Таня выбежала из дома, забыв даже утереть слёзы, стекавшие по щекам и обозначившие слабо заметные дорожки растворившейся туши. Она быстро сбежала вниз по лестнице и у подъезда остановилась.
Было утро январской субботы. Асфальт был сухой, лужи от вчерашней оттепели испарились. Небо, затянутое серой пеленой, отметилось жёлто-оранжевым пятном без конкретных границ.
Даже в таком состоянии матового отблеска лучей дома выглядели светлыми, одежды людей ярче.
Таня представила, как сейчас дома на столе дымится блюдо с её любимыми пирожками с изюмом, но возвратиться назад она ни за что на свете не хотела. Мама, конечно, опять начала бы этот разговор о кандидате философских наук со слов - "Он умный"!
Она знает и без объяснений мамы, что Пустовалов пользуется уважением в литературных кругах. Она даже представила себе его облысевший затылок, похожий на вершину потухшего вулкана в окружении зарослей манговых деревьев. И волосы у Пустовалова были рыжими, невыразительными, как и сама фамилия этого возрастного любимца мамы.
Таня представила себе, что она - Татьяна Павловна Пустовалова, и ей стало дурно. Конечно, красавцу она бы простила и эту фамилию, но кандидату философских наук - ни за что! К тому же она Пустовалова не любит, и даже не знает, как его можно полюбить. Да вовсе невозможно! Эта его чрезмерная предупредительность, наклонённая в знак внимания голова!
И глаза, что смотрят прямо в рот, отчего кажется, что сейчас он начнёт её целовать!
Ей же всего - восемнадцать, а Пустовалову - двадцать девять! Мама сказала, что Вениамину Петровичу некогда было ухаживать за девушками. А ей-то какое до этого дело?
Таня вздохнула и, наконец, вспомнила о слезах и ресницах. Она достала маленькое зеокальце из сумки, пришла в ужас от своего вида. Кое-как на морозе он привела своё лицо в порядок и шагнула на улицу.
Трамвай долго кружил её без цели. Опомнилась Таня, когда за окном увидела большую букву М метро. Выйдя из трамвая, она дошла до Метро, спустилась по эскалатору вниз. Она вдруг вспомнила, что давно не посещала Эрмитаж. Это было самое удобное место для приведения своих чувств в порядок. Она всегда замечала, что разглядывание картин художников приводило её в отличное расположение духа.
Сейчас ей требовалось успокоиться, забыть об этом Пустовалове. В многочисленных залах всегда находился тихий уголок, который почему-то всегда пробегали посетители и не задерживались экскурсоводы. К одному из этих тихих уголков и собиралась направиться Таня.
В таком зале висели картины без фамилии автора. Обозначалась только школа или Веласкеса или Дюрера. Картины, конечно, были выполнены отлично, и настроение Тани намного улучшилось. Не спеша она перешла к полотнам Тициана. Неспокойный, романтический колорит картин итальянского мастера шестнадцатого века, как нельзя, кстати подходил под её настроение.
Таня продвигалась вперёд медленно, подолгу стояла у картин одинокая, такая же красивая и стройная, как Юдифь, что смотрела куда-то мимо неё с полотна Джорджоне.
Пустовалов был где-то далеко, он был просто ею забыт. Но вот Таня вошла в полный любви и восторга мир Рембрандта, и мягкая, тёплая улыбка Саскии передалась ей.
-Государственный Эрмитаж обладает богатейшей коллекцией картин Рембрандта! - услышала Таня позади себя тренированный голос экскурсовода. Экскурсовод - молодая женщина на высоких каблуках, к тому же, высокого роста, глядя сверху вниз, указкой тыкала по направлению к Тане.
Таня смутилась, боком отошла от картины и посмотрела на группу парней, теснившихся вокруг экскурсовода. Несомненно, это были молодые художники. У многих из них в руках были альбомы.
-Двадцать пять полотен Рембрандта насчитывает коллекция Эрмитажа! - услышала Таня голос высокой женщины.
Таня незаметно для этой группы продолжала наблюдать за парнями, двигаясь следом. Она даже не заметила, как стала сравнивать каждого парня с Пустоваловым. Притихшие у картин голландского живописца, они не заглядывали в рот экскурсоводу, как это делал Пустовалов, не склонялись вперёд с подчёркнутым вниманием. Они в чём-то были лучше философа!
Тане стало весело. Она шаловливо улыбнулась своим мыслям и, заметив на себе сразу несколько взглядов, на расстоянии двух десятков шагов стала сопровождать экскурсию.
Ей захотелось познакомиться с кем-нибудь из этих художников, побродить по набережной Невы или Невскому Проспекту до глубокой ночи.
Назло маме, назло Пустовалову!
Хорошо было бы, если бы подошёл вон тот, высокий. В нём, правда, много гордости. Но гордость лучше, чем назойливая предупредительность. Или вон тот, пониже ростом, крепко сбитый, с большой копной тёмных волос, завивающихся и теснящихся на плечах.
Она рассеянно слушала экскурсовода, скользила взглядом по картинам, подле которых она только что проходила.
-Девушка, вам не скучно? - услышала Таня вопрос, который в другое время ей показался бы глупым. Но сейчас, будто угадав её желание, к ней подошёл невзрачный парень её возраста.
-Да нет, здесь ведь так интересно!
Таня разглядывала парня придирчиво, и хотя подошёл не тот, высокий, и не тот, крепко сбитый, осмотром осталась довольна. Глаза у парня были живые, на губах держалась улыбка.
-Саша, не потеряйся! - сказал ему один из парней. Саша промолчал, и это Тане понравилось.
Они действительно потерялись. Бродили по залам, которые Таня знала, и года не хватит обойти.
А затем они шли по Невскому Проспекту, лавируя между спешащими куда-то людьми. Был уже вечер. Давно зажглись фонари. Тане очень хотелось есть, но ей было неудобно говорить об этом. "Ну и пусть! А домой я не пойду!" - думала она.
Но как-то незаметно для себя она увлекла Сашу в метро, машинально вошла в вагон, пригласив взглядом Сашу тоже войти. А потом трамвай долго кружил их по правую сторону Невы. Они говорили, говорили. Наверно, ни о чём.
Она остановилась у подъезда своего дома. Долго ждала чего-то. Саша неловко переминался с ноги на ногу. Она первая почувствовала, что его молчание слишком затянулось.
-Скажите, Саша, вам нравится Ленинград?
-Очень! Очень нравится! - сказал Саша, вкладывая в эти слова совсем другой смысл.
Его пылкий ответ дал Тане толчок следующей смелости.
-Саша! А если вам переехать в Ленинград насовсем?
-Это невозможно! - почти с отчаянием в голосе ответил Саша.
-Но почему? - искренне удивилась Таня. - Ведь многие переезжают из одного города в другой?
-Я же, Таня, учусь на третьем курсе.
-Можно окончить институт здесь!
"О, какой глупый художник!" - кричал её взгляд. "Учиться в Ленинграде намного интереснее! Здесь же есть такой замечательный институт!"
-В Ленинграде невозможно прописаться, - услышала Таня голос Саши, и ей представилась их трёхкомнатная квартира, в которой она и её мама каждый день ищут друг друга.
-И потом, я люблю свой городок, - после паузы продолжал Саша. - Он маленький. Его можно пересечь на трамвае за один час. У нас такие маленькие трамвайчики ходят и на стыках подплясывают. А вокруг города лес. Красивый лес.
Саша замолчал. Таня стояла, потупившись. Она вдруг явственно представила эти маленькие трамвайчики, такие же, какие она видела в Калининграде, узенькие, тесные в часы пик.
-Мы можем переписываться! - услышала Таня далёкий шёпот.
"Переписываться... переписываться!" - будто дразнил звон в ушах. "Но это же совсем не то"! - стучало её сердце. "Пустовалов не переписывается! Ему некогда ухаживать за девушками! Он - философ с будущим. А мне не нужно будущее! Мне нужно настоящее, сейчас! Немедленно! Чтобы не стало Пустовалова!"
-Завтра я уезжаю, сказал Саша. Таня взглянула на него рассеянно. Ей всё ещё виделся этот городок на Урале, который так походил в её воображение на Калининград, по которому грохотал трамвайчик, подплясывая на стыках.
-Разве у вас нет троллейбуса? - машинально спросила Таня.
-Нет. Автобусы ходят.
-Автобусы во всех городах ходят, - грустно улыбнулась Таня. - Вы не зайдёте к нам? - с последней надеждой в голосе спросила она. Саша посмотрел на часы. Было десять вечера. Он смотрел на неё ласково и добродушно улыбался. Она болезненно восприняла его вежливый отказ.
Саша сконфуженным тоном объяснил, что поезд рано отходит, поблагодарил за всё, за всё, помахал рукой уже на расстоянии. Таня видела, как уральский парень легко поднялся по ступенькам в вагон трамвая. Двери сомкнулись. Таня медленно поднялась по лестнице на четвёртый этаж.
Дверь открыла мама. Она заговорщицки подмигнула дочери, помогла снять пальто. Буркнув "спасибо, мама", Таня открыла дверь в свою комнату.
Навстречу ей, изогнувшись вопросительным знаком, шагнул Пустовалов. Таня, не здороваясь, опустилась на диван и закрыла глаза. Только сейчас она почувствовала, что смертельно устала бороться с мамой и Пустоваловым.
Ижевск 1963 год