Ну, ребятишки, а тепереча вам новая сказка будет. Сказка ента про одну жадну девку Альбинку, ейную мамашу, царя Трофима и нашего Петрушку.
Покамест наш Петрушка по чужим краям скитался, Трофим царицу свою перву выгнал за двор и второй раз женился. Женился он так, што одно удивленье берёт, хде он таких баб себе выискиват? Уж кака гадюка первая его супружница была, то теперь никто и не вспоминат.
Женился Трофим на Евлампии за то, што она ему ту злосчастну лампочку ухитрилась из темечки его вытащить. Евлампия как новой царицей стала, так словно сумашедша курица всю царёву администрацию заклевала, а вместе с ей и честной народ. Лютовали они теперь с Трофимом настояшшим тандемом.
То оброк увеличат, то зарплаты не платють, да и с инхфляхцией никакой борьбы не ведуть. Бедный люд от их политики по-волчьи завыл. Трофим хоть и был негодяй известный, тепереча вконец распустилси.
Евлампия с собой в царские хоромы ещё и дочку Альбинку привела. Альбинку воспитала она сама и потому в ей ум не укрепился, а выросла токма жадность до всякого чужого богатства. Метили они с мамашей на самый царский трон. Мамашка ейная решила, шо ежели сама владычицей не будет, то уж свою дочку как пить дать к трону пристроит. Трофим таких подозрений не узрел и всё за чисту монету, дурень, принимал.
- Погляди, Трофимушка, кака у нас дочурка, - щебечет Евлампия, - девка, словно яблочко налилась. Надобно её замуж выдавать и наследничка соорудить, а то пропадёт, перезреет.
- Уж она как калач налилась, а не как яблочко. Хто её такую в жёны возьмёть? – говорит Трофим. – С ей и не справиться.
- Хто, хто, - возмушшатся жена, – так нихто и не возмёть, ежели ты лежать цельными днями будешь. Встань и поди царску волю объяви.
- Каку-таку волю?
- Што дочку женить хочешь и всяких принцев заморских зовёшь с ей знакомиться.
- Откель же нам принцев заморских набрать, ежели вокруг нас никаких морей нет, - удивлятся царь.
- Ух и дубина же ты, - ворчит царица, - какая же нам разница из-за моря он или наш, здешний. Лишь бы принц был голубых кровей, да капитал имел внушительный. Да объяви, што за Альбинкой полцарства в придачу даёшь.
- Полцарства?! – возмушшатся Трофим.
- Не пыхти, с твоего полцарства теперь доходу нуль. Хто всю кредитну политику проел? А? – рассвирепела Евлампия. - Так шо не ерепенься и иди объявляй нашу волю, а то будешь со своей экономикой без штанов ходить.
- Ты на меня не шуми! Што в государстве крихзис я знаю, токма женихов для твоей ненаглядной я искать не буду. Ишши их сама как хошь, а меня от дел осударственных не отрывай, - выругался Трофим и опять лёг отдыхать.
Так ругались они кажный божий день и, наконец, плюнул на всё царь и согласился с женой. Во все стороны отправили гонцов об своих намерениях. Кажному соседнему государю-правителю Альбинкин портрет в рамочке выслали для знакомству.
Петрушка наш тем временем лежит на диване в городе Берлине, хде проживат уже аккурат два года. Занимался он тут делами всякими и стал настяшшим миллионщиком. Петрушка отстроил себе хоромы с прудами не хуже царских и почивает цельными днями, пуляясь в лебедей своих косточками из винограду. В один прекрасный день и к ему в дом гонец врыватся. Вскочил на стул и давай орать во всю глотку об Альбине. Петрушка уж и позабыл про Трофимову подлость, да гонец в ём всю прежню нелюбовь и пробудил.
- Чего орёшь-то!? Не на площади, – говорит Петрушка.
- Царь наш свою дочку замуж выдать желат за принца. Вот и портретик её, - гонец протянул Петрушке Альбинкину харизму в рамочке.
- Эка корова, - засмеялся Петрушка, - в ней поди пудов пять будет.
- Будет и все жениху достанутся, - вежливо отвечает гонец.
- Скажи, много ль царь даёт капиталу за дочуркой? А то мне хде лебедей выгуливать?
- Говорят, полцарства. И лебедей можно выгуливать и коров, а хошь кенгуру разводи. Места предостаточно.
- Ладно, скажи своему царю, што будет им принц миллионщик, самых благородных европейских кровей.
- А как вас звать-величать?
- Звать меня Пётр Гансович Хейнекен, так и передай. Да! Постой! Пойдём-ка я для царской семьи подарков передам.
Гонец взял подарки и убежал, а Петрушка задумался над своим возвращением. Вспомнились ему родные места, артель и решил он воротиться в родную сторонушку, да за все обиды Трофима проучить. Вызыват он своего управляюшшего и заявлят, што поехал до родных мест и шоб к его приезду тут не воровать. Управляюшший Петрушку слушает и токма головой кивает, мол слушаюсь и не беспокойтесь. Оделся Петрушка поважнее, сел в свойный мерседес и укатил в родимую сторонушку.
Первым делом навестил он бабу Ягу. Та поначалу его и не признала. Стал он возмужалый, густою бородою оброс.
- Привет, бабуля! – кричит ей Петрушка.
- Чего шумишь? – спрашиват бабка.
- Это же я, Петрушка, аль не узнаёшь!?
- Петруша, - обрадовалась Яга, - да ты ли это, милок? Не узнать тебя, ей Богу не узнать, - Яга Петрушку обнимает и наряды его разглядывает. Костюм на ём аглицкий, ботинки итальянски, шляпа хранцузка – загляденье.
- Да бабуля, удивляшшся ты зря. Всё до последней пуговки своим трудом нажито. Два года я в чужих землях пахал. Кажный день по осьмнадцать часов трудился и вот тебе результат.
- Хорош! Ой хорош, - дивилась бабка – надолго ли к нам, милок?
- Не знаю бабуля. Поживу пока, а там посмотрим.
- Женился, али как?
- Ой, бабуся и не спрашивай. Я в ихней Европе себе видать ничего не подберу. Были у меня всяки девки: стройные, закопчёные на пляжах, блондинистые, а всё какие-то чужие. Понимашь?
- Понимаю милок, понимаю. Слыхал про Трофима-то? Он свою падчерицу, лиходей старый, замуж решил выдать.
- Слыхал бабуся, слыхал. Я потому и приехал.
- Неужто она тебе по нраву пришлась? – перепугалась Яга.
- Что ты, лягушку тебе за воротник, - Петрушка хитро прищурился, - он за ей полцарства даёт, а у меня к ентому мухомору ещё претензии имеются. Я из-за его интрих родных берёзок теперь не вижу. Понимашь, к чему я клоню?
- Нет, милок, не пойму я чёй-то, - удивилась Яга.
- В дебюте я у его полцарства отыму, а потом уж и всё остальное народу вернём.
- Ох, милок, а под силу ль тебе с ентим чёртом тягаться? У его вон, гляди, цельная армия у ворот, а ты один одинёшенек. Справисся?
- Я бабуся хитростью его возьму. У меня уже и план есть.
Погостил Петрушка пару дней у бабы Яги и подался в столицу. Столица слухами шумит об Альбинкиной свадьбе. Народ всяко размышлят, хто ешшо в царску семью влезет. Може то негр диковинный будет, може монгол узкоглазый, а може и наоборот - человек культурный, на европейский манер обученный. Во дворце кажный день женихов просматривают. Сам Трофим, жена его и Альбина восседают и негожих, да ущербных отсеивают.
- Хто там следушший? – спрашиват Трофим.
- Принц Антуан третий, - объявлят воевода.
- А хде первые двое? – пошутил Трофим.
- Не могу знать, ваше величество, за дверью токма один стоит. Поискать остальных?
- Ладно, нам и одного достаточно будет, тащи его сюды. Токма это…бережнее. Понял?
- Как ни понять, ваше величество, аккуратней стало быть, без рук.
- Во, во…аккуратнее, - смеётся Трофим.
Воевода открыл дверь и обявлят гостя во всю глотку.
- Значить принц? – спрашивает царь.
- Принц Антуан третий, - поправляет гость.
- Откель такой невысокий.
- С европейской стороны, ваше величество. В нашем роду все невысокие, кланяется принц.
- Шо то я сумневаюсь за Антуана, - высказал царь. - Альбинка то наша, яблочко спелое, не раздавит ли наследника за делами супружескими? - шепчет Трофим жене. – Погляди у его ножки точно тараканьи, а она у нас девка пышная, угробить может, а потом выясняй с его папашей недоразумения межгосударсвенны. Нет, такой нам не пойдёт, - решил царь и вызыват следующего. К вечеру усё царско семейство без обеду скисло. Нихто царю не нравится, да и все приличны принцы кончились. Альбинка стоит сама не своя, Евлампия Трофима ругает, што тот всех женихов разогнал. Вдруг двери отворяются и влетат последний гонец, который у Петрушки был. Водицы попил и рассказал царю о Петрушке, о его лебедях и миллионном капитале. Царёво семейство от радости без ума. Альбинка обрадовалась и так себе жениха разрисовала, што даже матери стыдится признаться. Гонец достал Петрушкины подарки и давай раздавать. Царю ручку чернильну с золотым пером, царице накидку соболиную, а Альбинке свой портрет золотом и серебром обрамлённый. От таких подарков с ими со всеми настояшший припадок. “Хотим!!! - оруть, - видеть ентого Петра Гансовича немедля”.
Петрушка тем временем своё дело знат и к царю не показыватся. Разбудил в их аппетит до своей персоны и нужного момента выжидат. Прошло три дня и по царству прошёл слух, будто царевна сама не своя и, што готова даже захворать от своейной страстной любви. Петрушка газеты прочитал и решил, што настал час идтить амурный бастион крушить.
Утром во дворце суматоха. Был, говорят, звонок от Петра Гансовича и обещалси он, значить, сегодня к полудню прибыть. Царско семейство готовится ко встрече: Альбинка напудрилась, мамашка бигудями накрутилась, на Трофима праздничну мантию набросили. Грянул полдень. Ко дворцу подъезжат огромен мерседес и оттуда вылезат Пётр Гансович во всей красе. К ему сразу воевода подскочил и под козырёк. Здравия пожелал и пригласил во дворец к невесте проследовать. Петрушка согласительно киват и во дворец проходит.
В главной зале его уже ожидат царска чета и токма Альбинка неразумная возле окна визжит и мамашке про жениха вещает:
-Мама, посмотрите какой у его лимузин значительный. Мама, ох, какой он статный и при белом костюме. Мама, а наш воевода ему по контузии каку гадость казарменную не ляпнет?
- Ежели ляпнет, мы ему головёнку-то и отрубим, шоб он людям знатным настроения не портил.
- Мама он в плечах как Херакл греческий. Поглядите-ка!
- Иди сюда… Хватит в окна глазеть, - прикрикнула Евлампия.
Двери в залу отворились и воевода объявлят о визите Петра Гансовича. Замолчал воевода и за им сам жених появляется статной походкой.
- Здравствуйте, Пётр Гансович Ху.. Хе… - запнулся Трофим.
- Не тужьтесь, батюшка, а то неприличное словечко получится. Зовите меня по-простому Пётр.
- Здравствуйте Пётр, - улыбается Евлампия и Трофима локтем в бок, - дурья голова, фамилии запомнить не можешь. - Пёрт Гансович как вам у нас?
- Хорошо. Куды не погляжу, всюду красота.
- За таку красоту нашему царю-батюшке «спасибо» надо сказать, - молвит царица, - он за красотою очень следит. Он у нас хоть и пенсионер, но очень хозяйственный мужчина.
- Вижу, вижу, осудареву хватку, - соглашается Петрушка.
- А вот и доченька наша Альбинушка, - говорит царица и дочку свою за руку дёргат, - невестушка наша.
- Ох и красавица, - улыбатся Петрушка, а сам о своём плане думает. – Вы, Альбинушка, в жизни лучше всяких портретиков будете. Я когда ваш образ в рамочке увидел, так прямо и понял, што всю жисть вас искал и сердце вы моё сразу расшибли. Я на вас жениться срочно хочу. Нету моих сил больше терпеть рядом с такой красотишшей.
Ну, говорили, говорили и решено было свадьбу сыграть поскорее. Царь с Петрушкой и министрами тут же к нотариусу отправились. Отписал царь Петрушке за Альбинкою полцарства и от Петрушки декларацию требоват. Министры изучили Петрушкину декларацию на предмет его капиталу и доложили царю, што Петрушка никакой не прохвост, а самый настоящий миллионщик из Берлину. Трофим довольный вернулся домой и отправился спать.
Приснился ему сон, што он стоит в Берлине на главной улице и все мимо его с уважением ходят. Он токма рот разеват, а все уже его указания слушат и исполнять бежат. Вдруг идёт ему навстречу канцлер германский. Он его останавливат и про политику с им толкует. Потом променад у их вместе или куда-то там они заезжат по делам, а народ берлинский их пивом угощает. И приснилось ему ентой всячины стокма, што он проснулся от такого невероятия в мокрой исподней.
Поутру сыграли пышну свадьбу и увёз Петрушка жену свою на отписанную ему половину царства. Трофим с царицей тем временем планы на Германскую землю строят и капиталы пересчитывают.
Петрушка весь день со скоморохами гулял, пил, ел, а под вечер всех со дворца повыгонял и остался с Альбинкой наедине. Альбинка бока свои разминат к брачной ночи, а Петрушка всё пиво пьёт.
- Ты Петя, зря так пивом нагружаешься. Али забыл кака у нас с тобой сегодня миссия?
- Нет, милая, не забыл. Токма не спеши, мне тебе в страшной тайне признаться надобно.
- В какой тайне?
- Ежели ты меня любишь, то стерпишь.
- Люблю, милай, сильно люблю, - а сама теперь мечтает о Берлине.
- Я, Альбинушка, заколдованный, аж на десять лет.
- Импохтент што ли?
- Хуже милая, хуже.
- Што же может быть хуже для семейной жизни, - перепугалась Альбинка.
- Злой колдун меня так заколдовал, што я всякую ночь меняюсь до неузнаваемости. Вот так, милая.
- Да уж я потерплю тебя, - обещает Альбинка и про себя думат: “Мне лишь бы до Берлину добраться, а там глядишь и любовничек сыщется”.
- Ну, ежели любишь, то конечно потерпишь. Обожди я сейчас, – Петрушка выскочил из спальни в другу комнату, хде уже баба Яга на готове сидит. Ешо поутру приклеил ей Петрушка бороду, вымазал сажей морду, обсыпал пеплом башку лысеюшшу и переодел её в свой костюм. Посмотрел он на неё ещё раз и вытолкнул в спальню Альбинкину.
Уж как Альбинка визжала, так от шум с их почевальни на другой половине царства петухи проснулись. Бежала, говорят, она пуще всякого бегуна африканского. Снесла по дороге все, што токма рядом стояло. Такая прыть в ей проснулась, што царские ворота в Трофимовой резиденции не выстояли. Петрушка с Ягой за животы с час держались. Смеху их конца не было.
Петрушка на следующий день побрился, костюм свой запрятал и в рубахе на дворцов балкон выходит. Народ честной Петрушку узнал и давай ликовать. Так освободил Петрушка честной народ от царского гнёту и глупости. Трофим же как узнал кому самолично полцарства отписал, запил страшно. Выгнал и жену свою и Альбинку бестолковую. А те, говорят, ругались как кошка с собакой. Друг другу чуть косы не повыдёргивали.
Ну, а Петрушка закатил пир горой, хде весь народ три дня горькую пил. Пир тот кончился и зажил тот люд спокойно и весело, добра наживая, да детишек умножая.