Глава семнадцатая
Сеновал и прерванный обед
Естественно, что к Дамме они отправились все вместе.
- Цирковой фургончик можете поставить в нашем дворе, - предложил-разрешил Клаас. - В сарае найдётся местечко и для вашей лошадки. И для ослика. А, вот, собака и леопард пусть ночуют в фургоне. Пёс может устроиться и под фургоном. Спальные места для людей? В доме имеется парочка. А для желающих будет предоставлен сеновал. И клетку с леопардом можете туда же отнести. Только это, - недоверчиво покосился на Леонида. - Попрошу безо всяких глупостей!
- До свадьбы – ни-ни, - заверил Макаров. - Чтоб мне кузнечного молота в руках больше никогда не держать.
- Так ты – кузнец?
- Есть такое дело. Скрывать не буду. Причём, если говорить начистоту, не из последних.
- Это очень хорошо! - обрадовалась хозяйственная и приземлённая Сооткин. - В Дамме дельных кузнецов нет вовсе. Да и в Брюгге их можно пересчитать по пальцам. Хорошее дело, денежное. А кузню можно будет оборудовать в овчарне – всё равно, мы сейчас овец не держим. Место там хорошее, сухое. Только крышу надо немного подлатать, да новую дверь навесить….
- И подлатаем. И навесим, - широко улыбаясь, заверил Клаас. - А, когда планируете свадьбу?
- Э-э-э…. Пока не знаю, - обменявшись мимолётными взглядами с невестой (с невестой?), признался Лёнька. - Мы пока ещё не решили.
- Поздней осенью, - объявил Тиль. - Раньше, увы, не получится.
- Почему? - огорчилась Неле. - Так долго ждать…
- Нам с Ламме надо сладить одно неотложное и важное дело. Очень-очень надо…. Сперва посетим славный Брюссель. Потом ненадолго наведаемся в загадочную Испанию. А, вот, когда вернёмся, можно будет задуматься и о делах семейных.
- И это правильно, - неожиданно поддержала Сооткин. - Зачем спешить? Во-первых, разлука, она очень хорошо проверяет чувства. Пусть жених и невеста ещё раз хорошенько подумают. Всё взвесят. Супружество – дело серьёзное. К предсказаниям серебряной чаши и пепла, конечно, в нашей Фландрии принято относиться с неизменным уважением. Но, всё же…. Во-вторых, надо – в любом случае – дождаться, когда подлые премонстранты покинут Дамме. В-третьих, пусть у Нель отрастут волосы. Невеста с мальчишеской причёской? Невозможное и неслыханное дело! Неслыханное…. Инквизиторы тут же, ни на мгновенье не сомневаясь, обвинят в ереси и потащат на костёр. Кого, спрашиваете, обвинят и потащат? Да всех. И юную трепетную невесту, и её стареньких родителей, и жениха-здоровяка, и его цирковых друзей, включая четвероногих…. В-четвёртых, у нас так и принято – играть свадьбы по поздней осени. Урожай уже собран и помещён в амбары. Сезонный забой скотины и птицы завершён. Коптильни пыхтят последним ароматным дымком. Приближается зима – время отдыха. Вернее, короткая зима – время короткого отдыха. Тем не менее, сезон весёлых фламандских свадеб…
Клаас и Сооткин забрались в фургон, чтобы показывать дорогу до дома и не мешать молодёжи. Иеф и Тит Шнуффий беззаботно трусили рядом с повозкой. А Макаров – бок о бок с мечтательной Неле – сосредоточенно шагал вслед за фургончиком.
Шагал и мысленно, практически беспрерывно, удивлялся: - «Что, собственно, происходит? Хрень какая-то, совершенно непонятная…. Часа три с половиной тому назад познакомился с симпатичной девицей. Поболтал с ней немного. Ну, нежную ладошку слегка потискал в своей. Перемигнулся пару-тройку раз. Не более того…. И? Уже считаюсь официальным женихом. Даже невестины папенька и маменька не против предстоящего брака…. Бред бредовый! Разве так бывает, а? Получается, что бывает…. Самое интересное заключается в другом. Я почему-то не ощущаю от происходящего какого-либо душевного дискомфорта. То бишь, всяких там терзаний и сомнений. Наоборот, незримо присутствует необычайная лёгкость. Словно бы у меня на Душе – наверное, с самого рожденья – висел некий серый камень. А сейчас он, зараза холодная, куда-то пропал…».
- Что-то случилась? - встрепенулась девушка. - Почему, Ламме, ты всё молчишь и молчишь? Задумался о чём-то? О чём?
- Всё хорошо, моё нежное сердечко, - заверил Лёнька. - Всё просто замечательно. О чём я думаю? Конечно, о нас с тобой…. Ага, впереди показались какие-то строения за полуразрушенной каменной стеной. Стена-то есть, а ворот нет…. Что это?
- Это он и есть, мой родной Дамме. Городская стена из камня? Она осталась ещё со старых Времён, когда местные графы и бароны любили повоевать друг с другом. А сейчас времена мирные. Это ещё покойный император Карл постарался, взяв-забрав все фламандские земли под свою тяжёлую длань. Вот, ворота и сняли – за полной ненадобностью. Впрочем, отец говорит, что ворота всегда можно и обратно повесить. Если возникнет такая необходимость…
Городок оказался очень симпатичным, зелёным, уютным и живописным. Хотя, больше напоминал обыкновенную фламандскую деревушку – разнокалиберные дома и домишки, одинаковый некрашеный штакетник, разнообразные хозяйственные постройки, фруктовые деревья и кусты, свежий запах навоза. Ничего необычного и экстраординарного, короче говоря.
- Вот, это – городская ратуша, - увлечённо комментировала Неле. - А сейчас мы проходим по торговой площади. На ней проходят и суды Великой Инквизиции. Когда надо, из крайнего высокого амбара выносят судебный помост и ставят его под ту раскидистую старую липу. В амбаре хранится и плаха с топором. А также столбы и сухие дрова для костров, на которых сжигают еретиков…
- Что это за красивое и величественное здание по правую руку? - спросил Леонид. - Украшенное по полукруглому фасаду каменными фигурками разных Святых?
- Госпиталь Святого Жана. Его построили очень давно, в незапамятные Времена.
- А кому поставлен этот помпезный бронзовый памятник, покрытый ярко-зелёной патиной?
- Какому-то доблестному фландрийскому барону. Имени его никто уже и не помнит за давностью лет…. Это – знаменитый трактирчик «Охотничий рог». Говорят, что там подают самое лучшее пиво и самую ароматную колбасу в западной Фландрии…. Надо прибавить ходу. Заболтались мы. Фургончик скрылся из вида…
Сквозь туманную дымку проступили высокие шпили, тускло блестевшие в солнечных лучах.
- Там уже Брюгге, - сообщила девушка. - Самый высокий и красивый шпиль – Церковь Богоматери. В ней установлена очень красивая статуя, привезённая из самой Италии. Вон тот шпиль – старенькая Иерусалимская церковь. А этот – безымянная башня с курантами, расположенная на Центральной городской площади…. Раньше, когда я ещё была ещё маленькой, мы с папой и мамой часто ходили в Брюгге на ярмарку. Я имею в виду, по праздникам. А теперь не ходим.
- Почему?
- Несколько лет назад в Брюгге обосновался епископ. А вместе с ним и целая куча инквизиторов. Им, подозрительным, лучше на глаза лишний раз не попадаться. От греха подальше. А ещё…
Неле испуганно замолчала и, вздрогнув всем телом, споткнулась – из ближайшего проулка неожиданно вышли два монаха-премонстранта. Те самые, утренние – чернявый и высоченный.
- Спокойно. Только не смотри на них, - не разжимая губ, прошипел Лёнька. - Идём за фургоном, как ни в чём не бывало. Всё будет хорошо, обещаю…
- Как дела, цирковые деятели? - состроив ласковую гримасу, поинтересовался чернявый монах.
- Хорошо и даже лучше, - усмехнулся Макаров. - Видимо, вашими молитвами, Святые отцы.
- Нашими, нашими, - сварливо пробормотал высоченный. - А скажи-ка, клоун. Тут недавно проехала цирковая повозка. Кто это сидит на козлах рядом с твоим белобрысым приятелем? Часом, не угольщик ли Клаас?
- Он самый. А, что?
- Нет, ничего. Я просто так спросил…. Ладно, парни, идете своей дорогой. И не забывайте молиться почаще. Бог вам в помощь…
Дамме, действительно, был крохотным городком. Поэтому уже через несколько минут они подошли к нужному дому.
Повозка уже стоял за низеньким штакетником. Клааса и Сооткин нигде не было видно. Ослик и пёс увлечённо общались-знакомились с местными дружелюбными бело-серыми гусями. Франк ван Либеке сноровисто распрягал лошадку.
Из фургончика показался Тиль. Ловко спрыгнув на землю, он принялся раздавать ценные указания:
- Иеф и Тит Бибул. Вести себя мирно, не хулиганить, к местным аборигенам не приставать. С кормёжкой определимся чуть позже…. Франк. Поставишь кобылку в стойло. На морду ей нацепи кормовой мешок, чтобы не нервничала на новом месте. Только овса много не насыпай, нечего баловать лишний раз. Она ночью вволю попаслась, а сегодня почти и не работала…. Друг мой Ламме, - заговорщицки и многозначительно подмигнул. - Мы с юным ван Либеке будем ночевать в доме. А тебе, пузан, придётся обосноваться на сеновале. Туда же перенеси все наши вещички и клетку с Филом, чтобы не украли. Будешь ночью, заодно, и охранять. Клаас говорит, что воровства в тихом Дамме почти нет. Но, как известно, бережёного Бог бережёт.
- А ты чем сейчас займёшься?
- Я? - на краткий миг задумался Даниленко. - Вот, несу наш утренний улов на кухню. Займусь готовкой, так как приближается обеденное время. Надо же поразить наших гостеприимных хозяев кулинарными изысками…э-э-э, знаменитой скандинавской кухни? Франк, когда разберёшься с лошадкой, то тоже подходи на кухню, - ещё раз подмигнул Леониду. - Будешь мне помогать с поварскими делами. Ну, и учиться, понятное дело. Ладно, влюблённые, я пошёл. Не скучайте…
Просторный сеновал примыкал торцом к коровнику. Здесь пахло летним полевым разнотравьем, парным молоком и – совсем чуть-чуть – коровьим навозом.
На перенос вещей и клетки с леопардом ушло минут десять.
- Очень странно. Откуда взялся этот объёмный узел-мешок? - удивился Лёнька. - Что, интересно, в нём? Не иначе, Тиль в Амстердаме накупил всякой ерунды…. Как тебе, Фил, данная квартирка?
- Мяу, - одобрил привередливый леопард, мол: - «Нормальное местечко, сойдёт. Если будете кормить от пуза, то и я буду вести себя соответственно. То есть, тихо и мирно…».
За тонкой перегородкой, видимо, почуяв зверя, тревожно и испуганно замычали коровы. Впрочем, уже через минуту-другую они успокоились, и на сеновале установилась чуткая тишина.
- Иди ко мне, - крепко прикрыв широкую дверь сеновала и пройдя вглубь помещения, шёпотом позвал Макаров.
- Зачем? - засмущалась Неле. - Пришло время поцелуев?
- Ага. Угадала. Иди.
- Хорошо. Как скажешь, Ламме…
Поцелуй длился и длился.
«Очередная загадочная странность», - мысленно удивился Лёнька. - «Я, вроде бы, взрослый и много повидавший в жизни мужчина. Целовался – чёрт знает, с каким количеством вертихвосток женского пола. Но таких нежных и сладких губ, честное слово, ещё не встречал…. Скорее всего, я для этого и «перенёсся» в этот средневековый Мир. То есть, для того, чтобы встретиться здесь с моей Неле. Видимо, так решили Наверху. Счастливые браки, как известно, заключаются на Небесах…».
- Ламме, не давай воли рукам, - попросила-проворковала девушка. - Впрочем, давай. Только в меру…
Сколько прошло времени? Трудно сказать, уважаемые мои читатели и читательницы. Практически невозможно…
- Что это вы делаете, негодники бесстыжие? - раздался где-то рядом гневный женский голос. - Ну-ка, отошли друг от друга подальше, развратники!
Леонид, неохотно выпустив Неле из объятий, оглянулся. Возле распахнутой настежь двери стояли Сооткин и Даниленко.
Сооткин грозно хмурилась, но сразу же становилось понятным, что она это делает «якобы», с трудом сдерживая улыбку. А наглый Тиль улыбки и не скрывал, демонстрируя – всему окружающему Миру – тридцать два белоснежных зуба.
- Что это вы надумали? - картинно сложив руки на груди, поинтересовалась потенциальная тёща. - День свадьбы ещё и не назначен, а они уже милуются вовсю. Стыд-то какой!
- Ничего страшного, собственно, и не произошло, - благородно взял на себя роль адвоката Даниленко. - Ну, поцеловались чуток. Слегка пообжимались. Дело-то молодое и насквозь житейское. Бывает…
- Бывает, чего уж там, - ностальгически вздохнув, подтвердила Сооткин. - Ладно, забыли…. Пошли, молодёжь, в дом. Праздничный стол уже накрыт. Покушаем, выпьем, поговорил. Нель!
- Да, мамочка?
- Пуговицы застегни на рубашке, ветреница! Ну, надо же, а ещё скромницей прикидывалась…. Эге! А, что это такое?
- Где?
- Да, на твоей шее.
- Н-не знаю…
- Свежий засос, - со знанием дела констатировал Тиль. - То бишь, классическое последствие страстных лобзаний…. Ладно, выручу ещё раз. Снимаю свой шейный, почти чистый платок и вручаю его Неле. Пользуйся, отроковица, на здоровье, благо ты сейчас находишься в «мальчишеском образе»…. И не надо, тётечька Сооткин, ругать бедную девочку. Она-то здесь причём? Это нетерпеливый верзила Гудзак во всём виноват. У, Ламме, морда озабоченная…. Ну, готовы? Тогда – за мной!
В столовой-гостиной было прохладно и чистенько. Пахло свежим тестом и недавно помытыми полами.
«Совершенная обыкновенная горница», - решил Лёнька. - «Стены и потолок чем-то оштукатурены и старательно побелены. Пол? Трудно однозначно сказать, по причине многочисленных полосатых домотканых половичков, каков он из себя. Скорее всего, каменный…. Окна – по тёплому летнему времени – распахнуты настежь. Мебель? Обыкновенная средневековая фламандская мебель. На громоздком сундуке, придвинутом к стене, стоит неуклюжая масляная лампа…. Обеденный стол, окружённый массивными деревянными табуретками. Дубовыми? Сомневаюсь. Наверное, какая-нибудь «фруктовая» древесина. Например, груша. Или же грецкий орех…. Стол покрыт простецкой льняной скатертью светло-серого цвета. Посуда тоже самая обычная и непритязательная, то бишь, глиняная, стеклянная и керамическая. Из «металла» присутствует только низенькая серебряная соусница, заполненная чем-то светло-кофейным, да оловянные ложки. Вилок, естественно, не наблюдается. Они, надо понимать, ещё не вошли в широкое обращение. То бишь, являются прерогативой продвинутой европейской аристократии…».
- Проходите, проходите! - хлебосольно зачастил Клаас. - Рассаживайтесь, гости дорогие! Извините, что особенно угостить-то и нечем. В основном – блюда, приготовленные из вашей же рыбы…. Не соврали городские байки. Ты, Уленшпигель, действительно, являешься мастером на все руки. Такого наготовил – можно заикой стать от удивления…. Ну, и от нас с Сооткин и Неле есть кое-что. Вот, кровяная колбаска. Здесь – гусиный паштет. В этом блюде – тушёный горох нынешнего урожая с грибной подливкой. На сковороде – яичница с жирной ветчиной. Ржаные лепёшки разбирайте. Будьте как дома. Не стесняйтесь…. А это – особый напиток, - выставил на обеденный стол объёмную бутыль синего стекла. - Красное искристое лувенское вино. Оно уже лет девять-десять, как выдерживается в подвале. Берёг на особый случай, который, похоже, уже наступил. Впрочем, признаюсь. У меня в погребе ещё одна такая бутылочка спрятана. Пусть дожидается дочкиной свадьбы…
- Обязательно колбаски попробуй, - с нежностью поглядывая на Макарова, посоветовала Неле. - Я сама её готовила. Конечно, под маминым присмотром.
Угольщик, зубами вытащив из бутылки тугую пробку, наполнил вином маленькие стеклянные стаканчики (для дам и юного ван Либеке), и объёмные керамические кружки (для мужчин).
Дождавшись, когда сосуды были разобраны сотрапезниками, Клаас, солидно откашлявшись, провозгласил тост:
- За нашу случайную встречу, циркачи! За встречу, предназначенную кем-то, безусловно, мудрым!
Ставя опустевшую кружку на стол, Тиль отметил:
- Отличное вино. Духовитое, ароматное и забористое.
- Очень забористое, - криво усмехнулся угольщик. - А ещё и очень коварное. После первой выпитой кружки человек беззаботно веселится и поёт песни. После второй – становится не в меру разговорчивым. После третьей – засыпает мёртвецким сном…
Из-за раскрытого окна прозвучал размеренный перестук. Раздался противный скрежет железа.
- По улице важно, горделиво задрав голову, шагает профос, - приподнявшись с табурета, сообщила Сооткин. - За ним выступают два, четыре…, ага, восемь стражников. Колонну замыкают три монаха-премонстранта…. Странное дело. Куда это они направляются? Причём, в обеденное время? Ну, не сюда же, в конце-то концов…. Господи Иисусе! Клаас, они сворачивают в наш двор! Быть беде…
Глава восемнадцатая
Скорый и неправедный суд