Фашистов я увидел раньше, чем попал на фронт. В сорок первом мне и шестнадцати не было.
Жили мы на самой окраине глухой, но дружной деревушки. Напротив лес небольшой. Помню с братом Ванькой по дрова пошли, залезли на самый высокий дуб, деревня вся, как ладони видна. Слышим шум, крики курей, свиней. Потом видим, подвода по дороге к нашей мазанке подъезжает, а на ней немцы. «Дань собирают» Брату сказал, чтобы не высовывался. Заплакали младшие сестрёнки, видим мамку, что – то кричит, доказывает этим гадам. Один её ногой, другой прикладом оттолкнул. Что - то бросили на подводу и поехали вниз к ярку. Мы ползком подкрались к дому. А мамка голосит:
- Ох, ироды топорик отняли, как же мы, то в хозяйстве без него? Пропадём ведь. Отец этот топорик ещё с России привёз, нам без него никак. И наседку с кладки сняли, ох, ох яйца захолонут, цыплят не будет.
- Ванька за мной. И мы, наклоняясь за травами, подошли к мостику, там речушка шире, много источников вода чистая, холодная и эти немцы, значит, решили там искупаться, жарко им, видите ли. Срам, да и только. Разделись до - гола, хлюпаются, визжат, как свиньи недорезанные. Я подполз к подводе, одной рукой нащупал топорик, курицу брать не рискнул, они там, в мешке были, вдруг раскуткудахтались бы, не сдобровать нам всем. Верите, так мне хотелось, подбежать, схватить автомат крикнуть: «Хенде хох» и пустить по их сытым брюхам очередь за отца, мамку. Но прошептав: «я с вами ещё встречусь» с топориком, отполз назад. Снова мы с братом с дуба за ними наблюдали, не обнаружат ли пропажу, не вернуться ли. За деревню было страшно, вдруг подожгут. Но они уехали, а наш кормилец топорик вот он в сарайчике, до сих пор мне верно служит.
Из воспоминаний отца Григория Орехова.