Мчится экспресс через леса и дали, с визгом проносится через полустанки, мимо пригородных платформ, утробно ревет в тоннелях, звонко грохочет на мостах и эстакадах. Странный, необычный, удивительный экспресс. Летит вперед, пронзая пространство и время, но нет на вагонах табличек, обозначающих пункты отправления и назначения. Невозможно понять, где он начал свой путь и куда идет, и существует ли такая конечная станция.
Не менее удивительны и его пассажиры. Их много, очень много, и даже бригадир поезда не скажет, сколько занято мест. Хотя, свободных купе нет. Пассажиры сходят на остановках, но их места тут же занимают новые. Когда же пассажиров оказывается больше, чем посадочных мест, к поезду немедленно прицепляют дополнительный вагон, потому что очень заботится администрация железной дороги об этом экспрессе, и не было еще случая, когда кого-либо не смогли в нем разместить.
Покачиваются вагоны, уютно и глухо постукивают где-то под полом колесные пары, разносят проводники чай в металлических подстаканниках, с позвякивающими на стрелках ложечками, с завернутыми в бумажную обертку кубиками сахара.
Хорошо ехать, но в бесчисленных купе бывает разное. Тут счастье и радость, любовь и ненависть, горе и восторг, благородство и низость, страсти и печаль, все переплелось в тугие веревки, замешалось в густое варево, которое бесконечно кипит, ворочается в людских душах и не дает им спокойствия и благодати.
Идет, шумит странный поезд, наполненный пассажирами, многие из которых хотели бы его остановить, переждать на какой-нибудь станции, сменить билет или вернуться на несколько остановок обратно. Ан - нет! Ничего не выйдет! Потому что в экспресс этот сесть можно только один раз и однажды с поезда придется сойти. И невозможно взять другой билет, и нельзя пересесть на поезд другого направления или вообще обратный, потому что нет больше для тебя билетов, а твой был изъят при посадке и лежит у проводника в кожаной сумке с множеством отделений. И нет обратных поездов, и нет второго параллельного пути, по которому они могли бы пойти.
Проплывают за окном пейзажи, границами кадров бесконечного кино мелькают бетонные опоры контактной линии. Поезд новому пассажиру поначалу кажется вовсе не экспрессом, а, наверное, почтово-пассажирским, потому что останавливается у почти каждого столба и неделями, а то и месяцами стоит на станциях. И никто не ругается, не требует немедленного отправления, не скандалит с бригадиром. Во время длинных остановок можно идти, куда глядят глаза, заниматься чем угодно, дружить с кем хочется. Ярко светит солнце, предметы и лица людей отчетливы и ясны, запахи волнуют воображение, огромный мир завораживает своей необъятностью, а предстоящий путь кажется почти бесконечным.
И где бы, и сколько не пропадал, поезд никогда не отходит без своего пассажира, терпеливо ждет, и проводник, приветливо улыбаясь, помогает подняться по железной лестнице. А в купе отец ласково треплет по голове и рассказывает разные интересные и смешные истории, и учит рисовать, и ругает, если что-то не так. Мать смотрит сияющими глазами, накрывает стол, разламывает вареную курицу, режет и посыпает солью помидоры и огурцы, чистит сваренное вкрутую яйцо, заставляет мыть руки и читает любимую книжку нежным певучим голосом, от которого на макушке приятно и щекотно от восторга шевелятся стриженые волосы.
Потом поезд незаметно становится пассажирским, остановки укорачиваются, и уже не хватает времени на мелочи, а нужно выбирать главное, и этим главным заниматься, вкладывая в него все силы, но еще появляются иногда все более редкие возможности оторваться от повседневности, оглянуться вокруг, кого-то дружески обнять, кому-то улыбнуться, помочь или просто помахать рукой. И мир по-прежнему ярок, но уже не так отчетлив, и удивительные оттенки его потихоньку размываются и куда-то исчезают.
Однажды как-то обыденно и все-таки совершенно неожиданно на одной из станций сойдет с поезда отец, а затем и мать, на прощание улыбнувшись теми же лучистыми глазами, выйдет из купе и останется на перроне. Поезд, уже ставший скорым, даст прощальный гудок, ускоряясь, застучит на стыках рельсов и унесет тебя в неизведанные дали.
Много станций осталось позади, наверное, уж никак не меньше, чем впереди, а скорее всего намного больше, многие из друзей, с которыми познакомился за время поездки сошли на тех станциях, дети разбежались по составу, лишь изредка заглядывая к тебе - на месте ли еще, и только теперь вдруг стало ясно определенное тебе свыше предназначение, и не менее стало понятно, что предназначение, которое когда-то выбрал себе сам, было не твоим, и цели, к которым стремился и которых достигал, хоть были благородны и высоки, но тоже в большинстве своем оказались не твоими. И лишь теперь в сознании прояснилось, зачем где-то там, на станции отправления, в красное маленькое тело, судорожно дергающее кривыми ручками, сучащее такими же кривыми ножками и оглашающее окружающий мир противным криком, исторгаемым перекошенным ртом, была вложена душа и на запястье повязан клеенчатый персональный билет.
Сейчас же в этой душе легкая тревога и сожаление о большей части пройденного пути. Слишком много времени потрачено на созерцание окрестностей, разглядывание станций, отдано праздным прогулкам по асфальтированным перронам и бесполезным беседам со случайными попутчиками. Непозволительно много. Иногда рядом появлялись люди, к которым тянулся, но… гудок, вздрогнули вагоны, лязгнули сцепки, и сначала чуть заметно, а затем, с каждым мгновением все быстрее, побежали вагоны, проводник убрал желтый флажок, закрыл дверь и ушел в свое купе, а платформа за окном уплыла, и уплыли лица на ней, оставив лишь легкое сожаление о чем-то несделанном, недосказанном, неувиденном.
Далеко ушел поезд от той первой станции, и вот теперь, поняв, наконец, для чего был создан, вгрызаешься в пусть поздно найденное, но свое, и уже не разглядываешь праздно пейзажи за окном, а из последних сил стараешься сделать как можно больше, прислушиваясь к ускоряющемуся перестуку колес, протяжным гудкам локомотива, без страха, но с тревогой ожидая, когда, чуть скрежетнув на направляющих, отъедет в сторону дверь, войдет подтянутый проводник, присядет на нижний диван, откроет свою кожаную сумку, положит на столик пожелтевший билет и, вежливо улыбнувшись, произнесет,- Подъезжаем, сударь, следующая станция Ваша! Собирайтесь и, пожалуйста, не забудьте сдать постель.