Окидывая взглядом прошлый век. 26 Трагическое

Любовь Папкова-Заболотская
(На фотографии большая родня из Хабаровска)
                26 Трагическое и печальное.

Павел Автономович Болотов во время командировки в Иркутск выкроил время, чтобы заехать на родину, в Кузбасс, к сестре Вере, жившей теперь в городе Междуреченске, недалеко от Сталинска-Новокузнецка, навсегда ставшего малой родиной, хоть родился он в Алтайском крае.
 Старшая сестра Анисья жила с семьёй и семьями своих дочерей в Якутске, на заработках. Она шутила по поводу выбора мужа: «Ну, Иван Николаевич, видно родня тебе узкоглазые, если ты возишь нас то к шорцам, то к киргизам, то к якутам». К ним Павел не успевал съездить, да и мама жила у Веры, тяжело болела после инсульта.
 Завершила свой земной путь Грушенька, Аграфена Асафовна, никого уже не узнавала, Веру звала «мамой», но сыночка, младшенького, любимого, узнала. Сквозь спутанную память пробилась материнская любовь. «Паша, родненький!» - проговорила она и заплакала. Страдание опять помутило рассудок, и она впала в забытьё.
  Вера рассчиталась с работы, чтобы ухаживать за матерью. Лёгонькое тело матушки Николай относил в ванну, Вера мыла её, как ребёнка, и, как ребёнок, Асафовна капризничала, чего никогда не позволяла себе в здравом уме. Зять часто говаривал: «Наша матушка не горшок, а угодник». Всех-то она привечала, зятю варила вкусный супчик, такой у Веры не получался, внучку Любу встречала блинчиками да оладушками, знала, чем угодить студентке, Серёжу старалась прикрыть от гнева родителей невинной ложью. «Да дома он был целый день, уроки учил»,- оправдывала она внука, хоть и бегал он по друзьям полдня. Вынянчила она маленьких детей Анисьи и Павла, поездила за ними по свету, а вот старость встретила у средней дочери, благо, зять к ней хорошо относился. Вера высказала Павлу мелочную обиду:
- Пока мама здорова была, вам нужна была. Вам она и золотые царские монеты отдала, тебе и Оне. А я что! Я таковская…
- Вера, ты не права. Мы тоже маме помогали. Ну куда я её сейчас возьму? Хватит уже обижаться. Тебя мама во время войны, как куклу одевала.
- Да я сама зарабатывала,  больше вас, - выкрикнула Вера.
- Хватит вам семейные разборки устраивать! – прикрикнул Николай.
- Прости, Павел. Чего уж нам делить, - одумалась Веруська.
  Не могла она понять себя и высказать детскую обиду  нелюбимого ребёнка, поэтому цеплялась к мелким обидам.
-  Я понимаю, ты устала, - говорил помудревший Павел, не взрываясь больше от ревности сестры.
  Пробыл он у изголовья матери только два дня, не зная, отпустят ли его на скорбное известие о кончине матушки. Вечером, разговорившись с Николаем, он осторожно поведал о событиях 62-го года.

 Оказывается, он был на Кубе во время Карибского кризиса. В стране был новый лидер, молодой, красивый, бывший фронтовик Леонид Ильич Брежнев. Это потом про него анекдоты стали складывать, а поначалу народу он понравился. Хрущёва сняли, объявив и ему культ личности, власть разделили на троих: Брежнев – генеральный секретарь Центрального комитета партии, Подгорный – Председатель Верховного Совета, Косыгин – председатель Совета министров. Павел объясняет Николаю, что это мудрое решение, чтоб никогда не случилось стране оказаться на грани войны из-за глупости одного человека.
- А! Хрен редьки не слаще! – проворчал Николай, но Павла слушал с нескрываемым интересом. – Мы тут совсем ничего не знаем. Между строк читать приходится.
Павел рассказывал:
- Отправили нас неизвестно куда. Приказ. Командировка. Выдали тёплые вещи. Думали, что куда-то на север отправляют. Самолёт. Выходим. Тропическая жара. Тулупы-валенки в самолёте оставляем. Машинами везут на окраину какого-то городка. Разделились. Ракетчики отдельно от нас, связистов. А мы связь устанавливаем. Немного проясняется, что американцы собираются высадиться на Кубе, что мы в ответ не только ядерные ракеты привезли, но и подлодки подходят. Это потом мы узнали, что первыми-то мы  угрожали, что Хрущёв погрозил в ответ на установленные в Турции ракеты с дальностью обстрела 200 километров. Кеннеди проявил осторожность. Конечно, у них и ракет было больше, и подводных лодок с ядерными зарядами, и вокруг СССР  ракеты были установлены. Но в ядерной  войне не будет победителя. Они там договорились всё-таки, но мы почти полгода ещё проторчали, пока свернули и погрузили всё вооружение. И американцы отошли от берегов Кубы, и ракеты в Турции убрали. Да что толку. Теперь межконтинентальные ракеты есть. Почти одновременно можно обменяться ядерными ударами. Вот такие дела, брат!
  Да, угроза ядерной войны витала в воздухе, муссировалась в газетных статьях. Люба подслушала разговор отца и дяди. Помнится, ещё в деревне она однажды проснулась от ужаса, услышав ухающие удары. Всё. Бомбят Новокузнецкий металлургический комбинат. Когда выглянула в окно, увидела, что разгружают стальные трубы, выбрасывая из вагона. Это они так ухали, как бомбовые удары.
 Она даже стихи написала «Атомный ужас». Можно прогнать мысль, что мама умрёт вперёд тебя, можно свыкнуться с мыслью, что тебя когда-нибудь не будет.
Но как привыкнуть к мысли, что река,
Которая в волнах тебя качала,
Листок зелёный, бабочка с цветка,
Пчела, зайчонок, Человек! Всё, всё сначала.
 Безжизненность! Ненужный свет. И ночь.


И никого, и ничего не будет!
Нет. Эту мысль не прогоните прочь.
Задумайтесь и ужаснитесь, Люди!
Стихи она писала с детства, в шестом классе даже патриотическую песню придумала и распевала её: «Имя Ленина с нами. Нам враги не страшны. Мы своими руками коммунизм завершим». Иногда они получались нелепыми. Про работу на покосе она сочинила прямо членовредительские стихи: « Пахнет сено грибами. Хорошо как в лесу! Ощущаешь губами жаркий пот на носу» - и долго хохотала, когда уже студенткой нашла строчки в одном из дневников.
  Институт был закончен. Экзамены все сдала на «отлично». Хорошо успевающих студентов пригласили первыми при распределении, предложили самим выбирать из заявок от крупных районных сёл. Городов всё равно не давали без блата. Люба попросила послать её куда-нибудь в красивую местность. Надоела таёжной девице пыльная хакасская степь. Валентина Ивановна, красивая, похожая на актрису Быстрицкую, преподавательница русского современного языка, доброжелательно посмеялась и потом сказала:
- Здесь есть заявка в село Красный завод, я слышала, там есть дом отдыха, кругом сосновый бор. Должно быть красиво!»
Выбор был сделан.
 А пока лето. Отдых, омрачённый умирающей бабушкой. К ним приехала бабушкина старшая сестра Анисья Асафовна, её родные звали тётя Ниса. Была она высокая, величавая старуха, звала сестру Груня, но та не реагировала, хотя при жизни сердилась, когда её так называли. Ей нравилось имя Груша, Грушенька, и даже шутливое «баба Яблоко» от внучек сыночка Павлика было ей дорого. Как нелепа и страшна смерть, отнимающая память!
 Тётя Ниса рассказывала Вере, как живёт  хабаровская родня. Это сёстры Шишкины, Анна и Галина, с которыми Вера одно время переписывалась. «Подросла и младшая дочь дяди Савелия Дуся, которая очень на тебя, Вера, похожа»,- говорила Анисья Асафовна. Её дочь Нина осталась вдовой с четырьмя сыновьями и одной младшей дочкой Лидочкой. Муж её, Андрей Петрович Лобанов, израненный на войне, недолго прожил. Был он капитаном, и сыновья пошли по стопам отца, выбрали судьбу военных, мотаются по всему Союзу по гарнизонам. «Осталась у меня одна дочка, сын- то погиб на войне. Зато внуков вон сколько!» - гордилась тётя Ниса.
 Многочисленная родня Аграфены Асафовны была непоседливой. Чтобы выжить, уезжали на север, на Кольский полуостров, в Билибино, зарабатывали деньги северные, пенсии ранние. И дочери сестры Татьяны  уехали на север из Пржевальска, дочь младшей сестры Елены Прасковья живёт в Магаданской области.


 И родная сестра Веры Анисья живёт в Якутске, а она из Кемеровской области никуда не выезжала. Мама-то и на море была, и в Ленинград к Павлу ездила, и к Анисье в Среднюю Азию, и в Хабаровск к родне. Легка была на подъём Грушенька. Завершила свой земной путь. В середине жаркого июля похоронили Аграфену Асафовну на таёжном кладбище.