панацею». Я открыл второй. Он назывался «Вербовка кадров». Он тоже был похож на тот, что присылал мне Доброжелатель, и в нём было моё имя, но только… Я не мог в это поверить. Всё сложилось в один момент, и ответы на все вопросы были найдены. Я закрыл глаза и увидел ту комнату…

3 апреля 2027 года

Я понимал, что Доброжелатель сам выйдет на меня, и мне оставалось только подождать. Мне было ясно, к какой дате он приурочит финал своей игры. Вечером он связался со мной, когда я был на засекреченном канале связи КМ. Я сделал вид, что удивлён тем, откуда он знает об этом канале, но он не стал долго церемониться:
– Нужно встретиться, я считаю, что пора открыть тебе своё лицо. Приезжай завтра в 18:00 один на заброшенный завод. Ты понимаешь, о чём я говорю?
– Но к чему такая срочность?
– Все вопросы потом. Просто приезжай в назначенное время.
Я не стал сопротивляться, ведь это было и в моих интересах. Я чувствовал, что финал уже близок, но даже подумать не мог, к чему он меня приведёт.

4 апреля 2027 года,
9:00

Утром я проснулся и посмотрел на Мери – она всё ещё спала. Как же она была дорога мне теперь, когда я понимал, что она стала моей единственной и неповторимой, как же я боялся её потерять. Мне нужно было поставить жирную точку в одном уже успевшем покрыться пылью деле. Признаюсь, оно мне порядком поднадоело, и я уже не разбирался, кто из нас был прав, а кто виноват. В любом случае в тот день всё должно было решиться. Я уже собрался и напоследок подошёл к Мери. Она проснулась и посмотрела на меня:
 – Доброе утро, солнце, – поцеловал её я, – сегодня такой прекрасный день.
– Доброе утро, – улыбнулась Мери, – так, может, ты и не пойдёшь никуда? Ты же начальник – можешь устроить себе отгул.
– Как бы я ни хотел так поступить, но мне нужно закончить одно дело. Давай после этого поедем куда-нибудь, где тепло и нет никого из нашей прошлой жизни. Мне надоела эта работа, может, пора на пенсию?
– Знаешь, мне кажется, для пенсионера ты слишком молод, – засмеялась в ответ Мери, – думаю, без работы ты не сможешь, но хороший отпуск не помешает. Пора и мне начинать жить дальше, жить вместе с тобой и не держаться за прошлое.
– Я рад, что ты это поняла, а теперь мне пора идти. Я тебя люблю, родная.
– Я тебя тоже… очень… Ваня, постой…
– Что?
– Ты меня давно не называл, как раньше…
– Машенька, я не забыл, отдохни ещё, а я пойду.
Я поехал в Комплекс, но всё происходящее там в тот день для меня было неважно. Я машинально выполнял свои обязанности и ждал момента, когда смогу вырваться оттуда.

4 апреля 2027 года,
17:50

Хоть у меня и не было привычки приезжать заранее, я был уже на месте, в котором не был тут ровно два года, потому что боялся боли, боялся того, что не выдержу её, избегал воспоминаний, пытался всё забыть. Неужели это было ложью?
Я вошёл на территорию завода и опешил. То место, с которого открывался отличный вид на реку, то самое место, было непохоже на себя. Разбросаны цветы, повсюду, такие, как в тот день, а может те же самые? Я вижу фотографии, много фотографий. На них видны силуэты парня и девушки. Что за?..
Я стою посреди комнаты, эти цветы, фотографии… Опять этот сон, но я ведь не сплю? Что со мной? Я что-то должен сделать, я должен это сделать… Почему я? Мне нужно вспомнить почему…
Опять завод, что из этого реальность, а что плод воображения? Я подхожу ближе, потому что хочу посмотреть на фотографии. Я должен быть уверен в том, что прав. Я смотрю на них… не отключаться…
Что же я должен сделать в этой долбаной комнате? Это моя комната, я там жил… Мне нужно вернуться обратно, но я не могу. У меня в руках шприц… УТП…
Я смотрю в упор на эти фотографии, но не вижу на них лиц… только силуэты… да что со мной такое? Я пришёл сюда не за тем, чтобы сойти с ума…
На полу лежит девушка, это Аня? Над ней какой-то человек, она ему говорит что-то, она говорит: «Как хорошо, что ты пришёл…». Он что-то ей отвечает… Аня говорит имя, что за имя – моё? Нет… Я это уже знаю… Она говорит, говорит… «Ко… Ко… Коник». Я вкалываю шприц с УТП в Конана… Что? Он не теряет сознания, он встаёт, поворачивается и говорит мне:
– Теперь ты всё вспомнил, вспомнил, как всё было? Или думал, что я забыл об этом?
Я понял, что стою посреди заброшенного завода, а передо мной стоял мой друг Александр Кононенко. Я смотрел на него, а он продолжал:
– Как же я долго ждал этого момента, Королёк. Тебе ведь нравится, когда тебя так называют? Знаешь, а я сам придумывал это прозвище. Долго думал, как бы Аня могла тебя называть, если бы ты был достоин хотя бы одного её взгляда. Я не понимал, почему в нашем мире так много зла и так мало добра, и пришёл к очень простому выводу: зло почти всегда порождает зло, а добро очень редко становится причиной нового добра. Это замкнутый круг, Король. Я сидел за рулём грузовика, врезавшегося в автомобиль твоих родителей, ты участвовал в операции по убийству Ани, а потом появилась Коалиция Мести, и ты поверил, что стал главным мстителем в этом мире.
Опять перед глазами эта комната, я должен это сделать, должен отомстить за смерть родителей, забрать у их убийцы самое дорогое, я должен…

4 апреля 2015 года

Я поднимался по лестнице в квартиру к человеку, которого считал своим другом. Но это было не так. Павел Сергеевич рассказал мне всё. Теперь я знаю, что Конан убил моих родителей, мне показали документы об операции. Тогда я ещё не был с ним знаком, а Контора искала добровольцев из стажёров, чтобы подчищать неугодные ей концы, и Конан согласился. Теперь согласился и я. Мне нужно было сделать не так много, но этого хватило бы. И я принял решение.
Лика и Тоник уже входили в квартиру Конана, пока он побежал за цветами. Парадокс, я редко верю в такие совпадения. Наверное, я мог бы всё сделать сам, без помощи этой сладкой парочки, но Аня меня недолюбливала и вполне могла бы не впустить в квартиру, а мне очень нужно было туда попасть. Тоник оставил дверь незакрытой, и я вошёл.
– Проходите в гостиную, Саша скоро должен прийти, – доносился голос Ани из коридора, – а я на секунду отойду.
Она вошла в свою комнату, я незаметно проследовал за ней. Аня стояла спиной, и, если честно, мне стало её жаль. Может быть, всё отменить, всё переиграть? Я же не убийца, я не должен… Нет, должен. Они заслуживают этого, за моих родителей, за то, что лишили меня их. Я сделаю это.
– Мне искренне жаль тебя, но он это заслужил, – сказал я.
Аня обернулась и посмотрела на меня своими большими голубыми глазами. Я почувствовал, что ещё секунда, и я не смогу, совесть победит…
– За что?.. – прошептала Аня, сползая на пол от моего выстрела. Я выстрелил ещё несколько раз.
– Прости меня… – вздохнул я, хотя она уже находилась в полубредовом состоянии и вряд ли слышала меня.
Я позвал Лику и Тоника и сказал им, чтобы они ждали моего сигнала в подъезде пролётом выше. Конан уже возвращался. Пришло время финала. Он вбежал в комнату и кинулся к Ане.
– Как хорошо, что ты пришёл, Коник…
– Солнце, что произошло? Кто это был?
– Я не знаю, наверное, грабители… – похоже, Аня меня не узнала.
– Неважно, я найду их. Сейчас лучше молчи. Я вызову скорую.
– Не надо, просто побудь со мной. Мне так легче…
– Ты вся в крови, надо…
– Помнишь, как мы познакомились, как столкнулись? Я тогда сразу поняла, что влюблюсь в тебя… – на глазах у неё наворачивались слёзы.
– Ты так сердито посмотрела на меня, что я подумал, что ты меня съешь, – сквозь слёзы улыбнулся Коник.
– Как бы я хотела посмотреть на наших детей, они были бы такие хорошие…
– Посмотришь, сейчас я…
– Коник, ты всегда был наивнее меня…
– Не уходи, не бросай меня, я без тебя не смогу.
– Сможешь, я прошу тебя. Потому что я, – Аня уже с трудом выговаривала слова, – люблю тебя…
Конан зарыдал над ней, а я с отвращением посмотрел на него:
– Ну за что тебе это всё было дано? За то, что ты был продажной сволочью, за то, что убил моих родителей.
Он уже начал поворачиваться ко мне, но я сделал укол. Через несколько мгновений УТП в сочетании со снотворным начали действовать.

4 апреля 2027 года,
18:05

– Поверь мне, Коник, теперь я знаю о зле и мести не меньше твоего.
– Знаешь, я вот всё думаю, что было бы с нами, если бы я тогда не согласился на участие в операции «Смерть за панацею». Ты бы не убил Аню, нам бы не промыли мозги, я бы не сделал из тебя Апреля. Кстати, когда ты догадался, что Доброжелатель – это я?
– Окончательно? Когда вошёл в архив Конторы и увидел оригиналы тех документов, которые ты присылал мне семь лет назад.
– Ах да, ты же у нас теперь директор. Но это не продлится долго… Твоими руками я убрал почти всех, кто был виновен в смерти твоих родителей и Ани. Ты почувствовал то, что чувствовал я. Это и была моя финальная месть. Пора заканчивать с этим, – Конан достал пистолет. Я достал оружие в ответ, и мы держали друг друга на прицеле. Он продолжал:
– Когда я всё вспомнил, точнее, мне помогли вспомнить, я придумал игру. Твоя роль в ней была главной. Я заставил поверить тебя в то, что ты являешься абсолютным мстителем, но это не так. Мы все подонки, Король, пора бы уже с этим смириться. Когда ты был в Риме, я ненадолго взял управление Коалицией Мести на себя. Если честно, я хотел, чтобы тебя убили тогда, во время теракта, но потом понял, что никто, кроме тебя, не смог бы собрать под КМ все антиглобалистские силы мира. Ты это сделал, а теперь настал мой черёд управлять войной с Конторой, ведь я изначально был Апрелем.
– Кстати, не надо присваивать себе чужие заслуги, – усмехнулся я, – тебе бы не удалось так долго держать моё сознание в рабстве, если бы не… это может быть только один человек, и я знаю кто. Иннокентий Петрович, выходите!..
Кеша вышел из-за угла и сказал:
– Ну привет, Ваня. Всё сложилось не так, как ты ожидал, верно? Я не хотел вмешиваться, и предоставил заключительный акт Саше, но раз уж ты настоял… Аня была моей дочерью.
– Да знаю я, понял уже давно. Но как же случилось, что она отговаривала Конана идти в Контору?
– Это всё я… Я не сказал Ане, куда она идёт работать, когда устраивал её в ту проектную фирму, но потом она узнала всё и не захотела больше в этом участвовать.
– Она пыталась отговорить и меня, – добавлял Конан, – но ты же сам прекрасно знаешь, что произошло дальше.
– Кстати, Кеша, проект с клонами всё-таки принёс пользу? – усмехнулся я.
– Клоны из них были не очень, но болванки для трупов идеальные. Всегда знал, что мне пригодится одна такая. Нам нужно было уйти в тень, и ты помог нам с Сашей обоим.
– А что, вы посчитали, что трое Червоненко на одну маленькую Контору будет слишком много? Поэтому все перешли на разные фамилии? По твоей просьбе Аня взяла фамилию своей матери, но она тогда не знала, зачем ты её об этом просил, верно? Оригинальный ход… Что ж Павел Сергеевич так плохо поступил со своей племянницей?
– Паша был идиотом и получил по заслугам. Я не смог уберечь Аню тогда, потому что не думал, что Паша решит доложить о ней и Саше Логану. Ты очень хорошо выполнил свою задачу. Правда, пришлось защитить тебя тогда в театре с Ликой. Мог бы и поблагодарить! Я всегда говорил, что лучший способ заманить жертву в силки – заставить её поверить в то, что она является охотником.
– Да, тебе это удалось, – ответил я, – а зачем ты вообще поменял имя Павла Сергеевича на своё в плане операции «Вербовка кадров»? Приключений на характерное место захотелось?
– А это чтобы ты, Ваня, считал меня своим врагом номер один – так проще было с тобой играть, ведь ты всё-таки посчитал, что убил меня. Перед своей «гибелью» я дал Паше программу с лицом Ани и сказал, чтобы он показал её тебе. Но ты оказался умнее его, и теперь он мёртв. Но если тебе интересно, я тоже участвовал в организации операции по устранению твоих родителей.
– Иннокентий Петрович вышел на меня семь лет назад, тогда-то мы и начали игру с тобой, – продолжал Кешу Конан, – мы считали мои воспоминания, и я их немного модернизировал. Потом всё было делом техники. На очередном обследовании Иннокентий Петрович вместо твоих удалённых воспоминаний записал мои. Мне хотелось, чтобы ты почувствовал то, что чувствовал я. Теперь я удовлетворён. Пора с этим заканчивать.
– Почему же вы меня теперь просто не убьёте?
– А мы ждём ещё одного гостя, – усмехнулся Конан, – а вот и он.
Я повернулся и увидел, как к нам стремительно направлялся Антон.
– Что это всё означает? – спросил он.
– Наконец-то мы дождались наше финальное действующее лицо! – воскликнул Кеша. – А мы Вас уже заждались!
– Так кто из вас двоих Доброжелатель. Или оба?
– Вы очень проницательны, мой друг.
– Вы написали мне, что знаете, кто виновен в смерти Лики. Что он здесь делает? – Тоник указал на меня. – Отвечайте!
– Конечно, мы всё знаем и даже заботливо пригласили виновного на нашу беседу.
Тоник ещё раз посмотрел на меня, но уже другими глазами:
– Я не верю в это.
– Да, мы ждали такой ответ, поэтому приготовили маленький сюрприз, – и Кеша скинул покрывало с телевизора, стоящего на бетонной плите, – сейчас мы покажем Вам небольшой документальный фильм.
Я увидел на экране тот же завод, себя, Тоника, Лику, Сливку и Эдуарда Анатольевича. Это было снято ровно два года назад. Я знал, что сейчас произойдёт на экране, и был готов. После того, как Тоник увидел, что я застрелил Лику, он уже не смотрел в телевизор. Он выхватил пистолет и направил его на меня:
– Так это всё ты? А как же басни о добре, о мести Конторе? Причём здесь мы? Мы все выполняли свою работу…
– Тоник, успокойся.
– Не буду я успокаиваться. Я хочу услышать, зачем ты это сделал… Нет, не хочу, просто пристрелю тебя.
Ситуация становилась критической. На меня было направлено три пистолета, и один из них был готов выстрелить. У меня остался один шанс на миллион, и я постарался его использовать. Всё это время я держал на мушке Конана, но теперь мне нужно было действовать. Я перевёл прицел на Антона в надежде, что он не выстрелит сразу. Это была финальная игра Конана и Кеши – столкнуть нас с Тоником лбами, и мне нужно было этим воспользоваться.
– Послушай меня, Антон – прошептал я. – Если ты сейчас выстрелишь, они победят и займут наше место. Ты же был там, ты помнишь, что случилось двенадцать лет назад? Ты видел эти сны, как и я, потому что по-другому не могло быть. Может, ты не придавал им значения, но это была твоя жизнь. Её забрали, в этом виноват и я. Но сейчас не это главное. Важнее не то, что мы сделали, а то, что можем сделать. Мы нужны Коалиции Мести, не время уходить. Посмотри на них, они ждут, когда мы перестреляем друг друга. Не поддавайся мести, это иллюзия. Мы все уже прошли через это. Месть влечёт за собой месть, точки не будет никогда. Посмотри на них.
Я видел, что Тоник начинает понимать, о чём я говорю. Он посмотрел на Конана и Кешу, которые с наслаждением ждали развязки, потом снова взглянул на меня.
– Не пудри мне мозги, Ваня, – закричал он, – не надо!
– Тоник, цель превыше всего, помнишь? У нас есть цель. Если мне не дано её осуществить, так хоть ты сделай это. Нам нужно покончить с ними, а потом будь что будет.
– Ты мне надоел!
– Мы выстрелим на три!..
– Ты говоришь сам с собой!
– Раз…
– Ты спятил! Раз…
– Два…
– Ни за что! Два…
– Три, – закричали мы хором и, развернувшись на девяносто градусов, выстрелили в Конана и Кешу. Они даже не успели среагировать, а всё уже закончилось. Они лежали на земле, а я подошёл к ним. Кеша был мёртв, а Конан тяжело ранен. Я подтянул его к бетонной плите и облокотил об неё, а сам сел напротив и сказал:
– Хочу рассказать тебе одну историю, хотя я уже сам не уверен, была ли она на самом деле. Я родился в семье, где честь и истина ценились дороже всего остального в этом мире. И меня так воспитывали. Я думал, что найду людей, которые разделяют мои взгляды на жизнь, но я ошибался. Я не нашёл таких людей, но меня нашли другие люди. Они посчитали, что мои родители не имеют права на жизнь только потому, что отец не захотел с ними сотрудничать. Они убили их, и ты помог им в этом. Я стал работать на них, потому что понял, что иначе и быть не может. А потом они сказали мне, что у меня есть возможность отомстить тебе, и я это сделал, потому что мне казалось, что поступаю правильно, но это было не так. Единственное, в чём я себя виню, – это в смерти Ани. Всё другое было правильно, и ты мне помог сделать так, вы с Кешей помогли. Мы все убийцы, Конан, потому что такими нас сделала Контора. Мы не заслуживаем прощения, и уже ничего нельзя изменить. Но я могу закончить то, что мы начали все вместе, и постараюсь это сделать.
– Какого ты мне всё это рассказываешь? – прохрипел Конан. – Я и так это знаю…
– Ты ещё ничего не понял? Я рассказываю это не тебе, а ему, – и я указал на Антона, который всё это время держал меня на прицеле, обращаясь уже к нему, – у каждого из нас своя правда, но цель теперь одна. Выбирать тебе. Если хочешь пристрелить меня, то сделай это сейчас, потому что потом уже будет поздно.
Антон снял пистолет с предохранителя и продолжал пристально смотреть на меня. Я понимал, что в тот момент он решал мою судьбу, но другого выбора у меня не было, иначе я бы сам не смог себя простить.
– Знаешь, как я мечтал два года, что расправлюсь с человеком, разрушившим всю мою жизнь? Я жил этим, – процедил Тоник, – но вся эта история научила меня ещё одному: местью не добьёшься ничего, а цель превыше всего…
После этих слов он опустил пистолет, развернулся ко мне спиной и направился к выходу из завода. Я выдохнул с облегчением и посмотрел на Конана. Ему только и оставалось, что иронично улыбнуться. Тоник остановился на секунду, повернулся и кинул мне в руки неактивированную гранату. После этого он покачал головой и пошёл снова, а я повернулся к Конану, и он засмеялся:
– Тебя ещё ждёт одна неприятная неожиданность, будь готов. Мы с Кешей были очень большими перестраховщиками…
– Да, Конан, «были» – ключевое слово здесь. А это подарок от нас двоих, чтобы в этот раз вы оба умерли окончательно, – и после этих слов я выдернул чеку и кинул гранату ему за шиворот. Через несколько секунд прогремел взрыв, а я к этому моменту уже догнал Антона, – будем убирать здесь?
– Не думаю, оставим эту работу полиции и твоим оперативникам из Конторы, – ответил он и немного погодя добавил, – только диск с записью убийства Лики вытащи, а то будешь долго доказывать, что это подделка…
– Да, ты прав. Кстати, спасибо, что не убил меня…
– А мы ещё посмотрим, что было бы для тебя лучше, – прошептал Антон.
– Посмотрим…

4 апреля 2027 года,
20:00

Я ехал домой к своей единственной и неповторимой Мери. Теперь я понимал, что готов был провести с ней остаток своей жизни и больше не боялся ничего. Я был счастлив и решил передать управление Коалицией Мести Антону, а сам – уехать куда-нибудь далеко, где бы нас не нашли. Мы подъехали к моему дому, и Тоник напросился в гости по причине того, что ему надо было в уборную. У меня не было причин возражать. Мы зашли в квартиру, я позвал Мери. Она не отвечала, и я сказал Антону:
– Иди пока по своим делам, а потом уходи. Лучше, чтобы Мери тебя не видела, – а сам пошёл в нашу комнату. Мери сидела на кровати и держала в руках какой-то конверт. Я ласково позвал её:
– Солнце, вот я и вернулся, как и обещал. Теперь всё будет хорошо.
После этих слов я обнял её, а она подняла на меня глаза. Они были полны слёз, отчаянья и ненависти. Мери выхватила у меня из-за спины пистолет и, оттолкнув, направила на меня.
– Всё будет хорошо? – нервно засмеялась она. – Что будет хорошо, Ваня? Или как там тебя называют твои психованные фанатики, убившие моего отца, – Апрель? Теперь я понимаю, зачем тебе всё было нужно, но что ты хотел от меня? Я тоже была частью твоей игры?
– Машенька, всё не так. Успокойся, я тебе сейчас объясню…
– Спасибо, объяснили уже, хватит…
– Это сейчас не важно, не нужно этого делать. Я люблю тебя…
– Любишь? Это так называется? Убить семью и любить?
– Я не убивал их и не отдавал приказа, они сами…
– Это всё пустые разговоры, не хочу слышать…
– Машенька, не надо…
– Не называй меня так! Ты не тот, кто имеет на это право!
Я взглянул на конверт, который лежал на кровати. На нём было написано: «Отомсти…» и подпись: «Доброжелатель». Я понял, что она сейчас выстрелит, поэтому в последний раз посмотрел в её глаза и прошептал:
– Я очень люблю тебя и хочу, чтобы ты знала об этом.
Я закрыл глаза и приготовился получить то, что уже давно заслужил. Через секунду прозвучал выстрел, и я почувствовал кровь на своём лице, но боли не было. Странно, мне казалось, что это происходит немного по-другому, – подумал я и открыл глаза. Мери лежала на полу с пулей в сердце, и вокруг неё уже начинала растекаться лужа крови. Я посмотрел в дверной проём и увидел там Антона с пистолетом в руке. Я опустился на пол и закрыл голову руками, а он подошёл ко мне и кинул пистолет рядом:
– Цель превыше всего, помнишь, Ваня?
После этих слов он направился к выходу, а я задал ему только один вопрос:
– Скажи, Тоник, только честно. Если бы Мери не собиралась меня убить, ты бы всё равно застрелил её?
– А ты дурак, Ваня… – после этих слов Антон ушёл.
– Да, Машенька, как оказалось, Тоник был прав. Лучше бы он застрелил меня два часа назад… – прошептал я, подполз к Мери, положил свою голову ей на грудь и зарыдал.

Конец второй части.
 


Часть третья

Пролог

«Когда появляется тиран,
он вырастает как ставленник народа»
Платон

25 мая 2031 года
16:30

Всё же интересное существо человек. Как редко он усваивает уроки, которые даёт ему жизнь, и, наверное, даже не потому, что не способен это сделать, а потому, что почти всегда считает себя правым и привык винить во всём судьбу. Мой отец говорил, повторяя чью-то старую мудрость: «Дурак учится на своих ошибках, а умный – на чужих». Наверное, согласно этому высказыванию, все мы являемся дураками, потому что каждый из нас допускает ошибки. Но, тем не менее, не каждый учится на них. К какой категории отнести таких людей, отец не упоминал, да и я для себя так и не смог это решить, хотя этот слой человечества был наиболее обширным, а мне – первому международному правителю – следовало бы это знать. Но в тот момент меня не очень волновала эта проблема. Гораздо важнее мне было знать, в чём же я мог просчитаться. Мне казалось, что мой план был идеален, но вдруг я просто поддался самоуверенности, которая была присуща всем людям на этой планете, даже самым неуверенным в себе? Хотя я к таким уж точно не относился. Я перебирал в памяти моменты, которые были сомнительными для меня. Мог ли я совершить ошибку?

4 апреля 2030 года

Странно, прошло уже три года с того момента, как погибла Мери, а я всё не мог до конца смириться с этой мыслью. Я был с ней всего два месяца, а без неё уже три года, и всё равно мне казалось, что первый период был намного больше и насыщенней, чем второй. За это время я стал одним из самых влиятельных людей как в официальном, так и в теневом мире. На посту директора ГЛКК(ве) я смог очень хорошо зарекомендовать себя, настолько хорошо, что через два года стал по совместительству заместителем председателя Главного Совета Андреа Сангвини. А ещё я по-прежнему был руководителем Коалиции Мести, которая начала открытую войну против надвигающегося режима. Словно собака, я гонялся за собственным хвостом и делал это сознательно, потому что в тот момент, когда всё должно было начаться, мне нужен был контроль над двумя сторонами этого мира, иначе я не смог бы осуществить то, что задумал.
Моё сознание было искалечено и почти разрушено. Я уже почти не испытывал каких-то ярких чувств, и это сводило меня с ума. Похоже, это было побочное действие УТП, а возможно, просто глубокая душевная травма от того, что я потерял Мери, а точнее, сам стал тому виной. Единственное, что теперь у меня осталось – цель, которая в скором времени должна была либо стать реальностью, либо уйти в мир нереализованных возможностей.
Антон по-прежнему был моим заместителем в КМ, который теперь выступал от моего имени на всех заседаниях и гарантировал то, что я – это Апрель. Другого мне и не было от него нужно, хотя нельзя было исключать тот факт, что в один прекрасный момент он захочет перетянуть одеяло на себя. Но, похоже, он понимал, что справиться с такой огромной организацией ему будет просто не по силам, и поэтому спокойно выполнял отведенную роль. Антон связался со мной в тот день по нашему обычному засекреченному каналу связи:
– Родригес требует встречи, нужно что-то обсудить.
– Мы вполне можем сделать это по нашему каналу связи.
– Нет, он требует личной встречи.
– Дело не терпит отлагательств?
– Не думаю, нельзя, чтобы наши континентальные заместители начали волноваться.
– Ладно, собирай всех.
– Где на этот раз?
– Рим, давно там не был.
– Ты же не любишь выбирать мегаполисы для наших встреч.
– Наверное, нужно пересмотреть это. В Риме очень легко потеряться в толпе. В любом случае, не думаю, что тебе стоит пытаться возражать, конец связи.

25 мая 2031 года,
16:35

Так может, всё-таки Тоник предал меня из-за власти? Не сильно ли я давил на него? Я старался не ограничивать его в управлении в КМ, насколько это было возможно для дела. И всё же, если человек почувствовал вкус власти, он не может насытиться ею, пока её у него не отберут, либо она не закончится сама. Антон был человеком и вполне мог захотеть больше власти. Я всегда это понимал и теперь задумался. Моя служба охраны передавала мне:
– Они прорываются через внешний периметр, Вам нужно уходить!
– Я не уйду и буду со своими людьми до конца. Город полон отборных отрядов Коалиции Мести, даже если я сейчас выйду из здания, скрыться от них будет практически невозможно, – спокойно ответил я.
Антон, неужели это ты? Хотя на кандидатуру крота были хороши практически все мои подчинённые…

8 апреля 2030 года,
21:00,
Рим

– Пора уже начать проявлять к нам больше уважения, – говорил на повышенных тонах Родригес, – мы три года вместе. Если бы мы знали, что Вы настолько плотно возьмёте власть в свои руки, то никогда бы не согласились на объединение. И почему Вы до сих пор прячете своё лицо? Это что, часть образа или просто Вы боитесь, что, узнав его, мы перестанем с Вами сотрудничать?
– Во-первых, помни, с кем ты разговариваешь, – начал возражать Тоник, во-вторых…
– Подожди, Антон, – остановил его я, – я сам в состоянии ответить. Для начала, я попросил бы Вас, Уго, отвечать за себя. Для оценки общего мнения существует голосование. Идём далее. Я огласил Вам правила, по которым мы будем строить наши отношения, при первой встрече. Вы согласились на них, почему же теперь возражаете? За три года я не дал Вам ни единого повода усомниться в моей компетентности. Если у Вас есть что-то конкретное – милости прошу внести свои предложения и возражения, иначе не нужно апеллировать на мою анонимность. В конце концов, Ваши люди всегда останутся при Вас, можете попытаться отделиться вновь, если вопрос станет ребром. Вас никто не держит, но ведь мы все здесь понимаем, что раскол в КМ сейчас означает лишь одно – мы не сможем сопротивляться Конторе и Группе, когда они начнут финальное объединение. А оно не за горами, ведь вы помните, какой сейчас год. Решение в любом случае останется за вами, поэтому мне бессмысленно напрягать глотку, чтобы переубедить вас.
– Не горячитесь так, – вступил в беседу лидер африканского объединения КМ Умбару, – конечно, мы не можем позволить сейчас себе такую роскошь, как междоусобные войны. Наверное, и вправду никто из нас, кроме Апреля, не смог бы сделать из нашей организации то, что она сейчас из себя представляет. Спорить с этим бессмысленно. Но нам нужны ответы на многие вопросы, а Вы до сих пор отказываетесь их нам предоставить.
– Вы можете задать свои вопросы, а я попытаюсь ответить на них в силу дозволенного, – предложил я.
– Ну вот, опять сплошные секреты… – начал было Родригес, но Умбару его перебил:
– Помолчите Уго, если это Вам не трудно. Я хотел бы озвучить своё мнение. Во-первых, мы уже три года совершаем запланированные акции неповиновения и ведём подпольные войны, но так и не знаем конечной цели. Контора либо победит, либо победим мы, но что в итоге? В первом варианте будет ли это означать, что мы проиграли, или у Вас на этот счёт свои рассуждения? Во втором случае, будет ли КМ претендовать на мировое господство или предоставит выбор независимости всем народам? Во-вторых, не пора ли нам перейти от отдельных выступлений к организованной войне, ведь мы изначально говорили об этом. И наконец, присоединяясь к Уго, хотел бы спросить, почему Вы не покажете нам своё лицо, ведь мы уже можем претендовать на Ваше доверие. Намного проще и надёжнее, если мы будем знать Вас лично, а не принимать в качестве гаранта Бегущего.
– Наши люди гибнут, а мы до конца не понимаем, ради чего, – вступил в беседу Лян Фу, лидер Азиатского Союза, – что мы получим в итоге?
– Ладно, позвольте мне ответить, господа, – взял слово я, – для начала, мне не совсем понятен вопрос: «Что мы получим в итоге?». Вы рассчитываете на безграничную власть? Поверьте, такого не будет. Я создавал Коалицию Мести не для того, чтобы она стала ещё одной лестницей для очередной кучки авторитаристов и узурпаторов власти, и мне всегда казалось, что вы это понимаете. Далее, отвечая на первый вопрос нашего уважаемого командора Умбару, скажу: конечная цель, несомненно, есть, и эта цель – поражение Конторы, другого и быть не может. Если Контора проиграет в этом году, мы победим, если нет – будем бороться дальше. Пока Группа не начала конкретных агрессивных действий против населения Земли, мы не можем вступать в гражданскую войну, поскольку превратимся, а точнее, пропаганда Конторы превратит нас в обычных террористов, против которых ополчатся все. Собственно, это активно делается и сейчас, но, как вы знаете, пока нам удавалось этому противостоять. И последнее, лицо своё я вам не открою, по крайней мере, пока. Причины на это есть, и волноваться по этому поводу вам не стоит. Бегущий до сих пор не подводил меня, я доверяю ему, как себе, и вы можете доверять. Поэтому прошу вас считать этот вопрос закрытым. Если ещё есть возражения, прошу.
– Да есть возражения! – снова поднял шум Родригес. – Сколько можно кормить нас одним и тем же завтраком, мы не дети. Скидывай маску, а там посмотрим, стоит ли нам волноваться по поводу твоих причин или нет.
– Встреча окончена, – спокойно подвёл итог я, – дальнейший план действий согласуем по нашему каналу связи. Все понимали, что после этих слов любые выпады в мою сторону бессмысленны. Когда я выходил из номера, меня остановил Умбару:
– Апрель, я думаю, Вы всегда знали, что можете рассчитывать на моё доверие, и это до сих пор так. До того момента, как мы присоединились к вам, наша организация еле-еле сводила концы с концами. Теперь всё иначе, и это только лишь благодаря Вам. Но прошу Вас, не перегните палку. Не все такие прагматичные, как я. Мне начинает казаться, что Уго уже на грани, и ему достаточно дать самый мизерный повод для того, чтобы он начал действовать. Не мне Вам объяснять, что раскол – очень прецедентное дело, и КМ рискует быстро развалиться. Я думаю, Вы и сами это понимаете. Просто будьте осторожны. Помните, что в Ваших руках не только собственная судьба, но и жизни многих людей, в том числе и моя.
– Спасибо Вам, командор. Я каждый день думаю, как мне не подвести вас всех, этим и живу. Будьте спокойны, я держу ситуацию под контролем.
Когда мы выходили из гостиницы с Антоном я сказал:
– Нам надо разойтись, свяжемся позже.
Это была не только необходимость конспирации, но и моё банальное желание пройтись по городу, с которым у меня были связаны и плохие, и сладкие воспоминания.
Я шёл по набережной вдоль Тибра и вспоминал Мери, какая она была юная и наивная, настолько, насколько хитёр и изворотлив был я. Помню, как она спросила меня о смерти, а я ответил, что её не надо бояться. Думала ли она об этом, когда целилась в меня из пистолета, мелькнула ли у неё эта мысль в последний момент, когда Антон выстрелил ей в сердце? Мне это было уже никогда не узнать. Я соврал Мери, что не боялся смерти, потому что очень боялся того, что она умрёт. И это произошло.
Было уже поздно, и людей на набережной почти не осталось. Навстречу мне шла молодая пара. Похоже, парень только начинал ухаживать за девушкой, потому что всё выглядело очень красиво и романтично. Они поцеловались прямо у меня на глазах. Откуда-то у меня возникла злость, перерастающая в отвращение. Как это противно, – подумал я и дальше уже ничего не помнил о той ночи.

25 мая 2031 года,
16:40

Я машинально закурил и продолжал думать о том, о чём уже думал тысячу раз. А вдруг это был Родригес? Может быть, Умбару оказался прав, и Уго не выдержал искушения? Он слишком вспыльчив и готов к решительным действиям, вполне сойдёт на роль бунтаря. Люди, исповедующие идеи коммунизма, очень часто становятся их заложниками. Я вовсе не говорю, что их идеалы плохи, напротив – мысль о равенстве и мире без границ гениальна, но неосуществима. Это ещё одна иллюзия, порождённая извечной мечтой человека ничего не делать и получать дивиденды за это. Эта иллюзия заразительна и рискует перекочевать во все сферы жизни человека. Именно поэтому коммунисты всегда были такими вспыльчивыми, мечтательными и любили громкие слова. Родригес не был исключением из правила, а скорее его прямым подтверждением, и это меня настораживало. Моя охрана передавала по внутренней связи:
– Господин директор, они прорвали внешний периметр, нам трудно их удерживать. Вы должны уходить!
– Я дал вам свой приказ. Пора уже понять, что я их не меняю, как перчатки. Сдерживать их столько, сколько возможно. Я ещё не закончил.
Мне начинало порядком надоедать это нытьё моей охраны. Мне нужно было сосредоточиться, потому что за полчаса я хотел увериться в том, что смог вычислить человека, которого не мог вычислить на протяжении многих месяцев. Был ещё один факт, который не давал моей совести покоя.

9 апреля 2030 года,
10:00

У меня прозвонил будильник. Странно, – мелькнуло у меня в голове, – не помню, как ставил его. Я вообще практически ничего не помнил после того, как увидел ту молодую пару в прошлую ночь. Как ни пытался вспомнить, так ничего и не получилось. Я встал и начал готовить себе завтрак. Несмотря на то, что я был одним из самых влиятельных людей в Конторе и в мире вообще, я сам готовил себе и не признавал охраны в доме и гостиничном номере. Связано это было со спецификой моего совмещения обязанностей директора ГЛКК(ве), заместителя директора Конторы и руководителя Коалиции Мести – никто из первой стороны моей жизни не должен был знать о второй. Выглядело это, конечно, немного странно, но я старался вести себя естественно. По телевизору передавали итальянские новости. Я знал много иностранных языков, и итальянский был в их числе, поэтому понимал то, о чём говорил ведущий:
– Несколько дней члены Главного Совета собрались на внеочередное заседание. Были заслушаны доклады Президентов Европейского и Американского Союзов. До конца перечень обсуждаемых вопросов нам так и не удалось узнать, но уже сейчас можно утверждать, что в этом году нас ждут радикальные изменения в устройстве мира, на которые все народы возлагают очень большие надежды.
Как же, посмотрите вы, какие большие надежды оправдает бернская группа. На самом деле, возлагать надежды было в стиле современного среднестатистического человека. Несмотря на то, что он был пущен в свободное плавание, и ему были предоставлены права и обязанности, обычный человек так и не привык думать о том, что на самом деле происходило в мире. Этим-то и пользовались люди, к которым я принадлежал. А ведущий тем временем продолжал:
– Сегодня ночью на набережной были найдены трупы молодой пары с многочисленными ножевыми ранениями. По предварительным сведениям это не было ограблением, поскольку ценные вещи не взяты. Стоит ли утверждать, что в Риме появился новый серийный убийца, пока неясно, но других мотивов полиция не установила.
Интересно, я был там этой ночью, мог что-то видеть. Затем показали фотографии убитых, и мне стало не по себе. Это были именно те парень и девушка, которых я встретил, гуляя вдоль Тибра. Я ничего не помнил после того, как увидел их поцелуй. Что же там было? Нужно посмотреть мои вещи. Я залез в карман брюк, но ничего там не нашёл, затем взял куртку, и оттуда выпал нож, который всегда был со мной на всякий случай. Я еле сдержался, чтобы не закричать. Он был весь в крови, и она уж точно не была моей. Как же так? Что это значит? Я ничего не помнил и как-будто вернулся в то время, когда на меня действовало УТП.

25 мая 2031 года,
16:37

Теперь я уже практически на сто процентов знал, кто убил тех людей и не боялся этого, мне было просто противно. Если не произошла ошибка, то всё случилось именно так, как я высчитал. Но, может быть, я чего-то не заметил?

15 августа 2030 года

В Конторе у меня, как и у любого большого начальника, была секретарша, подносящая мне кофе, бумаги и вежливо сообщающая о том, что ко мне пришёл посетитель. Звали её Светлана Витальевна Мазуренко. Она была довольно молодой девушкой до тридцати – точного возраста я так и не помнил. Она не отличалась особым умом и сообразительностью, но и не была глупой – таких я просто не брал на работу. Это было правилом Конторы и моим тоже. В тот день Света всё так же вежливо сказала мне по внутренней связи:
– К Вам Валерий Викторович. Он может войти?
–Да, Светлана, пригласите его.
Валерий Викторович вошёл. За три года он не изменил ни своих привычек, ни внешности, ни должности. Он по-прежнему был начальником отдела биологических разработок. Почему он остался моим подчинённым, я так и не понимал, ведь он был намного мудрее и предусмотрительнее меня во многих вопросах. Я даже собирался рекомендовать его на пост директора ГЛКК(ве), когда окончательно обосновался бы в верхушке Совета. Валерий Викторович поприветствовал меня:
– Добрый день, Иван Сергеевич.
– Проходите, Валерий Викторович. Чем обязан?
– У меня к Вам всего одно дело. Нужно подписать несколько бумаг о закрытии исследований.
– По какой причине Вы приняли такое радикальное решение?
– Да их много, долго объяснять.
– Ну, тогда давайте посмотрим, что Вы мне принесли.
Я начал листать бумаги, которые мне дал Валерий Викторович. Там было несколько разработок. Первыми из них были исследования под названием «Клоны». Я посмотрел на своего собеседника:
– А что, с клонами так ничего и не вышло?
– Да нет, мы так и не смогли заставить их думать или хотя бы дышать. Как только мы отключали их от аппаратуры, они становились обычными трупами. Жаль, проект был чрезвычайно интересный. И всё же это объективная необходимость.
– Ясно, – вздохнул я и, подписав этот документ, начал просматривать бумаги дальше. Там было ещё несколько интересных проектов, но они не были достойны моего особого внимания. Намного больше меня заинтересовал отчёт с заголовком «Универсальный Трансформатор Памяти». Я снова обратился к Валерию Викторовичу:
– А что случилось с УТП, мы ведь уже три года назад отправили его в серийное производство, разве нет?
– Да, это так, но нам очень скоро вернули его обратно. У пациентов, которым вводили УТП, наряду с обычной ожидаемой амнезией и альтернативной памятью стали наблюдаться побочные эффекты. У многих из них периодически происходили провалы в памяти, некоторые даже переставали разделять мечты и реальность, а кое-кто проявлял открытую агрессию, направленную не только на других людей, но и на себя. В основном, спусковым крючком для неё становились образы, подобные тем, которые мы удаляли или создавали у пациентов. Например, у одного человека с помощью УТП стёрли моменты, связанные с его научной работой по поводу приматов. Так тот потом почти каждый раз, когда он их видел, становился просто неуправляемым, а потом ничего не помнил. Странно, но на стадии предварительного тестирования мы не наблюдали такого эффекта. Вобщем, нам вернули УТП на доисследование, но мы так и не смогли побороть эту проблему. В любом случае, мы не можем дальше продолжать финансирование этого проекта, каким бы ценным он не был – мы просто зашли в тупик. Быть может, когда-нибудь кто-то найдёт выход из ситуации, но пока имеем то, что имеем.
– Да, интересный был проект, согласен с Вами, – медленно протянул я, подумал немного и поставил свою подпись напротив надписи «Универсальный Трансформатор памяти».

20 сентября 2030 года

Со мной связался Умбару. Он что-то хотел сообщить лично мне, в обход Антона. У нас на этот случай существовал особый канал связи, чтобы мои подчинённые могли быть уверенными, что они разговаривали именно с Апрелем. Я ответил:
– Добрый день, слушаю Вас, командор.
– Добрым его назвать сложно. Вы уже слышали, что на середину октября назначена встреча бернской группы. Вы же знаете, что будет решаться на этой встрече?
– Знаю, конечно. И уже приготовил достойный ответ им. В конце месяца мы соберёмся ещё раз, и там решим, что будем предпринимать. Но Вы же не за этим связались со мной лично?
– Да, Вы правы. Есть ещё одна причина. Я хочу поговорить с Вами о Родригесе. Похоже, он начинает действовать. Он говорил со мной недавно и очень нелестно отзывался о вас с Бегущим. Я думаю, что и с другими он говорил. Это не к добру, Вы понимаете? У него слишком много козырей, и Вам нужно подумать, чем перебить их. Сейчас, когда до решающего момента остался месяц, нам нельзя переживать внутренний переворот. Именно поэтому я говорю всё это Вам. Пора что-то предпринимать.
– Мне сложно будет что-либо противопоставить Уго. Вы же знаете, что маску я не сниму и до конца свой план ему не расскажу. У нас с ним разные взгляды на жизнь, и если он узнает всё, я рискую полностью потерять его поддержку, Вы это понимаете?
– По-вашему лучше, что Родригес организует бунт против Вас?
– В данный момент, да. В таком случае у меня есть шанс обратить против Уго его же людей и перехватить власть над Американским отделением Коалиции. Если он узнает мои реальные цели, будет ещё хуже, чем сейчас.
– Но мне-то Вы можете хоть что-то рассказать? В конце концов, я умею хранить секреты, и Вы уже не раз в этом убеждались. Мне кажется, что я вправе рассчитывать на Ваше доверие.
– Да, Вам я доверяю больше, чем Родригесу. Думаю, могу немного…
– Что, Ванечка, до сих пор боишься признаться, кто ты есть на самом деле? – услышал я тихий голос из-за спины. Я обернулся, но никого там не увидел.
– Что происходит, Апрель? – удивлённо спросил у меня Умбару.
– Я свяжусь с Вами позже, – коротко бросил я и отключил канал связи.
– Твоя проблема не в том, что ты не хочешь открывать кому-то своё лицо, а в том, что так и не открыл его себе самому, – снова послышался голос сзади меня. Я резко обернулся и чуть не закричал. Передо мной сидела моя Мери, которую я потерял два года назад. Она была вся бледная, а в районе сердца у неё виднелось багровое пятно. Я рассматривал её и мог бы поспорить на миллион, что это была именно Мери. А она тем временем продолжала:
– Думаешь, тебе удастся провернуть весь твой план, прячась ото всех? Ты уже много натворил и пора бы подумать о спасении своей души.
– Но ты же умерла… уже два года прошло.
– По-твоему, это мешает мне сидеть сейчас здесь перед тобой? Вот ведь она я…
– Но это не ты… – прошептал я. У меня на глаза наворачивались слёзы, и я стал больше заикаться. – Ты не моя Машенька… нет…
– Я же просила тебя не называть меня так. Хватит пускать сопли, ты же большой босс. Ты готов был променять всё, что мы могли иметь вместе, на своё местечко в кожаном кресле…
– Это неправда, ты же знаешь, я любил тебя… и до сих пор люблю.
– Ты же говоришь, что меня нет. Нельзя любить пустоту.
– Но мне трудно без тебя.
– Опять то же самое… подумай о том, что я тебе сказала.
– Машенька, мне так плохо без тебя. Иди ко мне, – я закрыл глаза, медленно подполз к кровати, где сидела Мери и уткнулся ей в колени, но меня встретило лишь неприветливое покрывало моей постели.

25 мая 2031 года,
16:40

Иногда мне казалось, что я просто сошёл с ума, но приходилось отгонять от себя эти мысли. Её нет, – внушал я себе, – и не может быть. Она умерла на моих глазах, это всё моё воображение. Но любовь была сильнее рационализма. Она снова засасывала меня в мир, которого не существовало. Мне следовало сосредоточиться, потому что времени почти не оставалось. Если я собирался уходить, то это нужно было сделать красиво, а для этого мне следовало быть увереным на все сто в том, кто же всё-таки предал меня. Может, это всё же был Умбару? Он слишком рьяно защищал меня в последнее время, настолько, чтобы усомниться в его искренности…

2 октября 2030 года,
22:00,
Лондон

– А я утверждал и буду утверждать, что без Апреля Коалицию Мести ждёт полный развал, – повторял в сотый раз одну и ту же фразу Умбару на несвойственных ему повышенных тонах, – вы все думаете, что так просто управиться с организацией, которую вы не то что не создавали, а даже и рядом в тот момент не стояли?
– Что-то ты слишком упорно защищаешь его, командор, – отвечал Уго, – не повязаны ли вы чем-то ещё, кроме КМ? Может быть, ты и сам заглядывал ему под маску?
– Не забывайся, Родригес, я тебе не мальчик. Не думай, что со мной можно разговаривать так же, как со своими товарищами.
– Тогда не неси ересь про то, что мы не справимся с Коалицией Мести без Апреля.
– Минуточку, – вмешался Антон, – Вы понимаете, Уго, о чём сейчас говорите? Это открытый бунт. Знаете, что бывает с бунтарями?
– Да, они либо висят на дереве, либо становятся королями. – засмеялся Родригес. – Мне второй вариант больше по душе.
– Но если ты не прекратишь выступать, тебя ждёт первый, – сквозь зубы процедил Антон.
Я понял, что пора и мне сказать своё слово:
– А теперь все замолчали. Если у тебя, Родригес, есть невосполненный комплекс Наполеона, не нужно переносить его на других. Пока ты ещё не глава КМ. Если наберёшь достаточное количество голосов, обращайся, а пока закрой рот. Мы собрались здесь не за тем, чтобы выслушивать и посылать оскорбления. Я хочу рассказать вам о своих планах на ближайшую встречу Главного Совета…

13 сентября 2010 года

Я редко ходил куда-нибудь с друзьями, да и не было их у меня. Поэтому я очень волновался перед этим походом на дискотеку. Мои отношения с девушками развивались сложно. Возможно, это происходило потому, что я слишком серьёзно относился ко всему, и мне казалось, что даже самый невинный флирт будет обязывать меня к чему-то. Я долго собирался и крутился перед зеркалом, как барышня. Отец ходил по квартире и то и дело кидал ироничный взгляд на меня. Мама шёпотом одёргивала его – чтобы я не смущался, но ведь он знал, что мне понятна суть его взгляда. Мне казалось, что я совершаю какое-то великое дело, и, сказать по правде, чувствовал себя не в своей тарелке. Я говорил себе, что стоит только один раз попробовать, и всё будет хорошо, но всё равно очень переживал. Я уже собирался уходить, и мама сказала мне:
– Ну, с Богом сынок. Будь осторожнее, допоздна не гуляй – ты же знаешь, что я буду нервничать. Пусть у тебя всё будет хорошо.
– Ты говоришь нашему сыну не то, что нужно, – посмотрел на неё отец, а затем добавил, обращаясь уже ко мне, – пойдём в твою комнату на пять минут, я хочу тебе кое-что сказать.
– Не морочь ты ребёнку голову, ему уже пора выходить, – возразила мама.
– И правда, я уже опаздываю, – согласился с ней я.
– Взгляни на часы – сейчас семь, а тебе нужно встретиться с Юлей в восемь. Ты полчаса проторчишь на улице впустую. Я учил тебя пунктуальности, но не кретинизму, – строго заявил отец, – а теперь пошли в твою комнату.
– Ну ладно, пошли, – пожал плечами я.
– Я хочу тебе кое-что рассказать об отношениях мужчины и женщины, – сказал отец, когда мы остались одни.
– Ты хочешь поговорить со мной о сексе? – немного смутился я.
– Да нет, – засмеялся отец, – в наше время об этом говорить впору уже в детском саду. Я надеюсь, что ты интересовался не только математикой и физикой, но и другими вещами, поэтому не буду утруждать твои буйные молодые мысли и ворошить тестостерон в твоей крови. Я скажу тебе немного другое. Помнишь, ещё давно я говорил тебе, что люди бывают разные: добрые и злые. Такова природа человека – кто-то выбирает один путь, кто-то другой. Так вот молоденькие девушки, в которых влюбляются неопытные мальчики, тоже бывают разные. Ты должен быть к этому готов. Я вижу, что ты очень серьёзно относишься к своему первому свиданию, и мне кажется, что ты так же серьёзно отнесёшься и к развитию отношений. Но ты не такой, как все, помнишь? Чтобы найти человека, который будет тебе близок по духу, можно ждать годы. Просто знай об этом. Делай, как мы договаривались: ты справедлив ко всем, но не ждёшь того же самого от них, договорились?
– Хорошо, папа. Юля не такая, она не может быть такой. Она добрая, я знаю это.
– Мне очень хотелось бы, чтобы всё так и было. Ну, с Богом, сынок. Удачи тебе и не думай ни о чём плохом, – пожелал мне отец, крепко обняв.

8 октября 2030 года

Мы встретились с Антоном в том парке, где несколько лет назад я ждал его, не зная ещё тогда, что он и был Бегущим. Мы никогда до того момента не встречались вот так в открытую, потому что за директором ГЛКК(ве) могли следить, устанавливая список его контактов. Но в тот день мы отступили от этого правила. Нам нужно было многое обсудить, да и признаюсь честно, мне просто хотелось поговорить с кем-то, кто знал о моём прошлом и настоящем практически всё.
– Какая сегодня хорошая погода, – протянул я и вспомнил, как сидел с Мери на диване и она говорила похожую фразу.
– Ты что, издеваешься? За этим меня сюда позвал? Может, пройдёмся по парку, листьями пошуршим, а заодно и под парочку гомосеков закосим: директор отделения Конторы и один из самых разыскиваемых ею преступников вместе любуются осенним пейзажем.
– Да, Тоник, ты никогда не был романтиком. И за что тебя Лика полюбила?..
– А вот это уже не твоё дело, – процедил Антон, резко изменившись в лице.
– Ладно, это не тема для разговора. Через неделю собирается Главный Совет, помнишь? Что будем делать?
– А что? Ты уже составил план, я его одобряю. Теперь мне понятно, к чему ты всё подводил. По-моему, у тебя мания величия…
– Да брось, все мы стремимся стать главарями стаи. Это естественный отбор, Дарвина читал?
– Ты слишком много забиваешь себе голову наукой. Так можно и с катушек съехать…
– Да, иногда мне кажется, что этот момент не за горами.
– Думаешь, твой план сработает?
– Надеюсь… Иначе всё будет как-то бессмысленно и нелогично.
– А что потом? Станешь махать шашкой направо и налево?
– Нет, просто устрою всем небольшую встряску и хватит.
– То есть всё это ради небольшой встряски? Да ты и вправду псих.
– Да, есть немного, – задумчиво улыбнулся я, а затем добавил, – ладно, хватит нам светиться вместе. Пора расходиться: девочки направо, мальчики налево.
– В таком случае тебе направо, – усмехнулся Тоник.
– Не думаю, потому что тогда нам по пути, – парировал напоследок я и пошёл вглубь парка.
Мне и вправду просто хотелось пошуршать листьями, послушать ветер, вдохнуть запах той жизни, которой у меня почти не было. И хотя мне не с кем было это делать, я всё же позволил себе одну прогулку. Я шёл и думал, какой же у нас всё-таки странный мир. Мы перестали замечать красоту возле себя, признавая её лишь на расстоянии. Но издали даже уродливое может показаться красивым, поэтому и само понятие людей о красоте потеряло свой смысл. Мы рисковали превратиться в банальных потребителей энергии и ничем не отличаться от других животных. С этим надо было что-то делать. В парке было очень пустынно: тишина, которую нарушал только ветер и в которую вдруг вмешался очень знакомый мне голос:
– Ты так мило беседовал с моим убийцей, может, он тебе импонирует? Листьями решил пошуршать? А со мной так и не удосужился…
– Машенька, у нас с тобой не было ни одной осени вместе, как бы мы сделали это?
– Неправда, я предлагала тебе прогуляться осенью, но ты меня тогда ещё даже не замечал, считал глупой дочуркой богатого папаши, помнишь?
– Так всегда выходит: сначала не замечаем, а потом уже поздно становится. Такова природа человека.
– Опять ты со своей философией. Ты когда-нибудь можешь говорить без этой напускной серьёзности?
– Ты же знаешь меня лучше, чем я сам. Вот и ответь на свой же вопрос.
– Думала, что знаю, но это было не так.
– Хватит меня винить, я и сам с этим справлюсь…
– Прямо мастер самобичевания, – засмеялась Мери, а потом указала на мальчика и девочку лет семнадцати, идущих нам навстречу, – ой, только посмотри, как у них всё романтично. Прямо как у нас с тобой было, помнишь? Фу, эти поцелуи… тебе не противно на них смотреть?
– Машенька, не надо этого делать, – взмолился я, а сам думал: «Нужно держаться. Её нет, а эти дети есть. Я не могу сейчас…»
– Какие же они смешные: ещё верят в то, что у них всё будет хорошо, но мы-то с тобой знаем, что это не так, верно?
– Не надо, уйди!
– Прогоняешь меня? Ради них?
– Молчи!.. – закричал я и подумал ещё раз: «Держаться…». После этого я ничего не помнил.

25 мая 2031 года,
16:42

Да, человек очень интересное существо. Он сам создаёт себе иллюзии и становится их заложником. Ему проще создать свой мир, чем принять существующий, и в этом вся опасность. Ни один организм на Земле так не уходит от реальности, как это делает человек. Он создаёт собственную Вселенную, которую потом разрушает неспособностью осуществить мечты и стремления. Мы живём в мире самообмана и искажённых представлений об окружающих. Глупо пытаться кого-то обмануть, когда этим кем-то являешься ты сам. Враньё себе – это одно из самых абсурдных и бессмысленных, но, в то же время, и самых популярных занятий человека. Каждый день мы обманываем себя. Смотрим в зеркало утром и, видя там сонное и помятое после вчерашнего банкета лицо, говорим себе, что выглядим идеально. Покупаем кетчуп в магазине и доказываем себе, что он без генно модифицированных продуктов. Смотрим новости, где президент говорит, что мы стали жить лучше, и сами убеждаем себя в этом – иначе, почему на следующих выборах мы будем за него голосовать? Дышим выхлопными газами и верим, что мы совершаем прогулку «на чистом воздухе». Говорим, что всё будет хорошо впереди, хотя это не всегда является правдой. Мы мастера лжи самим себе, хозяева своих иллюзий, хотя скорее их собственность. Мери была моей иллюзией, но я и вправду начинал верить в то, что она была настоящей. Вы не ошиблись, если подумали, что на следующий день после того, как я гулял в осеннем парке, в новостях показали убитых мальчика и девочку – тех самых. Я говорил себе, что не я их убил, но понимал, что снова вру. В тот момент передо мной стал выбор: покончить с этим раз и навсегда одним выстрелом в висок или продолжать и считать жертвы своего помешательства. И я не смог выбрать первый вариант. Как потом оказалось, это был очень правильный выбор.
– Господин директор, они уже в здании! – кричали мне по внутренней связи. – Скоро они доберутся до Вас! Уходите!
– Где мой заместитель по кадрам?
– Убит, как и все!
– Жаль, а то хотел его уволить за то, что он набирает в службу охраны таких истеричек.
– Уходите!
– Сдерживайте их, пока я не прикажу отступать!

12 октября 2030 года

Оставалось всего три дня до того момента, когда должно было решиться всё. Я активно готовился к встрече Главного Совета, и Света – моя секретарша – очень помогала мне в этом. В тот день она опять сказала по внутренней связи, что ко мне пришёл Валерий Викторович. Я пригласил его.
– Добрый день, Иван Сергеевич, – сказал он, войдя в мой кабинет, – а Вы всё готовитесь к Совету? Вид у Вас совсем замученный. Надо хоть немного отдыхать.
– Да не время сейчас отдыхать, может быть потом, после Совета, – отмахнулся я, – добрый день.
– А, как Вы похожи в этом на моего сына. Он так же говорил. Работал, не покладая рук, умница невообразимый. Говорил мне: «Не время отдыхать, всё ещё впереди». Да… Знаете, я многое понял, прожив жизнь, и могу Вам сказать: нельзя ничего откладывать на потом, если это хочется сделать сейчас. Наше существование такое хрупкое, что этого «потом» часто просто не бывает. Живите полноценно, пока живётся, ведь однобокость не только в науке плоха, но и в жизни.
– У Вас есть сын? Никогда об этом от Вас не слышал…
– Был… теперь нет.
– А что случилось?
– Да не хочется об этом рассказывать. Лучше давайте к делу…
– Тогда извините. Говорите, что у Вас за дело…
Вечером того же дня ко мне зашла Света по каким-то вопросам. Было уже поздно, и в Комплексе почти никого не осталось, кроме охраны и нас. Она вошла и спросила:
– Иван Сергеевич, к Вам можно?
– Когда же я Вам, Света, запрещал? Тем более сейчас, в такое позднее время, когда мне и делать-то особо нечего.
– Почему же Вы не идёте домой?
– Да что я там найду. Знаете, это удел одиноких людей. Работаешь, пока работа не закончится, а потом ищешь новое занятие. И так по кругу.
– Отчего же Вы так себя загоняете, ведь Вы ещё молоды. Найдёте свою половинку.
– Да, Света, у Вас до сих пор очень идеалистический взгляд на жизнь. Не всё так просто…
– Ну давай, пожалуйся ей на свою несчастную судьбу, – услышал я откуда-то голос Мери, – ты у нас самый бедный и всегда считал себя таким.
– Боюсь показаться настырной, но что же у Вас произошло такое, что Вы так разуверились в любви и будущем?
– Нет, ну вы посмотрите на неё: «Боюсь показаться настырной». Ты послушай себя, выдра, ты уже настырная по самые корни волос, – продолжала вещать мне из ниоткуда Мери.
– Да ладно, не стоит так интересоваться моей скромной персоной, – старался я не обращать внимание на галлюцинации, – у Вас-то всё, надеюсь нормально?
– Да, вполне, – скромно улыбнулась Света, – поэтому и говорю, что всё ещё будет хорошо.
– Тебе почти тридцать лет, а ты говоришь фразами из школьных сочинений. Дзинь-дзилинь, дура, ты ещё жизни даже не нюхала, – не унималась Мери.
Ну да, ты много нюхала в свои двадцать один, – подумал я и ответил Свете вслух, – ну и правильно. Так всегда нужно думать, как бы в итоге у Вас не складывалась жизнь.
– Может, Вам не стоит быть таким серьёзным? Это отталкивает многих людей.
– Нет, ну она явно больная. Девушка, Вы бредите, – нервно засмеялась Мери.
Мне уже очень хотелось что-то ответить ей, но прослыть перед собственным персоналом сумасшедшим совсем не входило в мои планы, поэтому пришлось сдерживать себя и отвечать только Светлане:
– Думаете? Как же можно не быть серьёзным на подобной должности. Она обязывает, иначе никак, – я встал со своего кресла и подсел к ней.
– Э, тебя куда понесло? – занервничала Мери.
– Мне кажется, что внутри Вы не такой, другой, просто хотите казаться жестоким и холодным, – тихо ответила Света.
– Наверное, где-то Вы правы, но только где-то, – уклонился я. Мне начинало казаться, что что-то притягивало меня к своей секретарше, и я пытался бороться с этим. Мери в моей голове тоже это понимала и активно осыпала Свету гадостями.
– Вот видите, снова напускаете на себя излишнюю суровость. Не надо… – ответила Света.
– Когда я несерьёзный, становлюсь беззащитным, – я медленно тянулся к её лицу. Она понимала, к чему всё идёт:
– Может, иногда можно немного побыть беззащитным?
– Только немного… – прошептал я.
– Нет, нельзя… – вдруг вырвалось у Светы, но она тут же осеклась, – нет, можно.
– Эх, Ваня, Ваня, – грустно протянула Мери и исчезла.
Прости меня, Машенька…

23 декабря 2010 года

– Как она могла со мной так поступить, – повторял я, бегая по комнате перед своими родителями, – что я сделал не так? Наверное, я в чём-то виноват, но в чём?
– Ванечка, что случилось? – испуганно спросила мама.
– Мы опять договорились погулять с Юлей вечером, а потом она сказала, что не хочет. Потом я послал её. Зачем я это сделал? Я же люблю её…
– Ну не нужно было так поступать, ты погорячился. Позвони ей, она хорошая девочка и поймёт тебя. Погуляете в следующий раз, – уговаривала меня мама.
– Нет, я не могу, это будет слишком унизительно. Я не должен… Нет, я позвоню, – с завидной очерёдностью менялись мои мнения.
– Правильно, позвони. Всё будет хорошо, вот увидишь, – продолжала успокаивать меня мама и обратилась к отцу, – Серёжа, ну что ты молчишь? Скажи ему что-нибудь.
Всё это время отец молча наблюдал за моими страданиями по несчастной любви, и на его лице то и дело мелькала еле заметная улыбка. После того, как мама позвала его, он ответил:
– Я скажу, только ты выйди на пару минут.
– Что это ты собрался тут говорить ребёнку? – занервничала она.
– Я устал повторять тебе, что он уже давно не ребёнок. Прошу тебя, выйди, и я поговорю с ним.
– Ну смотри, чтобы ты не добавил ему страданий, – напутственно ответила мама, выходя из комнаты.
– Так что, собственно, случилось? – поинтересовался отец, когда она ушла.
– Мы договорились погулять с Юлей, а она… а я её… – повторял, бегая по комнате, я.
– Двадцать раз уже слышал это, мне неинтересны детали. Я у тебя спрашиваю, что конкретно случилось.
– Ты не понимаешь?! – удивлённо воскликнул я, остановившись посреди комнаты.
– Не понимаю, видишь, большую часть жизни прожил, а не понимаю. Объясни, будь добр.
– Да я же своими руками разрушил наше счастье… я же… я не смогу жить с этим… – прошептал я, затем опустился на колени и зарыдал, но отец не обращал на это внимание.
– А, вот оно что – счастье ты ваше разрушил. А ты вообще знаешь, что такое счастье, ты когда-нибудь испытывал его? Может быть, когда мы всей семьёй отдыхали на море и прыгали с горки в воду? Может быть, когда разбирал подарки под ёлкой на Новый Год и находил там именно то, что хотел? А может быть, когда мы с тобой вдвоём отправились в горы и стояли на вершине, наблюдая за тем, как солнце освещало облака под нами? А ты знаешь, что такое узнать, что у тебя будет сын? Ты знаешь, каково видеть, как он совершает первые шаги, побеждает, становится гением, лучшим из всех, как он задаёт тебе вопросы, а ты только и ждёшь того момента, когда ответишь на них. И теперь он заявляет мне, что не сможет жить с тем, что послал подальше какую-то первую попавшуюся девку, о которой знал только то, что она лучше всех.
Отец удивил меня своим тоном, ведь я никогда не слышал от него таких резких выражений. Всё было похоже на то, что он переживал не меньше моего, просто не показывал этого. А он тем временем продолжал:
– Что я должен был сказать тебе, когда ты шёл на первое свидание с ней? Что я знаю её семью, что она тебе не пара? Ты бы возразил мне, не поверил и, скорее всего, ополчился бы против меня. Теперь ты сам понял, что всё так, как я тебе и говорил, просто не хочешь признаться себе в этом. Ты поступил правильно, справедливо и не требовал справедливости от других. Ты сдержал своё слово, данное мне. Так с чем же ты не сможешь жить? С тем, что сделал единственно правильный выбор? Ты умный человек, и я верю, что ты поймёшь меня.
– Я понимаю тебя, папа, – сквозь слёзы прошептал я, – я не буду звонить Юле. Пусть всё останется как есть…
Я подполз к нему, сел рядом и прижался.
– Ты обязательно найдёшь человека, который тебя поймёт, – пообещал мне отец.
– Скорее бы, – грустно вздохнул я.

14 октября 2030 года

Вчера я не виделся со Светой, и когда сел в самолет, который должен был доставить нас на собрание Главного Совета, приветливо улыбнулся, заметив её. Но она не была взаимна. Она настойчиво рассматривала какие-то документы, а когда я подсел к ней, сказала:
– Добрый день, Иван Сергеевич. Не желаете кофе?
– Добрый день, Светлана Витальевна. Для этого в самолёте существуют стюардессы – оставьте эту работу им. А что Вы такая серьёзная сегодня, сами ведь говорили, что это вредно?
– Я говорила, что иногда можно не быть таким серьёзным, но только иногда. И вообще, знаете, Иван Сергеевич, – Света перешла на шёпот, – я хотела извиниться перед Вами. Я позволила себе слабость и глупость позавчера ночью. Вы понимаете, о чём я? У меня есть жених, и теперь я понимаю, что люблю его ещё больше. Надеюсь, это никак не скажется на нашей работе?
– Мы ведь все взрослые люди, так что не надо лишних оправданий. Ничего не было и быть не могло, – спокойно ответил я, – а теперь покажите мне, что Вы подготовили к моему выступлению на Совете. Признаюсь, в тот момент на душе у меня было очень неприятное чувство даже не потому, что со мной нехорошо поступили, а потому, что мне было очень стыдно перед собою и перед памятью Мери.
– Поверить невозможно, правда? Тебя продинамили, такого красавчика, – злорадствовала в моём сознании она.

25 мая 2031 года,
16:45

Как часто мы сами не знаем, чего хотим. Нам кажется, что мы уверены в своей цели, но рано или поздно наступает момент, когда всё, о чём думал, становится серым и бессмысленным. Тогда мозг подсознательно начинает искать что-то новое, а иногда старается переложить решение на других – так проще и спокойнее. Всегда можно убедить себя в том, что выбора нет, и нужно делать так, как нам говорят. Но не стоит себя обманывать: выбор есть всегда. Уверенность в его отсутствии является лишь проявлением слабости и неспособности идти к своей цели. Мне казалось, я хотел обычной человеческой жизни, но это было не так. В какой-то момент я отчётливо понял, что уже не способен жить, как все. И тогда цель оправдала все средства и стала превыше всего. Света не была каким-то спусковым крючком, типа доказательства того, что мир жесток и несправедлив, а скорее наоборот – лишь подтверждением моих мировоззрений. Когда я шёл по коридору в зал, в котором решалась судьба мира, то понимал, что поступаю правильно, потому что иначе и быть не могло. Оставалось только наблюдать за тем, что я создал, и наслаждаться тем, как я всходил на мировой престол.
По внутренней связи были слышны только выстрелы. Похоже, бой уже перешёл в коридоры моей резиденции. Очень скоро отряды Коалиции Мести ворвались бы в мой кабинет, а я ещё должен был убедиться в своей правоте.

15 октября 2030 года,
16:00
Нью-Йорк

До того момента, как всё должно было случиться, оставались считанные часы, если не минуты. На внеочередной съезд Главного Совета Мировой Безопасности и Разработки Общей Политики съехались все руководители крупнейших организаций мира. Здесь были президенты континентальных союзов, вся верхушка Конторы, члены бернской группы. Вопрос, обсуждающийся в тот день, был всего один, но он перевешивал все, которые обсуждались до этого в последние века. В тот день мы решали, быть или не быть первому объединённому мировому государству с единой политикой, правительством и хозяевами. Все мы знали ответ на этот вопрос, но всё должно было пройти официально. Конечно, этому предшествовали годы пропаганды, запугивания и уговоров человечества, запудривания мозгов и выуживания денег. Никто из простых людей не подозревал, что надвигалось на них в те годы затишья перед бурей, и никто не хотел задумываться лишний раз. Все жили своими маленькими жизнями, становясь идеальным материалом для того, чтобы создать этот отлаженный и в то же время уродливый механизм. В тот день мы решали судьбу мира – детей и стариков, влюблённых и любящих свои семьи, прилежных тружеников и воров, аскетов и эгоистов, героев и антагонистов, жалких и великих. Словно Зевс собрал всех богов на Олимпе, так и мы собрались в Нью-Йорке, чтобы сказать всему миру, что он теперь принадлежит только нам. Я занял своё место с табличкой: «Заместитель директора Конторы, директор ГЛКК(ве) Иван Королёв» в большом зале в центре него за круглым столом, за которым сидели основные фигуранты той встречи. Через несколько секунд в зал вошли все действующие члены верхушки бернской группы во главе с Андреа Сангвини. Почти все в зале встали и зааплодировали им, но я не поддался этому. Я сидел на том же месте и не собирался показывать своё восхищение. Тем временем все заняли свои места за столом, а Андреа умостился рядом со мной во главе этого стола. Я был единственным, кто не принадлежал к бернской группе и находился здесь. Сангвини начал заседание:
– Дамы и господа, сегодня мы собрались здесь во имя блага и только во имя блага человечества, чтобы сделать наш мир лучше: побороть бедность, воспрепятствовать войнам, накормить голодных и дать приют странникам, соединить наши усилия для одной общей цели – процветания человеческой расы на Земле.
Весь зал снова зааплодировал, а Андреа сказал:
– Теперь я хочу предоставить слово моему заместителю Ивану Королёву.
Я не ожидал такого поворота событий и не готовил пышной речи. Мне пришлось импровизировать, и я не пожалел, что сказал тогда абсолютно искренние слова:
– Я не знаю, что произойдёт с нами в далёком будущем, и не знаю, что произойдёт с нами завтра, но скажу только одно: пусть Господь хранит человечество как одно из своих прекрасных творений, а я ему постараюсь в этом помочь.

12 октября 2008 года

– Месть – это искусство. – говорил мне отец. – Ты думаешь, всё так просто: взял и отомстил? Нет, мой дорогой, уж если ты решил это делать, то готовиться нужно очень долго, иногда многие годы или даже десятилетия. Я всегда учил тебя, что ты не должен требовать справедливости от других, но я никогда не говорил, что несправедливость нужно терпеть. Если ты решил отомстить однажды, то отступить от этого уже не сможешь никогда…

15 октября 2030 года,
18:00
Нью-Йорк

– Руководствуясь проведённым международным референдумом, опираясь на поддержку парламентов континентальных союзов, исполняя извечную мечту миллиардов людей о всеобщем братстве, Главный Совет под председательством директора Международной Конторы Всемирной Безопасности и Научного Прогресса, вашего покорного слуги, постановил: с сегодняшнего дня, а именно 15 октября 2030 года континентальные союзы независимых государств образуют первое Международное Государство. С завтрашнего дня начнётся создание Международного Парламента, Правительства, и будет назначена дата выборов президента, – так Сангвини закрепил перед всем миром то, к чему мы шли уже многие годы, – а теперь давайте поставим подписи под документом, который войдёт в историю.

2 октября 2030 года,
22:30,
Лондон

– Вы все хотели услышать мой план, – сказал я, обращаясь к своим товарищам из Коалиции Мести, – так слушайте. Через две недели состоится заседание Главного Совета. Другого шанса собрать всю верхушку Конторы и Группы нам не представится. Допустить подписания документа о создании Международного Государства мы не можем. В этот день должно решиться всё. Бомба будет заложена под столом, за которым будут сидеть все основные фигуранты. Простые граждане не должны пострадать, ведь мы не звери. Взрыв произойдёт как раз перед подписанием документа Сангвини, чтобы официально новое государство не создалось. После этого мы покажем миру их настоящее лицо, и люди поймут, что ошибались. Контора должна проиграть, и мы поможем ей в этом.

15 октября 2030 года,
18:05,
Нью-Йорк

Меморандум о создании Первого Международного Государства обходил стол, за которым мы сидели. Каждый говорил несколько слов и ставил свою подпись. Документ дошёл до меня. Я взял его в руки и внимательно посмотрел. Какой же хрупкий мир мы создали. Иногда героизм и самопожертвование миллионов людей неспособно изменить в нём ничего, а эта простая бумажка должна была решить судьбу миллиардов людей на планете. Мы сами строим воздушные замки и сами разрушаем их. Мы живём в мире, который сами придумали, как виртуальную реальность, как крайнюю условность, игру слов и поступков, борьбы противоположностей и отрицания отрицания, как зоопарк, который заточил нас в невидимые клетки. Ещё немного, и человечество уничтожит себя своим извечным стремлением к власти. Мы должны были это остановить.
– Человек создан для того, чтобы быть свободным, иначе он перестанет быть человеком. Да будет так, – сказал я и ещё раз посмотрел на меморандум. Просто бумажка, просто подпись… просто судьба человечества. Я передал документ Андреа. В этот момент мои товарищи из Коалиции Мести ждали взрыва. Он должен был прогреметь цинично – как раз перед тем, как Сангвини поднесёт ручку к документу.
– Раньше я сомневался, поступаем ли мы правильно, но теперь уверен: иначе и не может быть, – сказал он и взял Меморандум в руки. Пара секунд, и всё закончится, каких-то пара секунд… Сангвини берёт ручку, собирается поставить свою подпись, и… взрыв не прогремел. Андреа ставит свою подпись и отдаёт документ секретарю заседания. Звучат аплодисменты… Все снова садятся за стол.
Через несколько секунд у меня помутнело в глазах и закружилась голова. Я начал сползать со своего кресла и затем упал на пол. Ко мне подбежали медицинские работники. Они сначала пытались сделать что-то на месте, а затем положили меня на носилки и понесли к выходу. Все остальные вернулись на свои места. Я закрыл глаза и подумал: «Пора…». Через секунду от людей, которые собирались вершить судьбу человечества, не осталось ни одного целого куска. Какой же у нас всё-таки хрупкий мир, но всё же я отомстил им…

25 мая 2031 года,
16:48

Конечно, я не был самоубийцей и не собирался подрывать самого себя. Но взрыв был мне нужен, и я отсрочил его на немного, ведь бомба находилась прямо у меня под ногами. Далее дело оставалось за малым – выпить таблетку, имитирующую приступ какого-нибудь заболевания и дождаться, пока я буду находиться на достаточном расстоянии от эпицентра. Мой план сработал, как часы. Тот взрыв расчистил мне дорогу, и наша мыльная опера превратилась в театр одного актёра – в мой театр. Я использовал приём, который не претендовал на новизну – столкнуть лбами двух врагов и выжидать, пока один не добьёт второго, а далее просто пожинать плоды своего творчества.
Я снова поймал себя на мысли, что думаю не о том. Мне нужно было сосредоточиться на предателе в Коалиции Мести. Он был уже рядом, скоро сюда ворвутся мои же подчинённые, а я, быть может, даже не смогу их остановить.

16 октября 2030 года

– На правах единственного действующего члена Главного Совета обращаюсь к мировому сообществу, – так я начал своё телевизионное выступление, которое транслировалось по всему миру, – вчера произошёл ужасный случай, и только чудо помогло мне избежать трагической участи моих несчастных коллег. Прежде всего, я хотел бы выразить соболезнования их семьям. Мы не должны допустить того, чтобы их смерти были напрасными. Они искренне верили в светлое будущее нашего мира, и мы осуществим их мечты. Поскольку Меморандум о создании Первого Мирового Государства был подписан, до вступления на свои посты членов правительства и президента как исполняющий обязанности председателя Главного Совета общее руководство я беру на себя. Для предотвращения вспышек насилия и беспорядков во всех странах вводится комендантский час. Должны быть отменены массовые мероприятия, гарнизонные войска приводятся в боевую готовность, в большие города вводятся войска особого назначения для контроля над важными объектами. Мы должны оказать активное сопротивление террористам, именующим себя Коалицией Мести. Я отдал распоряжение о реструктуризации местных органов управления для лучшей координации с центром. Отныне для поддержания порядка все должны подчиняться моим приказам. Несогласных ждёт адекватное наказание, – я снял очки, пристально посмотрел в камеру и завершил своё выступление одной фразой, – думаете это конец? Нет, это только начало…
Один человек с изуродованным внутренним миром, некогда верящий в добро и разочаровавшийся в людях, желающий обычной жизни и так и не дождавшийся её, человек, своими взглядами рисковавший стать изгоем в обществе и коротать свои дни на задворках жизни, в одно мгновенье стал императором всего мира, осуществив тем самым стремления Александра Македонского, Чингисхана, Наполеона Бонапарта, Владимира Ленина и Адольфа Гитлера. Но в отличие от них у меня была совсем другая цель.
 – Что, возомнил себя вершителем судеб? Мало тебе моей искалеченной жизни, так ты решил сделать то же самое со всем миром? – корила меня Мери.
 – Это всё для тебя и за тебя, родная. Просто смотри и не рви мне душу… – ответил я пустоте.

18 октября 2030 года

– Так Вы это называете «помешать Конторе подписать Меморандум»? – шумел Родригес. – Кажется, это немного по-другому называется. Я бы назвал это «отдать всю власть беспринципному молодчику, который ничего не понимает в управлении не то что миром, а даже фермой». Как могло произойти, что бомба не взорвалась вовремя, как случилось так, что этому Королёву стало плохо именно в тот момент, когда должен был прозвучать взрыв? Вы все считаете это совпадением? Не врите себе. Нас кто-то подставил, и я даже начинаю понимать кто.
– Прекратите истерику, Уго, – приказал я, понимая, что он намекает на меня, – мы все здесь умные взрослые люди. Конечно, что-то пошло не по плану, но обвинять кого-то в случившемся бессмысленно, пока у Вас не будет доказательств. Вы хотите обвинить меня? Пожалуйста, но тогда я вынужден Вам напомнить, что Американское отделение Коалиции Мести у нас возглавляете Вы, господин Уго Родригес, и именно Вы были ответственны за проведение мероприятия в Нью-Йорке. Так у кого мы должны спросить, почему всё пошло не так, как было запланировано? Не потому ли, что Вы халатно отнеслись к выполнению поставленной перед Вами задачи, не потому ли, что у Вас в отделении завёлся крот?
– В своих людях я уверен на сто процентов, – немного остыл Родригес, понимая, что сейчас козыря не в его руках, – и операция была тщательно спланирована, о чём я доложил Вам, Апрель, как полагается.
– Вы в своих людях уверены, но теперь никто не может быть уверен друг в друге, – добавил командор Умбару, – Контора фактически уничтожена, но мы получили один из худших вариантов, которые только могли получить – мы сами воздвигли на трон диктатора. Надеяться на то, что он в скором времени отдаст власть в руки президента и парламента, нам не приходится.
– А посему я предлагаю перестать играть в «свой-чужой» и посмотреть реально на вещи – сказал я. – Что мы имеем? Сопротивление Коалиции Мести значительно ослаблено введённым режимом. Нам нужно заново разрабатывать стратегию. Очень скоро человечество поймёт, кто ими теперь правит. Тогда создастся благоприятная почва для восстаний. Это и будет основной задачей КМ. Мы должны бороться несмотря ни на что. Со мной все согласны?
Конечно, даже если кто-то и был в тот момент не согласен с моими словами, виду он не подал бы, ведь все мы играли друг перед другом роли пламенных революционеров, борцов за человечество. Возможно, отчасти это и было так, но уж точно только лишь отчасти. Каждый преследовал свои цели и пытался извлечь какую-то личную выгоду из происходящего. У меня тоже была цель, которую я никому не озвучивал, но я готов поспорить, что она была намного благороднее, чем у других моих товарищей по Коалиции. Когда собрание было окончено, ко мне подошёл Антон и тихо спросил:
– Ты не забыл, что я-то знаю, кто ты такой? Что ты творишь? Ты и вправду решил стать единоличным диктатором? Я в это не верю. Тогда мы бы уже здесь не сидели, а стояли бы перед стенкой, глядя в дула автоматов. Тогда что ты задумал? Моё терпение не безгранично, пора уже раскрыть карты.
– Ещё немного, Тоник, и ты всё увидишь. В любом случае, ты всегда можешь открыть моё лицо всем в Коалиции Мести, выбор за тобой. Но помни, что цель превыше всего.
– Рано или поздно ты доиграешься, Ваня. Будь осторожен.
– Все мы рано или поздно доиграемся. Удачи, Тоник, помни, что у тебя всегда есть выбор.
Тем вечером я вернулся к себе в гостиничный номер. Признаюсь, теперь ходить на встречи руководства Коалиции Мести стало для меня практически неосуществимой задачей, поэтому пришлось импровизировать. Я говорил всей охране, что собираюсь спать и прошу меня не беспокоить, а сам незаметно уходил. Конечно, я сильно рисковал быть раскрытым, но другой альтернативы у меня не было. Либо так, либо никак. Когда я вернулся, то увидел на кровати конверт. У меня в голове промелькнула нехорошая мысль: «Доброжелатель?..». Нет, это не мог быть он. Я был уверен на все сто, что Кеша и Конан погибли. Тогда кто? И как он попал в мои апартаменты?
Я взял конверт в руки и открыл его. Внутри лежали фотографии. Я посмотрел на них. Это были те пары, которых я убил в беспамятстве. У меня немного закружилась голова. Ещё в том конверте лежала маска – точно такая же, какую я надевал на встречи Коалиции Мести. Я достал бумажку – последнее, что было в конверте, – и посмотрел на неё. Там была напечатана всего одна надпись: «Я вижу тебя изнутри». Конверт выпал у меня из рук.
– Что, Ваня, неприятно, когда о тебе знают больше, чем ты этого хочешь? – снова послышался откуда-то голос Мери.
– Да, особенно когда кто-то обо мне знает больше, чем я сам… – задумчиво протянул я.

15 мая 1999 года

Отец забирал меня в тот день со школы, и мы вместе возвращались с ним из гаража домой. Проходя мимо мусорки, мы увидели бездомного, собирающего картонные коробки и пытающегося найти себе что-нибудь поесть среди объедков. От него не очень приятно пахло, и его вид мне показался противным, поэтому я поморщился и пробубнил себе под нос: «Ходят тут всякие отбросы». Несмотря на то, что отец услышал эту мою фразу, он спросил у меня:
– Что ты сказал? Повтори, пожалуйста, я не расслышал.
– Да нет, ничего, – смутился я, потому что бездомный был рядом с нами, и я боялся сказать предыдущую фразу так, чтобы он услышал её и понял, что речь идёт о нём. Но отец настаивал:
– Ну же, если ты произнёс что-то вслух, то должен иметь смелость повторить это. Что ты сказал только что?
– Я сказал… ходят тут всякие отбросы, – набравшись смелости, громко повторил я. Бездомный услышал это, посмотрел на нас как-то странно и покачал головой. Отец отвел меня дальше и задал вопрос:
– Тебе самому пришло в голову это?
– Нет… – коротко, но честно ответил я.
– А от кого же ты услышал эту фразу?
– Наша учительница так сказала. Мы говорили о богатстве и бедности, и когда кто-то спросил про бездомных, она сказала, что не хочет об этом говорить, потому что это отбросы общества, которые не заслуживают нашего внимания и думают только о том, как насобирать себе на бутылку.
– Да, интересная у вас школа. – задумчиво проговорил отец. – Видишь ли, Ванечка, наш мир очень избирателен в своих симпатиях к людям. Кому-то он даёт всё и даром, а кто-то всю жизнь пытается получить хотя бы малое, но ему это так и не удаётся. Хочу рассказать тебе одну историю, их ещё называют притчами. Жил когда-то на свете один богач, всё у него было: деньги, рабы, земли. Досталось это всё ему от своих родителей, и ничего он в своей жизни полезного не сделал – только гулял, издевался над прислугой, глумился над неудачами других людей. Жил в его владениях и другой человек. Всю свою жизнь он пытался честно трудиться, чтобы заработать себе на кусок хлеба и крышу над головой, но богач на своих землях всё устроил так, что честный человек не мог сделать этого. Ему пришлось выбирать: жить хорошо, но обесчеститься или провести остаток своих дней в нищете и остаться честным. Он выбрал второе. Так вот, в один тёплый летний день богач выехал со своей свитой на прогулку и увидел того самого нищего, который ел небольшую ломоть хлеба и запивал водой. К нему слетались голуби, и он бросал им крохи своего обеда. Богач тоже захотел покормить голубей. Он приказал дать ему самый красивый и вкусный каравай, и начал щедрыми кусками разбрасывать его вокруг себя, приманивая к себе прекрасных птиц. Но ни одна из них не подлетела к нему. Они всё так же разделяли трапезу с нищим. Богач очень удивился этому и подошёл к нему. «Как это у тебя выходит, скажи, и я дам тебе всё, что ты попросишь», – гордо сказал богач. «Да не надо мне ничего, у меня и так всё есть», – ответил нищий. «Ты ходишь в тряпках, ешь чёрствый хлеб, и говоришь, что у тебя всё есть?!» – возмутился богач. «У Вас нет ничего, что я бы мог попросить, – улыбнулся нищий, – я бы и сам мог одарить Вас, но боюсь, Вы не примите мой подарок». «Что же ты можешь дать мне?». «Честь, хотя бы самую малость, – спокойно вздохнул бедняк, – но Вам она не нужна, а больше у меня ничего нет и не нужно. Я и так скажу Вам, почему голуби не едят Ваши угощения. Мой хлеб хоть и чёрств, но заработан честным трудом, а Ваш каравай хоть и красив, но пропитан несчастьями и лишениями Ваших рабов. Вы можете обмануть своих друзей, которые приезжают к Вам в своих каретах, но умную птицу никогда не обманите. Поэтому я был и останусь в миллион раз богаче Вас, и Вы с этим ничего не сделаете». Ванечка, ты понимаешь, почему я рассказываю тебе эту притчу?
– Не очень, – честно ответил я.
– От человека может не совсем приятно пахнуть и одет он может быть не очень приглядно, но внутри этот человек вполне способен оказаться намного богаче и красивее, чем мы. Поэтому нельзя так говорить об этом бездомном, пока ты не узнаешь его. А теперь, – отец взял меня за руку, – мы подойдём и познакомимся с ним. Всё-таки, соседи в каком-то смысле этого слова.
– Нет, я не хочу, – воспротивился я.
– А я и не спрашивал твоего желания, – засмеялся отец и сказал бездомному, – добрый день!
– Что? – не понял тот.
– Я говорю, день сегодня хороший, – не сдался отец.
– Кому как… – грубо отрезал бездомный.
– Но погода совершенно объективно прекрасная.
– Слушай, шёл бы ты отсюда, что тебе надо? – начинал сердиться нищий.
– Меня зовут Сергей Леонидович, это мой сын Ваня, а как Вас зовут?
– Ну, Михалыч, а что?
– А имя у Вас есть?
– Ну, Иван…
– Смотри, Ваня, – сказал отец, обращаясь ко мне, – Вы с Иваном Михайловичем тёзки. А теперь давайте, как мужчины пожмём руки в знак нашего знакомства.
Отец протянул руку бездомному и тот, пораздумав немного, пожал её. Мне было очень противно давать свою чистую ладонь в эту конечность, которая копалась неизвестно в чём, но отец строгим взглядом заставил меня это сделать. С тех пор каждый день, идя в школу (уже другую, без той безмозглой учительницы), я здоровался с Иваном Михайловичем, который, как оказалось, был учёным, потерявшим работу и комнату в общежитии, когда в девяностых закрылся его НИИ. «Можно иметь миллионы и остаться нищим в душе» – эту фразу отца я запомнил на всю жизнь.

25 мая 2031 года,
16:50

Человек очень примитивное существо. Он довольно чётко различает добро и зло, и это часто играет с ним злую шутку. У людей есть потребность в добре, к которому они стремятся, и в зле, с которым они будут бороться. Иначе наше существование не оправдать, а ведь все мы так рьяно пытаемся это сделать. Но проблема не в этом. Проблема в том, что в мире не было и не будет чёткого разделения между добром и злом. Это понятия, придуманные только лишь человеком, и никто другой не может подходить под них. Приведу простой пример. Вы сидите где-то посреди оазиса в Африке и наблюдаете за тем, как антилопа мирно щиплет травку неподалёку от вас. Она совершенна, – кажется вам, – линии её стройного тела идеальны, глаза приветливы и умны. Ничто в ней не может намекнуть вам о том, что она не такая, какой кажется. Вы подсознательно говорите себе: «Вот оно – добро». Но ваша обоюдная идиллия нарушается появлением льва. Он хищник, и в тот момент у него в глазах можно увидеть только одно желание – разорвать прекрасную антилопу на куски и съесть. Антилопа понимает это и пытается убежать. Но лев почти всегда оказывается быстрее, и несчастному травоядному уготована участь обеда. Лев сожрал антилопу – такую красивую, нежную и добрую. Мы ненавидим его за это, призираем. Он олицетворение зла, которое победило. Так подумает почти каждый, кто считает себя борцом за добро и справедливость и не пытается по веянию моды казаться злым. Но никто не задумается, а почему же лев – это зло? Только потому, что он был голоден? Или потому, что природа создала его хищником, а не антилопой? А может, потому, что мы его назвали злом? Потому что природа заложила в нас инстинкт самосохранения, который заставляет нас бояться хищника и не опасаться травоядного? Потому что мы живём в иллюзорном мире понятий о добре и зле, которые сами создали себе как одно из наиболее грубых упрощений нашего существования? Действительно, намного проще решить, что зол тот, кто отбирает у нас деньги, а мы добры и поэтому беззащитны. Намного проще сказать себе, что я добрый и меня ждёт награда если не в этой жизни, то уж точно в следующей. Намного проще быть злым, если кто-то выбирает такой жизненный путь. Но это не так. Абсолютного добра и абсолютного зла нет. Это аллегория, к которой мы прибегли уже давно и теперь не можем избавиться. Мы все часть природы и живём так, как она научила нас жить. Это и есть основной закон нашей жизни, а все остальные созданы лишь для того, чтобы хоть как-то воспрепятствовать хаосу. Но он неизбежен, и это очевидно.
Если бы я задал себе вопрос, добр я или зол, то никогда бы не ответил на него, потому что не принадлежал ни к первой, ни ко второй группе людей. Я был обычный и с некоторых пор перестал загонять себя в рамки стереотипов. Возможно, это неправильно, но я так делал. Всё равно каждый из вас отнесёт меня либо к добру, либо к злу, и это будет ваш выбор. Я не хочу влиять на ваше мировоззрение, казаться героем или антигероем. Но вы всё равно рано или поздно поймаете себя на мысли, что я оказался прав, и тогда поймёте, что всё так и есть.
Антон не ошибся насчёт того, что рано или поздно я доиграюсь. За мной уже шли. Я был почти уверен, что знал, кто же прислал мне тот конверт и кто предал меня в Коалиции Мести, кто ослушался моего приказа и начал наступление на мою резиденцию раньше запланированного. Но я ещё прокручивал в памяти знаковые моменты, потому что привык всё перепроверять.

12 декабря 2030 года

В тот день ко мне на приём записался Валерий Викторович – тот самый начальник биологического научного отдела Конторы ГЛКК(ве). Теперь он стал директором Комплекса, точнее я назначил его. Мне нужно было решить с ним некоторые вопросы. Света, которая так и осталась моей секретаршей, пригласила его ко мне в кабинет. Он вошёл и поприветствовал меня, но уже не так дружелюбно, как раньше:
– Добрый день, господин директор.
– Валерий Сергеевич, сколько же мы с Вами не виделись! Я уже и соскучился по нашим беседам.
– Да, многое изменилось с тех пор, господин директор.
– Почему Вы меня так называете, всегда обращались по имени и отчеству, тем более, что я намного моложе Вас.
– Ну, напоминать о моём возрасте не очень тактично, но позволительно Вам, а называю я Вас так потому, что теперь все так Вас называют. Вы стали директором мира, как ещё я могу к Вам обратиться?
– Кажется, Вы перегибаете палку. Не стоит таких условностей.
– Как скажете, господин директор, – и после этих слов мы перешли к делам Конторы.
Через некоторое время все вопросы были решены, и Валерий Викторович собрался уходить, точнее я его отпустил. Он встал с кресла и направился к выходу, но затем остановился, подумал немного и сказал:
– Знаете, господин директор, хочу рассказать напоследок Вам одну историю. Жил когда-то один король. Молодость у него была бурная, боролся за власть, никого не замечал и переступал через людей. Он добился того, что стал единоличным правителем королевства. Он был жесток и хотел больше власти, поэтому всего себя посвятил завоеваниям и внутренним репрессиям для того, чтобы удерживать своё могущество. Против него поднимались восстания, но он с лёгкостью наказывал бунтарей. Король любил подходить к окну в своём замке и осматривать свои владения на многие километры вдаль. Казалось, этот король был всесильный. Но старость не жалеет никого, и он тоже начал стареть. В один день по всему королевству поднялось очень крупное и мощное восстание. Стража и войско смело отбивали всё новые и новые атаки восставших. Но король не думал в тот момент о власти, которую мог потерять. Он встал и посмотрел в окно. Но не земли и угодья он осматривал, он смотрел на небо, на солнце и надвигающуюся грозу. Воздух пах свежестью и чистотой. Затем король подошёл к зеркалу. Там он увидел не могущественного правителя, а несчастного старика, который так ничего хорошего и не сделал в этом мире. Следующая атака на замок грозилась стать последней, и солдаты мужественно готовились биться до конца. Но король сказал: «Уходите к своим семьям, живите с ними долго и счастливо, не нужно меня защищать». «Но почему, ведь они убьют Вас?» – воскликнули солдаты. «Ну и что? – улыбнулся в ответ король. – Я всю жизнь думал, что владею этим миром, а на самом деле это он владел мной. Дайте мне хотя бы умереть свободным от власти». В тот день король своим приказом сохранил тысячи жизней и погиб в бою, как и полагается настоящему мужчине. Вот так…
– Ещё одна история из жизни? – спросил, слегка улыбаясь, я.
– Да нет, просто притча к слову вспомнилась, – ответил Валерий Викторович, – хотя, кто знает, Иван Сергеевич, кто знает…
После этих слов он ушёл, а я снял очки и ещё долго смотрел на то место, где он стоял.
Вечером того же дня я засиделся в своём кабинете. Света не могла уходить, пока я нахожусь на рабочем месте, поэтому и она была в соседней комнате. Я решил размяться и вышел к ней. Но Света была не одна – она была с одним из моих охранников. Они целовались.
– О, так вот какой у неё жених, – засмеялась Мери у меня за спиной, – да, на вид не очень. Не обидно, что она предпочла тебя этому молодчику?
– Не сейчас, Машенька, – прошептал я, а в полный голос сказал, – что здесь происходит, Светлана Витальевна?
– Ой, простите, Иван Сергеевич.
– Не Иван Сергеевич, а господин директор, – холодно поправил её я.
– Простите, господин директор, – снова извинилась Света.
– Не унижайся так, зайка, мы не сделали ничего страшного, – остановил её молодой человек.
– Нет, ну это уже наглость: «Мы не сделали ничего страшного», – воскликнула Мери, – и как ты это ещё терпишь?
– Вы забываете, кто стоит перед вами, – спокойно парировал я.
– Ну, кто? Кто? Вы считаете, что можете оскорблять людей только потому, что оказались в нужном месте в нужное время? – продолжал перегибать палку мой же охранник.
– Успокойся, – просила его Света.
– Не надо этого делать, – сказал уже немного тише я. У меня начинало темнеть в глазах, я чувствовал, что сейчас потеряю контроль над собой. Держаться, – мелькнуло в моей голове, – только не здесь и не сейчас. Больше я ничего не помнил.
Когда я очнулся, передо мной лежали два трупа – Светы и её жениха. Я весь был в крови – в их крови. Если честно, я даже не представлял, как мне удалось по-тихому справиться с подготовленным военным, который был на десять лет моложе меня. Но в тот момент это было не так важно. Страшнее для меня была мысль о том, что я снова убил двух невиновных людей.

25 мая 2031 года,
16:50

Вы можете меня осуждать и, скорее всего, окажетесь правы. Но на одну секунду поставьте себя на моё место. Что я должен был сделать? Пустить себе пулю в висок в тот момент, когда до развязки, к которой я шёл долгие годы, было уже так близко? Вряд ли кто-то поступил бы иначе. Поэтому я не придумал ничего лучшего, чем инсценировать нападение охранника на нас со Светой и долго отчитывать начальника своей службы безопасности за такой плохой отбор кадров. Но я с удивлением для себя обнаружил, что у меня осталась совесть, и её муки в совокупности с участившимися видениями полностью лишили меня покоя. Мне казалось, что я был на грани, но у меня осталось всего одно неоконченное дело, и для его осуществления мне нужно было ещё немного времени.
Всё больше и больше я становился единоличным диктатором. Как выяснилось, у меня был к этому талант. Я отсрочил дату выборов президента и парламента Международного Государства, чем вызвал ещё большую волну общественного недовольства. Коалиция Мести поднимала всё новые и новые восстания в разных странах мира, и было очень тяжело удерживать власть. По внутренней связи некоторое время была тишина, а потом её нарушил панический голос:
– Господин директор, все погибли! Ваша охрана мертва, остался я один, я отбиваюсь, но скоро меня постигнет участь моих товарищей. Уходите! Ааа!..
Я понял, что произошло, и поэтому выключил связь. Я ещё раз задумался над тем, какое же интересное существо человек. Ради чего или ради кого все эти люди пожертвовали собой? Ради меня? Странно… Что хорошего я им сделал? Я принёс людям только страдание и зло, а они всё равно шли за меня на верную гибель. Я забил им голову так же, как раньше забивали голову члены бернской группы, правительства, телевидение. Намного проще принять чужую правду, чем придумать свою. Это и есть основной закон удержания власти.
Я знал, кто предал меня, и знал почему. Я это уже понял, и теперь, вспоминая все эти моменты, только ещё раз уверился в очевидном. Мотив был прост и стар, как мир. Через несколько минут этот человек войдёт ко мне, считая, что он победил. Интересно, окажется ли он прав?

10 января 2031 года

В тот день мне сообщили, что был пойман Дэн Смит – один из руководителей североамериканского отделения Коалиции Мести. Я знал его и ценил за очень острый ум и смелость. Мне было жаль терять такого ценного товарища, но ничего поделать с этим уже нельзя. Единственное, что я мог, – это приказать привести его ко мне, чтобы пообщаться напоследок с ним лично.
– Господин директор, Дэн Смит доставлен, – сообщила мне Света по внутренней связи.
– Пусть его приведут, – приказал я.
Его ввели в мой кабинет – побитого, злого и загнанного. Он кинул на меня презрительный взгляд, а я ответил ему:
– Господин Смит, проходите, присаживайтесь. Вы можете идти, – добавил я, обращаясь уже к охране.
– Но, господин директор, как же мы оставим Вас вдвоём?.. – начали было возражать они.
– Я же сказал, идите, –на повышенных тонах повторил я.
– Есть, – ответили они и вышли из кабинета.
– Что же Вы не садитесь, господин Смит? – доброжелательно поинтересовался я у Дэна.
– Да как-то не хочется, что тянуть? Зачем я здесь? Хотите лично поиздеваться и почувствовать свой триумф?
– Вы плохо меня знаете, когда я хочу почувствовать свой триумф, то принимаю честный бой, а не бью исподтишка.
– Тогда давайте решим всё как мужчина с мужчиной. Освободите мне руки, примите равный бой, – с ухмылкой предложил Дэн, – что, кишка тонка?
Я оценивающе посмотрел на него и задумался на несколько секунд. Смит пылал от ненависти и осознания того, что я не соглашусь на его предложение, и мне вдруг захотелось доказать ему обратное. В отличие от моего противника я прекрасно видел его насквозь, поэтому сказал:
– Отчего же, вполне достойное предложение. Только, как-то несолидно нам, двум умным взрослым людям, драться, как мальчишкам. Говорят, Вы неплохо играете в шахматы?
– Ну, если «неплохо» Вы называете то, что я был чемпионом мира в молодости, то да, – гордо заявил Дэн.
– Тогда давайте сыграем одну партию. Я хочу Вам кое-что показать.
– Ну, сыграем мы эту партию, и что? – задал резонный вопрос Смит.
– Ах да, совсем забыл, – с этими словами я достал пистолет из кобуры и положил его на стол, – он заряжен, поверьте. Здесь находимся только мы вдвоём. По завершению игры победитель пускает пулю в голову проигравшему. Как Вам такие условия?
– Вы или самоубийца, или виртуоз шахмат, или просто блефуете, – отказался верить мне Дэн.
– Всё мимо, – засмеялся я, – я же сказал Вам, что хочу кое-что показать. Я играю на уровне обычного мастера спорта, не более. Задам Вам один вопрос: Вы уверены, что выиграете?
– Если Вы не лжёте, то да на девяносто девять процентов.
– Тогда приступим, – хлопнул в ладоши я и собрался освободить его руки, но затем остановился на секунду, – только пообещайте мне, что не попытаетесь убить меня сразу. Надеюсь, Вы не питаете иллюзий по поводу того, что Вы быстрее моей охраны, пусть даже она находится за дверью.
– Договорились, только последний вопрос: а что будет, если возникнет патовая ситуация – будем играть по-новой?
– Нет, скорее застрелимся оба, – вполне серьёзно ответил я.
……………………………………………………………………………………………………
– Что же Вы мне хотели показать? – спросил у меня Дэн, поглядывая на пистолет, лежащий на краю стола, когда мы расставили фигуры на шахматной доске.
– Терпение, господин Смит, терпение. Вообще, если честно, я просто хотел пообщаться с умным человеком: знаете, так сложно в наше время найти их в своём окружении. Ваш ход первый, прошу.
– Вы так бездарно набираете кадры, что кругом сплошные глупцы? – ухмыльнулся Дэн, сделав ход.
– Да нет, не в этом дело. Понимаете, образованных людей много, а по-настоящему умных – почти нет, – я выставил вперед пешку.
– И Вы, конечно, причисляете себя к умным, которых «почти нет»?
– А вот это я и хочу проверить, сыграв с Вами.
– Поверьте, этот бой Вы проиграете, я действительно один из лучших игроков нашего времени.
– Посмотрим, господин Смит. Кстати, а как Вам удалось попасть в наши руки?
– Да по собственной глупости – сильно самоуверенный был, а потом задёргался. Мы хотели совершить саботаж в Вашингтоне, но совет не рекомендовал мне этого делать. Я пошёл против его воли, а когда всё сорвалось – растерялся. Теперь я здесь, играю с Вами в шахматы.
Тем временем партия была в полном разгаре. Я действительно уступал своему противнику в силе, и отдавал одну фигуру за другой. Чем ближе была победа, тем отчётливее я видел на его лице волнение и предвкушение триумфа.
– Похоже, Вы у меня выигрываете, господин Смит, – заметил я.
– Я предупреждал Вас, что не стоит этого делать, я всё равно выиграю, – гордо ответил он. – У Вас осталось не так много времени, что же Вы мне хотели показать?
– Ещё немного, господин Смит, ещё немного. Знаете, шахматы – это великая игра. Здесь всё, как в жизни: побеждает сильнейший, пешки становятся ферзями, все защищают короля. Это игра увлекает так же, как и сама жизнь. И если Вы хорошо умеете играть в неё, то Вам кажется, что уже не нужно ничего делать – всё само придёт без лишних усилий. Вы празднуете победу, ещё не добившись её. «Мне всё по плечу», – думаете Вы. Уверенности в этом Вам добавляет тот факт, что в большинстве случаев всё оказывается так, как Вы и ожидали. Вы начинаете чувствовать себя всесильным в этой жизни, верите в удачу. Но жизнь – сложная вещь. Вы думаете, что играете с ней, но почти никогда не замечаете, что это она играет с Вами. И вот под конец Вы перестаёте смотреть вдаль и на секунду заглядываете себе под ноги, и тогда понимаете один простой факт: Вам поставлен…
– Мат… – шокировано закончил Смит мою фразу. Он так и не смог понять, как это произошло, ведь он был сильнее меня и выигрывал на протяжении всей партии.
– Это и есть то, что я хотел показать Вам, господин Смит, – сказал я, – Вы всё время были уверены в том, что выиграете у меня, а потом, когда это почти осуществилось, представили победу, которой ещё не достигли. Это Ваша ошибка, – сняв очки, я положил их на стол, – я же говорил тебе, Дэн, что не стоит проводить операцию в Вашингтоне, но ты меня не послушался.
– Что, но как?..
– Да, ты правильно меня понял, – улыбнулся я, взял пистолет и выстрелил в Дэна. На звук выстрела прибежала охрана:
– Господин директор, зачем вы его застрелили, мы ведь ещё не допрашивали его? Он мог выдать всю верхушку Коалиции Мести…
– Он освободился от наручников, попытался наброситься на меня.

20 мая 2031 года,
22:00

– Всё равно, я считаю, что пора наносить окончательный удар по Конторе и Королёву, – настаивал Антон, – чего мы ждём?
– Ещё пара месяцев, Бегущий, и всё будет так, как Вы ожидаете, – попытался успокоить его я.
– Бегущий прав, – вступил в нашу дискуссию Умбару, – промедление бессмысленно. Массы уже готовы к революции.
– А может быть, она и вовсе не нужна нашему руководителю? – задал коварный вопрос Родригес. – Может быть, поэтому он скрывается под этой маской?
– Ваши обвинения стары, как и Ваши идеи. Хватит повторять одно и то же на наших встречах.
– Возможно, пора раз и навсегда положить этому конец?
– Своего лица я вам не покажу, – процедил я.
– Тогда мы сами его посмотрим, – прокричал Родригес и направил на меня пистолет. Я тоже достал пистолет. После этого мои командиры континентальных отделений КМ обратились против меня. Они все держали меня на прицеле и только Антон сохранил нейтралитет. Он достал оружие, но не направлял его на меня, напротив, пытался защитить.
– Мы могли перестрелять друг друга ещё при первой встрече, но не сделали этого. Хотите исправить эту ошибку? – задал риторический вопрос я. – Сейчас мы с Бегущим уйдём. Дальнейшие действия обсудим позже. Мы вышли из номера, и нас никто не остановил.

25 мая 2031 года,
16:55

Я уже слышал его шаги, хотя понимал, что это было невозможно физически. Но я чувствовал его – человека, который меня предал. Он взял руководство Коалицией Мести на себя, убедив всех, что я мёртв. Он начал штурм моей резиденции, поднял восстания по всему миру, но не с той целью, которую преследовал я. Его цель была очень знакома мне, я чувствовал её каждым своим нервом, понимал её, но теперь она стала чужда мне. Я полностью исчерпал её ресурс, а у моего противника она ещё пылала во всю. Несколько секунд, и он войдёт в дверь. Я готов встретить его, потому что знаю, как с ним бороться. Он думает, что победил меня, что отобрал у меня власть, но даже и не догадывается, что я сам отдал её ему. Я жду его, сидя в кресле спиной к двери. Дверь открывается:
– Добро пожаловать, Тоник!
– Ты знал? Откуда? – удивился Антон.
– Я сам много лет был таким как ты, поэтому мне несложно было просчитать твои мысли. Ты писал мне, что знаешь, кто я есть на самом деле. Ты по-прежнему в этом уверен?
– Хочешь сказать, что что-то изменилось?
– А ты сам подумай и поймёшь. Знаешь, когда ты не выстрелил в меня тогда, на заводе, я и вправду решил, что ты смог отказаться от мести. Но теперь я вижу, что это невозможно для человека, не прошедшего то, что прошёл я. Жаль, мне вправду хотелось сделать тебя своим приемником.
– А я стал им сам. Как видишь, теперь ты сидишь в кресле, которое вот-вот упадёт под тобой, а я веду за собой миллионы. Ты так и останешься маньяком, который под конец жизни опустился до банальных убийств детей.
– Не всё так в жизни просто, как кажется, – улыбнулся я, – когда-то я думал, что знаю об этом мире всё и совершаю единственно верные поступки. Я ошибался, мне помогали в этом люди, которых ты знал. Ты думал, что я поверю в то, что память о моей Мери будет заставлять меня убивать? Тогда ты ничего не знаешь о любви, и твоя месть за Лику будет бессмысленна.
– Как это у тебя получается? Как ты видишь? Я продумал всё до мельчайших деталей, я несколько лет планировал, перед тем, как начать действовать.
– Когда же ты поймёшь, Тоник, что в вопросе любви нельзя думать рационально. Ты просчитывал схемы в своей голове, а я думал вот здесь, – я показал на сердце.
– Это всё глупость, и удивительно, что ты её поддерживаешь. В нашем мире не осталось места для романтики, нужно рассуждать логично.
– Ты очень похож на меня, я тоже так думал. Вы пробудили во мне чувства, которые угасли, разбудили память о единственной девушке, которую я по-настоящему любил. Вы думали, после этого я смогу остаться холоден? Наивно…
– Что значит «вы?..
– Да, Тоник, я всё знаю и про Валерия Викторовича. Догадаться было несложно, хотя бы потому, что проникнуть в мою резиденцию, чтобы убить мою секретаршу, ты не мог, а для директора ГЛКК(ве) это было несложной задачей. Мне искренне жаль его сына, но ведь это не я посылал его на гибель тогда, в Риме, когда погибли Логаны. Тогда это был Конан, но ты наверняка скрыл этот факт от Валерия Викторовича. Я ни в чём не виню его, потому что он такой же человек. Я и тебя не виню. Мы все убийцы, но вы убивали невиновных. Судить вас не мне.
– Вот это верно, тебе нас не судить. Я буду судить тебя, я – новый руководитель Коалиции Мести. Мне надоели пустые разговоры. Группа «Омега», входите! – сказал Антон в микрофон и затем снова обратился ко мне. – Как видишь, всё равно победил я.
– Ну, это вряд ли… – сказал Родригес, который вошёл в кабинет и стоял у Антона за спиной. Он обернулся… там были все мои товарищи по Коалиции Мести.

20 мая 2031 года,
22:30

– Ну вот, господа, я и закинул наживку. Если я не ошибся, Бегущий, Антон Панченко клюнет на неё. – начал я, когда вернулся в номер после разыгранной сцены. – Я не зря собрал вас именно сейчас. Я понимаю, что дальше прятаться бессмысленно. Скоро я сниму маску, и вы увидите моё лицо. Вы поймёте мотивы, которые мною руководили и, возможно, даже согласитесь с ними. В любом случае, я всегда говорил вам, что выбор остаётся за вами. Ничего не изменилось. Наш мир – очень хрупкая система, но я осмелился взять на себя ответственность за него. Я не получу дивидендов за это, но поверьте, они меньше всего меня интересуют, ведь истинное добро делается человеком только тогда, когда он не ждёт за это премии. Сейчас я открою лицо и расскажу вам историю своей жизни от начала и до конца. Вы были верны мне всё это время и имеете право знать её. Теперь я не скрываюсь, – я поднёс руку к маске, чтобы снять её, но остановился на секунду и добавил, – только прошу вас удержаться от искушения пристрелить меня сразу…

25 мая 2031 года,
17:00

– Антон Панченко, он же Бегущий, заместитель руководителя Коалиции Мести обвиняется в предательстве идей революции и абсолютной борьбы с Конторой, – зачитывал приговор Совета КМ командор Умбару, – в организации заговора против КМ, в том, что он поставил личные интересы выше общественных интересов. Опираясь на выдвинутые ему обвинения, Антон Панченко приговаривается к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор должен быть приведён в исполнение сразу же после того, как он будет зачитан обвиняемому, любыми членами Коалиции Мести.
– Ты всё-таки показал им своё лицо? – спросил у меня Антон. – Как же они не пристрелили тебя?
– Не все мыслят примитивно, Тоник, многие люди умеют думать. Мне повезло с моими товарищами, они поняли меня и поддержали. Этот мир прогнил до основания, и ему нужна была хорошая встряска. Я дал людям зло и дал им добро. Человек очень интересное существо, ему всё время нужно с кем-то бороться и напоминать себе о том, что же является самым важным в его жизни – сама жизнь, Тоник. Ты так и не смог отказаться от мести, и это было твоей ошибкой. Ты ничем не отличаешься от других людей, мы все любим, ненавидим, предаём, мстим, мы все живём так, как можем. Иного нам не дано. Просто смирись с этим, как смирился я. Извини, пора заканчивать наш разговор, иначе бойцы КМ заподозрят неладное. Позвольте это сделать мне, – обратился я к своим товарищам. Они согласились, а Антон только лишь улыбнулся.
Я стоял перед ним и смотрел ему в глаза. Я видел там то, что и ожидал увидеть, потому что другого там и не могло быть. Я видел там себя, каждого человека на Земле. Я поднял пистолет и выстрелил.
– Мне пора уходить, – сказал я, когда Антон был уже мёртв.
– Не хотите остаться? Лучше Вас никто не справится с Коалицией Мести, – отметил Родригес.
– Думаю, с меня хватит. Человек не должен держаться за власть, иначе он её всё равно потеряет. Я рекомендую Вас в качестве своего приемника и уверен, что Вы справитесь. Мир сам решит, что ему нужно, а вы все должны только помочь ему это сделать. Придут новые идолы и новые враги, снова настанут тяжёлые времена. Но это будет потом, а пока используйте шанс, который я постарался вам дать. Там в шкафу лежит труп моего клона, люди из них никакие, но болванки получаются отменные. Вы знаете, как им распорядиться. По словам Бегущего, Апрель погиб два дня назад, сегодня героически в бою погиб и сам Бегущий. Иван Сергеевич Королёв был расстрелян за преступление перед человечеством. Меня больше не существует, и я прошу вас навсегда забыть обо мне. Было очень приятно сотрудничать с вами, надеюсь, и вы можете сказать это обо мне. Прощайте, господа.
– Куда же Вы теперь уйдёте, ведь Вас знает каждый ребёнок по всему миру? – спросил у меня Умбару, когда я уже выходил через тайный ход.
– Позвольте хотя бы это оставить в тайне, – с улыбкой попросил я.

12 октября 2008 года

– Может быть, ты не согласишься со мной сейчас, но через много лет поймёшь, что я прав. Я всегда говорил тебе, что ты не такой, как все. Но это только слова. Внутри все похожи: мы с тобой, ты со своими одноклассниками, другие люди. Мы Homo Sapiens и наши мотивы просты – рождаться и рождать, жить и выживать, любить и ненавидеть, бороться за жизнь и погибать. Но ты должен противостоять этому, потому что я учил тебя так с самого твоего рождения, просто ты этого не замечал. Ты можешь стать другим, уйти от мотивов и обратиться к цели. Если ты сделаешь так, то станешь великим. Я знаю тебя: ты будешь мстить. Ты будешь думать, что ты особенный, другой, но когда ты подумаешь о мести, просто загляни внутрь себя – там ты увидишь своего врага. А теперь ты отомстишь, и я не остановлю тебя. Но ты сделаешь это так, как научил тебя я.
………………………………………………………………………………………………
Вглядитесь в глаза прохожих, и вы увидите там себя. Мы одинаковы в своих стремлениях, желаниях, мечтах. От этого не уйти, не скрыться, это заложено внутри нас. Загляните внутрь себя, и вы будете знать практически всё о любом человеке на Земле. Антон так и не смог отказаться от мести, как и Конан, как и Кеша, как и я. Мы все были такими разными и в то же время такими одинаковыми. Именно поэтому человек был и остаётся таким интересным существом, это и есть основной закон нашего мира, это и есть наша с отцом теория мести.
Конец третьей части.



Эпилог

4 апреля 2065 года,
Где-то на необитаемом острове посреди Тихого Океана

Всё-таки интересное существо человек. Он всю жизнь гоняется за счастьем и не видит его перед своим носом. Мне казалось, что не смогу обрести себя, но теперь, когда я провёл уже больше тридцати лет на этом острове, понял, что ошибался. Но я ни на день не оставался один – со мной была Мери, моя единственная, которая вернулась ко мне в моих мечтах. Возможно, кто-то посчитает меня просто сумасшедшим стариком, но мы счастливы. Я люблю её, и она любит меня. Разве важно то, что Мери погибла почти сорок лет назад? Она со мной и ждёт меня. Я вдруг вспомнил слова отца: «Ты обязательно найдёшь человека, который тебя поймёт». Он не ошибся – он никогда не ошибался.
Я сидел… нет, мы сидели на берегу и смотрели на закат – такой красивый, а разве он бывает другим? Я сказал Мери:
– Посмотри, родная, какой красивый закат. Знаешь, пятьдесят лет назад так же смотрели на закат два юных создания. Они совершали ошибки, мечтали и думали, что у них ещё всё будет впереди. Они уже давно погибли, как и ты. Их смерти не были напрасными, они научили меня жить по-другому. И я жил, любил и до сих пор люблю тебя. Посмотри на небо – оно чистое, значит, войны нет. Значит, люди использовали свой шанс, и поэтому моя жизнь не была напрасной. Лучшей награды для меня и быть не могло.
– Так, может быть, пора уже тебе идти ко мне? – нежно спросила Мери.
– Я и сам об этом подумал, родная. Очень скоро мы будем вместе.
– И всё-таки ты был прав, ради этого заката стоит жить, – вздохнула Мери, глядя на солнце.
– Ради него не жалко и умереть… – со слезами счастья на глазах прошептал я, обнимая пустоту возле себя.

Конец.