- Я представляю себе это веселье! Ни капли спиртного! Тортик, чаёчек, фруктики. Всё полезное и необходимое. Ой, не нравится мне твой Рахимов. И мамаша у него, я тебе скажу, та ещё змеища. Я её знаю.
В общем-то, Зинуля оказалась права. Именно, никакого спиртного, только тортик, который все со скучающим видом жевали под пристальным вниманием глубоко посаженных строгих учительских глаз Ады Семёновны. Все шестеро пришедших на день рождения Игоря явно чувствовали себя не в своей тарелке.
- У меня такая же химичка в школе была, ужас, летящий на крыльях ночи,- чуть слышно шепнула Антону Милочка Зубидина.
Шепнула и тут же замолчала, словно опять почувствовала себя школьницей, не сделавшей домашку по химии.
Лялька тоже украдкой поглядывала на Аду Семёновну, но никакого страха перед ней не испытывала. Скорее робость, ведь эта женщина была мамой её Игорька. Лялька всё время поворачивала голову в его сторону, улыбалась счастливо и крепко сжимала руку Игоря.
- Тина! Вас же Тина зовут? – Ада Семёновна тронула Ляльку за плечо, как только все встали из-за стола, и Игорь вышел в туалет, - мне необходимо с вами поговорить. Пойдёмте.
Она завела Ляльку в соседнюю комнату и плотно прикрыла за собой дверь.
- Послушайте, девушка, - начала Ада Семёновна тоном, не предвещающим абсолютно ничего хорошего, - Игорю надо продолжить образование. Он сможет себе найти достойную работу за границей, поэтому этой свадьбы не будет. Вы меня поняли?
- Какой свадьбы? – Лялька растерянно захлопала глазами.
Ни о какой свадьбе у них с Игорем ещё даже и разговора не было. Они просто встречались и всё, к тому же не так и долго пока что. И далеко у них не зашло. Так...обнимались, целовались, не более того. Не переспали ещё ни разу. Лялька призналась, что у неё никогда не было мужчины. Игорь мог бы, конечно, и рассмеяться (как это в 20 лет быть целочкой), но он не рассмеялся, а честно сказал, что тоже ни с кем, ни разу. А тут...свадьба какая-то.
Ада Семёновна продолжала, не обращая на Лялькино замешательство никакого внимания:
- Я запрещаю вам встречаться!
О! Ада Семёновна ещё плохо знала Ляльку. Слова «я запрещаю» действовали на Ляльку, как красная тряпка на быка.
Через неделю Лялька с Игорем подали заявление в ЗАГС.
Аля вынула ложечку и стала заворожено наблюдать, как в чашке кружатся крохотные чаинки. Маленький золотисто-коричневый водоворот. Водоворот…судьбы…
Странно, думала Аля, вот судьба. Вот так взяла, столкнула людей буквально лбами и оставила рядом, совсем близко, руку протяни и дотронуться можно. Но как ты руку протянешь, если понятно же, что нельзя. Ведь девочка совсем юная, почти ребёнок. Да и любовь ли это? Может просто нерастраченный материнский инстинкт. У меня же могла быть такая дочь…ну, или почти такая. А руку протянуть так хочется. Так хочется! Прямо до крика. Ну, протяну, а дальше что?
Аля придвинула к себе Лялькину чашку, беленькую с красным ободком и тонкой позолоченной каймой по самому краю. Чаинки неспешно оседали на дно. Аля смотрела на них, обхватив чашку руками. Потом медленно поднесла чашку к губам и коснулась позолоты в том месте, где её обычно касались Лялькины губы. Поцелуй самый лёгкий и самый нежный из всех, которые она когда-либо кому-то дарила.
Неожиданно дверь распахнулась и в кабинет буквально влетела запыхавшаяся Лялька. Аля вздрогнула от неожиданности и быстро поставила чашку на стол.
- Фух, - Лялька шлёпнула рядом стопку общих тетрадей и плюхнулась на стул, - я всё сделала, Алевтина Анатольевна.
- Чай будешь? Уже заварился.
Девушка подхватила чашку, отхлебнула немного чая, не заметив бледно-розовый след от Алиной помады, и рассмеялась.
- Ой, Алевтина Анатольевна! Весна! Весна! Так пахнет цветами! Я пока до корпуса добежала прямо голова закружилась от запахов. Как я люблю весну! И лето. Обожаю!
- Тина, ты…у тебя на щеке что-то.
- Где?
- Ну, на щеке, вот тут. Достань зеркальце посмотри.
- У меня нет зеркальца, не ношу.
- Почему?
- А зачем? Я же не крашусь.
- Почему? - снова спросила Аля и сама на себя рассердилась, вот заладила: почему да почему!
- А зачем? Под толстым слоем макияжа мужчине труднее разглядеть в женщине человека.
- Мужчине? Ну…давай я тебе вытру.
Аля торопливо достала из сумочки носовой платок.
- Что ж это такое? Краска что ли?
- А это от принтера, - рассмеялась Лялька, - пока распечатывала методички, он, гад, выпендривался, как хотел.
- Тина, у меня конфеты есть шоколадные. Хочешь?
- Угу, я только шоколадные люблю. Алевтина Анатольевна, а можно я Вас о чём-то попрошу?
- Ко…нечно.
- Прошу Вас, не называйте меня, пожалуйста, Тиной. Меня так мама в детстве называла, когда я что-то натворю, и она собирается меня наказать. «Тина! Немедленно иди сюда!» Всё думаю, щас живой не вырвусь. У меня с тех пор такие ассоциации… Ой, я ужасно шкодная была.
Лялька снова расхохоталась. Аля улыбнулась.
- А папа как тебя называет?
- Папа меня называет Тинатин, когда звонит. Он же в Грузии живёт. Развелись они.
- Извини.
- Да ничё! Они не потому развелись, что ругались там или ещё что-то... Папа у нас тут учился и влюбился в маму. Они поженились. Мне лет 12 было, когда вся папина семья после войны из Абхазии переехала в Тбилиси.
- После какой войны?
- После их местной, грузино-абхазской. У дедушки в Абхазии три дома было, пришлось всё бросить и уехать. Он очень переживал, заболел сильно. Вызвал папу к себе и сказал: «Сынок, я умираю. Ты теперь единственный мужчина, оставляю на тебя наших женщин». А женщин три: бабушка Тамара, бабушкина сестра Софико и младшая папина сестра Нино. Папа хотел нас с мамой в Тбилиси забрать, но мама отказалась, там очень трудно было после войны, а бабушка с сестрой не захотели сюда ехать. Папа остался там…с ними. А потом мама вышла замуж за дядю Витю, и они мне сестру родили Машку. Папа тоже в Грузии опять женился. У меня ещё братик есть Ика, Ираклий то есть. Ой, спасибо за чай с конфетами. На сегодня есть ещё какая-то работа или я побегу?
- Да, можешь идти. Не забудь, завтра к пяти.
- Угу! До свидания!
- До свидания…Лялька.
Лялька пулей выскочила за дверь, подхватив уже на бегу свою сумку.
Аля грустно улыбнулась: «Совсем ребёнок ещё» На столе остались две пустые чашки и несколько фантиков от конфет.