ГЛАВА 8
Надо было привезти воду. К апрелю война откатилась в горы. Оттуда день и ночь доносилось буханье взрывов. В пугающих развалинах, оставшихся от столицы, уже почти не стреляли. Лишь ночами то там, то здесь, в тишине начинали истерически трещать автоматы. Треск временами перекрывался взрывами гранат. Потом снова наступала тишина.
Перед самым штурмом города Ингу удалось отправить в село, где у ее родителей был дом и куда те, как и большинство горожан, уехали еще при первых и в то время редких, взрывах ракет.
Инга уезжать не хотела, каждый раз твердо заявляя приезжавшим за ней родственникам, что останется в своем доме со своим мужем и разделит с ним его судьбу, какой бы та ни оказалась.
Однако, ее отец был в те дни тяжело и неизлечимо болен. В последнее время ему стало значительно хуже. Мысль о том,что она может больше никогда не увидеть его, все же заставила Ингу уехать с очередным приехавшим за ней родственником. Она уехала, захватив с собой младшего сына и наивно пообещав вернуться через несколько дней. Старший сын остался с отцом.
Отъезду жены с младшим сыном он был рад. В селах было спокойнее, чем в столице. Город бомбили все чаще . Хотя первые ракеты и бомбы взрывались на окраинах города, не причинив особо страшного вреда, напряжение, вибрировавшее в воздухе, с каждым часом усиливалось.
На границах Навродии стояли сотни готовых к штурму танков с задраенными люками. Моторы не заглушались ни днем, ни ночью. Из столицы тянулись колонны беженцев.
На улице, где они жили,осталось лишь несколько мужчин, решивших принять смерть, если придется, но не покидать город. Бежать из собственных домов казалось им недостойным и унизительным. Оставались и те, кому уезжать было некуда и не на что. Подавляющее большинство горожан бежали, кто куда, – в села, в соседние республики. Многие присоединились к повстанческой армии.
Штурм начался через пару дней после отъезда Инги, массивной бомбардировкой всего города, и особенно – его центра. Бомбардировка и танковые атаки продолжались много дней.
Земля содрогалась беспрерывно.
Начались наземные бои.
Все эти дни Арно с сыном провели в подвале, у них был запас еды и воды. Они почти ничего не ели. На фоне того, что происходило, голод казался явлением незначительным и постыдным.
С бетонных потолка и стен подвала при каждом взрыве сыпалась пыль и кусочки штукатурки. Казалось, наверху не осталось камня на камне. Потом оказалось,ято большая часть города действительно была превращена в руины. Однако, окраинный район, в котором стоял их дом, все же уцелел – с воздуха его практически не бомбили, а танки, целью которых был центр, здесь прошли не встретив никакого сопротивления и потому без ответных выстрелов. Таким образом эта окраина города уже к утру оказалась практически под контролем правительственных войск, оставшись при этом не разрушеной.
Повстанцы пропустили танковые колонны в центр намеренно. Там, на узких улицах, где они не могли маневрировать, их встретили страшным огнем. Танки разметывало чудовищными многократными взрывами – после удачного попадания из гранатомета в них взрывались боекомплекты. Башни, траки и другие части разлетались на сотни метров.
От экипажей оставались только кровавые ошметки. На ветвях редких уцелевших деревьев висели человеческие внутренности.
Теперь все это было позади.
Люди, грязные, худые, с ввалившимися и выражающими единственную эмоцию – горе, глазами, выбрались из своих укрытий. Стали возвращаться беженцы. Вернулась и Инга с младшим сыном.
Дом был закопченным и грязным, - два месяца Арно, вытащив из газового отопительного котла бесполезную горелку, топил его дровами.
Котел, для такого топлива мало пригодный, сильно дымил, дым пропитал весь дом и все, что в нем находилось.
Инга, приехав, отплакалась и занялась уборкой.
Вода до последнего времени была серьезной проблемой. Ее запасы в подвале закончились еще в первую неделю после штурма. Уже через несколько дней после его начала, поняв,что бомбы взрываются ближе к центру, Арно и его соседи тоже вылезли из подвалов. Жажда и, как ни странно, – любопытство,- были сильнее страха.
Правительственные войска полностью заняли значительную часть города. По улицам ходили патрули и ездила бронетехника. Как правило, гражданское население солдаты особо не трогали, лишь иногда кого-то убивали или увозили с собой.
Увезенные никогда не возвращались.
Обычно же проверяли документы и отпускали с богом.
В те первые недели войны солдаты еще не ожесточились, не озверели и еще не убивали все мужское население подряд. В горных районах Навродии, там где сопротивление было сильным, война затянулась на долгие месяцы и годы. Жестокость, которую проявляли обе воюющие стороны, была нечеловеческой.
Люди искали питьевую воду, многие искали еду.
Сначала воду обычно набирали из луж, кое-где скопившихся вокруг перебитых снарядами водопроводных труб, иногда из самих этих труб, если она еще текла из них иссякающей тонкой струйкой. Ее брали также из пожарных водоемов, оттуда она вскоре была вычерпана до дна.
Потом солдаты стали привозить воду на грузовиках с цистернами и раздавать людям. Позже, неподалеку, на берегу реки, расположились два больших грузовика с очистными установками на них.
Рядом с грузовиками из громадных бетонных блоков сложили устрашающее сооружение. Внутри него размещалось десятка три солдат. Вокруг стояло несколько танков и бронетраспоретеров.Таких блокпостов было сооружено множество по всему городу, но воду можно было набрать только у этого.
Грузовики беспрерывно качали мутную, буро-желтую воду из реки, на отмелях которой проглядывали трупы животных, и уже очищеной, сливали в огромные надувные резиновые бассейны. Из бассейнов ее можно было брать кому сколько угодно. Вода сильно пахла хлором, но ее вполне можно было пить.
Люди возили ее оттуда на самодельных тележках. Инга с вечера одолжила у одной из соседок такую тележку и пару молочных аллюминиевых фляг, чтобы утром привезти воду для стирки, уборки, и купания. Поход за водой предвещал чистое тело и одежду, поэтому ждали его с нетерпением.
Утром, по дороге за водой, когда до бассейнов уже было совсем недалеко, они встретили соседку, шедшую им навстречу, таща за собой тележку с уже полными флягами.
-Ты иди, -сказала Инга, -Набери пока воду. А я поболтаю немножко и подойду.
Кивнув в ответ, он пошел дальше. Наполнив фляги, установил их на тележку и потащил ее обратно, рассчитывая встретить жену скорее всего на том же месте, где он ее оставил – она любила поговорить. Однако Инга, широко улыбаясь, уже торопилась ему навстречу. Их разделяло меньше сотни шагов, когда тишину раскололо множество автоматных очередей и взрывов.
Стреляли откуда-то из-за реки. Река разделяла контролируемую территорию от той части города, где этот контроль был очень относительным.
Солдаты немедленно открыли ответный огонь. Люди попадали на землю, закрывая руками головы. Инга неподвижно стояла возле дерева, испуганно округлив глаза и, кажется, плохо понимая, в какой она находится опасности. Явственно свистели пули, пущенные из-за реки по блокпосту, в него не попавшие и теперь ставшие шальными.
-За дерево! – закричал на бегу бросившийся к ней Арно. – Спрячься за дерево!
Инга продолжала стоять, как-то по-детски трогательно растопырив руки и не двигаясь с места.
Он бежал, широко расставив руки, чтобы как можно больше прикрыть ее и моля бога о том, чтобы пуля, которая может попасть в Ингу, попала бы в него. Добежав, он свалил ее на землю и спрятал за своим телом, обеими руками прижав ее голову к своей груди.
Перестрелка прекратилась также внезапно, как и началась.
Этот эпизод вспомнился ему, когда он стоял,заканчивая картину, на берегу ручья в тихом, мирном и ухоженном Ондерпельте. Стояла полная тишина, тихонько нарушавшаяся лишь пением птиц и иногда – неназойливым и мелодичным звоном церковных колоколов. Звон, правда, был не совсем настоящим. Это была запись, звучавшая из мощных динамиков, настроенных так, чтобы не слишком сильно беспокоить жителей этой тихой деревни очередным напоминанием о боге.
Патриархальная тишина и покой составляли непередаваемый контраст с его воспоминаниями. Поэтому они и пришли ему в голову.
Из подъезда дома, стоявшего неподалеку, вышел полный, высокий и розовощекий человек. Он подошел и вежливо поздоровался:
-Худен дахь. – Сказал он, по-лимбургски смягчая «г» и произнося его как «хь».
-Худен дахь, - ответил Арно, и добавил: -Я плохо говорю по-нидерландски, извините. Но я неплохо знаю английский.
-О, это не страшно. Я тоже немножко говорю по-английски, так что мы поймем друг друга. – заулыбался розовощекий, разглядывая картину. –Я уже несколько дней вижу вас на этом месте из окна, и мне стало любопытно посмотреть вашу работу... Красиво. Можно поинтересоваться - откуда вы приехали?
-Из России, -ответил Арно, секунду поколебавшись. По опыту он уже знал, что говорить о Навродии нет никакого смысла.
-Я был в России! – воскликнул розовощекий. Тон его был таким, какой бывает у человека, встретившего закадычного и давно не виденного друга. –О, русские женщины очень, очень красивые! – пропел он и закатил глаза, из чего стало понятно, что русские женщины знакомы ему достаточно близко.
-Да, - согласился Арно.-Красивые.
Они разговаривали около получаса, перемежая голландские слова с английскими. Выяснилось, что жизнерадостного толстяка зовут Жан Схруэрс, что по профессии он пекарь, что ему принадлежит самая популярная в Ондерпельте булочная и небольшой отель, которым заправляет его дочь. Кроме того, словоохотливый Жан рассказал, что сам он уже в булочной почти не работает, а работают там его сын и невестка. Он пожаловался, что сын его недостаточно трудолюбив, работу свою не любит, несмотря на ее доходность, посетовал на то, что пирожные и торты от Схруэрсов уже больше не славятся своим лучшим в округе вкусом, что репутация булочной далеко не та, что была раньше...
Арно, немногословно отвечая на вопросы, во множестве задаваемые Жаном, рассказал о себе.
-Скажите, - неожиданно спросил Схруэрс, у вас есть велосипеды?
-Нет. –Ответил Арно. –Пока нет.
-У меня есть два отличных велосипеда! Они стоят в гараже совершенно без дела! Хотите, я вам их отдам?
-Отдадите? – удивленно переспросил Арно. –Просто так, бесплатно?
Велосипеды были бы как нельзя более кстати. Они с Ингой время от времени одалживали велосипеды у соседей, хотя и стеснялись обращаться к ним с этой просьбой. Купить даже старые велосипеды им было не по средствам.
-Йа-Йа, конечно бесплатно! – радостно сообщил Жан. –Мы с женой купили себе новые, а два старых – очень еще хороших велосипеда, я с удовольствием вам отдам! Ну, а вы, если вы захотите, напишете для меня как-нибудь картину. Мне нравится ваша работа. Хорошо?
-Просто замечательно.Какую картину вы бы хотели?
-О, любую, любую. Я полностью полагаюсь на ваш вкус. Единственно, я бы хотел, чтобы она была вот такого размера, примерно. – Жан развел руками, показывая размер. –Я знаю дом в котором вы живете. Вечерком я привезу вам велосипеды.
Картина понравилась Харольду чрезвычайно. Взяв Арно с собой, он повез ее в художественный салон, чтобы заказать раму. Это был тот самый салон, где несколькими днями раньше были куплены кисти, краски, и холст. Салон принадлежал супругам Тавернир – Лиз и Мэтью, которого, впрочем, все называли просто Тье.
Обычно Лиз – ухоженная и одетая как манекен из витрины магазина модной одежды , с неподвижным гладким лицом, обслуживала покупателей на первом этаже салона, а Тье – в синем халате, заляпанном краской и клеем, работал в мастерской на втором этаже – обычно он делал рамы для картин и натягивал на подрамники холсты.
По пути Харольд заехал в несколько кафе, в каждом из которых выпил по пинте своего неизменного крепчайшего пива. Картину он всякий раз брал с собой, показывал ее завсегдатаям, хорошо с ним знакомым, и с гордостью подробно повторял в одних и тех же словах один и тот же рассказ. Дескать, вот замечательная картина, которую написал вот этот мой друг Арно, беженец из Навродии, который, вообще-то, врач по образованию, и который приехал в Бельгию с женой и детьми, оставив за спиной все, что у него было, и так далее. Рассказа хватало ровно на то, чтобы допить пинту.
Потом все повторялось в следующем кафе. Каждый раз Арно сидел, молча уткнувшись в свою чашку с кофе, воспринимая ситуацию унизительной и стесняясь своего положения и своей, полученной от Харольда одежды.
В конце концов, они наконец добрались до салона, где их встретила приклеенной улыбкой Лиз и, подчеркнуто внимательно выслушав хмельного Харольда, позвала мужа:
-Тье! – крикнула она.
-Момент! – ответил со второго этажа мужской голос.
Арно тем временем разглядывал вывешенные в салоне картины. Полотна сильно отличались от того, что он привык видеть на родине. Все они, написанные в модерновом стиле, технически были выполнены хорошо, но показались ему холодными и бездушными, несмотря на яркие краски.
Было похоже, что они попросту старательно скопированны с талантливых оригиналов, несмотря на то, что в углу каждого полотна красовалась авторская подпись.
Тье, высокий, крепкий и, конечно, розовощекий, как и большинство здешних мужчин, излучал хозяйскую уверенность в себе и благополучие.
-Вот. –Сказала Лиз, показывая на стоявшую на полу у стены картину. –Это написал вот этот русский
-Вообще-то я навродиец . - Не удержался Арно. –Я из Навродии.
-Я слышал о Навродии, - сказал Тье. Он взял картину и стал разглядывать ее на вытянутых руках. –Навродия ведь входит в состав России?
-Да.
-Ну, значит вы русский. –Сказал Тье, поворачивая картину, чтобы посмотреть ее под разным углом и трогая пальцем мазки.
Арно промолчал. Он уже устал каждый раз объяснять, что в России живет множество разных народов и национальностей. Европейцы понимали под национальстью гражданство, и с этим ничего нельзя было поделать.
-Очень интересная техника. –Сказал Тье. Чем вы это сделали? Мастихином?
-Нет, кистью.
-Работа хорошая. Сказал Тье. Но продать это очень трудно – не тот стиль. Люди сейчас покупают модерн. Хотите поработать для меня? – неожиданно спросил он. При этих словах Харольд, внимательно ловивший каждое слово, подмигнул Арно.
-Да. –без раздумий ответил он. Возможность подработать была как нельзя кстати.
-У меня есть несколько художников, которые пишут копии. Кроме того, я получаю полотна из Китая. Я плачу и китайцам, и местным по тысяче франков за копию.
Тье по привычке называл суммы во франках – недавно введенный евро был еще непривычен. -Устраивает вас такая цена? Имейте ввиду – краски и холсты – мои.
Тысяча франков – около двадцати пяти евро, было маловато.
Арно не умел писать быстро. Выходило, что за эту тысячу надо работать пару полных дней, как минимум. Почасовой заработок получался в разы меньше, чем платили на самой низкооплачиваемой работе. Однако, выбирать не приходилось.
-Впрочем, - сказал Тье, -Если работа окажется сложной, я увеличу оплату.
-Хорошо, -согласился Арно. –Тысячу, так тысячу. Что я должен писать?
- То, что покупают.В основном – модерн и постмодерн. Я буду давать вам фотографии, с них и будете писать копии. Копии должны будут слегка отличаться от оригиналов какими-нибудь деталями, чтобы нас невозможно было обвинить в плагиате. Полиция на моей шее нужна мне меньше всего. Кроме того, вы не должны подписывать свои работы. Мы их подпишем сами, своим именем или любым другим. О кей?
Похоже, Тье был тертым волком. Однако, на безрыбье, как говорится, и рак – рыба.
-О кей, -Ответил Арно. – Когда я могу начать?
-Как только у меня будет заказ.-Ответил Тье. –Дайте мне ваш адрес и телефон. Если кто-то закажет определенную копию, я позвоню вам и привезу вам домой холст, краски и фотографию оригинала.
От салона до дома, в котором жил Арно было ровно пять минут езды. Харольд проделал этот путь часа за полтора, поскольку его машина, подобно лошади, принадлежащей извозчику-пьянице, сама собой останавливалась, как вкопанная, у каждого кафе. Те заведения, которые следовало пропустить, машине, видимо, тоже были известны, на них она не реагировала.
Неутолимая жажда Харольда к «Дювел» принесла также и результаты, более интересные, чем покрасневшее лицо и неукротимая словоохотливость: в одном из кафе, увешанном картинами и принадлежавшем одному из местных художников, Арно получил приглашение принять участие в выставке, которая должна была состояться через пару месяцев в культурном центре Ондерпельта.
Жизнь потихоньку входила в какое-то русло. Время отвремени он делал копии для Таверниров, это немного помогало им жить.
- Господи, -сказала Инга, когда Тье в очередной раз заехал к ним,чтобы привезти холсты, краски, и передать заказ, - Он на пару лет старше тебя, и какой он по сравнению с тобой цветущий и здоровый.
-Да уж... -Ответил Арно, подумав, что вряд ли Тье был бы таким цветущим, если бы ему довелось пережить то, что пережил он.
Полученнных за копии денег хватало лишь на то, чтобы купить табак и кое-что из еды, но это все же было каким-то подспорьем.
Жан, как и обещал, привез им два отличных велосипеда. Он приехал в роскошном, новом, блестящем, огромном «Мерседесе» и вошел в их убогое жилье, прямо-таки источая жизнерадостность и достаток. Еще несколько лет после того дня их младший сынишка, чрезвычайно всем этим впечатленный, на вопрос о том, кем он станет, когда вырастет, уверенно отвечал: «бакером» - булочником, стало быть.
Вскоре после первого знакомства с Жаном, его дочь заказала Арно сразу несколько картин для своего отеля. Она провела его по комнатам, в которых предполагалось повесить картины, с тем чтобы определиться с цветовой гаммой и размерами. При этом, к великой их с радости, Анне-Мия – так звали дочь Жана, заказала не копии, а картины в том же стиле, в каком были написаны несколько представленных на выставку работ. Для тихого Ондерпельта эта выставка была заметным событием. Возле его картин остановливались, их обсуждали. На этой выставке Арно получил заказ.
Заказчики пригласили его в дом, показали интерьер и попросили написать полотно, которое к этому интерьеру подходило бы. Работа была выполненна быстро, картина хорошо вписалась в комнату. Заказчики остались довольны и заплатили ровно в десять раз больше, чем Тье платил за копию.
Картины для отеля были написаны за несколько недель.
На деньги, заплаченные Анне-Мией, они купили у Бенджамина его старый, но вполне еще надежный «Опель» и кое-что из одежды. Время от времени появлялись новые заказы на картины или продавались уже написанные. Жить стало чуточку легче и больше всего потому, что теперь у него появилось занятие и цель. Ему казалось, что если он будет работать за пятерых, то лет за пять сможет добиться успеха в живописи и, а вместе с ним и какой-то материальной стабильности. Несколько дней назад Харольд, поискав в интернете, сообщил Арно плохую новость – дипломы советских медицинских институтов в Бельгии действительными не признавались. Будущее стало еще более смутным и неопределенным. Поэтому перспектива открыть небольшое художественное ателье, в котором он мог бы заниматься ювелирным делом и живописью и этим зарабатывать на жизнь, казалась неплохой.
Ювелирным делом он начал заниматься в те годы, когда его впавшая в перестроечный коллапс родина перестала платить зарплату интеллигенции.
Врачи и учителя пострадали больше всех. Они стали перебиваться кто чем мог. Арно, перепробовав несколько занятий, оставил неблагодарную медицину так же, как и переставшие приносить какой бы то ни было доход занятия журналистикой и литературой и стал ювелиром.
Украшения, которые он делал, пользовались спросом нуворишей, благодаря чему семья смогла относительно безбедно пережить годы болезненной агонии Советского Союза.
На родине у Инги всегда была машина, поездки в которой давали ее свободной, независимой и не умеющей долго сидеть на одном месте натуре необходимые ей, как воздух, ощущения. В ее жилах текла и капелька степной крови, объясняющая форму ее чуть раскосых глаз и неутолимую любовь к тем чувствам, которые дает полет на скакуне по бескрайней степи. Теперь у нее снова была машина.
Трехлапый крюк, который рыцарь и Бдолах выковывали весь предыдущий вечер, удалось закинуть в трещину так, чтобы он держался надежно, только после нескольких безуспешных попыток. Взобравшись по веревке, прикрепленной к крюку, рыцарь наполовину скрылся в трещине и прокричал Бдолаху, стоявшему, задрав голову в середине пещеры и с любопытством за ним наблюдавшему:
-Кажется, я был прав. Эта трещина уходит куда-то вбок и там расширяется.
Он скрылся в расщелине целиком и его голос стал глуше:
- Да, теперь я могу стоять здесь в полный рост и свободно идти дальше, надо только зажечь фонарь. -Ого! – расслышал доктор его, теперь уже совершенно приглушенный голос. –Это довольно длинный тоннель, и, кажется, я вижу свет в его конце.
Минут десять больше ничего не было слышно. Потом из трещины послышалась возня, появились ноги рыцаря и он быстро соскользнул по веревке вниз.
-Мейстер, -сказал он, стягивая с рук толстые, сшитые из сыромятной кожи и покрытые с тыльных сторон бронепластовыми платинками перчатки с видом человека, собирающегося вручить сюрприз. – Вы не представляете, что я обнаружил!
-Что? – заинтересованно спросил Бдолах. – Ну, говорите же скорее, я сгораю от любопытства.
-Трещина ведет вбок, затем расширяется и ввиде коридора проходит в довольно большую, примерно с четверть нашей величиной, пещеру. Из этой пещеры куда-то на поверхность, ведет узкая, так что человеку туда не протиснуться, щель. Я думаю, она выходит на отвесную скалу, поэтому я не смог ее обнаружить снаружи. Через эту щель в пещеру проникает свет и свежий воздух. Там все время как бы дует ветерок. Кроме того, в ней есть еще одна трещина чуть пошире, она ведет неизвестно куда и в ней темно. Туда вполне можно пролезть и я думаю попробовать сделать это в следующий раз... И знаете, что я нашел в той пещере ?.
-Ну говорите же, наконец, не томите!
-У одной из стен пещеры стоит небольшой ящик. Он сделан из какого-то гладко отполированного металла, крышка пригнана так хорошо, что щель между ней и корпусом ящика обнаружить мне не удалось. Но если очень хорошо присмотреться, можно все-таки раличить тоньчайший, не толще волоса, стык.
-Боже мой! – взволновался докотор, -И что вы нашли в этом ящике?
-Я не знаю, что в нем, мейстер. Я не смог его открыть. На нем нет ни замка, ни отверстия для ключа, а между крышкой и корпусом невозможно просунуть даже лезвие ножа. Оно скользит по металлу, словно там вовсе нет никакого стыка. И вообще этот ящик скорее похож на цельно-металлический куб.
-Как же вы догадались,что это ящик?
-Очень просто – улыбнулся рыцарь, если по нему постучать рукоятью ножа, он издает характерный звук.
-Он тяжелый? – спросил доктор, уже справившийся с волнением.
-Не очень, - Ответил рыцарь. Я смог его легко поднять и отнести к краю трещины. Он свободно в нее пройдет, нужно только закрепить наверху прочную веревку, и на ней спустить ящик сюда. Тогда мы сможем спокойно разобраться, как он открывается.
Вскоре ящик был без особых трудов спущен в пещеру и установлен на рабочем столе доктора.
Мейстер, вооружившесь мощной лупой начал медленно, дюйм за дюймом, исследовать его поверхность. Перед этим он долго его осматривал, щупал и оглаживал со всех сторон. Ящик, действительно скорее похожий на цельный куб, был сделан из серо-серебристого, похожего на матовую сталь, металла, однако, как определил доктор, это была не сталь, а что-то другое, гораздо более прочное и легкое. Некоторое время их внимание занимала небольшая, правильной формы, словно вмятина оставленная кончиком мизинца в мягкой глине, впадина, расположенная в центре крышки. Дно ее было совершенно гладким и полированным. В центре углубления можно было разглядеть две небольшие темные точки. В конце концов, бесплодно провозившись часа два, доктор вернулся к изучению металла, из которого был сделан ящик.
-Посмотрите, рыцарь, - сказал он, -Его невозможно поцарапать ни сталью, ни бронепластом, ни стеклом, ни рубином.Только алмаз, который тверже рубина, с трудом оставляет на нем след. Стало быть, этот металл тверже всех известных мне металлов, при этом он, конечно, не хрупкий.Совершенно ясно, что ящик был спрятан не пиратами и содержит совсем иные сокровища, нежели награбленные разбойниками. Вы догадываетесь, кем он был спрятан?
-Я думаю, нашими далеками предками, - ответил рыцарь.
-Безусловно, - кивнул доктор. –Они спрятали его так, чтобы содержимое могло храниться бесконечно долго. Я думаю, что в нем находится... Впрочем, не будем загадывать...
- Если кто-то хотел оставить этот ящик для потомков, эта задача не должна быть невыполнимой. –Задумчиво сказал рыцарь. – я бы сделал этот замок таким, чтобы его не могли открыть какие-нибудь варвары, но люди цивилизованные могли бы сделать это без особого труда.
-Согласен. –Ответил мейстер, капая на ящик несколько капель жидкости из разных склянок. –Кислоты и щелочи не действуют на этот металл тоже. –Заключил он, разглядывая в лупу дымящиеся на поверхности металла капли, и продолжил:
-А цивилизованные люди отличаются от варваров обладанием, помимо нравственности, еще и знаний.
Просидев над ящиком до поздней ночи, они так и не смогли приблизиться к разгадке.
-Вот что я думаю, -Сказал доктор, потирая покрасневшие глаза, -Думаю, что ключ может находиться там, где вы нашли ящик. –Вы хорошо осмотрели ту пещеру наверху?
-Честно говоря, не очень, -Ответил рыцарь. –Я был слишком взволнован этой находкой и торопился поскорее ее к вам доставить.
-Тогда самым разумным будет подняться завтра туда снова, на этот раз вдвоем, и тщательно все осмотреть. Может быть, нам удастся найти если не сам ключ, то хотя бы какой-то намек. А теперь давайте-ка ляжем спать.
Умывшись в роднике, они улеглись на своих лежанках. Доктор почти сразу же начал похрапывать.
Рыцарю уснуть не удавалось – его мучали мысли о ключе, который мог находиться в верхней пещере. Начинало светать, а сон все не шел. Тогда он встал, оделся, и, подвесив к поясу свежезаправленный маслом фонарь, водонепроницаемый мешочек из промасленной кожи со спичками и небольшой кинжал, полез вверх по веревке, все еще свисавшей из расщелины.
В свете ярко горевшего фонаря он тщательно осмотрел пещеру. Единственным, что привлекало внимание, был хорошо различимый, более светлый, квадрат там, где раньше стоял ящик. Ничего больше обнаружить не удалось. Сквозь трещину виднелось сине-голубое свечение занимающегося рассвета.
Вторая расщелина оставалась черной. Рыцарь не колеблясь протиснулся в нее, держа перед собой фонарь и перед каждым шагом нащупывая опору для ног. Ему удалось таким образом продвинуться довольно далеко.Камень сжимал его с боков все сильнее, так, что он уже решил было вернуться обратно, но трещина вдруг стала расширяться и теперь он мог идти внутри ее совершенно свободно. Сверху она сужалась, под ногами же у рыцаря было довольно гладкое, усыпанное камнями дно.
Он стал явственно ощущать холод. В стенках трещины и под ногами там и здесь стали попадаться куски льда, искрившиеся в свете фонаря. Вспомнились слова Бдолаха о том, что пещера граничит с ледником. Еще раз подивившись этому странному соседству горячего источника и льда, рыцарь продолжал идти вперед, расчитывая найти очередную пещеру, в которой могла бы таиться разгадка тайны ящика.
Трещина вела все время прямо, никуда не сворачивая. Она становилась все более наклонной, и теперь приходилось двигаться еще осторожнее. Однако каменная плита, на которую он наступил, делая очередной шаг и которая выглядела очень надежной, оказалась куском льда, который с треском обломился и, набирая скорость, полетел вниз по наклонному дну, увлекая с собой рыцаря, безуспешно пытающегося за что-нибудь уцепиться, чтобы остановить это стремительное скольжение.
Его бросало в разные стороны, то перекатывая с боку на бок, то переворачивая через голову, затем он ударился теменем и потерял сознание.
Внезапно абсолютная темнота беспамятства взорвалась страхом смерти. Он не успел даже понять, что находится под водой и захлебывается, когда руки и ноги, приведенные в лихорадочное движение самым могучим из инстинктов, вытолкнули его на поверхность.
Тот же инстинкт заставил его проплыть какое то растояние и выползти из очень теплой воды на берег, где он снова потерял сознание.
Сначала он услышал голоса:
- Он здесь именно и лежал, когда ты его нашла? – мужской голос говорил на незнакомом, но понятном наречии.
-Да. –Ответил голос женский и молодой. – Здесь. Я пришла набрать воды и увидела его. Он лежал также, как лежит сейчас. Он живой. Он дышит. Его принесла река.
–– Может, надо отнести его в город -Сказал мужской голос. -Может – надо вернуть его реке. Река дает, река забирает. Мы не можем рассердить реку. Надо позвать людей. Надо позвать тех, кто решит, что делать -вождя, священника. Пойди, разбуди всех.Скажи – Река принесла человека. Скажи – Бахото не знает, что делать. Скажи –Бахото просит прийти быстро.
Потом рыцарь услышал звук торопливо удаляющихся шагов. Он открыл глаза и ничего не увидел. Было темно. Он лежал лицом вниз. Через какое-то время глаза привыкли к темноте, и он смог разглядеть, что лежит на траве.
Трава была сочной и бледной, почти белой.
Он сделал усилие и, чуть застонав от боли, которая ударила по всему телу, перевернулся на спину.
Невысокий человек, стоявший над рыцарем, отскочил в сторону и выставил копье. Кожа человечка была белого, с чуть голубоватым оттенком, цвета. На нем была набедренная повязка, сделанная из темной ткани и такая же накидка, наброшенная на плечи. Лицо с огромными глазами, обрамленнное длинными, до плеч, прямыми волосами пепельного цвета, выражало страх.
-Не бойся. –Сказал рыцарь, приподняв правую руку, ладонью вперед – Я не причиню тебе вреда. Скажи, где я?
Человек молча стоял в той же позе, только чуть опустил свое копье.
Рыцарь собрался с силами, приподнялся, опершись руками о траву позади себя, и попытался пошевелить ногами. Ноги слушались. Похоже, ему удалось отделаться, хотя и тяжелыми, но все же только ушибами. Врочем, чудо было отчасти объяснимо его привычкой почти никогда не снимать c коленей, локтей и плеч своих доспехов, сделанных из толстой воловьей кожи с бронепластовыми накладками.
Он огляделся. Глаза все больше привыкали к мраку и теперь он мог оглядеться.
Над рекой, на берегу которой он находился, вился пар. О том, что это была река, он догадался по течению. Воду было видно шагов на десять вперед. Остальное сливалось с темнотой.
От реки шло тепло, точно также, как от родника в пещере. Правда, серный запах был лишь едва уловим, и вода была скорее просто теплой, нежели горячей. Вокруг, насколько можно было рассмотреть, простиралась равнина, поросшая бледной травой. Небо над головой местами тускло светилось.
Присмотревшись получше, рыцарь понял, что это было не небо, а огромный свод изо льда и камня, покрывавший затерянный под ледниками мир. Видимо, пласты льда где-то выходили на поверхность и свет распространялся по льду сюда, создавая иллюзию неба и источая слабое молочное свечение.
Человечек с копьем стоял все так же молча и неподвижно, лишь иногда переминаясь с ноги на ногу. Было видно, что он все еще побаивается, однако напряжение в его позе заметно уменьшилось.
-Ты – кто? –неожиданно спросил он.
–Я человек. –ответил рыцарь. -Я упал в трещину и попал в реку.
- Значит, тебя принесла река. – Сказал человек. Тут он прислушался и добавил:
-Идут. Очень быстро.
-Кто идет? Я ничего не слышу.
-Много людей. Я думаю, пятнадцать человек. Идет вождь, идет священник... –Тут человечек приставил ладонь к уху, прислушался еще больше и продолжил:
-Идет Хайо, Росо, Мисар... И еще человек пятнадцать.
-И ты все это различаешь на слух? – поразился рыцарь.
-Это легко.- Сказал Бахото. -разве ты не слышишь, что идут около пятнадцати человек? У каждого человека своя поступь. Я всех их знаю. Вон они. Их уже видно. – Он показал рукой в полумрак.
Рыцарь вглядывался до боли в глазах, но разглядеть ничего не смог. Правда теперь и он услышал отдаленные голоса. Людей он смог увидеть только когда они подошли довольно близко. Их действительно было человек пятнадцать. Все они были такого же небольшого роста, как Бахото, с такой же бледной кожей и огромными глазами. Почти у всех в руках были короткие, легкие копья. Одеты они были также - в набедренные повязки и короткие накидки.
На двоих из них, шедших впереди, накидки были длинные, до земли.
Они отличались от остальных еще и тем, что в их руках не было копий. Рыцарь догадался, что это, должно быть, и есть вождь и священник. Священник держал подмышкой толстую книгу в сильно потертом кожаном переплете. Другой рукой он непрерывно перебирал четки. Рыцарь собрался с силами и встал, стараясь выразить своим видом спокойствие и уважение.
Люди подошли вплотную, и стали полукругом, в центре которого, прямо напротив рыцаря, оказались вождь и священник. На голове вождя был не ремешок, как у всех остальных, а металлический, тускло поблескивающий желтым, обруч.
Рыцарь, превозмогая боль, учтиво, с шагом назад, поклонился.
Растерянно помедлив несколько секунд, вождь ответил наклоном головы. Сразу же после этого, священник, а следом за ним и все остальные, поклонились тоже, приложив руку груди и опустившись на одно колено, затем встали и замерли – молча и неподвижно, глядя на рыцаря со смешанным выражением страха и любопытства.
- Его принесла река. Он лежал вот здесь. На этом месте. –Сказал Бахото, обращаясь к вождю. Люди зашевелились, переглядываясь. Их голоса слились в один:
-Река дает, река забирает.
-Кто ты? – спросил вождь.
-Я человек из другого мира. Из того, в котором на небе есть солнце днем и луна со звездами ночью. – после короткого размышления ответил рыцарь. – Я провалился в трещину, упал в реку и попал сюда.
В глазах вождя появилось изумление. Он вопросительно посмотрел на священника. Тот, в ответ, поднял глаза вверх, нараспев сказал:
-Бог сначала создал землю, воду, и небо со светилами. Потом человек по неразумности уничтожил все это, и Бог за великий грех уничтожил человечество, дав спасение только лучшим из лучших и создав для них другой мир.Он создал для них теплую Реку, которая все дает и все забирает; и укрыл их от смертносных стихий , создав небо изо льда и камня, и дал он землю, на которой произрастает все необходимое для жизни...
Вождь поднял руку и священник замолк на полуслове.
-Это я знаю с детства. –Сказал вождь. -Пусть принесенный рекой рассакажет все сам. Позже. Сейчас, пусть его отведут в город. Пусть отнесутся к нему с уважением и почетом. Пусть ему дадут лучшей еды и лучшего вина. Пусть позаботятся о его здоровье, пусть хорошо отдохнет, пусть ни в чем не нуждается. Вечером после ужина пусть его приведут ко мне.
Вождь наклоном головы попрощался с рыцарем, повернулся, и быстро ушел. Несколько человек, в том числе и священник, немедленно последовали за ним, остальные обступили рыцаря.
Несмотря на уверения в том, что он вполне может идти сам, его уложили на траву. Под голову подложили мягкую сложенную шкуру. Через короткое время, из полумрака пришли люди с большими, похожими на огромную овальную корзину, носилками, сделанными из толстых жгутов, сплетенных, по-видимому, из длинных, высушенных водорослей. Его усадили в носилки. Шесть человек, подняли носилки и бережно понесли.
Вскоре они пришли к поселению, которое состояло из множества домов, стоявших в правильном порядке. Улица, по которой его несли, привела к довольно большой площади, поросшей все той же белой, чуть зеленоватой травой.
Кое-где, на светлой траве выделялись темно-зеленые, бархатистые пятна мха. На площади стояло несколько удаленных друг от друга шагов на пятьдесят, построек, размерами значительно превосходиших остальные дома.
Основным строительным материалом служили все те же толстые жгуты, связанные из высушенных травянистых растений и камень, покрытый красивой резьбой. Некоторые стены были сложены, целиком из камней, скрепленных похожим на глину материалом. Другие хижины, меньших рамеров, были сплетены из длинных жгутов наподобие огромных перевернутых корзин. Были и дома, целиком вырубленные в скалах. Некоторые крыши были похожи на соломенные, другие на черепичные. Небольшие оконца были заставленны плоскими кусками горного хрусталя. Двери были также плетеными. Людей на улицах не было видно, по всей вероятности, в связи с ранним временем.
Его принесли к дому, расположенному у центральной площади. Дом был довольно большим, шагов двадцать в длину. Рыцаря, поддерживая под руки, провели в комнату, освещенную светильниками.
Его подвели к лежанке, которую как раз заканчивала застилась девушка,одетая, так же как и все остальные, в набедренную повязку и легкий короткий плащ в виде накидки, завязанной на тесемки у шеи. И плащ, и набедренная повязка, были расшиты удивительно красивыми узорами. Постель была устроена на толстых матах, плетенных из все тех же высушенных растений и уложеных на каменную плиту.
Такими же матами был устлан и весь пол. В комнате стояла мебель – множество маленьких столов и низких скамеек, сундуки, полки. На столах и полках стояла разразличная, искуссно изготовленная утварь – чаши, кувшины, вазы и многое другое. Некоторые из этих предметов были плетеными, другие – керамическими, он раглядел также, что многие предметы выточены из камня.
Несколько ваз и кувшинов были сделаны из светлого, хорошо полированного металла.
Рыцаря раздели, уложили на постель и укрыли мягким шерстяным покрывалом. Люди, принесшие его сюда, ушли, немногословно и уважительно попрощавшись. В комнате остался лишь один мужчина и девушка.
Девушка сложила его мокрые доспехи, покрытые пластинами и клепками, и, с усилием подняв, куда-то унесла.
-Пусть Принесенный Рекой не беспокоится. – Сказал мужчина, глядя на него огромными глазами с невероятно большими зрачками. –Одежду приведут в порядок и скоро принесут обратно. Пока же мы попробуем привести в порядок Принесенного Рекой самого.
С этими словами человек принялся дотошно разглядывать и ощупывать сначала его голову, потом грудь, живот, руки и ноги.
-Раны неглубокие и неопасные. –Сказал он, закончив осмотр. –Много ушибов. Внутренние органы не повреждены.
Лекарь достал из плетеного сундучка, стояшего рядом с ним, несколько небольших сосудов, сделаных из обоженной глины, и обратился к девушке, - сидевшей рядом на небольшом плетеном стуле, и молча наблюдавшей за его действиями.
- Это– выпить за один раз. Этим – смазать раны. Этим – растереть все тело. Затем Принесенному Рекой можно дать пищу и вино. Если хочет – пусть спит. Если хочет – пусть осматривает все, что хочет. Вождь сказал – пусть Принесенного рекой всегда сопровождает Бахото, чтобы Принесенный Рекой не ушел слишком далеко от Реки и не погиб, замерзнув во льдах или упав в трещину.
Лекарь закрыл свой сундучок, и попрощавшись словами:
-Река дает, Река забирает. –Вышел из комнаты.
-Река дает, Река забирает. –Ответила девушка.
Рыцарь выпил лекарство. По вкусу это был, должно быть, какой-то травяной настой. Почти сразу же тело расслабилось и потяжело, голову заполнил покой, вытеснивший все мысли. Ему захотелось спать. Минуту или две он еще чувствовал тепло рук, втиравших мазь в кожу его груди. Затем это ощущение исчезло, вытесненное приятной и безмолвной темнотой, заполнившей все сознание.
Снадобья и последовавший крепкий сон сделали свое дело. Проснувшись, рыцарь ощущал лишь несильную боль в побитых мышцах. Несколько ран на руках и ногах, были аккуратно перевязаны. Одежда лежала рядом с постелью, высушенная и вычищенная. Покосившись на девушку, он затащил под покрывало, которым был укрыт, свои брюки, надел их и встал.Затем встал и надел остальную одежду и доспехи.
- Ваш завтрак готов,- сказала девушка. –Садитесь за стол.
Он с любопытством сел за каменный стол. Однако ничего нового он не увидел. На тарелках, сделанных из обоженной глины, лежали куски жареной рыбы с гарниром из трав, грибов и каких-то овощей. Хлеб имел зеленоватый цвет и странноватый грибной вкус, но все же оставался хлебом. Белое вино, налитое в большой керамический кубок, оказалось довольно крепким, вкус был далек от виноградного, но вполне приятен.
Девушка время от времени брала из стоявшей рядом с печью корзины комки высушенной, туго спресованной травы, и подбрасывала их в огонь. Комки горели медленно и жарко. Рыцарь ел, раздумывая над происшедшим. Было ясно, что расщелина, куда он упал, заканчивалась под водой теплой подземной реки, которая и вынесла его в этот мир.
Мысли путались. Происшедшее было неправдоподобным. Ему пришло в голову, что это, должно быть, сон. Он посмотрел на свою перевязанную руку, пощупал мягкую, сильно пахнущую травами повязку, разглядел переплетение волокон, из которых состояла ткань, еще раз обвел взглядом жилище, где он находился. Все было настоящим: предметы, вкус пищи, боль.
Рыцарь прикрыл глаза и сделал волевое усилие, чтобы проснуться. Ничего не изменилось. Он вздохнул, поблагодарил девушку, немногословную, видимо, от природы, встал из-за стола, и стал прохаживаться вперед и назад. Раны и ушибы давали себя знать, однако особой боли не причиняли.
Вскоре пришел Бахото.
-Река дает, Река забирает. – Произнес он, улыбаясь. –Как себя чувствует Принесенный Рекой?
-Река дает, Река забирает, -Ответила Девушка. –Как видишь, он чувствует себя хорошо. Хорошо поел. Ходит.
Бахото поставил свое копье у порога, подошел к столу, взял кусочек рыбы и положил его в рот. Он не отрывал взгляда от рыцаря и не переставал широко улыбаться:
- Вождь сказал, я должен делать все, чего хочет Принесенный Рекой. Мы можем пойти, прогуляться, посмотреть мир. Ты хочешь прогуляться?
-Да, хочу.
-Тогда пойдем, -Бахото отправил в рот еще один кусочек рыбы, и направился к двери.
Они шли, сопровождаемые любопытными взглядами столпившихся на площади людей. Близко к ним никто не подходил. Бахото шагал рядом с видом важным и неприступным.
- Вождь велел, сказал Бахото, - Чтоб к тебе никто не подходил, и никто, кроме меня, с тобой не разговаривал. Мне тоже нужно говорить только самое необходимое.
- Почему? – удивился рыцарь.
-Потому, что сначала с тобой должен поговорить вождь. У него есть вопросы. Ты на них ответишь. Когда вождь будет знать кто ты, - он объяснит остальным и тогда они тоже смогут с тобой разговаривать. Так сказал вождь, и так сказал священник.
Вскоре они вышли за поселение и оказались на берегу реки.
То ли оттого, что глаза привыкли к сумраку, то ли оттого, что свет, проникавший сюда через толщи льда со сводов пещеры, стал с наступлением дня. ярче, рыцарь мог уже хорошо разглядеть окружающий пейзаж.
Над рекой стоял легкий пар. Она была шириной шагов в сто, от нее явственно веяло теплом. Поросшие бледной травой берега полого уходили в прозрачную воду. Было хорошо видно, что трава продолжает расти и под водой, листья и стебли стелились по течению и между ними была видна стайка полупрозрачных рыб.
Вода казалась подсвеченной.
Ландшафт был однообразным – гладкая, местами поросшая травой и мхом, местами усыпанная камнями и валунами равнина, на которой там и здесь торчали скалы, кое-где виднелись сталагмиты.
Некоторые из скал уходили, как колонны, в нависавший над этим миром свод - частью светлый, ледяной, частью темный. Определить на глаз размеры этого гигантского грота в сумраке было невозможно. Вокруг было много льда, его жилы были видны повсюду, из него значительной частью состоял свод, однако, было прохладно, но не холодно.
-Сколько людей живет в городе, Бахото? – спросил рыцарь.
-Нас очень много. –Ответил тот. – Около двух тысяч человек. Столько людей, сколько Бог спас от Великой Стужи. Сколько есть на свете. Кто-то рождается, кто-то умирает. Всегда получается около двух тысяч человек.
- А других поселений нет? – рассеянно спросил рыцарь,которого мучали мысли о том, что доктор будет обеспокоен его исчезнованием. Правда, он и раньше исчезал на несколько дней не попрощавшись. Бдолах, не обнаружив утром рыцаря, скорее всего решит, что он снова отправился изучать окрестности. То, что он при этом не взял коня и отправился в путь пешим тоже не было чем-то из рук вон выходящим, такое случалось и раньше.
-Других поселений на свете нет. – Услышал он ответ Бахото. –Так же, как, как на свете нет других людей. Всех остальных бог уничтожил. Он спас только наш народ, мы – избранные.
-А как же мир из которого я пришел? Верхний мир. Большой, настоящий мир?
Бахото посмотрел на него с сильным замешательством и остановился.
-Так нельзя говорить, - сказал он в волнении. – Это опасная ересь. Нас могут очень сильно наказать за эти слова.Тебя – за то, что их говорил, меня – за то, что слушал.
Все знают, что в верхнем мире есть только вечный холод в котором томятся души умерших грешников.Там не может выжить ничто живое и ничто живое попасть туда не может, также, как ничто и никто не может оттуда вернуться.
Верхний мир был первым, неудачным творением Всевышнего. Сначала там было тепло, там было все почти также хорошо, как в нашем мире. Но люди, жившие в то время, тоже были неудачным творением. Они грешили. Поэтому Бог их уничтожил, наслав Великую Стужу, а нас спас и создал для нас другой, совершенный мир, и дал нам Реку, которая все дает и все забирает. А верхний мир оставил как место для наказания грешников.Так написано в Писании.
Писание ниспослано Господом. Тот, кто сомневается в Писании – сомневается в Господе, а тот кто сомневается в Господе – еретик, великий грешник, который не может жить среди избранного народа, а должен быть убит. Его душа отправится после его смерти на вечные страдания в Верхний Мир.
Все это Бахото говорил назидательно и с негодованием, которое даже заставило его несколько раз на протяжении речи ударить о землю обратным концом копья.
Рыцарь в своих странствиях, которые составляли большую часть его жизни, встречал разные народы.
Ничто не приводит к вражде больше, чем подвержение сомнению веры собоседника.
Однако, раньше он сталкивался с вопросами религии как с понятиями отвлеченными. На этот раз то, во что верил Бахото и его соплеменники не просто противоречило здравому смыслу, но и ставило рыцаря в крайне затруднительное положение. Он должен был либо лгать,чтобы не быть обвиненным во лжи и ереси, либо быть принятым за лжеца и еретика, говоря правду.
Было очевидно, что ему еще придется вернуться к разговору о мире, из которого он прибыл и это теперь представилось по-настоящему трудной задачей. Ее решение требовало серьезных размышлений и он посчитал, что сейчас будет лучшим просто смягчить ситуацию и попытаться сменить тему разговора.
-Может быть, мы говорим о разных верхних мирах, миролюбиво сказал рыцарь.
-Есть только два мира! – поучительным и сердитым тоном возразил Бахото: -Один Верхний, мертвый, и один Нижний, живой, тот, в котором мы, слава Богу, пока находимся. Или, по другому, тот свет и этот свет.
-Когда вечером меня будет принимать вождь, я буду с ним об этом говорить, -Сказал рыцарь безразличным голосом. – Я думаю, что мы просто не понимаем друг друга и говорим о разных вещах. Я думаю, в Священном писании можно будет найти ответ на вопрос, что есть то место, о котором я говорю.
Эти слова заметно успокоили Бахото. Он уложил свое копье на плечо, и снова зашагал вдоль реки.
-Зачем ты носишь копье, Бахото? У вас здесь есть враги, какие-нибудь хищники? – спросил рыцарь.
-Кто такие хищники? – Спросил Бахото.
-Такие звери, которые едят других зверей. Которые могут напасть на человека и убить его.
Бахото, уже совсем оттаявший и снова улыбающийся, ответил: – Все мужчины, когда выходят из дома, всегда носят копье и нож. –При этих словах он похлопал ладонью по ножнам, прикрепленным к набедренной повязке. Для охоты. Рядом всегда может оказаться дичь или рыба. Врагов нет. Какие могут быть враги у человека? Бог создал мир совершенным, в нем есть все для жизни человека. Враги для жизни человека не нужны, поэтому он их не создал.
-Какая именно здесь водится дичь? – спросил рыцарь.
-Бахото зажал копье под мышкой и перечислил, одной рукой загибая пальцы на другой:
-Дикие козы. Кролики. Очень вкусные. Нутрии. Летучие мыши. Некоторых из летучих мышей есть нельзя. Некоторых можно, если больше нечего. Невкусные. Бог создал все, чтобы спасенный им народ ни в чем не нуждался.
Разговаривая, они шли вдоль реки довольно долго. Бахото рассказывал о быте и обычаях. Рыцарь внимательно его слушал. В конечном итоге нравы этого народа не сильно отличались от нравов других народов, живущих на поверхности земли.
Иногда река сильно сужалась и текла в отдельном, вроде туннеля, гроте, заполненом парным туманом. Тогда они шли по довольно широкому, шага в три, каменному карнизу, высеченому вдоль стены грота. Течение в таких местах становилось быстрым и шумным. Потом река снова разливалась по покрытой травами долине, где паслись небольшие стада коз.
Несколько раз они встретили плетеные и обмазанные какой-то смолой лодки с людьми, ловившими рыбу. В сетях, вытягиваемых из воды, бились белесые, полупрозрачные рыбины. Рыбаки, уже, видимо наслышанные о Принесенном Рекой, с нескрываемым любопытством разглядывали рыцаря, но ни разу с ним не заговорили, и молча продолжали свое занятие.
Еще часа через полтора они подошли к большой скале, представляейшей собой часть каменной стены, уходившей ввысь и там, как в облаке, растворявшейся в тумане. Внизу стена как бы перегораживала реку, зрительно превращая ее в озеро, однако течение, хорошо видимое на глаз, указывало на то, что здесь Река уходит во внутреннее, скрытое в камне русло.
-Все. -Сказал Бахото. -Еще есть пещеры. Очень много пещер. Там находят разный, нужный для жизни, камень. Камень для железа, камень для красоты, камень для согревания. Для всех нужд человека есть свой камень. Бог велик и милосерден. А мир на этом краю кончается здесь.
-Как это кончается? – Удивился рыцарь. А что дальше - справа, слева, вверху, внизу, там, куда уходит река?
-Да. –Подтвердил Бахото. –Кончается. Вверху – свод, небо. Если бы люди могли ползать по скалам и по небу как сороконожки, и стали бы ползти в одну сторону, они всегда возвращались бы туда, откуда пришли. Слева – скалы, составляющие край мира. Справа, тоже скалы, составляющие край мира. Вверху – скалы, составляющие свод мира. Внизу – скалы, составляющие дно Мира. В скалах есть пещеры, очень длинные и запутанные. Эти пещеры не ведут никуда. Если долго в них идти и не заблудиться – то снова выйдешь в нашем мире, только в другом месте. В этом убедились еще наши пра-прадеды. В Писании сказано, что, уничтожив несовершенный Верхний мир, бог создал совершенный нижний мир, в виде толстостенного округлого каменного сосуда, внутри него он создал землю, траву, реку, и все сущее, необходимое для жизни людей, и затем заселил там наш, единственно спасшийся, народ. Это есть и настоящий мир. Стенки мира состоят изо льда и камня, за которыми - только Великая Стужа, простирающаяся в бесконечность. Там нет ничего, кроме душ грешников, обреченных на вечные страдания. –Последние слова Бахото произнес нараспев и с благоговейным видом.
-А что там, где начинается река? -Спросил рыцарь.
-Тоже самое, -Ответил Бахото. –Только вода не уходит в камень, а выходит из него. Вода в природе циркулирует. Это всем известно. Это далеко отсюда. Нужно идти половину дня. Сегодня уже поздно, вечером – тебя будет ждать вождь. Уже не успеем. Уже надо идти домой.
Весь обратный путь рыцарь не выходил из раздумий. Если был вход в это гигантское подземелье, пленником которого он стал, должен был быть и выход.
Разыскать подводную расщелину, через которую он попал в реку, вряд ли было возможно.
Жилы льда, которые светились в высочайших горизонтальных сводах, наверное, можно было бы продолбить за месяцы упорной работы, но добраться к ним не было никакого способа.