Борьба с коррупцией, периодически разгорающаяся на российских просторах, имеет многовековую историю. Менялись эпохи, менялись и методы, общественно приемлемые в деле искоренения сей многоглавой гидры. Во времена простодушного грабежа населения власть имущими упомянутое население не располагало парламентскими методами обуздания совсем-то уж разнузданного лихоимства. И в силу этого, как в нижеописанном случае, вынуждено было прибегать к методам более простым и грубым. Но, положа руку на сердце, более действенным...
В конце семнадцатого века красноярскими воеводами были последовательно братья Алексей и Мирон Башковские. Поименованное "кормление" они ... получили по наследству от папаши, Игнатия. Отец сего властолюбивого семейства был, конечно же, не сахар. Но вскоре после "инаугурации" его старшего отпрыска Алексея горожане поняли: самодурство Башковского-старшего -- всего лишь детская забава по сравнению с беспределом благорожденного чада! Что вытворял над подведомственными населенцами младшенький -- не для цивилизованных ушей. И дошалился до того, что даже в те не слишком нежные времена был смещён. Догадайтесь с трёх раз, кем его заменило многомудрое начальство? Правильно, братцем Мироном. Каковой энергично принялся вынимать из красноярцев душу "не острым мучительством, но медленным измором". В послужном списке этого деятеля "местного самоуправления" -- многомесячные задержки с выплатой государева жалованья служилым людям, вымогательство взяток деньгами, мехами и любой другой "натурой", силовой захват в наложницы чужих жён, и т.д. и т.п. В конечном итоге доведённые до белого каления красноярцы выгнали обрыдшее "руководство" в Енисейск. И вполне официально уведомили Москву о начале бунта и породивших его причинах. Произошло это в 1695 году. На период "розыска" (следствия) в город у Красного Яра был послан воеводой стольник Семен Дурново. Однако оный сановник во взяточничестве, воровстве и жестокосердии перещеголял даже своих предшественников Башковских. Доведённые до исступления горожане схватили московского эмиссара и поволокли прямёхонько на крут бережок Енисея -- топить. Но не потерявшим благоразумия людям всё же удалось удержать разъярённую толпу от самосуда: дескать, человечишко-то он и впрямь ничтожный, а отвечать впоследствии придётся как за настоящего. Инсургенты ограничились показательной поркой, после которой подзабывший азы взвешенной политики стольник был посажен в лодку. Утлое судёнышко пустили вниз по Енисею -- с тайной надеждой, что ненавистный воевода пойдёт вместе с ним ко дну. И с громогласно высказанным народным наказом ни в коем случае не возвращаться обратно.
Есиповская летопись повествует о тех достославных событиях с протокольной скупостью:
"Лета от сотворения мира 7204, а от Рождества Христова 1696 по указу Великого государя ехал из Москвы думной дьяк Данило Леонтьев Полянской да с ним дьяк Данило Берестов для сыску всяких дел про воеводские взятки, про винное курение, отчего чинятся в ясаке недоборы, и по челобитьям градских людей в Красноярск. И сыскивал думной дьяк Полянской с товарищем в Сургуте, Енисейске и Красноярске и был в тех городах по 1700 год. Иркутский воевода, стольник, князь Иван Петров Гагарин, нерчинский воевода, стольник, князь Матвей Петров Гагарин в Енисейске были удержаны, и животы их были взяты в казну Великого государя. Нерчинский воевода, стольник, Антон Савелов в Енисейске удержан, и учинено ему наказание -- бит кнутом и сослан в Якутск, в казачью службу.
В Красноярску Алексей Игнатьев сын Башковский. На его место брат его Мирон, а на Мироново место Семен Дурной. И тем воеводам красноярцы от воеводства отказали и животы их пограбили. А Семен в малом городе был запершись не со многими людьми. И по челобитью красноярцев Семен переменен. Красноярские воеводы, стольники Мирон да Алексей Башковские удержаны были в Енисейске, высланы в Якутск. Мирон в Якутске пытан, а из Иркутска по грамоте взят в Москве в 1707 году, а брат его Алексей взят в Москве же в 1708 году. А красноярских городских людей многих пытали и в ссылку разослали. И то сыскное дело не довершено, дьяку Данилу Полянскому велено в Москву ехать, а сыскное дело довершить стольнику Петру Савичу Мусину-Пушкину".
"Краснояры-сердцем яры" настолько воодушевились своей победой над братьями-разбойниками Башковскими и стольником Дурново, что впали в грех гордыни. Поначалу они даже не пустили в острог упоминавшихся в летописи тогдашних следователей Берестова и Полянского. Второй был столь тяжко уязвлён тем, что его, запросто пытавшего на дыбе князей и стольников, отшила какая-то посадская рвань, даже пожаловался царю на поведение наших пращуров: "С невежеством, с криком, с шумом, что они нас, холопей твоих, в Красноярск не пропустят и послушны ни в чем не будут и в розыск себя никого не дадут". Именно так государев эмиссар характеризовал непринуждённость манер красноярцев тех суровых лет.
Наш рассказ был бы неполон без одной чрезвычайно живописной детали. Пропустив-таки через некоторое время Полянского и Берестова в Красноярск, горожанепродемонстрировали неслыханный доселе в этих местах рост гражданского самосознания: решили продолжить борьбу с коррупцией до победного конца! А в свете этого решения обвинили в злоупотреблениях самих следователей. "Розыск о великой красноярской шатости" переключился на московских проверяющих. А назначенный в 1700 году воеводой Петр Саввич Мусин-Пушкин сумел достигнуть с населенцами, как бы теперь сказали, консенсуса. Кипение возмущённого разума сошло на нет.
Впрочем, далеко не для всех причастных к "шатости" всё закончилось так быстро и относительно благополучно. "Розыск" затянулся аж до 1708 года, когда в Тайном приказе, прообразе будущего корпуса жандармов и НКВД, продолжали с пристрастием ( то бишь с применением пыток) допрашивать и братьев Башковских, и немалое число красноярцев. Цель была самая что ни на есть государственно значимая -- выявить зачинщиков бунта. Да так их казнить, чтобы и внукам их бунтовать не вздумалось!