***

 

 


Светлана Шувалова

Член Союза писателей России и областного литературного объединения.
Родилась в 1950 г. на Украине. С 1960 г. живет в г. Усть-Каменогорске. Окончила музыкальное училище. В советское время работала в детских садах, домах  культуры,  музыкальных  школах,  была  певчей  в  цер-ковном хоре. Перестройку встретила в белом халате – в должности
санитарки одной из городских больниц.
Публиковалась в республиканских и российских журналах-«Восток», «Простор», «Нива»(Казахстан). «Братина», «Юность», «Роман-газета»(Москва).
По мотивам   автобиографической повести «Не закрывайте занавес, гос-пода» в 2002году в областном музее Искусств был поставлен музыкаль-ный спектакль (Театр авторской песни «Свифт» – режиссёр С. Волкова).


                «Не закрывайте занавес, господа!»
                («Записки уличной торговки»)
                Автобиографическая повесть


                Глава первая
                «От А до …»

Бархатная обложка, картонные листы с косыми прорезями, шелковая ленточка…  Такие фотоальбомы хранились в каждой семье. У меня их – три. «Желтый, красный, голубой- выбирай себе любой». Три периода жизни – от А до….
Первый достался в наследство. Выцвела от времени голубая обложка, шелковую ленточку заменил обувной шнурок. Пожелтевшие фотографии моих  ближайших предков. Бабушка по отцу – сидит вполоборота на табуретке. Совсем молодая. Ситцевая кофточка с рюшечками, юбка с оборками, коса венком вокруг головы, руки – в замочек – на коленях. Дед стоит чуть позади, положив ладонь одной руки на ее плечо. Статный, усатый, строгий, в галифе и гимнастерке – боец революционной Красной Армии.
А вот другая бабушка – по материнской линии. Даже через фотографию одари-вает теплом глаз с лучистыми морщинками. Добрый, всепрощающий взгляд, милая полу-улыбка, мудрость, интеллигентность… Кто она? Учительница  женской гимназии? Или – из бывших, голубых кровей? Ничего подобного. Грамоте не обучена. Буквы-то знает, да складывать не умеет. До революции прислуживала в богатых купеческих домах – нянькой, горничной… Хозяева любили ее за добрый, веселый нрав, отзывчивое сердце, за ловкость и сноровку, да за песни…
– Спой, Матрешенька, «Пряху молодую», - бывало просили и дарили к праздни-кам ленты атласные, да платки цветастые.
Замуж выдали за деревенского ямщика. Тоже большого песенника и скрипача-самоучки. Четверых детей дал им Господь. Всех вырастили, выучили, только вот внуков дед не дождался – замерз в степи, как в той песне. Песню про ямщика знали все дети, а позже и внуки. Соберутся порой, затянут хором. Бабушка подтягивает тоненьким, дрожа-щим голосом, да смахивает тихие слезы.
Не умея читать, она пересказывает слово в  слово русские сказки, а пушкинские знает наизусть. «Наша бабушка Арина» - звали ее внуки.
Читать я начала рано и к шести годам роли поменялись. Теперь уже бабуля про-сила прочитать ей книжку и с удовольствием рассматривала картинки.
«Отче наш, иже еси на небеси…», - тихо шептала она над изголовьем моим и «незаметно» осеняла крестным знамением. Открыто читать молитвы не смела – борьба с религией в самом разгаре. Дети да внуки – сплошь атеисты – пионеры да коммунисты.
На следующей странице – мои родители. Они встретились через четыре года по-сле победы над Германией. Восемнадцатилетним парнишкой ушел на фронт отец. На по-слевоенной фотографии он в форме капитана Советской Армии. Ордена, медали…
ШУВАЛОВ. Не потомок ли того графа И.И. Шувалова, баловавшегося сочине-нием стихов, одного из любимцев императрицы Елизаветы? Кто знает?! Но среди обеднев-шей, разжалованной и сосланной Екатериной родни его то и дело кто-то брался за перо. А может фамилия отца говорит, что он просто выходец из шуваловсих мужиков? Во всяком случае, его тоже тянуло к сочинительству. Уже после смерти нашли его блокнот со стиха-ми, тетрадь с рассказами. Стеснялся – прятал. Чужие стихи декламировал великолепно и учил этому искусству меня. Рисовал, пел, играл на аккордеоне – все самоучкой.
Мама – АГАПОВА. «Агапе» – любовь. Ямочки на щеках, кудряшки, крохотная шляпочка, которая почему-то называлась «менингиткой».
А вот и я – с безглазой любимой куклой. Чудом держится на лысой головке большущий бант. Два года, три…  Появились спички-косички, а затем и длинные черные косы. И на всех фотографиях – огромные, ждущие чего-то глаза. «Первый раз в первый класс», «Урок игры на фортепьяно».
- Певицей будет! – в один голос твердят учителя пения.
- Писательницей – сулит литераторша, зачитывая перед классом мое очередное сочине-ние.
- «Артистка»! – ворчит математичка, ставя за контрольную жидкую троечку, а то и ниже. Ее ворчание для меня – наивысшая похвала. Ну зачем будущей артистке какая-то там математика?
Театр с самого раннего детства – моя самая большая мечта. Устраиваю с дво-ровыми ребятишками концерты, ставлю спектакли, читаю стихи, пою, пляшу… И, входя в роль изнеженной барыни, так натурально «падаю в обморок», что зрители – соседи вскаки-вают с воплями: «Светочке плохо!» А я встаю и раскланиваюсь, довольная успехом. Откуда эта тяга к лицедейству?  Правда, мои родители любили по праздникам устраивать домашние мини-концерты. Мне исполнилось десять, когда мы с Украины переехали жить в Усть-Каменогорск. И оказалось, что здесь в драмтеатре играет мой двоюродный дядя – заслуженный артист Каз. ССР. Восторгу моему нет предела! Хожу на все спектакли по десятку раз. Благо, что без билета. А уж если дядя берет с собой на репетицию!... Сижу, замерев в темном, пустом зале, шевелю губами, повторяя реплики актрис, завидую не только им, но и декораторам, осветителям, костюмеру, даже уборщице. В школе посещаю кружки – танцевальный, вокальный, театральный, беру домашние уроки игры на фортепьяно… То мечтаю о карьере оперной певицы, то – драматической актрисы!
В 14 лет прохожу конкурсный отбор в учебно-драматическую группу при об-ластном телевидении. Какие у нас занятия! «Мастерство актера», «сценическое движение», речь, уроки грима, фехтования, истории театра… Малюсенькие роли в спектаклях Сологу-ба и Светлова. И неважно, что роли эти – типа «кушать подано». Главное – причастность к этому чуду – театр!
Последняя фотография этого альбома – выпускной восьмой класс. Все тотже взгляд – в Будущее, в Неизвестность… Что там – чет, нечет? Успехи? Провалы? Взлеты? Падения? Необъятные дали?… Невозможное счастье?… Стихи льются рекой...

Быть счастливой…
А что это значит?
Далеко ли Судьба
Счастье прячет?
А мое – далеко
Или близко?
А твое – высоко
Или низко?
Как узнать?
Где найти?
Кто подскажет?
За окошком Зима
Сказку вяжет.
Разбросала в ноги
Звезды щедро,
Припушила снежком
Ветви кедра…
Ты скажи мне, Зима,
Счастье-сказку!
С корабля – да на бал-
Без опаски!
Не молчи, не томи
Ожиданьем.
А не можешь, ну, что ж –
- До свиданья.
Я спрошу у Весны
И услышу,
Как капель зазвенит
Тоном выше:
«Быть счастливою –
это что значит?
Может просто всегда
Ждать Удачи!»

                Глава вторая

                «Пусть останется счастье в глазах!»

Желтая, солнечного цвета, обложка второго альбома – годы студенчества.
В 16 лет душа полна надежд и ожиданий.
Осень. Сентябрь. Золотой листопад… Ласковое солнышко, бархатное тепло…
Легко и немного грустно. Но – «печаль моя светла». Начинают сбываться мечты,  затаенные желания…
Неожиданно просто, без проблем, поступаю в Усть-Каменогорское музыкальное училище. Конкурс – дай Бог! Трогательно и наивно звучит на вступительном экзамене «Вечерняя серенада» Шуберта в исполнении длиннокосой девочки в белом школьном фартуке.  «Пе-еснь моя-я, ле-ти-ит с моль-бо-ю…». Все-принята! Почему же в музыкальное, а не в театральное, как хотела? Честно говоря, главная причина – мои нелады с математикой. Но не вытяну я ее дальше за 9-10 классы. А в театральное принимают только после десятилетки. Да и нет его в нашем городе. В общем, дальше видно будет, музыкальное образование – только плюс к актерскому.
А вот и другая радость – вырезанное из газеты «Рудный Алтай» и вклеенное в этот же альбом мое первое опубликованное стихотворение, вслед за которым пришел по  почте первый гонорар – 5 руб. 30 коп. (1966 год) и приглашение на заседание литературно-го объединения. Бесконечный восторг! В ближайшем киоске «Союзпечати» покупаю пачку газет с моим стихотворением. Вот оно! И подпись – крупно – черным по белому! Почти не верю своим глазам! «Та Светлана Шувалова – далекая, загадочная поэтесса – это я?! Невероятно!» Мысленно – прохожим: «Вот вы идете мимо и даже не догадываетесь, что именно мое стихотворение прочтете вечером в газете!» «Не может быть!» - восхищаются они – «Такая молодая и такая талантливая!» Господи, конечно же я  знаю – многие из них газет не читают, а еще больше – терпеть не могут стихов. Но так приятно обольщаться. Прорезаются мои крылышки! Только не подрезайте их! Дайте окрепнуть! Дайте поверить в себя! Пусть останется счастье в глазах, в улыбке, в летящей походке…

Шла по городу – легче перышка!
Шла, надеждою окрыленная…
И с улыбкою, словно Золушка,
Наряжала деревья сонные.

Распустились березки весело, -
Белоствольное древо славное.
Я сережки одной повесила,
В ожиданьи чего-то главного!
1966 г.
Вот уже 3 курс. Еще год  и … И, как гром среди ясного неба – наше музыкальное училище становится Училищем Искусств.  Открываются два новых отделения – хореографическое и театральной режиссуры! Голова моя идет кругом, мечусь меж двух огней. И музыкальное бросать жалко и на театральное до смерти хочется. Подслушиваю, подсматриваю у дверей класса, где идет урок сценического мастерства. Умоляю педагогов разрешить поприсутст-вовать на сцен. речи. Иду к директору: «Разрешите учиться на двух отделениях! Я смогу!
– Нет, не положено.
Ладно, продолжаю ходить вольнослушательницей. Одновременно – народный театр при Дворце Культуры – затем – студия чтеца «Галерка». Поступаю в московский за-очный Народный Университет Культуры. Обучение платное. Экономлю на обедах, кино, мороженом… За письменные работы получаю всегда только отлично. Все это станет наде-юсь, трамплином в моей театральной судьбе. Но как не хочется ждать! Его Величество – Театр! Подмостки сцены, запах кулис, грима, парики и костюмы, тексты ролей, бесконеч-ные репетиции, радость и слезы… Однако постепенно все яснее начинаю сознавать – не быть мне ни актрисой, ни режиссером – слишком стеснительна, зажата, неуверенна. «Что ж,– твержу себе-необязательно актерская профессия, в театре работает масса людей других специальностей».
Восторженная запись из личного дневника 1968 года. «Театр! Одно это слово вызывает в нашем воображении что-то необъяснимо прекрасное и волнующее. Я  не знаю искусства более настоящего, более чистого и возвышенного, чем искусство Театра. Музы-ка, скульптура, живопись могут самостоятельно вызвать те или иные, глубоко волнующие душу силы. Но, поставьте рядом, слейте в одно музыку… и сценическое действие! И эти силы обретут еще большую, ни с чем несравнимую эмоциональность и звучность!»
«Любите ли вы искусство в себе или себя в искусстве?»- спрашивал своих уче-ников К.С. Станиславский. И я спрашиваю об этом себя. Мне кажется, искусство во мне важнее. Оно без меня проживет. А я без него?! Мне с детства твердили: «В театре царят зависть, тщеславие, интриги, распущенность… Артист беден. Успех и слава приходят к единицам». Но сопротивляется Душа. Душа знает - настоящий артист, как и любой другой творец, неизмеримо богат. Пусть все это - восторги и порывы молодости, если они делают меня лучше, сильнее, настойчивей, благороднее - пусть! Уж одно-то место в театральном мире навсегда останется за мной - место в зрительном зале.
Впрочем, хотя и театр – самая большая любовь, поэзия по-прежнему увлекает. Стихи пишу, конечно, по ночам. Как хватает на все сил и времени – уму непостижимо! Но – хватает. Получаю даже на «Областном Слете Творческой Молодежи» грамоту Обкома Комсомола «За творческие успехи и коммунистическое воспитание молодежи», т.е.– за свои лирические стихотворения. Литературный клуб – 2-3 раза в неделю, поэтически вечера в школах, клубах, на предприятиях и … спецколонии. Высокий забор, колючая проволока… Нас, начинающих и более опытных поэтов, в сопровождении вооруженной охраны провожают в клуб. Черные фуфайки, бритые головы, настороженные глаза, хмурые лица… Насмешливый голос из зала: «А танцы будут?»
– Цыц, молчать!– обрывает начальник.
Что же читать – им? Сначала – попроще – Асадов, Заболоцкий… Потеплели глаза, разгладились морщинки на лбах… Есенин, Друнина, Евтушенко… Матерый зэк в первом ряду неловко, рукавом вытирает слезы. Ну, теперь и свои стихи! О танцах больше ни слова. Лишь на прощанье: «Приходите еще. А я тоже сочиняю. Можно прислать вам?»
 Начало 70-х – бурно кипит литературная жизнь города. В газете регулярно вы-ходят поэтически подборки, нас не обходят вниманием радио и телевидение, и даже рес-публиканский журнал «Простор». Рядом – признанные мэтры – М. Чистяков, Т. Козлова, А. Блажко, С. Черных, В. Шустер… и литературная молодежь – А. Романов, В. Веригин, Т. Кандрашина, Ю. Плеслов, В. Гурин, Л. Медведева, В. Кисляков… Пройдут годы, по-разному сложатся наши судьбы, разные выберем профессии, о своей любви к литературно-му творчеству не забудет никто. Станут известными за пределами республики, даже в даль-нем зарубежье Борис Щербаков, Евгений Курдаков, Владимир Тыцких, Александр Казан-цев, Федор Черепанов… Рано, по какому-то вселенскому закону, уйдут из жизни самые талантливые. Мы пока в 70-х еще не знаем – кто. Веригин безмятежно иронизирует:
– Ты еще вспомнишь в своих мемуарах, как нещадно критиковала мои гениаль-ные стихи! Учти, история не простит!
– Ладно, гений, вспомню! Вот тебе на память мой трамвайный билет с автогра-фом,– передашь когда-нибудь в музей.
Школьницы-старшеклассницы вырезают наши стихи из газет, наклеивают в свои блокнотики, а на литературных вечерах ахают: «Живые поэты!»
Три Музы мои – Театр, Поэзия, Музыка! Кому отдать предпочтение? Кто выбе-рет меня? Стою на перекрестке трех дорог.
Последняя фотография этого альбома – 4 курс, госэкзамен по хоровому дирижи-рованию – черный костюм с бабочкой, дежурная улыбка… Что дальше? Взрослая, серьез-ная жизнь – заманчивая и немного пугающая. Предощущенье перемен, предчувствие Люб-ви…
Пока еще не сказаны
Те, главные, слова.
И даже вездесущая
Не шепчется молва…
Пока при встречах- радостно!
Пока пожатье рук-
-обычный знак приветствия-
-встречает друга- друг…
И только на мгновение
В глазах, как  от вина,
Нежданно и негаданно
Качнулась глубина…
1968г.

                Глава 3
                «Вечность назад»

Как давно это было? Вчера? Вечность назад? Алого цвета третий альбом. Пред-полагалось - в нем будут запечатлены самые счастливые мгновенья.
Вот оно первое - белое платье невесты, венок и фата, розы в руках… Рядом, во фраке, чуть растерянный жених, дружки, подружки…
Традиционное возложение цветов к памятнику Ленина… Страница за страни-цей… Счастье продолжается в нашей дочке. Ей год, два… Куда-то исчез с фотографий па-па. «У меня  деда-папа», - отвечает малышка чересчур любопытным взрослым. Чуть позже начинает аргументировать: «Мне никакой папа не нужен, потому что все папы пьют вод-ку!» В шесть лет, глядя на идущую навстречу семью, восклицает: «Два кольца, два конца, посредине гвоздик! Мама, найди какого-нибудь хорошего дядю! Я буду вашим гвозди-ком!»
Нам, вобщем-то, неплохо живется, хотя в то  время мы еще не догадываемся, на-сколько неплохо. Улыбаются с фотографий мама и дочь. У нас нет пока своей квартиры и долго еще не будет. Приходится снимать то комнату, то времянку. Но есть постоянная, же-ланная, по-специальности, (!!!) по призванию работа. Я занимаюсь музыкой - руковожу детским хором, веду музыкальные занятия в  детском саду, работаю концертмейстером в балетной студии и в течении многих лет преподаю уроки фортепиано. Живем мы, конечно, экономно, но моей, средней по тем временам зарплаты, хватает и на оплату  частного жилья, на питание и одежду, на обучение дочери музыке и балету.
Зарплату выдают стабильно, два раза в месяц. Стабильные цены в магазинах. Можно с точностью до одного дня просчитать все предстоящие расходы и не бояться зав-трашнего дня. Премии, грамоты, звание Ударника Коммунистического Труда, профсоюз-ные путевки, бесплатное лечение… Все это- норма жизни и попросту не замечается.
Огромные конкурсы в музыкальные школы! От желающих приобщить свое дитя к миру искусства нет отбоя. Не прошел ребенок по конкурсу?  Не беда- можно нанять частного педагога. Работы хватает… Работа ищет меня «Раз и, два… не спеши…»- неуклюжие пальчики ученицы перебирают белые и черные клавиши. Рядом учительница, то бишь я. Отбиваю такт ладонью: «Раз и, два и … фа диез…»
Театр и литература не стали профессией, но по-прежнему посвящаю им свобод-ное время. Личная жизнь? Есть, конечно. Всего хватает сердцу - и ликования, и печали… Могла ли я, могли ли мы предположить?… А может, чуяла душа предстоящую катастрофу.

Такое  уж душа имеет свойство-
Ее вдруг, средь привычной суеты,
Нежданное, глухое беспокойство
Охватит ощущением беды

И умереть готова, и воскреснуть
Сто тысяч раз, наитие кляня.
Ведь нет причин!
А впрочем, всем известно,
Что не бывает дыма без огня.

И вот, в догадках, поисках, сомненьях,..
Как в  соснах трех запутавшись, кружу
До слез, до смеха, до изнеможенья…
И, хоть убей, причин не нахожу.

Дай Бог,- твержу- смирения и воли
С Судьбою ладить, не переча ей!
Страшнее боли- ожиданье боли!
А после- память долгая о ней.

глава4

«У края бездны»

Третий альбом не закончен, хотя последняя фотография датирована 1990 годом - это мои выпускники из музыкальной школы. Дальше пустые серые страницы.
Нет, я еще жива! Просто - в одночасье все - в тар-тарары! Все - с ног на голову! В один миг весь бывший советский народ оказался в каком-то другом, незнакомом, непо-нятном государстве. Вернее - в государствах. Каждый в своем. Почти что на другой плане-те - с иной цивилизацией, иным строем, моральными устоями… И неясно, как вести себя, как  приспособиться? Закон джунглей – выживут  сильнейшие. Распался  не только Совет-ский Союз, но и все его кирпичики - на осколочки! На крошечки! Попробуй-ка собери теперь. Сложи как надо! Как надо – не знает никто.
Повсеместные сокращения, растущая безработица, страх перед будущим, расте-рянность перед настоящим, и, - вот они- нищие и бомжи, чумазые дети с протянутой ру-кой… Любимая работа? Только счастливчики получают ее. Дай бог хоть какую-то! И жела-тельно, чтобы все же платили за нее не раз в полгода. Да наличными, а не рассчитыва-лись… туалетной бумагой (к примеру).
Ушла в Небытие стабильная зарплата и все прочие блага социализма.
«Бегом марш в капитализм!», но бегом не получается- опыта никакого.
Культура вообще в загоне. О ней - в последнюю очередь. Бегают неприкаянно по дворам ребятишки… Где дворовый клуб? Да был когда-то, но весит на дверях его тяже-лый замок… Дворец Пионеров? Есть кружки - платные.
Прекратили свое существование многие музыкальные студии и школы. В ос-тавшиеся примут любого ребенка - со слухом и без. Конкурс - чистая формальность. Глав-ный критерий приема - платежеспособность родителей. А таких все меньше, ибо  не о раз-витии творческих способностей, не о воспитании души приходится думать мамам и папам - накормить бы ребенка да одеть хоть во что-нибудь.
Нас, преподавателей,  пруд пруди. А учеников… Соглашаемся на любого. «Ну, и что же, что ваш Ванечка (Танечка) поет фальшиво и с ритма сбивается? У него слух внут-ренний и он обязательно разовьется! Музыка еще пригодится ему в жизни». Насколько пригодилась, можно судить по мне и сотням таких же бедолаг.
«Строители коммунизма», наивные, непредприимчивые, не от мира сего… Поздно переделывать себя, перевоспитывать душу - нам за сорок.
Пятидесятилетним повезло чуть больше - успели оформить пенсию. Наша те-перь - за горами, за долами… Доживем ли ?
А пока устраиваемся – кто-как… Кто- совсем никак. И тогда - скрипку в руки, шапку наземь и : «Ах, зачем я на свет появился?…» Скрипачи, пианисты, певцы, дириже-ры и иже с ними- торгуют, пекут, моют, убирают… Нянчат детей и дают ( если очень повезет) частные уроки.
Стоим на краю бездны. Нет дороги назад… А впереди…???

Два берега - как два материка!
Два берега - как два несхожих мира!
Меж них - провал, кипящая река…
И шаг один до Бездны, до Обрыва…

Надо шагнуть! В нее? Через нее? Авось, выживу. Уцеплюсь за что-нибудь…               
Или…
«Вдруг распахнутся крылья за спиной!
Соломинку протянет кто-то близкий…
И перейду на берег я другой!
Не торопитесь ставить обелиск мне»


                Глава 5

 «Только не это»

В моей трудовой книжке- диссонансом – новая запись «Место работы- мед.сан.часть № 2. Должность- санитарка». Мое орудие труда- швабра с тряпкой. Обязан-ности- наводить чистоту и ухаживать за больными, т.е. – умыть, перевернуть, подать, пере-стелить… Форма одежды- старый, залатанный халат, кожаные тапочки, резиновые перчат-ки.
Можно сэкономить на нарядах. Они нужны только дойти до работы и обратно. А экономить приходится очень жестко, ибо зарплата ниже официального прожиточного минимума. Да и та- раз в полгода.
Обязанности не слишком пугают- ко всему приучена, домработниц не держала. Труднее принять изменение социального статуса.
Отношение ко мне вышестоящих работников соответствует должности, которую я  занимаю- «Молчи, слушайся и повинуйся». Если это не говорится, то всегда подразумевается. Прав никаких. Уволить меня могут без объяснения причин, просто не продлив 3-месячное трудовое соглашение. Я лишилась даже обращения по имени- отчеству. Стар и млад – только по имени. Мне не удается влиться в коллектив равных себе по должности. Среди этих простых, добрых, трудолюбивых, без «шестых чувств» женщин, я – белая ворона. Слишком  чувствительная, замкнутая, странная…
Недостаток духовного общения на работе пытаюсь восполнить в других местах - театр,  музей, библиотека.  Встречаюсь с близкими по интересам людьми- поэтами, барда-ми, художниками, нашими читателями и почитателями.
Мы ценим друг друга не за кресло и не за место, которое кто-то где-то занимает, а за увлеченность общими творческими задачами,  за талант, за поддержку, за меру чело-вечности… В этом кругу  мы - равные среди равных. Восхищаемся  чьим-то новым произ-ведением, советуем, критикуем, обижаемся и прощаем, оставаясь союзниками и едино-мышленниками.
Только все меньше возможностей для этих встреч- постоянные поиски дополни-тельного заработка отнимают время и силы. Тружусь- за гроши, чтобы просто физически выжить, поднять дочь.
Каким образом добывать деньги - для меня проблема из проблем. Спекуляцией? Многих она спасает. Но сопротивляется душа: «Только не это!» Уличная торговля - кар-тонные коробки, спички и сигареты, шоколадки да жвачки?!  На глазах у прохожих, на виду у моих бывших учеников, их родителей?! Ни за что!
Висят на  столбах мои невостребованные объявления: «Даю уроки игры на фор-тепиано». Высохли, пожелтели от дождя и солнца, но не сорван ни один листочек с адресом и телефоном.
«Поздравив стихами друзей и родных,
Вы можете очень обрадовать их.
Исполню немедленно срочный заказ,
И это недорого будет для вас»

Это тоже- я. Ни звонков, ни стука в дверь.
«Вам хочется сходить в кино или в гости, но не с кем оставить своего малыша? Не беспокойтесь, его ждут по адресу…»
Ищу достойные и доступные мне способы выживания. Бес- по- лез- но !
«Верю, верю
каждому зверю»-
Говорю и всерьез и шутя…
Привыкаю
(не странно ль)
к потерям,
И осталась одна лишь-
себя.
Может кто-то нашел бы,
приветил,
отогрел…
И в сладчайший тот миг
день мой,
Ставший божественно светел,
В горле песню родил бы-
не крик.
Тот отчаянный
крик лебединый,
Зов последний
в предсмертной тоске…
Вот и сложены
крылья за спину,
Напружинено
тело в броске…

1970
               

Глава 6
«Впервые на панели»

Когда-то думала, глядя на пожилых людей, не потерявших вкуса и интереса к жизни. «Будет и у меня золотая осень- заслуженный отдых, книги, прогулки по парку, вос-поминания, сказки внучатам…»
Кажется, не будет ничего, кроме воспоминаний.
Стою впервые «на панели», То есть- у подземного перехода. На импровизиро-ванном столике - книги из моей библиотеки. Русская  и зарубежная классика, поэзия, не-сколько томов детективов. Жалко смотрятся они среди изобилия рыночного барахла. Кто их купит? «Господи, сделай так, чтобы никто из знакомых не прошел сегодня по этой ули-це!  А если пройдет, пусть не повернет головы в мою сторону, пусть не узнает! Иначе при-дется, напряженно улыбаясь, объяснять, что уже много месяцев не получаю зарплату и на-ступил тот черный день, когда…» Ну, вот- моя ученица! Быстро отворачиваюсь, даже от-хожу в сторону от книг. «Я- не я, и хата не моя». Слава Богу, прошла мимо! Стыд- то ка-кой! Не ворованным же торгую! Подходит старушка, приглядывается, приценивается:
- Почем детектив?
- Прошу 25. За 20? Ну, чтоже берите.
Почему, отойдя с книгой в сторону, она оглядывается на меня? Передумала? Ах, нет, ее интересует- почему я продаю свои книги.
- Наверное, потому что моя зарплата меньше вашей пенсии и получаю я ее реже.
- Вы так считаете?
- Да,вы еще покупаете книги, а я их уже продаю.
- Может быть…- качает головой старушка. Она, как и я, еще не привыкла к обилию уличных торговцев  с интеллигентными лицами и манерами.
В город,-где никто не знает!
Где лицо мое и имя
Льдинкой тает, исчезает
Меж похожими другими…
Там, где прежде не бывала,
Не бродила по бульварам-
Звук шагов моих усталых
Не припомнят тротуары.
Краски, запахи и звуки
Не расскажут ни о чем…
Радость встречи, боль разлуки
Я не знала в граде том…
Перемена декораций…
И, сюжет переиначив,
Роль другую, может статься,
Для меня судьба назначит.
Дождевою каплей в тучах
Затеряюсь средь массовок…
Это, в общем, даже лучше-
Меньше грима, маскировок.
Незнакомкою случайной
Под распахнутым зонтом
Я для всех останусь тайной
В этом городе чужом.


Глава 7
 «Операция «Безе»
июнь 1994 г


«Грех уныния - величайший из грехов,
и я – великая грешница».
(из личного дневника)

-Это что - «Рафаэлло»? – спрашивают некоторые прохожие, разглядывая испе-ченные мною пирожные «безе», красиво разложенные на большом фарфоровом блюде.
Другие восхищаются: «Какая красота!»- и покупают. Благо - дешево. Третьи, кинув презрительный  взгляд на безе и, высокомерный,- на меня, цедят сквозь зубы: «А-а, самоделка!»
Ладно, стерплю. «Взялся за гуж…»  Широкая, соломенная шляпа да темные зер-кальные очки прячут мои глаза, боль и безысходность в них. Моя домашняя библиотека заметно поредела, вот и пытаюсь извлечь выгоду из своих небольших кулинарных способ-ностей. Я не умею печь «Рафаэлло», да, собственно говоря, и не знаю - что это такое. И пе-кут ли их? Но безешки у меня получаются  замечательно. Правда, с продажей день на день не приходится. Когда все продам, когда и домой половину принесу. Иронизирую сама над собой: «Торгово- убыточный дом «Светлана» работает круглосуточно, без выходных».
Стоп, кажется, солидный покупатель... Весь с иголочки, выбрит, подстрижен, с новеньким черным дипломатом... Расстегивает замки, наверное, деньги достает?
- Сами пекли? – слышу вопрос.
- Сама, – улыбаюсь радушно.
- А разрешенье есть?- из дипломата он достает не кошелек, а – удостоверение санитар-ной полиции.
Все - влипла! Удостоверение не читаю, разрешения не имею. Стоимость его ни-как не окупит моего мизерного дохода.
- С вас штраф – 1000 тенге!
                Ого! От такой суммы мне стало почти весело. Моя зарплата за четыре месяца! В руках столько никогда не держала.
Нахально интересуюсь, как же он с меня их возьмет.
- А мы будем высчитывать прямо из вашей зарплаты. Где вы работаете?
- А, может, легче – сразу в землю?
Инспектор понимает, что взять с меня нечего и на первый раз отпускает с предупреждени-ем: «Еще раз увижу...»
Солнышко светит, птички щебечут ... безешки- в сумке... Плетусь по дороге домой, пряча слезы за темными очками. Шепчу цветаевские строки:
«.......... зубы
втиснула в губы.
Плакать не буду!
Самую крепость-
В самую мякоть.
Только не плакать!»

Но копятся слезы, но катятся слезы...
Безешек осталось штук десять. Вот и знаменитое в нашем месте торговое место- «цыганская тропа». Может, здесь допродам? И все, конец моему «частному предприятию» Только разложила на блюдо, только поставила на прилавок, слышу:
- Вы, что, не поняли меня?
Тот же инспектор. Шел за мной по пятам, не надеясь на послушание.
Дерзко в ответ:
- А вы, что, так и ходите следом?
- Да. Чтоб добить, так уж до конца- ухмыляется он.
Этими словами он уже точно добил меня.
Взрываюсь:
- Да откройте глаза! Оглянитесь- все вокруг спекулируют, кто чем может- сигаретами, водкой, лимонадом... Их почему не штрафуете? Или свой труд уже не в почете?
- Торгуйте, пожалуйста лимонадом. А своими кулинарными изделиями нельзя. Вдруг отравите?
Он не знает, что «безе» отравиться невозможно- такая уж тут технология. Но бесполезно что-либо доказывать. У него инструкция, он отрабатывает свой «хлеб».
Оставшиеся пирожные бесплатно, у него на глазах, раздаю детям.
- Хотите и вы?
Отказался. Но угощать всех подряд, оказываться, можно.

         Апрельский этюд

Отзвенели сосульки прощально,
Незаметно исчезли со сцены,
И весна дирижировать стала,
Новым, юным оркестром весенним.
Воробьи, будто разом поверив,
Что они – соловьи и не меньше,
Задавали большие концерты
На оживших апрельских деревьях,
Где из каждой проснувшейся почки,
Полыхало зеленое пламя!
Небо с Морем,
И Солнце с Землею
День-деньской говорили стихами.
Бедокурил над крышами ветер,
Шли, с глазами счастливыми, люди,
Улыбаясь светло и беспечно
Незнакомцу, как лучшему другу.


Глава 8
 «Жизнь- это сцена»
 
«Забудьте о прошлых бедах, не думайте о будущих несчастьях» - советуют в кни-гах психологии. Ну, ладно, допустим - забыла... Но что делать со страхом перед будущим, если я точно знаю - что оно преподнесет?
«Наслаждайтесь сегодняшним днем». Это совет для богатых и здоровых, которые от скуки создают себе проблемы. А если и в сегодняшнем дне нет причин для радости?! Если больно и страшно каждое мгновенье?! Все сильнее ощущение приближающейся катастрофы. Раннее утро, стою у окна - роются в мусорных контейнерах бомжи, нищие...-  старики, дети. Кто-то смело, кто-то с оглядкой- еще стесняется. С ужасом думаю: «За квартиру не плачено... Мне до них - пол шага...»
Вот уже две недели после провалившейся операции «Безе» сижу дома, зализываю раны. Не предпринимаю никаких попыток заработать на жизнь торговлей. Но инстинкт  выживания заставляет все же искать выход. Не для себя даже - для дочери.
Ей постоянно нужны лекарства, диетическое питание ... Сахарный диабет- диаг-ноз пожизненный. А значит - деньги, деньги, деньги....
Никуда от этого не деться. Нельзя ни отказаться от лечения, ни потуже затянуть пояса. Туже - некуда. Никто не поможет, никто не спасет ее, кроме меня. Так что, покуда есть силы... и даже когда их нет...
Сами собой складываются слова молитвы:  «Помоги, Господи! Укрепи мою волю! Дай силы надеяться  и бороться!»
Что же еще могу я продать? Вот эту масленку? Нам она, вроде, ни к чему - на масле поставлен крест - не по карману. Вышла, постояла - купили. На булку хлеба хватило. Нотные тетради санитарке тоже ни к чему... Старинное, с облупившейся краской пианино? Нет, его – в последнюю очередь! А больше и продавать нечего. Что я могу делать? В моло-дости, во время большого летнего отпуска, разносила телеграммы... «Извините, - говорят мне теперь,-  Телеграмм стало намного меньше, так что и своих- то работников сокраща-ем».
Пробовала торговать газетами - в убыток себе. .... Несколько лет пела в церковном хоре... Сокращения коснулись и его. Моя работа, теперь уже на полставки, только отнимает время.
С кем не поговоришь, приходишь к выводу - работать на производстве - смешно. Одна знакомая торговка так и сказала: «У меня пособие по безработице  больше, чем твоя зарплата!» Уволиться совсем? Пока не решаюсь. Совковое  воспитание приучило где-то официально числиться, общаться и, вроде бы, не быть выброшенной за борт.
И все же, через огромное внутреннее сопротивление, соглашаюсь - спекуляция сейчас самый быстрый и надежный источник дохода. Я все еще говорю: «Спекуляция», хотя все называют этот вид деятельности таким новым словом для нас словом - «Коммер-ция».
«Жизнь- это сцена, и все в ней - актеры!» Много разных ролей уже сыграно. Что же, начну разучивать новую - уличной торговки. Такую нежеланную роль, но, видит Бог, вынудили!  Меня грабят все, начиная от государства и кончая слесарем!
Занавес, господа!
Цветов разноцветное море,
И буря оваций и: – Бис!
Усталость, тревогу ли, горе
От зрителей прячет артист.
Свет рампы привычен, но снова,
Про отдых забыв и про сон,
Все ищет заветное слово,
В сомненьях мучительных он.
И каждый раз труден на сцену
Шаг – первый ли, сотый ли – вновь
Волненью приходят на смену
Талант, Мастерство и Любовь.
До чуда – всего лишь мгновенье!
Распахнуты крылья кулис!
Театр! Волшебство! Вдохновенье!
Ваш выход – товарищ Артист!


                Глава 9
                «Дебют»

«Несчастье - самая плохая школа»
А.Герцен


Страничка из дневника 1994 года:
«Герцена прочла еще в школе. Почему-то запало в душу еще в то беззаботное время это высказывание. Может, предчувствие судьбы?
Теперь я и сама знаю, что бы там ни говорили о силе духа - длительные страдания не только разрушают, но и уничтожают личность – и физически, и морально. Кое-кто счи-тает меня сильной – не опускаю мол, рук, борюсь, барахтаюсь... Но что же еще остается?! Или-или... Третьего не дано. Нельзя расслабиться, остановиться, передохнуть, переждать...»
Ну, благословите меня, Силы Небесные!»
Покупаю в оптовке небольшую партию колготок - для перепродажи. И вот- стою на улице, повесив на руку. Молча... В глазах - растерянность и мировая скорбь. Мимо идут прохожие - потенциальные покупатели, ощущая ауру безысходности вокруг меня. Ин-стинктивно сторонятся чужого горя. Надо бы сделать веселое лицо. «Ну, подумаешь, про-дажа колготок?!» «Что-то плохо получается...» «Ну-ка, еще раз! Наверное, придется вспом-нить уроки актерского мастерства, искусство перевоплощения, когда «я - не я, а....»
Но не спасает напряженная улыбка - нет в ней уверенности, беззаботности, легкой наглости.
- Ну, что стоишь, как бедная родственница? – сжалилась надо мной  одна из торговок- (жвачки, шоколад)- Давай смелее! Иди-ка сюда!
Она подхватывает мои колготки и- во весь голос:
- Ко-ол-готки ! Дешевые! Прочные! Нарядные!...
Расхваливая мой товар, останавливая прохожих, она за несколько минут продает несколько штук.
- Поняла? Теперь сама, да не стесняйся!
Я – умоляющим, тихим голосом:
- Женщина, вам не нужны колготки?
- Не нужны!.
Да, видно, ничего я не поняла, Бог торговли- не мой Бог. Не помогают и маленькие хитро-сти, к которым прибегают опытные торгаши- не торгуясь, отдать первую вещь, а деньгами, вырученными за нее, помахать над остальным товаром. Не верю этой ерунде, но машу не-заметно. «А вдруг?»
Сердце упало- рядом, пока спиной  ко мне, остановился старый знакомый. Выби-рает нарядный букет. Когда-то он тоже писал стихи и мы часто встречались на заседаниях литературного объединения. Теперь он – большой начальник. Сейчас обернется...
- Здравствуй, Света.
- Здравствуй- щеки покрылись красными пятнами.
- Как дела? – окидывает он меня взглядом- Все в порядке?
Ему тоже неловко видеть меня в таком положении, в такой роли. Ах, если б это была толь-ко роль!
- Да не совсем,- отвечаю, пытаясь улыбнуться- какой уж тут порядок, если стою здесь?!...
- А-а, ну, счастливо. Пока...
- Пока.
Он уходит - нарядный, ухоженный- к какой-то счастливице. Сталкиваю как попало в сумку эти ненавистные колготки. «Все! Домой! Не могу! Не хочу! Только бы сдержать слезы, хоть до дверей подъезда! Вот она - спасительная дверь...Поворот ключа- моя прихожая, и моя «Стена Плача» в ней. Выкрашенная голубой краской, гладкая, прохлад-ная.... Лбом к ней! Затылком к ней! «Не могу больше! Не пойду больше!»
Но знаю - пойду. Это роль надолго. Дай Бог, чтоб не навсегда. Выучу, отрепетирую, при-выкну.


Ну что тут поделать?!
Увы, друг для друга
Мы были всего лишь
«Спасательным кругом».
В обнимку – герои! –
По лезвию бритвы!..
Оплывшие свечи,
Стихи, как молитвы…
Вино, сигарета,
Да кофе – покрепче,
Чтоб ночи – короче,
Душе чтобы – легче.
Нам ждать оставалось
Не так  уж и много
До вздоха – Прощай…
До руки – у порога.
Лишь берега кромка
Вдали замаячит
Простимся, желая,
Любви и удачи.
Не нынче – так завтра.
(Все в мире – конечно)
С улыбкой бодрой
– До встречи?
– До встречи…
А вышло – руки
Не коснулась рука,
И пряча глаза виновато
– Пока.




Глава 10
«Хлеб наш насушен»

«Господи, дай мне с душевным
спокойствием встретить все, что даст мне сей день. Какие бы я не получил известия в течение его, дай мне принять их с покойной душой и твердым убеждением, что на все святая воля твоя».

              Молитва преподобных
              отцов и старцев оптинских


Приклеила ее на своей «Стене Плача» и каждое утро, собираясь на работу, читаю- уже наизусть. Но как же трудно нам, грешным, живя в миру, смириться со всем, принять все с покойной душой! Читаю, проговариваю, настраиваюсь: «Дай же, Бог...» И всеже–ропщу, обижаюсь, унываю...
Твоя ли это воля, Господи, что в мире правит зло? Что процветает нелюдь, живу-щая по волчьим законом? Что не в почете Совесть, Добро, Любовь?... Неисповедимы пути Твои, Господи... «Дай мне с душевным спокойствием встретить все...»

10 октября 1994 года.
Прилавок  хлебного магазина, небольшая очередь. Все как всегда? Вроде бы, но что-то настораживает. Очень уж долго топчутся у прилавка покупатели, нерешительно дос-тают деньги, пересчитывают, переспрашивают... Громко возмущается бравый  старичок: «За что воевал?»
Жалуется бабушка: «Девчонкой была- голодала, едва   на свекле выжила! Теперь и на старости лет придется с голоду пухнуть».
Закусила губы, чтобы не расплакаться, молодая женщина с малышом на руках. Второй сынишка, чуть постарше, канючит: «Мама, купи жвачку...Купи...»
И я – не плачу - нет сил уже на слезы.

«Застываю- камнем, изваяньем.
Изваяньем стала.
Изваяньем,
В чьей груди потухло,
Отболело
Все, что так неистово
Горело,
Навсегда, быть может, отболело!»

Проста причина всенародного расстройства - неожиданное, без предупреждения, повышение цен на хлеб. И какое повышение! Еще вчера булка серого стоила 1 тенге, а се-годня с утра- 16!!!! Хотя не выросла наша зарплата и пенсия, и не было обмена денег...
За этот год нам с доченькой постепенно пришлось из своего рациона исключить фрукты и сладости, затем- колбасу и сыр, сметану... Урезать до минимума потребление масла и овощей. Что осталось?  Вермишель, картошка, лук, гречка. Мимо прилавков про-дуктовых магазинов проходим, даже не оглядываясь на цены, четко зная- это не для нас. На хлеб с молоком, правда, хватает. Так бы дальше. Но оплата квартиры, газ, свет и, постоянная статья расходов- лекарства.
Не поднялась у меня рука купить в этот день хлеба. Есть немного сухарей. Растя-нем,  насколько сможем. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь.» – пела в церковном хоре.
«Хлеб наш насушен»- так петь теперь?

Р.S.   Сухарей хватило на три недели.


        Натали

Свечей сияние и глаз,
Пол вздоха только до любви…
Танцует вальс, танцует вальс
В одеждах белых Натали.

Шестнадцать лет! А вы – увы!..
Поэту тошно на балах,
Где от хулы до похвалы
Всего-то – взгляд,
Всего-то – шаг.

Но там – Она!
В полночный час
Рука – руке навстречу – и
Уже для Вас, уже для Вас
Танцует в белом Натали.

Ей не понять, (Ах, кабы знать!)
Предназначение свое
Не изменить, не угадать…
Над Черной Речкой – воронье…

Померкли свечи, замер вальс…
Пол вдоха…
Как душа болит!
В последний раз глядит на Вас
В одеждах вдовьих Натали

                Глава 11
                «Кому в Усть-Камане жить хорошо»


Стихов почти не пишу - не остается ни сил, ни времени. Да и о чем? О беспро-светности? Страданиях? Сколько можно!? И кому нужно? А притворства в стихах   не тер-плю. О природе? Я едва замечаю ее, констатируя факт: «Да, осень. Да, листопад... Первый снег...» Не восторгаюсь, как прежде. Не замирает сердце.
И все же... и все же иногда, очень редко, случаются стихи. Стихи, для которых не ищу не тему, ни форму, ибо они приходят сами. Откуда? Не знаю. Из глубины Души? Из сердца Вселенной, где слова, мысли, образы, рифмы и ритмы уже существуют? Живут, раз-бросанные в Пространстве и Времени. Их надо только почувствовать, услышать, найти и выстроить в нужном порядке. От хаоса - к гармонии.
Земля обновляется.
Много ли надо?!
Всего то лишь вволю
Дождей, снегопада,
Да солнечный луч,
Перезвон родниковый…
Так жизнь продолжается
Снова и снова
В улыбке ребенка
И нежности взгляда,
И в запахах тонких
Цветущего сада,
И в ломтике каждом
Душистого хлеба,
И в птицах, парящих
Под куполом неба…

Земля обновляется.
Что ей столетья?!
Омыта жемчужной
Росой на рассвете,
Овеяна ветром,
Алеет зарею,
Искрится снегами,
Играет листвою…
Как в час сотворенья,
Как в день первозданный,
Летит во вселенной
Чиста, осиянна-
Сквозь время, пространство,
Сквозь холод и мрак…
Земля обновляется.
Душам бы –так.

А что музыка? Тоже в забвении - не пою, не играю. Крышка пианино открывается два раза в неделю ровно на один час. Столько времени занимаюсь со своей ученицей. Удалось- таки отыскать одну.
«Раз и, два  и.... фа диез...» - отголоски прежней жизни.
Театр? Все вокруг сплошной театр.
Бесконечный спектакль,  в котором я играю разные роли.
То- одну за другой, то сразу все вместе, в одном лице. Музыкант, санитарка, по-этесса, уличная торговка...
Как связать все в единое целое?
Каким узлом? Или как развязать? Роль торговки - самая сложная, самая не моя.
В ней я пасую. Но именно она дает кое-какие средства к существованию.

И снова день. Стою с картонной коробкой - жвачки, печенье, сигареты... Дождь со снегом... Покупателей нет. Но... наконец-то, хоть один! Странный какой-то молодой парень, изрядно «под шафэ», держится развязно. Вернее, нагло. Сразу видно - не городской, хоть и делает бывалый вид. Смелость придает ему принадлежность к коренной национальности.
Краткое пояснение для непосвященных: с отделением Росии от Казахстана этот термин все чаще стал встречаться на страницах газет и журналов, в речах министров и де-путатов. «Коренные»- «Не коренные»- избранные и изгои! У кого больше прав? А возмож-ностей?... Тяжело и тем, и другим. Потянулась из разоренных сел и аулов в город коренная молодежь. Девушки- торговать на базарах и улицах. У парней - выбор чуть шире- их охотно принимают в полицию, контролерами на базарах и ..... в рэкетиры. Вся родня, все друзья- друг другу не мешают работать. Кто есть кто- сразу не разберешь. Даже если еще совсем Никто и одет  в штатское - неважно. Главное- права качать. Махнуть перед носом перепуганной торговки любым удостоверением, можно даже студенческим билетом, а затем смело хватать с ее «прилавка» все, что приглянется: «Ладно уж, торгуй... Но впредь смотри, не попадайся!» И пинок ногой по коробке! Чтобы дальше летела.... чтоб товар по земле... да в разные стороны.....
Этот парень как раз из таких. Рассматривает мой товар, ухмыляется: «А за место платили? – язык едва слушается его. Скорее, догадываюсь, чем понимаю.
«А ты кто такой, чтоб спрашивать?»- пытаюсь поставить его на место (как осме-лела!)
На мой вопрос машет неопределенно рукой: «Да я... здесь... работаю».
- Где,  здесь? Прямо на тротуаре?
- Не-е.... здесь....- вытаскивает из кармана кончик какого-то удостоверения.
- Покажи-ка! – требую я.
Мигом прячет обратно: «Не положено! Я не обязан каждому показывать!»
- Еще как обязан! Это я не обязана отчитываться неизвестно перед кем.
- Сейчас старшего позову - пытается угрожать этот «работничек».
- Зови, зови... с ним и поговорим.
Я взбешена, но не подаю вида. Неверный шаг, интонация, взгляд- и все полетит. Может и ударить. Заговариваю зубы:
- Ты откуда приехал-то?
- Из Асу-Булака, - смягчается он.
- В гости что-ли?
- Не-е, в полиции работать.
- Почему же именно там?
- Друг позвал. Говорит, приезжай, здесь в полиции хорошо работать.
- Ну, и как, хорошо?
- Да я еще учусь.
- Заметно. И где же все-таки?
- В вытрезвителе.
- Смеюсь. – Постоянным клиентом что-ли?
Пьяный, а юмор понял. Расслабился, заулыбался, отошел. А мое, и так неважное, настрое-ние – к нулю. Выползает на Божий свет всякая мразь и правит бал! Что дальше – то будет? Вот с этого паренька, не заработавшего еще ни одной трудовой мозоли? Приехавшего по-живиться, на дармовщину, на халяву?!!.. И он, и тысячи других, учатся пока одному - на-глости, обману, мошенничеству, умению брать взятки и, естественно, давать их. Конечно же, не вся молодежь среди них. Есть умные, честные, порядочные ребята. Они не бродят по улицам в поисках легкой добычи. Их меньше, их не видно. А жаль.
Не стала я больше торговать в этот день. «Зубы втиснула в губы...» «Господи, дай мне с душевным спокойствием....»
Не смогла - со спокойствием.


Глава 12
«От сумы да от тюрьмы»

Отпечаток прошлого образа жизни, духовность или отсутствие ее чаще всего ясно отражается на лице взрослого человека, прошедшего определенный жизненный путь. Иногда достаточно беглого взгляда, чтобы понять - кто перед тобой. Убеждаюсь в этом сама, глядя на людей.
Убеждают в этом меня...
Что я, кто я сейчас?... Такая же уличная торговка, как сотни других?!
Простая, дешевая одежонка, обута почти что в тапочки - чтобы ногам было легче от многочасового стояния. Ни уложенной прически, ни изысканной косметики.
Обычная тетка с немудреным товаром. Правда, тощенькая - ветром качает. Да глаза ...- боль в них, стыд, остатки гордости. Но то и дело останавливается на мне чей-нибудь любопытный взгляд. Будто споткнутся вдруг. Замедлят шаг, глянут в лицо, при-стально - в глаза, затем - на мой товар и снова в глаза... Еще и оглянутся. Самые любопыт-ные и общительные останавливаются, интересуются, чем я занималась раньше. «Не похо-же, что торговля – привычное для вас дело!» Вежливо улыбаюсь. «Да, пришлось... что де-лать?!... Знать, неважно справляюсь с ролью. А скорее всего, просто не желаю врастать в нее окончательно и навсегда. Будь это действительно только роль - на час, два – я бы по-старалась... Это бы стало просто увлекательным  занятием. Отзвучат аплодисменты, закро-ется занавес, долой грим, костюм! «Да здравствую я! Какая есть! Да здравствуют искусст-во, поэзия, любовь!... Да здравствует жизнь!».
После грозы 
И  смятенья молнии,
Как милость Господня,
Умиротворенность нисходит.
Нежно деревья
Смыкают кроны,
С нежностью травы
К ногам моим льнут...
Небо! Высокое, голубиное!...
Парусом алым солнце, всходящее!»
Руки воздевши, кричу безмолвно:
- Жить я хочу на Земле бессмертной
Со всею силой смертного человека!
Со всей Любовью нежною Матери!
Со всей страстью земною Женщины
Буду я жить на Земле!


Мужчине, который нерешительно топчется возле меня, слегка за пятьдесят. Не-много навеселе но - не весел. Старается держаться с достоинством. Думающие, вниматель-ные глаза, некоторая манерность жестов... Наконец насмелился:
- А я думал, такие как вы, не сдаются!
- Намек мне понятен - такие должны бы умереть, но не опуститься до мелкой спекуляции, до «панели». Пусть голод, холод, болезни... но с гордо поднятой головой...
Качаю головой:
-А это и называется - не сдаваться. Барахтаться, пока хватит сил, пока есть для ко-го. Проще всего сложить руки...
- Вы, наверное, правы - соглашается он. – А хотите, скажу, кто вы по профессии?
- Любопытно. И кто же?
Еще внимательнее всматривается, особенно в глаза.
- Что-то, связанное с образованием... или .... или с медициной.
Ого! Не бровь, а в глаз, как говорится. 25 лет преподавала и три года санитарю -  почти ме-дик!  Я не стала гадать, кто он, просто спросила. Оказалось - тоже музыкант, потерявший работу. Он нашел другой выход, не разлучивший его с любимым делом.
Хотя, на мой взгляд, довольно ущербный для сохранения достоинства.
Три-четыре раза в год сам себе устраивает турне по ближайшим российским го-родам - Барнаул, Бийск, Новосибирск...
Играет на аккордеоне в подземных переходах и метро. Кидают в шапку, кто сколько может, но 2-х недельного заработка хватает затем на несколько месяцев сносного существования. Не спрашиваю, зачем так далеко ездить? И так понятно - здесь масса зна-комых, там он - безлик. Некого стыдиться, не перед кем оправдываться. Значит, все же комплексует в душе, и страдает, и мучается. Накипело, вот и подошел ко мне. Я показалась тем человеком, которому можно открыться.
- Поете? – поинтересовался вдруг.
- Пою.
- Так, может, мы могли бы...
- Не могли бы! – Отвечаю слишком поспешно.
- Жаль... Ну, до свидания.
- Прощайте.
Ушел, а я вспоминаю - «От сумы да тюрьмы на зарекайся!»


Глава 13
«Пирожки горячие»

Конец декабря. Дождь со снегом. Поздний вечер, темнота, но городские фонари не горят - отключены, лишь от «комка»(ларек), работающего и ночью, падает слабый свет. На этот светлеющий пятачок, как бабочки (зимой) слетаются уличные торговки и торговцы. Водка, сигареты, семечки – самый ходовой товар в это время. Из «комка» периодически выходит полицейский, нанятый коммерсантами разгонять спекулянтов, дабы не создавали конкуренцию. Тем более,  что в «комке» все товары намного дороже.
Ссоры, скандалы... Но с полицией особо не поспоришь, хотя ее работа здесь срод-ни труду дворника, чистящего дороги во время снегопада. Все тут же возвращается на кру-ги своя, стоит ему отойти. Возле торгующих мам крутятся дети - тоже работают. Вот чей-то сынок  дошкольного возраста смело предлагает каждому прохожему: - Дядя! Купите шоко-лад! Вкусный!  С орехами! А лимонад вам нужен? А сок?..
Не знаю, может, и правильно – учить детей с малолетства не изящным искусст-вам, а искусству выживания.
Но щемит сердце при виде этой картины! На автомашинах всех марок подъезжа-ют к «комку» толстосумы, нагружаются  дорогими коньяками и винами, импортными сигаретами... и непременно - пицца - примитивный символ благополучия.
Я, скромненько, в уголочке с пирожками. Меня все еще опекают более бойкие «подружки», зазывая покупателей.
- Пирожки! Горячие пирожки! С картошкой!
Странно, но летом их брали лучше. Сейчас холод, слякоть, а в руках у многих мо-роженое.
Сколько там еще пирожков осталось? Почти половина! Шевелю в сапогах паль-цами, притопываю, прихлопываю, но согреться уже не могу. Еще пять минут и – продам или нет- домой. За эти пять минут успеваю сочинить песенку:
Мужики- те, что покруче,
У киоска вьются тучей.
Ах, какая важность в лицах!
На свиданье едут с пиццей!

Мои пирожки их не интересуют. Вот студенты - другое дело.
- Пирожки! С картошкой! Горячие! Свежемороженые! – пытаюсь шутить , едва шевеля замерзшими губами. Ладно, съем сама. Бегу домой - чай, горячая ванна... До следующего рабочего дня, остается 8 часов. Господи! Жить- то когда?! С книгой вдоволь посидеть, в театр сходить, с друзьями встретиться? ... Стихи писать?...
Все – спать!
Вдруг приснилось-
В чужом подъезде
И в шубейке с плеча чужого
Приютилась, как будто прежде
И не знала угла другого.
Только память хранит иное-
Море нежности и любви…
Шепчет бабушка надо мною:
«Святый Боже,благослови!»
Круглый стол, с бахромой скатерка,
На коленях мурлычит кот,
В дневнике по лит-ре - пятерка,
А по алгебре- наоборот…
Прятки, классики, догонялки
И с подарками Дед Мороз,
Красный галстук и музыкалка,
И влюбленность-почти всерьез…

Дом-очаг мой-мое жилище!
Телу-кров,а душе-приют.
Где теперь ты?
Бездомных нищих,
Как родных, у дверей не ждут.
Скоро утро и скоро кто-то,
Самый первый ,споткнувшись взглядом,
Скажет громко  ,с брезгливой нотой:
«Шваль приблудная! Гнать вас надо!»

Это-мне?!
Милосердный Боже!
Вжаться в стену бы, слиться с ней!
Не заметят меня, быть может,
И не вытолкают взашей.
Отдохну здесь, в углу, немного
От людских любопытных глаз,
От подачек «за ради Бога»
И от «жалостливых» гримас.
От усмешек высокомерных…
Я-изгой?! Побирушка?! Бомж?!
Ни работы, ни денег…Нервы-
Хоть удавку сейчас, хоть нож!
Учит издревле поговорка-
«От сумы-до тюрьмы…»Увы,
Шаг неверный, и на задворках
Оказаться могли б и вы.
Мне приснилось…
Пока приснилось…
                1999г


            Глава 14
«Спекулянты чертовы»

Этого звания впервые я удостоилась именно в тот день, когда продавала несколь-ко ведер собственной картошки. Очередная попытка честным трудом заработать хоть ка-кие-то гроши. Как всегда, не только торгую, но и наблюдаю за прохожими, анализирую...- у меня уже зреет план вот этих самых «Записок». Как всегда, молча жду своего покупателя- с саморекламой у меня туговато.
По торговому ряду идет пара. Он – из «крутых»- самодовольный, не в меру упи-танный, бритый, весь в коже.  Одеждой, манерами, голосом показывает- доказывает- кто он. «Имею все основания качать права перед вами, жалкое быдло!» Она – из тех, кто совсем недавно «из грязи,  да в князи».  Еще не обтесалась, не набралась нахальства. Смот-рит на него снизу вверх восхищенным взглядом. Чуть опасаясь, как бы не сделать неверного шага, не сказать лишнего слова...- за него надо держаться! Его надо удержать! Смотрю на нее и ... не завидую, честное слово! «Ох, не сладко тебе, девочка, придется за этой каменной стеной, в этой золотой клетке!»
Вон как скривил  в презрительной усмешке губы:
- Бабка, (это не ко мне) почем картошка? Да ты  что, сдурела? Шкурка- то совсем то-ненькая!
- Дак, молодая же, сынок...
- Рассказывай сказки!  А у твоей, тетка, глазков много! Сама ковыряйся в них! У тебя кривая да корявая.... У этой вообще мелочь огородная!
- Так и продаю дешево...
- Да пошли вы, спекулянты чертовы!
И пинок по ведру... картошка - в разные стороны...
У всех перебрал, всех оскорбил, сломал чьи-то ручные весы и удалился с подругой, так ни-чего и не купив. Не очень-то, видать, надо было. Так, покуражился.
А у «спекулянтов», между прочим, картошка была и лучше, и дешевле, чем в магазинах. И почему-то никто не называет так владельцев  многочисленных коммерческих ларьков, хотя именно они занимаются самой махровой, официально разрешенной спекуляцией. Нет, это- «уважаемые господа коммерсанты». Они делают бизнес!
«А вы – со своим огородом - туда же!»
Я-то теперь знаю, что уличные торговки – вовсе  не спекулянты, а в большинстве своем - самые обездоленные люди. Им - шаг один до нищеты, до бездомности! Не зря ули-цы города все больше обрастают торгующими людом - старики, молодежь, дети... Разгово-ришься – сплошь учителя, инженера, работники культуры... И как много среди них тех, кто уже «С петлей на шее» продолжает бороться за жизнь своих близких. За  свою наконец! Она, как известно, у всех одна. И эту петлю изо всех сил продолжают затягивать те, кто стоит у власти. Сколько способов для этого изобретается!
Дорожают и дорожают необходимые жизненные продукты - до беспредела - а мы живем! Непосильно бремя коммунальных услуг - для большинства, но - живем. Уплотняем-ся, меняем квартиры большие на меньшие, уходим, самые слабые и одинокие, в бомжи... Вводятся платное лечение  и обучение... Выживших меньше, но все же еще много. «Ах, выручает торговля?! Так вот вам!...» И создаются все новые  и новые отряды для борьбы с «закоренелыми преступниками»- налоговая и санитарная полиция, рэкетирующий «коопе-ратив»- его задача собирать плату за место торговли. Неважно, что это место - квадратный метр земли, на котором постелена газета или поставлена коробка. Несдобровать тем, кто откажется платить. Круто расправляются с нарушителями - ногой по коробке, товар по –земле, продавцов за шиворот... «И  в Бога, и в душу мать!...».
А сколько мелкого товара перекочевывает в карманы этих служб в виде взяток! Шоколад, сигареты, водка... Вот, по одному из мест стихийной торговли неторопливо ша-гает оперативник. Одна из торговок (сегодня ее очередь) кладет в карман его куртки, как бы незаметно, пачку дорогих сигарет. Блюститель порядка, якобы не заметив этого действия, не обнаружив криминала, проходит мимо. Можно спокойно торговать до появления следующего нахлебника. Когда он  появится, а это случится непременно, ему заплатит кто-то другой. Такая уж тут  договоренность и взаимовыручка. Есть стихийные места торговли- возле переходов, у магазинов и автобусных остановках- где ежедневно  собирается определенная сумма для санитарной полиции и налоговиков. Неофициально, но конкретно. Приходит в назначенный час от них посредник, открывает дипломат и - будьте добры, раскошеливайтесь, если не хотите, чтобы вас разогнали. Хуже всего, что сотрудники этих служб ходят в гражданской одежде, поэтому знать их надо в лицо.
-Куда проще?!- говорят блюстители - заплати и не волнуйся. Получи разрешение и торгуй.
Только стоит такое разрешение для всех одинаково, независимо  чем торгуешь - камешками драгоценными или... спичками... Столько же требуется пройти инстанций, столько же документов оформить, дать тому, дать этим... Да после 20% прибыли отдать, да за каждый торговый день платить придется, за место, маслихатовские да президентские налоги, базарные и, само собой, рэкет ....
Что останется от прибыли? Одни убытки. Вот и нарушаем. А нужен мне этот страх? Этот стыд? Это унижение? Да пропади оно пропадом! Только вот за квартиру уже полгода не могу заплатить, долги растут... Никогда прежде не ходила в должниках, а теперь хоть убейте - не могу рассчитаться! Даже в снах уже вижу себя бездомной! Экономить больше не на чем,  ибо ежедневно решаю проблему- хлеб или квартплата? Молоко или лекарства? Сахар или ... ремонт обуви?
Надо ли пояснять, что хлеб и лекарства определяют этот выбор?!
Кто-то, возможно, усмехнется: «Ну и нагородила! Ну и прибедняется! Не так  все плохо в нашем королевстве! Живем даже лучше прежнего!»  А вы и не читайте. Пьеса сия, господа, не для вас! Конечно, глядя как вы набиваете на рынке сумки мясом да фруктами, покупаете изысканные напитки, жуете шоколад, можно подумать, что народ живет очень даже прилично. Это только кажется. Просто  вы заметнее. Замечают именно вас, а  не бед-ноту, спешащую  мимо прилавков. Но именно вы будете восклицать при каждом удобном случае: «Спекулянты чертовы!».

Предзимье... Предрожденье... Непогода...
Обид, утрат, ошибок прежних плен...
Но пребывают сердце и природа
В неутомимой жажде перемен,

В неутомимом новом ожиданьи…
Как за соломинку – за дождь, за листопад...
Все это- Жизнь!
И радость, и страданье!
Друг друга в ней сменяют невпопад.

Лучам последним солнечным вдогонку
Ворчит по-стариковски небосвод.
Но уж надеждой - хрупкою и тонкой
На лужицах искрится первый лед.

И скоро- скоро снежной канителью
Украсит ночь дома, деревья, мост... 
А по утру мороз стихотворенье
Напишет на стекле лучами звезд.


                Глава 15
«Смиритесь с неизбежным»

Декабрь 1994г. Темнеет рано. Пока пришла  с работы, перекусила, добралась до выбранного места торговли - солнце село. Ищу, где бы стать, вдруг замечаю, почти все  торгаши дружно начали сталкивать свой товар в сумки, прятать за пазуху бутылки с вод-кой, по карманам сигареты и расходиться в разные стороны. «Наторговались - думаю – что-то рано. Ну и хорошо, конкуренции не будет». Стою две минуты, три... «Ваше разрешение?»- кто-то подойдя сзади, дотрагивается до моего плеча. Только теперь дошло до моего сознания, что произошло, почему так быстро разошлись остальные - они знали «начальство» в лицо. И знали - этого, как ни странно, не уговоришь, не подкупишь. А я-то, дурочка наивная, обрадовалась.
- Собирайтесь, - говорит, - поехали.
В этот момент  прочие участники «спектакля», из любопытства окружившие нас, закричали наперебой:
- Герой! С бабами воюешь!
- Это у них операция «Петля» называется!
- Бандитов бы лучше ловили!
- И так нас уже за горло взяли.
- Деньги вовремя, давайте, никто не будет стоять здесь позориться!
Мой внутренний ритм-дрожь. Мысли мечутся в поисках выхода... Внешне – само спокойствие. Неторопливо складываю в сумку пару пачек вафель, несколько коробков спичек, упаковку лаврового листа. «Ну, увезут, вряд ли оштрафуют  за такую мелочь. Жаль время терять и нервы трепать зря».
- Ладно, женщины, - говорю - успокойтесь. У него такая работа. Он должен ее выпол-нять.
Все сложила, кивнула инспектору - молодому да зеленому: - До свидания. Обош-ла его (хотелось бежать) и отправилась восвояси, ожидая окрика за спиной. Но инспектор, наверное,  опешил от моей вежливости и от моего заступничества за него. Окрика не по-следовало. Топаю, держа себя в руках, 20 метров, 50... Ком в горле... Все! Прорвалось! За-дыхаюсь в темноте и снегопаде от слез...  «Нет! Не позволю себе долго травить душу! Дуд-ки! Из-за такой ерунды!» Как там Карнеги советует?- «Смиритесь с неизбежным... Если невозможно изменить ситуацию - измените свое отношение к ней. Сделайте из лимона лимонад».
Ситуацию мне не изменить, а вот отношение... Всего-то лишь надо принять усло-вия игры, в которую меня втянули, в которой я исполняю роль жертвы. Мое дело - успевать уворачиваться, прятаться, убегать от многочисленных преследователей. Если хочу выжить.
(Вопрос - хочу ли? Ответ - должна!)

До остановки,
до пристани-
Годы, часы ли,
мгновения-
Выдюжить! Вынести!
Выстоять!
Господи!
Дай мне терпения!


         Глава 16
«Операция «Петля»

Время от времени работники полиции устраивают на особо опасных преступни-ков, в число которых входят уличные торговцы, жестокие облавы. Подъезжает вдруг из-за угла автобус, выскакивает из него группа джигитов, набрасывается на первых попавших-ся... Разговор короткий:
- Разрешение есть?... Нет? В автобус!
     Упаси Боже бедняге сопротивляться! Подхватят под руки, потащат волоком, втолкнут в машину. Слезы, истерики, а то и драки... А это уже расценивается, как  нападе-ние и злостное хулиганство.
Сколько драм и трагедий рассказывается там, куда увозят невезучих! Разумеется, никого  эти истории не трогают – наслушались. Да и все они похожи одна на другую - без-работица, нищета, болезни, инвалидность... До сих пор мне удавалось или убежать, или отговориться – еще не увозили никуда. Но по сюжету пьесы моя героиня, конечно же, должна была пройти и через это испытание. Роль удалась (наконец-то!) вполне. Я была предельно искренна, естественна... (Может потому, что оставалась сама собой?) Выглядела эта  сцена так:
Время 17.00 часов. Место действия - площадка возле большого продуктового мага-зина, где ежедневно образуется небольшой импровизированный рынок. Ежедневно - да что там?!- по-нескольку раз в день пытаются разогнать  торгующих лица, ответственные за по-рядок на улицах. Зря пытаются - разойдемся, переждем - и опять за свое. Время года - предновогоднее.
             Я крайняя в ряду. Все те же спички, вафли, лавровый лист, пара книжек из моей разоренной библиотеки. Надо бы быть начеку, но я, как обычно, рассеяна, ушла в себя, в заоблачные дали...
Не замечаю подъехавшего автобуса. Поднимаю голову, лишь услышав: «Ваше раз-решение?»
Екает сердце: «Ну, вот, опять.... И что их, как магнитом тянет ко мне? Или правда, потенциальная жертва излучает особые флюиды, привлекающие «охотников?» Пытаюсь что-то объяснить... никто не слушает. Сразу три бугая подхватывают меня, хрупкую жен-щину в 45 кг весом, за рукава, за шиворот и волокут в автобус. Мою коробку тащит четвер-тый. В ответ на такое обращение изо всех сил сопротивляюсь- кричу: «Пустите!- отбива-юсь... Это только разжигает охотничий азарт: «Ату ее! Ату!» Запихали в автобус, заехали еще в несколько мест уличной торговли, насобирали несчастных. Автобус полон плачущи-ми, возмущающимися людьми. Бьется в истерике о запертую дверь молодая женщина- ее ребенок в детском саду, время позднее, забрать некому. Пенсионер преклонного возраста добродушно  советует: «А вы нас всех- дихлофосом, или в газовую камеру...»
Женщина средних лет умоляет: «Заберите все, только отпустите! Мне на работу в ночную смену». Смотрят на нас пустые глаза, равнодушные лица... Один из полицейских, как заведенный, повторяет одну и ту же фразу: «А меня не волнует». Заучил - и долдонит.
Доставили в опорный пункт - куда-то на окраину города. « Выходите! Сумки, ко-робки- с собой!» Выхожу одна из первых и покорно, как ягненок на убой, шагаю, куда по-казывают.
Кабинет начальника. Нас заводят группами по 5-6 человек. Здесь все спокойно, вежливо. В присутствии свидетелей, т.е. – тех же полицейских, составляется протокол изъ-ятия и – до свидания. «Ваши вещи получите в налоговой инспекции после уплаты штрафа- 1000 тенге». И им, и нам ясно - никто свой грошовый товар ( мой и на 50 тенге не тянет) выручать не пойдет. А значит, достанется все неизвестно кому. Не потому ли на про-токоле, врученном мне, нет ни даты, ни печати  и так неразборчивы подписи?  Все это я рассмотрела уже дома, интересно стало - впервые держала в руках такой документ. Читать его было скорее смешно, чем стыдно. Дословный текст: «...Изъято: вафли-2 штуки, спички- 10 штук. Больше ничего не изъято, гражданка объясняет, что торговала по причине, что нужны лекарства...».
Лавровый лист и книги вернули. Не заинтересовал их этот товар.
«Да уж берите, чего там?!»- съехидничала я. В хозяйстве пригодится. И книги на досуге почитаете». Не взяли. Книг они явно не читают. А вот картонная коробка привлек-ла внимание - надо же куда-то складывать «свалившиеся  с неба» новогодние подарки.
- Нет – говорю - коробка мне еще пригодится - торговать тем, что оставили.
- Можете идти.
В коридоре опорного пункта народу заметно поубавилось. Куда делись остальные «преступники», пока разбирались с нами? Сумели улизнуть? Откупились? Могу только догадываться. На обратном пути, пешком от окраины, по темноте и морозу. Сожалею лишь об одном – не догадалась сама съесть, пока везли, свои вафельки. Хоть какое-то удовольст-вие бы получила!
Что-ж, буду считать – милостыню подала.
«Если судьба вручила вам лимон...»
Мой лимонад - выводы, которые я должна сделать. Во-первых- это происшествие подарило мне новый сюжет для моих записок. Острый, захватывающий, ставший кульми-нацией пьесы, в которую я попала волею судьбы. Возможно, в дальнейшем будут случаться еще более драматичные ситуации, пьеса не окончена, и спектаклю суждено длиться неоп-ределенно долго. Ибо не станет мать сидеть, сложа руки, у постели больного ребенка и ни-чего не предпринимать для его спасения! Не станут люди умирать без борьбы! Каждый- зубами, ногтями- по мере сил своих!
И только когда иссякают они... появляются в средствах массовой информации ску-пые сведения: «... из окна 7 этажа выбросился мужчина...». « В квартире найдено тело по-жилой женщины, умершей примерно неделю назад. Предположительно, от голода».
«В мусорном контейнере обнаружен новорожденный».
Существует в уголовном кодексе статья за покушение на жизнь и здоровье челове-ка, за доведения его до самоубийства, за посягательство на честь и достоинство. И что же? У нас отнимают честь и здоровье, лишая возможности нормально питаться. Все больше хронических больных - туберкулез, рак, диабет, лейкемия... Полноценное лечение доступно единицам- слишком дорого оно обходится А честь и  достоинство-каким только способом не унижаются они?! Взять хотя бы современных «зайцев» в автобусах. Не те они уже нынче,не за пятачок  совесть теряют, а просто необходимо добраться до работы-сегодня, завтра,
послезавтра…А зарплаты как не было,так и нет. Рады бы билет купить-не могут. Большин-ство уже пешком ходят. Лишь те, кому слишком далеко, едут, рискуют, замирая от стыда и страха. Нам угрожают отрезать свет, газ, водопрвод, отключить телефон и отопление. Увольняют с работы, сокращают, выбрасывают на улицу, а потом за шиворот волокут в полицию.
Не просим! Не крадем! За-ра-ба-ты-ва-ем! Трудом! Страхом! Унижением! Но это уже называют дополнительным доходом. И- по рукам нас, по голове: «Не смей! Не дыши! Не живи!»
Кого винить за эти беззакония? На кого подавать в суд? И чьи интересы он будет отстаивать?

              Глава 17
«Падаю в Бесконечность»

«Ангел- хранитель мой,  встань за моей спиной! Встань рядом со мной!» – эту, со-чиненную мной молитву, обычно читаю перед дежурством в реанимации. Перекрещусь у дверей: «Хоть бы сегодня не было покойников»- и за работу. Везет не всегда. Привыкнуть к этому невозможно. Со съежившимся в комочек сердцем укладываем с сестричкой беднягу на  каталку, накрываем простынею и – в морг. Случается, лифт не работает, тогда на носилках, пешком по лестнице с шестого этажа. Несут девчонки-санитарки и медсестры, сил у которых- не очень. И покойники всегда почему-то тяжелее живых. А что поделаешь, медбратов и санитаров у нас нет. Этот больной, весом 110 кг, скончался ночью, повезли рано утром. И лифт работал, и каталка нашлась- до морга справились. Но заносить его все равно на носилках. Две сестрички взялись с одной стороны, я, одна- с другой.  Сторож стоит на ступеньках- глядит, как мы пыхтим. Он уже «принял на грудь»- работа такая, помогать- не его дело. Внесли кое-как. Теперь еще одно усилие- переложить на высокий стол. «Раз- два, взяли!»- и обрывается у меня одна ручка носилок. Автоматически неимоверно напрягаю мышцы другой руки и спины- удержать! Сумела, перехватила, переложили. Вроде, все в порядке. Я еще не знаю, какую глупость совершила, не бросив носилки. Но узнаю очень скоро- через несколько дней, когда почувствую боль в спине, руках и ногах, когда начнет темнеть в глазах от слабости... и начнутся мои «хождения по мукам». Терапевт, невропатолог, рентгенолог ... Наконец диагноз поставлен- смещение позвоночных дисков со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Я пока еще верю- мне помогут. Но с каждым месяцем надежда тает. Побывала в руках у всех местных и приезжих специалистов. Все берутся лечить, обещают справиться , всем надо платить. Бремя для меня почти непосильное, каждую копеечку- им! Поэтому, даже находясь в стационаре, в перерыве между процедурами, скрипя от боли зубами, хожу торговать. Если не выйду сегодня, завтра не на что будет лечиться. Все впустую- не помог никто. Боль не оставляет ни на секунду, не дает расслабиться, отвлечься..., пеку, продаю... Так и живу с ней, работаю, торгую... ночь со снотворным. Когда уж совсем невмоготу, де-лаю сама себе обезболивающие уколы.
«Нужно научиться терпеть, процесс необратимый»-  честно признался лишь один доктор.
Как? Если никакой передышки?! Если каждый шаг кажется последним шагом?! Инвалидность мне не положена, ибо наличие боли, даже постоянной - еще не основание. Вот когда....
Нервы сдают… Стараюсь крепится. Предел желаний - уйти, забыться, не знать, не чувствовать, не быть. На все гляжу потухшими глазами, со всеми прощаюсь... И мысленно прощаю всех своих обидчиков, чего не могла сделать раньше. Прошу прощения у всех, обиженных мною – за «грехи вольные и невольные». О смерти думаю, как об избавлении от страданий. Во сне ли? Наяву ли ? в бреду ? вижу, как меня затягивает в серебристую воронку и я знаю – Там - покой. Но в последний момент вспоминаю: «Дочь! Я не имею права!» И возвращаюсь обратно. Что - я? Пылинка мироздания. Миллионы таких же пылинок мучаются на этой земле и ничего не значит гибель одной из них. Отрываюсь от земного. Физическая оболочка тела еще Здесь, душа уже в Пути. Не совсем Здесь, но и еще не Там. Нигде не бываю, ни с кем не общаюсь.
Мне тяжело, но и со мной тяжело. А значит – всех теряю, обрываются связи... на-растает  Одиночество. И это, как ни странно, уже не пугает. На общение нет сил. Я, слава Богу, сознаю - физическая и душевная боль довели меня до такого состояния. И самостоя-тельно  мне с этим уже не справиться. Наступил момент, когда даже мне, умеющей когда-то  находить радость в  улыбке ребенка, в капле дождя и дуновении ветра, становится в тя-гость Дар Божий –  жизнь. Душа   силится найти выход, но видит только  один...
Грешницею святою
В Небытие отчалю...
В Небытие- со мною-
Радости и печали...

Молча иду дорогой,
Где между тьмой и светом,
Странницей одинокой
Кану навечно в Лету.

Кану бесповоротно
И безвозвратно... Ладно.
Настежь- Туда ворота.
Наглухо- дверь обратно.

Грешницей иль святою,
Голову в срок – на плаху.
Избранным и изгоям
В землю на равных- прахом.

Музыка Мендельсона...
Миг, преходящий в Вечность...
Медленно, невесомо
Падаю в Бесконечность...



      Глава 18
«Но веруем мы»

Есть анекдот - «Пришел как-то писатель М. Зощенко, на прием к психиатру: -Помогите, доктор, де-прессия! Жить не хочется!
-Это очень просто дорогой - возьмите  томик Зощенко, почитайте на сон грядущий и все, как рукой, снимет.
                - Видите ли, доктор, я сам – Зощенко»

Я не пишу юмористических рассказов, мои «Записки»- камнем на сердце.
      Пришлось обратиться на самом деле, как в том анекдоте: «Помогите, доктор, депрес-сия». Мне прописали... не книжку- лекарство. Крутое, наверное, -  с треугольной и круглой печатью. Вот прямо  сейчас зайду в аптеку, куплю его, начну применять... Увы! Цена на лекарство тоже оказалась  крутой - не  для моего кармана. И что, конец? Ну, уж- дудки! Шоковая терапия, оказывается, иногда бывает полезной. Мигом понимаю, хандрить- себе дороже. Надо справляться самой. Покупаю дешевую успокаивающую травку пустырника, завариваю, пью и сочиняю по вечерам  формулу самовнушения: «Я совершенно, абсолютно спокойна. У меня все прекрасно (Что же продать завтра?) У меня крепкие, стальные нервы (А где продать?) Я сильная, здоровая... (Ой!) Я выдержу любые испытания судьбы. (надеяться не на кого!) У меня насыщенная, интересная жизнь. (Куда уж интереснее!) Я спокойна, здорова, счастлива... (Господи, как не хватает «жилетки» для слез и плеча для опоры!). Я все выдержу! Все смогу! Я должна!»
«Должна»- это слово, как спасательный круг! Моя соломинка, мое заклинание.
Согласно теории реинкарнации - душа живет вечно. Болезнями и страданиями ее лечат, неудачами и нищетой воспитывают, чтобы возродить духовно более совершенной. Я не понимаю - как, если у души нет памяти о прошлом. В чем я ошибалась? Что делала неправильно, неправедно?  Наверное, многое, как любой человек. С годами оплошности все виднее. За них ли страдаю? Так ли велики мои грехи в этой и прошлых жизнях? А моя дочь? Несет карму предков? И на ней она достигла своего предела? И пора рассчитаться? Сплошные вопросы. А может все это чушь, ересь?  Есть только физическое тело, его рож-дение, рост, а затем - уничтожение навсегда. Может, теория нового воплощения придумана ради смирения с фактом смерти?  «Блаженны верующие!»
Лучше - верить!

Конец? Безысходность?
но веруем мы
В Христово спасенье
и вещие сны.
Надеяться вроде бы
даже не смея,
Мечту о Бессмертьи
до смерти лелеем.
И даже в душе,
отлетающей  ввысь,
О чуде случайном- последняя мысль.
Разверзнется небо,
палач ли умрет,
Иль кто-то от шеи
топор отведет!


      Глава 19
«Преодоление»

Прошло 4 года. Три из которых «падала в Бесконечность», тратила деньги на лече-ние... Наконец поняла- я сама, как барон Мюнхгаузен, должна вытаскивать себя из беды. Итак,  от официальной медицины- к серии книг «Помоги себе сам». Листаю одну за другой в поисках подходящих мне советов и способов. И нахожу- Юрий Власов, Владимир Дикуль, Николай Амосов и другие, перенесшие травмы позвоночника, в книге «Я победил боль».  Все эти люди, разуверившись в помощи врачей, подняли себя сами- усилием воли, неимоверным трудом. Выполняя день за днем и год за годом различные упражнения для укрепления мышц спины... Преодолевая страшную боль, бессилие, обмороки... Безусловно, я не имею возможности посвящать для занятий столько же времени, ибо должна работать и зарабатывать. И все же начала – по пять упражнений, затем, через месяц- по десять, дальше- по 50 раз каждое, по сто раз... Делаю где  угодно- на работе во время перерыва, в лифте, на кухне возле плиты... Я не могу посещать  тренажерные залы, бассейны и массажистов- и  некогда и не на что. Мои помощники- два утюга вместо гантелей, дверь вместо турника.. Но и этой малости оказалось достаточно, чтобы через 6 месяцев укрепить мышцы, растя-нуть связки, а главное- уменьшить боль. Она еще достает меня, но терпеть  можно. Отказа-лась от обезболивающих инъекций и, почти что, от снотворных. Я даже духом воспрянула! Занимаюсь понемногу ремонтом квартиры, бываю на литературных вечерах, участвую в концертах с чтением своих стихов...


По-прежнему торгую выпечкой- от этого пока никуда не деться. У меня свои по-стоянные покупатели и я даже получаю удовольствие от их похвал моим изделиям. Жизнь продолжается...
После грозы
И сметенья молний…
Как милость Господня
умиротворенность нисходит.
Нежно
                деревья смыкают кроны.
С нежностью
травы к ногам моим льнут…
Небо!...
Высокое, голубиное!
Парусом алым
Солнце всходящее…
Руки воздевши,
кричу безмолвно:
-Жить я хочу
На Земле бессмертной
со всею силой
Смертного Человека,
Со всей любовью
нежною  Матери,
Со всею страстью
земною- Женщины
Буду я жить
На Земле!

Утро- медсанчасть- серо-белый халат, тряпка и швабра... запах хлорамина ...
День: - свежие печеные орешки! Безешки!
           «Отвернуться!-  сотрудница с работы!»
           «Так, а это явно из санитарной полиции...
           «На здоровье... Возьмите сдачу»....
Жарко... Холодно... Дождь... Снег... «Скорей бы домой».
Вечер:  звуки фортепиано- маленькие пальчики ученицы перебирают черные и бе-лые клавиши.
– Раз и, два и .... фа диез... до свидания.
Теперь бы испечь  еще новую партию пирожных...
Все – спать! «А жить? А писать? А любить?» Жизнь – это сцена. И все в ней акте-ры». У каждого своя роль. Каждый, в свою очередь – зритель… Так что... Не закрывайте занавес, господа! И аплодисментов не надо. Актеры… Впрочем, какие же мы актеры ?! Ни масок, ни грима, ни театральных костюмов, ни заученных жестов и реплик… На  «бис» не выходим, не повторяем сцен, да и пьеса (?) еще не окончена. Ей суждено длиться до тех пор, пока артисты и художники торгуют, моют, пекут, плачут и сходят с ума от безысход-ности – этой пьесе не будет конца.  Не закрывайте занавес, господа!

Дорогой испытаний
Несу, как крест, свой грех
Уныний и страданий
И непрощений всех.
Без веры и без Бога
Стою у алтаря…
Видать, к нему дорога
У каждого своя.
Застыв перед иконой,
 Не фарс ли –слезы лить?
И имени святого
Не зная, лоб крестить?
Что исповедь?!
Лукавство
Пред Богом и собой!
Оно сродни коварству
И играми с судьбой.
Ее переиграть ли?!
Вздох-если б время вспять…
По ноточке, по капле
Суметь переиграть…
Раставить шашки снова
И затвердить урок-
«Вначале было слово,
И слово было-Бог!»