Я сел на лед, в страхе, что вот-вот провалюсь, но меня лед держал. Человек махнул рукой куда-то в сторону леса. Он был совсем бледный и обессиленный. Я подумал, что он хочет, чтоб я привел помощь. Но я боялся, что пока я буду их искать, он совсем скроется под водой. И не решался отойти. Потом здраво рассудив, что если сейчас он будет тонуть я ничем не смогу помочь, я ползком двинулся к берегу. Кинувшись в лес, я сходу натолкнулся на сломленное деревце. Сухое, но на вид довольно крепкое. Нужно было его только доломать – оно соединялось с корнем какой-то незначительной частью. Я тянул, грыз и снова тянул. Ничего не выходило. Тогда, прокляв свое злосчастье, я перекинулся. Представьте себе голого, мокрого человека, который выламывает в лесу дубину! Но я ее сделал, не смотря на то, что совсем окоченел. Отстегнул болтающийся ремешок, бросил в снег. Потом перекинулся обратно, схватил зубами древесину и поволок к речке.
Человек держался в воде на одном честном слове. Казалось он заснул, а самое страшное на морозе это заснуть. Тихая, незаметная смерть. Я полаял на него, потом подполз на брюхе и тихонько лизнул щеку. Он открыл глаза, вернее, приоткрыл. И ничего не сказал. Сил не было. Двумя руками он был на льдине, головой тоже, а темная вода трепала его одежду, норовя утащить за собой. Я подтащил деревце к нему и взялся зубами за рукав, заставляя поднять руку. Он послушался, взялся за ствол, довольно слабо, но это была хотя бы иллюзия спасения. Потом второй рукой. Я подтолкнул дерево поближе, и вот он уже подтянул его под мышки. Полдела сделано. Я снова пополз к берегу. А там встал и понесся во весь опор.
Людей я нашел сразу. Они уже собирались кучкой, спешившись, держа уставших лошадей под уздцы. Я подбежал к ним, свалился под ноги и стал валяться, привлекая внимание.
-- Смотри, вернулся. Без ошейника. Загрыз он его что ли?
-- Оторвался наверное. Я же говорил это волк.
-- Зачем вернулся тогда?
Я вскочил и оборачиваясь побежал. Они смотрели мне вслед и не собирались идти. Тогда я подбежал к крайнему и схватил его за полу. Тот замахнулся на меня, но я его не выпустил, а стал тянуть, упираясь лапами. Люди нерешительно переглядываясь, загомонили. Поняв, что их упорно куда-то зову, оставили одного с лошадьми и пошли за мной. Бестолковые, пока они тут сомневаются, их товарищ может преспокойно там замерзнуть! Я побежал быстрее, поминутно оглядываясь. Они тоже заспешили.
К речке все уже бежали – замерзающего было видно издалека на белом полотнище замерзшей реки. Двое легли на животы и поползли. Вдвоем они вытащили своего товарища на берег довольно быстро. Я успокоено лег в сторонке и положил голову на лапы. Вот и облагодетельствовал человека…
К зимней стоянке, утепленным землянкам со стойлами для лошадей, мы подошли неспешным шагом. Заняло это, правда, достаточно много времени. Зато больше ничего не произошло. Замерзающего тут же, возле речки, быстро раздели и натерли каким-то спиртным напитком, наверное коньяком, поскидывали кто что и закутав, взвалили на лошадь, потому что сидеть прямо он не мог.
Я пристроился рядом с той землянкой, куда унесли спасенного, словно привязав себя к человеку, который меня спас, совершенно не рассчитывая на то, что я пойму его просьбу о помощи. В принципе, долг оплачен, можно и смываться потихоньку, но мне что-то не хотелось сейчас уходить. Кроме того, я устал, и мне сейчас больше всего на свете хотелось хорошенько выспаться.
Вечером, словно после хороших размышлений, меня впустили в избу, греться. Спасенный лежал на низенькой кровати и спал. А, может, и не спал. Иногда он вздрагивал и тогда я поднимал голову и вглядывался в его неподвижное лицо, словно пытаясь прочитать по лицу все происходящее с ним. Мне было страшно, что он умрет, хотя чего мне-то бояться! Но мне все равно было боязно.
Наутро меня выпустили из избы и я, обсохший, теплый, сытый, долго просто носился между кустами от избытка чувств. Собаки недовольно поглядывали на меня, но подходить не решались. Видимо я получил своеобразную неприкосновенность и особое уважение тем, что меня впустили в дом. Прочие собаки этой привилегии были лишены.
Пора было драть когти. Я напоследок еще подкрепился и незаметно скрылся в кустах. Судя по всему, здесь еще на много километров вперед нет человеческого жилья. На добычу рассчитывать особо не приходилось.
Я никак не мог сообразить, в какую сторону податься. Но счастливый случай, периодически все же вспоминавший про меня, вовремя подсказал мне выход. Минут через пятнадцать бесцельного плутания по кустам вдали от изб, но в пределах прямой видимости, мимо меня, тут же камнем рухнувшего в заснеженные кусты, проскакал всадник. Он не смотрел на кусты, не подзывал никого, следовательно, меня он не ищет и собак с ним рядом нет. Значит, можно не бояться погони из рассерженных собак. Я потихоньку затрусил за ним, рассчитывая, что он направляется в сторону какого-нибудь большого поселения. Он часто останавливался, хотя не должен был, лошадь больше уставала от бесконечных передышек, когда приходилось простаивать на холоде. Мне приходилось прятаться в кустах, но в конце концов я не выдержал и побежал рядом.
-- Эй, прохиндей! Вот ты где! А мы-то думали, ты останешься, а ты увязался! – всадник явно обрадовался мне, ему было не по себе одному среди занесенного снегом леса. Я вывалил язык и задышал.
-- А друг-то твой кончается! – вдруг сказал всадник. И хитренько так хмыкнул. – Зря ты его спасал. Плохой он человек. Я лучше.
Что-то очень нехорошее послышалось-почуялось мне в его голосе. Что-то с запахом прокисшей браги, заплесневелого хлеба и рвоты – кислое и в то же время душное, от чего хотелось срочно отфыркаться. Человек ехал себе среди леса… и пах превосходством предателя, убийцы из-за угла… я отстал. Потом резко повернул обратно.
По своим следам бежать было легко и приятно. Словно если идешь уже раз проверенной тропой, ничего плохого с тобой по определению не может случиться. Я ждал подвоха, но вопреки моим ожиданиям, ничего не случилось до самой стоянки. Я подбежал и зацарапал лапой в дверь. Сначала никто не открывал, потом что-то упало и дверь приоткрылась. Спасенный мной человек стоял, держась за дверной косяк, хватаясь второй рукой за живот.
-- Заходи, спаситель… что то мне никак лучше не станет… не мог же я изнутри отморозить себе все…
Меня как ветром занесло внутрь. Потянув носом, я сразу почувствовал былое присутствие ТОГО человека. Прошелся по углам. Заглянул за печку. И нашел след на полу, возле кровати. Побоялся даже близко лапу поднести, потому что не помнил, какие последствия бываю от ожога ртутью…
Сел и залаял на кровать. Спасенный, шаркая ногами, подошел и хотел было отогнать меня, но я не двигался с места. А когда он попытался взять меня за шкирку, то просто оскалился и царапнул пол лапой. Он совершенно не понимал меня. Ну что мне делать! Не могу же я ему вслух сейчас сказать, что его товарищ – козел, хотел отравить ртутными парами его, а может, и всех остальных.
-- Я вот никак не могу найти… неужели утонуло… может ты поищешь, вместо того, чтоб валяться под кроватью? Маленький такой кожаный мешочек… ты же знаешь, как пахнет кожа, да, Волк? Ты волк, я вижу. Просто ты чей-то волк. Тебя наверное кто-то вырастил… Поищи, будь другом. Даже в город не на что посылать за врачом. Неужели выронил? – спасенный обшаривал кровать, впрочем, к опасному месту не приближаясь, потом искал в высушенной одежде и ничего не находил. В конце концов сел на стул и, все так же держась за живот, сказал:
-- Ну вот, все насмарку… Зря ты меня спасал. Какая мне теперь жизнь? Уплыло мое золото…
И тут я все понял. И так мне радостно стало. Я взвыл, схватил его за руку и потащил к кровати. Он сопротивлялся, но когда я стал поднимать лапой половик, понял. Под половиком в досках пола было процарапано, может быть даже ножом, несколько полос, так, чтоб при ходьбе не заметно было и половик не проваливался. И в этих глубоких и тонких царапинах масляно и металлически поблескивала живая серебристая ртуть…
Спасенный отпрянул. Каждый день он вставал на это место босыми ногами. Горел открытый огонь. Ртуть помаленьку испарялась.
Он выскочил наружу и упал в снег. Я помчался к соседней избе. И тут мне наперерез выбежала свора собак, которые в отсутствие хозяев решили было рассчитаться со мной. Но из избы на шум вышли люди и отогнали собак. Спасенного вторично подхватили на руки и понесли обратно в его избу. Он вяло протестовал, но был на грани обморока и всерьез его никто не воспринимал. Я попытался не пустить их, но и меня они отогнали. Я пометался еще какое-то время перед избой, и, не придумав ничего, в панике завыл. Что же, все было зря? Напрасно я его спасал? И второй раз? Все равно он умрет, потому что половик упал на свое место и теперь никто не узнает, почему он все же умер, мой дважды спасенный человек. А этот, сволочь…
Меня как подбросило! Я не мог сейчас встать и сказать – ваш товарищ пытался вас отравить ртутью. Но я мог вернуть его. На худой конец остановить. Или попытаться пустить людей по следу – ведь получилось же один раз. Но люди больше не хотели меня слушать. Они уложили больного и ушли, оставив присматривать за ним молоденького парнишку. Собаки злорадно выглядывали из-за углов, ожидая, когда люди скроются, и обещая мне расправу.
Я метнулся в лес. В лес они за мной не побегут. Но в лесу нельзя ничем помочь человеку… только если и вправду догнать ТОГО. И я помчал.
Вечерело. Сейчас очень рано темнеет. Мне это на руку. Если только он не успел добраться до селения…
Я нашел его. Он часто останавливался и не очень торопился. Поэтому я очень быстро его нашел, несмотря на то, что пошел густой снег и следы и запахи потихоньку заносило. Пока я бежал через лес на угасающий отголосок запаха я много чего передумал. И когда наконец, подобрался вплотную к костру, у которого грелся предатель, был взвинчен до предела. Я чувствовал даже кожаный мешочек, привязанный к поясу. И влажный тяжелый запах золота. И чужих рук, прикасавшихся к коже.
Лошадь стояла за кустами, со спутанными ногами. Вот поганец! Сам сдохнет и лошадь угробит – вокруг ощутимо пахло настоящими волками. Если они нападут – ничего он не успеет сделать, ни ускакать – ну как в темноте распутывать ноги лошади? – ни отстреляться. Я приготовился к прыжку…
Предатель бросил в костер сосновые лапы и костер защелкал, заискрил… он подошел к лошади и в тот момент, когда я уже был в полете… он открыл рот и прикоснулся к лошадиной шее губами…
Я, конечно, такого не ожидал. Он совершенно не был похож на вампира. По крайней мере на тех двух, которых я видел близко. И на старых тоже не был похож. Обыкновенный человек. Гадкий. Паршивый. Но тем не менее, на вид самый обычный.
Уже продумав все это, я схватил его сзади за шею. Он обернулся и кровавое пятно рта меня очень испугало. Ухватиться как следует я не успел и соскользнул с него, практически шарахнулся. Он как-то зябко повел плечами. Вот зачем он спутывал ноги лошади! Он вовсе не собирался продолжать путь с утра. Сейчас он бы ее выпил и улетел бы себе преспокойненько. Если бы нашли потом останки лошади – а что бы от нее осталось после набежавших голодных, по-зимнему голодных волков?
Надо было что-то предпринимать. Убегать было поздно и я пошел в обход. Он попытался меня отпугнуть, пощелкав пастью… размером с хороший капкан. Лошадь сонно стояла, привалившись к дереву. Сделал свое мерзкое дело… ничего, зато теперь ему не очень легко будет, на сытый-то желудок. Хотя какой там сытый желудок, я же почти сразу его оторвал от занятий.
Так мы покружили друг против друга, а потом я сделал вид, что сейчас кинусь, даже дрогнул. Вампир моментально среагировал и сам кинулся мне навстречу. Но я-то не кинулся. Я бросился спустя мгновение и поэтому налетел на него уже немного сбоку и схватил за глотку. Он попытался отбить меня крыльями (вот сволочь, и одежду испортил!). Я держал его намертво, чуть двигая зубами, перетирая кожу, его мерзкую ненастоящую вампирью шкуру…
А вот кровь у вампиров на вкус самая обыкновенная… только портится быстро. Как только кровь выступала, она тут же протухала на воздухе. Вампир висел мешком, а я все не мог найти в себе сил пережевать эту противную нечеловеческую глотку. В тот момент в нем сконцентрировалась вся моя неприязнь к вампирам, за весь испытанный страх, обида за людей… много чего было в том момент во мне намешано. Я твердо решил свершить правосудие… и никак не мог себя заставить. Этот отвратительный вкус и запах гниющей крови во рту – я задыхался. В конце концов я выпустил его и меня стало тошнить – тут же, рядом, в чистый, только немного истоптанный снег…
Когда я поднял голову из сугроба, недожеванный мной вампир улепетывал с почти оторванной головой. Вот живучие гады… Ну что мне стоило потерпеть еще минут пять? А так, считай, все зря.
Лошадь уснула, свалившись боком в сугроб. Ну так она и замерзнет там. Одежды я не нашел целой никакой. Зато нашел золото. И ртуть в баночке. А так хотелось встать хоть ненадолго на две ноги. Ну что ж, будем довольствоваться тем что есть. Я взял мешочек с золотом в руки…
Я сам не заметил, как перекинулся. Наверняка и вампир меня видел в таком обличье. Ну вот и еще один довод в пользу моего уничтожения вампирами. Я привязал ремешком золото к шее, чтоб не мешало особо и, перекинувшись, помчал обратно.