"Бойцовский клуб" по-русски или Привет Чаку Паланику
Начало - http://www.proza.ru/2011/10/17/1367
9
Теперь, когда мои условия выполнили, пришло время открыть тайну: рассказать в каких именно банках находится наши бомбы. Правда это ничего им не даст. Если бы наш план был под угрозой, я бы ничего не говорил, а так будет даже интересней, смотреть на то, как они будут пытаться исправить, то, что уже исправить нельзя. Завтра утром мир станет другим, люди проснутся свободными, узнав, что все их долги, все их сбережения исчезли, что теперь они приравниваются к нулю. Это был бы кошмар, если бы банкротами стали лишь определенные люди, но если банкротами станут все, деньги перестанут иметь значение. Мы снова вернемся к началу, когда все были равные. «Дети проекта Разгром» дадут миру второй шанс. Я представляю мир, в котором больше не будет убийств, потому что мы ликвидируем их главную причину. Я представляю мир без границ, где все общее и людям больше не приходится врать ради своих корыстных целей. Мир, в котором такие как Андрей вымрут, так как не смогут жить в свободе, не смогут принять истинные ценности, а не их бумажные заменители. Мир без зависти, лицемерия и эгоизма. Мир, в котором деньги больше не будут решать, как нам жить.
Мои мысли прервал шум рации. Этот шум, сначала я не мог разобрать слов, лишь отголоски паники, свидетельствующие, что произошло что-то очень страшное. Но голос все повторял, и я, наконец-то понял, что он говорит, осознал это всеми клетками своего тела, которые сотряслись от данного познания.
Если представить, что человеку, который уверен, что его зовут Максим, начнут говорить, что его зовут Катя, причем говорить и убеждать все подряд. Его друзья, семья, даже родители. Этому человеку тридцать лет, и все свои тридцать лет он был Максимом. Но в один прекрасный день все меняется, и ему твердят, что его знания о том кто он, ничего не стоят, что он эти тридцать лет был Катей, а Максима вообще не существовало. От таких познаний его мозг взорвется, его белая жидкость начнет течь из всех возможных отверстий, из носа, рта, возможно даже из ушей. Его сознание просто не выдержит этого. Когда то, в чем ты уверен, то, что ты знаешь и принимаешь как нерукотворную истину, оказывается ложным, твои мозги взрываются.
Практически то же самое случилось со мной, мой мозг не взорвался и не покинул черепную коробку, но он опух. Быть может, в этот самый момент в нем зародилась опухоль, возможно даже с теннисный мяч. Возможно, именно так появляются опухоли, от жуткого познания о том, что все твои знания ложные, что ты ошибался, причем в том, в чем был уверен когда-то полностью. Голос из рации неустанно произносил:
¬¬– У нас жертвы. В очередном банке взорвалась бомба, и на этот раз в нем были люди. У нас жертвы, их больше тридцати.
Я чувствую, как опухоль начинает расти у меня в голове, как она начинает жить собственной жизнью. Дайте мне хирургические инструменты, и я без наркоза вырежу ее, пока она не убила меня. Не страшно умереть, зная, что ты победил, страшно умереть, не осознав, что же все-таки произошло.
Правило номер три «человеческая жизнь бесценна, ни один человек не должен пострадать». Тогда почему голос в рации говорит:
¬– У нас жертвы, банкиры и просто посетители. Кажется их уже больше тридцати.
Быть может, это сделали не мы, быть может, это террористы устроили взрыв, и он случайно совпал с днем нашей революции. Совпадения случаются. У писателя Эдгара По есть рассказ в котором говорилось о судьбе пассажиров, выживших после крушения судна. Они много дней бороздили океан, пока голод не заставил их убить и съесть одного из своих спутников, юнгу по имени Ричард Паркер. Несколько лет спустя в море была обнаружена лодка с тремя людьми, пережившими крушение судна. Как позже выяснилось, выживших было не трое, а четверо, но спустя какое-то время голод заставил людей убить и съесть юнгу по имени Ричард Паркер. Никто из выживших не читал рассказ Эдгара По. Так что совпадения случаются.
– Выжившие говорят, что перед взрывом было аудио послание, от какой-то группы именуемой себя как «Дети «Проекта Разгром».
Голос из рации меня убивал, он давал пищу моей опухоли, которая скоро займет всю мою голову, избавившись перед этим от моего мозга.
«Правило номер три: чтобы мы не делали, но человеческая жизнь бесценна и ни один невинный человек не должен пострадать» - это самое главное правило, его нельзя было нарушать.
Я вижу, как лицо злого полицейского меняется, оно становится красным. Это лицо переполнено яростью ко мне, оно ненавидит меня, ведь для него я убил тридцать человек. Мужчин и женщин, быть может, даже детей, мне не хочется об этом думать, но их кровавые, обгорелые тела сами по себе возникают передо мной.
Мой отец воевал, он прошел Афганистан, и ему приходилось убивать. Часто он рассказывал мне о тех, кого ему пришлось убить, среди них были не только солдаты, но и мирные жители, возможно именно от этих историй я возненавидел любое проявление насилия. Однажды отец мне сказал:
– Есть люди, которые легко могут убивать, они «прирожденные убийцы». Убивать у них получается хорошо. Для них убийство - это как почистить зубы, в нем нет ничего особенного. Такие люди становятся солдатами, они убивают по приказам, их философия «Если я его не убью, это сделает кто-то другой». Есть люди, которые могут убить, но не с такой легкостью, как «прирожденные убийцы». Они убивают лишь из-за необходимости, чтобы выжить, например. Такие люди редко становятся солдатами, их называют «Спящими убийцами». Если спящих не будить, то и убивать им не потребуется. Философия таких людей «Ты не трогаешь меня, а я не буду трогать тебя». Но есть и третья группа людей, их меньше всего, можно сказать, что их практически нет. Они не могут убивать, не могут даже стать причиной убийства. Само осознание того, что они отняли чью-то жизнь, убьет их самих. Это «антиубийцы» их философия «Нет ничего важнее человеческой жизни».
Мой отец был «прирожденным убийцей», но я все равно его любил, он часто говорил:
– Если бы в этом мире жили только «антиубийцы», то это был бы лучший мир во Вселенной.
До этого момента я не знал, в какую группу вхожу, точно не в первую, думал, скорее всего, во вторую, но, как оказалось, я «антиубийца». Жертвы той бомбы, которых я даже не видел, стучались в мою голову. Они кричали «Впусти нас». И я не мог их не впустить. Куча обожженной кожи, почерневшая кровь, кишки, которые вылезли наружу, все это сейчас было передо мной. У меня в голове проходил марш покойников, я видел их обугленные черепа, глазницы с вытекшими глазами, а еще запах. Я не знаю, как его чувствую, но он есть. Запах мертвой плоти, запах смерти. Мне становится плохо. Я смотрю на свою руку, она побелела, а затем чувствую, как все, что сегодня я съел, подбирается к моему горлу. Меня выворачивает наружу. Мой ад - это осознание, что я причастен к смерти людей, тридцати, а может и больше. Я падаю со стула, на этот раз самостоятельно, но лучше бы меня снова ударили. Избили до полусмерти, лишь бы эти покойники покинули мою голову. Меня начинает рвать. Белая жидкость вытекает из моего рта прямо на пол в комнате допроса. Полицейские что-то говорят, но я их не слышу, я слышу лишь вой покойников у себя в голове.
Через пару минут меня прекращает рвать, только тогда я замечаю, что надо мной стоит Сергей. Добрый полицейский положил свою руку мне на плечо, будто я его друг, а не убийца.
– Ты должен нам сказать, в каких именно банках находятся бомбы, – говорит он, и я поднимаюсь, откидывая его руку со своего плеча. Я поднимаю стул и вытираю блевотину со своего подбородка, она жутко пахнет, но покойники пахнут еще хуже, и я рад, что ее запах перебивает запах у меня в голове.
– Я этого не хотел. Не хотел, чтобы погибли невиновные. Правило номер три, человеческая жизнь бесценна, – произношу я словно в бреду, но меня перебивают.
– Закрой уже свою вонючую пасть, и скажи где лежат ваши бомбы, – орет на меня Андрей, он больше не такой красный, видимо успокоился, пока я на четвереньках вызывал Эфтиандра.
– Это вам ничего не даст, – говорю я, пытаясь наконец придти в себя, но получается это плохо. – Что-то пошло не так, кто-то поменял план, или еще что. Я не знаю. Знаю лишь одно: никто не должен был пострадать, а раз погибли люди, значит лишь я смогу все остановить. Вы должны отпустить меня, пока не пострадал кто-то еще.
– Да тебя теперь ждет пожизненная камера, ни о каком освобождении и речи не может идти, ты, чертов урод. Скажи где лежат бомбы! – говорил злой полицейский, а Сергей стоял радом с ним, он молча слушал нашу перепалку и был самым спокойным в этой комнате. Полицейский под номером три куда-то ушел.
Сейчас мне хотелось упасть в собственную рвоту, хотелось застрелиться, но это вряд ли бы что-то дало, мне нужно было отсюда выбраться, а не избавлять себя от страданий:
– Они лежат во всех банках. Бомбы во всех банках Москвы, – спокойно говорю я, хотя внутри меня уже все кипит. Разбейте яйцо у меня возле сердца, и яичница будет готова уже через несколько секунд. – Вы не представляете как нас много, и как было просто это сделать. Когда нам нужен был определенный банк, мы ломали там кондиционер или какую-нибудь трубу, а когда сотрудники этого банка звали на помощь, ремонтника кондиционеров или водопроводчика, приходили мы и закладывали бомбу. Некоторые взрывчатки очень долго находились в зданиях, мы прятали их там, где ни один нормальный человек не будет искать. Если в банках нам ничего не удавалось сломать, мы просто устраивались туда на работу, среди нас было очень много умных ребят. Иногда мы клали бомбы прямо в сейфы вместе с деньгами, от которых так хотелись избавиться, – я все это рассказывал, лишь потому, что это не имело значения. – Но если вы начнете пытаться их устранять, то «Дети «Проекта Разгром» об этом узнают, потому что вы не представляете как нас много, – повторяю я, чтобы меня точно поняли. – И тогда все бомбы взорвутся разом, или одна за другой, с промежутком в одну секунду, что не важно, а важно, что теперь игра пошла не правильно, нарушено правило, и лишь я могу это остановить.
– Тогда расскажи нам, где находится ваш склад, где вы, черт бы вас побрал, собираетесь, – произнес Андрей, и краснота на его лице вернулась вновь, видимо он наконец-то осознал, всю масштабность проделанной нами работы. Но он все еще не осознал, что в данной ситуации является бессильным, не способным что-либо изменить.
– Ты не понимаешь. Никто кроме меня не сможет остановить «Детей «Проекта Разгром»». Я их предводитель, меня они послушаются, а я хочу остановить это все, – мертвецы все еще стоят передо мной, с каждой секундой они становятся все реальней, и с каждой секундой мне все больше хочется умереть.
– Послушай меня, гнида, – Андрей не успевает договорить, так как происходит нечто невероятное. Наверное, это же испытали зрители на первом кинопросмотре фильма братьев Люмьер «Прибытие поезда». Испытали нечто, что с трудом укладывалось у них в голове, нечто, что они не могли объяснить.
Злой полицейский не успевает договорить, так как добрый достает пистолет и бьет его рукояткой по голове напарника. Андрей падает на пол, потеряв сознание и равновесие.
– Вставай, уходим. У нас мало времени – говорит Сергей.