Эпиграф
Это была не просто командировка заштатного заводика.
Мы представляли стотысячный коллектив крупнейшего
завода в Европе.
Тогда не могло и во сне присниться, что через 20 лет
будет создан альянс ВАЗ, РЕНО, НИСАН.
Но это и не отчёт о командировке. Это
выражение моих чувства, моих мыслей.
Я пытался рассказывать так, чтобы вам интересно
было читать.
С той поры минуло уже двадцать лет.
Часть первая.
Информация для тех, кого тогда ещё не было на свете.
Который день думаю писать или не писать?
- О чём? - спросите вы у меня.
- Да о том, как 20 лет тому назад мы попёрлись в Париж на «Рено» перенимать опыт.
Если бы я не наткнулся на потрёпанную записную книжку, какие выдавали участникам конференции трудового коллектива ВАЗА и, с которой я побывал в самом Париже и, в которой я сделал несколько записей о командировке и, которые я пытаюсь сейчас прочитать и, признаюсь честно, не могу это сделать. Потому, что записи сделаны медицинским почерком, и теперь мне их ни черта не расшифровать. Но чем больше я пытаюсь проникнуть в тайны своего почерка, тем больше картин оживает в моей памяти. И тем больше убеждаюсь в том, что тогда мне и моим коллегам не могло прийти в голову, что «РЕНО» и «ВАЗ» будут делать автомобили вместе.
Вот таким хитрым способом я уговорил сам себя в том, что следует писать и вспомнить то, что осталось в памяти. Но, как это сделать я ещё не знаю и не знаю, смогу ли написать так, чтобы оно читалось.
Заканчивался 1992год. Был конец ноября. У нас в городе, в магазинах «шаром покати». В стране забастовки. Шахтеры касками гремят, в Москве на Васильевском спуске Путиловцы из Питера шлют депеши на наш завод с советами, как оттяпать кусок пожирнее от завода. На завод едут специалисты разных мастей учить нас капитализму. Хотя сами его и не нюхали. А страна-то уже сделала шаг в его сторону и она уже не сможет повернуть вспять.
В это время на ВАЗ и приезжает господин Чубайс с Козаком на заседание Совета трудового коллектива завода, на котором решался вопрос приватизации завода. Тогда-то народ и услышал от Чубайса крылатую фразу про цену акций. А отвечал-то он на мой вопрос. Я у него спросил, смогу ли я купить кожаную куртку на те акции, что получу. И смогу ли я их пощупать своими руками. Но я их так и не увидел, хотя до сих пор являюсь владельцем доли. Мы это понимали, чувствовали, потому и поехали за границу учиться у капиталистов, как нам работать и жить в новых условиях. На этом я вступительную часть закругляю и перехожу к впечатлениям, которые будут сопровождать меня на протяжении всей командировки.
Вылетали мы из аэропорта Шереметьево. Москва в то время была грязной и неуютной, а аэровокзал вообще вызвал гнетущее впечатление. Но, вот я попадаю в самолёт А320 и получаю первую порцию удивления. Самолёт огромный, разделён на салоны. А в переходах между салонами стоят стюардессы и стюарды, которые помогают пассажирам занять свои места. Я не спеша продвигаюсь по салону. Подхожу к очередному переходу. Передо мною появляется человек в форме стюарда с широченной улыбкой на лице и весёлыми глазами, которые нацелены мне прямо в переносицу. Я даже опешил от такого откровенного взгляда. И мысль прожгла меня с головы до пят. Надо же такому случиться. Он меня «узнал», а я не могу вспомнить, кто бы это мог так радоваться встречи со мной.
И только чуть позже, когда я поделился своими сомнениями с коллегами, они мне объяснили, что это такой сервис на иностранных самолётах. Встречать пассажиров с улыбкой. Перед взлётом для нас был проведён инструктаж, как вести себя, если самолёт грохнется на землю, и показали в какой люк нырять, а если вдруг шлёпнемся на воду, то чем спасаться от утопления. Но, слава Богу, с нами ничего не случилось и примерно через два часа, или три, мы благополучно приземлились в аэропорту имени генерала Шарля де Голля.
Часть вторая командировки в Париж.
Французы не понимают кто перед ними.
Ну, вот это другое дело. Аэропорт меня удивил. Просторные светлые залы и чистота такая, что негде плюнуть. О чистоте я ещё расскажу, но попозже. А сейчас самый раз пришло время рассказать о том, как меня досматривали на КПП.
Самолёт причалил прямо к вокзалу. По переходам и с помощью эскалатора мы попали в зал, где и производят досмотр. Наша группа гуськом продвигалась в сторону поста досмотра. Я плёлся позади всех. И не заметил, как они оказались по другую сторону выхода. У двери, по обеим сторонам, стояли два француза в форме. Я думаю, что это были пограничники. А мне показалось, что они и не совсем французы. Носы на их лицах похожи были на армянские, больше, а лица… так вообще… я имею в виду цвет, ну чисто арабы. А вот форма была французской. И, тем не менее, у них хватило наглости остановить меня.
Я не сразу понял, чего они хотят от меня. Говорили они на непонятном для меня языке. А я, кроме своего родного русского языка, других и не знал. Хотя по внешнему виду я больше был похож на француза. Правда и татары считали своим, даже не спрашивая меня, хочу ли я быть татарином. А в раннем детстве, мой родной дядя, называл меня адыгейчонком. А одна подружка моей первой жены, считала, что Ален Делон похож на меня. Вернее, наоборот.
И, поэтому, поведение моё было снисходительно надменным. Не так, чтобы очень…, но всё-таки. Вооружённый такими аргументами я решил продолжить движение. Но моя попытка была пресечена на корню, что привело меня в замешательство. От чего я не только покраснел, я мгновенно вспотел. И пограничники этого не заметить не могли. Заметили и мои друзья, коллеги. Они то и подсказали, чтобы я предъявил свой чемодан на досмотр. Наконец-то до меня дошло, и я облегчённо вздохнул. А то уже и мысль нехорошая появилась.
Я мельком взглянул в ту сторону, откуда пришла подсказка, и увидел родные лица, которые ехидно-сдержанно улыбались. Не думаю, что кто-либо из них знал то, от чего мне через несколько секунд станет очень стыдно. Выбора у меня не было, и я положил свой чемоданчик на стойку досмотра. Но почему французы решили проверить именно меня? Вся группа прошла без досмотра. А меня тормознули. Наверное, дело было в шляпе.
Собираясь в Париж, я надел свой лучший костюм. А он был у меня в единственном числе. Естественно, на мне был и галстук, хотя я этот атрибут терпеть ненавижу, но я же ехал в Париж …. А мою, ещё прилично выглядевшую, голову украшала чёрная, фетровая шляпа иностранного производства. А пока пограничники думают что делать со мной и моим чемоданчиком, я расскажу об одной встрече с высокопоставленным чиновником РЕНО.
Часть третья командировки в Париж, но не последняя.
Интересно, а сколько платят рабочему французу?
Наша поездка и была главной целью встречаться с важными людьми. А РЕНО в то время был в таком же кризисе, как наш ВАЗ. Часа два, а может быть и больше, председатель Совета директоров читал нам лекцию о капитализме. А в конце встречи любезно отвечал на вопросы. Но, на те вопросы, которые больше всего нас интересовали, мы ответа не получили.
Нас интересовала зарплата персонала РЕНО. Оказалось, что мы задаём неприличные вопросы. На западе не принято считать деньги в чужом кармане. А нам очень хотелось знать, сколько платит капиталист своим наёмным рабочим. Павда, про зарплату молодых специалистов, кое-что разузнать удалось. Она составляла в то время 190000 франков в год. А минимальная зарплата, по закону, составляла 6000 франков в месяц. Я приведу ещё несколько примеров с цифрами, чтобы больше к ним не возвращаться. 23% составляла зарплата в себестоимости автомобиля в то время на РЕНО. Рабочие могли купить 4 автомобиля в год дешевле на 15%. Пора возвращаться к пограничникам. Но прежде я хочу объяснить читателям, почему такими фрагментами получается повествование. А всё просто, прошло много времени и картина вспоминается не вся целиком, а кусками.
Мне хватило несколько секунд, чтобы кровь вернулась на своё место и продолжила работать в нормальном режиме. Уши перестали пылать. Но пограничники продолжали мне что-то вдалбливать, а я их не понимал. И только после второй подсказки я понял, что должен открыть сам чемоданчик. Ну, я и открыл… даже сейчас, когда прошло 20 с лишним лет, я чувствую, как кровь снова рванула к голове. Я даже не подозревал, что мой чемоданчик может так безобразно выглядеть внутри. Собирая в дальнюю дорогу, мне жена положила необходимые вещи, хотя они были и не от мировых фирм, но они были чистыми, выглаженными и аккуратно уложенными. Если бы кто знал, как мне не нравится вспоминать сцену с чемоданчиком, но я обязательно её допишу, только чуть позже. Так что пограничники пусть постоят пока без дела.
Пауза.
Лирическое отступление.
Сегодня, по телевидению идёт программа «Моя планета». И в этой программе один наш разбитной журналист рассказывает о том, как он собрался лететь на какие-то острова, чтобы оттуда вести свои репортажи. У него было два варианта попасть туда. Один из них - лететь через Францию с посадкой в Париже. И он выбрал этот вариант, хотя он усложнял ему поездку. Но, кто откажется побывать в Париже, хотя бы денёк. И он, не тратя попусту время, уже ведёт репортаж с Эйфелевой башни.
Вдохновенно, взахлёб, рассказывает историю её создания. А оператор крупным планом показывает то счастливое лицо журналиста, то заклёпки, которыми и соединены все элементы грандиозной конструкции. То ресторан, куда сам президент иногда захаживает пообедать. А я смотрю этот репортаж и вспоминаю.
Двадцать лет тому назад я стоял под этой башней и восхищался этим грандиозным сооружением. Она только издали кажется ажурной и воздушной. А когда стоишь под башней, то чувствуешь мощь и величие этой конструкции. А прогуляться по башне не пришлось. Нужно было купить билет за 40 франков, тогда столько стоила экскурсия по башне. Таких денег у меня не было.
Между прочим, журналист успел, пока я отвлекался на воспоминания, перебраться на водный трамвайчик и уже оттуда рассказывает, каким он видит Париж со стороны Сены. Мне кажется, что это не лучший вариант разглядеть Париж. Да и сама Сенна, закованная в бетонные берега с мутно-жёлтой водой восторга не вызывала. Может быть, он видел здания или замки, которых в Париже великое множество. Это другое дело.
Мне кажется, что пограничники сильно осерчали на меня за то, что я их часто покидаю.
Четвёртая часть. Мне ещё стыдно и я зол.
Командировка продолжается.
Когда я открыл чемоданчик, то не поверил своим глазам - сверху моих выутюженных и уложенных моей женой вещах, лежали: кусок окорока завёрнутый в засаленную литературную газету, бутылка водки и ещё остатки какой-то пищи. Французы наклонились над чемоданчиком для осмотра, один из них даже попытался поковыряться в нём, но, тут же брезгливо отстранился. Мне стало очень стыдно. Я-то считал, что выгляжу как джентльмен, но и разозлился на них очень даже сильно за то, что они могли плохо обо мне подумать. А ещё больше на своих коллег. Это кто-то из них запихнул остатки закуски в мой чемоданчик после того, как мы отмечали прибытие в Москву и отправление в Париж. У меня была с собой лишь красивая бутылка «Петровской» водки, которую я и предложил выпить. Я даже до сих пор помню, что водка была плохой. Но сала у меня в чемодане не было. После этой унизительной процедуры я присоединился к коллегам, и мы отправились в другой зал. Нужно было ещё задержаться по какой- то причине на некоторое время.
Предчувствуя скорую встречу с Парижем, я с одним товарищем вышли из здания покурить. Покурить то покурили, а окурки выбросить было некуда. Пришлось их положить в свои карманы так, как вокруг была изумительная чистота. Не то, что в Москве. Но вот появился наш встречающий и предложил следовать за ним к автомобилю, который стоял в многоэтажном паркинге. Это сооружение меня приятно удивило. Наконец-то мы выехали на автобан и едем в Париж. В то время я не мог знать, что спустя несколько лет по этому шоссе будет мчаться на огромной скорости «Мерседес» и в одном из туннелей, через которые проезжали и мы, потерпит аварию и в нем погибнет принцесса Диана. Эта печальная история не позволяет мне с восторгом восхищаться путешествием по этой дороге.
Пятая часть.
Мы уже почти французы. Мы сказали: «Бонжур месье»
Кроме самой прекрасной дороги много чего хорошего находилось и по её обеим сторонам, но что конкретно меня удивляло и поражало, я уже не помню. Но вот и Париж. Я совершенно не помню своего эмоционального состояния при въезде в этот город. Но могу точно сказать, что смотрел на город во все глаза, пытаясь запечатлеть в памяти навсегда. Да разве можно объять необъятное?!
- Приехали, - объявил нам водитель и гид.
- Это ваша гостиница - и показал нам здание, в котором мы будем жить дней пять, потом переедем в другой отель, более дешёвый. Входим в небольшой вестибюль, где нас приветствует портье на французском языке:
- Бонжур месье, на что мы ему так же и ответили, по «французски». Мол, знай наших, а спустя некоторое время мы узнали, что он выходец из России, чему мы были приятно удивлены.
Проверив наши документы, портье выдал нам каждому ключ от номера. Сейчас я даже не пытаюсь вспомнить, как называлась та пятизвёздочная гостиница. Я не помню, на какой улице она находилась. И очень жалею об этом. Может быть, она знаменита чем-нибудь Номера-то находятся в старинном здании.
Однако я отвлёкся, пора подниматься в номер на второй, а может быть третий, этаж. Поднимаюсь по крутой, деревянной лестнице, а вот и номер. Я первый раз держу в руках электронный ключ, и, поэтому, немного удивлён. Про номер я расскажу позже.
Вторая пауза.
Можно сходить за чаем и дочитать лирическое отступление.
А сейчас нужно разыскать того журналиста, что на денёк завернул в Париж. Я повернул голову в сторону телевизора и вижу, что он уже подплывает к тому мосту, по которому мы переходили Сену. Он уже сидит в каком- то ресторане и ведёт оттуда репортаж. Пожалуй, будет лучше, если я опущу его и скажу ему «мэрси» за то, что развеял мои сомнения, писать или не писать. Теперь настала пора вернуться к главной цели поездки в Париж.
Часть шестая. Некоторым людям будет интересно знать, что в ней, а некоторым, нет.
А командировка всё равно продолжается.
А что же было главной целью? Я уже сказал в самом начале об этом. Но мне лично хотелось посмотреть иностранный завод, своими глазами. И увидеть то, что не показывают журналисты. Потому, что они обычно нацеливают камеры на шлейф искр, летящих из под шлифовальных машинок, которыми обрабатываются сварочные швы. А это далеко не то, что хотелось увидеть. Лично я хотел увидеть своими глазами, за счёт чего у капиталистов производительность труда выше, чем у нас. Дело в том, что на нашем заводе иностранцев бывает не мало. И они шибко не потеют на работе.
Но на завод нас не пустили по причине постановки новой модели на производство. А жаль. Пришлось часть времени уделить на экскурсии по Парижу и окрестностям. Что было не только важно, но и приятно. Но вернёмся в гостиницу, пока я не забыл, то о чём хотел рассказать. Наверное, я загнул про пять звёздочек. Теперь мне кажется, что она была на три звезды. Комната 18 кв.м, 2 кровати с тумбочками и телефонами, стол и два стула, холодильник с питьём и закуской, куда мы могли бесплатно заглянуть, облизнуться и закрыть. Почему? И дураку понятно. И, естественно, душ, мыло, фен, полотенце.
Не буду скрывать, не нравится мне рассказывать про деловые встречи. В моей записной книжке она идет одной из первых. А это означает то, что первую лекцию нам читала работник по персоналу. А по-нашему, это кадровик. Нового мы там не услышали, а вот манера общения «кадровичьки» с нами, приятно удивила. Но не только манера.
Возможно, мне только кажется, но я думаю, что нас принимали по низшему разряду. Встреча проходила в помещении похожем на ангар. Да бог с ним с ангаром, вернёмся к даме, которая читает нам лекцию о структуре «РЕНО».
Бабёнка не старая, далеко не красавица. Легко и непринуждённо мельтешит перед столами, за которыми мы сидим. Иногда красиво присаживается на край стола. Брючный костюм позволяет делать это изящно. Прошло не так уж и много времени и наши деловые женщины стали неузнаваемы. Теперь уже пусть французы заглядываются на наших бабёнок. Наши-то, по круче будут.
Часть седьмая.
Хочется, но боязно.
Пожалуй, я вернусь ещё разок в отель. Вот ляпнул и не подумал, ещё ни один раз придётся возвращаться в отель. Этот номер, как вы уже догадались, был на две персоны. Второй персоной был Анатолий. Рангом выше по званию, но моложе по возрасту. К нему мы относились уважительно и с почтением. Командировочные хранились-то у него. И всю организационную работу выполняли два человека. Анатолий и Иван, наш главный шеф. Поэтому я не помню и названия отелей.
В отличие от того банкира, который потерял очень много из за горничной, никто из нас не рискнул потерять последнее, то есть, свободу. Из-за какой-то горничной, которая убирала наш номер. Но она заслуживает того, чтобы о ней вспомнили. Это была колоритная фигурка «афро-французского производства», на которую было приятно смотреть но не более.
Говорить мы не умели на других языках, да и побаивались заводить отношения. А о ней я вспомнил, потому, что каждое утро мы сами заправляли кровати и уходили в ресторан завтракать, а когда возвращались в номер, то замечали, что кровати убраны по другому. Об этом стало известно нашему начальнику. Он обозвал нас «дярёвней» и сказал, что господа кровати в отелях сами не убирают. Это работа горничной.
Но была ещё проблема с пустыми бутылками. Периодически они накапливались, а мы их ставили в угол куда-нибудь, но каждый раз они водружались на стол. Почему? Для меня это осталось загадкой.
Мне надоело сидеть в номере и я решил погулять по улочкам Парижа. Отель находился в переулке, очень близко к «Елисейским полям». Я перешёл эти поля и стал двигаться по улице, которая напоминала старую Ригу. А в Риге я бывал. Булыжник и серые камни старинных домов и ни одного дерева. Прошёл несколько метров и подумал, а куда я прусь? Языка не знаю, как называется отель, не помню, как называется улица, не знаю. Нет, надо возвращаться.
Хорошо, что когда уходил я предварительно засёк ориентиры, по которым можно было вернуться обратно в отель. И потом я один больше гулять не ходил. А вечером, может быть и ни того дня, вся наша группа из шести человек, отправилась на улицу в арабский квартал, где всю ночь идёт торговля шмотками и арабскими сладостями.
Но лучше бы мы не ходили. Приехали то мы в то время, когда наша страна была нищей в полном смысле слова. И ходить среди такого соблазна было не просто. А ведь соблазняли. Иногда мы подолгу разглядывали изделия, а продавцов не было видно рядом.
Часть восьмая. Сравнение. Не всё так безнадёжно.
У них собачки делают то же, что и у нас.
Нет, рано мне ещё прощаться с этим отелем, я ещё расскажу кое-что. Захотелось мне посмотреть, как Парижане начинают встречать день. Для этого пришлось встать пораньше и занять наблюдательный пост у окна. И первое, что бросилось в глаза, это обе стороны улицы заряжены машинами, как автоматный рожок с патронами. Смотрел я на них, смотрел и увидел, что и Французы ставят противоугоны на свои авто.
- Значит не только у нас угоняют.
- Пусть хоть в этом деле будет какая ни будь схожесть, - подумал я ехидно, - ни одним же нам страдать.
Машины были оставлены с вечера, а некоторые и днём там стояли и они явно должны были мешать уборке всей улицы. Мне было интересно узнать, как французы решают проблему уборки, когда улица заставлена, сплошняком автомобилями. Оказалось на удивление просто. Тихонько едет цистерна с водой, а рядом со шлангом идёт француз похожий на араба и из шланга моет дорогу под машинами. Потоки воды уносят весь мусор вниз по улице.
После того как помыли улицу, торговцы начали открывать свои лавочки и выставлять товар на тротуар. Открылось заведение напротив нашего отеля. От него регулярно мотоциклист увозил коробки с товаром. Я думаю, что он развозил заказы. А парижские собачки по утрам тоже хотят писать и какать и делают они так же, как запрограммировано природой. Наблюдая, из окна отеля за этим процессом, я думал: «Бедные собачки, ни кустика рядом, ни детской песочницы, ни деревца…» Оказалось, что парижские собачки используют автомобильные колёса по полной программе, а вторую процедуру делают, где прихватит. Но тут уж хозяин или хозяйка постараются не оставить следов. Поэтому вместо ридикюля в руках у дам совочек и пакетик. А всё остальное так же, как и у нас. Пожилые сопровождающие не торопят своих питомцев, спокойно ждут, а молодёжь раздражается по поводу не желания собачек быстро выполнить все процедуры.
Машины стоящие сплошной лентой вдоль дороги постепенно разъехались. Я не увидел людской массы, выходящей из домов и спешащей на работу. Наверное, мой наблюдательный пункт находился не в том районе Парижа. Позже я спрашивал у нашего представителя, почему не видно на улицах француженок, тех о которых написано много романов.
- А днём их и не увидишь, они спят, а увидеть можно только ночью. В театрах, в клубах, ресторанах и пешком они не ходят, - ответил на мой вопрос, наш торговый представитель.
Часть девятая.
Мы не «захотели» жить в центре, перебрались ближе к природе. А почему?
Прошло дней пять, и руководитель нашей группы принял мудрое решение о переезде в более дешёвый отель. Мы, люди, не привыкшие к роскоши, с этим предложением согласились. Оно сулило нам значительную экономию командировочных денег.
Переехали мы на окраину Парижа, а в какой район, хоть убей, не помню. Сейчас у нас в стране таких поселений вокруг крупных городов понастроено, не мало. Но тогда, тот район, куда мы переехали, удивил меня тем, что, ни одного дома не было с шиферной крышей. Только красная черепица, да изредка из металла. А заборы, если деревянные, то покрыты лаком, но в основном дома ограждены кустарником. Во дворах зелёные газоны и дорожки выложены красивой плиткой.
И только в одном дворе, на нашей улице, росла капуста. Это было по-нашему, и привело меня в восторг. А хозяйничала в том дворе негритянка, или афрофранцуженка, не знаю, как и сказать, короче, чернокожая дамочка. Глядя на красивые дома и ухоженные дворы, и магазины переполненные товарами, каких мы и во сне не видели, возникал вопрос. Почему? У них есть всё и больше чем надо, а у нас нет ничего. Даже самого необходимого.
И что удивительно, прошло не много лет, не знаю сколько, но между старым и новым городом у нас выросло «Царское село», пожалуй не хуже того посёлка, что под Парижем. И магазинов с заморскими товарами у нас появилось великое множество. И автомобилей расплодилось столько, что им стало тесно жить не только в нашем городе. А супермаркеты в нашем городе будут покруче тех, что мы видели там. Кажется, в моей голове произошёл сбой. Я ещё не всё рассказал о Париже. Пардон!
Может быть нужна пауза? Я, пожалуйста, готов и подождать.
Мы продолжаем пунктуально выполнять намеченную программу. Регулярно посещаем лекции. Но после того, как нам отказали посетить производство автомобилей я очень расстроился. Всё то, что рассказывали, мы в определённой степени, знали. Нам важно было увидеть и почувствовать в каких условиях трудится простой рабочий на проклятого капиталиста. А этот капиталист, проклятый, не пустил нас на свой завод. И тем самым сделал наш визит на «Рэно» мало полезным. Теперь, пусть хоть задним число извинятся перед нами за своё не гостеприимство.
Часть десятая.
Мы топчем ту землю, которую топтали Людовики.
После того, как мы переехали в дешёвый отель, появилась возможность сделать серьёзную покупку. В один из дней, мы всей группой отправляемся в близлежащий супер-марет. И лучше бы мы туда не ходили. После наших пустых и нищенских магазинов мы попали в царство товаров, от которых голова пошла кругом. Многие предметы мы видели впервые и не понимали, для чего они нужны. Но главная цель похода заключалась в том, чтобы купить видеокамеры. Купить то купили, а как пользоваться, никто не знал. Инструкции на русском языке не было, а французского языка ни кто не знал.
Спустя много лет, я с улыбкой вспоминаю тот день, когда мы вооружённые видео камерами, отправились в Версаль, в резиденцию королей. Я не могу сказать, сколько километров от Парижа до Версаля. Всё это можно узнать через интернет. Но ехали мы не долго. Один раз сделали остановку, проезжая лес. А лес во Франции такой же, как и у нас. Тёплая зима, +10 градусов, есть лучшее условие для того, чтобы к весне опавшей листвы стало меньше. После короткого перерыва и проверки своих камер в действии на природе, подальше от посторонних глаз, мы продолжили движение в сторону Версаля.
Вскоре колёса нашего автофургончика нащупали булыжник и по громкой связи нам сообщили об этом. Я пытался снимать на камеру, но быстро понял, что я делаю всё не так. Пришлось её оставить в покое. Вместо камеры я включил воображение. Наверное, далеко было слышно, когда гвардия королей разъезжала по булыжным мостовым города верхом на подкованных лошадях, воображал я.
Наконец-то машина нашла пристанище и остановилась. Мы с удовольствием её покинули и отправились в Средние века. И тут нам не повезло, как и на «Рено». То ли выходной был, то ли в связи с тем, что зима наступила, но замки все были закрыты. Внутренности пришлось разглядывать через окна. Там было на что смотреть, но это обстоятельство не сильно нас огорчало. Все-таки у нас в Питере, в Москве, да и в других городах богатой старины тоже немало, и мы кое-что, да видели.
А архитектура замков и парка - это потрясало. Успели мы побывать и на русском кладбище. Где похоронены те, кто бежал из страны. Кого выгнали, а кто и родился там, но захотел, после смерти, остаться русским, россиянином. Ухоженное, красивое, богатое кладбище. При нём русская церковь, русский настоятель, там служит. Мы долго бродили по кладбищу, читали фамилии на памятниках. Радовались, когда встречались знакомые, по истории, имена. Много покоится там, на чужбине, россиян. Напитавшись историческим духом, к вечеру мы вернулись в Париж.
Часть одиннадцатая.
Чуть-чуть о производстве, а дальше, о вкусном и весёлом.
На днях я услышал по местному радио, что делегация профсоюзного комитета завода едет на «Рено» за опытом. Интересно, что они привезут оттуда. А 20 лет назад нам не удалось встретиться с профсоюзными лидерами завода. Но на одной из встреч мы спрашивали о деятельности профсоюзных организаций. Нам тогда рассказали, что на «Рено» несколько профсоюзов со своим бюджетом, но у них узкое поле деятельности. Только зарплата и условия труда работников. Кроме того, на заводе действовал Производственный Совет.
После той экспедиции, СТК ВАЗа был переименован в Производственный Совет. Сейчас Президент страны пытается создать общественное правительство. А ведь СТК на производстве, это прародитель того, что хочет сотворить президент. Всё-таки та форма управления и структура производства не позволяла руководителям всех уровней и рангов «борзеть» и «бронзоветь». Тогда была возможность остудить любую горячую голову.
Настало время, когда деловые встречи закончились. Самое главное, что мы вынесли из командировки, это нужно делать качественный товар. Чтобы люди хотели его купить. Впереди нас ждала большая работа по изменению ситуации на заводе на капиталистический манер.
Последняя паза.
Надеюсь, вам было интересно побывать вместе со мной в Париже.
Мне хочется рассказать о вечеринке, которую организовал нам наш торговый представитель в Европе. В один из вечеров, нас пригласили на ужин. Этот ужин я буду помнить, наверное, всю жизнь. Он состоялся в кабачке в подвале отделанного в стиле, какого-то Людовика. Каменные стены грубой обработки, дубовые столы и скамьи человек на шесть, гончарная посуда и дубовые бочки. Это производило сильное впечатление. А сильнее всего на психику действовала пища, которой там было в избытке.
Кабак состоял из двух помещений. В первом от входа, висела, стояла и лежала, свободно и нагло грубая пища древних французов. Но она выглядела так аппетитно, что человек, вошедший в подвальчик, сразу начинал любить Францию. К потолку были подвешены копчёные колбасы, разных цветов и размеров. На столах стояли чаны с салатами и фруктами, а в бочках стояло виноградное, французское вино. И всё это можно было есть и пить сколько влезет. А потом ещё можно было заказать и горячее. И нам его подавали.
Жаль только, что я не мог всем этим великолепием насладиться. Потому, что приехал туда с хронической язвой. Так что я больше наблюдал за кабачком и посетителями. Походы с кувшинами за вином в первое помещение хорошо подействовали на наших мужиков. Когда кабачок набрал нормальные обороты, тут и появился бард с гитарой. Мне кажется, что это был просто спившийся музыкант. И он сразу заиграл, играл хорошо, за что ему и подавали в шляпу. Наши мужики уже состояли в такой кондиции, когда деньги переставали давить на психику. И они тоже бросали ему что-то. А потом они ещё и запели.
Господи, если бы я был в таком состоянии, то тоже, наверное, запел бы. Затянули они «По долинам и по взгорьям»… Да так не складно, что хоть провались. А французы услышали и подхватили, да так складно, да стройно и загремела русская музыка в каком-то подвальчике Парижа. Прошло 20 лет, а я всё это помню, как будто это было вчера.
А сейчас, последний раз вернусь на деловую встречу, в которой должен сказать о главном, на мой взгляд. На встрече с председателем совета директоров «Рено» много нам говорилось о качестве автомобилей. В то время завод переживал кризис, возможно, как сейчас у нас на ВАЗе. И они тогда пошли на создание альянса с «Вольво». Но главное дело было в персонале. Руководством завода было принято решение, повернуться лицом к персоналу. Это значит улучшить условия труда, повысить зарплату и решать социальные вопросы. Именно фраза «Повернуться лицом к персоналу» и есть то главное, что нужно взять от «Рено».
А теперь можно пойти и прогуляться по Парижу. Мы ещё не были на городской барахолке. Ну, что же, туда и пойдём. Нам хватило понять, что барахолка она и в Париже барахолка. Кажется, где-то там поблизости находился православный храм. Ну и туда заглянули, но, поскольку я атеист, и у нас такого добра хватает, то что тут и говорить. Визит в храм запомнился тем, что там - на площади стоял мужик и кормил голубей с рук. И этим привлекал к себе туристов, а потом фотографировался с ними.
Остаются не воспетыми в моём бессмертном творении: Лувр, башня, площадь Монмартра, где собиралась богема Парижа, пирамида, знаменитая тем, что когда она строилась, то и у нас в России много было критики в её адрес. И мост через Сену, по которому мы прошли пешком от отеля до Лувра.
Ну что тут скажешь, если не повезёт, то не везёт до конца. Музей оказался на ремонте. А пирамида из стекла и стали, что примостилась под боком у Лувра, была открыта. И поразила нас тем, что на первом этаже, мы увидели российских торговцев, продающих матрёшки.
Монмартр, площадь. Не большой участок земли, на котором, даже зимой стояли столики, за которыми сидели люди, но уже в конце двадцатого века. Они наверное разговаривали между собой и, вероятней всего, говорили о высоком искусстве, потому так сложилось исторически.
Венцом культурной программы была Эйфелева башня. Да, это творение грандиозное, оно по праву занимает место в истории. И оно навечно отпечаталось в моей памяти. Но взлететь на вершину башни не пришлось по причине отсутствия наличия денег в кошельке. Это я так изящно пытался замаскировать нашу бедность.
Не побывав на башне, но, всё же, одухотворённые, мы возвращаемся в отель по мосту через Сену, чтобы на следующий день проститься с Парижем и улететь домой.