Объект

Олег Крюков
 




      Иосиф сосредоточился на своей ненависти. Ненависти к этой дубовой, толщиной в дюйм двери. Когда ненависть стала перехлёстывать через край, он ударил. Ступня,  защищённая каучуком, врезалась в дубовые доски, и дверь чуть не снесло с петель.
  Внизу их встретила могильная тьма. Овечкин включил фонарь, и узкий луч высветил старую мебель, чёрный бок рояля. Они расшвыривали стулья, заглянули под стол и даже внутрь рояля. Затем принялись ощупывать стены в поисках потайной двери.
  - Посвети вверх!
   Потолки в этой комнате были высокие, около четырёх метров, и Иосифу пришлось на стол поставить ещё и один из немногих уцелевших стульев. В вентиляционное отверстие мог пролезть разве что ребёнок.
  - Нашёл! – услышал он, когда пытался дотянуться до дыры в потолке.
  В полу, скрытая под обломками стульев, которые они сами и набросали, дыра была побольше.
  - Давай, солдат!  Я – за тобой
   Лучезарно улыбаясь, он похлопал по плечу мрачного Овечкина. Оперативник вздохнул, и, матеря начальство, службу, а также жизнь скотскую, выставив перед собой фонарь, полез в шахту.
   Иосиф не боялся подземных ходов, мрачных подвалов и прочей ерунды. Тем более, в этом доме. Он всеми фибрами чувствовал, здесь территория Хозяина. А значит, и его территория. Просто обидно было бы получить от этого шустрого малого чем-нибудь тяжёлым промеж глаз. Он не имел права рисковать без надобности.
  Подождав, пока оперативник президентской безопасности скроется в тоннеле, он скользнул туда следом.

    По сырым стенам плясали свои дикие пляски зловещие тени. Свет был где-то там, за поворотом. Они шли по этому коридору вот уже несколько минут, держась за руки, как дети.
   Глеб осторожно выглянул из-за угла. Довольно просторная зала, до противоположной стены метров двадцать. А там алтарь, весь заставленный свечами, чей колеблющийся свет и рождал эти чудовища на стенах.
  А над алтарём в тени прятался огромный крест, причём перевёрнутый. И на кресте кто-то был. Он затолкал Елизавету в тёмную нишу, которыми изобиловали здешние стены.
  - Стой здесь!
  И шагнул в залу. Свечи колыхнулись навстречу, пляшущие тени обступили со всех сторон, тянули свои чёрные руки. Но Глеб не обращал на них внимания, его взгляд был прикован к перевёрнутому кресту. Потому что на нём он узнал косматую голову своего напарника и друга.
    Мысли носились в голове, как табун напуганных лошадей, что непростительно для человека занимающегося расследованием ритуальных убийств. Его учили, что мистика происходит лишь в сознании людей, что это плод воображения. Глеб заставил себя остановиться посреди залы, глубоко вздохнул. Никакой мистики здесь нет. Кто-то затащил сюда тело через люк для вентиляции, только и всего. Но как объяснить дальнейшие действия невидимого пока злоумышленника? Неадекватностью? Он вынужден был признать, что больше ему ничего на ум не приходит.
  Он подумает обо всём этом потом. Сейчас не время, да и не место. Достав трофейный Impact, он прыжком вскочил на алтарь и, сбивая свечи, подошёл к кресту. Обрезав верёвки, он как мог осторожно опустил нелёгкое тело на алтарь. И тут же в уши ему ударил вой сирены. Вой  проникал в Глеба,  разрывая внутренности. Он зажал ладонями уши, но звук был уже в нём, теребя нервы, как грубые пальцы перебирают нежные струны гитары. Последнее, что он увидел, были три фигуры в чёрных балахонах, окружившие алтарь.


  - Впервые дьявол был введён в церковную догматику известным богословом 2 века Иринеем. Как действующее лицо он начинает выступать в драме под названием «Человеческая история» с момента первородного греха. Именно дьявол соблазнил человека на грех. Следует отметить, что соблазнил, а не заставил. Таким образом, Адам согрешил по своей воле. Тут нет и капли насилия. Благодаря этому сатана получил над человеком власть. Что делает Бог? Он посылает на землю своего сына под видом обыкновенного смертного. Дьявол, не рассмотревший Божественной сущности Христа, попадается на эту приманку. Искупительная смерть Иисуса лишает дьявола власти над человеком, и сам он попадает в адскую темницу. Бог побил дьявола его же оружием – обманом.
   Невыразительный, монотонный голос настойчиво вторгся в сознание. Глеб с трудом разлепил веки. В ушах ещё стоял душераздирающий звук сирены, отзываясь жуткой головной болью.
  Он с трудом повернул голову. Сначала вправо. На кирпичной стене прямо над ним нависла огромная тень. Ещё больших усилий стоило повернуть голову влево. У противоположной стены, за грубо сколоченным столом сидел кто-то в чёрном балахоне. Глебу была видна сгорбленная спина. Сидевший при свете настольной лампы вслух невыразительным голосом читал о длившемся уже не одно тысячелетие противостоянии Бога и дьявола.
  Глеб пытался пошевелить руками. Ну, конечно, они связаны. Так же, как и ноги. Мало того, мёртвыми узлами прикручены к железным скобам. Сами скобы прибиты к деревянному лежаку, на который его положили.
  Комната была небольшой, где-то четыре на четыре метра, с нависающими каменными сводами. В одном из углов он увидел узкую арку, ведущую в темноту.
  Для начала надо расслабиться, чтобы спокойно оценить ситуацию. Но его тут же ожгла мысль, а где Елизавета? В комнате её не было. Наверное, до сих пор стоит в тёмной нише и умирает от страха. Интересно, а он, сколько времени был в отключке?
  Голос чтеца мешал сосредоточиться. Он заполнял мозг Глеба, вытесняя оттуда все мысли. Ну что ж, не получается размышлять, будем делать физзарядку!
  И Глеб начал упражнение, которому его научил дядя Миша. Восходило оно, по словам старого мастера, ещё к скифским временам, известно было у запорожских и донских казаков. В считанные минуты те могли освободиться от связывающих их верёвок.
  Его трудность была в том, что руки и ноги были связаны между собой, и Глебу пришлось приложить немалые усилия, чтобы не производить лишнего шума на своём деревянном лежаке. 
  -  По убеждению богослова 2-го века Татиана тело дьявола состоит из воздуха или огня. Как и простому смертному ему требуется вода и пища, а Ориген утверждал, что он жадно глотает жертвенный дым.
   Та вот почему курение так осуждается церковью, подумал Глеб, чувствуя, как ослабевают стягивающие его верёвки.
 И вдруг чтец резко прекратил чтение и вскинул голову. Капюшон, соскользнув, упал ему на плечи, и свет лампы отразился в выбритом до блеска черепе.
  Глеб замер. Вот досада, осталось совсем немного!
  Бритый медленно повернул голову, и посмотрел на него. Глаза у чтеца были не как у обычных людей. Вернее, совсем не как у людей. Было в них что-то звериное, и даже зрачки не были и идеально круглыми.  Не отрывая взгляда от лежащего, он что-то взял со стола и поднёс к лицу и Глеб увидел, что это был шприц.
 - Ну, попробуй! – мысленно произнёс Глеб, сжавшись в пружину. Ноги он уже освободил и если бритый подойдёт к нему с уколом, его ждёт сокрушительный удар подошвой в челюсть.
  Но тот даже не встал со стула. Он направил шприц на парня, и Глеб почувствовал резкую боль в левом плече. Через несколько секунд перед глазами всё закружилось и поплыло, а руки и ноги казалось, были связаны крепче любых верёвок.


   Малогабаритная реактивная «Хонда» мягко коснулась асфальта шасси. Мессир смотрел на рассыпавшийся огнями ночной город и вспоминал, как он приехал сюда двадцать пять лет назад. Двери самых высоких кабинетов в те времена открывались с лёгкостью, причём ключ был один – бумажка с изображением всевидящего ока в вершине пирамиды. С бывшим тогда  мэром Кошаком ему даже удалось наладить довольно тёплые отношения.
  Мессир приехал в раздираемую всеми возможными кризисами страну под видом обычного политтехнолога, одним из многих. Одна шестая часть суши, на которую ещё недавно весь мир взирал с опаской, сейчас валялась рваной тряпкой, попираемая всеми. Она напоминала дракона из русской сказки, у которого на месте отрубленной головы вырастала новая.
   Так было в одна тысяча девятьсот восемнадцатом, и казалось, что цель достигнута. Церкви разрушались, священнослужители преследовались. К сорок третьему году должен быть уничтожен последний храм. Но вдруг этот семинарист-недоучка возомнил себя новым русским царём, а тут ещё война. Церковь взяли под контроль, но преследовать перестали. “Umbro satanos”  работать в стране, где госчиновников меняли чаще, чем носовые платки, стало совершенно невозможно. И лишь с крахом СССР, стало реальным  возобновить деятельность US.  Однако Мессир не торопился приезжать в Россию.  Тогда, в одна тысяча девятьсот восемнадцатом тоже казалось, что победа близка, но он знал, чем всё закончилось, и сколько адептов US сгинуло в ГУЛАГе, этом воплощении ада на Земле. Семинарист с тараканьими усами знал об организации и как только у него оказались развязаны руки, повёл с ней беспощадную войну. В прессе всё это освещалось как борьба с безродным космополитизмом. Конечно, под нож попали тысячи не имевших никакого отношения к организации людей, и все они были посчитаны как жертвы принесённые Хозяину. Но Umbro satanos вынуждена была свернуть свою деятельность здесь на многие годы. Хитрый дядя Джо взял на вооружение фразу Троцкого, произнесённую им на переговорах в Брест-Литовске: « ни мира, ни войны, а армию распустить». Фраза эта должна была звучать так: «Ни Бога, ни дьявола, а человек произошёл от обезьяны». Но самое для них неприятное было в том, что Бог был. Несмотря на внешнюю антирелигиозную составляющую Бог в этих насмерть замерзающих в бескрайней Сибири, сотнями тысяч гибнущих в окопах людях был. Ибо своими мученическими смертями они искупали грех своих палачей, а нечеловеческие испытания, выпавшие на их долю, лишь укрепляли у оставшихся в живых веру в то, что миром правит Добро и Любовь. Всё это было парадоксально, если относиться к происходящему с позиций рационализма. Но его в этих непредсказуемых людях было очень и очень немного. Руководителям US стало ясно, этот народ надо развратить. Для этого надо дать то, что имелось в изобилии на Западе. Так называемые демократические ценности.
  Чёрный Лексус подъехал к самолёту и слился с осенней ночью, пробивая фарами многометровую дорогу среди окружающей тьмы. Мессир по специальному трапу съехал из тёплого японского салона в сырую русскую слякоть. Чтобы тут же нырнуть в пахнущее кожей американское нутро автомобиля.
   - На Объект! – коротко бросил он.