Горькое на десерт

Анатолий Петров 51
                ГОРЬКОЕ   НА   ДЕСЕРТ

                Борись всегда, борись везде,
                борись с собой, борись во сне.
                Борись с тоской, а, победив, - борись с собой.
                О нет! Устал  я  от  борьбы.
                Хочу лежать на дне, в тиши.
                Я прошлое хочу забыть.
                Ты  не  боец,  не  человек, а  вошь,
                хотя и та  в  борьбе
                Ты пыль. Мешаешь всем везде.
                И вдруг! Потупив взгляд,
                сказала: - я сильней мой дорогой.
                Пойду вперед, а ты за мной.

                НИКТО
Я иду и смотрю  вверх. Небо, словно громадный темный аквариум, в котором танцуют серебристые рыбешки.
Я останавливаюсь и вижу, что  вся стая  рыб выстроилась в причудливые фигуры. Человек этим фигурам дал имена. Здесь Стрелец, Весы, Жертвенник, Змееносец, Волк, Скорпион. А вон и ярко красная главная рыбешка Скорпиона Антрес, или «соперник Ареса». Ах, Господи, снова соперник!
С годами моя ревность трансформировалась. В молодые годы я ревновал свою жену страшно и был повод. Ревновал до жжения в сердце, до дрожания губ от обиды, до многозначительного молчания, крика и скандалов. Но прошли годы, поводов стало меньше и, ревность из реальности перенеслась в другое измерение. Подключилось ассоциативное мышление. Ревность стала проявляться во сне. Почти  каждую ночь я находился в более жестком, чем реальный мире. Моя жена оказывала внимание другому, часто незнакомому мне. Нет, в этих сюжетах не было сексуальных сцен. А именно внимание другому мужчине. Томные потягивания, игривые взгляды и разговоры, целования или длительные отлучки из дома, с моими ощущениями, что общалась с другим  мужчиной….
Выйдя из забытья, я чувствовал себя опустошенным. Душа маялась в тоске. Я вполне ясно осознавал, что это фантазии больного воображения. Хотя мысли о перемене партнера  возникали. И ведь понимал, что смена ни к чему не приведет. Если другая, в возрасте жены, то  у нее явно больше сексуального опыта с другими мужчинами, если моложе жены, – то накопление  этого  опыта с другими мужчинами только предстоит созерцать и переживать.
Полигамность женщин поражает. Но ведь и мужики не исключение. Полигамен весь мир. Вопрос только в потенциальных возможностях каждого. 
Говорят, что женщина старится раньше мужчины, а умирает позже. Вот где собака зарыта. Вот причина оставления стареющих жен у забуревших из власти имущих, а также у представителей искусств, купающихся в звездной славе и занимающих высокие посты на творческом Олимпе. Это они могут себе позволить бросить   дряхлеющее женское тело и приблизить к своему стареющему, другое женское,  молодое и упругое.
А остальным, что делать? Только стариться вместе с женой, со страхом ожидая роста аденомы, рака предстательной железы.
У каждого   свой выбор!
                ОН

Он – это Чернохмуров Захар  Игнатьевич из села Красулино    Кемеровской области. Рождения довоенного, хлебнувший сполна из военного и послевоенного голодного черпака. Он уже в юности поставил перед собой задачу выбиться в прослоек сытых. И все для этого делал. Окончил, Кемеровский политехнический институт по специальности, хотя и не престижной, но вполне  денежной, - «технология подземной разработки».
Будучи студентом, удачно женился  на помощнике прокурора района. Благодаря продвижению по служебной лестнице жены, сам гладко продвигался по службе. Главное жена прикрывала тыл. А  Захар уж воспользовался ситуацией и в сорок с небольшим стал генеральным директором объединения. Крупное объединение на юге Кемеровской области, да еще особо опасное производство по добыче угля на его шахтах. Но Захар Игнатьевич без видимого напряга проскочил все потенциально опасные должности на шахтах, так называемые «тюремные», с которых запросто можно оказаться на нарах. С генеральской вершины могли только поднять еще выше или, в крайнем случае, снять, а уж посадить – фиг.
Надо сказать, на пути к лампасам угольного генерала, подрастерял Захар Игнатьевич человечность. Чисто сибирскую скромность, граничащую со стыдливостью, неуверенностью, принижению себя, загнал он эти ипостаси подальше вглубь. И сибирская немногословность Захара Игнатьевича превратилась для подчиненных в грозное молчание.  Стал он грубым молчуном, только на совещаниях, планерках, коллегиях в министерстве  красноречия ему было не занимать. А вот с подчиненными он разговаривать себя не заставлял. Так, буркнет себе под нос и забудет о человеке, хотя распекать подчиненных, умел: с криком, оскорблениями, брызганьем слюной…
Сотрудники аппарата объединения боялись его страшно. Зная крутой нрав генерала, все-таки на  пятидесятилетие набрались смелости и, накрыли в складчину в конце рабочего дня праздничный стол. Самые смелые из инициаторов праздничного стола пошли приглашать Захара Игнатьевича, но секретарша сказала, что генерал почти сразу после обеда ушел домой. Делать нечего, собрали выпивку, закуску в сумки, и направились к нему домой. Дома была одна прокурорша-генеральша. Она поведала коллегам мужа, что Захар Игнатьевич ушел в гараж. Накрыли стол и сели без него отмечать юбилей. Генерал пришел часа через полтора и с порога грубо наехал на присутствующих: «Чего расселись? Быстро все по домам, завтра на работу, чтоб без опоздания. Я проверю!».  Вот таким Чернохмуров по жизни стал, не пил, не курил, на женщин с мужицким интересом опасался смотреть. 
Таким он и в Москву прибыл на должность начальника производственного управления Министерства.
Намертво приклеилась  к Захару Игнатьевичу его вторая половина  фамилии. За глаза его называли «хмурый», хотя полный образ нашего героя характеризовала вся фамилия.
Будучи генералом, сделал себе Захар Игнатьевич научную степень кандидата технических наук, но последнее слово он сказал гораздо позже, почти в середине марафона между цифрами шестьдесят и семьдесят, находясь в должности заместителя директора–начальника управления Государственного учреждения по реструктуризации угольной промышленности. И так «сказал», что вся отрасль долго смеялась, и все то еще смеется, правда, иногда  сквозь слезы от смеха, жалея Чернохмурого.

                ОНА
Она – Муренова Лилия  Викторовна родом тоже с Кузбасса, но детство и юность провела на Чукотке. Отец, строитель по образованию, делал карьеру на Крайнем Севере и ближе к пенсии перебрался в среднюю полосу России.
Там же отец помог Лилии поступить и удачно окончить  строительный институт. А уж найти спутника жизни Лилии самой удалось. Вышла замуж она за москвича, милиционерского офицера. Однако с годами, чтобы не потерять  квартиру родителей мужа, они официально  развелись. Муж прописался в  квартире матери, оставив Лилию в своей однокомнатной. Стали они жить у стареющей  матери всем табором: гражданский муж, гражданская  жена, гражданская дочь. А вторую квартиру в наем сдавать опасались, так и пустовала она все время. 
     Муж у Лилии достиг определенных высот в своей опасной и трудной службе, став заместителем начальника управления, подполковником. Но проку от этого было мало. Частые  дежурства,  суточные «сидения в засаде» и мизерная зарплата, которую приносил гражданский муж, вынуждали Лилию Викторовну крутиться самой: делать карьеру, зарабатывать средства на жизнь.
     Первую серьезную попытку в этом направлении Лилия сделала, будучи ведущим инженером  Минжилкомхоза РФ,  но разразился скандал, чуть не до принудительного увольнения. Благо, дядя по материнской линии, генеральный директор крупнейшего угольного объединения Кузбасса, помог ей перебраться в компанию «Росуголь».
Осмотревшись и попривыкнув к новым условиям работы, Лилия Викторовна стала оказывать особое внимание своему начальнику управления. Надо учесть, при этом, что  начальник был старше ее всего на десять лет.
     Начальник управления человек мягкий, душевный, интеллигентный просто удивленно хлопал ресницами и косил глаза, взирая на  Лилины потуги соблазнить. Ну не знал он, как можно отбиться от таких напористых женских домогательств.
Лилины потуги  пресекла заместитель начальника Ижбулатова – татарка по национальности.  Ижбулатова была строгим  начальником и таких же строгих правил. Она   сама имела определенные виды на начальника, поэтому при первом же структурном преобразовании компании турнула  Лилию Викторовну из управления.
Муренова оказалась в управлении Чернохмурова Захара  Игнатьевича и, минимум первых два года, только со страхом вздрагивала при его появлении или обращении  непосредственно к ней.
      Надо признать, что в этот период произошла очередная перестройка управления угольной промышленности и, Чернохмуров стал заместителем директора через тире начальником Управления госучреждения.
     Притерпевшись к грубости нового начальника и,  наконец,  поняв, что претенденток на старое шаркающее ногами тело вряд ли в ближайшее время появится, она подключила женское обаяние для достижения  своей желанной цели.
     Лилия в молодости обладала броской красотой. Длинноногая худенькая блондинка с серыми глазами и прямыми чертами лица. В свое время она могла бы запросто завоевать подиум. Но  в ее маленькой головке, наверное, было недостаточно улиц, так, одни прямые переулки. Поэтому использовать совершенную свою субстанцию для достижения заоблачных высот в искусстве  она не смогла, да и не пыталась. Ей в молодости доставляло истинное удовольствие покорение  мужских сердец, коллекционировала она их. А противоположному полу много ли надо? Поманила  смазливая красотка, и сразу рассупониваться начинает мужик….
С годами, когда перевалило за сорок,  Лилию Викторовну слегка разнесло, раздало вширь и вбок. Имея рост, метр семьдесят восемь, крепкое тело с маленькой головкой на длинной шее, она стала слегка походить на далекого предка современного жирафа палеотрануса. Листья бы ей губами рвать с верхушек деревьев…

                ОСТАЛЬНЫЕ   
     Остальных? Их немного. Про них можно было вообще не говорить, но с другой стороны не в вакууме же  вращались наши герои?
Если «ей» и «ему» было совершенно наплевать на окружающих, то окружающим, представьте себе,  наоборот.
     Так уж сложилось, что учреждение  по реструктуризации создавалось на короткий срок. Подобрались в нем на самом верху, директор, замы и начальники управления в возрасте строго за шестьдесят, замы начальников управлений, начальники отделов – под или чуть за пятьдесят, остальным «шнуркам», – по крайней мере, за сорок. И только несколько женщин в канцелярии  не догоняли третий десяток. Да  начальник финансового управления Ижбулатова все никак не могла пятидесятилетний рубеж перейти.
     Управление Чернохмурова в этом аспекте имело классический расклад. Заместитель начальника управления, начальник отдела и еще две сотрудницы имели возраст или перед или, чуть после пятидесяти.  Все сидели в одной небольшой комнате в доме на Новом Арбате. Комната оборудована самыми последними прибамбасами: пять pentiumov, два факса, ксерокс, сканер, микроволновая печь, холодильник,  очистительная установка для  подогрева или охлаждения минеральной природной воды. У каждого сотрудника естественно имелись телефоны местной и городской связи.
     Второй отдел тоже состоял из пятидесятников и только один «подснежник» – медсестра, числившаяся во втором отделе, имела возраст до тридцати.
Вот такой конгломерат из специалистов от угольной промышленности рулил одним из направлений реструктуризации угледобывающей отрасли.
Здесь вся эта каша и заварилась.

                ДЕЙСТВИЯ
     Начались эти события не сразу и не вдруг.  А постепенно, с чувством, с толком, с расстановкой. На первом этапе Лилия Викторовна все настоятельно порывалась обучить начальника управляться с компьютером. Она обучала Захара Игнатьевича пользоваться клавиатурой, мышью, входить в общую информационную систему,  пользоваться интернетом. В процессе обучения, она нагибалась в сторону компьютера, укладывая свои маленькие мягкие обвислые грудки на стол и, вроде не обращая внимания на свою позу и открытую грудь, с жаром объясняла премудрости  пользования системой. Или садилась рядом с начальником, упирая свои коленки в его ноги и, опять с таким же жаром, рассказывала о той или иной программе. В этот момент она проникновенно кидала взгляды на начальника и, иногда,  прерывисто дышала.
     Лилия Викторовна, как пользователь персонального компьютера, была слабым специалистом, так себе, по верхам. Однажды начальник отдела, видя, как Лилия Викторовна одним пальцем набирает текст, сказал: - Смотри на мои шахтерские руки. Я и то печатаю двумя пальцами, а теперь еще буду учиться печатать всеми. И стал учиться. Месяца через два начальник отдела набирал текст, применяя  минимум, пять пальцев, а Лилия Викторовна так и продолжала набирать текст одним пальцем, при этом зачем-то придерживала левой рукой клавиатуру.
    Но педагог из нее получился профессиональным. Продолжительность уроков с каждым днем увеличивалась с арифметической прогрессией. Амплитуда  общения достигла размеров, почти всего рабочего дня. Остальные сотрудники управления перестали заходить в кабинет начальника. Не для слабонервных было наблюдать сцены их общения. Только командированные  с мест работники по незнанию врывались в кабинет, а потом, словно ошпаренные, приниженные пулей вылетали из него. Командированные с мест женщины напрямую спрашивали Лилию: «Ну, что ты в рабочее время липнешь к начальнику, как не стыдно!»
На что Лилия Викторовна округляла глаза и замолкала. Но это ее не останавливало, она упорно продолжала двигаться к намеченной цели.
И час икс настал. Перед обеденным перерывом они закрылись в кабинете. Прошел обед, собралась толпа командированных, но дверь в кабинет еще более часа была закрыта.
     Лилия Викторовна, потная, вся в красных пятнах ворвалась в комнату. На тот момент заместитель начальника управления отсутствовал. В комнате находились только начальник отдела и две сотрудницы.
Вместе с Лилией Викторовной в помещение ворвались все ароматы сексуальной близости немытых потных тел. Притом, одного тела мужского старческого, а второго - женского, хотя тоже уже не первой свежести.   
Обостренное женское обоняние вытолкнуло сотрудниц из комнаты. Они, обращаясь к начальнику отдела,  заговорили о какой то срочной работе и выскочили в коридор. Начальник отдела остался. Он долгое время работал в шахте и умел терпеть волны неприятных всевозможных запахов.
Да и Лилия Викторовна, наконец-то сообразила, что поспешила войти в общий кабинет. Она развернулась и  пошла в туалет для  наведения марафета…..

     Так и хочется сказать: «И…,  понеслось!»  Ни черта. Старое, почти дряхлое тело слишком медленно восстанавливало  сексуальную активность. Искусственное вмешательство Лилии Викторовны для достижения эрекции, опустошало Захара Игнатьевича. Он стал остро чувствовать неуверенность, тоску, или начинал раздражаться по пустякам. Он стал замечать, что остальные сотрудники избегают с ним разговаривать, а начальник отдела – вообще перестал здороваться, и смотрел на него с явным омерзением.
«Да плевать мне с высокой колокольни на их отношение к моей персоне». Пытался успокоить себя Чернохмуров: «Главное я получаю удовольствие, разве я мог о таком мечтать? Что бы вот так! Она же моложе моего сына…».
Но это мало успокаивало. Для него стало настоящей пыткой заходить в комнату исполнителей. Он каждый день заставлял себя это делать через силу но, увидев брезгливые выражения лиц, бросив несколько реплик, пришедших тут же на ум, уходил. Уходил, непроизвольно ежась от недоуменных взглядов сотрудников.
Его стала угнетать близость с Лилией Викторовной, но проходили выходные, снова тянуло. Конечно, в этой ситуации, в никакое сравнение не шла его жена. Она была старше Захара Игнатьевича на три года, да еще после инсульта. При этом надо учесть последнюю «лебединую песню»…
Лилия Викторовна в один из таких моментов отчужденности попросила: - Оформи мне командировку в Ростовскую область на недельку, пожалуйста.  У меня там сестра недалеко живет, ей помочь нужно.
     Захар Игнатьевич искренне скучал, дни уходят, а он не общается с Лилией Викторовной. И когда она вернулась из командировки, то заметила его радостные искорки в глазах: - Ну, что соскучился мой дурашка. – Сказала она ему и прижалась всем телом. – Соскучился да?
     - Да-да, конечно же да….
     - Глупенький ты мой. Я же рядом, я вся твоя.
И Захар Игнатьевич хмелел от ее слов, терял голову. Они закрывались. Она расстегивала молнию на его брюках и запускала руку, ласкала его выпуклости между ног. Там набухало, распирало ткань, прикрывающую старое почти дряблое тело…
Атмосфера в управлении опять начинала раскаляться.
Однажды директор учреждения вызвал к себе Захара Игнатьевича одного. Он долго говорил, об итогах  приемки квартального отчета, затем в конце бросил реплику: - Ты там чудить начал, мне говорят. – Потом помолчал и добавил: - Я не возражаю против игры гормонов, тем более в нашем возрасте, но делай это в свободное от работы время. Все, надеюсь, ты понял. Иди.
Захар Игнатьевич вызвал Лилию Викторовну и спросил: - Когда у тебя по графику отпуск?
     - В июне.
     - Так давай пиши заявление, оформляй документы и в первых числах иди отдыхать, чего тянешь время?
     - Я хотела в конце июля пойти, да и сейчас у меня  денег мало для активного отпуска.
     Захар Игнатьевич открыл сейф, покопался в его внутренностях, достал пачку купюр.
     - На, думаю, хватит.
     Лилия Викторовна, старательно пересчитав деньги, ответила: - Мне этих бумажек максимум на неделю.
     Захар Игнатьевич, стиснув искусственные зубы, снова прошел к сейфу, покопался в его утробе и достал еще пачку денег.
     - Все больше у меня нет.
     - Спасибо дорогой мой! - Кокетливо проронила Лилия Викторовна и чмокнула начальника в щеку.
     - Ладно, ладно иди…

                АГОНИЯ

     Квартальная приемка отчетов  от предприятий отрасли была в самом разгаре. Частое отсутствие Лилии Викторовны на рабочем месте создавали сбои в работе. Командированные толпились возле закрытого кабинета  Чернохмурого, постоянно заглядывали в комнату или скапливались возле  стола Лилии Викторовны.
Это надоело начальнику отдела, и он стал требовать от Лилии Викторовны присутствия на рабочем месте. Она делала видимость бурной деятельности, старательно принимала отчеты у одного-двух командированных и снова уходила в кабинет начальника.
     В конце концов, начальник отдела написал докладную и дал ознакомиться Лилии Викторовне.
     Лилия Викторовна, вся красная, заплаканная,  ворвалась в кабинет к Захару Игнатьевичу. – Выгони, выгони командированных, мне с тобой поговорить надо.
Командированные сами встали и быстро покинули кабинет.
     - Этот, начальник отдела на меня докладную накатал. Сделай ему внушение, поставь его на место, прошу тебя!
     - Ладно, успокойся, я с ним поговорю. Он меня надолго запомнит. Иди, успокойся, я сейчас  ему позвоню.
Захар Игнатьевич, просмотрев свои пометки в записной книжке, позвонил начальнику отдела и долго распекал его за промахи.
Начальник отдела молчал. Чернохмуров  подумал, что на другом конце просто положили трубку и замолчал.  В это время  он услышал слова начальника отдела: «Suum cuique!»
     Чернохмуров непроизвольно записал транскрипцию этих слов на обрыве бумаги, на которой только что рисовал квадратики во время распекания начальника отдела. 
     - Что-что, я не понял?
Но из трубки уже шли короткие гудки.
     Суум  куиквэ, Суум  куиквэ. Он спросил у сына, что эти слова означают. Сын не знал. Слова услышала жена, и что-то забормотала, заикаясь. Речь после инсульта очень медленно возвращалась к ней. Но Захар Игнатьевич  понял из ее бормотания, что эти слова латинские и означают «каждому свое».
«Ну, я покажу этому грамотею, где Макар телят не пас». – Зло подумал Чернохмуров.
На следующий день он вызвал начальника отдела к себе:
- Ты, это! Что имел в виду, когда говорил мудреные слова, а?  Угрожающе  произнес Чернохмуров. – Работать надоело?
Начальник отдела презрительно глянул  на Захара Игнатьевича: - Такие слова были написаны на воротах фашистского  концлагеря, правда, не на латыни, а на немецком. Пора знать кандидату наук. – Бросил реплику начальник отдела, выходя из кабинета.
- Я тебя не отпускал! – Грозно, уже в спину подчиненного, почти прокричал Захар Игнатьевич.
Но начальник отдела даже не оглянулся.
«Ну, погоди грамотей! Я устрою тебе кузькину мать» - Возмущение  клокотало в груди у  Захара Игнатьевича: «Если бы ты в объединении у меня работал, я бы тебе враз, как цыпленку, шею свернул.
Чернохмуров злился не только на начальника отдела, но и на своего зама. Заместитель в одном, в общем, то не очень принципиальном решении вопроса, вдруг уперся. Дело дошло до скандала. Захар Игнатьевич перестал с ним разговаривать, и старался его избегать. Надулся, как ребенок.
«Сладу с ними нет. Надо идти к директору просить помощи обуздать строптивую молодежь». Появилась навязчивая идея у Чернохмурова.
Вызвали троих к директору. Директор ругался, угрожал уволить. Огрызался один Захар Игнатьевич, а зам начальника управления  и начальник отдела отмалчивались. Так прошла вся встреча. Директор махнул рукой: «Свободны».
Потом, где-то через час, пригласил Чернохмурова: - Ты что это меня подставляешь! Они, что плохо работают?
- Да нет, но ведь не слушаются.
- А что тогда ко мне позвал? Давай договоримся так. Не можешь сам справляться, значит, тебе пора уходить. Понял?
- Понял.


                *     *     *
     Мартеновская печь имени Всевышнего, поскрипев старым поддувалом, в июле выдала плавку. Жара наступила неимоверная. Асфальт раскалился и превратился почти в трясину. Стены домов извергали тепло и духоту. На оцинкованных крышах можно было спокойно жарить яичницу. Дуновение  ветерка больше походило на огненное дыхание змея-горыныча и не приносило облегчение.
Начальник отдела и заместитель начальника управления в пятницу сидели в летнем пивном баре на Старом Арбате. Пиво, конечно, очень дорогое, но зато по качеству вне конкурса.
     Они не спеша, потягивали прохладную влагу, и начальник отдела говорил: - Слышь, Михалыч! Мне страшно надоели маразматические выступления и наезды нашего дедушки. Ты ж меня знаешь. Я  сибиряк, но и у меня терпение  заканчивается. Устрою, пожалуй, я ему обструкцию.
     - Давай, давай, Саня, если запала хватит.
     - Да уж, будь спокоен. У меня не заржавеет.
     - Имей ввиду. У нас атмосфера в управлении и так  почти одним озоном заполнена, не чиркни спичкой.
-Хорошо. Я продумаю, как все обустроить…


                КОНВУЛЬСИИ

В понедельник, после планерки и приема Лилии Викторовны, ближе к обеду Чернохмуров подготовился, что бы очередной раз вызвать начальника отдела и впарить ему мозги. Он уже взял трубку местного телефона, но раздалась трель звонка городского телефона.
- Алло! – Захар Игнатьевич ответил в городскую трубку, не опуская местную.
- Это Чернохмуров?
- Да!
- Это говорит муж Муреновой Лилии Викторовны. До меня дошли слухи, что ты, старый козел, крутишь амуры с моей женой. Так вот запомни! Если факт подтвердится, я тебе твои гнилые яйца отрежу. Понял мразь!
И из трубки раздались противные короткие звуки отбоя. Захар Игнатьевич замер, держа обе трубки в руках. Грудь  сковало обручем,  внутри ее забегали волны холода.
«А может, кто-нибудь пошутил». – Осенила мысль Чернохмурова. Он встал и быстро прошел в комнату сотрудников, но там  все сидели на своих местах, уткнувшись в мониторы компьютеров.
Что-то, буркнув, как обычно себе под нос, он вернулся в кабинет. Шутки заканчивались, проявлялся контур опасного периода «разбора полетов».
«Срочно в отпуск, вот именно в отпуск». Вдруг, неожиданно, появилась у Захара Игнатьевича спасительная мысль…
- Ты решил уйти в отпуск? Ты меня покидаешь, когда заканчивается приемка, да? – Жалобно простонала Лилия Викторовна. – Я же по тебе буду скучать.
- Ладно тебе! – Остановил причитания сотрудницы Захар Игнатьевич. – Так надо. Я же не надолго, всего лишь на месяц.
- Я к тебе по делу, - вдруг шепотом произнесла Лилия.
- Что такое?
- Деньги мне нужны. Мою сестру судом выселяют из собственного  коттеджа, умоляет помочь.
- Нет у меня денег.
- Ну, прекрати дорогой, прекрати. Я  же знаю, да и вижу сколько ты имеешь?
Захар Игнатьевич стиснул зубы, желваки заходили по его щекам, в груди уже не витал холодок, а появилось острое жжение. Он прошел к сейфу, достал деньги и, чуть ли не швырнул их Лилии Викторовне.
Лилия Викторовна собрала деньги со стола, старательно пересчитала, одновременно ласково говоря: - Ну, что ты миленький. Ты же знаешь, что я любовница дорогая.
Пересчитав деньги, Лилия Викторовна чмокнула в щеку Захара Игнатьевича и выпорхнула из кабинета.
«А может, эта стерва сама рассказала мужу,  а теперь шантажируют…». Появились сомнения у Захара Игнатьевича.  «Плевать, все равно в отпуск».

Дачные дела в течение месяца изгнали страшные мысли из головы Захара Игнатьевича. Из отпуска он вернулся загоревшим, бодрым, здоровым, с железным желанием прекратить откровенные контакты с Лилией Викторовной. Только по-тихому и после работы. Вот такую лазейку оставлял он для себя.
Но Лилия Викторовна передышки не дала.
- Ох, как я по тебе тосковала, ты бы знал. - Сразу же, влетев в кабинет, и прижавшись к Захару Игнатьевичу, горячо зашептала Лилия Викторовна.
- Погоди, погоди! – Отстраняя от себя Лилию Викторовну, забурчал Чернохмуров. – Давай сразу договоримся, будем встречаться только после работы.
Но глаза Захара Игнатьевича выдавали, глаза его радостно лучезарно блестели   и выражали страстное желание.
  - Так, понятно. Ты меня не хочешь. – Обиженно и, в то же время игриво, проронила Лилия Викторовна, отстраняясь от Чернохмурова. Она прошла к двери, защелкнула ее. Вернувшись, она опять прижалась к Захару Игнатьевичу, расстегнула молнию на брюках…
Отдыхая после активных сексуальных действий, словно продолжая прерванный разговор,  Лилия Викторовна печально проронила: - Достал меня этот вшивый начальник отдела. Избавился бы ты от него, а меня поставил.
- Ты о чем это?
- Да, все о том. Толку от тебя. – Уже зло сказала Лилия Викторовна. – Не от придирок начальника отдела оградить  не можешь, не финансово помочь нормально. Мне надо за дочь в институт проплату сделать  кругленькую сумму между прочим, а где деньги взять? Если меня саму какой-то начальник отдела увольнять уже собрался…
- Ладно, я с начальником отдела разберусь и денег найду, подожди. Сейчас нам надо немного попритихнуть, потом разберемся.

И месяца не прошло, а Чернохмуров, как ему казалось, уладил все дела. И хвост начальнику отдела прищемил, и денег достал. Самодовольный сидел он в своем уютном кабинете, потирал руки и думал: «Все налаживается, все прекрасно».
И когда раздался звонок городского телефона, у него ничего не екнуло. Он поднял трубку и бодрым громким голосом сказал: - Алло! Чернохмуров слушает.
- А….! Это ты козел такой довольный? Так вот! Я выяснил и, факты подтвердились, что ты с моей женой схлестнулся. Рептилия моя свое получит, а ты, пенек трухлявый, готовься к обрезанию. Тут у меня только что двое бойцов из Чечни вернулись, так прямо горят желанием с тобой пообщаться. Любят они на место ставить тварь в виде тебя.
И все оборвалось: слова из телефонной трубки, сердце в груди у Захара Игнатьевича. Белым туманом заволокло глаза. Он тер их, пытаясь восстановить резкость, но после тумана появились оранжевые пятна. Они вылетали из глаз и, словно артиллерийские снаряды, угрожающе скрежетали, исчезая в противоположной стене кабинета. Грудь опять сковало панцирем, началось головокружение. «Надо срочно добраться до медсестры, она должна помочь».
Чернохмуров, держась за стенку, осторожно направился в кабинет медсестры.

Отвалявшись две недели в ЦКБ, Захар Игнатьевич вернулся на работу. Его словно подменили, он превратился в дряхлую развалину.  Чернохмуров основательно волочил ноги, взгляд его стал блуждающим, отрешенным. Медленно в  старческое тело возвращалась жизненная сила, еще медленнее - желание близости с женщиной.
Лилия Викторовна ухаживала за Захаром Игнатьевичем, словно за маленьким ребенком. Она не настаивала на сексуальную близость, но все-таки один раз у них контакт произошел. Да, даже не сексуальная близость, а так, что-то подобие…
И после этого опять последовал звонок: «Ну, что козляра, думаешь в больницу от меня можно спрятаться. У нас такое не проходит. Слушай меня внимательно. Ты, видимо, действительно уже одна труха. Прибили бы мои бойцы тебя одним шалбаном. Так вот, назначаю я тебе стрелку, понял?  Через два дня подползешь к Птичьему рынку со стороны нового двухэтажного охотничьего магазина. Запомни, у тебя только одна попытка сохранить себе жизнь, мразь. В четверг в пятнадцать ноль ноль  мы тебя  будем ждать у этого магазина. Да! И еще, приготовь двадцать штук зеленых. Иначе разговора не получится….   
Захар Игнатьевич выронил телефонную трубку. Рука его безжизненно повисла вдоль туловища, и высохшие, обтянутые пергаментной кожей, старческие  пальцы почти доставали до обшарпанного паркетного пола….

                ИТОГИ
Осенний промозглый ветер с дождем праздновали великую победу. Лето закончилось. Даже не закончилось, а предательски сдалось напору осенней непогоды и сдохло. Стены домов излучали зябкость. На скользких крышах сидели нахохлившиеся вороны и иногда раздраженным карканьем проклинали промозглость. 
Начальник отдела и заместитель начальника управления  сидели в летнем пивном баре на Старом Арбате и ежились от холода.
Говорил уже Михалыч: - Сегодня пригласил меня директор к себе и сказал, чтобы я принимал дела начальника управления. Чернохмурову дали инвалидность. Сам удивляюсь, как он еще после инсульта жив остался?
- Поздравляю с назначением! – Радостно произнес начальник отдела.
- Спасибо. А на место зама я, разумеется, тебя рекомендовал.
Саня заулыбался, привстал и протянул руку для рукопожатия: - Поздравляю, вернее, спасибо, ха-ха. – Продолжая смеяться, Саня крепко пожал руку Михалыча. 
- И еще я одно условие поставил директору. Убрать от нас Лилию Викторовну. Он обещал ее перевести в другое управление.
- Хорошо, прекрасно!
- Хорошо конечно. Но вот, только он должность заместителя директора  отдает своей бестии,  Ижбулатовой, а наше управление переподчиняет ей. А ты же знаешь наши с ней взаимоотношения.
- Ладно, разберемся.
- Да уж! Ты разберешься.
Домой ехали вместе. Уже в метро Михалыч, как бы рассуждая, спросил Александра: -  Интересно, кто Чернохмурого укатал?
На что Александр ответил: - Из фэцит куи продэст, т.е. тот сделал, кому это выгодно.
От станции ВДНХ до Ботанического сада Михалыч ехал один и думал:  «И так ясно кто укатал начальника. Ты, дорогой мой Саня, и меня можешь также одним шалбаном, сшибить с должности! Надо с тобой, дружок, ухо востро держать».


                Петранник
                2011 год