Влажная теплынь установилась в первой декаде октября, похоже, всерьёз и надолго. Кажется, что в город вернулось настоящее лето.
Правда, оно теперь уже не зелёного, а красно-оранжевого цвета. Чуть светлее Руськиных волос.
Мы сидим на своей любимой лавочке. Руська курит, старательно выпуская дым в сторону.
Меня тошнит от табачного дыма и, зная это, она старается курить совсем немного, когда мы вместе. Я думаю, что это сродни героизму и очень благодарна Руське за жест доброй воли в мою сторону.
- Если ты думаешь, что я страдаю от неразделённой любви, - я замечаю в её голосе жёстко циничный оттенок, - если ты думаешь…то это совсем не так.
- Конечно, нет! Я так не думаю, - заверяю её с торопливой готовностью.
- Я вообще, кажется, умею отвечать только на взаимные чувства.
- Это хорошо. Это, наверное, и есть инстинкт самосохранения.
Руська надолго умолкает, сосредоточенно затягиваясь своей « зубочисткой». Я знаю, о чём она молчит сейчас. Руська совершенно не умеет притворяться и напускного цинизма хватает совсем ненадолго.
Утром получаю письмо от неё.
«Я вижу, как ты любишь Лидочку и отлично понимаю, что мне не светит. А я ни на что большее, чем дружба и не претендую».
Я, конечно же, не отвечаю. Сложности в жизни не нужны ни Руське, ни мне.
И потом, я действительно очень люблю Лидочку. Это правда…
- Я знаю теперь, чем отличаются отношения между двумя женщинами от отношений между женщиной и мужчиной.
- М?
- Женщине можешь простить то, чего никогда не простишь мужчине. Потому что понимаешь её мотивацию.
- Да ну? Хотя, я не знаю, может ты и права.
У меня нет ни малейшего желания развивать эту тему, потому что она слишком больная для меня да и для неё, видимо, тоже.
Но на самом деле я думаю, что Руська в корне неправа. Прощаешь всё не женщине, а только любимому человеку, не зависимо от пола. И не потому прощаешь, что понимаешь (кто ж нас женщин поймёт, если мы и сами себя иногда понять не можем?) Прощаешь только потому, что
Любишь и любишь хоть на немного, хоть на самую малость, но всё же больше, чем саму себя.
И пока это так, пока есть эта самая «хоть самая малость», ты прощаешь и терпишь.
Терпишь и прощаешь!
А как только говоришь: «Всё! Хватит! Надоело!» Это означает только одно – твоё самолюбие пересилило твою любовь.
Нет, я не против самолюбия, если оно, конечно, не больное, а нормальное, адекватное, так сказать. Но факт остаётся фактом и против факта не попрёшь.
О, кто бы знал, сколько раз мне самой хотелось крикнуть: «Надоело! Надоело! Надоелооооо! Я больше не хочу! Я живая и мне…больно!»
Да что там хотелось? Я это даже делала.
А потом, размазывая слёзы по щекам, выла: «Мне больно…больно…больно».
Но, Боже мой, наивная, я и представления не имела о том, что такое настоящая душевная боль.
А она приходила позже, после того, как я озвучивала своё твёрдое желание уйти. И…уходила.
Уходила и вдруг с ужасом понимала, что это – всё. Всё! Больше не будет в моей жизни этого человека, этой женщины никогда. Не будет этих зелёных насмешливых глаз, лукавой улыбки, смеха, губ нежных, рук ласковых…ничего не будет этого. Ничего из того, чем я жила столько дней, что мне необходимо уже, как воздух, без чего я не могу. Просто не могу…
И вот тут-то меня буквально с головой накрывала настоящая боль.
Не та, ноющая, слабая, которую можно заглушить хоть на время ласковыми словами, или поцелуем, или нежным письмом.
А такая боль, от которой нет спасения ни днём, ни ночью, ни на работе, ни дома - нигде и никогда.
Боль острая, жгучая, режущая вены на запястьях, бьющая наотмашь, пульсирующая в голове…
Когда помимо моей воли из меня извергалось только одно слово: Лидочка. И я голосила этим словом, как ненормальная: «Лидочка! Лидочка! Лидочкааа…»
И очень скоро измученная, истерзанная этой болью, я мечтала только об одном: сдохнуть!
Хотите знать, чем это заканчивалось?
А ничем!
Лидочка вдруг присылала СМСку с текстом типа: «Ну, ты же не можешь меня бросить»
Или звонила и говорила невинно-детским голосом: «Ну, ты чего, солнышко?»
И всё…слушая этот голос, я чувствовала, как моя боль начинает потихоньку притупляться и уходить. Потому что для меня Ликин голос – бальзам целебный на все раны.
Руська справедливо сердится: «Не надо пугать! Собралась уходить – уходи!»
Да кто ж спорит? Так и надо поступать! Конечно!
Только вот какая штука получается: я каждый раз свято верю, что смогу уйти, потому и ухожу. Ухожу! Но, на самом деле, я как коза на верёвочке…
Наверное, потому что моё самолюбие всё же слабее моей любви к Лике.
Резонно спросить: зачем же тогда я это делаю? Зачем рвусь уйти, если знаю, что всё равно не смогу?
Ну, это просто объяснить. Я очень импульсивна и живу эмоциями, как любая женщина. И люблю преувеличивать, как язвительно замечает Руська.
Но, честное слово, я совершенно искренна в своих порывах. Хотя со стороны это, наверное, глупым кажется. Не спорю.
Конечно, глупо, но это мои порывы, мои чувства…моя жизнь…