Вовчик проснулся от глухих ударов об землю - будто вбивали тяжёлые сваи где-то поблизости. Посмотрел на часы – четыре утра. «Привиделось», – подумал Вовчик, и с головой залез под одеяло: в декабре ночи холодные и длинные.
Но в семь уже был на ногах, растопил печь и, придвинув стул поближе к загнету, прикуривал от дружеского огня. Вовчик был в хорошем расположении духа -приятно щекотало нервы ощущение близкого действия. Ему предстояло сегодня расколоть привезённую с вечера машину дров и получить магарыч – вознаграждение за проделанную работу от предпринимателя Тимохи.
Сашка Тимоха был коммерсант – не местный, из города. Когда Союз обрушился, он, как все, кинулся в торговлю. Для начала приобрёл в воинской части, которую расформировывали и выводили из Беларуси, кузов-кунг типа автозака, и развозил по весям дешёвый товар. А потом и стационар заделал. Вместо деревенского магазина, который сельпо стало невыгодно держать, Сашка организовал свой продторг: купил пустующую хату, и туда завозил из города товар – односельчанам отпускал прямо через порог, а дальних обеспечивал «с колёс». Тимоха вёл очень продуктивную жизнь – у него жена была на сносях буквально через год, и он старался как мог.
Но сельпо «дотюкало», что Сашка сливки снимает, и с деревенских ларьков да магазинов также перешло на авторазвоз - централизованную выездную торговлю по определённым дням из райцентра. Одна машина могла объехать сразу несколько точек. А машин да товаров у них, естественно, больше, да и условия хранения другие – куда с ними Сашке тягаться!
Но он долго не горевал. Посмотрел, что лес вокруг. А там конь не валялся!
В советское время была чёткая программа разделки вырубок. Леспромхоз заходил на делянку, и созревшие сосны, ели, берёзы снимал, а вырезанное место раскорчёвывал и вспахивал. Бросали в землю семена, и на голом месте вырастал новый лес.
А теперь лесничие «заведовали» каждым деревом. Сашка пришёл к знакомому леснику и сказал:
- Тебе помощь нужна?
- В смысле?
- Лес в запустении. За ним ведь ухаживать надо. Ты мне отводишь участок, где присмотр нужен, я как санитар вхожу туда и освобождаю посадку от гнилья и сухостоя.
У Сашки отец всю жизнь в леспромхозе проработал, и он имел представление о лесном деле.
По рукам! Договорились!
Сашка снял с ЗИЛка будку-кунг, нарастил борта, и сам сел за руль. Что ещё надо? Бензопилу – так он на неё продторговлей ещё заработал, топоры – не проблема, ну, и конечно, люди: не самому же деревья валить! Их же распилить также надо да к дороге вытащить, да в машину закинуть. Короче, рабсила нужна.
Но с этим в деревне дефицита не было. Каждый третий мужик сидел на материнской пенсии и дурака валял: пропивал пособие враз. А потом, гол как сокол, приходил к Тимохе: «Понимаешь, Саш, горло пересохло, давай помогу что-нибудь сделать».
И весьма кстати, как подарок Сашке, в деревне Витёк объявился: не мужик –«золото». Его Лида Марусина «открыла». Зашла по ягоды на Плоскую гору, раздвинула кусты можжевельника, что на отлогом откосе росли, и обомлела: под деревом стоял мягкий топчан, а рядом догорали угли и висел котелок с кипятком. «Ни хрена себе», – подумала Лида, но испугалась: а вдруг тут людоед окопался. И дала дёру. А на другой день привела ватагу баб – сделать засаду и поймать «людоеда». Им оказался Витька черницкий. В Черницах жил, запивал, ну, и хату свою заложил. А когда жить стало негде, в лес подался. Грибов да ягод в этих местах тьма – он их собирал и на большак выставлял, продавал проезжающим.
Витёк пил, но и работал до упора. Сашка легко с ним договорился лес валить, и даже хату выделил для жилья. А дальше и другие потянулись.
А Вовчик нанимался колоть уже распиленный лес.
… Вовчик прикурил от головешки, вынес остатки углей на улицу и закрыл комин – заслонку в трубе. Накинул на себя робу, натянул рукавицы, взял в руки топор. Пора!
Когда он подошёл к месту, где накануне вечером разгрузили колоды, то остолбенел от увиденного: вся свежая порция дров, предназначенная ему для расколки, была уже готова и белела чистенькими поленьями, готовыми к отправке клиенту. Вовчик провёл по лбу рукавицей, как бы смахивая наваждение, но реальность выступала, что называется, налицо: дрова были расколоты, а это значит –не видать ему сегодня ста грамм! И тут его осенило: так вот откуда доносились среди ночи глухие удары! Его опередил Ваня Котов из Черноручья. Тому позарез требовалась бутылка, и он шустро сообразил, на чём можно заработать, и, несмотря на темень и сон, за ночь превратил деревянную кучу в поленья, а на заре побежал к Тимохе за оплатой.
Вовчику оставалось только вздохнуть от содеянного – что поделаешь, проморгал - и идти изливать кому-то душу. Он так и сделал: отправился к Мише Егорычеву. С Мишей вместе учились в школе, вместе и прозябали в деревне. Разошлись их пути опять-таки при посредничестве Сашки Тимохина.
Однажды Миша тоже пришёл к Сашке за работой. Тот в прямом смысле обрадовался – у Миши были права на вождение грузовой машины, и Сашка мог освободить себя от необходимости самому крутить руль.
Вовчик даже позавидовал ему: работа не грязная и не тяжёлая – сиди себе в кабине да на педали нажимай. Но Сашка тоже так думал, и платил ему меньше, чем остальным. Это вызывало у Миши чувство скрытого негодования, но Сашка ничего не подозревал, и однажды доверил ему не только отвезти клиенту дрова, а ещё и получить с продажи деньги.
Миша с радостью укатил. Укатил, а Сашка ждёт. Ждёт, а Миши нет. Нет и нет. Заволновался Сашка, пошёл искать. Смотрит, машина стоит, - ага, значит, он дома! -и бегом к нему.
Поднялся на крыльцо, но, чёрт возьми, замок на дверях. Нет Миши! Сашка несколько раз за день туда – и обратно: всё замок да замок. И на другой день то же самое – глухой замок на дверях. И на третий, и на четвёртый… Он соседей всех перетряс: куда пропал Миша? А никто не видел...
А Миша дрова продал, деньги в карман сунул, и поехал. А возле Черноручья – магазин придорожный, единственный в радиусе десяти километров, и торгует без выходных, допоздна. Миша притормозил, совесть свою, как котят слепых, за пазуху сунул и отоварился, как однажды на всю оставшуюся жизнь: набрал на вырученные Сашкины деньги водки да колбасы, сколько в кабину влезет. Приехал домой. А там Катька, его жена не жена, но – как жена: Миша с ней ещё при материнской пенсии познакомился - вместе пили, а потом корову вместе держали...
- Во! – сказал Миша, когда вошёл в хату. – Живём! – и тут же строго приказал: «Выходи на улицу!»
Катька хотела накинуть на себя пальто, но Миша резко остановил: «Не надо». Катька недоумённо тиснула плечами и вышла следом за ним. А он тут же повесил на дверь амбарный замок, спустился с крыльца и распахнул окно в дом, снаружи.
- Полезай, - скомандовал Катьке и подтолкнул её на подоконник. Сам следом ввалился и плотно, на крючок, прикрыл створки изнутри.
Тихо, вдвоём, Миша с Катькой пили и развлекались, пока Сашкины деньги совсем не кончились. Наливая себе и Катьке, Миша каждый раз тяжело вздыхал: «Да пропади они пропадом, эти деньги, леса жалко...». После того случая Миша, естественно, работу потерял.
…Теперь Миша жил открыто, без замков. Когда Вовчик переступил порог его хаты, сразу определил: слабо натоплено. Катька лежала под двумя одеялами, и не улыбалась. Миша тоже был мрачнее тучи. Но, увидев друга, обрадовался: наверное, подумал, что Вовчик не с пустыми руками к нему зашёл.
- Не, Миша, не надейся, - осадил его Вовчик. – Прокол у меня…
И рассказал про конкурента из Черноручья. Вместе посмеялись, вспомнив другой случай с Ванькой Котовым, когда тот молодую жену помогать привёл. Пока Вовчик одну колоду расщепит, а он уже - две! Ванька только топором махал, а колоды ему жена подставляла…
- Слышь, Вовчик, может мне к Феде на работу попроситься? Как думаешь? – озабоченно спросил Миша, когда обсудили все события в деревне.
Федя в деревне был авторитет, не пара Тимохе. Даже не то что в деревне, а во всей округе! Он был никому не указ. Ему сельсовет выделил половину колхозной земли, и Федя в самом красивом уголке района построил гостиный двор: при большаке, широкой асфальтированной республиканской трассе. По ней сотни фур за сутки проходили, и шофера-дальнобойщики с удовольствием останавливались на отдых и ночлег - попить чайку, поесть да поспать.
И потекли денежки в карман Феди.
Все были бы довольны, да вот Латеша был вне себя от Фединой инициативы.
Латеша считал себя первым предпринимателем в районе: он раньше всех и частную торговлю организовал, и придорожную стоянку развернул. Но красивый уголок у речки ему не дали, а выделили на «сухом месте» - дальше от реки, вверх по большаку, в полутора километрах от того места, где потом Федя освоился. Квадрат был при дороге, и, по сути, в чистом поле – не вызывал в природе отторжение, но имел другое существенное неудобство: на другой стороне большака, напротив, стоял обелиск – там в годы войны расстреливали евреев. И каждый раз, когда Латеша возвращался к своему рукотворному «детищу», его взгляд упирался в этот обелиск: как-то неуютно чувствовал себя Латеша со своей автостоянкой у мемориала.
Конечно, Латеша ещё больше опечалился, когда узнал, что конкурент Федя тоже взялся за строительство гостиного двора, причём невдалеке от него. Но ничего поделать не мог – у Феди где-то в верхах была очень «волосатая рука». Однажды Латеше прямо так и сказали: «Твоя стоянка на скользком месте. Одно слово – и её закроют…»
- К Феде на работу? – Вовчик повертел пальцем у своего виска. – Он укомплектован на все сто! Сходи к Петьке Брунову. Вчера Тимоха негодовал – Петька ему дорогу переходит…
Петька Брунов был в деревне фермером. Первым, и пока – последним. Когда колхоз развалился, Петьке отдали ферму и часть земли. Петька взялся за сельский труд с большим усердием. А ведь он стоял у пропасти жизни. Пил не один, а вместе с женой – красавицей Людкой. Запои выливались в страшный беспредел. Дети у них были ещё маленькие, и оставались ненакормленными и неодетыми. Кто-то пожаловался в службу опеки, детей забрали в детдом, а Петьку с Людкой отправили в ЛТП.
Там Петька пришёл в себя: что ж он делает? Дети-то причём? И – завязал. Раз и навсегда. И с головой ушёл в бизнес.
Пятнадцать коров держал. Детей постарше отправил в Минск учиться. А для меньших нашёл другую маму: помоложе, и которая не пила. С предыдущей разошёлся окончательно – поставил точку, и всё, как в выпивке. И дом себе выстроил – новый, большой и красивый! Но - в сторонке от деревенских, как бы опасаясь оттуда хмельного соблазна.
Петьке никто не завидывал. Он всё делал своими руками, с новой женой и детьми. И пахал, и сеял, собирал с деревенских хозяйств молоко, и возил на завод…
- Так Петька же сам справляется, - вступил в разговор Миша.
- Справлялся. А теперь силы у него уже не те, - ответил Вовчик.
У Петьки возникли проблемы. В последнее время он выращивал бычков. Тридцать голов. А им сколько корма требуется! А лучшие колхозные земли опять-таки не ему, а тому же «волосатому» Феде отдали, и он овец на них пас, а потом комиссии да начальство шашлыком задабривал.
А Петьке где корм брать? Вот Петька и решил «переквалифицироваться». Его дом прямо на краю леса, так почему туда стопы не направить? И Петька решил, глядя на Сашку Тимохина, лесом заняться. Ему даже сподручней будет - у него же трактор, а не машина, колёсный, легкопроходимый по бездорожью, им легче брёвна вытаскивать, даже из болота можно. И для рабсилы места сколько хочешь – ему отдали бывшую начальную школу в деревне, а там целый леспромхоз разместить можно.
- Иди к Петьке, - уверенно сказал Вовчик. – Он теперь конкурент нашему Сашке.
22.01/12