Но вернемся к прежней теме. Итак, отдельные индивидуумы развиваются, конкурируя в вечной тяге к чувственным удовольствиям, развивая лишь свое телесное эго – внутреннюю привязанность. Но рано или поздно это соревнование начинает противоречить принципу бытия, так как имея только внутреннюю привязанность данные существа не беспокоятся о своем родившемся потомстве, которое, с усовершенствованием средств нападения хищных особей, получают все меньше шансов выжить и плодовитость уже не может восполнить гибель детенышей. Этот факт ставит под угрозу существование вида, и у отдельных индивидуумов должна появиться новая тенденция, кроме внутреннего эго и усовершенствования средств нападения и защиты. Назовем эту тенденцию внешней привязанностью одна из форм которой – привязанность (хотя бы временная) к своему потомству. На данном этапе это свойство очень прогрессивно и здесь мы уже видим зачаток альтруизма, правда, пока целиком и полностью основанного на эгоизме – как бы его продолжение вовне. Здесь мы имеем некое примитивное содружество, где мать, а иногда и совместно с отцом охраняет и кормит потомство и, что также существенно – передает свой опыт. Передача опыта имеет два важных аспекта – это возможность детенышу избежать многих ошибок (часто летальных), а также поиски родителями средств передачи информации, что ведет к усилению принципа «Чит» и формированию ментального тела – мышления, к тому же формируется какая-то сигнальная система – зачаток речи.
В случае проявления материнских чувств понятие «хорошо – плохо» становится более распространенным: хорошо то, что хорошо мне и моим детенышам и плохо то, что грозит нашему благополучию.
Эволюция и естественный отбор должны были уравновесить внутреннее и внешнее эго, так как если бы внутреннее было гораздо сильнее, - мать бросала бы детенышей при любой опасности, чем обрекала бы их на гибель, но и излишнее пренебрежение своей жизнью приводило бы к гибели не только матери, но и осиротевших детенышей. Так что материнские чувства по прежнему позволяли укрепляться как внутреннему, так и внешнему эго. В этом случае мать должна была проявлять двойную сообразительность – как спасти себя и своих детей, что усиливало принцип Чит и, соответственно, зачатки ментала. Нетрудно сообразить, что материнские чувства (иногда и отцовские) наибольший расцвет получили у теплокровных – млекопитающих и птиц, а факт появления живорождения и вскармливания молоком связан со все более усиливающимся чувством заботы о потомстве.
Теперь уже можно подойти к тому эволюционному периоду, когда возникли зачатки сообществ отдельных индивидуумов – стаям и стадам, которые явились предшественниками человеческого общества.
Прежде всего – хорошая индивидуальная приспособленность к жизни вряд ли могла привести к первой общности. Скорее всего сбиться стихийно в стадо могли слабые животные, не выдерживающие индивидуальной конкуренции, либо к подобному факту могла привести забота о детенышах (как у слонов, которые и в одиночку могли дать достойный отпор хищникам) – то есть вначале это было сообщество нескольких семей, воспитывающих детенышей на одной территории. Детеныши перемешивались – это со временем приводило к заботе о группе детенышей всего сообщества, что было весьма прогрессивно. Совместная защита и воспитание приводили к большей выживаемости и процветанию данного вида. Постепенно такое содружество могло увеличиваться, крепнуть и не распадаться после взросления одного помета.
Для такого стойкого содружества должны были появиться новые качества отдельных индивидуумов – что-то вроде постоянной тяге к объединению: спокойствие и удовлетворение чувств при обобществлении и страх одиночества. Это было что-то вроде первичной тяги и привязанности взрослых особей друг к другу, общение приводило к удовольствию и это удовлетворяло более высокий, общественный характер Ананды. Очевидно, что в случае формирования больших стад, отдельная особь не чувствовала особой привязанности к каким-то отдельным индивидуумам, но к стаду, как целостности. Подобные общества в основном формировали травоядные, но в отдельных случаях и хищники – либо наиболее слабые, либо, как в случае львиных прайдов, – по принципу гарема, где в каждом прайде, за редким исключением один самец.