Взятка для начальника ЖЭКа

Глава I
«Узнаю тебя, Солнцеград», — подумал Кузин, когда услышал многоголосие:
 — Кому квартира, кому квартира...
В летний сезон здесь редко кому не предложат квартиру. Но это никого не обманывает: на берегу моря «квартирой» будет коечка в сараюшке, подальше от воды, может быть коечка во времяночке, еще дальше, где морем уже не пахнет, - комната. Квартира летом в этом городе по карману только подпольному миллионеру.
Женщины в домашних халатах, мужчины в «распашонках», сгрудившись у автобуса, хватают за рукава, мешают выходить. Схватили и Кузина, но он знает одно магическое слово, которое сразу отталкивает от него желающих нажиться на «дикарях», он тихо говорит:
— Я — тутошний. — И сразу ему зеленая улица в толпе.
Павел Андреевич Кузин, выйдя на свободное место, поставил чемодан на асфальт и оглянулся. Автобус, привезший его из Запорожья, сердито фыркнул выхлопной трубой и медленно отъехал. Последнее, что еще связывало его с Запорожьем, скрылось за углом. Два года тому назад, уезжая из Солнцеграда, он не радовался и сегодня, ступив на эту землю, был печален, как принц Датский. Угнетала неопределенность.
В Запорожье он бросил все, что в 40 лет ценится особенно высоко: семью, квартиру, работу. Уехал, отступив по всем позициям перед вздорным характером жены, помноженном на таких же ее родственников.
До этого он уступил настоятельным требованиям жены и обменял свою двухкомнатную квартиру на такую же в Запорожье. Как потом выяснилось, за немалую доплату, которую содрала с обменщиков жена. Она назвала это «дифференцированной рентой за чистый воздух Солнцеграда».
Чаще всего скандалы возникали в связи с материальным недостатком, хотя, работая начальником цеха, он не так уж и мало получал.
Она увезла его в Запорожье, доказав, что в промышленном городе заработать можно больше. Он, не раздумывая, тут же устроился на завод и стал получать больше, но вскоре узнал, что и жизнь здесь дороже, чем в Солнцеграде. Родственники жены, чуть ли не за рукав, тащили его с завода на другие, более доходные предприятия. Он же, имея инженерный диплом, хотел работать по специальности.
Особенно усердствовал брат жены, Миша. Кузину он запомнился джинсами, рубахой, расстегнутой чуть ли не до пупа. На волосатой груди тонкая золотая цепочка с крестиком, на среднем пальце правой руки – золотая печатка. Он говорил так тихо, что Кузин его с трудом понимал. Сказал об этом, в ответ услышал:
– У нас громогласных болтунов развелось как собак нерезаных. Не хочу им уподобляться.
Как-то спросил:
- Паша, ты в рабочее время можешь уйти по своим делам?
Или:
- Тебе приходилось когда-нибудь зарабатывать, ну, хотя бы стольник в день?
Кузин уже знал, что стольник – сто рублей, пятихатка - двадцать пять, чирик – десять.
Он объяснил, что рабочий день цеховика забит до отказа самыми неотложными делами так, что маму родную не вспомнишь. Выслушав тираду, Миша  поинтересовался:
- Когда жить собираешься? Жена – красивая женщина, требует заботы и внимания, а ты, вечно занятый, в день не больше чирика зарабатываешь. Я твои двести тридцать грязными, могу, не выходя из дома, зарабатывать. Бросай, Паша,  свои «неотложные» дела, и пойдем со мной трубы чистить.
На вопрос объяснить подробнее, насчет  «труб», с ухмылкой ответил:
   - Когда надо будет, узнаешь.
   Сегодня Миша, завтра родители. И так каждый день.

Приходит он как-то с работы и видит на подоконнике аквариум, а в нем вместо рыбок какие-то бесхвостые крысы носятся. Как узнал – хомяки.
Не обращая на него внимания, будто он еще не пришел с работы, жена ласково с ними разговаривает, гладит их. Откуда столько нежности? Грубо спросил:
- Зачем эти крысы?
Жена отошла от аквариума. Хомяки, оставшись без внимания, начали прыгать на стены аквариума, широко расставив лапки, сверкая белесыми животиками. Он услышал:
- Ты спрашиваешь, зачем они?  Так знай – это символы моей жизни. Так и я мечусь, понимая, что при таком муже никогда не выберусь из нищеты.
Хомячки неистовствуют, жена плачет.
Он рассчитался на заводе. Миша долго и витиевато объяснял ему его будущие обязанности.  Кузин понял, что они на грани фола. «Нет, в тюрьму вы меня не загоните», - сказал сам себе Кузин, и вот он в Солнцеграде.
Знакомым будет говорить, что приехал подыскивать обмен: жена болеть начала. Работать поступит на «свой» завод. Там неплохое общежитие. Дадут же ему, на первый случай, койку? Дальше загадывать не хотелось. Запер чемодан в автоматическую камеру хранения и  сразу поехал на завод. В отделе кад¬ров его помнили, поэтому тут же, выписав разовый пропуск, направили к главному инженеру.
Артем Иванович обрадовался Кузину, а когда узнал, что тому нужна работа, обрадовался еще больше. Было приятно сознавать, что тебя ценят, и что ты где-то нужен. Просьба о месте в общежитии удивила главного инженера, но не обескуражила. Он сразу же, через секретаря, вызвал к себе коменданта. Тот не заставил себя ждать, так как в это время находился в приемной. Кузин  его не знал: коменданты и при нем часто менялись.
-Ну, что, Николай Петрович, найдем нашему ветерану койку в общежитии? - бодро спросил главный инженер коменданта.
Тот улыбнулся ему, а Кузину протянул руку:
   - Паспорт, - сказал он коротко.
Кузин почему-то засуетился, роясь в карманах. Не находил. Нашел.
   - Карманов много, а я один, - пошутил он над собой.
   - Оставьте один, а остальные зашейте, раз не можете в них разобраться, - посоветовал комендант, листая паспорт. – Так, так. Паспорт выдан в Солнцегорске. Хорошо. Выписка есть. Хорошо. А вот штампа загса нет - плохо.
   - Почему плохо? - не понял Кузин.
Комендант  молча вернул ему паспорт. «Плохо» он расшифровал главному инженеру:
- Мы не сможем поместить его в общежитие. Он семейный,
— Вы что не один?
— Одни, - заверил Кузин.
— Вот видите — один.
   Комендант снисходительно улыбнулся:
— В паспорте штамп, значит семейный, а у нас общежитие для холостых.
Заметив, что Кузин расстроился, Артем Иванович сказал:
   - Придется обратиться к директору.
 
— Директор не поможет, — возразил комендант, — милиция женатого в общежитие не пропишет.
— Что же делать?
   - Разведется, тогда, пожалуйста,
Артем Иванович вопросительно посмотрел на Кузина. Тог смущенно пожал плечами:
— Как-то не подумал об этом.
     Комендант с явным удовольствием изрек:
— В жизни все нужно предусматривать.
— Ладно. Идите, - недовольно пробурчал ему Артем Иванович и задумался. Было видно, что он огор¬чился не меньше Кузина.
— Извините, Артем Иванович, что вешаю на вас свои заботы. Пойду, займусь пропиской сам.
— Ну, что вы, что вы, — засуетился главный инженер. — Приходите, когда уладите спои дела.
—
Остаток дня Кузин потратил на поиски жилья. Как только начинал заикаться о постоянной прописке, сразу получал категорический отказ. Поняв тщетность поисков постоянного жилья, он остановился как курортник у одной, не по годам живой, старушки. Деньги она потребовала вперед, и он, выложив два¬дцать пять рублей, обеспечил себе десятидневное проживание под  ее крышей. За курортную прописку и пользование бытовой техникой он должен был платить отдельно.
Кузин никогда не имел больших сумм в кармане. Сейчас у него были деньги, полученные под расчет на заводе. И месяца не пройдет, как они перекочуют в бабушкин карман. Нужно срочно искать постоянную прописку.
К удивлению хозяйки «курортник» с утра не кинулся на пляж, а стал интересоваться ее житьем-бытьем. Ей понравился этот спокойный, внимательный человек, поэтому быстро дала согласие на постоянную прописку, оговорив при этом хороший «презент». В жэке Кузин заполнил форму 15, так называют бланк заявления о прописке, и, получив необходимые подписи, побежал в милицию.
В приемной начальника паспортного стола была очередь. Стал и он.
«Какую уйму времени теряет человек, участвуя в этих массовых ожиданиях, — думал Кузин, переми¬наясь с ноги на ногу. На производстве боремся с потерями рабочего времени. Плакаты, расшифровывая стоимость минуты, призывают беречь ее. Но стоит выйти за проходную, как время сразу теряет свою цену. II все потому, что оно из рабочего становится твоим. Нет плакатов, призывающих беречь личное время. Хотя нет. Аэрофлот призывает: «Берегите личное время, летайте самолетами Аэрофлота!». Там тоже настоишься так, что самый быстрый самолет не компенсирует потерянного времени.
Очередь шла неспешно. Да и выходили из кабинета медленно, задумавшись.
   - Ну, что? — спрашивала очередь.
   - Санитарной нормы не хватает, - отвечали чаще всего.
Кузин уже знал, что барьер, называемый «санитарной нормой» придуман на горе всем желающим прописаться. В какой квартире на одного проживающего может «падать» эта «санитарная норма» в 13,6 квадратного метра жилья, если получают из расчета 7 метров квадратных на человека? Считали люди, когда создавали еще одно «непущание».
Он давно уже прикинул в уме, что площадь бабушкиных «хоромов» позволит ему преодолеть это пре¬пятствие, поэтому, когда подошла очередь, смело вошел в кабинет, наполненный запахом пыльных бумаг и туши.
Капитан, начальник паспортного стола, как когда-то комендант общежития, молча протянул руку, не отвечая на приветствие. Кузин вложил в милицейскую ладонь свои бумаги и осмотрелся. За соседним столом в темном платье сидела женщина, низко склонившаяся над бумагами.
Начальник, хмуря красное от излишка крови лицо, полистал паспорт и взялся за домовую книгу. Каж¬дый лист внимательно просмотрен, каждая строчка обозначена ногтем. Дошла очередь до заявления. Ка¬питан что-то написал на нем и передал женщине. Паспорт и домовую книгу протянул Кузину.
- В прописке вам отказано из-за отсутствия санитарной нормы.
- Как отсутствие? — опешил Кузин. — Да там хоть коней гоняй!
— Люди — не кони, — напомнил капитан. — Ваша хозяйка успела напрописать во все свои углы. Возьмите, Валя, ее на заметку.

Еще четыре дня, с помощью своей хозяйки, он потратил на поиски квартиры, где бы мог прописаться. Теперь он, не будь дураком, внимательно просматривал домовые книги, пересчитывал всех прописанных, прибавлял себя и делил сумму на жилую площадь. В одном из частных домов он, наконец, получил желанную цифру. Снова жэк, снова очередь.
На этот раз капитан быстрее разобрался с документами и снова отдал заявление Вале, а ему вернул паспорт и домовую книгу.
— Нет санитарной нормы.
Кузин задохнулся от возмущения:
— Что вы делаете, товарищ капитан? Неужели я, инженер, не могу считать до ста?
   - Я не сомневаюсь, что в институте вас научили считать до ста, гражданин Кузин, но вы не учли свою супругу, а она как раз лишняя.
— Но ее здесь нет и не будет! - возразил Кузин.
   - Сегодня пет, завтра будет, - спокойно парировал милиционер. - Ваши заверения ничего не стоят. На этот счет у нас инструкции.
— Ну и задачу вы мне задали, товарищ капитан, — обескуражено проговорил Кузин.
. — Я-то? Ну, даете! — удивился начальник. - Я вас сюда не вызывал, сами приехали. Все! Идите!
Кузин пулей выскочил из кабинета и, не отвечая на традиционный вопрос, выбежал па улицу. Скоро очутился в парке, нашел укромную скамейку и сел думать. Он не мог освободиться от мысли, что все копчено и ему придется, как побитой собаке, возвращаться в запорожскую конуру. Только не это! Думай, Кузин, думай! Вспомнились разговоры, слышанные в очереди, о левых путях прописки. Не подходит. Не говоря о принципах, у него нет денег на такую операцию. Остается искать. Только где они эти хоромы? Знать бы.
Проходя мимо жэка, где подписывал форму пятнадцать, он обратил внимание на информационный щит. Среди многих фамилий, он вычитал знакомую: Блинов А. П. Когда-то он знал человека с этой фа¬милией. Был тот начальником отдела капитального строительства на заводе. А сейчас кто он? Начальник городского жилищного управления, сокращенно ГЖУ. Зайти? Может что посоветует. Ведь жильем ко¬мандует человек.

ГЖУ размещалось внутри заросшего сиренью двора, занимая часть дома старой постройки. Поднялся на высокое крыльцо и через короткий коридор вошел в большой полутемный зал с множеством дверей. Двинулся по кругу и остановился у двери с надписыо «Приемная». С бьющимся сердцем нажал на ручку. В глаза ударил яркий сноп света из окна, что напротив двери. Кузин заморгал, и услышал звонкий смех.
— Прошу прощения, — смеясь, сказала девушка с густыми черными волосами. — Я вас ослепила. Я не могу сдвинуть шторы. Наверху что-то заело, а достать не могу.
Кузин, прикидывая, как это он, при своих метр восемьдесят, достанет до гардин на высоте более трех метров, влез на подоконник, изловчился, и шторы сдвинуты.
— Спасибо, дяденька, - шутливо поблагодарила девушка, — что бы я без вас делала?
Любуясь жизнерадостным лицом, Кузин спросил:
— Вы тут случайно не секретарь?
— Вы случайно угадали. Я — секретарь, и меня зовут Тая.
   Кузин подумал, что полоса неудач кончается. Раз у начальника такой жизнерадостный секретарь, зна¬чит и сам начальник не из бюрократов. Надежда на хороший исход приятной волной прокатилась по груди.
— Тая, как мне попасть к вашему начальнику?
— Нет ничего проще. Артур Петрович у себя.
Она легко упорхнула за высокую, обитую черным дерматином дверь, и вскоре вышла, широким жестом приглашая Кузина войти.

ГЛАВА 2

Только перешагнул порог, как услышал:
— Это за кого так горячо просила секретарь?
Кузин выдержал паузу, подходя к большому полированному столу. Остановившись, сказал:
— Здравствуйте, Артур Петрович, я — Кузин Павел Андреевич.
— Вы не из литейно-механического?
— Я там работал.
— Что ж, рад вас видеть. Садитесь и рассказывайте, что привело вас к нам.
Кузин коротко поведал о своих злоключениях. Блинов не перебивал его, внимательно вслушивался в чужие беды, легко постукивая пальцами по полированной столешнице. Вот он поднял глаза, и на Кузина уставился тяжелый, изучающий взгляд. Рассказ поневоле скомкался. Человеку с таким взглядом не нужны подробности. Кузин опустил глаза и замолчал. Молчал и Блинов. Наконец он спросил:
— Вы согласны, Павел Андреевич, что у вас тупиковое положение?
— Вы правы, — выдавил тот.
— Да, к сожалению, прав. И я, вместе с вами, печалюсь, понимая излишнюю строгость нашей паспорт¬ной системы.
Снова помолчали. Кузин рассматривал кабинет, Блинов бездумно листал папку с бумагами. Зазвонил телефон. Блинов что-то буркнул в трубку и медленно положил ее на рычаг.
— Я вас вспомнил, - сказал он оживленно. — Не мог не вспомнить. Ваш триумф, когда вы своим цехом завоевали все мыслимые и немыслимые призы в соцсоревновании, до сих пор непревзойден на заводе. Хоть и разные были у нас службы, но, как видите, запомнил.
Кузину это время вспомнилось в отрыве от него самого, так неправдоподобно это было в сравнении с его сегодняшним положением.
— Я вам могу помочь, Павел Андреевич, — продолжал Блинов, — но при условии, что вы не пойдете работать на завод.
— А чем вам завод не угодил? — удивился Кузин.
— Узнаю независимый заводской характер, — рассмеялся Блинов, — Тонет, а форс держит. Завод тут ни при чем. Мне нужны вы.
- В каком смысле?
— Я хочу предложить, нам должность начальника жэка.
   Кузин меньше бы удивился предложению стать космонавтом. Блинов это заметил:
— Я вас не тороплю, - уступчиво сказал он. — Мне не к спеху. Думайте. А надумаете, приходите. Тогда я помогу вам с пропиской и жильем.
— А без этого?
— Я не бог.
— У вас плохо с кадрами?
— Почему вы так решили? — удивился Блинов. — Просто хочу усилить руководство второй конторы. Там правила женщина, ушла. Поставили главного инженера. Тоже женщину.
— Выходит, на живое место меня сватаете?
— Вы заблуждаетесь, - возразил Блинов, - она спит и видит, когда снова станет главным инженером. В жэке главный инженер больше бумажками занимается, да и ответственность несравнима.
— Видно несладкую должность вы мне предлагаете? — грустно вымолвил Кузин, пытаясь в лице собеседника разгадать ответ.
— А где вы видели сладкие должности? — весело отпарировал гот, — вам легко было па заводе?
— Всякое бывало. Но мое дело металлы.
Блинов с сожалением посмотрел на кандидата па должность:
— Вы не правы, Павел Андреевич. С металлами работали слесаря, сварщики и так далее. А вы работали с людьми. Не так что ли?
~~ Так вроде, - неуверенно согласился Кузин.
— А коли так, то какая разница, где работать? Люди везде - люди. Главное держать линию на выполнение поставленных задач.  С вашим опытом не должно быть проблем и здесь.
Павел Андреевич в другое время мог бы поспорить, но уйти отсюда без надежды на замаячившую прописку, не мог. Потом он знал, что начальство не сильно любит умных подчиненных. Тем более, высказанная Блиновым сентенция: держать линию, а люди везде люди, не расходится с номенклатурной, поэтому и спорить бесполезно.
Блинов листал бумаги в папке. За окнами прошел трамвай, набирая скорость после остановки. Кузин пытался представить себя начальником жэка и не мог.
— Я согласен, Артур Петрович, — выдавил он из себя.
— Давно бы так, — обрадовался Блинов и надавил на кнопку. Вошла Тая.
— Пригласи ко мне Раису Макаровну.
Когда Тая вышла, он сказал:
- Раиса Макаровна что-то вроде коменданта. У нас есть комнатушка, там вы временно поселитесь. В течение года я вам обещаю нормальную служебную квартиру. Идет?
Кузин кивнул головой.
Вошла Раиса Макаровна и подперла спиной входную дверь. Видно не привыкла рассиживаться в этом кабинете. Она могла быть на пенсии, по крайней мере, с виду: седые волосы, усталые руки, опущенные вдоль тела, терпеливая готовность выслушать приказ начальства.
— Павел Андреевич, — кивок в сторону Кузина, — будет у нас работать. Завтра, к 10 часам, заполните и оставьте у Таи форму 15, подписанную начальником жэка, а сейчас поселите его па Пионерской, у Марии. Эта комната будет его. Там и пропишем. Дайте ей паспорт, — обратился он к Кузину.
Раиса Макаровна, взяв документ, продолжала стоять.
— Что еще? — раздраженно спросил Блинов.
— Я хотела спросить: устроит ли товарища эта комната?
— Как, Павел Андреевич, устроит вас эта комната?
Кузин пожал  плечами. Блинов усмехнулся.
— Его устроит, — заключил он.
Когда Раиса Макаровна вышла, Блинов сказал:
— Завтра, после 10, возьмете у Таи форму 15 и пойдете в милицию за пропиской. Вас не пропишут. Спокойно, спокойно, — сказал он, увидев как дернулся Кузин. — Вы не расстраивайтесь. Вы должны будете настоять, чтобы вас послали на комиссию.
Увидев недоуменный взгляд, пояснил:
— При горисполкоме есть комиссия по прописке. Капитан, отказав, должен будет не забирать заявление, а написать на нем: «На комиссию» и отдать вам.
— Я не знал о такой, — растерянно проговорил Кузин.
- Вам и не нужно было о пей знать, все равно не прописали бы.
Присмотревшись, добавил:
- По вашему лицу вижу, что вы в растерянности. Мол, мог устроить все сам. Не заблуждайтесь. Я постараюсь доказать вам это. На комиссию приходите в среду к 15 часам в горисполком, а сейчас селитесь.
Квартира Кузина оказалась маленькой комнаткой, в которой едва помещались кровать и тумбочка. Пахло известью: комнату недавно побелили. Штукатурка в нескольких местах обвалилась, но и тогда белили прямо по камню.
- Да, — только и сказал Кузин.
Рапса Макаровна смолчала.
   - А как отапливаются эти хоромы? — бодро спросил Кузин.
 
- Щитком, — и, чтобы было понятнее, добавила, — за стеной живет Мария-дворничиха. Так у нее печка, а у вас щиток. Я говорила Блинову, что эта комната никуда не годится. Так нет, вам дали.
Кузин был как-то грустно рад и этому.
На следующий день очередь привела его в знакомый кабинет. Капитан держит его заявление о прописке и медленно багровеет: уши становятся малиновыми.
— Вы что, издеваетесь?! - закричал он и закатил под лоб глаза разъярившейся кошки.
Кузину казалось, что сейчас капитана хватит кондрашка. Посмотрел на Валентину, сидящую за соседним столом. Та продолжает спокойно писать. Видимо, привыкла.
— Вы что принесли? — уже сдержаннее спрашивает капитан. — Измором меня не возьмешь. Идите и больше не появляйтесь здесь!
Кузин с трудом выдавил из себя:
— Направьте меня на комиссию.
— На комиссию?!
Уши капитана снова стали багроветь.
— Зачем она вам? Вам там делать нечего! Идите и не морочьте мне голову!
— Я не уйду отсюда, пока вы не направите меня на комиссию.
   Капитан посмотрел на Кузина уже не злыми, а насмешливыми глазами:
— Просветили, значит? Что ж идите на комиссию, но не тешьте себя.

В среду в 15 часов Кузин был под дверью конференц-зала горисполкома и сразу понял, что пришел поздно. Людей много, они нервничают. Дверь узорчатого стекла закрыта изнутри, из-за нее ни звука. А может вообще комиссии не будет? Уже 15 минут четвертого. Информации нет. Волнение усиливается. Стал нервничать и Кузин: надо было занять очередь с утра, так, как это сделали стоящие первыми. А так можно и не попасть па комиссию. Наиболее смелые, постукивают костяшками пальцев по стеклу. Сильно нельзя комиссия обидится, а потихоньку нужно, пусть знают: люди надеются.… Наконец, дверь приоткрылась. Кто-то невидимый промолвил:
— Заходите... не все сразу.
На первые десять человек ушло пятьдесят минут. Кузин прикинул: часов через пять может, решится и его судьба. Беспокоила мысль: а будет комиссия так долго работать? Ответа на этот вопрос никто не знал, поэтому волновались, стараясь как можно ближе пробраться к двери.
Внезапно Кузин услышал свою фамилию. Он воспринял ее как чужую. Снова крикнули:
— Кузин есть?
- Есть Кузин! - закричал он не своим голосом и ринулся к заветной двери. Вслед ему неслось:
- Сначала спит, потом кричит. А что за привилегии? Почему без очереди? Свой, наверное.
Позже будет вспоминать это со стыдом, но сейчас лез, расталкивая людей локтями.  Перешагнул порог и очутился в небольшом пустом зале. У дальней стены, за сдвинутыми столами сидела комиссия. Он никого отдельно не видел. Ему показали на стул. Сел. В протянутую руку вложил свое заявление. Оно поплыло к центру. В очереди говорили, что сегодня комиссию возглавляет сам Волков, заместитель председателя горисполкома. Заявление остановилось в руках худощавого мужчины, одетого, несмотря на жару, в костюм с галстуком. Неспешные движения, уверенный баритон оглашает данные заявления. Губы Волкова сомкнулись, и внимательные глаза уставились на просителя:
— Тут вас некуда прописывать, — заключил он бесстрастно и, после короткой паузы, спросил: — Где вы только нашли такую клетушку?
Кузин пожал плечами.
— Ясно, — в голосе прозвучало раздражение, — оснований для прописки гражданина... э... Кузина нет. У кого другое мнение?
Волков пустил заявление в обратный путь, и оно пришло к капитану из паспортного стола. Он что-то записывал в журнале. Кузин, вставая со стула, посмотрел в сторону Блинова. Тот сидел нога на ногу. Глаза их встретились. Блинов самонадеянно ухмылялся. Кузину хотелось крикнуть: «Что же ты?!» Будто услышал этот безгласый крик, Блинов сказал:
— У меня, Борис Иванович, просьба.
   Волков посмотрел на него.
— Я прошу, — продолжал Блинов, — положительно решить вопрос прописки Кузина. Дело в том, что он дал согласие работать у нас начальником жэка. Я его хорошо знаю по заводу. У него хорошие организаторские способности, подкрепленные политической грамотностью.
Блинов замолчал. В тишине раздался недовольный голос Волкова:
— Что же вы, Артур Петрович, с нами в прятки играете? Нельзя было сразу сказать?
— Я думал сам заявитель скажет.
— Он думал, - баритон загустел, - вот не пропишем вашего протеже, и будете знать, как мух ловить!
   - Виноват, - процедил, не разжимая губ, Блинов.
   Волков будто этого и ждал: —
- Ну что, товарищи, учитывая ходатайство начальника ГЖУ, пропишем Кузина? Порешили?
   Капитан написал на заявлении заветное слово «ПРОПИСАТЬ» и отдал его Кузину, улыбнувшись.
У дверей осчастливленного Кузина догнал голос Блинова:
— Завтра в 10 ко мне!
   Кузин, не оглядываясь, мотнул головой.

Как было приказано, в 10 он был в кабинете Блинова.
— Не передумали? – спросил тот, когда Кузин подошел к столу.
— Как можно? Я же обещал! Да иначе и не прописали бы.
Только после этого заявления Блинов приподнялся в кресле и пожал протянутую руку,
— Убедились? Ну и ладно.
   Начальник подтянул к себе папку, полистал, вынул нужную бумажку и, размашисто подписав, протянул Кузину. Это был приказ о его назначении на должность начальника ЖЭКа №2 с 1 июля 197... года.
   - Выходит, завтра на работу? - не веря своим глазам, спросил Кузин.
— Да. Будете начинать новый квартал. Наша система живет квартальными циклами. Отчетность, подведение итогов, премия через каждые три месяца. Только взыскания не поддаются временным рамкам, но вы не отчаивайтесь. Па первых порах помогу и в обиду не дам.
— Вы считаете, нужно будет опекать?
- А куда денешься? Я вам тут доказывал, что завод и жек одно и то же, и там и тут люди. Это верно только отчасти.
Кузину неудобно было что-либо возражать. Остается выслушивать до конца любую начальственную чушь.
Блинов с удовольствием заметил смущение подчиненного.
— Учтите, - назидательно продолжал он, - чтобы стать хорошим коммунальником, а тем более жилищником, нужно здорово повариться в этом котле. Никакое образование не спасет, только его величество опыт. Вам будет на первых порах очень трудно, ошибки неминуемы, взыскания тоже. Но только пройдя через живую работу, вы сможете стать настоящим начальником жэка. Просьбы, вопросы потом, когда осмотритесь. Завтра к восьми в жэк. Там вас представит главный инженер ГЖУ. Сейчас туда не ходите. Они закрывают квартал, и им не до знакомств. Желаю успехов.

ГЛАВА 3

Выйдя из ГЖУ и остановившись на высоком крыльце, Кузин за многие дни, впервые вдохнул полной грудью теплый, ароматный воздух раскинувшегося внизу сиреневых зарослей. Был светлый летний день. В кустах порхали воробьи. На скамейке, в тени, сидела полная женщина, возле нее неистово металась снежнoй белизны болонка. Хозяйка, опустив вниз руку, позволяла ей хватать свои пальцы. Болонка, благодарная хозяйке за предоставленную возможность, визжала от восторга. Кузин невольно позавидовал чистой радости собаки. Как мало ей надо, чтобы быть на седьмом небе от счастья.
А счастлив ли он? Пожалуй, да. Ведь он прописан и имеет, хоть какое, но жилье. Но откуда эта неудовлетворенность? Почему он, как болонка, не счастлив безоглядно? Наверное, потому, что он - человек. Ерунда. Можно подумать, что нет полностью счастливых людей. Есть. Но не он. Почему? Вспомнились напутственные слова Блинова. Так всегда наставляют, акцентируя внимание па трудностях. Тогда что же? Заявление он писал после издания приказа. Необычно, но не смертельно. А вот анкету он не заполнял. Почему никто не поинтересовался его семейным положением, партийностью, судим — не судим? Где это видано, чтобы, принимая на руководящую должность, не поинтересовались подноготной кандидата? По сути, его взяли с улицы. Так берут на самые гадкие, не престижные должности. Он почувствовал, что стал противен сам себе. До чего же он мастак портить себе настроение! Скорей всего в суматохе забыли поинтересоваться его данными, через пару дней вспомнят, а он тут целую гору  наворотил. Как ни успокаивал он себя, тревога не утихала, поэтому, вопреки указанию Блинова, пошел к месту своей будущей работы.

Город Солнцеград поделен жэками на четыре района. Первый и третий жэки ведали новыми застройками. В этих районах селилось начальство, счастливчики из очереди, приехавшие по приглашению, и работники этих жэков. Жильцы, получая квартиры в новых домах, приводили их в порядок за свой счет, что являлось гарантией спокойной жизни, как самих жильцов, гак и работников жэков. Четвертый жэк владел окраиной города, застроенной одноэтажными домами. Многие поколения их жильцов привыкли обходиться без каких-то там жэков.
Второй жэк вобрал в себя бывший центр города. Новых домов па его территории не строили, старые не сносили, потому что в большинстве своем это были «крепыши». В центре, как в любом другом городе,  селилось начальство. Стало быть, в бывшем центре живет бывшее начальство. Раньше они жили хорошо. Кто себя обидит? Сейчас стали жить плохо. Что изменилось? Ничего. Это и плохо. Общие кухни, печное отопление, отсутствие канализации в большинстве домов, значит и «удобства» во дворе. Кому это понравится в наше время? А каково пожилому человеку в таких условиях? Тем более он знает, что благоустроенное жилье получает в основном молодежь. Поэтому на территории второго жэка проживали обиженные жильцы. Об этом известно всем коммунальщикам, никто из них не стремился стать начальником
 
в таком ЖЭКе. Кузин, естественно, этого не знал, Блинов, зная, не упустил случая.

Неутихающая тревога привела Кузина к месту будущей работы. Он вошел во двор, затененный с трех сторон домами. Слева, в глубине двора, крыльцо на пяти ступенях и высокая дверь, выкрашенная темной коричневой краской. Рядом информационная доска, подобная той, что привела его к Блинову. Дверь легко открылась. Вошел в длинный коридор. Справа у окон стулья. Двери в кабинеты — слева. Посетителей нет. Видно, не только Блинов знал, что в этот день сюда лучше не соваться. Прямо перед ним высокая филенчатая дверь с табличкой «Инженер». Оттуда доносились сердитые голоса. Дальше «Паспортист». Дверь открыта. За столом женщина. Голову не подняла. Пишет. Дверь бухгалтерии тоже открыта; Здесь, в полном смысле, дым коромыслом. Одна из трех женщин курит, остальные - дышат. Та, что курит, подняла голову, глянула бессмысленным взглядом и снова уставилась в бумаги. Дальше табличка «Секретарь». Слышен голос, кажется в телефон:
— Я вам сказала, начальника пет. Завтра будет, но новый.
Выходит, уже ждут его. Значит, нужен. Вот его будущий кабинет. Дверь закрыта. Вернулся к выходу. Прямо, в продолжение коридора еще дверь. Приоткрыл и увидел под стеной груду больших консервных банок из-под селедки. От них шел тошнотворный запах. Зачем они?

Из-за двери инженера послышались выкрики. Иногда выплескивался женский голос. Похоже, ей угрожают. Это заставило открыть дверь. Их четверо. Женщина, за столом, заваленным бумагами, и трое мужчин, стоящих рядом. Увидев, Кузина, женщина прикоснулась руками к пышной черноволосой прическе и сказала, будто обращаясь к нему:
— Сорок процентов я вам все равно не закрою. Хватит двадцати.
Мужчины пришли в движение. Кузин перестал видеть женщину, над нею замелькали кулаки, в воздухе повисла площадная брань. Кузин уловил сивушный запах и понял, что они пьяны.
— Стоп, мужики, — сказал он громко, - что напали па бедную женщину?!
Внимание «мужиков» раздвоилось.
— Это она-то бедная? Убить ее мало! Кровь пьет у рабочих!
— Ай, ай, — постыдил Кузин, - кто вас учил так разговаривать с женщиной?
К нему подошел один из троих.
   - Откуда ты такой умный взялся? Аль по харе захотел?
   - Назаров, Назаров, а ну, прекрати! — закричала женщина.
   - Сиди, — сказали ей, — тебя не трогают и молчок.
   «Может быть, драка», подумал Кузин. Назаров приблизился вплотную, смрадно дыша.
- Не дыши на меня, — спокойно сказал Кузин и отодвинул его от себя. Тут же получил удар по руке.
«Придется представиться, а то морду набьют».
- Спокойно, мужики, - сказал он, - я ваш новый начальник!
Сразу наступила тишина.
- Не брешешь? — то ли испуганно, то ли радостно спросил Назаров.
   - Тебе побожиться или так поверишь?
   - Верим! Все, кончилось бабье царство! Теперь мы найдем на тебя управу, Лариска!
   Восторг был всеобщий.
   - Тихо, ребята! — сказал новый начальник. — Что тут у вас происходит?
Все трое опять загалдели. Кузин услышал, что на них держится весь жэк, а эта стерва их затирает. Они этого не потерпят.
- Стоп, ребята, дайте высказаться другой стороне.
— А нам чхать на то, что она скажет! Хорошо ручкой по бумаге водить. Пусть по крышам полазает!
   - Вот что, ребята, — остановил их Кузин, — посидите в коридоре, а мы тут поговорим.
   - Еще чего?! Говорите при нас.
   - Как же при вас, если вы рта не даете раскрыть?
   Назаров пошел к двери:
   - Пошли, братва, покурим.

Инженера звали Ларисой Львовной Белянской. Она двадцать лет работает в коммунальной системе, по такого не помнит, чтобы люди в прямом смысле слова выбивали премию. Совсем совесть потеряли. Некоторые из них и зарплаты не заслуживают, которую им закрывают. Эта троица, вот так же, каждый месяц выбивает у нее премию. Руководство жэка не вмешивается в конфликты с рвачами. Было так, что довели ее до истерики. Весь месяц  пили и халтурили. Она им закрыла десять процентов премии. Они пригрозили увольнением. Начальство, испугавшись, приказало выплатить им премию как передовикам.
- Что после этого вы делали бы на моем месте? — спросила она, заглядывая Кузину в глаза.
   - Выл бы от тоски на Луну.
   - Теперь будем вместе выть
   - Давайте сделаем так, Лариса Львовна, закрывайте им наряды, как учили. Со следующего месяца я возьму их под личный контроль. Вас же прошу вести строгий учет выполненных работ. Премию я сам им буду выплачивать.
Лариса Львовна чуть слышно спросила:
- Вы надолго к нам?
 
 
- Пока не выгонят, - пошутил Кузин.
- У нас не выгоняют. За двадцать лет я не помню, чтобы кого-нибудь выгнали.
Ему стало жалко эту уставшую женщину, и он, положив на ее плечо руку, бодро сказал:
- Тогда поработаем, Лариса Львовна. Я пойду, а вы заканчивайте с этими архаровцами, как договорились. В дальнейшем, если не улучшат работу, выть буду они, а не мы.
Он открыл дверь.
- Заходите, орлы-куриные перья. Лариса Львовна вас здорово расхваливала. В июле проверю: так ли вы хорошо работаете.
Изумленные «орлы» молча проводили своего нового начальника. Лишь за дверью он услышал их восторженный вскрик.
ГЛАВА 4

Первая неделя работы Кузина в должности начальника заканчивалась совещанием у начальника ГЖУ.  Он считал, что не успел «наломать дров», поэтому был спокоен.
В кабинете Блинова ему указали на стул, на котором уже сидели предыдущие начальники второго жэка. Кузин сразу ощутил его жесткость. Он обратил внимание, что все начальники жэков и их старшие бухгалтера занимают такие же стульях. Работники аппарата ГЖУ, расположившиеся у приставного стола, сидят в мягких полукреслах, а Блинов во вращающемся кресле. Кузин подумал, что кресельная субординация  должна стимулировать желание продвинуться по службе. О вращающемся кресле мог мечтать только главный инженер Денис Иванович Лапшин, но шансы его, как уже знал Кузин, ничтожно малы. Он пережил нескольких начальников, приобрел язву желудка, но желанное место так и не занял.
Как и ожидал Кузин, выступавшие на совещании  о нем не вспоминали. Но тут заговорил Лапшин, и спокойствие как рукой сняло. Причина тому – жалоба жильцов дома №43, что по улице Матвеева. В прошедшую избирательную компанию они отказались голосовать, требуя немедленного ремонта их квартир. Наехавшее начальство признало претензии жильцов обоснованными и поручило жэку-2 исправить положение. Были оговорены сроки выполнения работ, но, как заявил Лапшин, руководство жэка еще не прониклось ответственностью.
- Что скажете, товарищ Кузин?  - спросил Блинов.
- Я не в курсе дела.
- Уже неделю как у руля и все еще не в курсе, - заметил Лапшин.
- Да, Павел Андреевич, неделю вы уже потеряли.
- Возможно и так, - ответил Кузин, - но кто мне ставил задачу по этому дому? О нем я узнал только сейчас, на этом совещании.
- Позвольте, Денис Иванович, - удивился Блинов. – Разве вы не вводили Кузина в курс дела?
- В этом жеке не было порядка и не будет! – едва не выкрикнул Лапшин.
- Все понятно, - резюмировал Блинов и начал подробно рассказывать всем присутствующим о важности выполнения обещаний по ремонту «объекта №43».
По его словам, жильцы  воспользовались предвыборной компанией. Их дом был в плане на ремонт, но следующем году, но кто-то сказал им, что этот план – «филькина грамота». Тут и началось. Дали обещание в августе закончить ремонт. Он, Блинов, оспаривал эти сроки, но его вынудили подчиниться. Прошло около месяца, но там и конь не валялся. Кузину необходимо бросить все силы на этот объект, и за счет высокой организации работ указанные сроки выдержать. Для выполнения работ все материалы есть. На полы  древесностружечная плита. Краска тоже есть. Она, правда, темных тонов. Здесь нужно проявить гибкость и обменять ее на светлые тона. Оконных и дверных блоков нет, поэтому ограничиться тщательным ремонтом. Нужно не забывать, что обещания даны не к новому году, вроде пожелания, а в период выборов. Это придает обещаниям политическое звучание, а с этим шутить нельзя. Так Павел Андреевич стал героем современной сказки по приготовлению супа из топора.
На следующий день Кузин пошел на жэковский хоздвор, чтобы встретиться с Белянской. Это было ее постоянное место работы. Здесь она давала распоряжения по выполнению заявок жильцов. Здесь рабочие, получив задание, выписывали нужные материалы и расходились по работам, сопровождаемые часто самими заказчиками.
Кузин уже был здесь, наблюдал распределение работ. Когда спросил у Белянской о плане работ, то вызвал у нее неподдельное удивление. Оказывается, она действует по обстановке. Чтобы понять, что это такое, то нужно, хоть годик повариться в этом котле.
Первый урок «действия по обстановке», Кузин получил тут же, не выходя с хоздвора. Возле склада ему удалось услышать разговор двух женщин. Они, конечно, не знали, что рядом с ними стоит начальник жэка, поэтому говорили откровенно. Когда он подошел, то одна из них спрашивала:
- Ждете уже неделю?
- Да, и неизвестно, сколько еще ждать. У нее вечно чего-то не хватает. Хорошо хоть не отказывает.
- Она всем обещает. Вы, наверное, настоять не можете.
- Я ей говорила, что у меня мама больная, а в квартире холодно. Ту зиму промучились, неужели и эту придется мерзнуть?
- Аргументы убедительны, но все это нужно кричать, кричать, как можно, громче.
- Я не умею кричать.
- Если хотите жить в тепле, то придется научится.
- Как это все дико.
Не умеющая кричать женщина направилась к Белянской. Кузин за ней. Остался в коридоре, а женщина вошла. Слышит голос:
- Лариса Львовна, когда же вы пришлете ко мне печников?
Белянская молчит, видимо не может оторваться от бумаг. Женщина вынуждена продолжать:
- У меня мама больная, а печь стоит разваленная. Вы обещали.
Белянская отзывается:
- Я уже говорила вам, что нет печных решеток.
Просительница изменила тон: неумело закричала:
- Я сейчас вам так дам «нет решеток, что вы отсюда выскочите, как из пушки! Я, я вам такое сделаю, что вы не только решетки, но и саму печь родите!
- Успокойтесь, гражданка, - уже Лариса Львовна просит, - я вам на той неделе пришлю печников.
- Еще чего! – вошла во вкус женщина, не умевшая кричать. – Сегодня и сию минуту! Или я не знаю, что с вами сделаю!
- Чего вы расшумелись? – спросила Белянская, - Я сказала вам, что пришлю, значит пришлю. Вам загорелось сегодня? Пусть будет по-вашему. А кричать не надо. Здесь не базар, а учреждение.
Кузин тяжело вздохнул и вышел во двор. Он видел как, сопровождаемая двумя печниками, шла к воротам новоявленная крикуха. За ними протарахтел грузовой мотороллер, заполненный материалами. На груде глины лежала печная решетка.
После этого случая Кузин настоял на составлении графика работ. Он с Белянской ходил по квартирам и определял сроки.
Теперь же, похерив график, придется переключаться на «43-й объект». Белянская все знала о нем. У нее были замеры и описи работ по каждой квартире. Был и список необходимых материалов.
- Почему вы не поставили меня в известность об этой работе? – спросил Кузин.
Белянская передернула плечами.
- Эти работы нам не под силу. Мы не стройуправление. Я говорила это вашей предшественнице.
- Она что?
- Согласилась.
- Блинову доложили об этом?
- Он и без нас все это хорошо понимает.
Кузин едва сдерживал себя. Ему не хотелось ругаться, но не мог удержаться, чтобы не упрекнуть:
- Лариса Львовна, оттого, что мы спрячем голову в песок, проблема не исчезнет. Тут не только ремонт, но и политика. Им же в период выборов обещали!
- С испугу наобещали, - усмехнулась Белянская. – Что говорили жильцы, то и наобещали. Никто не вник в то, что у нас текущих работ по самую завязку. Вот вы говорите, что все материалы есть.
- Я повторил слова Блинова.
- Древесностружечную плиту вместо досок на пол класть ни в коем случае нельзя. Она будет рассыпаться от сырости. Через год люди будут на ней ломать ноги. Пусть вы с этим не сталкивались, но Блинов с Лапшиным – специалисты. Почему они идут на это?
Кузина разбирала злость. Что тут рассусоливать? Приказ нужно выполнять, а не обсуждать. Раньше можно было шуметь. Сейчас Блинов не пойдет на попятную.
- От того, что мы будем так рассуждать, - сказал он, ничего не изменится. - Нам, Лариса Львовна, поставили задачу и мы должны ее выполнять.
- Он наобещали, а спрашивать будут с нас. А потом за такую работу нас еще и проклинать будут.
Они два часа ходили по квартирам злополучного дома. Кузин убедился, что жильцы не зря жаловались. Дыры в полах стыдливо прикрыты фанерками. Открыл окно, хотя советовали это не делать, пришлось заталкивать его на место по частям.
После осмотра уселись в беседке тут же во дворе.
- Неужели в этом доме никогда не делали ремонт? – спросил он.
- В том то и беда, что делали, - грустно ответила Белянская.
- Почему вы так говорите?
- Лет двадцать назад, я начала работать в этом домоуправлении. Тогда еще не придумали жэки. И вот в этом доме затеяли ремонт. Многие жильцы сопротивлялись, считая, если и нужен ремонт, то выборочный. Их не послушали, содрали полы, сняли филенчатые двери, оконные блоки и поставили все новое.
- Что же здесь плохого?
- Тогда я так же думала, потому что была дура. В то время в городе развернулось индивидуальное жилое строительство. Всем нужны материал, а в лесоторговом складе торгуют только березовыми вениками. Тогда наше начальство сообразило, как можно помочь людям. Оно выбрало дом дореволюционной постройки, где столярка была еще в хорошем состоянии, и включило его в план капитального ремонта. Под план получили и лес и дверные и оконные блоки. Все честно установили, а снятое списали как дрова. Все снятое с выгодой для себя продали. Лет через пять полы начали гнить, рамы, двери рассохлись. С тех пор и идет война.
- Неужели некому было остановить их?
- Дом в плане. Кто остановит? Эти люди умели говорить красивые слова, а сами – хищники. Я их, как огня, боялась.
В беседку вошла женщина. По росту – девочка. У нее некрасивое, но волевое лицо. Белянская представила ее:
-  Это Любовь Петровна. Ее мама не дала делать у нее ремонт. Уехала, а квартиру закрыла. У них и сейчас полы как звоночек.
- Мы у них были? – поинтересовался Кузин.
- До них не дошли. Да там и делать нечего.
Любовь Петровна всполошилась.
- Как это нечего делать? Вы, Лариса Львовна прекрасно знаете, что у меня окна не открываются, потолки обвисли. Ждете, когда обвалятся? Стены перетереть надо. Квартплату берете, а ничего не делаете!
- Мы все сделаем, что вы говорите, но чуть позже, - ответил Белянская, посмотрев вопросительно на начальника.
- Да, Любовь Петровна, - поддержал инженера Кузин, - мы сначала отремонтируем аварийные квартиры, потом и вашу.
- Меня это не устраивает, - возразила Любовь Петровна. - Мне нужно сейчас, пока я в отпуске.
- Я вас попрошу, Любовь Петровна, - сказал Кузин, - разрешить нам самим регулировать наши работы.
- Меня ваша регуляция не устраивает. Не хотите неприятностей, завтра же дайте мне трех рабочих. Я им сама найду работу.
С этими словами она вышла из беседки, но вернулась.
- Еще одно, регуляторы. Не забудьте беседку отремонтировать. Это любимое место Бориса Ивановича. Не отремонтируете, он вам такое отрегулирует!
Таким презрительным тоном с Кузиным еще никто не разговаривал. Он еще думал, как ответить, но Любови Петровне не нужен его ответ. Посмотрев ей вслед, он спросил Белянскую:
- Кем это она нас пугает?
- Зампредом исполкома – Волковым.
- Он что здесь живет?
- Как вы могли подумать такое? – удивилась Белянская. – Здесь был  его, так называемый штаб, когда работала комиссия. Это она издевается над нами, Павел Андреевич. Просто видеть ее не хочется.
- Успокойтесь. Не опускайтесь до ее уровня. Тем более, беседку мы не будем ремонтировать.
- Вы забыли, что она в плане?
- У них мужики есть во дворе?
- Так они гвоздя бесплатно не забьют.
- Все. Решили! Завозите сейчас же материал, чтобы завтра не терять на это время.
- Нет, Павел Андреевич, этого делать нельзя. Его за ночь растащат.
- Кто растащит? Это же их материал!
- Это наш материал.
- Ладно. Будь по-вашему, но завтра в девять, чтобы все кипело. Всех рабочих, без исключения, сюда.
- У нас есть неоконченные работы. Их бросать?
Кузин замялся.
- Нет. Заканчивайте, но новых работ не начинайте.
- Ой, что завтра будет! Вы представить себе это не можете.
Лариса Львовна закатила глаза, свела руки и хлопнула ладонями.
- Завтра я забегу в контору и сразу к вам, - заверил Кузин. – Воевать будем вместе.

ГЛАВА 5

На этот раз Кузину не удалось незаметно пройти через хоздвор. Его уже знали в лицо. Пытались остановить, но он, как танк, без остановки, прошел к Белянской.
- Слава Богу, пришли. Они меня тут чуть не съели.
- Так чего они еще ждут?
- Теперь, наверное, будут вас есть. Они все хотят услышать от вас. Они считают, что я хитрю.
Скрывая даже от себя охватившее его волнение, Кузин вышел во двор. Легко принимать непопулярные решения, когда в глаза не приходится смотреть тем, кого ущемляешь. А тут…
Только вышел, перед ним возник сухонький мужичок, в свободном пиджаке из ткани «метро». Вязаный капроновый галстук косо болтался на жилистой шее. Кузин попытался обойти его, чтобы выйти к толпе, но тот схватил его за рукав.
- На каком основании вы забираете у нас рабочих? – скрипучим голосом спросил мужичок.
- По решению горисполкома.
- А может Совета министров?
Кузин понял, что попался на зуб бывшему номенклатурному работнику. Его не заворожишь высокими инстанциями.
- Если у вас начали работы, то мы их закончим, - сообщил он.
- Вы издеваетесь?! – вскричал «мужичок». Меня уже месяц кормят завтраками! Вчера сказали, что дадут рабочих сегодня! А вы, а вы.…Трясутся губы, резко обозначены желваки на желтом лице
- Вы немедленно отмените свое дурацкое распоряжение, - продолжал кричать он, - и пришлете ко мне рабочих!
- Приходите через месяц, и вы их получите.
«Мужичок» глотнул открытым ртом воздух, дернул головой и только после этого прокричал:
. Ты сделаешь это немедленно или тебя завтра же здесь не будет!
Он махал руками перед самым лицом Кузина. Много ли надо, доведенному до исступления человеку, чтобы тебя ударить? Что ему, Кузину, после этого делать? Дать сдачи, защищаться или подставить другую щеку? Он, заложив руки за спину, ждал удара. Кулаки мелькали, брызгала слюна, но удара не было. Кузину хотелось вытереть лицо от слюны, но он боялся убрать руки из-за спины.
Что же люди? Люди смотрят. Смотрят как выразитель их чаяний, скачет возле носителя всех бед. Они ждут когда начальник жэка сдастся или старик, разъяряясь еще больше, ударит его. Но тут из толпы вышел Назаров и перехватил руку старика. Тот крутнулся на месте и оказался лицом к лицу с рабочим.
- Что, Фонтомас, разбушевался?
- Пусти, хулиган! – прокричал старик и ударил Назарова по руке.
- Ты, овес, пропущенный через лошадь, еще и драться начинаешь!
С этими словами,  рабочий притянул старика к себе и неизвестно чем бы все это кончилось, если бы Кузин его не остановил:
- Отпусти!
Назаров толкнул старика по направлению ворот.
- А ну, чухай отсюда!
- Я это так не оставлю! - прокричал тот и скрылся за воротами.
- Жди жалобу, начальник, - предрек Назаров.
- Нечего было вмешиваться, - упрекнул Кузин.
- Так он же убил бы вас.
- Убил бы – ответил.
- Вам бы легче было?
Кузин не успел ответить, ибо Лариса Львовна, оказавшись рядом, сказала:
- Правильно, Павел Андреевич, нам лучше быть убитым, чем дать повод для жалоб. Если помните, я это и предвидела.
Кузин осмотрелся и неожиданно, даже для себя, рассмеялся. Во дворе не осталось ни одного жильца. Он, пообещав прийти на «43-й объект» сразу же после обеда, пошел в контору.

Уже в коридоре на него обрушился звонкоголосый собачий лай. Так, оглушенный им, он и шел по коридору, машинально здороваясь с посетителями. Как завороженный остановился у двери секретаря. За дверью и был источник собачьего бреха. Он вошел в комнату и не увидел Нину, секретаря жэка. Ее стол закрывала женская фигура, одетая в цветастое ситцевое одеяние со множеством складок. Вокруг нее вились собаки. Кузин не смог их сосчитать. Они были белыми, черными, маленькими и звонкоголосыми.
- Что тут происходит? - спросил Кузин, повысив голос.
Женщина повернулась к нему, и он увидел Нину. Глаза полные слез, губы крепко сжаты. Женщина с интересом рассматривала его, забыв о Нине.
- Вы начальник? – властно спросила женщина.
Не желая перекрикивать собак, Кузин отделался кивком головы.
- Тогда я должна вас спросить, что здесь происходит?
- Зайдите ко мне, - предложил он, намериваясь освободить Нину от шумных посетителей.
Он открыл своим ключом кабинет и, едва распахнул, как в него с лаем ворвались собаки, а за ними чинно вошла их хозяйка. Она была монументальна, но крайне неряшлива. Каштановые волосы собраны в высокую прическу, схваченную множеством шпилек и заколок. Под широкой и нечистой юбкой колыхался живот. На нем лежат руки, а на руках собачка, похожая обличьем на летучую мышь.
- Кто вы, назовитесь, попросил  Кузин.
Женщина удивленно посмотрела на него и спросила:
- Вы действительно меня не знаете? Вы не шутите?
- Я спрашиваю: кто вы? – повысил голос Кузин.
- Как приятно видеть человека, который тебя еще не знает. Мне просто жаль с вами знакомиться.
- Прекратите паясничать!
- Не надо нервничать, товарищ начальник. Я, Засохина Наталья Леонтьевна. Прошу, как сможете, любить и жаловать.
К ее просьбе, громко залаяв, присоединилась собачка, сидевшая на руках. Хозяйка сбросила ее на пол, но на ее место тут же вскочила другая.
- Вы можете их успокоить?
Засохина плюхнулась на стул, и собаки сразу же попрыгали ей на колени. Тяжело дыша, тут же замолчали, высунув розовые язычки. Их было пять, а когда бегали, казалось десяток.
- Зачем вам столько собак?
Посмотрев на начальника изучающим взглядом, Засохина ответила:
- Я предвижу, что этот вопрос вы зададите мне еще не раз, поэтому отвечу на него как-то потом, а сейчас перейдем ближе к делу. Секретарша не выдает мне справку о печном отоплении, ссылаясь на ваш приказ.
Кузин не мог дать такой приказ. Вызвал Нину. Как можно ласковей, спросил:
- Ниночка, почему ты не выдаешь гражданке Засохиной справку о наличии печного отопления?
- Павел Андреевич, ее давно предупредили, чтобы она не являлась сюда с собаками. Она нас игнорирует. Мы то же самое решили делать с ней.
- В смысле не выдавать справки?
- А что? Посидит в холоде, тогда узнает, как нас игнорировать.
- Дашь, шмакодявка, куда денешься, - закричала Засохина, сопровождаемая собачьим квинтетом.
Кузин скривился, как от зубной боли. Встав со стула, приказал:
-  Выйдите в коридор!
Нина распахнула дверь, Засохина, помешкав, вышла. Звонкий лай вынесся за ней. Нина захлопнула дверь и прижалась к ней спиной.
- Рассказывай, - буркнул недовольно начальник.
- А что рассказывать? Вы тут недавно, поэтому не знаете, что жэку было приказано ликвидировать собачью ферму Засохиной. Соседи жалуются. Все шишки на нас падают, будто это мы их разводим.
- Кто решил не выдавать ей справки?
- Мы.
- Кто «мы»? Засохина говорила, что не «мы», а я тебе приказал.
Нина смутилась. Посмотрела на начальника полными слез глазами.
- Извините, Павел Андреевич, это я для солидности сказала. Я не думала, что вы так быстро вернетесь.
- И, как по-твоему, мы имеем право не выдать ей эту справку?
- Вы еще сомневаетесь?! Она имеет право нас игнорировать, а мы ее нет?
Девочка произносила слово «игнорировать» с каким-то доверием к нему. Оно было ее единственным аргументом. Кузину так не показалось. Ему необходимо знать точно: имеют они право не выдавать справку в подобной ситуации. Жаль, нет рядом мудрой Белянской. Он нажал кнопку вызова старшего бухгалтера Татьяны Викторовны. За эти немногие дни успел убедиться в ее добросовестности. Это молодая, крепко сбитая женщина была надежным двигателем жэковского корабля. Если он еще не затонул, то благодаря ее неуемной энергии и находчивости.
Услышав вопрос Кузина, Татьяна Викторовна широко улыбнулась.
- Павел Андреевич, - сказала она, - если мы не выпишем ей справку, то она побежит тут же в горисполком. Представляете, какой переполох она там устроит?
- Я не об этом, - досадливо поморщился Кузин. – Скажите прямо: мы имеем право не выдавать справку, если гражданин, на наш взгляд, нарушает общественный порядок?
- Конечно, нет. У нас нет таких прав.
- Теперь ясно. К Засохиной нужно искать другие подходы, а сейчас, Нина, выдай ей справку.
Секретарь недовольно дернула плечами и стремительно вышла. Татьяна не торопилась уходить.
- Я предложила бы вам, Павел Андреевич, - сказала она, - сходить к Засохиной. Поговорите с ней в домашней обстановке. Ее соседи не оставят нас в покое. Она, своими собаками, отпугивают от них курортников. Вот и злятся.
Кабинет снова огласил собачий лай. Подписывая справку, Кузин  сообщил Засохиной:
- Я к вам сегодня зайду в гости. Вы будете через час дом?
- А что вам у меня делать?
- Попытаюсь понять вас.
- Такие, как вы, у меня уже были. Короче, повезет – встретимся.

Через час Кузин был возле дома Засохиной. В окне, возле ворот, увидел листок бумаги, приклеенный к стеклу. На его пожелтевшей поверхности едва различались буквы. Напрягши зрение, Кузин прочел: «Продается фокстерьер, скрещенный с африканской обезьяной». Перечитал. Всё так.
Решительно толкнул калитку и вошел во двор. Навстречу бросилась свора маленьких собачек. Они носились вокруг его ног, имитируя желание укусить. Из дома вышла их хозяйка. Она замахнулась на них суковатой палкой, и те, визжа, отбежали от него.
- Пришли все же, - пробормотала Засохина. – Идите, мои собачки не кусаются.
Она шла впереди, звонко постукивая палкой по камням дорожки. Собачки, вслушиваясь в стук, слегка повизгивали.
Комната и кухня. Вот и вся квартира Засохиной. Собаки содержались на кухне. На газовой плите и на столе валялось множество разнокалиберных консервных банок. Над всем этим вились рои мух. На полу, вдоль стен, вороха тряпок: постели питомцев Засохиной.
- Посмотрели? – поинтересовалась хозяйка
- Посмотрел.
- Ну и гуд бай!
Кузин претворился непонятливым. Показывая  на квадратик в окне, спросил:
- Скажите, что за объявление у вас там?
Глаза женщины насмешливо блеснули.
- Вы слышали, что реклама – двигатель торговли? Так это тот случай.
- Не понял. Вы не могли бы увязать это утверждение  с текстом объявления?
- Так и быть! У меня действительно были фокстерьерчики, испорченные каким-то дворянином.
- При чем здесь обезьяна?
- В этом, начальник, и есть смак. Иначе говоря, рекламный трюк. Люди любопытны, особенно дети. Приходят, любуются обзьянособакой. Понимают, что тут что-то не то, но все равно покупают. Сейчас я всех распродала, но объявление не снимаю. Вот обновить бы его не мешало. Вы не скажете Нине, чтобы отпечатала?
- Наталья Леонтьевна, вы и меня хотите втянуть в обман?
- Как вы смогли догадаться, дорогой начальник? – пробурчала Засохина, направляясь к выходу.
Во дворе Кузин спросил:
- Вы понимаете, Наталья Леонтьевна, что развели у себя в квартире антисанитарию
Засохина остановилась и насмешливо проговорила:
- Вот вы сами сказали: «у себя в квартире». Правильно сказали. Так у себя в квартире я могу делать, что захочу. Я к вам не лезу, не лезьте и вы ко мне!
- На меня соседи не жалуются, - напомнил Кузин.
- Соседи. Тьфу, им, - сплюнула Засохина. - Вы думаете, им не все равно, как у меня на кухне? Они злятся, что я не держу курортников. И не буду! – выкрикнула она. – Я не сдам себя в рабство ради денег! Сейчас я окружена милыми для меня существами. Они меня любят, я их. От продажи собачек я имею те же деньги, что и они от курортников, но, не в пример им, ни перед кем не унижаюсь.
- С той разницей, - заметил Кузин, - что они налоги платят, а вы нет.
- Какие налоги? Кто их платит? Они? Не смешите!
- Как бы там ни было, Наталья Леонтьевна, помните, если вы еще раз придете в контору с собаками, то считайте, о нашем разговоре будут знать в налоговой инспекции. Нужны вам эти неприятности? Подумайте.
Он вышел за ворота и посмотрел на часы. Сколько времени потратил, а что выходил? Да эту даму голыми руками не возьмешь. Не дай Бог, дойдет эта проблема до начальства, не важно какого, и ему обязательно поручат решение этой проблемы. Ведь, по сути, придется ломать человеку привычный уклад, а Засохина – крепкий орешек. Во что это выльется? Трудно предугадать.

Во дворе «43-его объекта» он увидел почти не тронутый материал. В чем дело? В беседке нашел плачущую Белянскую. Она, всхлипывая, проговорила:
- Я вас ждала после обеда, а вы не пришли.
Кузин вспылил:
- Я что, свидание вам назначал?
Та отрешенно махнула рукой.
- Какое свидание? Посмотрите, что там делается!
- Где?
Белянская тяжело поднялась и, прихрамывая, на правую ногу, пошла в глубь двора.
- Что у вас с ногой? – встревожился Кузин.
- Обычная история. Как понервничаю, так ступить не могу.
У квартиры Любовь Петровны, сказала:
- Заходите. Да не стучитесь, вы!
За дверью запахи свежей краски и штукатурки. В другой комнате слышался пьяный гвалт. Открыв дверь, увидел теплую компанию своих рабочих. Они сидели за столом, уставленном  бутылками с вином. К нему подскочила хозяйка квартиры:
- Прошу вас, Павел Андреевич, откушайте. Небось, проголодались. Я и Ларису Львовну приглашала, только она брезгует.
Хороша штучка эта Любовь Петровна! Кузину хотелось выть волком, а не садиться за стол.
- Встать всем и пройти к беседке! – скомандовал он.
- Что раскричался начальник? Не рано ли кричать начал?
Ворча, рабочие потянулись к выходу. У прихвативших с собой бутылки, Кузин отбирал. Любовь Петровна что-то хотела сказать ему, но встреченная бешеным взглядом, молча отошла в сторону.
- Все здесь? – спросил Кузин, входя в беседку.
Получив утвердительный ответ, сказал Белянской:
- Рассказывайте!
Белянская трудом собиралась с мыслями. Видно было, как тяжело далась ей эта история. Наконец начала говорить:
- Сразу все шло хорошо, ничего не скажешь. Но стоило мне отлучиться, как эта сволочь.
- Товарищ Белянская, прошу без эпитетов, – прервал ее начальник.
- Извините. Так вот эта, что без эпитетов, переманила к себе Кузьмина и Головлева.
Кузин не всех знал по фамилиям, поэтому скомандовал:
- Встать, о ком говорят!
Встали. Это те, кого он успокаивал в первый день знакомства с жэком.
- Спасибо, садитесь.
Белянская продолжала:
- Было часов одиннадцать, когда я пришла. Эти, уже выпившие, работали у нее. Я не смогла их оттуда вытащить. К вечеру туда потянулись остальные. Они не могли не составить компанию.
- А что, после работы уже и выпить нельзя?
Кузин соображал, как поступить. Нужен был сильный ход, который запомнился бы всем.
- Лариса Львовна, учитывая, что трезвых нет, отпустим всех по домам, но прежде убрать материалы со двора. С завтрашнего дня рабочий график для всех закон. Сегодняшнюю недоработку выполнить завтра. Головлев и Кузьмин напишут заявление с просьбой уволить их по собственному желанию. Не напишут – уволим по статье.
- С кем останешься начальник? – спросил Головлев. – Мы здесь все пьющие. Скоро с Лариской сами будете ишачить.
Это была единственная реплика на решение начальника. Хмурые и молчаливые пошли заносить материалы.
Когда рабочие ушли, Кузин сказал Белянской:
- Собирайте жильцов, говорить будем.
- Это вы серьезно, Павел Андреевич, в отношении рабочих?
- Что серьезно?
- Вы серьезно увольнять их собираетесь?
Кузин удивился:
- Неужели вам, товарищ Белянская, не надоела эта пьянота?
- Хуже горькой редьки, но с кем, в конце концов, останемся?
- Думаю, до этого не дойдет. Я не намерен всех выгонять, но наказывать мы должны за каждый случай пьянства на производстве. Среди них, я уверен, есть такие, что пьют не по необходимости, а по пьяной традиции. Мы должны создать им условия для трезвой работы.
Белянская слушала начальника с печальным выражением лица, кивая головой, будто соглашалась с ним. На самом деле она считала сказанное пустословием. Ее горький опыт не позволял быть полностью откровенной с начальством, поэтому скрыла то, что привыкла к ежедневным пьянкам рабочих, так же как к плохому снабжению, считая это чем-то предопределенным. Собирая жильцов, она думала над тем, как ей было бы непривычно руководить трезвым коллективом. И успокаивала себя тем, что такого никогда не случится по причине того, что ее пьющий коллектив – осколок спивающегося народа.

В беседку заходили жильцы. Женщины в домашних халатах, мужчины в трико. Когда Белянская доложила, что больше никого не будет, Кузин открыл собрание, предоставив ей слово. Она сообщила, что первый день работ сорван, но обещала подтянуться. Поняв, что продолжения не будет, Кузин удивился и решил уже сам прояснить причины срыва графика.
- Лариса Львовна, - сказал Кузин, - лаконично, но не объективно доложила вам состояние дел. Необъективно потому, что не вскрыла причин невыполнения графика работ. И вы, которым не сделали намеченные работы, тоже молчите. Почему не возмущаются жильцы пятой квартиры? Ведь это у них должны были настелить полы. Не настелили. Почему? Да потому, что соседка ваша и двадцать второй квартиры, не считаясь с тем, что ремонт в ее квартире отнесен на более поздний срок, заманила к себе рабочих обильной выпивкой. Я собрал вас здесь, чтобы обсудить этот дикий случай. Я сегодня уволил двух рабочих, которые сорвали график работ. Если так будет продолжаться, то жэк останется без рабочих, а вы без полов, окон и дверей.
Едва Кузин остановился, как на середину беседки выскочила Любовь Петровна и сразу пошла в наступление:
- Откуда у вас, дорогой начальник, такие иждивенческие настроения? Выходит, мы виноваты, что у вас рабочие – пьяницы? Воспитывать их надо, как к тому призывает партия и правительство. Я их насильно тащила? Они сами пришли. Я им только сказала: «Ребята, работа есть». Они мне: «Бутылка, тетка». «После работы, ребята». «После работы само собой». То, что они мне за день сделали, Павел Андреевич, под вашим мудрым руководством и недели бы не хватило. Так что еще неизвестно, помешала я вам или, наоборот, помогла.
- Кто еще хочет выступить?
Желающих не было
- Как понимать ваше молчание?
- Понимайте так, что все ясно.
- Минуточку, товарищи,  Мы бросили все силы, чтоб выполнить обещание, данное вам руководством города. Но если хоть один случай, подобный сегодняшнему – я буду вынужден прекратить работы. Спаивать рабочих я не позволю!
- Что делать, если они у вас иначе не работают?
- Я хочу, чтобы вы поняли – я не шучу!
Выйдя с Белянской на улицу, Кузин сказал:
- Вам, Лариса Львовна, надо быть побоевитее.
- Вы многое получили от своей боевитости?
- Они узнали нашу позицию
- Эти лозунги они давно усвоили.
- Но они не связывали их с прекращением работ!
- Они знают, что никто не позволит вам их прекращать.
Кузин невольно остановился.
- Вы убиваете меня, Лариса Львовна своим скептицизмом.
- Это моя защитная реакция, Павел Андреевич. С ее помощью я надеюсь дожить до пенсии.
-У меня такое впечатление, что вы всегда ждете от работы отрицательного результата.
- Зачем? Меня больше устраивает хороший результат. Плохой принимаю, как имеющий право быть и не делаю из этого трагедии.
- Тогда чем объяснить ваши сегодняшние слезы?
- Вы, конечно, подумали, что я ревела по невыполненной работе? Впрочем, вы правы, я плакала по работе, но не сегодняшней, а по вчерашней. Когда сидела с вами до полуночи и планировала, заранее зная, что это все кошке под хвост. Так и получилось. До свидания, Павел Андреевич.
Первое, что подумал Кузин, расставшись с Белянской, что он, делающий все правильно, терпит поражение по всем позициям. Отработанные на заводе методы, здесь не проходят. Решил не подавлять Белянскую, а внимательнее прислушаться к ее советам.

В очередную среду Кузин шел на планерку с тревожным сердцем. Работы на «объекте» шли туго: мало людей, трудно с материалами.
После информации Кузина выступил главный инженер. Отметив недоработки начальника жэка, он особо остановился на увольнении двух рабочих, хотя Кузин о них не докладывал.
-Нехорошо получается, Павел Андреевич. Женщины, командуя вашей конторой, могли работать с этими людьми, а вам подавай ангелов. От вас ждали решительных воспитательных мер, а вы расписались в бессилии. Вы куда их уволили? На Луну? Они пойдут на такое же социалистическое предприятие, где их будут воспитывать вместо Кузина другие
Или вы надеетесь обзавестись ангелами? И вы знаете, где их взять
?
Лапшин подождал ответа и, не дождавшись,  продолжал:
- Я понял, что вы не знаете, где их взять, поэтому ваши действия сродни авантюризму. Скоро он нас, Артур Петрович, поставит перед фактом, когда в жэке некому будет выполнять работы! Прошу вас дать указание запретить товарищу Кузину проводить увольнение без согласования со мной!
После такой тирады в кабинете установилась тишина. Только скрип жестких стульев под работниками жэков выдавал, их нетерпение поскорее услышать ответ на необычный ход главного инженера. Обдумывая его, Блинов не спешил удовлетворить их любопытство. Вот он заговорил медленно, будто неохотно:
- Я считаю, Павел Андреевич, что  вам и крыть нечем, так прав  Денис Иванович. Если вы  собираетесь сделать решительный шаг, придите, посоветуйтесь. Ваши задачи тесно увязаны с нашими, поэтому и решать их вместе. Мы не номерной завод, где и платят хорошо, и условия работы приличные. Вот они и имеют возможность привередничать. Мы работаем с теми, кого Бог пошлет, у кого судьба не сложилась. Им трудно живется, и нам с ними не легко. Помогать им наша задача, а не выбрасывать за ворота. Нельзя разбрасываться людьми, уважаемый Павел Андреевич. Денис Иванович, подготовьте приказ по ходу ремонта в 43-м доме.

К концу недели Кузину вручили приказ по ГЖУ. Недостатки по выполнению ремонтных работ в доме №43 по улице Матвеева объяснялись низким уровнем политико-воспитательной работы. Начальнику жэка объявлялось замечание. Взыскание не ахти какое, но все равно неприятно. Единственно, что успокаивало, Блинов не пошел на поводу у Лапшина и не указал на необходимость согласовывать с ним увольнения.

ГЛАВА 6

Кузин просматривал почту, когда в кабинет зашла Нина и молча положила на стол номер местной газеты «Солнцеградская здравница». Раньше она его этим не баловала. Кузин удивленно посмотрел на нее.
- Не на меня смотрите, Павел Андреевич, а на последнюю страницу, - многозначительно сказала секретарь.
Он перевернул газету и сразу увидел броский заголовок: «Собачья канитель». Стал жадно читать. Очень натурально описывался засохинский ералаш. В конце автор спрашивал: «Как реагируют на все это работники ЖЭК-2, участковый инспектор милиции?» И тут же себе отвечал: «А никак». «Все, - подумал Кузин, – хочешь, не хочешь, а воспитанием Засохиной заниматься придется». Оторвавшись от газеты, увидел, что Нина не ушла.
- Не надо было справку давать, - упрекнула она.
Кузин усмехнулся, удивляясь упрямой наивности девочки.
- Хочешь в фельетон попасть? Ты лучше скажи мне кто у нас участковый инспектор.
- Младший лейтенант милиции Воронин Георгий Михайлович. Он заходил, спрашивал вас.
 Разыщи его. Пусть зайдет.
Воронин пришел в тот же день. Крепко пожали друг другу руки, посмотрели в глаза и сразу стали на «ты».
- Читал? – спросил Кузин, кивая на газету.
Нахмурив густые брови, Воронин «пробежал» заметку.
- Ну, что ж. Будем заниматься. Ты был у нее?
- Имел счастье. Что будем делать?
- Все, что положено в этой ситуации. От тебя пойду к ней, составлю протокол. На административной комиссии ее оштрафуют на 10 рублей и предложат навести порядок. Дадут время для этого. Она не выполнит указание, и тогда снова на комиссию.
- А нет более короткого пути? Приказал, и дело с концом?
Воронин рассмеялся.
- Завидую тебе начальник, сколько нервов сберег, не общаясь с таким народом. Приказал, и в дамках, - съехидничал он. – На самом деле все будет совсем иначе. Засохина не явится на комиссию. Ты мне сообщишь об этом. Я снова к ней. Предупреждаю, что, если  не явится, отведу под конвоем. Она не слушает. В третий раз отвожу ее сам на комиссию. Она не выполняет указания комиссии. Тогда все повторится. Итак, без конца.
- Что же это такое? – удивился Кузин
- Это называется нашей действительностью, Паша. Зато никто не упрекнет в том, что ничего не делаем.
- Кому нужна такая работа?
- Значит, нужна. Если хочешь, можешь сам дожать ее. Вызови на товарищеский суд. Но доставлять на этот суд будешь сам. Можешь создать обстановку нетерпимости.
- А это что?
- Это ты спроси у своих работников. Они научат.
Воронин пошел к Засохиной, а Кузин обмозговывая разговор, пытался сам понять, что означает обстановка нетерпимости? Наверное, ее создают «методом» предлагаемым Ниной. Решил не заниматься этим.

Каждую пятницу, с 15 до19 часов, у начальника жэка прием. В это время весь аппарат конторы на своих местах. С ним в кабинете Нина. Она ведет журнал приемов и представляет посетителей, которые успели зарегистрироваться до приема. Она нужна также на случай непредвиденных обстоятельств. Какие могут быть обстоятельства, Кузин не знал и считал такие опасения лишними, но порядок не стал ломать. Нина объявила первого посетителя: Набоков Сергей Александрович, Балетмейстер Дома Культуры.
Он вошел, робко прижимая к груди картонную папку. По приглашению, легко сел на стул и стал развязывать шнурочки, стягивающие папку. Вынул чертеж и от волнения не мог сразу развернуть. Кузин помог.
- Извольте взглянуть, - сказал Набоков, - это план, по которому я ставлю в своей квартире АГВ. Я ни
 на сантиметр не отступил от этого проекта, а мне запретили производить работы.
- Кто запретил?
- Ваш мастер Новицкая Любовь Николаевна.
Нина вызвала мастера. Она вошла тихо. Как в замедленном кино, не торопясь, закрыла за собой дверь и осталась ее подпирать. Приземистая фигура Новиковой дышала усталостью. Кузину показалось, что она сейчас же сядет на пол. Он предложил ей стул. Она отказалась, оставшись у двери.
- Любовь Николаевна, гражданин Набоков говорит, что вы запретили ему установку АГВ. Почему?
Новикова, когда ее спрашивали, смотрел в пол. Так же, не поднимая глаз, отвечала:
- Против Набокова ополчился весь двор. Говорят, что писали жалобу в Москву. Может это не так, но я, по их требованию, на всякий случай, приостановила производство работ по АГВ.
- У вас другие основания на это, кроме жалоб жильцов, были?
В ответ Новикова заплакала. Набоков вскочил и засуетился возле нее, уговаривает не плакать. Кузин сказал:
- Можете идти, Любовь Николаевна.
Новикова ушла, а Набоков продолжал стоять у двери с виноватым видом, теребя завязки пустой папки. Кузин сказал:
- Если не возражаете, я сам зайду к вам в понедельник, в 14 часов. Вы сможете быть дома в это время?
- Я буду ждать вас, но позвольте сказать еще два слова.
Получив согласие, Новиков продолжал:
- Я не решился бы говорить, но эти слезы. Короче говоря, Любовь Николаевна запугана моими соседями. Она хороший человек, но ей трудно противостоять  им. Всем во дворе руководит Есин, бывший милиционер. Он презирает меня, считая недостойным мужчине зарабатывать деньги ногами, имея в виду мою работу балетмейстером. В свою орбиту он втянул мою соседку Варвару Ивановну, тоже Кузину. Извините, она не родственница вам?
- Нет. В общем, все ясно. В понедельник я буду у вас.

Дверь за Набоковым не успела закрыться, как вошла следующая посетительница: Марина Петровна Михайлова. Аккуратная, со вкусом одетая, улыбчивая.
- Слушаю, Марина Петровна.
- Я, Павел Андреевич, живу в старом доме, дореволюционной постройки. Он когда-то принадлежал Старчевскому. После революции его потеснили. И, когда делили, то сумели каждому жильцу дать подвал под его же квартирой. Только Старчевским оставили подвал под квартирой моих родителей. Нам же достался подвал под их квартирой. Сейчас его потомки получили новое жилье, поэтому съезжают. Хотелось бы, Павел Андреевич, пока не заехали новые жильцы, восстановить справедливость и занять подвал под своей квартирой.
- У вас кто мастер?
- Новицкая. Она в курсе дела и считает, что я права.
За Михайловой зашли сразу две женщины. Обе в домашних халатах и в шлепанцах. Их, оказывается, заели тараканы. Сосед Букатов не борется с ними, и они так расплодились, что целыми стаями бегут к соседям. Ни санэпидстанция, ни Новицкая, ничего не могут сделать.
- Почему? – спросил Кузин.
- Он никого в квартиру не пускает.
-Он один живет?
- Нет. У него еще дочь. Она хорошая, но бесправная.
- Хорошо. Я займусь вашим соседом.
- А как мы узнаем, что вы занялись?
- К вам перестанут бегать тараканы.
Прием подходил к концу, когда в коридор ворвался остервенелый собачий лай. Кузин вздрогнул от неожиданности. Посетитель поспешил к двери. Только открыл ее, как к столу Кузина прорвались собаки. Через мгновение в дверном проеме возникла и фигура Засохиной. Кузин почувствовал, что его лицо расплывается в жалкой улыбке. Он прикрыл губы ладонью, но Засохина заметила ее:
- Радуешься?! – загремела она. – С улыбочкой гадости делаешь?!
В дверях столпились сотрудники и не успевшие уйти посетители. Собаки, заняв круговую оборону, облаивали всех сразу. Засохина, не оглядываясь, толкнула палкой дверь. Та захлопнулась. Она, без приглашения, плюхнулась на стул. Животные вспрыгнули на колени и тут же замолчали. Кузин поинтересовался:
- Что на этот раз вас привело?
Оттуда-то из юбки Засохина вытащила мятую газету и, бросив на стол, спросила:
- Ваша работа?
- Нет, не моя.
- Воронин тоже не ваша работа?
- Воронин - моя.
- Слава Богу, хоть тут сознался!
Собаки зарычали.
- Цыц, сволочи! – и Кузину: - Я сразу поняла, откуда ветер дует, а прикинулся ягненком молочным!
Кузин вспылил:
- Прекратите! А то вышвырну вас отсюда вместе с собаками!
- Вот рассмешил. Тронешь – горя не оберешься. Скажи Воронину, что плевать я на всех вас хотела. На мне он звездочки не заработает, последнюю потеряет. Гуд бай, начальник.
По коридору пронесся истошный лай. Кузин сидел за столом молча, не шевелясь. Нина спросила:
- Павел Андреевич, вы домой пойдете?
- А что изменилось? – натянуто улыбаясь, поинтересовался начальник. - Время подошло, значит по домам.

В понедельник он пошел к Набокову с Новицкой. Взял ее с собой по совету Белянской.
- Я вам не советую ходить одному по квартирам. Чему вы удивляетесь? Вас могут спровоцировать на необдуманные поступки. Могут приписать то, чего на самом деле не было. Это не моя выдумка. Жизнь заставляет так делать.
- Откуда такие предосторожности, Лариса Львовна? Можно подумать, что мы не в своей стране.
- Вы очень смело, один, заходите в чужие квартиры. Так недалеко от неприятностей. Поостерегитесь, идите с Новицкой.
Когда работники жэка вошли во двор, где жил Набоков, Кузин почувствовал, что за ним следят. Одни открыто, стоя в проеме дверей, другие тайно, чуть отодвинув занавеску на окне.
- Что они уставились? – спросил он Новицкую.
- Они всегда настороже, - пояснила мастер. – Курортный сезон заставляет быть бдительными. Они проверяющих боятся. Меня они знают, кто вы – догадываются, поэтому разглядывают в открытую.
Набоков их ждал. Кузину не стоило труда убедиться, что АГВ устанавливается в соответствии с проектом. Впервые, за время работы в жэке, ему пригодились знания инженера.
- Благодарю вас, - обрадовался хозяин квартиры. – Можно продолжать работы?
- А я вам и не запрещал, - ответил Кузин, посмотрев на Новицкую. Та покраснела.
- Павел Андреевич, - попросила она, - не спешите принимать решение. Побеседуйте с жильцами.
- Почему не поговорить. Давайте выясним мнение моей тезки, если она дома.
Варвара Ивановна их ждала, она встретила работников жэка у дверей. Гладко зачесанные волосы укрывал чистый штапельный платочек, украшенный голубыми цветочками.

- Здравствуйте, Варвара Ивановна, к вам можно? На что жалуетесь? – спросил уже у нее в квартире, уподобив себя врачом.
Лоб Кузиной сморщился, она достала из кармана халата белую холстину и приложила к глазам. Только после этого сказала:
- Замучил меня балерун несчастный. Стучит, спать не дает.
- Он что и ночью работает?
- Та нет. Ночью он не стучит. Днем. Только приляжешь отдохнуть, а тут грюк, грюк. Ему же запретили, а он грючит.
- Это ясно, - перебил ее Кузин, - что еще?
- Строит, меня не спрашивает. Запрет порушил. Грючит по моей стене, а я не хочу этого.
Варвара Ивановна повела их в другую комнату, оказавшуюся кухней.
_  Вот эта стена. Он там к ней ванну ставит.
Возвращаясь в комнату, Кузин сказал:
- Я сейчас был у Набокова, Варвара Ивановна, я могу вас заверить, что он не отступает от проекта.
Личико Кузиной заострилось, из-под морщинистых век блеснули глаза:
- Чихать я хотела на его бумаги! Я ему таких чертежов наделаю, что он век не расхлебается! Он за них деньги платил. Сам разболтал. А вы знаете, что за взятку бывает?
Постучавшись, в комнату вошел Набоков.
- Извините, - сказал он, - я невольно слышал нелепицу Варвары Ивановны. Поверьте, Павел Андреевич, документы получены на законном основании. Деньги я действительно платил, но у меня есть квитанции.
Больше он ничего не успел сказать, ибо, тонко завизжав, на него набросилась Варвара Ивановна:
- Сгинь с хаты, нечистая сила!
Набоков попятился. Кузин взял ее за плечи и спокойно сказал:
- Успокойтесь. Зачем вы так?
Она сбросила его руки и снова закричала:
- Ноги ирода несчастного не будет в моей хате!
Кузин с удивлением смотрел на эту маленькую женщину, пылающую гневом, как паровозная топка огнем. Он почувствовал, что и сам «заводится». Посмотрел на Новицкую. Она стояла хмурая и бледная.
- Давайте выйдем во двор, - предложил он Варваре Ивановне, - там и продолжим разговор.
- Никуда я не пойду!
- Дело ваше. Если у вас нет других претензий к Набокову, то он будет продолжать работы, а вы ему не мешайте.
Синеватые губы Кузиной сбежались в узелок, чтобы сильнее, как слюни, вытолкнуть бранные слова:
- Пустобрех ты, а не начальник! Хай тоби грэць!
Во дворе Кузин спросил Новицкую:
- Что будем делать, Любовь Николаевна?
Набоков дипломатично отошел в сторону.
- Что вы меня спрашиваете? – зло спросила мастер. – Вам нужно мое мнение? Оно вам не нужно, вы все решили сами!
После этих слов она резко повернулась и пошла в сторону ворот, вынимая из сумочки носовой платок. Кузин смотрел ей вслед и думал, что эта женщина, с ее характером, и дня бы не работала в жэке, если бы не служебная квартира. Неслышно подошел Набоков и молча стал перед ним.
- Продолжайте работы, Сергей Александрович, - сказал емуКузин.
- Спасибо, Павел Андреевич, но не могли бы вы на чертеже написать это?
- Что именно?
- То, что сейчас сказали мне, - покраснев, пояснил Набоков.
- До чего довели вас, что уже слову не верите, - горько усмехнулся Кузин, - давайте ваш чертеж.
- Не могли бы вы зайти? На столе удобнее.
Набоков тщательно вытер пыль со стола, вечную спутницу ремонтных работ, только после этого разложил листы проекта. На первом листе Кузин написал: «Работы в квартире Набокова С.А. ведутся по проекту. Разрешаю продолжать. Проверил нач. ЖЭК-2 инженер Кузин П.А.» Он специально обозначил свой инженерный титул, чтобы знали, что имеют дело не только с администратором, но и с инженером, для которого данный проект – открытая книга.
Уже во дворе вложил авторучку во внутренний карман пиджака и вышел на улицу. За воротами его ждала Новицкая.
- Успокоились? – спросил Кузин.
- Простите, Павел Андреевич, - я была не права.
Не привыкший, чтобы перед ним извинялись, он грубовато ответил:
- Ладно, что там. С кем не бывает. А сейчас идемте на Водоразборную к Михайловой. Думаю, там будет спокойнее.

Шли самым старым районом города, по которому, за всю свою долгую жизнь в Солнцеграде, Кузин не ходил. Если тут не живешь, то здесь и делать нечего. Ни магазинов, ни увеселительных заведений. Точно так было и в средние века. Улочки расползались по самым неожиданным направлениям, и не будь у него такого опытного проводника, как Новицкая не скоро бы нашел нужный дом.
Они ступили на каменные плиты небольшого двора, где на высоком цоколе чисто выбеленный дом демонстрировал свой почетный возраст. Веранда, поддерживалась резными деревянными колоннами. Потолок ее был тоже деревянным. Его украшали накладные валики, образующие квадраты ромбы, треугольники. Кузин с интересом рассматривал неизвестную ему диковинку.
- Красиво? – спросила подошедшая Михайлова.
- Удивительно, что такое сохранилось в нашем городе. Вы тут и живете?
- Нет, здесь жили Старчевские. Весь дом был поделен на пять квартир. Одну оставили им, остальные было заняты новыми жильцами. Вот видите, в каждую из них ведет пристроенное крыльцо. Первое от нас – мое. Возле каждого дверь в подвал. У Страчевских дверь в подвал под верандой.
- С чего начнем, Любовь Николаевна? - обратился Кузин к Новицкой.
- С подвала, который хочет иметь Михайлова.
В подвал вела дверь, изготовленная из толстых досок. Он сам представлял собой комнату с низким потолком, но с деревянным полом и побеленными стенами. Под потолком два маленьких оконца.
- Неплохо, - заключил Кузин, - здесь и жить можно.
- Мне кажется, здесь для проживания сыро, - возразила Новицкая.
- Да, сыро, - подтвердила Михайлова, - но летом здесь хорошо прятаться от жары.6
В подвал, что под бывшей квартирой Старчевских, вели четыре ступени, затем короткий коридор с арочным потолком, далее сам подвал. Потолок, рукой не достать, маленькие оконца. Пол земляной, стены не оштукатурены.
Вышли во двор. Серый, пасмурный день показался ярким после полумрака подвала. Михайлова отошла, оставив вдвоем работников жэка.
- Ваше мнение? – спросил Кузин Новицкую.
- Пусть берет. Новый жилец, если захочет, может сделать такой же, как тот, даже лучше. Здесь потолок выше. А для угля и дров он и сейчас хорош.
Когда вышли из путаницы переулков, Кузин предложил  идти к Букатову для решения тараканьей проблемы.
- Что вы, - ужаснулась Новицкая, - если пойдете, то испортите все дело. Букатов не станет с нами разговаривать. Он выставит нас за дверь!
- Выходит, тараканий вопрос в лоб не решишь?
- Я вообще не знаю, как мы с ним справимся. Мне кажется, вам нужно найти предлог и вызвать его к себе. А не хотели бы вы встретиться сначала с его дочерью?
Не прошло и часу, как в кабинет к Кузину вошла чернявая девушка лет восемнадцати.
- Я – Галя Букатова, - заявила она.
Короткая юбочка, капроновая кофточка, на шее тонкая цепочка, прическа «конский хвост». Типичная девочка. Только грусть в черных глазах не по возрасту. Галя рассказала:
- Нил Федорович Букатов – отставной майор, бывший редактор армейской газеты. Давно, она была еще маленькой, отец вышел в отставку. Мама умерла, когда Гале было 15 лет. Ее смерть потрясла отца. У них всегда было чисто. Мама была аккуратистка. Отец помогал ей в уборке. А тут запретил даже пыль вытирать. Однажды ударил ее палкой за то, что пыталась убрать с окна подшивки старых газет. Соседи сначала ругали ее, но скоро поняли кто виновник в этой грязи.
- Мне нужно с ним встретиться, Галя.
- Не знаю. Не знаю, как подступиться к нему. Он ни с кем не общается. А так книги, газеты, что-то пишет. Вот и вся его жизнь.
- А что если сделать так. Пусть он куда-нибудь уйдет. Вплоть до того, что с ним участковый инспектор часа два побеседует. Мы, тем временем, сделаем генеральную уборку.
Галя всхлипнула:
- Он убьет меня, Павел Андреевич!
После некоторого раздумья, Кузин решительно сказала:
- Другого выхода нет, как мне беседовать с ним. Если неудача, жить вашим тараканам вечно. Ты ему скажешь, чтобы он пришел, или попросить Любовь Николаевну?
- Пусть она. Он ее еще как-то празднует.
- Он воевал? – спросил Кузин, когда Галя подходила к двери.
- Да, в составе редакции.

ГЛАВА 7

Два вечера просидел Кузин в городской читальне, штудируя сборники о военных корреспондентах, перечитывал публицистику Симонова. Это позволило ему скоротать свои самые трудные дни недели: субботу и воскресенье. Как ни тяжела была работа, полная трудно решаемых проблем, разговоров и сшибок с трезвыми и пьяными, добрыми и злыми, но это была работа. В выходные дни, не обремененный домашними заботами, он не находил себе места. В голову лезли самые пакостные мысли, вплоть до того, что кому нужна такая жизнь?
Чтение Симонова несколько успокоило его. Так бывает после беседы с близким по духу и умным человеком. Неудачи и неприятности стали видеться не такими значительными, как казались на жесткой койке – единственной свободной площади в своей комнатушке.
Подготовившись, как ему казалось, к встрече с Букатовым, Кузин попросил Новицкую пригласить его. Вернувшись, она доложила, что бывший редактор армейской газеты согласился явиться на зов начальника жэка, но как только закончит свои неотложные дела. Кузину ничего не оставалось, как ждать, не выходя из конторы.
Признаться, он не любил кабинетных сидений. Здесь его одолевали посетители, не могущие или не желающие дождаться приемных часов, вызовы в верха и колючие, как жало осы, телефонные звонки. Вот и сейчас, ровно в девять – звонок.
- Павел Андреевич, Жудина из горисполкома.
Он знал эту энергичную и доброжелательную заведующую отделом.
- Записывайте, - продолжала Жудина, - Первое: навести порядок на тротуарах улицы Свердлова, что в районе гостиницы. Наш шеф очень недоволен. Второе: во дворе дома №27 по улице Космонавтов развелось много кошек. Жильцы жалуются. Ну, вы знаете, кто там живет. Успехов вам, товарищ Кузин.
Забота Жудиной о каком-то конкретном участке тротуара объясняется тем, что каждое утро по нему, направляясь к месту службы, ходит председатель горисполкома. Он очень гордился, что не ездит, а ходит по городу, хотя его путь был настолько короток, что, шагая, он не успевал выкурить папиросу. Этот маршрут и назвали «тропой председателя» На ней всегда поддерживался образцовый порядок. Там работал самый добросовестный дворник. Итак, система дала сбой. Кузин попросил разыскать бригадира дворников Максюту Анну Тимофеевну.

В кабинет вошла, блистая улыбкой на розовом лице, Татьяна Викторовна.
- Агентура доложила, что начальник на месте. Хочу доложить вам предвариловку за квартал, а то когда еще вас поймаешь.
Легко оперируя цифрами, она сообщила, что такие показатели, как «бытовка», квартплата и вторсырье, не будут выполнены.
- Выходит, с моим приходом стали хуже работать? – спросил Кузин.
- Нет, нет, Павел Андреевич, не хуже, но и не лучше. В утешение могу сказать, что нам очень помешал «43-й объект».
- Объясните, почему
- Все очень просто. Два месяца мы не выполняли бытовых услуг. Все были заняты объектом. Мы не делали обычных ремонтов, чем озлобили людей. Даже те, кто платил регулярно, стали задолжниками. В четвертый квартал входим с небывалым недобором квартплаты.
- Это понятно. А вторсырье?
- Здесь немного сложнее. Завскладом утиля сбесился. Он перестал выдавать накладные на ветошь.
- Что за чепуха? Какое он имеет право?
- Имеет. Мы же ветошь, как таковую не сдаем.
- Что же мы тогда сдаем?
- Деньги. Мы ему 80 рублей, а он нам накладную с красной полосой за якобы сданную тонну ветоши.
- И что дальше?
- Дальше еще проще. На наш счет поступают эти деньги. Мы их получаем и восстанавливаем затраты.
Кузин вспомнил, что к нему подходили, и он отдал 7 рублей, не поняв за что. Выходит, и его втянули в эту авантюру!
- Татьяна Викторовна, да это же чистой воды обман государства и приписка!
- Все так делают, Павел Андреевич! Сдача ветоши в обязательной номенклатуре. Дворники, которые должны этим заниматься, никогда не справляются. Кстати, я уже три года работаю. Так было и до меня.
- Вам ясно, что не дворники, а мы будем нести ответственность за эту махинацию?
Некоторое время Татьяна Викторовна, улыбаясь, смотрела на расстроенного начальника. Когда встретились глазами, улыбка спала.
- Понимаю, как не понять, Павел Андреевич.
Она хотела еще что-то добавить, но в кабинет вошла Максюта.
Впервые, когда Кузин увидел Максюту, то ему вспомнилась повесть Беляева «Голова профессора Доуэля». Красивая, благородных форм голова женщины, казалось, была положена на шкаф, похожий на туловище: широкие плечи, высокий бюст и малый рост. Кузин строго спросил:
- Что это получается, Анна Тимофеевна? За что ни возьмись, кругом дворники недорабатывают.
- Я бы так не сказала, - отпарировала Максюта.
- Зато я говорю! – повысил голос Кузин. - Звонят из горисполкома, что тротуары завалены мусором. Вам еще повторить, что на улице Свердлова должен стоять самый добросовестный дворник? Дальше. Почему не собираете ветошь? Вам и здесь повторять, что это учитываемый показатель? Устроили себе легкую жизнь и почиваете!
- Чтобы все так почивали, - не согласилась Максюта и продолжала: - Вы видели, Павел Андреевич, на мусорниках ветошь из хлопка? Вся страна ходит в синтетике, откуда взяться хлопку? Начальству бы пойти к другому начальству и объяснить обстановку, а им все равно: Максюта хитрит, и ладно, а мы будем получать премии.
- Вам бы Анна Тимофеевна, этот вопрос поднять не тогда, когда все идет к завалу, а раньше, когда было время, чтобы говорить с начальством. А сейчас, будьте добры, за оставшиеся до конца квартала три дня бросьте все силы на сбор ветоши. В ущерб чему угодно, но план должен быть выполнен!
Красивые губы крепко сжаты, глаза печальные. Так смотрят на обреченного больного. Кузин почувствовал, что бригадир не прониклась его указаниями. Он спросил:
- Я что-то не то сказал?
- Что вы, Павел Андреевич! Сказано все правильно. Только выполнено не будет. Мы за три месяца план не можем выполнить, а тут за три дня! Вам разве не сказали, почему у нас деньги не принимают за вторсырье?
Максюта посмотрела на бухгалтера. Та построила недоуменную гримасу.
- В чем дело? Что вы от меня скрываете? – спросил Кузин, уловив переглядывание.
Голос Татьяны Викторовны зазвучал, как весенний ручеек:
- Я думала, что вы в курсе, Павел Андреевич. Выходит, до вас не дошло, что тот ветошный завскладом на вас обозлился.
- Позвольте, я его в глаза не видел!
- Вы забыли. Говорят, что он обратился к вам с просьбой помочь ему обменять квартиру. А вы ему отказали.
Она не стала продолжать, ибо поняла, что начальник что-то вспомнил. Да, это было в помещении ГЖУ. Начало совещания задерживалось, и все стояли в полутемном зале перед приемной начальника. К Кузину подвели незнакомого ему человека и представили как заведующего складом вторсырья. Для него, только начавшего работать в системе ГЖУ, эта должность ничего не значила. Зато он с интересом рассматривал лицо визави. Один глаз прикрыт веком, и оно вздрагивало, не открывая глаза. Второй глаз, большой, на выкате,  смотрел, не мигая. Руки его были, как клещи. Обхватив ими руку Кузина, он долго тряс ее и что-то невнятно говорил. С трудом Кузин понял, что завскладом нужно обменять квартиру, и Кузин должен ему помочь в этом. Сославшись на то, что в сферу работы начальника жэка не входит обмен квартир, он отказал ему. В качестве компенсации, предложил обратиться в квартирно-посредническое бюро. Эта встреча основательно заслонилась  другими событиями, более значительными, поэтому и не мог сразу вспомнить.
- Вспомнил. Я встречался с этим человеком примерно месяц назад.
- Вы забыли его, а он  еще сейчас при упоминании вашего имени, брызжет слюной. Кричит: «Покуда у вас этот придурок в начальниках, план по ветоши вы не выполните!»
Кузина покоробило от столь низкой оценки его умственных способностей. Максюта же продолжала:
- Если мы сейчас бросимся на поиски ветоши, то уже завтра участки будут по уши в мусоре. Все думают, что дворники зря деньги получают.
- Зря вы кипятитесь, Анна Тимофеевна, - вмешалась бухгалтер, - вам платят деньги не только за то, что вы пыль разгоняете.
- Вот, вот. И это говорит старший бухгалтер!
- Подождите, не перебивайте. В ваши обязанности входит, кроме этого, сбор ветоши, макулатуры, металлолома. Кошек, наконец, вы должны вылавливать. Вы этого ничего не делаете, а деньги получаете сполна!
- Позавидовали!
- Да, позавидовала! От желающих работать дворником отбою нет. А бухгалтера в жэк днем с огнем не найдешь. Кто только в дворники не просится. Наверное, только профессоров не было. Да и от того, что в городе их в наличии не имеется. А так и инженеры, и учителя, и музыканты. Косяками ходят.
Кузин слушал и удивлялся своей неосведомленности, казалось бы, в таком простом деле.
- Вот и кошки всплыли, - спокойно сказал он, чтобы не подумали, что он впервые узнал, что этих животных нужно вылавливать. - Мне только звонили из горисполкома, что в горисполкомовском доме их развелось тьма-тьмущая. Это ваше упущение, Анна Тимофеевна? Надеюсь, тут на хлопок ссылки не будет?
В свою очередь Максюта задала неожиданный вопрос:
- Вам приходилось, Павел Андреевич, ловить диких кошек?
- В мои обязанности ловля кошек никогда не входила.
- А вы попробуйте.
- Попробую, если стану работать дворником, а пока это ваша обязанность, дорогая Анна Тимофеевна.
В разговор вмешалась бухгалтер:
- Зачем вы, Анна Тимофеевна, вводите в заблуждение начальника? Насколько помню, за вами числится не менее десятка кошколовок. Никто не заставляет ловить их голыми руками.
- Хорошо, сидя за столом, рассуждать! – фыркнула от возмущения Максюта. – Кошки сейчас стали умнее некоторых бухгалтеров, поэтому в кошколовки не лезут.
Чтобы не дать развернуться дискуссии об умственных способностях кошек и бухгалтеров, Кузин перевел разговор в другое русло:
- Вы ничего не сказали об улице Свердлова?
- Тут я виновата, Павел Андреевич, - покаялась Максюта. – Надя вчера ушла в отпуск, а я не проконтролировала замену. Сегодня же это сделаю. А насчет кошек, прошу вас, придите во двор этого дома часиков в шесть утра и посмотрите, что там делается.
- И что там может делаться?
- Сами увидите, и сами вывод сделаете.
Максюта ушла. Кузин сказал бухгалтеру:
- Прошу вас, негласно наведите справки об этом кладовщике. Узнайте, не упоминая меня, что ему надо. Боюсь, Максюта нам не помощник.
Татьяна Викторовна кивнула головой.
- И еще, просветите меня в отношении квартирной платы.
С лица бухгалтера сошла улыбка. Она сказала:
- У меня такое впечатление, что передо мной гора, на которую нужно взобраться. Ползу, а она все выше от меня. Так и квартплата. Как ни старайся, а задолженность не уменьшается, а сейчас вообще возросла.
- Вы говорили, что это связано с тем, что мы не делали ремонтов?
- Это одна из причин.

Дверь открылась, и в кабинет вошел, опираясь на палку, грузный мужчина.
- Букатов, - представился он.
Кузин суетливо выскочил из-за стола, пожал широкую ладонь и усадил посетителя на стул. Бухгалтер молча вышла.
- Извините, что ворвался, - сказал Букатов. - Я присел в коридоре отдышаться, а тут зашла бухгалтер, потом дворничиха. Слышу разговор на повышенных тонах. Понял, что не в бирюльки играете. Ну, а когда отругались, решил зайти.
- Зашли и правильно сделали, - успокоил визави Кузин. – А вы, я слышал, редактировали красноармейскую газету?
- Редактировал. Только, надеюсь, вы мне не предложите жековскую газету выпускать?
- Что вы, Нил Федорович!
- Тогда ближе к делу, молодой человек. Извините, не люблю с дилетантами говорить на газетные темы.
Кузин покраснел и тут же подумал, что «дилетант» не такое обидное слово, как «придурок», но не слишком ли много для одного дня?
- Я знаю, - продолжал Букатов, - к вам ходили мои соседки. У них только и разговоров, что о тараканах. Вселенская проблема! Почему они им мешают, не понимаю. Мне, например, они даже симпатичны. Молча бегают, усами забавно шевелят. Чувствуется, что жизнь не остановилась. Кстати, среди них, так же, как и среди людей, есть умные и дураки. Вот однажды…
- Нил Федорович, - взмолился Кузин, - давайте о тараканах после.
- Разве не из-за них вы меня пригласили?
-Из-за них, но в другом смысле.
- Вы нашли в них особый смысл? Интересно будет послушать.
- Ваши соседки на тараканью проблему смотрят иначе.
- Они дуры!
- Тем более не знаешь, что от них ожидать. Могут и пожаловаться.
- Они давно поют Лазаря, но меня от этого не убудет.
- А если вас оштрафуют?
- Если государству понадобится моя пенсия, я ее безропотно отдам.
Кузин почувствовал себя тараканом, попавшим в стеклянную банку. Букатов будто бы наблюдает за ним и пытается понять: умный таракан получился из начальника жэка или нет? Вот таракан с трудом, дополз до края банки и одышливо говорит:
- Вот как вы, Нил Федорович, все о себе думаете. А мне будет каково? Ведь я пенсию не получаю, да и оклад у меня, наверное, меньше, чем ваша пенсия.
- А вы тут причем?
- Так я, за непринятие мер, раньше вас буду наказан.
- А что вы сможете со мной сделать? – спросил удивленно Букатов.
- Начальству до этого дела нет. Определят непринятие мер, и плакала моя зарплата.
Здесь таракан, зацепившись за край банки и, бесцеремонно блефует, ибо знает, что зарплату не тронут, а вот премию могут. Но «зарплата» звучит весомее, чем «премия».
- Да, не перевелись еще на святой Руси дураки.
- Не перевелись, Нил Федорович, не перевелись! А то еще в газету пропишут, как недавно о собаках писали. Чем тараканы хуже собак? Правда?
- Помолчите, - остановил его отставной редактор.
Таракан чувствует, как слабеют его лапки, он с мольбой смотрит на Букатова. Тот сидит, низко опустив голову, слегка посапывая. Уснул? Так старался расшевелить, а он уснул! Но нет.… Выпрямился и спросил:
- Вы мою квартиру знаете? Ну, неважно. Я разрешу вам командовать только на кухне. Это через нее эти молодцы сигают к тем сексоткам. Этого, надеюсь, хватит, чтобы отрапортовать о проделанной работе?
Таракан, не скрывая ликования, бегает по краю банки и уже присматривается куда бы сигануть.
- Согласен, Нил Федорович. Давайте завтра же и начнем.
- С утра. Начнем и в этот же день закончим. Посмотрю на что способно ваше поколение.
Он встал и буркнув:
- Не провожайте, - пошел к двери.
Кузин откинулся на спинку стула и долго сидел не шевелясь. Зазвонил телефон.
- Зайди, Павел Андреевич, -  так мог вызывать только Блинов.

ГЛАВА 8

Блинов был в кабинете один.
- Ну, что с планом?
Кузин доложил.
- Плохо дело, - заключил Блинов. – Если так и 4-й квартал закончите, будем наказывать.. Сейчас скорректируем, чтобы премию получили. Но, если ветошь не выполните, премии не будет. Раньше у вас с нею проблемы не было.
- Это временные трудности, Артур Петрович, выправим.
Сказал, а у самого кошки заскребли на душе.
- Смотри, времени мало осталось. Этим нужно заниматься с начала квартала.
Блинов выдержал паузу и только после этого сказал:
- Я вот зачем тебя пригласил. На той неделе у тебя было партсобрание. Почему не рассказываешь?
- Я не знал, что должен вас информировать.
- Зачем так официально? Ты там один работающий. Кто, кроме тебя расскажет объективно о дебатах, принятых решениях?
- Вы знаете, - оживился Кузин, мне впервые пришлось делать доклад на таком партсобрании. Казалось бы, что может интересовать человека в пенсионном возрасте? Получилось, интересы самые широкие.
- Этого хоть отбавляй, - поддержал Блинов, - говорят, критики было мало в докладе?
- Да, пожалуй. Зато в выступлениях ее было через край.
- Вот об этом я и хотел бы узнать.
- Партбюро, можно сказать, почти не критиковали. Мне немножко досталось за низкий уровень воспитательной работы в коллективе.
- Правильно. Ты сказал, что на этот счет был приказ по управлению
- Я об этом еще в докладе упомянул.
Блинов удовлетворенно кивнул головой.
- Еще ГЖУ критиковали за волокиту с жалобами трудящихся.
- Еще что?
- Ну, еще прокатились по горисполкому.
- А что конкретно?
Кузин уже догадался, что у Блинова основной интерес к критике в адрес городского начальства. Пенсионеры такие факты выкладывали, что они казались бредом выживших из ума стариков. Повторять их не хотелось. Но Блинов ждал.
- Ругали начальство за то, что никак наесться не могут. Им мало спецмагазинов, еще и с мясокомбината продукты вывозят.
- Еще что?
- Волкова обливали грязью.
- Волкова? – оживился Блинов. – А что конкретно?
- Да, так. Плели всякое, что и не запомнилось. Ну вот, например, будто он японский мебельный гарнитур купил за 25 тысяч рублей. Спрашивают, где деньги взял?
- Вот чертовы пенсионеры! - воскликнул Блинов. – Никак не успокоятся! Им раз дали по ушам. Еще захотели?
Кузин промолчал. Он не знал, хотят ли пенсионеры получить по ушам. Начальник внимательно посмотрел на подчиненного, неизвестно, что увидел, но все равно улыбнулся и спросил:
- Тебе, наверное, кажется, что это сплетни?
- Конечно. Откуда у него такие деньги? Разве, что наследство получил.
- Ну, где Волков взял 25 тысяч, пусть пенсионеров беспокоит, а нам сама история интересна. Тебе, чувствую, можно рассказать, ты не из болтливых.
Кузин видел лицо человека через силу сдерживающего себя от приятной процедуры, лицо гурмана, собирающегося хорошо и плотно поесть.
- Ты знаешь, когда человек имеет деньги, ему не терпится их потратить. Тебе знакомо это чувство? Ну, не беда, верь на слово. Так вот решил Волков купить мебельный гарнитур, но не те дрова, что иногда выбрасывают в мебельный магазин на базаре, а что-то существенней. И вот звонок. На областной базе появился японский гарнитурчик за энную сумму. Как взять? Везти в город? Ведь не в капстране. Сразу спросят: откуда это у совслужащего такая крупная сумма? Уговорил завмага переправить гарнитур в другой город. Магазин потерял выручку, но завмагу дороже хорошие отношения с зампредом. Ну, а теперь дело техники. Наняли чужие машины и гарнитур дома. Приглашает Волков мастеров из другого города для его сборки. Одна сборка обошлась ему в 500 рублей.
Только от народа не скроешься. Нашлись доброхоты и тиснули письмишко в Москву. Знали, что здесь жаловаться некому. Из Москвы письмо в область со строгим предписанием. Был бы приказ: создали комиссию. Председатель комиссии звонит нашему.… Ну не важно кому. Так и так, едем Волкова пощупать, встречайте. Тот звонит Волкову: где ты, друг ситный, наследил, что по жалобе на тебя комиссия едет? Тот не дурак, понял откуда ветер дует. Приглашает мастеров для разборки гарнитура. Те снова 500 рублей в карман положили. Тут не поторгуешься.
Перевез улику к теще, а сам хоть на полу спи. Старую мебель продать успел. Завез с дачи, что было. Комиссия приехала, а он, как спартанец, на голых досках спит. Ахали, охала комиссия. Вот как можно на честного человека наговорить. А то не спросили: Как же ты, Волков, живешь, что паршивой кровати за свою сознательную жизнь купить не сумел?» Не спросили, ибо им это не надо. Главное обнаружили: нет японского гарнитура там, где он должен быть.
Всласть поиздевалось городское начальство над пенсионерами, думали, успокоятся, а тут нет. Вот и спит Волков до сих пор на досках, а сидит на крашеных табуретках. Каково ему это терпеть, если знать, что роскошный гарнитур рядом спрятан. Вот так, Кузин, в нашей стране и деньги есть, а потратить не можешь. Но нам с тобой боятся нечего. Так же?
Из всего рассказа Кузину запечатлелось только то, что Волков, как и он, спит на жестком. Только причины разные.
- Чего задумался? - спросил встревожено Блинов.
- Да так. Обидно ему жестко спать. Но все же пенсионеры чего-то добились. Может, знают о проблемах Волкова, поэтому не забывают напоминать, что не дремлют.
Блинов неожиданно обрадовался:
- Мне нравится твоя мысль. Так сказать, свежий взгляд на вещи. Выходит, они его не мытьем, так катаньем!
Блинов еще некоторое время поухмылялся, потом, сделав серьезное лицо, спросил:
- Что с засохинскими собаками будем делать?
- Участковый составил протокол. Пойдет на комиссию.
- Правильно. Ты заметил, что в той заметке нет твоей фамилии?
- Да, заметил.
- Это я постарался. Газетчиков хлебом не корми, а дай им о нас фельетоны писать. Раньше домоуправов на всех углах склоняли, теперь за нас взялись. Чего только не наговорят, а обижаться не смей. Наоборот, реакция на критику должна быть здоровой, можно и радостной. Только кому может быть радостно, если его по кочкам несут. Ладно, не дрейфь, если надо, то и до редактора дойдем. Ну, иди, работай. Да, у тебя нет желания по шашлыкам ударить?
Кузин смутился. Его почему-то насторожило такое обилие  благорасположения.
- Спасибо, Артур Петрович, но я не смогу.
- Что так? Затраты мизерные.
- Не пьющий я, Артур Петрович.
Сказал и почувствовал, что краснеет, будто признался в чем-то непотребном. Блинов удивился:
- Как же ты на белом свете живешь? Или больной?
- Да, нет. В детстве занимался спортом, потом так и не научился.
- Жаль, сочувственно вздохнул Блинов. – А я хотел познакомить тебя с нужным человеком. Квартиру не передумал получать?
- Что вы! – неожиданно для себя, воскликнул Кузин.
Блинов усмехнулся.
- Тогда все, можешь идти.

В конторе Кузина ждала Новицкая. Она узнала, что у начальника был Букатов, теперь хотела знать результаты переговоров. Обсудив с мастером детали «тараканьей» операции, Кузин остался в кабинете один. С удивлением вслушивался в свое хорошее настроение. Надолго ли? - мелькнула мысль.
Дверь кабинета неслышно открылась, и в комнату, как-то бочком, вошла его тезка: Кузина. Она молча села у стола и уставилась на начальника жэка.  Ему стало не по себе от ее пронзительного взгляда и молчания.
- Что скажете, Варвара Ивановна?
- А то скажу, что хватит издеваться над бедной женщиной!
У Кузина еще не прошло хорошее настроение, поэтому пошутил:
- Над вами поиздеваешься.
Тезка чуть приподнялась со стула и тонким с хрипотцой голосом проговорила:
- Издеваешься, начальник! Не уйду отсель, пока не отменишь, свое разрешение тому дрыгуну!
- Что за ерунда?! – возмутился Кузин. – Как вы смеете такое предлагать?
Но Варвара Ивановна его больше не слушала. Она закрыла глаза, страдальчески сморщилась и тонким голосом запричитала:
- Ой, загубили! Ой, загубили, треклятые!
Она приоткрыла глаза, увидела растерявшегося слушателя и снова завела ту же песню, но с большим воодушевлением. Кузин оторопело вслушивался в ее визгливый крик. При высоких нотах его сердце тоскливо сжималось. Уловив паузу, он крикнул:
- Выйдете немедленно!
Голос женщины стал еще визгливее:
- Ой, загубили, ой, загубили треклятые!
- Да замолчите вы, наконец! – закричал уже и он.
Она вздрогнула от близкого крика, на мгновение замолчала. Бросив на него взгляд бешеной кошки, снова завела. Кузин видел рот без многих зубов, язык, покрытый белым налетом. У него возникло желание заткнуть чем-нибудь эту визжащую глотку. Он даже посмотрел на стол, надеясь увидеть что-то подходящее. Потом вздумалось схватить ее за плечи трясти, пока не замолчит. Не успел. Дверь приоткрылась, и он увидел голову участкового Воронина.
- Что тут у тебя происходит? – спросила голова.
- Да вот истерику закатила.
- Выгони ее.
- Не идет.
Воронин зашел в кабинет. Он был в гражданском костюме.
- Я - участковый инспектор, - представился он, - встаньте, гражданка!
Гражданка еще сильнее завизжала. Воронин одним движением приподнял ее и очутился сзади нее. Подхватив ее под локти, вынес в коридор. Там вопли сразу прекратились. Кузин снова сел за стол. Руки тряслись. Вошел Воронин.
- Чего это она?
- Требовала от меня изменения решения.
- Талант бабка. Я просто заслушался. Ну, а я пришел от Засохиной. Новость. Она завела овчарку. Через полгода к ней вообще не зайдешь. Что будем делать?
Кузин в ответ засмеялся. Воронин улыбнулся.
– Весело? – спросил он.
- Да я так, - смутился Кузин. – А если по существу, то не все потеряно. Засохина своих собак держит в голодном теле. Стоит нам почаще к ней приходить, скармливать той овчарке сахар, а то и колбасу, то она будет нам больше рада, чем хозяйке.
Теперь рассмеялся милиционер:
- Чудак, Паша. Я же в трубу вылечу с такими подарками. Ты предлагаешь, ты и делай.
- Да, это я так, кое-что вспомнил.
 Кузин пытается пояснить:
 – Есть, Жора, такой прием решения сложных задач. Собираются гуртом несколько заинтересованных лиц и предлагают всё, что в голову приходит. Нужное решение исподволь откуда-то само появляется.
- Собака не успеет к тому времени вырасти? Звони, если что придумаешь. А та, что в коридоре, талант. Надо же так визжать! Заслушаешься! Засохина против нее ангел.
Из кабинета вышли вместе. Кузиной не было. Павел с облегчением вздохнул.
- Ушла!
- Так что это за особа была? – поинтересовался Воронин. Кузин рассказал, по какому случаю был «концерт».
- Ты, говоришь, Есин?  - переспросил милиционер. – Так он здесь был! Я еще не работал в отделе, когда его «ушли» из милиции. Его и сейчас вспоминают. От него не такие плакали. Склочник – профессионал. Видишь, бабу подослал, а сам в тени остался. Будь осторожнее с ним.

ГЛАВА 9

На следующий день в 8 утра Кузин был у дома, в котором жил Букатов. Внизу парикмахерская, а на втором этаже квартиры. Под парадной дверью, прямо на тротуаре, стоял грузовой мотороллер жэка.
- Любовь Николаевна здесь? - спросил Кузин у водителя.
Его ждали на лестничной площадке. С Новицкой были двое рабочих.
- Все на месте, - доложила мастер. – Вы сами будете работать или уйдете?
- Рассчитывайте на меня.
- Тогда я посылаю вас наверх. Будете со шкафов снимать макулатуру. Соседки советуют поставить внизу корыто с водой и стряхивать туда тараканов. Ребята будут выносить макулатуру на мотороллер. Я с Галей буду мыть посуду и убирать кухню. Она уже греет воду. Ну, а Букатов будет нам мешать.
Хозяин квартиры, как и ожидалось, встретил жэковских работников без восторга. Долго о чем-то раздумывал, наконец, разрешил начинать. На пол полетели старые журналы, газеты, брошюры. Кузин, стоя на табуретке, встряхивал их и потом бросал. Вода бурлила от плавающих в ней тараканов. Было жарко. Руки липли к увлажненным насекомыми обложкам. От мысли, что под рубаху могут забраться тараканы, чесалось тело. Букатов сидел на низкой табуреточке и ловил сбрасываемую макулатуру. Свой «улов» складывал за спиной. Беспрерывно ворчал, вырывая из рук рабочих журналы. Те, предупрежденные Новицкой, в разговоры с ним не вступали. Их задача: все, что оказывается на полу – выносить. Они молча выполняли указание. Мотороллер, как челнок, сновал между складом макулатуры и подъездом букатовского дома
Когда сверху было все сброшено и пол очищен, начали отодвигать шкафы от стен. Их мыли и протирали. Букатов недовольно сопел, у Гали светились глаза. Кузин с любопытством через стекла шкафов корешки книг. Вот тусклое золото энциклопедии Брокгауза и Ефрона, а вот советское издание «Истории России» Соловьева. Тома стояли в картонных футлярах, будто сегодня принесены из магазина.
- О, у вас и Соловьев есть! – восторжен воскликнул Кузин.
- Чему удивляетесь? - раздраженно ответил Букатов. – Это подписное издание было доступно всем.
Кузин с ним не согласился, ибо не смог подписаться на это сочинение. Вспомнил, но промолчал.
- Все, - сообщила Новицкая.
Кухня сияла. В ней густо пахло керосином и дихлофосом. Довольные соседки благодарно смотрели на Кузина.
- Ну, что уставились?! – спросил их Букатов, замахиваясь палкой, - что еще не видели?
Женщины поспешно вышли. Новицкая за ними. Кузин замыкал «исход».
- Ну, что, начальник, сохранил зарплату? – спросил в спину Букатов.
- Все хорошо, Нил Федорович, до новых встреч! – ответил тот, не оборачиваясь.
В коридоре ждали соседки Букатова. Они бросились целовать Кузина, но он увернулся, пообещав прийти для этой церемонии после бани.
Перед помывкой, Кузин зашел на склад. Под навесом была сложена макулатура, вывезенная от Букатова. Тараканы суматошно бегали между страниц, и казалось, что листки поднимаются не от легкого ветерка, а от их нажима. «Где это все помещалось?» - удивленно подумал он.

Направляясь в баню, Кузин сделал небольшой крюк и очутился возле фасада красивого особняка в два этажа. Это был макет дома, возведенный «киношниками» для съемок какого-то фильма. А какой лес потрачен на это временное сооружение! Если жэк сидит без досок и фанеры, то это не значит, что в стране нет лесоматериалов. У него березовые доски на вес золота, а тут прекрасная сосновая доска пошла на однодневку! Он подходил к бригадиру стройки, предлагал обменять березовую доску на сосновую, но тот отказался обсуждать этот вопрос. Видите ли, в березу гвозди плохо лезут. Неэкономно? Социализм не такое выдержит.
Несколько дней в старой части города гремели киношные бои. Этот особняк был детским домом, а из него под огнем вражеских танков, отступающие красноармейцы спасали детей. Сейчас здесь тишина. Во дворе, за макетом, остался вагончик строителей. Из него вышел солидный мужчина в трусах и импортных солнцезащитных очках.
- Товарищ, - обратился к нему Кузин и, кивнув на макет, спросил, - вы не из этой фирмы?
- Вы угадали, молодой человек, я – директор картины «Воспоминание».
- Прекрасно, - обрадовался Кузин, - что вы будете делать с этим домом, когда он вам не нужен станет?
- Продадим кому-нибудь.
-Тогда продайте ЖЭК-2, я его начальник.
Директор записал телефон и обещал недели через две позвонить.

На работу Кузин пришел после обеда, слегка распаренный баней. В коридоре увидел дремавшего на стуле Семенова, незаменимого политинформатора жэка. Услышав шаги, Семенов поднял голову. Кузин постарался первым поздороваться:
- Здравствуйте Яков Семенович, вы не меня ждете?
- Вас, товарищ управляющий.
Не может человек отвыкнуть от этого старого обращения, хотя уже давно управляющие домами трансформировались в начальников контор. Более двадцати лет руководит Семенов группой политинформаторов их конторы. На это раз он выглядел угрюмым.
- Что-то случилось? – спросил Кузин, пропуская его в кабинет.
- Приболел, Павел Андреевич. Иначе не пришел бы сегодня.
Он снял с головы матерчатую шапочку и вытер ею лоб.
- Считаю, что до вторника не оклемаюсь, - продолжал он, - поэтому нужно решить, кому проводить политинформации.
- А что врачи?
- Что врачи? Как обычно, списывают все болячки на старость. Да и болячка чепуховая – кашель. Дочь грозит уложить в постель надолго, поэтому пришел предупредить. Пока ждал, позвонил в общество «Знание». Снова дают Говорова. Я уже раз отказывался от него. Лектор он неважный. Лекцию еще прочтет, а на вопросах сыпется. Кругозор очень узок у человека. Он сейчас, если не ошибаюсь, о сектантах читает лекции. Это нам нужно, но как подумаю…
- Что вы имели ввиду, говоря, что эта лекция нам нужна?
- Вы, наверное, еще не знаете, что Максюта – член баптистской секты. Несколько дворников уже похаживают туда.
- Это серьезная проблема?
- Секстанство? Не больше, чем любая другая религиозная группа. Разве что их отличает активность в вербовке новых членов секты. Учитывая это, без внимания их оставлять нельзя.
- Может мне побеседовать с Максютой?
- Ни в коем случае, Павел Андреевич! Воздержитесь до моего выздоровления. Заранее скажу, что ваших атеистических убеждений будет мало для беседы с ней.
- Я не затрудню вас, если задам еще один вопрос?
- Пока не лег, располагайте мною.
- Мне на партбюро сделали замечание, что мы мало работаем с населением по месту жительства. Что тут делать?
- И до вас добрались? – улыбнулся Семенов. – Это вечный вопрос. Его когда ни задай – в точку все равно попадешь. Сейчас наступило трудное время. Помню пятидесятые годы. Мы шли к людям, люди шли к нам. Сейчас, будто те же слова говоришь, а веры им нету, как и желания слушать их. Это я только вам говорю. Думаю, нас ожидают не лучшие времена.
Семенов задумался, молчал и Кузин. Семенов вспомнил:
- Как-то одна женщина вот как высказалась. Я приглашаю ее на лекцию. Она говорит: «Мы, женщины, не бываем по месту жительства. Восемь часов на работе, остальное светлое время суток проводим в очередях. Вот туда приходите и читайте нам лекции о достижениях в животноводстве. В очереди за импортной обувью рассказывайте нам, что мы выпускаем ботинок больше, чем ряд стран вместе взятых». Трудно было ей возражать, понимая, что наше время знаменуется увеличением очередей. Это становится родовым признаком развитого социализма. Горько об этом говорить, но это так.
Кузин вспомнил свою прежнюю семейную жизнь.
- Было время, Борис Семенович, - сказал он, - и я стоял в очередях. Буквально через полчаса мысли начинают путаться, а через два-три часа становишься настоящим дебилом. Я считаю, что потеря времени в очередях, самое вредное явление нашей действительности.
- Вы рассказали, Павел Андреевич, - усмехнулся Семенов, - о человеке, который может контролировать свои действия и чувства. А сколько в очередях людей неуравновешенных или теряющих контроль над собой? Отсюда преувеличения, грубость и, я бы сказал, жестокость. Там и портится характер народа.
Семенов закашлялся. Вытер пот со лба и виновато улыбнулся.
- В общем по работе с населением, замечание правильное – подытожил он. - Но не пытайтесь решать его без меня. Ссылайтесь на мою болезнь. Подлечусь, там посмотрим, что можно будет исправить. Но будьте готовы к тому, что от случая к случаю, этот упрек будет звучать независимо от вашего усердия. Глобальные проблемы на уровне жэка не решаются.

ГЛАВА 10

Последние дни квартала Кузин ждал сообщения о ветоши. Максюта отделывалась односложно: «Собираем». И вот утром 30 сентября Кузин получил долгожданную информацию: вопрос с ветошью решен. Принесла эту новость бухгалтер.
- Как это вам удалось, если не секрет? – спросил он.
-Какие секреты могут быть от вас? – заверила Татьяна Викторовна. – Вы не забыли своего поручения мне?
- Ну-ну.
 - Я выяснила, что хочет этот всемогущий завскладом. У него две комнаты в четырехкомнатной квартире. Соответственно общая кухня. От вас он хотел информации о свободном жилье и помощи в оформлении лицевого счета, минуя квартирно-посредническое бюро.
- Какой бред! Выходит, я правильно сделал, отказав ему.
- Остерегитесь так думать!– воскликнула бухгалтер. – И, тем более, никому такое не говорите. Я с ним переговорила от вашего имени, и обнадежила его. Но тут же предупредила, что это дело долгое.
- Скорее дохлое.
- Типун вам на язык, Павел Андреевич! Он согласился ждать. Я уже звонила, предлагала обмен, заранее зная, что он откажется. Так и получилось. Но теперь он знает, что мы им занимаемся. Так и проживем.
- Ох, не нравится мне эта история.
- Вам больше нравится оставаться без премии и быть руганным на совещаниях? Потом не забывайте, что у вас за спиной коллектив!
- Нужно искать другой выход.
- Укажите его, и мы ему последуем! Максюта за эти дни собрала 15 килограммов ветоши. И неизвестно, что из этого примут.
- Надо продолжать сбор.
- Надо, но, не порывая с тем типом. Если встретитесь, говорите, что поручили мне это дело, как самому опытному и компетентному человеку.
- Долго продержится этот обман?
- На наш век хватит. Он теперь с моего крючка не сорвется.
- Он же так никогда не обменяется.
- Вам уже жалко его стало? Он и так и этак не обменяется. Кого сейчас загонишь на общую кухню? Вы лучше скажите, занимались кошками или нет?
- О, черт, забыл.

На следующий день в шесть утра Кузин был во дворе дома, заселенного горсполкомовскими работниками. Дом такой же, как и вся пятиэтажки, но двор, на удивление свободен от сарайчиков и беседок, чем страдают другие дворы этого курортного города. Кусты, газоны с пожухлой травой, лысые клумбы – это все, чем был богат этот двор. Кузин еще не знал хитрости Максюты, пригласившей его сюда в этот ранний час, поэтому сел на скамейку возле дома и стал ждать развертывания событий.
По улице проехала поливочная машина. Повеяло прохладой, резче проявились запахи осени. Неожиданно в утренний покой ворвался призывный голос:
- Молоко, молоко!
Из подъездов дома начали выходить и выбегать женщины, в основном пенсионного возраста. Некоторых из них он узнавал. С кем-то встречался по службе, других узнавал по снимкам в местной газете. Они были узнаваемы, несмотря на то, что непричесанны и постарели. Философские размышления о беспощадном времени-были прерваны несущимся отовсюду шипяще-свистящим:
- Кис-кис-кис!
Кузин вскочил со скамьи, будто звали его самого. Со всех сторон бежали кошки, обгоняя его. Из кустов вынимались мисочки, игрушечные ведерки, консервные банки. В посуду крошился хлеб, выливалось молоко. Голодные животные мешали этим действиям, переворачивали тару. Ее терпеливо ставили на место и снова наполняли. Наконец,  каждая кошка утвердилась у своей посудины, и началось всеобщее лаканье.
Умиленные старушки наблюдали за процессом, при необходимости, подливали молоко. Кошки недовольно отфыркивались, а их увещевали ласковыми словами. Где еще так умиляются капризному клиенту?
Дождавшись девяти часов, Кузин позвонил в общий отдел горисполкома Жудиной и рассказал ей о кошачьем кафе. Та будто не знала о его существовании.
- Это безобразие! - воскликнула она в трубку.
Кузин легко с нею согласился и гарантировал исчезновение кошек, если их перестанут кормить. Жудина обещал принять все меры. Кузин остался доволен разговором. Он был уверен, что никакая сила не сможет заставить старушек прекратить кормежку. А придет время, Жудина сама вольется в ряды кормящих пенсионеров.

Вошла Нина с книгой телефонограмм. Кузина вызывали на заседание административной комиссии при горисполкоме. В 14 часов он был под дверью ведущей в зал заседаний. Здесь совсем недавно решалась судьба его прописки.
Люди, собравшиеся в предбаннике, делились на две несмешивающиеся группы. К первой, наиболее шумной, можно было отнести квартирных хозяек, вызванных на комиссию за непрописку своих курортников. Большинство из них были одеты в домашние халаты и шлепанцы на босу ногу. Они в открытую возмущались коварству проверяющих и неблагодарностью курортников, которые не захотели представиться близкими родственниками.
Вторая группа состояла из молчаливых и хорошо причесанных женщин. На пальцах нанизаны кольца с различными по цвету и размеру драгоценными камнями. Это были заведующие магазинами и буфетчицы, вызванные на комиссию за нарушение правил советской торговли. Разъединяло собравшихся еще и то, что они не были очередью. Их вызывали.

Кузин стоял в сторонке и глазами искал Засохину, но не находил. Когда его вызвали, то посадили на стул рядом с незнакомой женщиной. Во главе комиссии - Волков. Он придвинул к себе лист бумаги и сказал:
- На вас, товарищ Кузин, составлен протокол. Докладывайте Тюрина.
Поименованной оказалась та женщина, что сидела рядом. Она вскочила и скороговоркой доложила:
=- Работники ЖЭК-2 две недели тому назад разрыли улицу Танковую. Разрешение не получали, работы ведутся от случая к случаю. Траншея превратилась в свалку бытового мусора. На что и составлен протокол.
- Что скажете, - спросил Волков Кузина.
- Скажу только то, что ЖЭК-2 не разрывал ни Танковую улицу, ни какую другую в нашем городе. Ближе всех к Волкову сидел пожилой мужчина с взъерошенными седыми волосами. После доклада Тюриной он наклонился к зампреду и что-то нашептал ему. Тот улыбнулся. Услышав ответ Кузина «взъерошенный» ядовито спросил:
- Выходит: я не я и хата не моя?
- Хата моя, но я ее не разрывал.
Волков обратился к Тюриной:
- Что скажете?
- Факт разрытия улицы имеет место, Борис Иванович.
- Да, я это не отрицаю, – вмешался Кузин, - но я ее не разрывал.
- А кто хозяин улицы? – уличил его «взъерошенный».
- Помолчите, Гераскин, остановил его Волков и – Тюриной:
- Вот что, милая, если еще раз придете с неоформленным протоколом – будете наказаны. Сейчас идите и разбирайтесь с Кузиным сами.
Из зала они вышли вместе.
- Что он этим хотел сказать? – спросила Тюрина, рассматривая свой протокол.
Кузин взял у нее листок и увидел незаполненную графу «Объяснение нарушителя».
- Вы так спешили, мадам Тюрина, меня наказать, что даже не поинтересовались моим мнением по данному вопросу.
- Ясное дело, что возражали бы.
- Почему вы меня таким упертым считаете?
- Других не встречала.
- Улицу разрыло ремонтно-строительное управление, с него и спрашивать. Если бы вы не пренебрегли моим мнением, то не краснели бы на комиссии
- Вы правы. Но мне настрого приказали добиться закрытия этой канавы.
- Ладно, - смилостивился Кузин, - позвоню начальнику РСУ и нагоню на него страху. Скажу, что молодая Баба-яга из коммунального отдела жаждет его крови. Он завтра же, если даже трубы не проложил, зароет эту канаву.
- Спасибо вам, товарищ Кузин. Я не обижаюсь на Бабу-ягу.

ГЛАВА 11

Еженедельная политинформация проводилась во вторник в Красном уголке жэка. Зная, что не будет Семенова, Кузин пришел пораньше и застал там лектора. Тот уже разложил на трибуне конспект лекции. Немолодое лицо, ряды орденских планок на пиджаке. Не сидится дома старой гвардии. Вот так и Семенов. Трудится, будто за это деньги платят. Да, другие и за деньги так не работают.
Под монотонное чтение лекции о сектантах, тонко поскрипывали фанерные кресла под работниками конторы. У Максюты крепко сжаты губы и прикрыты глаза. Установленный порядок не давал ей возможности покинуть лекцию.
Убедительно доказав тезис: религия – опиум для народа, лектор добрался до сектантов Он бичевал экстремистские религиозные прослойки. Они, являясь  враждебной советской власти организацией, отказываются регистрироваться. В общем, лекция как лекция: разоблачающая, призывающая, указующая. По окончанию – вопросы. Тишина, но тут встала Максюта.
- Скажите, - спросила она, - чем вам не угодны евангелисты?
Кузину стало жарко от ответа лектора:
- Вы не слушали лекцию? Вам повторить ее?
- Не надо. В вашей лекции нет конкретных примеров того, что мы сделали плохого. И не будет, потому что  их нет. Придет пьющий, и тот от слова божьего перестает пить. Женщины нас только благодарят.
- Вы бросьте мне тут пропаганду разводить! – возмутился лектор.
- Вам можно наговаривать, а нам уже и правду сказать нельзя?
Кузин понял, что Говоров не уймет Максюту.
- Разрешите мне? – попросил он лектора.
Уловив кивок, продолжал:
- Вот вы, - обратился он к Максюте, - ссылаетесь на то, что у вас секте никто не курит и не пьет. Вы считаете это вашей привилегией?
- Да, у нас нет пьющих.
- Сколько у вас в секте людей?
- Мы их не считаем. И у нас не секта, а собрание.
- Пусть будет так, - согласился Кузин. - Имея представление о численности подобной организации, я допущу, что у вас в собрании двадцать человек.
И вопрос Максюте:
- Как вы думаете, Анна Тимофеевна, в городе есть непьющие, кроме, конечно, ваших верующих?
- Мне нет до них дела!
Кузин заметил, что его сотрудники с интересом прислушиваются к их перепалке. Он предложил:
- Давайте, не выходя отсюда, проведем небольшое исследование. Здесь на тридцать человек с товарищем Говоровым в том числе. Пусть поднимут руки те, кто не пьет совсем, даже по праздникам.
Поднялось четыре руки. После некоторого раздумья поднял руку и лектор. Кузин стал шестым.
- Выходит, - подводит итог Кузин, - из 30 человек в этом зале шестеро непьющих. Теперь вопрос: кто считает, что наша аудитория самая трезвая в городе?
Общий смех был ответом на этот вопрос.
- Теперь быстренько, Татьяна Викторовна, сколько процентов: 6 от 30?
- Двадцать.
- Запомним эту цифру. Мы знаем, что в нашем городе 100 тысяч человек. Будем считать, что двадцать процентов из них не пьющих даже по праздникам. Сколько это будет, Татьяна Викторовна? Вот так, Анна Тимофеевна, двадцать тысяч!
- Вы насчитаете!
По реакции аудитории Кузин понял, что тысячи впечатлили людей. Перед уходом Говоров крепко пожал Кузину руку.

В конторе Кузина поджидал Аркадий Маркович Хвалин, инспектор по жалобам и письмам трудящихся при горжилуправлении.
- Опаздываете, Павел Андреевич, нехорошо, - упрекнул он.
В ответ Кузин пошутил:
- Я не могу опоздать, Аркадий Маркович, так как живу на территории жэка. Спусти ноги с койки, и я ужу на работе.
У Хвалина было прозвище «Артист». Он заслужил его манерной речью, величественными жестами и, в немалой степени, привычкой закладывать в кармашек пиджака платочек под цвет галстука. Кузину довелось быть свидетелем восторга Блинова по поводу подготовленного Хвалиным ответа на жалобу. Он восторженно сказал: «В наш век всеобщей грамотности, такой человек просто незаменим!»
Появление этого человека в жэке всегда было знаком беды. Кузин, направляясь к кабинету, лихорадочно вспоминал: на все ли жалобы ответил? За пропущенные сроки били беспощадно.
В кабинет Хвалин зашел первым и сразу же уселся за стол. Хозяину ничего не оставалось, как сесть рядом. Инспектор, развязывая поворозки папки, говорил:
- Поверьте, Павел Андреевич, что я не посягаю на ваше место. Просто за столом удобнее работать с бумагами.
Найдя нужные листы, он посмотрел на Кузина долгим взглядом. Под стеклами очков его глаза казались искусственными, не только из-за величины, но и от выражения участия, в которое Кузин не мог поверить.
- Вы знаете гражданку В.И. Кузину? Знаете. Хорошо. Так вот она пишет, что вы ее избивали.
- Я ее избивал? – удивился Кузин.
- Так пишет. Притом, дважды избивали!
Перевернув тетрадный лист, Хвалин подтвердил:
- Да, точно. Один раз у нее дома, а второй раз здесь, в кабинете. Правда, справок о побоях не представила. Наверное, били так, чтобы следов не оставалось?
- Вы с ума сошли с этой старухой! – возмутился Кузин.
- Э, мой друг, так у нас разговор не состоится. Это мне обижаться следует, ибо вы никак не наведете порядок в своем хозяйстве. Вы сейчас, покорно склонив голову, должны смиренно отвечать на мои вопросы. У кого все в порядке, на того не жалуются. Итак, били Кузину?
- Не бил!
- Может, хватали так, что ей больно было?
- Не бил и не хватал. Я до нее не дотрагивался.
- С другой стороны, вы не отрицаете, что были у нее дома, а она у вас в кабинете?
- Не отрицаю.
- В таком случае, расскажите свою версию произошедшего.
Выслушав Кузина, Хвалин сказал:
- Признаться, я плохо верил в избиение вашей тезки. Пока оставим этот вопрос. Ну, а взятку вы получили от Набокова?
Кузин задохнулся от возмущения:
- Вы издеваетесь?
- Вот опять будируете, - отметил инспектор. - Так брали или нет?
- Не брал и не давал, так же, как никого не бужу!
Хвалин усмехнулся:
- Вы действительно никого не будете. С французского, слово «будировать» означает проявлять плохое расположение духа. Это так, для общего развития, а по сути, вот что пишет жалобщица: «Избивши меня, начальник пошел к Набокову, где получил взятку и положил ее во внутренний карман пиджака». Вот такая точность! Так как?
- Я уже сказал.
- Выходит, и здесь наврала ваша тезка? На этот случай, она пишет: «У меня есть свидетель, который видел, как он меня мутузил, потом гукнул еще одного, и вместе били меня, старую, больную женщину». Я уже сказал, что плохо верю в ее избиение. Хотите, я поделюсь с вами одним своим наблюдением?
Кузин без энтузиазма кивнул, Хвалин продолжал:
- Я обратил внимание на то, что сейчас большинство жалоб анонимные. И это понятно. Человек может сделать  максимум гадости, при минимуме риска. Так вот, по моим наблюдениям, на начальников жэков нет ни одной анонимки. Жалобщики, если так можно выразится, идут на вашего брата с открытым забралом. Как, по-вашему, почему?
Кузин пожал плечами, вызвав усмешку на лице Хвалина.
- Пресса и литература так низко опустила имидж, то есть престиж начальника жэка, что на него можно любую собаку повесить, не опасаясь последствий. Никто пальцем не шевельнет, чтобы защитить его. Остается ждать лучших времен. Как, например, было в правление римского императора Трояна. Вы знаете, что сделал этот император в первые дни своего правления? Он приказал сбить на живую нитку корабли, усадить на них всех самых активных доносчиков и отправить их в плавание без права возвращения. По выходу в открытое море, корабли начали разваливаться.
- Где он тот Троян? – грустно спросил Кузин. Откровения Хвалина подействовало на него удручающе.
Инспектор, вставая из-за стола, сказал:
- Прошу вас, Павел Андреевич, сегодня же, по всем пунктам жалобы напишите объяснительную записку и доставьте мне к концу рабочего дня.
Только Хвалин протопал по коридору, как в кабинет ворвалась Татьяна Викторовна.
- Зачем Артист приходил, Павел Андреевич?
- Жалобу Кузиной принес.
- Что же она пишет, если не секрет?
- Какой там секрет. Если все, что она пишет, - правда, то меня уже сажать пора.
Татьяна Викторовна всплеснула руками и плюхнулась на стул
- Когда все это кончится, Павел Андреевич? Люди совсем совесть потеряли! Обливают грязью кого хотят и как хотят!
Кузину не хотелось обсуждать проблему, которую Хвалин так доходчиво разъяснил. Он сказал:
- Я разделяю ваше возмущение, Татьяна Викторовна, но времени нет на более подробное обсуждение. Сроки поджимают. Вы до обеда обойдетесь без меня?
- О чем вопрос? Я сейчас скажу секретарю, что вас нет, но вы закройтесь на ключ.
Кузин не успел дочитать жалобу тезки до конца, как дверь широко открылась. Он вспомнил, что не закрылся на замок. В проеме стояли мужчина и женщина. Это были общественные наблюдатели за выполнением паспортного режима.
- Извините, товарищ Кузин, нам секретарь сказала, что вас нет, но мы случайно толкнули дверь, и она открылась.
Ему ничего не оставалось, как пригласить войти. Те не успели расположиться, как в кабинет ворвалась Татьяна Викторовна. Лицо ее был румяным, глаза озорно светились. Кузин виновато ей улыбнулся, на что она громко сказала:
- Павел Андреевич, вы мне нужны как мужчина!
У Кузина сбежала улыбка с лица, инспектора замерли в удивлении. Татьяна Викторовна обратилась к ним:
- Вы слышали, что я сказала?
- Да, конечно, но на работе. Нам что уйти?
- А как, по-вашему, поступают порядочные люди в подобных случаях?
Что-то, бормоча, инспекторы вышли.
- Как я их?! – радостно спросила бухгалтер.
- Что вы наделали?! – отозвался Кузин.
- А их иначе не выгонишь. Они до этого целый час мурыжили Тамару-паспортиску. Чуть ли не до слез ее довели. Когда мне сказали, что они к вам направились, я за голову схватилась. Ведь это до обеда!
Дверь щелкнула замком, и Кузин остался взаперти. Он дочитал жалобу до конца, отметив изобилие отрицательных эпитетов в свой адрес. Ему бы нахмуриться, а он улыбнулся. Набега Татьяны Викторовны как-то ободряюще на него подействовал.
Он взял лист бумаг и крупными буквами написал: «Служебная записка». Он не будет объясняться, считай оправдываться, по поводу обвинений, не имевших место. Он написал: «Если описанное Кузиной В.И. правда, то пусть подает в суд!» Он приколол к жалобе свой ответ и направился к Хвалину. Прочитав записку, тот сказал:
- Лихо. Только боюсь, что этим вы не отделаетесь. Хотя, как сказать, Блинову такой поворот событий может и понравиться.

На выходе из горжилуправления его перехватила Тая. Он зачем-то понадобился главному инженеру. Лапшин был не один. В его кабинете сидел директор кинокартины «Воспоминание».
-Знакомьтесь, - сказал Лапшин Кузину.
- Здравствуйте, - сказал директор, - мы немного знакомы. Я, Пазухин Петр Иванович, известный вам директор.  Ну что, Павел Андреевич, будешь покупать дом?
Кузин посмотрел на Лапшина, тот вопрошающе на Кузина.
- Надо покупать, Денис Иванович.
Начались великие торги. Лапшин с карандашом в руках, доказывал, что при разборке макета большая часть леса уйдет в дрова, а фанера будет испорчена при снятии с нее металлической сетки. Пазухин возражал, ссылаясь на нормы, инструкции. Кузин не вмешивался, понимая, что инженер умело ведет торги. Он сумел «сломать» Пазухина, когда сказал, что согласится с его нормами, если тот сам разберет макет и продаст ему лес в соответствии с наличием. Директор подписал нужные бумаги и, пожав руки обоим коммунальщикам, и чуть ли не продекламировал:
- Разулыбьте сочувственные лица, друзья. Вы ободрали Пазухина как липку, а все равно хмурые. Берите пример с меня.
Директор вышел, Лапшин сказал:
- Ему хорошо улыбаться. Его фамилию в тирах последней пишут, а моя в актах первая стоит. Ну, да ладно. Считай, почти даром получили вагон леса. Твоя задача, Павел Андреевич, по-хозяйски разобрать макет и не дать его растащить. Можешь уже завтра начинать.

ГЛАВА 12

Кузин и Белянская стояли у макета, чтобы наметить работы на завтра. Инженер без энтузиазма встретила известие о возможности обзавестись лесом за счет разборки макета.
- Мы с вами, Павел Андреевич, получим дрова, а не деловой лес. Вы удивляетесь? Я тоже удивляюсь тому, что вы удивляетесь. Посмотрите сами: сколько материала ушло на всякие сандрики, что над окнами и дверьми, карнизы, фризы. Это сейчас зовут архитектурными излишествами. Все это – пропавший лес. Дрова. А зайдите с той стороны: сколько там укосин и растяжек. Это тоже дрова. А гвозди? Ужас сколько гвоздей! Это не макет, а еж!
Кузин, желая подкрепиться авторитетом Лапшина, рассказал, как ловко тот торговался с Пазухиным.
- Лапшин не видел макета, а если и видел, то мельком, - пояснила Белянская, - иначе он должен был отказаться от этой сделки. Учтите, в досках и бревнах останутся гвозди. Как вы будете обрабатывать их на станках?
- Будем вытаскивать.
- Легко сказать, - заметила печально Белянская и закатила глаза. Она умирала от свалившихся на нее забот.
Кузин почувствовал, что инженеру удалось поколебать его уверенность в полезности затеянного дела. Спроси раньше ее мнение, он бы не решился на эту покупку. Сейчас же деньги оплачены и материалы оприходованы.
- Поговорили, Лариса Львовна, и хватит. Ваша задача обеспечить добросовестную разборку и технику безопасности при разборке.
- Совсем мало.

Утром на хоздворе жэка собрались почти все его работники. Кузин сказал короткую речь о трудностях в стране с лесом и о радости, которую они принесут людям, когда выполнят ремонтные работы, задержанные из-за отсутствия лесоматериалов. Почти строем, вооруженные топорами, пилами, вышли на улицу.
У макета он передал бразды правления Белянской. Оградили улицу веревками с флажками и начали работы. По плану в первый день должны были завалить второй этаж с тем, чтобы вести разборку на земле. К Кузину подошел столяр Никитин. За малый рост его звали «Чекушкой». У него было морщинистое лицо и близко посаженные живые глаза. Закуривая, он сказал:
- Вот уходить задумал, Павел Андреевич, но теперь погожу.
На вопросительный взгляд начальника ответил:
- Стыдно было на дармовых харчах сидеть. Лесу нет, работы нет, а зарплата идет. Лариска выводит, чтобы не сбежал, но сколько можно? А тут подвалило. Если с умом, то на полгода хватит.
Кузину радостно было слышать эти слова.
- Вы правы, - сказал он, - пока этот лес израсходуем, другой подойдет. В начале года городу обещают два вагона леса. Отсюда и нам что-то перепадет.
Лицо Никитина сморщилось еще больше, он вытолкнул изо рта потухший окурок и сплюнул вслед ему. Как малому сказал:
- Не верьте, начальник, им. Каждый год обещают. Все дыры, что ни случаются в городе, нашим лесом затыкают. То наводнение, то пожар. Все туда. Даже киношникам лес нашли, а нам шиш. Не будет леса, начальник, не ждите.
К ним подошла Белянская. Она запричитала:
- А я его ищу, а я его ищу. Иди, Никитин, без тебя начинать не хотят.
Рабочий ушел, а Белянская сообщила Кузину:
- На той стороне вас какой-то корреспондент спрашивает.
Зайдя на другую сторону макета, он увидел явно не работника жэка: аккуратный серый костюм, очки  в золоченой оправе. Подошел к нему.
- Я, Кузин.
- Очень приятно. Я, литсотрудник газеты «Солнцеградская здравница» Ваноцкий Иван Фомич.
Все это было подтверждено книжечкой, на которой было оттиснуто золотом: «Пресса». Ваноцкий сообщил:
- Я хотел бы пройти с вами на Водозаборную улицу и поговорить об одном интересном деле.
- Вы видите, чем я занят?
- И все же я очень прошу. Это не надолго.
Кузин согласился, обрадованный корреспондент начал оправдываться:
- Я понимаю, что оторвал вас от серьезной работы, но поймите, я тоже едва вырвался.
Они пришли во двор, где меняли Михайловой подвал.
- Догадываетесь, о чем будет идти речь? – спросил Ваноцкий.
- Вы привели меня сюда отгадывать загадки?
- Хорошо, - очки корреспондента сверкнули на солнце, - в этом дворе вы произвели обмен подвалами. Было дело?
- Было, но какое отношение это имеет к вам?
- Прессу интересуют основания передачи Михайловой подвала Старчевских.
Ваноцкий отступил на шаг и, широко открыв глаза цвета высохшей травы,  со стороны рассматривал виновника обмена.
- Запоминайте основания, - строго, как учитель двоечнику, сказал Кузин, - во-первых, заявление Михайловой. Во-вторых,  подвал находится под квартирой Михайловой и, если он принадлежал раньше Старчевским, то они имели на то моральные права. Новые жильцы этими правами не располагают.
Он заметил, что ему удалось сбить несколько апломб Ваноцкого, но это не помешало задать ему следующий вопрос:
- Вы согласовали обмен с жительницей, которая вселилась в освободившуюся квартиру?
- Не посчитал нужным, да ее тогда еще не было.
- Значит, был пожар. Спешили.
- К вашему сведению, Иван Фомич, была восстановлена справедливость.
- Это как посмотреть, Павел Андреевич. Старая, больная женщина не думает, что вы поступили справедливо. Она должна будет спускаться по ступенькам в подвал за ведром угля, которое едва пустое поднимает.
Кузина смутило такое сообщение. Может и на самом деле поспешили? Заметив это, литсотрудник обрадовано крикнул:
- Ирина Артамоновна, выйдите к нам, покажитесь начальнику жэка.
Она вышла так стремительно, будто стояла за дверью и ждала вызова. При виде ее у Кузина отлегло от сердца. Ей было не более 50 лет. Для нее ведро угля – не тяжесть. К тому же она легко спустилась с крыльца во двор. Выходит, Ваноцкий драматизировал ситуацию. Он сказал женщине:
- Скажите начальнику, Ирина Артомоновна, что вы думаете…
Она не дала ему закончить фразу:
- Господи, откуда вы взялись на мою голову? Я всю жисть в поле проработала, теперь в шахту загоняешь? Не пойду сюда! Давай команду на новый размен, начальник!
Визгливый голос женщины, как бекон, был в прослойках из властных интонаций. Ясно, что «труженица полей» не там проходила школу дворовых скандалов.
- Вот что, гражданка, вы не на базаре. Будьте добры подбирать слова, когда разговариваете с должностным лицом.
- Ему слова не нравятся! Мы институтов не кончали. Жульничаете тут, да еще указывать собираетесь! Учти, начальник, я в редакции газеты работаю! Я плевать на тебя хотела!
Кузин вспылил. Он сказал Ваноцкому:
- Если хотите продолжать разговор, то уймите эту патентованную скандалистку.
- Это ваш жэк, вы и командуйте, - ответил тот.
- Это ваша сотрудница, вы и ставьте ее на место.
- Она работает у нас уборщицей и мне не подчиняется.
Кузин пошел к воротам.
- Куда вы, Павел Андреевич? Ведь мы еще не договорились.
Ваноций догнал его уже за воротами. Пошел рядом.
- Да постойте же. Бросьте обижаться на выжившую из ума старуху.
- Она уютно чувствует себя под вашим крылышком.
- Она обратилась – мы реагируем. А как вы хотели?
- Я хочу, чтобы вы не морочили мне голову!
- Не получится, Павел Андреевич, по той причине, что история с подвалами имеет какой-то неприятный запашок. Вам не кажется?
- Кажется, Иван Фомич, и разносите его вы!
- Зарываетесь, дорогой начальник, зарываетесь.
- Тогда выражайте свои мысли яснее.
- Хорошо, - с видимым удовольствием произнес Ваноцкий. – Скажите, вы любите читать фельетоны?
- К чему это?
- Не догадываетесь? А вот у меня появилось желание написать такой маленький фельетончик с интригующим названием: «Запахи из подвала».
Ваноцкий с удовольствием наблюдал, как меняется в лице его визави.
- Вы на что намекаете?!
- Вы упрямо недогадливы, товарищ начальник, - огорчился Ваноцкий. – В таком случае позвольте прямой вопрос: сколько вам отвалили за операцию с подвалами?
Он видел, как онемел после этих слов Кузин. Испугался. Добить:
- Так какую взятку вам отвалили за подвал?
Горячая волна ударила Кузину в голову, руки сами потянулись к Ваноцкому. Он схватил его за лацканы пиджака и притянул к себе. В их глазах, разделенных стеклами очков, метались ужас и негодование.
- Слушай, ты, гад, - шипел Кузин сквозь сжатые зубы. - Сейчас вместо очков набью тебе фонарь, чтобы ты честных людей от ворюг мог отличать. Ты видел, гад, как я взятку брал?
Последние слова Кузин выкрикнул, что заставило Ваноцкого вздрогнуть. Он дернулся, лацканы затрещали. Кузин резко оттолкнул его от себя и, круто размахнувшись, ударил… кулаком о стену. Корреспондент снова вздрогнул, уяснив себе крепость чужого кулака. Кузин пришел в себя от боли. Они разошлись молча, как дуэлянты, расстрелявшие свой боезапас, но не примирившиеся.

Кузин открыл дверь кабинета и услышал, как надрывается телефон. Думал, позвонят и перестанут. Не перестали.
- Слушаю.
- Павел Андреевич, - кричал голос Белянской, - у меня чепе!
- Что там? Говорите!
Он уже видит, как завалилась стена и придушила людей.
- Павел Андреевич!
- Да, говорите же!
- У меня идет распродажа леса! Приходите быстрее! Я уже не могу!
Ему стало легче. Распродажа это еще не конец света.

На подходе к макету, он увидел, что второй этаж еще не завалили. Значит, работы застопорились. Из-за стены выскочила Белянская. Она доложила:
- До одиннадцати все было хорошо. Потом появилось вино и все пошло кувырком.
- Зачем отпускали за вином?
- Их не надо было отпускать. Вино сами жильцы принесли. Они меняют его на лес.
Улица перед макетом, которую перегородили веревкой, чтобы не ездили машины, была запружена народом. Его же рабочие стояли  у кучек леса. Им давали бутылки, они – лес.
- Кто разрешил эту куплю-продажу? _ закричал Кузин.
Рабочие пьяно заулыбались, жильцы, в основном женщины, насторожились. Ближайшим к Кузину был Никитин. Это он радовался лесу, который должны были получить с макета, а теперь им же торгует.
- Вы почему безобразничаете, Никитин?
- Кто безобразничает? – удивился столяр. – А, это дрова. Раздаем населению. Просят, мы и даем.
  Кто разрешил?!
- Знамо кто – Лариска.
Белянская выскочила из-за спины Кузина
- Врешь, несчастный Чекушка! Я тебе сколько раз запрещала!
- Ну, чего раскричалась? Тебе щепок жалко?
Кузин пошел вдоль ряда, оттесняя рабочих к макету. Белянская, организовав трезвых рабочих, те потащила доски с дороги. Операция сопровождалась криками:
- Что жадничаешь, начальник? Сам продать хочешь? Тебе дерьма жалко для людей! Себе не гам и другому не дам!
Белянская за спиной сказала:
- Павел Андреевич, давайте сегодня не трогать второй этаж.
Он согласился бы не только с этим. Попроси у него кто-то этот макет, отдал бы. Белянская получив разрешение, не уходила.
- Что еще?
- Еще предложение. Только вы не сердитесь.
Через силу Кузин улыбнулся.
- Хорошо бы Воронина на завтра пригласить сюда.
- Это идея. Он может не согласиться, сославшись на более важные дела, но нам никто не помешает своих дружинников привлечь? Два человека с повязками смогут сдержать открытую распродажу.
На другой день Кузин ни на час не отходил от макета. Секретарь все отвечала, что он больной и лежит без сознания. По улице ходили два дружинника. Воронин обещал подойти. Попытки совратить рабочих вином началась прямо с утра. Жильцы запаслись вином с вечера. Кузин первую же замеченную им бутылку разбил о камни, чем вызвал мгновенное затишье. Только воробьи продолжали чирикать в кустах. Всеобщий вздох и опять проклятья. Кузин продолжал крушить бутылки, вырывая их из рук рабочих. Стоял густой винный запах. Дружинники пресекали явный грабеж. Появился Воронин. Посмеиваясь, прошел вдоль макета, и жильцы, поняв, что проиграли битву за дрова, стали расходиться. Рабочие, потеряв надежду получить дармовую бутылку вина, приступили к работе.
Через два дня, когда разборка закончилась, Кузин пришел на склад и увидел аккуратно сложенные доски и бревна. Никитин восторженно сказал начальнику:
- Вот это материал! Месяцев на восемь хватит!
- А если бы не распродали, и на двенадцать хватило бы, - поддел Кузин.
- Да я говорил им, чтобы дрова продавали, а доски не трогали
- Выходит, вы там командовали, а не Лариса Львовна.
Никитин досадливо махнул рукой.
- Там все командовали. Я вмешался, когда хамить начали.
«Вот так всегда, - подумал Кузин, - виноватых нет. Одни герои». С этого дня он стал ждать выхода на экраны фильма «Воспоминание», чтобы опять увидеть этот макет и снова пережить радостные минуты хорошо сделанной работы.

ГЛАВА 13

Осень, как выяснил для себя Кузин, жалует не только овощами и фруктами, но и частыми дождями. Раньше он, как всякий здоровый и одетый по сезону человек, мало обращал на них внимания. Теперь же становилось жутко, когда замечал закрытое тучами небо и пухлую стопку заявок на ремонт крыш.
- Неужели и правда, столько крыш течет?
- Текут, - отбрасывала всякие сомнения Белянская, - жильцы зря заявки не пишут. Может в разной степени, но текут.
Он никогда раньше не ходил с высоко задранной головой. Теперь ходит, но не возгордясь, а всматриваясь в каждую крышу, помеченную заявкой.
- Посмотрите, - говорила Белянская, показывая на крышу с взъерошенной черепицей, - вот эта не  течет.
Кузин не верил, спрашивали жильцов из-под этой крыши, не течет. Чудо. Чудо не то, что не течет, а то, что она все это знает.
- Никакого чуда, - возражает Лариса Львовна, просто я хорошо знаю свою работу. За 20 лет, Павел Андреевич, стыдно было бы не изучить свои крыши.
- Лучше бы вы их ремонтировали, - пробурчал Кузин.
- А что мы, по-вашему, делали? Вот на той ровненькой крыше мы были уже много раз. Вы в нее влюбились, а я ее ненавижу, как личного врага.
После долгого и утомительного похода по участку и лазания по чердакам, они пришли в контору.
- Все, Лариса Львовна, - сказал Кузин, - весь октябрь будем ремонтировать только крыши.
Белянская удивленно на него посмотрела.
- Да, да. Не удивляйтесь. Создадим бригаду кровельщиков, разобьем на звенья, во главе поставим специалистов и вперед!
- Что-то не пойму, Павел Андреевич, из кого вы собираетесь сколачивать звенья?
Выслушав ответ дилетанта, пояснила:
- Не все, названные вами, могут по состоянию здоровья лазить по крышам…
- Оставим их на земле в качестве подсобников.
- Кроме этого, - продолжала инженер, - мы не выполним план по бытовым услугам и не отремонтируем печи. Нам за это никто спасибо не скажет.
- И все же давайте сделаем так, как я сказал. Составьте график и списки звеньев. Мы не можем спокойно смотреть, как на головы людей льется вода.
- Вы думаете, в холоде легче сидеть?
- Дожди уже сейчас идут, а холода начнутся где-то через месяц.
- Вы не господь бог, Павел Андреевич, и не можете знать, когда они наступят. Хорошо, я напишу списки и составлю график, но от вас прошу приказа. Завтра мы зачитаем его рабочим. Хорошо?
- Тогда списки через час мне на стол.
Белянская, хмурясь, кивнула головой и вышла из кабинета. Глядя ей вслед, Кузин подумал, что приказ ей нужен, а не рабочим. Нужен для страховки от возможных неприятностей. Что ж, приказ – не плохая мысль. В нем он даст не только списки, но и начисление премий за выполнение графика. Вызвал бухгалтера и согласовал с ней свою очередную «авантюру» Так, наверняка, считает Белянская.
Дожди сыпали чаще, чем хотелось бы. Не будь продуманной системы поощрения, работы остановились бы до погожих дней, а так, пользуясь малейшим просветом, шли своим чередом. К удивлению, количество заявок не уменьшалось. Для Белянской и тут не было тайны:
- Это пишут те, кто раньше махнули на нас рукой. Они рассчитывали на свои силы.
- Странно, - протянул Кузин, - выходит, спокойнее было бы ничего не делать?
- Вы считаете, Павел Андреевич, что до вас мы ничего не делали?
Кузин понял, что сказал глупость.
- Извините, Лариса Львовна, я так не думаю.

Кузину сказали, что у крыльца его ждет человек на коляске. Это был инвалид Отечественной войны Левин. Он рассказал начальнику жэка, что в доме, где он живет, слабо идет вода, даже на первом этаже. Кузин знал об этой беде.
- Ваш дом, товарищ Левин, будет поставлен на ремонт, как только РСУ горжилуправления накопит сантехнику и трубы, необходимые для ремонта.
- Это я слышал, когда вас еще здесь не было, - недовольно прервал его инвалид. – Ждать капремонта я не могу. Мне некому воду носить. Сосед, который помогал мне, неделю назад умер. Прошу зайти ко мне и определиться.
- Я пришлю к вам сантехника.
- У вас совесть есть, товарищ начальник?
Дом, в котором жил Левин, был старинным трехэтажным красавцем. В квартире Кузин увидел то, что и ожидал увидеть. Забитые ржавчиной трубы пропускали через себя только тонкую струю воды. При падении давления в водопроводной сети, она вообще не капала.
--Да, трудно вам, - сочувственно сказал Кузин.
- Извините, - одышливо прервал его Левин, пересаживаясь с коляски в кресло, - я не сочувствия у вас прошу, а действия. Мне нужна вода.
- Право я не знаю, как вам смогу помочь, - смущенно сказал Кузин. – У меня в жэке даже сварки нет.
Левин усмехнулся:
- Хорошо хоть не советуете стучать по трубам. Это уже хорошо.
Жестом он пригласил Кузина сесть рядом на низенькую скамеечку. Не снимая пальто, Кузин сел, положив шляпу на высоко задранные колени. Левин сказал:
- Я прошу вас, Павел Андреевич, стать моим послом у Блинова.
Кузин недоуменно поднял на него глаза.
- Не удивляйтесь. Обращаюсь именно к вам по двум причинам. Первая. Вам по службе положено помогать таким, как я. Конечно, можно найти множество отговорок, чтобы не делать этого. Одну вы уже назвали: у вас нет сварки. Я не обратился бы к вам, не будь другого повода.
Левин сверху вниз посмотрел на своего визави. Тот нервно перекладывал с колена на колено свою шляпу.
- Второй повод, товарищ Кузин, ваша порядочность.
Тот вскинул голову.
- Не смущайтесь. О вас идет хорошая слава. Есть мнение, с которым я не согласен, что жэк не место для таких людей. А я скажу, что это место для определения порядочности человека. Так вот, вы выдержали испытание. Поэтому, доверяя народному чутью, я и решил обратиться к вам с такой необычной просьбой.
Кузин был смущен такой высокой оценкой его деятельности.
- Почему бы вам не выйти прямо на Блинова? Ведь вы инвалид, у вас права.
Левин подался вперед, будто для того, чтобы  тот лучше слышал его негодующий шепот:
- Блинов – типичный представитель нашей разложившейся верхушки. Даже ленинский термин «комчванство» для него мягок.
- Ну, зачем вы так? – не согласился Кузин.
- Хорошо. Не будем обсуждать этот вопрос, но вы должны хотеть мне помочь. Надеюсь, дотяну до того часу, когда у меня будет вода.
В глубокой задумчивости вышел он от Левина, поэтому не сразу среагировал на зов сверху. А оттуда, с третьего этажа, неслось:
- Павел Андреевич, Павел Андреевич!
Он поднял голову и увидел на балконе Румянцеву. Он ее знал как члена товарищеского суда.
- Посмотрите на этот угол, - показала она на стену дома возле себя. – Вот видите, как карниз и пилястра  набухли от воды? Внутри стена мокрая.
Место, куда указала Румянцева, было темнее другой части стены. Это был явный признак подмокания. Но откуда здесь вода?
- Потолок сухой, а стена мокрая. Может, посмотрите? Лестница на чердак в нашем подъезде.
Он мог прислать сюда Белянскую и даже бригадира кровельщиков, но и с него не убудет, если посмотрит сам.
К люку на чердак вела металлическая лестница, закрепленная к стене. Было неудобно ставить ступни на тонкие поперечные прутья. Вот и люк, закрытый деревянной крышкой. Нажал на нее рукой. Не поддалась. Поднялся повыше и нажал сильнее. Крышка, со скрипом, откинулась. В ту же минуту на Кузина посыпалось что-то мелкое и удушливое. Он стоял не шевелясь, поняв, что это сажа, накопившаяся на чердаке от работавшей в доме котельной. Внизу ахала и охала Румянцева. Молча, переждав сажевый поток, он вылез на чердак, а там, через слуховое окно, на крышу. Она была ограждена массивным парапетом. Вот и нужный угол. В парапете сток, покрытие которого проржавело. Вот и причина подтекания.
Он захлопнул за собой крышку люка и спустился вниз. Румянцева убирала лестничную площадку. Посмотрев на Кузина, ужаснулась:
- Что я наделала?! Вам необходимо в баню, а у меня даже воды нет, чтобы умыться. Вы знаете, что в нашем доме воды нет?
- Знаю, - буркнул он и пошел вниз, не прощаясь.
- А что же стена? – крикнула вслед Румянцева.
- Будем делать, - не останавливаясь, ответил он.
- От быстрой ходьбы за спиной, у пояса, перетиралась сажа, противно покалывая кожу.

В контору явился к вечеру, чистый, как новый пятак. Нина подозрительно на него посмотрела и тут же сообщила, что его целый день разыскивает Блинов. Пошел к нему, не заходя в кабинет.
Начальник ГЖУ сидел за своим большим полированным столом, плотно вжавшись в спинку кресла. Мрачно спросил:
- Где вас носит?
Выслушав объяснение, не меняя тона, бросил:
- Что вы кругом лезет? У вас мастеров нет?
И тут же, не давая подчиненному ответить, сообщил:
- Хочу с вами, Павел Андреевич, откровенно поговорить.
Уже одно обращение на «вы» встревожило, а тут еще «откровенно поговорить».
- Признаться, - начал Блинов, - я возлагал на вас большие надежды. Ваш заводской опыт считал свежей кровью в нашем коммунальном организме. Вижу, ошибся.
Кузин смолчал. Он сам чувствовал, что его заводской опыт не только не помогает – мешает. Он порою и жалел, что он у него есть. Как просто было бы, приняв практический опыт Белянской за основу, бездумно следовать ему. Блинов, не дождавшись возражений, продолжал:
- Молчите. Я бы на вашем месте тоже бы молчал. Но это – полбеды. Беда оказалась в вас самом. Не удивляйтесь. Вы оказались слишком конфликтным человеком. А для нашей службы это – самый большой грех. На вас градом сыплются жалобы. У меня возникает дикая мысль, что они доставляют вам удовольствие.
Увидев, как дернулся подчиненный, поспешил подправить свое утверждение:
- Возможно, я ошибаюсь, но тогда объясните, откуда эти жалобы? Посмотрите, как работают старые жилищники. Ну, хотя бы Белянская. Жэк-4 не легче вашего, но там жалоб почти нет. Бывшему заместителю председателя горисполком вы отказываете в ремонте печки. Докатились! Знаю причину, но в таком случае пошел бы сам и сделал! А вы? Чуть не в кулаки со старым человеком.
- Артур Петрович, позвольте напомнить, что все жалобы признаны необоснованными.
- К вашему сведению, необоснованных жалоб не бывает! Партия и правительство не зря призывают уделять серьезное внимание письмам трудящихся. Как повышенная температура тела сигнализирует о болезни, так и жалобы указывают на неблагополучие в производственном организме. Можно сбить температуру и сделать вид, что здоров, но было! Мы обязаны внимательно прислушиваться к сигналу, чтобы не загнать болезнь в глубь. В случае с вами такое время пришло. Таким образом, не радуйтесь, что жалобы необоснованны.
Убедившись, что Кузин не радуется, он продолжал:
- Не успели мы с вами отмыться от вашей тезки Кузиной, как, пожалуйста, конфликт с редакцией!
Кузин вздрогнул от неожиданности. Пожаловался все же!
- Зачем вам еще эта дырка в голове? Я своим ушам не поверил, тому, что рассказал редактор городской газеты. Где вы слышали, чтобы коммунальщик конфликтовал с прессой? Ведь мы так легко уязвимы. За что ни возьмись – тема для фельетона! Захоти они, мы бы в каждом номере читали бы о себе. Вы этого добиваетесь?
Блинов, тяжело дыша, замолчал. Кузин видел, что начальник искренне расстроен. И ему стало стыдно за необдуманный поступок. Надо было не бежать со двора, а терпеливо довести дело до разумного конца. Не дурак же Ваноцкий, мог бы понять.
Отдышавшись, Блинов продолжал:
- Вы помните статейку «Собачья канитель»? Так ее написал тот, кого вы трясли, как грушу. Сколько труда мне стоило, чтобы уговорить его не упоминать вашу фамилию. А вы? После этого случая вы не жилец в коммунальном мире!
Только с этими словами он оторвал тело от спинки кресла и бросил его руками вперед, на стол, будто хотел показать, как умирает коммунальщик. Подняв на мгновение опущенную голову, он посмотрел на Кузина взглядом убитого горем человека.
- Кто заставлял вас менять подвалы?! – вдруг исторг он из себя.
Кузин молча пожал плечами.
- Неужели не могли отказать? Что молчите?
- Мог бы, - вздохнул Павел Андреевич, - только тогда я об этом не подумал.
- Хочу верить! – крикнул Блинов, отбрасываясь снова на спинку кресла. – Но другие не захотят! Вы догадываетесь, какой фельетон можно состряпать на этом материале? В бескорыстие сейчас никто не верит! Ваноцкий такое напишет, что вы сами усомнитесь в своей честности. Кстати, Павел Андреевич, не слишком ли много в адрес одного человека обвинений о взяточничестве?
Как объяснишь начальнику, что хотел «от души» помочь человеку. Если это не входит в перечень уважительных причин при отношениях между людьми, то тогда – извините.
- Согласитесь, Артур Петрович, я не превысил своих полномочий.
- Вы неумело ими воспользовались! Для чего у вас общественность? Кстати, общественники жалуются, что вы их мало привлекаете к решению вопросов. Даже выгоняете из кабинета. Об этом ходят разные слухи, но сейчас не до них. Поручили бы им решить дать Михайловой подвал или нет? Там уже ваше дело: согласиться с ними или нет. Чувствуете разницу? Кто бы тогда в вас камнем бросил? А сейчас о вашу репутацию каждый может ноги вытереть, как о половую тряпку!
Блинов замолчал, вперив взгляд куда-то в сторону, оставив подчиненного наедине обдумать сложившуюся ситуацию. Прервал тишину решительным указанием:
- Советую вам отступить с занятых позиций!
- То есть? – не понял Кузин.
- Без «то есть», забрать у Михайловой подвал!
- Нет, Артур Петрович, я этого не сделаю!
Блинов навалился грудью на стол, тяжело колыхаясь в ритме дыхания.
- Не сделаете вы, сделаю я!
Кузину хотелось встать и уйти, но он не сделал этого, подумав, что такой поступок даст Блинову повод пойти на крайности. Это же им обоим совершено не нужно.
- Артур Петрович, - сказал он после затянувшейся паузы, - у вас не будет аргументов для этого, как их не было и у Ваноцкого.
 - Зато у вас аргумент убийственный: хватай и тряси!
- Он меня оскорбил!
- Как? Намекнул на взятку? Так хватайте и меня за грудки! Все не перехватаете! Здесь, Павел Андреевич, нужно что-то более умное. Кто такая Михайлова? Ваша родственница? Жена вашего начальника? Сестра директора мясокомбината? Любовница начальника милиции? Нет? Тогда у вас и нет другого способа отмыться, как  отобрать у нее подвал! Она прибежит ко мне жаловаться. Если не вспомнит о взятке, вы отмыты. Я первым пожму вашу руку! Сейчас же, увы. Идите и делайте, что я вам, по-дружески, советую.

ГЛАВА 14

После выволочки, полученной от Блинова, Кузину впервые, за все время отъезда из Запорожья, захотелось кому-то рассказать о своих неприятностях. Были друзья на заводе, были общие интересы. Теперешнего его они не поймут. Новых друзей завести не успел. Было не до них. Оказался одиноким в этом стотысячном городе. Каждый день встречается с десятками людей, а душу открыть некому.
Ноги незаметно принесли его к жэку. Это же хорошо. Где, как не тут, можно отвлечься, занимаясь делом? Благо сегодняшняя почта еще не прочитана.
Был поздний вечер, но дверь жэка оказалась не закрытой на ключ. Он прошел по коридору и увидел Татьяну Викторовну, встретившую его радостной улыбкой. За столом придвинул к себе папку и только начал читать первый документ, как вошла бухгалтер.
- Беда, Павел Андреевич.
- Что случилось? – мрачно спросил он, готовый уже ко всему.
На этот раз сообщение Татьяны Викторовны выходило за рамки обычного. Во время разборки макета она с разрешения Белянской съездила на самосвале на свой дачный участок. Там и напоролись на пост ГАИ. У водителя забрали права. Она пыталась вернуть их по своим каналам, но не получилось. Она чувствует себя виноватой перед водителем. Не мог бы Павел Андреевич помочь ей? Водителя зовут Витрук Яков Михайлович.
Да, беда одна не ходит, подумал Кузин. Если и сможет он чем-то помочь водителю, то только сейчас. Когда появится фельетон, ему все двери будут закрыты. «А это тот Кузин, который подвалами торгует?» Так будут говорить, а на заводе вообще припечатают: «С душком оказался Кузин. К нам, небось, не пошел. На легкие хлеба потянуло».
Он набрал номер телефона начальника ГАИ. Они были немного знакомы. Дозвонился и узнал, что права передали заместителю председателя горисполкома товарищу Волкову. Дело в том, что пост ГАИ был выставлен по его распоряжению с целью выявления левых заездов на дачные участки. Стало ясно, что без штрафа Витруку права не вернуть.
- Вот так, Татьяна Викторовна. Пусть теперь завгар занимается этим вопросом. Бухгалтер ушла, а он, вздохнув, придвинул к себе папку. Вскоре попался конверт, подписанный  рукой его жены. Дрожащими руками надорвал его и долго не мог вынуть приклеившееся письмо. Он читал: «Здравствуй, Паша! Наши знакомые рассказали мне, как ты живешь в Солнцеграде. Я не удивилась, узнав, что ты колотишься и тебя за это еще и бьют. С такими, как ты, иначе не бывает. Еще узнала, что ты нигде не шлендраешь, поэтому и решила написать. Я тебя, Паша, не забыла и готова принять в любое время. Мои родители называют тебя дураком, но я сказала им все, что о них думаю. Я поняла, что ты другой, на них не похожий. Если ты вернешься, я постараюсь быть подальше от родителей.
Может, ты хочешь, чтобы мы жили в Солнцеграде, то тогда нужно снова сделать размен. Ты сейчас имеешь дело с квартирами и, наверное, сумеешь подыскать выгодный размен…»
На этой фразе он остановился. Не потому, что кольнуло сердце, а оно кольнуло, а по тому, невольно обожгла мысль: «Ничему не научилась!» Эта женщина готова с чего угодно собрать пенку. Даже с его теперешней должности, которую он и врагу не пожелает. Он с остервенением стал рвать письмо на мелкие куски. Мелькнула фраза: «передают приветы…» Он так и не узнал, кто передавал ему приветы.
С трудом заставил себя снова вернуться к деловым бумагам. Мысль потекла в сторону разговора с Блиновым. Ему стало противно от одной мысли, что он отберет подвал у Михайловой. Сейчас его подозревают в несовершенных поступках и ему плохо, а что станет, если он послушает Блинова? Уступив, пожертвует своей совестью. Ведь он  не считает несправедливым передачу подвалов? «У тебя есть совесть?» - спрашивают, если хотят понять поступок человека. «У тебя есть совесть?» - говорят в осуждение поступка. Совесть прибором не измеришь, глазом не увидишь. Зато действия твои, как ни крути, высвечивают ее наличие или отсутствие так ярко, что и спрашивать не обязательно. Да и сам Блинов, получив желаемое, не станет его больше уважать, ибо поймет, что Кузин не крепкий мужик, а так – сопля. С этой мыслью он решил не уступать. Стало легче на душе.

Через несколько дней, Кузин понял, что ошибся, когда посчитал, что ему не придется заниматься водительскими правами Витрука.
- Знакомьтесь, Павел Андреевич, - сказала Татьяна Викторовна, вводя в кабинет мужчину. – Это тот водитель, которого я подвела.
- Еще не отдали права? – удивился Кузин.
Витрук кашлянул и ответил:
- Не отдали. У меня пенсия на носу, а тут слесарем перевели. Был бы виноват, ни у кого бы не просил, а так пострадал, работая у вас. Завгар и послал к вам разбираться.
- Стало быть, Яков Михайлович, ваши права у заместителя председателя горисполкома Волкова.
- Я это знаю. Надо же их как-то взять.
- Легко сказать. Он же не для коллекции их у себя держит.
Увидев, как поскучнело лицо Витрука, неожиданно для себя сказал:
- Хорошо, давайте позвоним ему.
Кузин никогда не позволял себе беспокоить Волкова звонками, сейчас же набирая номер его телефона, старался скрыть невольное волнение. Услышал приятный баритон. Кузин представился и, как можно короче, доложил причину звонка.
- Так что вы предлагаете? – спросил нетерпеливо Волков.
- Прошу вернуть этому водителю права. Он не виноват.
- У нас другое мнение, - заметил зампред. – Завтра на административной комиссии, пусть его начальник доложит свои соображения.
Несколько мгновений, прежде чем положить трубку, Кузин слушал короткие гудки, потом, передав ответ Волкова, заключил:
- Придется завгару заниматься этим делом. Вашему начальнику.
Витрук досадливо махнул рукой.
- Никуда он не пойдет. У него один ответ: «Я тебя туда не посылал».
Кузин понимал трудности водителя. Он знал заведующего гаражом Рудника Александра Ивановича, как зануду. Нет заявки – нет машины, хоть умри на пороге его конторы. Но и наличие заявки не гарантия получения желаемого. Здесь вступают в действии потусторонние силы, совершенно недоступные для понимания. Здесь сказывался уровень симпатии заведующего к заказчику. Кузин находился где-то посередине, что равнозначно отсутствию его в поминальных списках. Звонить ему не хотелось, но…
- Это Кузин, - назвался он, когда услышал бормотание в трубке. – Тут у меня в кабинете твой водитель, Александр Иванович. Просит помочь выручить права. Я звонил Волкову, он сказал, что они на рассмотрении в административной комиссии. Завтра заседание. Волков сказал, что идти нужно тебе.
- Он у тебя прокололся, тебе и идти, - ответил Рудник.
- Толку с этого. Я готов быть рядом, но вопрос придется решать тебе.
Рудник положил трубку.
- Завтра решится ваш вопрос, - сказал Кузин Витруку, и тот ушел что-то ворча.
Тут же в кабинет вошла Новицкая и объявила:
- Пришла Михайлова с Водоразборной.
- Что ей?
- Что-то сообщить хочет.
На удивление, аккуратная Михайлова была в тапочках и в ситцевом халатике.
- Извините, Павел Андреевич, как была, так и прибежала, - сказала она.
- Вы что-то хотели сообщить?
- Я понимаю, что наделала вам беды. Моя соседка с удовольствием рассказывает об этом. Но у меня есть новость. Вы знаете, почему этот, из редакции так старается? Заметила, что он часто к ней приходит. Ну, думаю, спелись. Но скоро поняла, что тут что-то не то. Когда он приходит, соседка уходит гулять. Следом приходит какая-то женщина. Так я поняла, что Ирина Артамоновна сдает квартиру для тайных любовных свиданий. Я побежала сразу к вам, когда увидела, что они снова собрались. Вам бы сейчас пойти во двор и с газетчиком переговорить. Он испугается разоблачения, и… Вы что улыбнулись?
Он действительно улыбался. Ему понятна нехитрая идея беседы с ловеласом. Другая на ее месте мстила бы более безжалостно: разыскала бы обманутых мужа и жену и свела бы их. А там радуйся душа, созерцая чужие семейные разборки.
- Не обижайтесь, Марина Петровна, я улыбаюсь своим мыслям. Что касается вашего предложения, я не смогу его принять. Шантажировать людей не в моих правилах.
- А он по правилам с вами поступает? – вздернула голову Михайлова, и он увидел глаза полные слез.
- Это на его совести. Притом, взятка, которую я получил от вас, более серьезное преступление, чем супружеская неверность.
- Какую взятку!? Как ему не стыдно!?
Ее глаза стали сухими.
- Ну, теперь я знаю, что делать! – воскликнула она и быстро вышла из кабинета.
Новицкая, посмотрев ей вслед, спросила:
- Это вы серьезно про взятку, Павел Андреевич?
- Вы полагаете, что о взятке можно говорить шутя?
Новицкая молча вышла.

ГЛАВА 15

На административную комиссию Кузин пришел ранее двух часов. Дверь в зал заседаний была еще закрыта, но «предбанник» гудел множеством голосов. А что если, подумал он, проникнуть в зал служебным ходом и вызволить права еще до начала заседания? Прошел знакомыми коридорами и очутился перед дверью, ведущей в зал. Комиссия была в сборе. Ждали Волкова. На его месте Гераскин. Обойдя стол, Кузин очутился перед комиссией.
- Вам что, гражданин? – удивилась комиссия.
Представившись, он изложил причину своего присутствия.
- Вы зачем сюда пришли? - спросил раздраженно Гераскин.
- Я хочу получить права водителя Витрука, изъятые у него по недоразумению.
- А ключи от моей квартиры вы не хотите?
Комиссия захихикала под плоскую шутку. Гераскин приподнялся со стула и, тряхнув патлатой головой, въедливо спросил:
- Кто вы такой, чтобы заходить через служебный ход?
- Я уже говорил, я - начальник жэка. Мне нужно было доложить комиссии …
- Это мы уже слышали. Мы еще проверим вашу роль в этом деле. Наверное, не зря стараетесь. А сейчас, - вдруг заорал он, - марш отсюда!
Кузин пожал плечами и медленно, единственно, чем он мог ответить на хамство, направился на выход. Вслед неслось:
- Какой-то начальник жэка пришел нам указывать! Совсем совесть потеряли! Додумался через служебный вход пройти!
В приемной засыпали вопросами:
- Почему не начинают? Чего тянут? Скоро начнут?
Никому не отвечая, он вышел на улицу. Свежий ветер охладил горящие щеки. Подошел Витрук. Грустно сказал:
 - Все ясно.
- Не знаю, что вам ясно, - ответил Кузин, - но со мной отказались говорить. Позвоню завгару, пусть он идет.
Рудник был на месте. Выслушав сообщение, он что-то буркнул и положил трубку.
- Придет? – спросил водитель.
- Придет, куда он денется.


Ночью шел дождь Его частый стук по железной крыше, мешал спать. Но Кузин все же успел увидеть сон. Впервые за все время его отъезда из Запорожья, ему приснилась жена. Она стояла нагая перед зеркалом и расчесывала волосы. От гребешка сыпались искры, как от электросварки. В их свете лицо было бледным, и он знал, что она больна. У него болело сердце от сострадания. Обрывки мыслей навалились так, что он ощущал их тяжесть. Встал с головной болью.
В конторе его ждала гражданка, которой на днях отказал в ремонте крыши. Увидев входящего в коридор начальника, она вскочила со стула, и злорадно проговорила:
- Ну что, Кузин? Вы большую зарплату получаете за свое безделье?
- У нас в Союзе зарплату за безделье не платят, - попытался он отшутиться.
- Вы исключение? Так сколько вам платят?
Кузина разобрала злость:
- Говорите, за чем пришли? И не задавайте глупых вопросов!
- Пожалуйста: у меня этой ночью обвалился потолок! Вот такой пласт!
Разводя пошире руки, она всматривалась в его лицо, надеясь увидеть испуг.
- Эта громадина, - продолжала она, - обрушилась на рояль! Крышка вдребезги. Что там еще, я не смотрела. Не уверена, что и в тысячу рублей уложишься. Сколько лет будете выплачивать?
- Где вы живете? – раздраженно спросил Кузин.
- Поздно, начальник, поздно. Хорошо никого не убило.. Тут вам повезло. Сейчас вы мне дадите записку Белянской, и я по дороге в суд, занесу ей. Пусть хоть завтра начнет ремонт.
- Я спрашиваю вас, где вы живете? – рявкнул Кузин.
Женщина вздрогнула. Он схватил ее за руку и поволок из конторы.
- Пустите, мне больно!
- Идемте к вам, - громким шепотом говорил он. – Я посмотрю ваш рояль. Я, к вашему сведению, рояльных дел мастер! Где вы живете?
- Володарского, 43. Я, Татьяна Чубукова.
Широким шагом он направился по указанному адресу. Вот и этот дом. Одноэтажный, дореволюционной постройки. Черепица марсельская. Вошли во двор.
- Где ваша квартира, Татьяна Чубукова?
Она показала на высокое крыльцо.
- Открывайте!
Татьяна захлопала по карманам и запричитала:
- Ой, горе! Я захлопнула дверь, а ключи остались на гвоздике. Придется слесаря приглашать.
- Вы шутите?!
- Какие шутки? Теперь слесарю придется пятерку выбросить. Ну, дайте записку Белянской. Ну что вам стоит?
В это время открылась дверь, и на порог вышел мальчик лет двенадцати.
- Мама, где ты ходишь? – спросил он плаксиво. - У меня задачка не получается.
Кузин кивком головы пригласил Чубукову в ее же квартиру. Она не отреагировала. Он
вспылил:
- У кого потолок обвалился? У меня или у вас?
Плотно сжав губы, Татьяна пошла к крыльцу. Кузин за ней. Он уже догадывался, что у нее нет рояля, но где обвалился потолок, знать нужно. Вошли в квартиру.
- Показывайте!
- Вот, смотрите! – дерзко сказала женщина, показывая пятна на потолке.
- И это все?
- Вам мало? Вы хотите, чтобы все обвалилось на самом деле?
- И не стыдно? – спросил было Кузин, но, увидев мальчика, сменил пластинку:
- Ремонт у вас будет согласно графику. Думаю, на той неделе. А пока пошлите своего сына на чердак. Пусть поставит тазик на то место, где капает. А сейчас решайте задачки и не мешайте людям работать.

В конторе его ждал завгар Рудник. Поздоровались за руку.
- Ну, что решила мудрая комиссия? - спросил Кузин, приглашая того в кабинет.
- Комиссия кричала, сделав из меня чуть ли не врага советской власти. Особенно прохиндей Гераскин старался..
- Что дальше?
- Приказали ждать за дверью. Жду Гераскина. Думаю, сейчас вынесет права, ведь когда-то работали вместе.
- А где он работал?
 - В сельхозучилище. Он там всю жизнь мастером вкалывал.
- Как же он в комиссии очутился?
- Лет двадцать его общественность выдвинула. Так и застрял. Видимо ко двору пришелся.
-Так так. И что же он?
- Юлит, а права не отдает. Я требую права, а он будто не слышит. Сказал позвонить ему завтра. Витрук был?
- В горисполкоме видел его.
- Он может пожаловаться в Москву. Тогда все шишки посыпятся на нас. Этого нельзя допустить.
- Согласен, но что мы тут можем сделать?
- Обещать. Пусть не теряет надежды. За этим я и пришел к тебе.

В тот же день на очередном совещании у начальника горжилуправления Кузин был неожиданно обласкан. С совещания вышел вместе со всеми, хотя и ожидал, что его оставят и объяснят, что же изменилось? Никто не остановил. Только Лапшин, главный инженер, прощаясь, добро глянул ему в глаза и крепко пожал руку. Почему Блинов не вспомнил о подвалах, что изменилось за эти дни?
В конторе его терпеливо ждала Новицкая. Она сообщила, что в его отсутствие была Михайлова. Она просила передать, что побывала у редактора «Солнцеградской здравницы». Редактор оказался внимательным человеком. Он понял ее с полуслова и не одобрил действия Ваноцкого. Когда она заявила, что Кузину грозят неприятностями, он тут же связался по телефону с Блиновым и сообщил ему, что подвальная деятельность корреспондента будет пресечена самым решительным образом. Главное: у редакции к начальнику жэка претензий нет.
Кузин попросил Новицкую не разглашать эту историю. Для себя же сделал вывод, что Блинов – бахвал. Не имея личной связи с редактором газет, постоянно ссылался на него. Получив по носу, решил не наседать на Кузина.
За этим днем прошли еще несколько хороших дней. Эта полоса закончилась с визитом Витрука. Он вошел в кабинет мрачный, как похоронный ритуал.
- Что будем делать, начальник?
Удивленный взгляд Кузина вызвал злую реплику:
- Сидите тут, а прав как не было, так и нет!
- Неужели еще не вернули?
- Зачем бы я сюда ходил, если бы вернули?
- И Рудник молчит.
- Права у меня забрали, а не у него! Виляет хвостом, как шелудивый пес. Так вот, начальник, я хочу знать кому должен свои кровные платить, хотя и не собираюсь это делать?
- Не понимаю.
- Что непонятного. Рудник говорит мне: «Плати, Михалыч, триста рубликов и права твои».
- Откуда такая дикая цифра?
- Это пусть вам Рудник объясняет. Я платить ничего не собираюсь. Даю вам с Рудником два дня сроку, а там пишу в Москву.
Водитель вышел, громко хлопнув дверью. Посидев некоторое время в раздумье, Кузин принялся накручивать телефонный номер гаража. Долго шли длинные гудки. Он собирался положить трубку, как услышал ленивый голос:
- Вас слушают.
- Пригласите к телефону Рудника.
- А кто спрашивает?
Неожиданно для себя Кузин вспылил:
- Вам паспорт показать?! Зовите немедленно!
Скрипнула дверь, потом снова скрипнула, и в трубке прозвучал незнакомо-елейный голос Рудника:
- Вас слушают.
- Кузин говорит.
- А, - разочаровано проговорил загар, - а я-то думал…
- Что ты думал, мне до фени. Ты, что не мог позвонить по тому делу?
- А что звонить? Дело яснее ясного.
- У меня был твой шофер, так я ничего не понял из того, что он сказал.
- Ты его слушай, он наговорит. И вообще это не телефонный разговор. Зайду как-нибудь, поговорим.
- Когда-нибудь не выйдет, Александр Иванович, заходи сегодня.
- Как смогу.

Рудник пришел в тот же день, даже в тот же час. Увидев его входящим в кабинет, Кузин подумал, что парень только куражится, а у самого кошки на душе скребут. Он закрыл за собою дверь, снял с предохранителя замок и сказал:
- Так будет спокойнее.
Достав пачку сигарет, прикурил. Задохнувшись дымом, закашлялся. Только после этого, погладив себя по лысине, проговорил:
- Все очень просто, Павел Андреевич, - проще, чем моя лысина.
- Ты о чем? – не понял Кузин.
Рудник не торопился с ответом. Снова затянулся и, выпустив дым в потолок, начал рассказ:
- Мой друг, в кавычках, Герскин позвонил мне и назначил встречу. Я шел и злился, что сразу не отдал права. Обязательно нужно помурыжить человека. Но вскоре узнал, какой же я наивный пацан. Он без предисловий и намеков сказал, что вернет права, получив за них триста рублей. Я назвал его гадом. Думаешь, обиделся? Пояснил, что это он с меня так по-дружески берет. Права же дороже стоят. Он даже знает, что Витрук на пенсию собирается. Пояснил, что без прав он еще больше потеряет. Все продумал, гад.
- И не боится, негодяй! – удивился Кузин.
- Ты скажешь, кого ему бояться?
- Ты же можешь рассказать, где следует.
- И кому же?
- Да тому же Волкову!
- Не будь наивным! Гераскин – правая рука Волкова в этой комиссии. Он, кстати, намекал мне, что не ему одному эти деньги предназначены.
- А если в милицию?
Рудник фыркнул, как лошадь.
- Ты это серьезно? – поинтересовался он. – Я не успею дойти до дому, как Гераскин будет знать о моем доносе. Он или не явится на встречу, и тогда Витрук расстанется с правами на всю оставшуюся жизнь, или прихожу с деньгами, и меня арестовывают за совращение безвинного Гераскина. Затем, судят со всей строгостью советского закона. Красиво получается?
- Но в милиции знают, ты же их предупреждал.
- Они откажутся.
 - Что же придумать?
- Вот Витрук пусть и думает. Права у него забрали. Сейчас слесарит, в месяц теряет не менее пятидесяти рублей. Пусть и думает. Я его на дачу не посылал.
- Выходит, жэк виноват?
- И ты ни при чем. Вы дали ему понять, что хотите съездить. Хозяин машины он. В путевке дачи нет, и он не имел права ехать. Вот теперь пусть и выкручивается.
- Нехорошо как-то получается. Выходит, начальство оставляет рабочего один на один с хапугой. Кстати, в его глазах и Гераскин – начальник. Так мы все свои лозунги перечеркнем.
- Это и без нас хорошо делают.
Кузин от волнения начал тереть подбородок, а Рудник, усмехаясь, поглаживал бороду. Наконец, смахнув усмешку, он сказал:
- Знаешь, кто может помочь? Первый секретарь горкома партии. Он новый у нас. Может, еще не успели опутать? Главное, не он ставил их на эти высокие должности.
- А станет он этой ерундой заниматься?
- Ну, тебя не поймешь. То ты слезы льешь, что мы лозунги перечеркиваем, то ерундой это называешь.
- Да, ты прав. Я чепуху сказал. К нему, наверное, не подступишься?
- Это уже твоя забота. По секретарям я не ходок.
- Выходит, мне идти? – вскипел Кузин. – Ведь тебе предлагают дать взятку! Откуда такая трусость? Борода, усы, а трус!
Рудник побагровел.
- Слушай, ты, герой! Ты чем рискуешь? Тебе терять нечего! Ты – залетная птица. А я хочу здесь жить, работать завгаром и спокойно растить детей!
Он еще не отдышался, как Кузин угрюмо сказал:
- Ты прав, Саша. Мне здесь действительно терять нечего.
- Я могу сказать Витруку, что ты займешься этим делом? – заискивающе спросил Рудник.
- Говори. Завтра же пойду в горком.
Только захлопнулась за ним дверь, как в кабинет вошла Татьяна Викторовна.
- С каких это пор, Павел Андреевич, вы стали закрываться? – спросила она, улыбаясь.
- С тех пор, как вы оригинальным способом выгнали от меня общественников.
- Ну, как, пронесло?
- Блинов намекал об этом случае, но ему было не до него. Что у вас?
- Хочу вас обрадовать.
- Так за чем остановка?
- За этот квартал и за год вообще, мы очень хорошо выходим. С квартплатой, скажу, не поверите. Мы еще не получали с машиносчетного данных за вчера, но уже сейчас, по задолженности подходим к двум процентам, это с четырнадцати!
- Не может быть! Кто же отличился?
- Все подтянули свои «хвосты». Но лучше всех поработала Белянская. Жильцы тех домов, что за ней закреплены, почти все ликвидировали задолженность. И это не все. Пошла я в плановый отдел и потихоньку проверила предвариловку других жэков. У нас показатели лучше, чем у второго и четвертого и почти равны первому. Подтянуть квартплату и мы перепрыгнем и их!
- Ну, что ж, молодцы! – сказал Кузин. – Может мне поговорить с наиболее злостными неплательщиками?
- Пока не надо, Павел Андреевич. День-два переждем. Должны заплатить еще по нотариальным записям. Останется десятка полтора алкоголиков, у которых никогда денег не бывает. С них все равно ничего не выбьете. Еще несколько старушек, уехавших к детям и внукам. Я всегда говорила, что квартплатой надо заниматься, а не ждать  с неба манны. Занялись и результат налицо.
- А что если бабушкам дать телеграммы, чтобы оплатили задолженность?
- Есть лучший вариант. Мы заплатим за них, а они потом рассчитаются.
- Согласен. Так проще. Сколько с меня?
- Нужно подсчитать. Деньги возьмем с добровольцев, а то иди знай, когда бабушки вернутся. А сейчас, Павел Андреевич, скажите, зачем Рудник приходил?
Кузин смутился. Он никому, в том числе и бухгалтеру, не хотел рассказывать, во что превратилась история с водительскими правами. Пусть лучше спокойно работает.
- Да, так. Обсудили работу в новом году.
- Это касалось Якова Михайловича?
- Я и забыл уже о нем, - соврал Кузин
Татьяна Викторовна испытывающее на него посмотрела и, ничего не сказав, вышла из кабинета.

ГЛАВА 16

Как и наметил, Кузин на следующий день пошел в горком партии. Там ему сказали, что на этой неделе у первого секретаря приема не будет.
Предлагали записаться ко второму. Веря интуиции Рудника, Кузин отказался. Выяснив, что первый в городе и может с минуты на минуту вернуться, он решил дождаться его в вестибюле. Из автомата позвонил Нине и сказал, что находится в горкоме.
Первого секретаря он видел только раз на партийно-хозяйственном активе. Узнает ли сейчас? Вспомнилось: не высокого роста, плотный, лицо широкое, волосы белые. Зовут Петр Петрович. Больше часа всматривался Кузин во всех входящих. Глаза начали «замыливаться»: все входящие мужчины казались ему первыми секретарями. Вот и следующий вошел. Снял шляпу, стряхнул с нее дождевые капли, и, не надевая, пошел вверх по широкой лестнице. Тут-то Кузина осенило: секретарь!
- Петр Петрович, - окликнул он его.
Тот остановился и удивленно посмотрел вниз.
- Петр Петрович, позвольте сделать важное сообщение.
- Прямо здесь?
- Я начальник ЖЭКа, Кузин Павел Андреевич. У меня сообщение.
- Говорите, что у вас, - сказал секретарь, спускаясь вниз.
Когда Кузин все рассказал, секретарь спросил:
- Вы, кроме меня, никому не говорили об этом?
- Вам первому.
- Тогда идите в контору и ждите. К вам придет молодой человек по имени… Александр Иванович. Я поручу ему это дело.
Александр Иванович не заставил себя долго ждать. Из-за худобы, он был похож на мальчишку. С порога спросил:
- Кто еще знает об этом? Волков? Блинов? Прокурор? Милиция?
Получив отрицательный ответ на все вопросы, сказал:
- Напишите на имя первого секретаря горкома партии П.П. Мишина докладную, кратко изложите суть вопроса.
Кузин написал, докладная, нечитанная, переместилась в папку.
- Теперь рассказывайте, все до мелочей.
Выслушав, горкомовец спросил:
- Почему Рудник сам не пришел в горком, а поручил это вам?
- Не хотел рисковать карьерой.
- Разуверился. Печально. Как, по-вашему, он не откажется участвовать в разоблачении?
- Не могу что-либо утверждать.
- Кстати, ваша докладная в уголовном деле фигурировать не будет. Если вас и привлекут к участию, то, как свидетеля, с которого все и началось. А сейчас звоните, вызывайте Рудника к себе.

Рудник, не торопясь, прикрыл за собой дверь и, протягивая руку горкомовцу, назвался. Тот сказал:
- Я тоже Александр Иванович, но по фамилии Ефремов. Расскажите, что у вас было с Герскиным?
Выслушав Рудника, спросил:
- Вы согласны участвовать в разоблачении?
- Это, что дать взятку?
- Вы знаете другой способ?
- Мне нужно подумать, - промямлил завгар.
Ефремов сдержанно сказал:
- Думайте, не выходя из этого кабинета. Вы член партии?
Рудник мотнул головой и тут же спросил:
- А что, если Витрук сам это сделает? Он деньги, ему права.
- Отпадает, - категорически заявил Ефремов. – Это не рядовой случай разоблачения. Он может иметь серьезные последствия. Направляя меня сюда, Петр Петрович подчеркнул эту возможность. Вам, товарищ Рудник, наиболее удобно это сделать. Гераскин, если можно так сказать, вам доверяет. Любая замена его насторожит.
- Я согласен, - сказал Рудник, - только деньги будут не мои.
- Деньги будут не ваши. Садитесь на телефон и договаривайтесь о встрече.
Кузин подвинул аппарат ближе к Руднику. Тот постоял над ним с крепко сжатыми губами и дрожащим пальцем набрал номер.
- Гераскин? Это я – Рудник. Он согласился. Не знаю, какой он молодец, но ты не из их числа. Я знал, что ты не обидишься. Так когда? Что значит потом? Дело твое. Звони.
Рудник положил трубку и вытер пот со лба.
- Нам все ясно, Александр Иванович, - сказал Ефремов. - Давайте договоримся. Вы терпеливо ждете вызова от Гераскина. Как только все прояснится, вы звоните мне. Милиция не должна знать фамилии взяточника до самого его захвата. Писать свои показания будет уже после задержания, в милиции. Не поддайтесь на провокацию, не проговоритесь. Вопросы есть?
- А можно ничего не писать?
- Без этого не обойтись. Но не бойтесь. Неужели вы думаете, что горком партии даст вас в обиду?
Пожав  обеим руки, Ефремов, прихватив папку, покинул кабинет.
Рудник заметался по кабинету. Кузин вначале следил за ним, потом углубился в чтение бумаг. Наконец, Рудник остановился.
- Чувствуешь, в какую авантюру ты меня втянул? Спросил он Кузина.
- Ты мог отказаться.
- Иди ты! - выкрикнул завгар и выскочил из кабинета.
Через два дня Рудник позвонил Кузину и срывающимся голосом сообщил:
- Сейчас мой друг в кавычках позвонил и на три часа дня назначил свидание. Я тебе потом перезвоню
Он позвонил поздно вечером.
- Ты на месте? Я сейчас приду.
Таким веселым Кузин его еще не видел. Только когда перешел к подробностям, несколько притух.
- Тебе хорошо сидеть в тылу, когда другие воюют. В общем, ловко все провели. Милиционер спрашивает: «Кого брать будем?» Так я дурачком прикинулся.
- А как сразу-то было?
- Еще девяти не было, как он мне позвонил. Договорились на три часа. Позвонил Ефремову, а потом и тебе. Примерно через час ко мне позвонил Ефремов и сказал, чтобы я в полтретьего был в милиции. Когда пришел, у них все было готово. Показали мне метки на деньгах, составили акт, я расписался. Потом еще дал расписку, что получил такую-то сумму денег. Я еще пошутил, как же я их теперь отдавать буду? Он же не даст мне расписку. А кто он? Так я им и сказал. Завернули деньги в газету, засунули под куртку портативный магнитофон, и я пошел на рандеву. Да, договорились, что когда увижу его, хлопну себя по шее, будто муху убил, а когда передам деньги, поправлю кепку. «Ты что это хлопаешь?» - спросил Гераскин, когда мы с ним сошлись. Наверное, муха, отвечаю. «Какая тебе муха, зимой?» Вот гад, привязался с этой мухой! Ты, что говорю, мух считать пришел или за чем-то другим? «Принес?» - спрашивает. Достаю из кармана сверток. Считать будешь? Возвращая права, он сказал: «Я знал, Рудник, что тебе лечиться надо». Я поправил кепку, и он далеко не ушел.
В машине сидел тихо, а в милиции раскричался: «Это провокация! Вы за это ответите! Я требую сообщить в горисполком лично товарищу Волкову! Этот негодяй (это он обо мне) дискредитирует меня, бросает тень на советскую власть!» Ты бы видел, как смутились милиционеры. Если бы не Ефремов, не знаю, как бы обернулось дело. Он только и сказал: «На чем же мы остановились, товарищи?» Того сразу в кутузку, а я сел писать заявление. Потом акт, подпись. Расписываюсь, а у самого ликование на душе. Будто мировой рекорд поставил. Никогда не думал, что буду радоваться тому, что человека в тюрьму посадил. А вот шел сюда, снова сомнения охватили. Вдруг гад выкрутится?
Он посмотрел на Кузина испуганными глазами ребенка, который только сейчас узнал, что все люди смертны.
- Не выкрутится, - заверил Кузин. – Сделал – не бойся, боишься – не делай. Есть такое правило.
- Так я ж боялся! Это ты меня втравил в эту историю! Тебе, видишь ли, страшно потерять доверие людей. А те, вроде Волкова, плюют на доверие и процветают!
Кузин спросил:
- Что ты имеешь к Волкову? Может он, и понятия не имел о художествах твоего друга?
- Не забывай, в кавычках, - поправил Рудник. – Что касается Волкова, то не будь наивным. О нем молва такое носит. Закачаешься.
- Молва и меня не обходит, - не согласился Кузин. – Сколько раз обвиняли во всех грехах человеческих.
Рудник презрительно улыбнулся:
- Сравнил кое-что с пальцем. У тебя работа такая. Какую собаку на тебя не повесят, все к месту. Ты от рождения грешен, а он в своей должности святее всех святых. На тебя скарги (жалобы) как мухи на мед летят, а он, как море, самоочищается своей должностью. Уловил разницу? Это хорошо, когда у человека есть убеждения, а я Фома-неверующий, вечно в чем-то сомневаюсь. Давай лучше  пойдем тут в один буфетик и обмоем нашу победу над тем злодеем и заодно зальем сомнения. Выпить хочется как на первый день Пасхи.
Кузин молча вышел из-за стола, надел пальто и, открыв дверь, сказал:
- Чего сидишь? Пошли.
Он решил сегодня напиться. Он не стремился к этому еще час назад. Только после предложения Рудника это желание проявилось.
Рудник привел его к одному из буфетов, во множестве расположенных в курортной части города. Оставив Кузина у двери, он зашел в буфет и тут же вышел. Кивнув, повел через двор. В темном углу открыл дверь. Вошли в помещение, заставленное ящиками с бутылками и картонными коробками. Посредине помещения стояла бочка из-под пива, на ней тарелки с остатками закуски. Тусклая лампочка стыдливо освещала этот неприглядный интерьер.
- Садись, - пригласил Рудник, показывая на ящик у бочки, и пояснил: - Здесь нас угостят водочкой, а там только вино.
Кузину было все равно, что пить, поэтому промолчал. Напарник, не услышав ответной реакции на столь важное уточнение, встревожился:
- Ты, наверное, не привык по таким забегаловкам шастать? Но здесь гарантия, что нас никто не увидит. А то куда ни зайди – везде знакомые рожи. Так что пить будешь? Вино или водку?
- И пиво тоже, - пошутил Кузин. – Да что там, давай водку!
Из буфета открылась дверь и в светлом проеме возникла женская фигура, украшенная пышной прической. Лица он не мог рассмотреть
- Извините, мальчики, что заставила ждать, - сказала она удивительно знакомым голосом.
- Не беда, - обратился к буфетчице Рудник. – Дай нам бутылочку водки, пива, ну что-нибудь загрызть.
Буфетчица вошла в подсобку, открыла холодильник и достала оттуда колбасу. Она повернулась, и Кузин узнал в ней… Михайлову! Парик сильно изменил ее внешность, поэтому затянулось узнавание. Нарезая колбасу, Марина говорила:
- Ты хорошо, Саша, сделал, что сегодня зашел. Нужно тару вывезти. Пришлешь машину?
- О чем разговор, Мариночка, - радостно отозвался Рудник, - когда я тебе отказывал? Знакомься с моим лучшим другом…
- Мы знакомы, - прервал его Кузин. – Здравствуйте, Марина Петровна.
- Здравствуйте, Павел Андреевич, не думали меня здесь встретить?
- Откровенно говоря, нет. Хотя работа как работа. Только…
- Что только? – встревожилась Михайлова.
Кузин замешкался с ответом, ибо не мог решить остаться ему или уйти. Если Блинов узнает, что он, непьющий, пил у Михайловой водку, то утвердится в своих подозрениях, и тогда ему, Кузину, головы не сносить. Уйти – обидеть людей. Но уходить придется.
- Только, Марина Петровна, я не буду у вас угощаться. Надеюсь, вы поймете почему, а Саше я завтра все объясню. Прошу, не обижайтесь.
Он поднялся с ящика и, поклонившись Михайловой, вышел во двор. На улице его догнал Рудник.
- Ну, ты даешь, начальник, - сказал он, тяжело дыша.- Марина говорит, что поняла тебя, но я ничего не понимаю! Чего вскочил?
- Не сегодня, Александр Иванович. Давай отложим этот разговор.
- Ну, смотри, - согласился Рудник, это ваши дела. Лучше давай найдем местечко, где можно было бы выпить.
От неожиданности, Кузин остановился. Рудник понял это по-своему.
- Что прямо здесь, на улице?
- Ты что, затарился?
- А как же, - довольно ответил Рудник. - Бутылка «Старки», колбаса, хлеб. Полный ассортимент!
- Сколько заплатил?
- Когда бы успел? Тебя надо было догонять. Да и Марина отказалась бы от денег.
- Тогда, Александр Иванович, я пить не буду.
- Ты что?
- Иди домой, Саша, и выпей без меня. Мне расхотелось.
Рудник долго всматривался в лицо Кузина и, наконец, проговорил:
- Не знал, что ты такой подлый!
Сказал и пошел вдоль улицы, широко размахивая одной рукой. Другая была прижата к боку. Там под курткой баюкалась бутылка водки. Кузин увидел его в светлом пятне от фонаря, затем тот смешался с темнотой.
Какая-то неведомая сила вернула Кузина к буфету Михайловой. С улицы он видел ее, наливающую вино. Вот она вышла в подсобку и вынесла оттуда тарелку с нарезанной колбасой, которая предназначалась нежданным гостям. Положила их на куски батона и раздала клиентам. Она пристально вглядывалась в темное окно, и Кузину казалось, что она его видит. Спрятался за дерево, постоял еще некоторое время и только тогда направился домой. Он решил не развивать отношений с Михайловой, хотя поначалу и хотел это сделать.

ГЛВА 17

Последние дни 197…года запомнились Кузину круговертью бумаг и нескончаемым согласованием итоговых цифр. Поначалу это было приятным занятием, жэку было что показать, потом он устал от предвзятости проверяющих. Им казалось  необычным ажурное состояние дел этой конторы. Они неустанно искали приписки или, на худой конец, ошибки. Кузину так надоели эти придирки, что он выразил сомнение в пользе хорошо работать. К плохим результатам привыкли и принимали их равнодушно, как смену дня и ночи. А тут, откуда ни возьмись, отклонение от нормы – аномалия! Не может жэк, имеющий старый жилой фонд, работать лучше постоянных передовиков, у которых дома один к одному, вода круглосуточно, канализация, центральное отопление и газовые плиты.
За четыре дня до Нового года комиссии схлынули, чтобы провозгласить победителя в соцсоревновании между жэками города. На улицах ветер продолжал бездумно гонять пыль и сухую листву. Природе было все равно кто займет первое место. Природе да, но…
Татьяна Викторовна вошла в кабинет начальника молча, устало плюхнулась на стул и с тонами истерики в голосе, сказала:
- Все, не мытьем, так катаньем!
Как ни хотелось Кузину узнать, что за этими словами, промолчал, догадываясь, что подробности не задержатся. И дождался:
- Первого места, Павел Андреевич, нам не дождаться! Даже если будем работать еще лучше.
Кузин промолчал.
- Что молчите? Или вам все равно?
- Я слушаю вас внимательно и жду продолжения.
- Вам все шуточки, а они с нами делают  все, что хотят!
- Успокойтесь и расскажите все толком.
- Я хотела сказать, что нам вместо первого, дали второе место!
- Из-за этого страдания?
Татьяна Викторовна уставилась на начальника, как на музейное чудо.
- Вам действительно все равно, на каком мы месте?
- Нет, Татьяна Викторовна, не все равно. Но, согласитесь, с последнего на второе, не так у плохо. В первом квартале выйдем на первое.
- Не выйдем! – почти крикнула бухгалтер, - мне так и сказали в плановом отделе. Я пошла к Блинову, но он отфутболил меня к Лапшину. А тот сказал, что будет разговаривать только с вами. Вот и идите.

Только Кузин вошел в кабинет к главному инженеру, как тот вскочил и, широко улыбаясь, направился ему навстречу.
- Поздравляю вас, Павел Андреевич, с успешным окончанием года и желаю в дальнейшем не сдавать завоеванных позиций!
Голос Лапшина звучал не столь торжественно, сколько ласково, чем подчеркивалось доброе расположение к Кузину.
- Спасибо, - ответил тот, чувствуя, что сбит с боевого настроя.
Лапшин улыбнулся и, не выпуская руки Кузина, повел его к столу, где и усадил на мягкий стул. Садясь рядом, сказал:
- Сейчас здесь была ваша бухгалтер. Мне с трудом удалось убедить ее вызвать вас для серьезного разговора. Я ее понимаю. Для нее это голубая мечта, неожиданно материализовавшееся. Для вас же это манна с неба, нечаянно осыпавшая вас, оказавшегося здесь.
Кузин не верила своим ушам. Выходит, он и Татьяна Викторовна ничего не делали для победного результата, а все это свалилось на их головы неожиданно, даже нечаянно. Они попросту оказались в нужное время в нужном месте. Лапшин же продолжал:
- Поймите меня правильно, я не умоляю ваших заслуг, но их не было бы не окажи Артур Петрович вашему жэку некоторых поблажек, да и с лесом мы вам хорошо помогли. Надо сказать, в ущерб другим жэкам. Короче говоря, мы перестарались, помогая вам. Артур Петрович боялся, что вы завалите и этот квартал. А вы неожиданно так рванули…
- Убейте меня, Денис Иванович, - перебил его Кузин, - но я не понимаю вас ни по одному пункту. Выходит не мы своим горбом тянули жэк, а вы с Блиновым преподнесли нам успех на тарелочке с голубой каемочкой.
Голос Кузина звучал обидой. Лапшин хлопнул по его колену.
- Не обижайтесь, Павел Андреевич, мы не умаляем ваших заслуг, но первое место вы не получите. Мы не можем вам его дать.
- Вот как. А я, дурак, до сих пор думал, что места в соцсоревновании завоевываются, а не выдаются, словно хлебные карточки: рабочим 800 граммов в день, служащим 600, а иждивенцам 400.
- Не совсем так, - не согласился Лапшин. – Есть определенные каноны, которым мы вынуждены следовать.
- Можно о канонах подробнее?
- Конечно, - с готовностью ответил главный инженер, - затем я и пригласил вас. В вашем жэке дома одно или двухэтажные. Весь жилой фонд старый. Мы стараемся благоустроить его, но это длительный процесс. Нам же, чтобы удержать передовые позиции в области, необходимо каждый квартал представлять сведения современного уровня.
С этими словами он подошел к книжному шкафу и достал оттуда большой альбом. На обложке золотыми буквами было выдавлено: «Город Солнцеград. Городское жилищное управление. ЖЭК-3, III квартал 197… года». На столе раскрыл его. На первой же странице красочными прямоугольниками засияли пятиэтажные и девятиэтажные дома Солнцеграда. Под каждым снимком аннотация, раскрывающая затраты. На других страницах кран, люльки, вышки, работающие у этих домов. Имена, цифры в разбивку и в таблицах.
Полистав альбом, Лапшин со вздохом захлопнул его и задумчиво постоял над ним. Чувствовалось, что для него альбом не только иллюстрация к работе ГЖУ, но и часть вложенной души. Он спросил:
- Понравилось?
Кузин пожал плечами. Лапшин скривился, как от зубной боли.
- Ты не понял сути!
Он снова открыл обложку.
- Посмотри. Вот ремонт фасадов, Вот готовый дом – красавец. Какие краски, как привлекательно выглядят балконы! Механизация, радостный труд жилищников и строителей!
Он листал альбом. На лице его отражались восторг и гордость от увиденного.
- Смотри. Вот детская площадка, а вот спортивная. У тебя есть такие? То-то. Показав участок третьего жэка, занявшего первое место, мы гарантировали первое место в области и горжилуправлению
Лапшин светлыми глазами посмотрел на Кузина и тот тотчас вспомнил, что на октябрьские праздники получил премию, дарованную областью. Ему стала понятна хитрость, в этом красиво оформленном альбоме. Лапшин сказал миролюбиво:
- Ты не обижайся, Павел Андреевич, на твоем жэке такой материал не сработаешь, поэтому твой предел – второе место. Хотя уверен, что и это много для твоей конторы. Прозевали мы тебя в этом квартале.
- Спасибо за откровенность, Денис Иванович. Выходит чемпионов делают судьи?
- Всяко в жизни бывает. В данном случае ты не должен интересы своего жэка ставить выше престижа города.
Провожая Кузина до двери, Лапшин сказал:
- Своему бухгалтеру всего не рассказывай. Скажи, что высшие интересы не позволяют вам дать первое место. Я обещаю вам обоим хорошие премии по итогам этого квартала. Обрадуй ее.
На выходе из управления Кузин почувствовал зуд под шапкой. «Будто обовшивел», - подумал он. Было поздно, и он считал, что в конторе уже никого нет, но ошибся: его ждала Татьяна Викторовна.
- Вы думали, я ушла? – спросила она и добавила: - По вашему виду я догадываюсь, что вы смирились. Это так?
- Согласитесь, что и второе место не так уж плохо.
- Если вам его бросают, как кость собаке, то оно не может быть хорошим. Чем они хоть мотивируют?
- Высшими интересами. Если нам дадут первое место, то нашему горжилуправлению не видеть его в областном соцсоревновании. У них есть альбом, где красочно описываются стадии борьбы за сохранность жилфонда, на примере третьего жэка. Наш жэк так не покажешь. А то, что у нас крыши не текут и квартплату жильцы исправно платят, на фотках не изобразишь. А в области, видно, любят больше картинки рассматривать, чем цифры анализировать.
- Вы так и не ответили на мой вопрос: вы смирились?
- А что, по-вашему, остается делать?
- Идти в горисполком и доказывать.
- Я уже один раз доказывал. «Кто ты такой?» - меня спросили. Давайте успокоимся, Татьяна Викторовна. Поверьте, наши хлопоты – нам же во вред
- Так выходит, что на этих жуликов и управы нет?
- Они не жулики, Татьяна Викторовна. Просто они хотят хорошо выглядеть. Городское начальство будет больше радо первому месту Блинова в области, чем первому месту Кузина в городе.
- Как все надоело, Павел Андреевич, - вздохнула бухгалтер, - скорее бы на пенсию.
- Вам это в ближайшие годы не грозит, так что не настраивайтесь.
- Поневоле настраиваешься. Ну, да ладно. Гоните пять рублей. Вас приглашают на новогодний вечер в жэке.
- Прямо тут?
- А где еще? После работы, 30 число как раз пятница. Будет одно шампанское. Ну, может, кто бутылку водки принесет. Не бойтесь, не напьемся. Не первый раз. Вам нельзя не быть. Поздравите коллектив с Новым годом, с успехами в работе. Кстати, вы слышали, что о вас в народе говорят?
- Не только говорят, но и пишут: Кузин груб, Кузин дерется.
- Я серьезно, - отмахнулась Татьяна Викторовна. – Говорят, что в непьющем Кузине пропадает хороший начальник горжилуправления.
Кузин на некоторое время замер, вслушиваясь в сказанную фразу. Наконец, смысл дошел до него.
- Так витиевато народ не выражается. Это определенно слова какого-то безответственного болтуна. А вы повторяете.
Лицо бухгалтера вспыхнуло, глаза сверкнули сухим блеском.
- На каком небе вы находитесь, Павел Андреевич, что не можете увидеть ту рутину, что нас окружает? Не видите обросших ракушками Блинова и Лапшина?
- Ну, это вообще чепуха, - не согласился Кузин. – Вы, Татьяна Викторовна сегодня не в духе. Давайте расходиться, вы сегодня определенно не на той волне работаете.
- А вы уверены, что на той волне меня ловите? Я больше вас работаю в этой системе и больше кручусь в управлении. Такая уж работа. И вижу, кто чего стоит! Кстати, ту фразу, что вы осудили, сказал не безответственный болтун, а главный бухгалтер горжилуправления. Вы не соперник Блинову, потому что не пьете. Где вам грешному показать себя, если не на работе?
- Позвольте не согласиться, Татьяна Викторовна. Водка еще никого до добра не доводила.
- Вы наивны, как ребенок!
- Спасибо на добром слове, - отшутился Кузин.
- Не такое оно и доброе, - не согласилась Татьяна Викторовна. – Вы знаете, какой сейчас идеал руководителя? Он должен уметь пить. Можно в меру, допустимо и безмерно. Главное уметь держать себя. Вот тогда тебе цены нет. Если же порой и теряешь над собой контроль – беда, но не смертельная. Опившийся вызывает у собутыльников жалость, возможно презрение. Они чувствуют превосходство, тешут душу, посмеиваются, но знают, что он свой человек. А беседы за рюмкой? Они сближают больше, чем родственные узы. За рюмкой комплектуются кадры, люди получают назначения. Мы, смертные, только подкрепляем это своим голосованием. Вы не знали этого?
Кузин пожал плечами и грустно улыбнулся.
- Если бы и знал, то не получил бы от этого практической пользы. Надеюсь, вы не предлагаете мне окунуться в бражничество?
- Я призываю вас опуститься на землю и не витать в облаках.
- Вам так хочется видеть меня начальником горжилуправления?
Татьяна Викторовна не могла не почувствовать иронии в его словах, поэтому, прежде чем ответить, улыбнулась.
- Вы меня больше устраиваете в должности начальника жэка. Доведись вам выдвинуться, мы расстанемся, ибо в центральной бухгалтерии для меня места нет. Наша главбух еще не одного начальника переживет.
- Ладно, - сказал Кузин, - поговорили и будет. Хотя, вот еще одно. Знаете, чем моя нынешняя должность привлекательна?
- Чем же она вам приглянулась?
- У меня нет соперников, которые хотели бы занять мое место.
- Бросьте надсмехаться и гоните пятерку.

30 декабря 197… года оказался самым спокойным днем в году. Редкие посетители, спокойные звонки. Прием граждан отменен в связи с наступающим праздником, отсюда входная дверь была закрыта уже в 17 часов. По коридору разнеслись запахи винегрета, жареной рыбы, тушеного мяса. Кузин, сидя в кабинете, вдыхал эти давно забытые ароматы домашней кухни, и у него кошки скреблись на душе. Впереди два дня большого семейного праздника, а он будет один отсыпаться на казенной койке. От неожиданного телефонного звонка он вздрогнул. В поднятой трубке слышится смех и гул голосов.
- Павел Андреевич, вас ждут, - сообщила Татьяна Викторовна.
- Иду, - буркнул он и остался на месте.
Он злился. На кого? Просто злился, безадресно и тупо. Злился оттого, что надо идти в эту знакомую и вместе с тем незнакомую компанию. Злился на то, что не знал, как будет вести себя в ней, если выпьет. Звонок.
Он не стал поднимать трубку, вышел из кабинета и вздохнул полной грудью пищевые запахи, заполнившие коридор. Прямо ресторан. Кошки вдруг спрыгнули с души и он, улыбаясь, вошел в бухгалтерию, откуда слышались веселые голоса.
Комната, занимаемая бухгалтерией, была самой большой в конторе. Но все равно было тесно. Кузин протиснулся на указанное ему место. Слева от него сидела Лидия Семеновна, главный инженер ЖЭКа. Бесцветная женщина, собирающая документы для выхода на пенсию. Она  невылазно сидела в своем кабинете, составляла планы, отчеты инструкции. На первых порах Кузин думал опереться на нее, ее знание службы, но вскоре понял, что  она далека от практики. Ее стихия – бумажки.
- Павел Андреевич, что задумались, вас ждут.
- Что будете пить, Павел Андреевич, - поинтересовалась Лидия Семеновна.
Кузин пододвинул к себе стакан и бутылку минеральной воды.
- Вот мое питье, - сказал он.
Между тем за ухом стрельнула пробка от шампанского и в его стакан, шипя, полилось вино. Понаблюдал некоторое время за мелкими пузырьками, как услышал:
- Вам слово, Павел Андреевич.
Его речь не блистала красноречием, но упоминание о заслугах коллектива в достигнутых успехах, вызвала восторг, но концовка у него не получилась. Это поправила Лидия Семеновна:
- Выпьем, товарищи, за уходящий успешный для нас год!
Именно этими словами Кузин должен был закончить свою речь, но не додумался, чем и вызвал некоторое замешательство в коллективе. Спасибо главному инженеру. Здесь она истинная поддержка своему начальнику. Она же потянула его за пиджак.
- Садитесь, Павел Андреевич, выпейте.
Вино было кисловатым, щекочущим гортань. Только поставил стакан на стол, как он был снова наполнен. Кузин укоризненно посмотрел на Татьяну Викторовну, которая и совершила это действие, но, увидев ее смеющееся лицо, не смог не поблагодарить ее.
- Вот это другой разговор, - удовлетворенно сказала она и тут же спросила:
- Вы не будете возражать, если я скажу пару слов?
- Да ради Бога.
Она встала и, дождавшись тишины, сообщила:
-А мне, признаться, жаль расставаться с этим годом. Как бухгалтеру, мне впервые пришлось итожить такие приятные цифры, отражающие нашу хорошую работу. Так хорошо мы еще не выглядели.
- Мы и в следующем не подкачаем! – раздалось из-за столов.
- Правильно! – подхватила Лидия Семеновна, - так выпьем за новые успехи уже в Новом году!
Кузин только пригубил стакан, как тут же услышал упрек
- Не годится отставать от масс, Павел Андреевич.
Это Лидия Семеновна усекла его. Он понимал, что это шутка, но все равно досадно: «Была бы так активна на работе».
Он все же допил свой второй стакан и уходил из конторы с легким шумом в голове. Уходил последним, никому не доверяя проверку помещений. При нем мыли посуду и составляли в шкаф, специально выделенный для ее хранения. А стоял он в кабинете …главного инженера и отличался от других шкафом розовыми занавесками.

В постель Кузин лег еще до 12 часов и в момент прихода Нового года спал. Проснулся от неимоверного грохота. Это взрывались петарды. Пространство за окном освещалось всем цветами радуги. Лежа на спине, вспомнил только что виденный сон.
Он идет по своему участку и видит, что в магазинах нет очередей. Люди же мечутся между ними. Заходят, выходят с пустыми руками. Зашел и он в продуктовый магазин. В витринах перед прилавками изобилие: всякие колбасы, рыба, икра красная, черная. Множество других продуктов, названий которых не знает. Он просит взвесить батон колбасы. «Вам какой?» - спрашивает продавец. «Русановской». «У нас такой нет». Кузин растерялся, отошел от прилавка. Так ничего и не купил. «Да, такое может присниться только на пьяную голову, да и то в новогоднюю ночь» - подумалось ему.

ГЛАВА 18

В первых числах января Кузин получил повестку в суд по делу Гераскина. По решению прокуратуры его судили в соседнем городе, независимом от солнцеградской номенклатуры. Он связался с Рудником, и они, в личной машине завгара, прихватив Витрука, приехали на суд.
Теперь стоят у жарко натопленной печи в узком, густо прокуренном коридоре. Витрук отошел от начальства в другой конец, ближе к входным дверям, и смалит одну папиросу за другой. Рудник тихим голосом сообщает последние новости:
- Один знакомый говорил, что Геракину шили еще несколько взяток. При обыске у него в сейфе нашли еще трое нереализованных прав. Три штуки он же успел реализовать. Их владельцев вызывали к следователю. Они в один голос заявили, что получили права за просто так. Гераскин подтвердил их показания. Ты этому веришь?
- Куда там.
- По той статье ему карячится восемь лет. Но говорят, что дадут не более пяти. Учтут его заслуги перед общественностью и хорошие характеристики.
В коридор вошла молодая красивая женщина. Чуть вздернутый носик, чуть розовые щечки, белый локон из-под мехового берета, шалевый воротник на бежевом пальто Она мазнула взглядом Кузина и задержалась на Руднике. Тот поспешно поклонился ей. Движение получилось неуклюжим. Женщина, вздернув голову, так, что сверкнули ноздри, прошла сразу в зал заседаний.
- Ты ее знаешь? – спросил Кузин.
- Лучше бы не знал. Это жена Гераскина.
- Вот оно что, - протянул Павел Андреевич. – Гераскина можно понять. Такие женщины немало стоят.
При этом он вспомнил свою жену, не уступающей по красоте только что прошедшей женщине. Не все, как он, могут устоять
- Она и сама неплохо зарабатывает, - сообщил Рудник.
- Таких зарплатой, даже хорошей, не накормишь. Ее им на одну косметику не хватит. А где она работает?
- Где, где? Какая разница. Пошли.

Зал заседаний находился в небольшой, побеленной известью комнате. Два ряда диванов с вырезанными на спинках буквами МПС. Такие можно видеть на железнодорожных вокзалах. Впереди стол для судей и еще два небольших для прокурора и адвоката. Вот и все. Кузину вспомнился зал заседаний в Солнцеградском горкоме партии. Мрамор, паркет, мягкие кресла, на спинках откидные столики. Да, что говорить. Сразу видно, где правит власть, а где только дублируют ее.
Ввели Гераскина. Серый бушлат, руки за спиной. Так и сел, не переложив их. Где тот величественный выброс руки и зычный голос? Кузин видел его профиль. Заострившийся нос, серое лицо, всклоченные седые волосы.
Стоя слушали зачтение обвинительного заключения. Гераскин ловил взгляд жены, но она, порывшись в сумочке, достала пудреницу и, не глядя в зеркало, припудрила носик. Так же, не встречаясь с мужем взглядом, уложила пудреницу на место и так щелкнула замком сумочки, что прокурор вздрогнул, а судья, прервав чтение, укоризненно на нее посмотрел. Тут взгляды Гераскиных встретились. Он не видел в ее глазах тоски. В них было осуждение. Кузину, наблюдавшему за этим переглядыванием, стало неожиданно жалко обвиняемого.
Далее свидетелей попросили покинуть зал. Буквально через пять минут его снова вызвали в зал. Вопросов к нему было мало. Работал Витрук в жэке? Работал. Отпускали на дачу? Отпускали.
Вызвали Витрука. Он пространно рассказал, как по разрешению, не самовольно, поехал на дачный участок бухгалтера ЖЭКа. Как его остановило ГАИ. Показал в какой карман гаишник положил права.
- Эти? – спросил судья, показывая книжицу.
Витрук мотнул головой.
- Продолжайте, - предложил судья.
- Да что продолжать? – замкнулся Витрук. - Если бы не товарищ Кузин, мог бы и не увидеть их. Начальник гаража не хотел вмешиваться, а я не думал платить эти 300 рублей. У меня семья.
- Так чем же вам помог свидетель Кузин? – поинтересовался адвокат. – По-моему он, наоборот, непродуманным разрешением и создал известные трудности.
- Это так, - согласился водитель, - но Кузин пошел в горком, а не завгар. Иначе этот гад не сидел бы под судом.
Последние слова были сказаны с такой обидой, что в зале воцарилась тишина. Судья, с некоторым запозданием сказал:
- Выбирайте слова, потерпевший, вы не на базаре.
Процесс продолжался. Кузин почувствовал на себе взгляд жены Гераскина. Теперь он ее заинтересовал. Интересно, Витрук ляпнул о нем по простоте душевной или по наводке Рудника? И откуда узнал? Ведь встречу с секретарем горкома было решено не афишировать.
Суд, учитывая хорошую характеристику с последнего места работы подсудимого, приговорил его к трем с половиной годам общего режима. Кузин видел как радостно блеснул правый глаз Гераскина. Это было меньше, чем он мог предполагать.
Рудник почему-то не хотел уезжать раньше, чем увезут осужденного. Поэтому Кузин видел мирно беседующую, под присмотром милиционера, чету Гераскиных. Ему казалось, что говорят о нем, ибо жена  нет-нет, да смотрела в его сторону. Подкатил «воронок» и «пассажир» исчез в его чреве.
Рудник завел двигатель. Отъезжая они видели жену Гераскина садящуюся в белую «Волгу».
- Это ее машина? – спросил Кузин.
- Нет. Карасева, председателя терсовета курорта.
Уточнений не требовалось. Кузин понял, что жена взяточника не только красивая женщина, но и с определенным влиянием в руководящих кругах города. Для него председатель терсовета курорта, член бюро горкома партии, был недосягаемой высотой, а она, как на собственной, поехала на его машине для встречи на суде с мужем-преступником. Не мог же водитель без разрешения «хозяина» уехать в другой город. Ту в пределах города человек свернул в сторону и остался без прав. Да, влип он в историю. «Что день грядущий мне готовит?»
Первым, на въезде в город, вышел Витрук. Когда отъехали, Рудник пробурчал:
- Мог бы, и заплатить эти несчастные триста рублей. Видишь, у самого моря живет. Притворился неимущим, а сам тысячи с курортников гребет.
- А ты не допускаешь, что он принципиально этого не делал?
Рудник подскочил от возмущения:
- Где ты увидел ту принципиальность?! Только интересы движут нашими поступками. Принципиальность – побочный продукт, используемый для приукрашивания наших неблаговидных действий! Так что, Паша, хватит придуриваться, будто не знал этого.
- Ладно злиться, - как мог спокойнее проговорил Кузин. – Ты лучше скажи, откуда Витрук узнал, что я ходил в горком?
Сжав крепче руль, Рудник спокойно ответил:
- Наверное, ты и рассказал ему. Я сам удивился.
На Кузина смотрели честнейшие глаза. Завгар разговорился:
- Признаться, мне не по себе становится от одной мысли, что в одни прескверный день та баба ущучит меня.
- Если это и случится, то главный удар будет нанесен по мне, - уточнил Кузин. – Тебе достанется рикошетом.
- Мне и рикошет не нужен.
Было 17 часов, когда они подъехали к жэку. Татьяна Викторовна была на месте. Встретив его в коридоре, спросила:
- Что там?
- Где?
- Разве вы не на суде были? Так что там?
Узнав о трех с половиной годах, бухгалтер удивилась:
- Всего-то?
Кузин неожиданно для себя взорвался. Он с едким сарказмом спросил:
- По-вашему мало? Вы бы хотели за каждые сто рублей год отсидеть в тюрьме?
Татьяна Викторовна застучала по дереву и с укоризной спросила:
- Как вы могли такое сказать?
- Да, так. Это ответ на ваше «всего-то».
- Извините, Павел Андреевич, но у меня такое впечатление, что вы еще и виноватым себя чувствуете?
Эта несносная женщина не успокоится, пока не разложит все по полочкам.
- Вы ошиблись, - натянуто равнодушно ответил он.
Он действительно не чувствовал себя виноватым. Ему было просто стыдно за участие в этом деле, поэтому и говорить о нем не хотелось.
- Пойду, пороюсь в бумагах, - сообщил он бодреньким голосом, - а вам советую без задержки отправляться домой.
- Гоните? – спросила уже в спину Татьяна Викторовна.

Кузин недолго сидел за бумагами. Непрекращающееся беспокойство не давало ему сосредоточиться. Поняв тщетность усилий, решил идти домой. На улице темно, хотя на часах не было еще семи часов. По дороге зашел в гастроном, купил две пачки пельменей и бутылку коньяка за 8-40.
Сварив на электроплитке пельмени, выложил их на тарелку. Присел к тумбочке, которая была вместо стола, и уставился на бутылку. Для чего он ее взял? Задумавшись над этим вопросом, пришел к неожиданной мысли, что хочет проверить себя на стойкость к алкоголю.
Первые сто граммов «проскочили» легко, решил повторить. Стало еще легче. По крайней мере, чувство дискомфорта исчезло с последним глотков следующей порции алкоголя. Смотри на события проще, Кузин! Ну, посадил взяточника, туда ему дорога. Еще бы до Волкова добраться. Он понял, что алкоголь создает приятные ощущения и возбуждает дерзкие мысли, которые на трезвую голову не могут прийти. И вообще ничего страшного не случится, если он отменит индивидуальный «сухой» закон и будет «баловать» себя 200 граммами водки.

ГЛАВА 19.

В холодный ветреный день января Кузин узнал, что умер Борис Семенович Семенов. По дороге в контору встретил Максюту, и та сообщила ему эту печальную новость. Заметив, что начальник опешил, она заметила:
- Все мы смертны, Павел Андреевич. На все воля Божья.
Максюта перекрестилась. Кузин невольно чуть не сделал тоже самое, рука уже дернулась ко лбу, но, почесав подбородок, спросил:
- Когда он умер?
- Вчера после обеда. Я встретила его дочь. Она побежала в контору. Наверное, ждет вас.
Павел Андреевич не был знаком с дочерью Семенова. Она оказалась не молодой и излишне полноватой женщиной. На черную косынку был наброшен белый шерстяной платок. Шмыгая красным носом, она передала просьбу папы оказать ей помощь в похоронах. Кузин заверил, что все необходимое сделает.
Он потратил весь день на оформление бумаг и переговоры с администрацией кладбища. В кладбищенской мастерской по изготовлению гробов, не было досок. Кому, как не Кузину, знать о дефиците этого материала? Никитин снял мерку с покойного и сделал «домовину», как он это назвал, из лучших досок. Уважал Семенова не один Кузин.
Только вечером он смог прийти к Семеновым домой. Покойник лежал уже в гробу в черном костюме, сильно похудевший. Так и не придет добрый товарищ на помощь в работе с общественностью, а обещал. Кто знал, что та встреча была последней?
Кузину подвинули стул, и он сел у гроба, не прекращая думать о добрых делах покойного, его бескорыстии и знании жизни. Только заметил, что ему мешает думать чей-то оживленный разговор за спиной. Чуть в стороне, дочь Семенова спорила с моложавой женщиной о том, что дороже обходится свадьба или похороны. Кузина это покоробило. Как может дочь, потерявшая отца, у его одра вести меркантильные пересуды? Неужели его горе сильнее, чем у нее?
- Вы уходите? - спросила она вставшего со стула Кузина.
- Если понадоблюсь, вы знаете где меня найти. А на похороны я приду.

День похорон был тихим и безветренным. Такая погода гармонирует с печальным обрядом. Семенова похоронили по-деловому без длинных речей и истеричных воплей. Вся эта процедура не помешала уловить сообщение местного радио, что в ближайшие дни предполагаются осадки и гололедица. Явившись в контору, он попросил разыскать Максюту.
- Вы слышали, Анна Тимофеевна, что не сегодня-завтра ожидается гололедица? - спросил он, когда она пришла.
- Нет, не приходилось.
- Радио надо слушать.
- Слушайте его сами.
- Вам по службе, чтобы знать прогноз погоды, нужно это делать.
- Еще не было случая, Павел Андреевич, чтобы я этого не знала заранее. Хорошее не услышишь, а плохое на тарелочке преподнесут. Ну, а если серьезно, мои люди не подведут. Сухой песок есть. Можете не волноваться.
- Но завтра суббота.
- Пусть это вас не беспокоит. Если будет гололед, мы будем работать, а грех…
- На меня спишите, - поспешил подсказать Кузин.
- Много на себя берете, начальник, - усмехнулась Максюта.
Ночью задул теплый ветер, пошел дождь. Опять перестук капель по крыше. Не спалось. Неожиданно почувствовал укол в сердце, и сразу под лопатку будто утюг приложили. Ему стало страшно от мысли, что вот сейчас, сию минуту он умрет. Только в понедельник его могут кинуться, да и то.… Представил себя обнаруженным через несколько дней. Ему уже приходилось вывозить трупы стариков, пролежавших подолгу в постелях. Поспешно включил свет. Четыре часа. Взял книгу, но чтение не шло на ум. Нужно идти к врачам, а то сдохнешь, как собака. Он никогда не занимался своим здоровьем. Не было нужды. Сигнал поступил. К нему необходимо прислушаться. Тем более наступивший день – суббота.
В 8 утра, покатавшись по обледенелым тротуарам, он был в поликлинике. Получив в регистратуре номерок, разыскал нужный кабинет и замер, увидев большую очередь! Когда успели?
Не раз порывался уйти, но оставался, вспомнив ночной кошмар. К 12 попал к врачу. Послали на кардиограмму. От врача получил ворох рецептов и кучу рекомендаций на тему спокойной и размеренной жизни. Вышел из поликлиники и увидел, что солнце растопило лед и было не скользко. Только в тени были небольшие участки тонкого льда. Вспомнил о песке. Этот район не его, поэтому спокойно отнесся к тому, что лед не был посыпан.
Дома его ждала записка, засунутая в щель двери. К 10 часам его приглашали на совещание в горисполком. Сообразуясь с текущим временем, решил, что в исполкоме уже отсовещались, поэтому, взяв деньги, пошел в аптеку.

За все месяцы работы в жэке Кузин ни разу не встречался со своими бывшими сослуживцами по заводу. Все дальше в прошлое уходило его заводское бытие и все реже оно вспоминалось. Поэтому явлением Иисуса Христа народу показался ему приход Миши Глузмана, его бывшего подчиненного.
Кузин вышел из-за стола, приобнял Мишу и сам усадил его на стул. Усевшись рядом, всматривался в знакомое лицо, возникшее из далекого прошлого. Думал ли он, что то были его самые счастливые годы?
- Как там у вас? – спросил он и увлечено слушал нехитрые заводские новости.
Мелькали знакомые имена, но больше было незнакомых. Что уж тут говорить, далеко он отошел от заводских дел. Да и Глузман уже не мастер слесарной группы в цехе Кузина, а заместитель директора.
- Так за чем же ты пришел? – спросил Кузи, выслушав новости, и тут же повинился: - Извини, что на ты.
- Помилуйте, Павел Андреевич, вы и сейчас для меня старший товарищ и начальник!
- Ну, спасибо. Так за чем пришел?
Глузман рассказал, что выросшая семья требует некоторого улучшения жилищных условий. Дом, в котором он живет, старой постройки: одна из комнат большая, но дурная. Нужно было бы разделить ее на две части. Из одной сделать кухню, из второй - спальню. Как-то в наше время без них. Не с руки. Нужно ли для этой перестройки разрешение?
Разрешение необходимо. Вся загвоздка в том, что перевод какой-то части жилплощади в кухню ведет к уменьшению учитываемой жилплощади. Город изначально не должен этого допускать. Кроме этого, не дай бог, если уменьшение жилплощади в данной квартире приведет к необходимости ставить семью на квартирный учет. В общем, вопрос сложный. Начальник жэка почти не влияет на конечный результат. Единственно, что можно обещать, это не дать заморочить это дело.
Миша, написав заявление, спросил:
- Может я смог бы вам в чем-то помочь?
Кузин вспомнил о просьбе Левина. В свое время он обращался и Блинову и Лапшину с этим вопросом, но получил одинаковый ответ: «Накопим сантехнику, тогда поставим весь дом на ремонт. А так, если сделаем одну квартиру, потянутся другие. В этом доме большинство заслуженных». На вопрос о сроках, пожимали плечами.
- Нужны полудюймовые трубы.
- Сколько? - спросил Глузман.
Кузин прикинул:
- Ну, хотя бы три трубы.
- Сделаю, - заверил Миша. – Я боялся, что вам тонны понадобятся. У нас, их тоже не густо. Куда завести?
- На склад.
- Учтите, документов не будет. Это, так сказать, из личных резервов.
На следующий день трубы завезли. Кузин направил их к дому Левина, обеспечив работу сварщиком. Вернулся в контору. Нина сообщила, что начальник вызывается на совещание в горисполком. До начала осталось 20 минут.

В зале заседаний горисполкома у него было любимое место у левой стены. Осмотрелся. Подходили начальники жеков, работники коммунхоза. Раскланялся Тюриной. Открылась служебная дверь, и в зал вошел Волков, работники горисполкома. Замыкал шествие Блинов. Своим видом он напоминал  побитую собаку. Это встревожило.
Волков монотонным голосом сообщил, что принятые меры не обеспечили безопасность граждан города во время случившегося гололеда. Данное совещание было отложено на неделю, чтобы иметь точные сведения по травматизму. Слово получил главврач больницы.
Тот с вполне понятным гневом говорил о страданиях людей, оказавшихся в больнице из-за халатности работников коммунальных служб. Ряд тротуаров не были убраны от снега, другие не были посыпаны песком. Врач зачитал длинный перечень мест, где травмировались люди. Кузин, шевеля губами, повторял за ним адреса. Если врач ничего не напутал, то на участке второго жэка не было ни одного случая травматизма. Ай, да Максюта, ай, да молодец!
Следующим выступил Блинов. Он сразу признал вину своей службы в допущении травматизма. И тут же зачитал приказ по ГЖУ. Все начальники ЖЭКов получили по выговору, за исключением Кузина. Это и понятно, у него нет травматизма. Но его фамилия прозвучала в другом абзаце. За необеспечение порядка на участке (без указания конкретных нарушений) и игнорирование совещания при горисполкоме (он же был у врача!) начальнику ЖЭК-2 объявить строгий выговор. За что?
Кузин поднял руку, чтобы задать вопрос, но ни Блинов, ни Волков ее не заметили. Тогда, воспользовавшись паузой, он, обращаясь к Блинову, выпалил:
- Какие беспорядки вы нашли в жэке, Артур Петрович? Почему не конкретизировали их в приказе? И почему вы не поинтересовались, где Кузин был в прошлую субботу, почему его не было на совещании
Блинов укоризненно посмотрел на разбушевавшегося подчиненного и более тонким голосом, чем обычно спросил:
- А вы считаете себя идеальным работником?
- Ни в коем разе! Но зато вас считаю не идеальным составителем приказов. Вы брали у меня объяснительную хоть по одному пункту, упомянутому в приказе? Так что ваш «строгач» яйца выеденного не стоит!
С кресла поднялся Волков и строгим голосом сказал:
- Сядьте оба!
Дождавшись исполнения команды, продолжал гневным баритоном:
- У вас, товарищ Блинов, поэтому и порядка нет, что ваши подчиненные совсем совесть потеряли. Сотню человек уложили в гипс, а тут им приказ не нравится! О законе вспомнили. Мы уважаем закон и поступаем по закону, но с добросовестными работниками! С разгильдяями у нас другие отношения! Пусть обижаются – не обижаются, так было, так и будет!
Кузин рванулся было сказать все, что он думает о демагоге Волкове, но сосед дернул его за рукав и посоветовал смолчать. Себе дороже.

ГЛАВА 20

Кузин уже привык, что Татьяна Викторовна без новостей к нему не заходит. Своим радостным или грустным, громогласным или шепотливым сообщением она расцвечивает однообразие текущего времени.
На этот раз она просто ворвалась в кабинет и, увидев, что начальник один, сразу плюхнулась на стул. Кузин, оторвавшись от бумаг, ждал новой порции новостей.
- Я так больше не могу, - сказала она еле слышно и тут же заплакала.
- Что случилось? – встревожился Кузин. – Почему вы плачете?
Бухгалтер зарыдала, он понял, что с ней истерика. Он вложил ей в руку стакан воды. Такого с ней никогда не случалось. Так в чем дело? Отпив воды, Татьяна Викторовна сказала:
- Извините, но моих сил уже не хватает. Будь моя воля, я не пожалела бы атомную бомбу, чтобы сбросить на это ГЖУ!
- За какие грехи такая кара?
- Готовится приказ о наказании руководства жэка за невыполнение плана по сдаче пищевых отходов в 4-м квартале.
- Их же сняли с плана, - напомнил Кузин.
- Правильно. Еще в декабре, и плановичка, и главбух заверили меня, что пищевые отходы учитываться не будут. Все понимали, что нашей вины здесь нет. А теперь задним числом включили их в план и готовят нам Варфоломеевскую ночь. Я пыталась узнать, откуда дует ветер. Все пожимают плечами. Единственно плановичка высказалась: «Что вы все выспрашиваете? Решило вас руководство наказать, значит так и нужно!» Я бы ее убила!
Кузин вспомнил предысторию. Летом в Солнцеграде пищевые отходы не собирали. Скисали. Разрешение на сбор отходов получили уже в ноябре, после праздников. Кинулись на склад ГЖУ выписывать бачки для сбора в них отходов, а их не оказалось. Только в конце ноября расставили по местам эти злополучные бачки. Остался декабрь. Если бы жильцы в этом месяце большую часть используемых продуктов выбрасывали в отходы, то и тогда вряд ли удалось выполнить квартальный план. Руководство согласилось с таким раскладом и однозначно дало понять, что исключает их из плана. Почему снова возвращаются к уже решенному вопросу?
- Идите к Блинову, - сказала Татьяна Викторовна, - и разберитесь, пока приказ не подписан.
Артур Петрович мерил кабинет по диагонали. Не остановился и после того как вошел Кузин. На приветствие ответил кивком головы. Находясь к подчиненному спиной, спросил:
 - Что с вами? На вас лица нет.
- Это правда, что вы собираетесь наказывать нас за пищевые отходы?
Блинов зашел за стол и долго всматривался в лицо Кузина, будто хотел убедиться, что у него лицо все же на месте. Затем спросил:
- А как бы вы поступили с не выполнившим план?
- Я бы выяснил причину невыполнения. Это раз…
- Почему вы думаете, что я этим не занимался?
- Не было бы разговора на эту тему и, тем более, наказания. Квартальный план за месяц еще никому не удавалось выполнить.
- Вот и ошибаетесь, - восторженно произнес Блинов. – Все жэки справились с планом. Только вы подвели нас!
Это сообщение было не столько неожиданным, сколько неправдоподобным.
- Вы шутите?
Блинов улыбнулся, но сказал жестко:
- Я вам не Райкин, а здесь не театр!
Теперь подчиненный всматривался в лицо начальника. Тот вымучивал улыбку. Кузин подвел итог:
- Здесь без махинаций не обошлось.
- Прошу быть осторожней в заявлениях, товарищ Кузин. Начальники жэков представили нужные документы. Не верить им я не могу.
- А как добыты эти документы, вам, конечно, дела нет?
- Вот что, Кузин, прекратите демагогию и начните, наконец, работать!
Пока подчиненный переваривал неожиданный ход начальника, тот с усмешкой добавил:
- Еще одну новость могу вам сообщить. Надеюсь, ее ваш бухгалтер не принесла вам на сорочьем хвосте. Руководством принято решение не давать вам призового места за четвертый квартал. Теперь, кажется, все. Можете идти.
По дороге в контору, у Кузина была возможность обдумать разговор с начальником. Выходит, все жэки достали справки о сдаче пищевых отходов, хотя знали, что этот показатель не должен учитываться. Во-первых, почему ВСЕ, кроме Кузина, знали, что это нужно сделать? Во-вторых, почему они пошли на ненужные траты? Что им пообещали? Чем не заговор? Почему на него ополчились?
Уже на пороге его поджидала бухгалтер. На ее немой вопрос он молча махнул рукой. Уже в кабинете она сказала:
- Не узнаю вас, Павел Андреевич. Где ваша боевитость?
- Стену лбом не прошибешь. Наберитесь терпения и выслушайте. К вашему сведению, все жэки предъявили справки о сдаче пищевых отходов. Да, да представили! Туфтовые, туфтовые. Неужели кто-то этого не понимает? Кому вы или я пойдем доказывать, что они добыты нечестным путем? Некому! Наша ошибка в том, сто мы не потребовали еще в декабре исключить из плана эти чертовы отходы.
- Так уверяли же.
- Слова к делу не пришьешь. Уже январь заканчивается, а мы только сейчас обсуждаем то, что должны были сделать в декабре.
- Это вы в мой адрес, Павел Андреевич?
- Если об этом, то в мой адрес. Я не привык прятаться за спины подчиненных. Вы лично и весь коллектив пострадали из-за меня.
- Что-то не понимаю
- Придет время, поймете. А сейчас давайте шабашить.
- Нет, Павел Андреевич, я вас живым отсюда не выпущу, пока не пойму, почему все страдают из-за вас?
- Это все догадки, Татьяна Викторовна. Давайте, потом.
- Не хочу потом. Согласна на догадки.
Кузин на какое-то время задумался, уставившись взглядом в столешницу. Затем, не меняя позы, заговорил:
- Мой производственный опыт, Татьяна Викторовна, подсказывает, что за меня взялись. Строгий выговор, который я, фактически, схлопотал ни за что – первый сигнал. По логике вещей, я должен был, обидевшись, уволиться, но этого не случилось. Тогда я посчитал это частным случаем. Вижу, что ошибся. Кому-то понадобилось меня дискредитировать как руководителя. Возможно, Блинов действительно увидел во мне соперника? Ведь могли же до него дойти соображения вашей начальницы? Иначе, зачем скрыли от нас необходимость закрыть по кварталу эти пищевые отходы? Могли намекнуть, но, наоборот, успокаивали.
- Вот как вы трактуете, - сказала Татьяна Викторовна. - Знаете, это похоже на правду. Блинову соперники не нужны. После последнего случая под ним кресло сильно закачалось.
- О каком случае речь?
- До вас еще не дошло? Тогда слушайте.
Вот этот случай. Вечером, когда контора ГЖУ опустела, уборщица собралась убирать кабинет Блинова. Вставила ключ в замок, а дверь сама и открылась. Что ж, уже бывало, когда начальник забывал защелкнуть замок. Когда вытирала столешницу его стола, то наткнулась на голову начальника. Его тело было под столом, а ноги аккуратно ушли под приставной. Уборщица закричала с испугу, опрометью выскочила во двор и там продолжала кричать. Жильцы всполошились. Проверили – лежит. Узнали, что дверь была открыта. Значит убили. Вызвали милицию и скорую помощь. Те без труда определили, что Блинов жив, но мертвецки пьян. Поднялась шумиха. Удивительно, что вы до сих пор ничего не знаете.
- Думаю, Татьяна Викторовна, что для Блинова это не смертельный случай. Пожурят, погрозят пальчиком и на том все закончится. Хотя этот случай мог стать причиной его действий против меня. Захотят заменить, а заменщик, оказывается, еще хуже.

ГЛАВА 21

Те, кто думал, что «трон» под Блиновым сильно затрясся, ошибались. Он лишь пошатнулся. Народу свойственно преувеличивать грехи начальства, тогда как, каждый проступок, мог получить обоснование и приобрести статус вынужденного (так сложилось) обстоятельства. Тем более наказываются не сами слабости (грехи), а их огласку. Исходя из этой предпосылки, Блинов имел неприятный разговор со вторым секретарем горкома, который удивлялся легкомыслию провинившегося, не побеспокоившегося о последствиях кутежа. Мог хотя бы поставить замок на предохранитель. Блинова не сняли с должности, но для него не было секретом, что в его личном деле осталась очередная зарубка, могущая стать предпоследней на его номенклатурном стволе.
Нужно ли говорить, что горкомовскую накачку он перенес легче, чем головную боль после того знаменательного  кутежа. Пили в каком-то коттедже, на берегу моря. Были интересные люди. Выделялась блистательная женщина, Алла Владимировна. Она не оставила невзрачного Блинова без своего внимания. Потом долгий доверительный разговор в отдельной комнате, после которого он стал душевным пленником этой инфернальной женщины.
Потом снова пили. Все он помнит, но как очутился в кабинете, вылетело из головы. Раньше с ним такого не случалось. Эх, женщины, женщины, увлечения вами так же сладостны, как и опасны. Блинов решил ей позвонить. Услышав «алло», просиял:
- Аллочка, это Артур тебя беспокоит.
Обменялись любезностями. В ее голосе он чувствовал радость, и его грудь распирал восторг. Когда же она сказала:
- Я разлюблю тебя, Артур, если ты хоть раз так еще упьешься, - он по-щенячьи взвизгнул от радости. Как было не взыграть ретивому сердцу? Он услышал в этой фразе и признание в любви и заботу.
- Все, Аллочка, завязал! Со мной такого еще никогда не было. Как очутился в кабинете, до сих пор не помню.
- Ты весь вечер переживал из-за того, что оставил ключ в сейфе. Боялся, что уборщица туда заглянет.
Блинов вспомнил. Ключ от сейфа! Это он привел его в кабинет в тот вечер. Ключ оказался в ящике стола, но он все равно открыл сейф и достал оттуда начатую бутылку коньяка. Сделал несколько глотков и поставил бутылку на место. Сел на минутку в кресло и заснул.
- Ты меня слышишь? – услышал встревоженный голос любимой женщины.
- Да, да. Я тут ругаю себя последними словами.
- Не переусердствуй. С кем не бывает. Ты не забыл, что у нас завтра свидание с Рудником? Ты все сделал?
Только после этого напоминания, вспомнил о Руднике.
- Сделал, а как же. Все будет в порядке.
- Вот и хорошо. Он за тобой, остальное за мной. Крепко целую.
Через Таю Блинов соединился с Рудником.
- Завтра, в 16 часов, будьте, пожалуйста, на месте. За вами зайдет водитель, и вы поедете на деловую встречу. Нет, с собой ничего брать не нужно. Нет, ваше дело быть на месте.

Рудник измучился в ожидании назначенного времени. В 16 ровно в диспетчерскую зашел парень в джинсовом костюме.
- Едем? – спросил он коротко, ни с кем не здороваясь.
У завгара екнуло сердце, когда он узнал белую «Волгу» Карасева. Сразу расхотелось ехать.
- А куда ехать? – спросил он водителя.
- Садись. Здесь недалеко.
Он открыл дверцу и, поддерживая пассажира под локоть, направил его в кабину. Попетляв по городским улицам, выехали на прямую дорогу, проложенную вдоль пионерских лагерей. У одного из них резко свернули и помчались к морю. Было ясно, что здесь эта машина бывает часто. У деревянного коттеджа, скрытого в высоких кустах сирени, затормозили.
- Тебе туда, - указал водитель на высокое крыльцо.
С часто бьющимся сердцем, Рудник поднялся по скрипучим ступеням, в отчаянии толкнул входную дверь. Она же легко открылась и ударилась о стену.
- Ты что двери ломаешь? – услышал он голос Блинова.
Увидел его сидящим за столом, уставленном бутылками и закуской. Рядом с ним сидел незнакомый мужчина с крепкими загорелыми щеками, но белым лбом. Определено, этот человек чаще носит форменную одежду, чем цивильную. Сейчас на его крепких плечах был хорошо сшитый пиджак.
- Садись, Саша, - пригласил Блинов. - Ешь, если голоден. Пить и закусывать будем позже, когда закончим дела. Согласен?
Оказывается, у него еще и согласия спрашивают. Значит, дела не так плохи, как могли показаться. Еще подходя к столу, он заметил на нем рыбу в разных видах: от балыков, до заливной. Мясного не было. «У них пост, что ли?» - подумал он, подвигая к себе тарелку с заливной осетриной. Что ж разговор, как видно, предстоит с серьезным человеком.. Едва проглотил первый кусок, как открылась дверь, что находилась перед ним, через стол, и в комнату вошла жена Гераскина. Рудник замер.
- Что рот открыл, Саша? Или женщин давно не видел? – спросила она, садясь напротив.
Рудник, не поднимая глаз, терзал вилкой рыбу.
- Что ж, приступим, Артур Петрович. Расскажите парню, зачем его пригласили. А то, видите, волнуется.
Рудник поспешно положил вилку и уставился на Блинова. Тот, не торопясь, полез в карман пиджака, вынул из него шариковую ручку и положил перед Рудником.
 Вот этой ручкой, Саша, ты напишешь заявление об уходе с работы по собственному желанию. Я тебя уволю без отработки, так сказать, по соглашению сторон, и ты сразу же устраиваешься водителем в гараж «Коммунтранса». Там вопрос согласован. Все ясно?
Рудник пожал плечами.
- Ясно-то, ясно. Только зачем мне все это?
- Это я тебе объясню, - вмешался в разговор незнакомец. – Ты посадил хорошего человека. Не отрицаешь? А знаешь, что за это бывает в цивилизованных странах? Таких с дерьмом смешивают! Только благодаря доброму сердцу Аллы Владимировны ты остаешься живым и на свободе. Но наказать тебя, учти, мы должны. Продолжай, начальник, - сказал он Блинову.
- К тебе, Саша, отнеслись, я бы сказал, по-божески. Работу по специальности у тебя не забирают. Правда, дадут тебе подлежащий списанию мусоровоз, но не беда. Это лучше, чем что-то другое.
- Брось его уговаривать! – прервал Блинова незнакомец.
- Я объясняю, - уточнил Блинов.
- И объяснять не требуется! Ему, гаду, лежать сейчас с проломленной головой где-то в канаве, а мы тут объяснениями занимаемся!
Блинов продолжал:
- Словом, работать там тебе год, а там посмотрим.
Гераскина жестко сказала:
- Три с половиной года, а там посмотрим.
Блинов укоризненно на нее посмотрел, но возражать не стал.
- Вот видишь, обстановка меняется по ходу действия. Время искупления вины продолжено до трех с половиной лет. Так тому и быть.
Блинов еще что-то балаболил, но у Рудника будто уши заложило. В голове кувалдой били по пустой наковальне. Она звенела. Незнакомец, видимо, понял его состояние.
- Выпей! - сказал он.
Руднику поднесли стакан с водкой. Он, захлебываясь, выпил. Стало легче. Посмел сказать:
- У меня дети. На той машине и тарифа не заработаешь. Как жить буду?
- Ясно, - сказал незнакомец, - парню подумать надо. Хочешь подумать?
Рудник кивнул.
- Тогда иди в ту комнату, - указал незнакомец, - и там думай, сколько посчитаешь нужным. Надумаешь, приходи, а мы тут выпьем за твое здоровье.
Завгар, обойдя стол, пошел к указанной двери, из-за которой только что вышла Гераскина.
В комнате были зашторены окна. После яркого света – полумрак. Он остановился, чтобы присмотреться. Впереди кровать, тумбочка. Неожиданной подсечкой его сбили на пол. Хотел вскочить, но тут же улегся снова, получив тяжелый удар по спине. Били беспрерывно. Он понял, что их двое, а бьют мешками, наполненными песком. Они тонкие, как милицейские дубинки. Боль от них не меньше, да и почки отбить ничего не стоит. Били молча, только сопели от усердия.
- Я подумал, - простонал Рудник и, боясь, что его не услышать, закричал: - Я подумал!
Бить перестали, подняли на ноги и подтолкнули к двери. Он уперся в нее лбом и так стоял бы долго, но, получив легкий удар по шее, открыл дверь.
Да здесь без него не скучали. Мужчины были заметно пьяными, не была трезвой и Гераскина.
- Ну, как, надумал? – спросил незнакомец. – А то можешь еще подумать.
- Хватит, - выдавил из себя Рудник. – Зачем вы, суки, этот спектакль устроили? Я что, отказывался? Я о детях вспомнил!
- А мне все это до фени, - сообщил незнакомец. – Главное, ты должен был понять, что с тобой не шутят. А теперь иди сюда. Ближе.
Когда мученик подошел совсем близко к незнакомцу, тот, не вставая, коротким ударом, свалил его на пол.
- Это тебе за «суку». Будешь хамить, еще получишь.
Рудник дрожащей рукой написал заявление на расчет. Блинов тут же положил его во внутренний карман пиджака.
- Завтра придешь за бегунком, а сейчас пей.
Уволенный замотал головой.
- Не хочу. Отпустите.
Незнакомец нарочито рассердился:
- Брезгуешь с нами пить, использованный гондон?
Потом, смягчившись, «дружески» предупредил:
- Если где пикнешь, детей сиротами оставишь!
«Волга» ждала пассажира. Водитель предупредительно открыл дверцу рядом с собой. Рудник, будто не заметил этого жеста, сел сзади. Всю дорогу думал: бил его водитель или обошлось без него? Вот огреть бы его монтировкой по кумполу за все унижения, что пришлось пережить. Да где ее взять в этой, стерильной чистоты, машине? В карманах сидений даже бутылок нет! Ангелы чертовы!
Его подвезли к самому подъезду, не спрашивая адреса. Он понял, что легко отделался.

ГЛАВА 22

В пятницу с утра Кузин зашел к Левину, чтобы узнать результаты замены труб. Он сидел в кресле и приветливо улыбался.
- Задачу, Павел Андреевич, ваши рабочие выполнили успешно. Вода течет.
Кузин прошел на кухню, покрутил кран. Порядок. В местах сварки на стенах темные пятна обгоревшей краски. Нужен ремонт.
- Главное сделали, - сказал он хозяину. – Косметический ремонт в наших силах. К вам на той неделе подойдет Белянская, и вы обсудите с ней фронт работ. Вы ее знаете?
- Кто не знает Ларису Львовну? Но я хотел спросить вот о чем. У вас, Павел Андреевич, неприятности?
Кузин молча на него посмотрел.
- Не удивляйтесь. Я это знаю оттуда, - он показал пальцем на потолок. – Не думайте, что от господа бога. От вашей общественницы, что живет на третьем этаже.
Кузин посчитал бесполезным обсуждать с непричастным человеком свои служебные проблемы.
- У кого их не бывает?
- Да, у вашего Блинова они покруче, и то духом не падает. Что ж, от души пожелаю благополучно пережить и эти невзгоды.

Пятница. Прием у Кузина назначен, как обычно, на 15 часов, но задерживался: не было Нины.
- Носится где-нибудь, - предположила Татьяна Викторовна. – Будь моя воля, я бы ее давно наказала.
- Если есть претензии, кто мешает вам написать докладную? – спросил Кузин
Татьяна Викторовна не ответила, уткнувшись в бумаги. Последнее время характер бухгалтера повернулся незнакомой до этого стороной: она стала раздражительной. Видимо, не прошли даром последние неприятности. В надежде на то, что Нина вот-вот подойдет, он начал прием.
Первой вошла женщина и сразу потянулась к телефону.
- Позвольте, я позвоню от вас председателю народного контроля.
- Звоните, - разрешил удивленный начальник.
- Говорит Артюхова, - представилась в трубку женщина. – Я звоню из кабинета начальник жэка. Хорошо.
Она протянула трубку Кузину.
- Вас.
Председатель народного контроля начал с упрека:
- Сколько можно говорить об одном то же? Ваши предшественники ничего не делали, и вы пошли по их стопам? В чем дело, в чем дело? Вам разве не сказали? Там ветку нужно спилить, чтобы дерево не пробило крышу. Скажите Артюховой срок выполнения этой работы. Все!
Кузин положил трубку на аппарат и внимательно посмотрел на посетительницу. Ему хотелось сказать, что некрасиво таким образом решать свои вопросы, но сдержался. Сказал о другом:
- Видимо, с вашей подачи председатель требует назвать сроки по дереву, о котором я впервые слышу. Так объясняю: жэк сам эту работу не выполняет.
- Это я уже знаю. Ваша предшественница об этом говорила, - перебила его Артюхова. – Но это ваша обязанность и чьими руками вы ее выполните, меня не касается! Мы хотим знать, когда это случится?
Слушая ее, Кузин закипал. С трудом взял себя в руки (видимо и ему последние треволнения не прошли даром).
- Потрудитесь не перебивать меня и выслушать до конца, - сказал он. - Повторяю: жэк эту работу сам выполнить не может. Для этой работы у нас не специалистов.
- Хм. Специалисты. Отрезать ветку, и вдруг нужен специалист. Вот она!
Артюхова бросила на стол начальника фотографию злополучной ветки и крыши, которую нужно было от нее освободить.
Он рассмотрел снимок, после чего сказал:
- Разъясняю. В этой веточке весу более двухсот килограммов. Отрезать ее, вы правы, много ума не надо. Но сделать так, чтобы она не упала на крышу, нужны специалисты. В общем так. В понедельник я свяжусь с Обществом охраны природы. В среду вы узнаете сроки.
Далее прием пошел без каких-либо неожиданностей. Было без пяти минут семь, когда открылась дверь и в кабинет, как-то крадучись, вошла посетительница. Кузин уже успел закрыть журнал, пришлось снова открыть.
- Я Чулина Ирина Артамоновна.
- Я вас узнал, - сказал Кузин, записывая это имя в журнал.
Чулина с Водоразборной улицы, где решалась проблема подвалов. Он тут же подумал: если попросит отремонтировать выделенный ей подвал, то пойдет ей навстречу. Он откинулся на спинку стула и приготовился слушать.
- Я хотела про подвалы с вами поговорить, - еле ворочая языком, сказала Чулина.
Кузин заметил ее волнение.
- Не волнуйтесь. Говорите спокойно. Так с чем вы пришли?
Посетительница забормотала:
- Сколько мне уже осталось? Я прошу вас, Павел Андреевич, возвернуть мне тот подвал, а то, как в могилу спускаешься. А та фифочка издевается.
- Одну минуточку, Ирина Артамоновна. Так или иначе, но с подвалами решен. Поэтому, давайте в вашем подвале мы сделаем ремонт. Это вам недорого обойдется.
- Еще чего?! Той сволочи готовенькое, а я еще и деньги плати? Если заплачу, то за тот подвал, что вы у меня забрали!
Кузин, как завороженный, смотрел, как она выдернула из пластикового пакета конверт и вложила его в книгу приемов и тут же захлопнула ее. Он наблюдал за этим, как бы со стороны. Чулина была уже у двери, когда он ей закричал:
- Вернитесь!
Но дверь захлопнулась. Что делать? Ничего не трогать! Он жмет на кнопки вызова, но никто не приходит. Нет, дверь открылась. Вошли двое.
- Извините, но я уже не принимаю.
- Зато мы принимаем, - сказал один из них и зашел за стол.
Второй протянул к лицу Кузина книжицу:
- Милиция!
Вошли еще двое. Тот, что «милиция» сказал им:
- Вы – понятые. Присутствуете при изъятии конверта с деньгами, полученными гражданином Кузиным в качестве взятки. Где конверт, Кузин?
Павел Андреевич потянулся к журналу. Его руку перехватил рядом стоящий милиционер.
- Не утруждайтесь. Мы сами.
Нашли конверт, вытряхнули из него содержимое.
- Видели? Сосчитаем. Здесь триста рубликов. Откуда у вас эти деньги, Кузин?
Только сейчас их оставила посетительница. Я ей кричал, чтобы вернулась, но она убежала.
- Далеко не убежала. А сейчас составим протокольчик.
В это время в кабинет ворвалась Нина. Она была бледна, волосы в беспорядке.
- Павел Андреевич, вы еще здесь? Меня забрали. Я шла в жэк, а меня забрали!
- Выйдете немедленно, гражданка!
Нина же продолжала:
_ Я просила позвонить, но мне…
Милиционер, вытолкнув ее за дверь, не дал ей договорить.
Несмотря на состояние близкое к панике, Кузин сумел увязать произошедшее с сообщением Нины. Она не сказала кто ее «забрал», но само слово подсказывало, что без милиции здесь не обошлось. Тем более, его попытка объяснить свою непричастность к конверту, вызвали веселость у блюстителей порядка.
- Ты, Кузин, зря тратишься на лапшу. Нам ее на уши не повесишь. Да и следователь тебя не поймет. Тут все ясно и без твоих разъяснений.
По коридору шли мимо молчаливых сотрудников. Нина плакала на плече Ларисы Львовны. Татьяна Викторовна сделала движение в его сторону, даже не шаг, как была отброшена в дверь, у которой находилась.

Через два месяца состоялся суд над бывшим начальником ЖЭК-2 Кузиным Павлом Андреевичем. Чулина, главный свидетель, рыдая, повествовала, как у нее отобрали подвал, чтобы потом нажиться на этом. Работники жэка, пришедшие на суд в полном составе, выражали бурное несогласие с предъявленным обвинением. Только строгое предупреждение судьи заставило их стихнуть. Некоторые плакали. Неимоверную муку испытывал Кузин, предчувствуя победу судопроизвола.
Он вздрогнул, когда увидел женщину, которую знал как жену Гераскина. Она пробралась в первый ряд и, усевшись на краешек скамьи, смотрела на него с любовью. Так художник, закончив очередную работу и оценив ее как лучшее, что создано им, не может оторвать глаз от своего детища: оно прекрасно! Его страдания наполняли ее счастьем.
Суд не принял во внимание возражения подсудимого и его адвоката, но учел плохую служебную характеристику, подписанную «треугольником» ГЖУ, присудил П.А. Кузина к 8 годам лишения свободы с содержанием в лагерях общего режима.

1987-1991