Качели 14

               

 - Алька, ты там стоишь или сидишь? У меня новости сногсшибательные!
 - Ир, ты что в такую рань? - простонала Аля, зевая.
 - В какую рань? Глянь на часы, подруга!
 - Я ночным поездом приехала, спать хочу, умираю.
 - Алька, щас же соберись в кучку! Я хочу слышать твою реакцию!
 - Ир, не хочу тебя расстраивать, но боюсь тебя разочаровать. Я сейчас не в состоянии фонтанировать эмоциями, - Аля поёжилась от холода и натянула одеяло по самый нос. Зимний день только заглядывал в комнату, пробирался сквозь тюль сероватым светом. В городе снова были проблемы с отоплением, как и в прошлую зиму. Аля вздохнула и заставила себя выбраться из постели, чтобы включить обогреватель. Если Ирка настаивала, значит, и вправду должно было произойти в её жизни нечто экстраординарное.
 - Ну, что ты замолчала, выкладывай? Я почти проснулась.
 Блаженное тепло уже начало расходиться лёгкими волнами. Аля энергично затопала ногами, надела меховые тапочки, потянулась за свитером, да так и застыла, услышав Иркины сногсшибательные новости.
 - Значит так! – Бодро начала подруга, - это самое, как бы тебе сказать.
 - Ир, что-то случилось? Ты сама на себя не похожа, - забеспокоилась Аля.
 - Случилось, - выдохнула Ирка. – Значит так! Я скоро стану бабушкой! И мамой!
 - Бабушкой? Так это ж здорово! Старший осчастливит или младший?- Аля облегчённо выдохнула.
 - Ты не всё расслышала! Я скоро стану бабушкой! И мамой!
 - Мамой?????
 - Да, я беременна.
 - Ё* твою мать!
 - О, такая реакция меня устраивает! – рассмеялась Ирка.
 Аля терпеть не могла материться и делала это в тех редких случаях, когда либо была очень возмущена чем-то, либо удивлена сверх меры. Сейчас всплыл второй вариант. Ирка хохотала в трубку, как-то странно всхлипывая, и Аля, перепугавшись, что у подруги истерика, зачастила:
 - Ир! Иришка! Ты дома? Я сейчас приеду! Ты только подожди! Я сейчас! Ты только подожди! Я приеду! Я быстро!

 - У тебя дикая холодрыга! Завтра привезу тебе свой обогреватель, тебе нельзя сейчас перемерзать. Хорошая штука! А себе потом новый куплю.
 Ирка беспечно махнула рукой:
 - Я тебя умоляю! Не надо! Я ведь домой только на ночь приволакиваюсь и то не всегда.
 На плите беспокоился закипающий чайник. Из крана мерно капала вода. Старая Иркина кошка лениво лакала молоко в углу, за стиральной машиной. Всё вроде было как всегда,  но Аля ощутила: что-то неуловимо изменилось в этом доме. Он словно настраивался на новый лад, новый ритм жизни, предчувствовал скорые перемены, ждал…
 - Ты окончательно решила? Ир, я не хочу тебя отговаривать, но в нашем возрасте…
 - Рожают только идиотки?
 - Я этого не сказала!
 - Аль, ну не встретила я его в молодости. А если б встретила, даже раздумывать бы не стала. Такому мужику я бы десяток детишек родила, если б он захотел.
 - А он хочет?
 - Ещё как! – Ирка расхохоталась. – Если б я не была раза в два тяжелее его, он бы меня на руки подхватил, когда узнал. У него свои уже взрослые и у него одни сыновья, а он девочку хочет.
 - Много?
 - Что много?
 - Сыновей много?
 Ирка замялась:
 - Кажется двое.
 - Кажется, - передразнила Аля. – А всё остальное тебе не кажется?
 - Мне лично нет! – заверила Ирка, аккуратно разливая коньяк в чашки с чаем. – Я думаю, несколько капель коньяка будущей мамочке не помешает. – Алька, ты-то должна бы меня понять, как никто. Ну, влюбилась женщина! С кем не бывает? Ой, щас ты упадёшь! Ты  знаешь, как называется его родной город? Дуррес! Говорит, портовый город такой там у них.
 - Во-во, - тяжело вздохнула Аля.
 - Алька! Ты вроде не рада за подругу, я смотрю!
 - Ир!
 - Так всё, я решила. И потом, он знаешь…он как твой Антоний. Похож. У нас мужики не такие, как там, в Европе. У наших менталитет другой. Для наших женщина кто? "Убери, подай, принеси, пошла вон!" А Бамир другой.

 Лифт долго не приезжал, и Ирка не закрывала дверь, чтоб Але не страшно было стоять на тёмной площадке. Дородная Иркина фигура отчётливо вырисовывалась на фоне светлого прямоугольника. Аля смотрела на подругу и думала, что нет в ней, как ни странно, ни отчаянья, ни обречённости. Скорее наоборот, Ирка если и не светилась счастьем в этот момент, то, по крайней мере, излучала полное удовлетворение собственной жизнью. Словно было ей абсолютно наплевать, что термометр в квартире показывает чуть больше десяти градусов тепла, что лампочку на лестнице опять спёрли и мусоропровод забит и ещё много-много разных неприятностей и проблем малых и больших, которые валятся на Ирку каждый день, были ей по барабану и тьфу. Поэтому стоит она и улыбается, и хохочет, и анекдотами сыпет, будто всё у неё до краёв. А ведь она изо дня в день пашет, как проклятая на двух работах и кормит кучу народа. Старший сын с женой снимают квартиру, а теперь ещё и ребёнка надумали завести. Младший хоть и живёт со своей девушкой у её родителей, но он после окончания университета на работу уже полгода устроиться не может. Мать Иркина получает нищенскую пенсию. Брат - законченный алкоголик, пропивает всё, что зарабатывает. Всем надо помочь и всем сердобольная Ирка – скорая, неотложная помощь. А тут ещё и этот гражданин Дурреса ей на голову свалился. Что она себе думает?! Рожать в таком возрасте, не имея средств, неизвестно от кого – безумие. Кошмар!

 - Уж не завидуешь ли ты ей?
 - Я??? Кому??? Ирке???
 - Угу.
  - Чему тут завидовать??? Я что с ума сошла???
 - Вот видишь, ты сердишься, значит, я права.
 Елена поцеловала Алю в макушку и задремала.
 Её дыхание тепло щекотало висок. Аля хмыкнула и насупилась. На самом деле Елена была права на все сто процентов. Аля действительно отчаянно завидовала подруге. Но в тайне, причём настолько в тайне, что даже сама себе боялась в этом признаться. Завидовала тому, что Ирка не трусит, не боится даже в 44 кардинально изменить свою жизнь, не пасует ни перед возможными финансовыми трудностям (кто знает, будет ли этот папаша албанский помогать деньгами или ручкой сделает), ни перед осуждением окружающих (ведь даже лучшая подруга пальцем у виска крутит), ни перед чем. И вообще! Ирка не пасует перед самым главным – перед жизнью. Как часто она говорила растерянной Але: "Бери быка за рога и за яйца и вперёд". Потому что для самой Ирки это – единственно приемлемая жизненная позиция. А Аля боялась всего и всегда. Может быть, если бы она была более настойчивой и уверенной в себе, то и Лялька когда-то… Впрочем, одёрнула саму себя Аля, нельзя думать об этом. Нельзя? А о чём ещё думать? Жизнь практически прожита, и прожита не так чтоб очень счастливо, а точнее, что себя обманывать, так себе жизнь прожита. Молодость позади, впереди старость. Аля давно уже чувствовала себя живым, ходячим трупом, ни на что не годным, ни на что не надеющимся получеловеком без желаний и устремлений. Ведь по сути, что есть её жизнь? Пшик. Пустота. Туман…
 Елена сонно промурлыкала что-то и ещё крепче прижала Алю к себе.
 - Аленька, так не хочется от тебя уходить. Который там час? – и, не дождавшись ответа, сама подняла голову. – Ого! Четыре уже! Всего полтора часа осталось, надо ещё успеть до шести доехать домой. Ну, что ты куксишься? Я тебя обидела? – и она легонько куснула подругу за ухо. – Слышишь? У нас всего полтора часика. Ну же, Аленька.
 И Аля прикрыла глаза, отдаваясь ласкам и поцелуям Елены. Потому что сейчас, в этот миг ей до смерти захотелось быть кому-то нужной. Хоть редко-редко, хоть ненадолго, хоть самую малость. И пусть это совсем не то, о чём она мечтала. Пусть Елена не любит её, а только забавляется ею, как игрушкой в свободное время. Потому что сама же хвастается, что сейчас у неё два молодых любовника, а к Але она ездит "исключительно для души". Пусть! Пусть будет хоть это, хоть что-то, лишь бы не пустота. Лишь бы не пустота!


 Роман…Ромек…Ромек…Почти полгода Лялькино сердце замирало при упоминании этого имени, и она мучительно краснела под чуть насмешливым взглядом серо-голубых глаз, и вздрагивала от мимолётных прикосновений. Сорока шестилетний Ромек Радзиловский   потомок знатного польского рода был хорош собой исключительно. Очень высокий (Лялька едва доставала ему до плеча), худощавый, в меру мускулистый и абсолютно неприхотливый в быту. Разве можно было не влюбиться в такого мужчину. И Лялька влюбилась…или по крайней мере ей так казалось.
 - Харррош! Очччень харрош, - одобрительно цокала языком Галка. – Отличный экземпляр, породистый.
 - Да, он же… - начинала было Лялька
 - Знаем, знаем! Потомок древнего польского рода, - хором продолжали Галка с Зинулей.
 - Шляхтич! Это звучит гордо! – заключила Зинуля, озорно блестя глазами.
 После рождения сына Зинуля приятно округлилась, словно налилась соком. На щеках появились милые ямочки, а губы стали розово припухлыми. Но привычка вкусно и много поесть грозила в ближайшем будущем сделать из Зинули настоящую толстушку. Даже недавние переживания по поводу развода с Зарембой не отбили у неё отличный аппетит. Зинуля терпела лень и пассивность мужа шесть лет, но, в конце концов, даже самому ангельскому терпению приходит конец, и в один прекрасный день она выставила вещи мужа за порог со словами: "Хватит с меня! Иди откуда пришёл!" И Заремба ушёл жить к матери. Но ещё почти год он ошивался вокруг Зинули и вокруг её подруг, особенно вокруг Ляльки, активно предлагая себя на роль мужа и отца Кирилла. Ухаживания Зарембы, его неспешная  манера говорить и двигаться навевали на активную Ляльку невыносимую тоску.
 - Он мне на ленивца похож! - делилась она с Галкой, - такого зверька медлительного, тот такой же увалень.
 - А мне он знаешь на кого похож? На рыбу прилипалу. Есть такие морские рыбки. Они  маленькие, с присоской на пузе. Прилипают к большой рыбине и плавают с ней везде. Она добычу поймает, они отлипнут, пожрут вместе с ней и опять прилипнут. Так и живут. Заремба такой же. Он к нашей Зинуле прилип, ей надоело его таскать на себе, она его оторвала и выбросила нафиг. Теперь он хочет к тебе прилипнуть или к другой бабе, чтоб валяться на диване и в телик пялиться, пока баба будет вкалывать за двоих.
 Лялька рассмеялась, живо представив двухметрового Зарембу прилипшим к маленькой Зинуле. Она была полностью согласна с Галкой, поэтому отшила ухажёра в два счёта.
 И так! Ромек Радзиловский. Вездесущая и всезнающая Галка раздобыла о нём для Ляльки самые точные сведенья. Разведён. Живёт один. Имеет однокомнатную квартиру на окраине. Есть взрослый сын от первого брака. По профессии Ромек - геолог и…патологический бессеребренник.  Последнее обстоятельство впрочем, не слишком испугало Ляльку. Мало ли у нас бессеребренников. Эка невидаль для страны, в которой  почти треть населения проживает за чертой бедности. Тем более, что Ромек в ближайшем будущем грозился прославиться и наконец, разбогатеть. Он писал книгу об Антарктиде и собирался в научно-исследовательскую экспедицию к южному полюсу планеты. А пока вынужден был экономить даже в мелочах. Учитывая удивительную непритязательность шляхтича, он ничуть не страдал, отказывая себе в элементарных вещах. В его квартире присутствовал тот минимум необходимой мебели, который практически колебался на грани между обстановкой казармы и тюремной камеры: кровать, стол, скрипучий шкаф и пару деревянных ящиков, заменяющих стулья. Причём шкаф громоздился прямо посреди комнаты, разгораживая её на жилую и аварийную половину.  В аварийной части комнаты на полу стоял большой алюминиевый таз, в него в дождливые дни капала вода с потолка.
 Иногда к отцу в гости приходил сын – Владек. Изредка он оставался ночевать. Специально для такого случая на балконе был сооружён деревянный лежак. Впрочем, это случалось исключительно в тёплое время года. Иначе Владеку просто негде было спать. Каждое утро Ромек отправлялся на работу…босиком, чтобы не стаптывать туфли, которые он надевал уже непосредственно на рабочем месте. Спартанский образ жизни и лёгкий характер сделали из потомка знатного рода настоящего аскета.  Зато Радзиловский был неисправимым романтиком и оптимистом. С каким жаром рассказывал он Ляльке о красотах самого южного материка, живописал восхитительные картины снежных пустынь Антарктики и самого крупного в мире шельфового ледника Росса, который по своим размерам почти равен территории Франции и ещё о многом другом, загадочном и необъяснимом, манящем и пугающем. Лялька слушала, расширив от восхищения глаза, и на долгие часы забывала обо всём на свете. Ей было интересно с Ромеком.
 В постели он был нежен, а в отношениях романтичен и ласков. Лялька чувствовала себя любимой и желанной. Но она очень скоро поняла, что такой мужчина, как Ромек Радзиловский не создан для семьи. И перспектив в этом плане у него никаких. Свою книгу  он достаточно безуспешно писал уже несколько лет, а в экспедицию вместо него, в конце концов, поехал более настойчивый кандидат. И Лялька, которой, как любой нормальной женщине хотелось надёжного плеча и опоры в жизни, выйдя замуж за Радзиловского, взвалила бы на себя ещё одну обузу. Поэтому, она сама, скрепя сердце, оборвала эти "тупиковые", как выразилась Галка отношения. Оборвала, но долго потом ещё помнила тёплые руки Ромека на своих плечах и его рассказы, и его запах, и…в общем, Ляльке понадобился не один месяц, чтобы перестать ощущать себя одинокой и потерянной.

 - Тиночка, я прошу тебя! Я больше не могу! Я устала.
 Материны рыдания в трубке рвали Лялькино сердце.
 - Хорошо, мама, ты только не плачь.
 - Ну, как же? Как же я? – Всхлипывала мать и снова в который раз принималась рассказывать дочери о своих бедах. О том, что отчим изменяет ей почти в открытую, не стесняясь и не прячась. Что младшая дочь  Маша совсем отбилась от рук. Что на прошлой неделе звонили из Машиного колледжа и сообщили, что у неё самое большой количество прогулов в группе. Что Кирилл замыкается в себе и ему нужно побольше общаться с матерью, а не с бабушкой…
 В эту ночь Лялька не спала до самого утра и на рассвете приняла решение переселиться в родительскую квартиру, чтобы быть рядом с сыном и мамой. "Сколько можно скитаться по чужим углам? И всё ради чего? Ради того, чтобы найти кого-то? А кого? Кого? Мама устала, а я не устала? Я тоже очень устала. Я устала искать себе мужа. Я устала…верить. Хватит! Больше не могу и не хочу! Лучше останусь одна". Подумав так, она вдруг провалилась в глубокий, как колодец сон и со звонком будильника вскочила так бодро, словно всю ночь спокойно проспала. Умываясь в ванной, Лялька долго изучала лицо  симпатичной почти тридцатилетней женщины в зеркале, потом улыбнулась отражению и пробормотала: "Нет? Ну и не надо! Значит, так тому и быть!" Странное спокойствие и лёгкость охватили её. Будто она долгие годы напряжённо несла на себе огромный груз, а теперь вдруг разом избавилась и от груза, и от забот о нём. "Ну и пусть! Ну и ладно!"