Мой Январь

Андрей Гунин
   Он много думал о смерти. Его никто не заставлял думать о ней, и уж точно никто не мешал думать о чем-либо еще, он просто думал. Возможно, в этом и сокрыт был корень всех зол, возможно, всему виной излишняя свобода. Но, как бы то ни было, ему нравилось думать о смерти. Да, именно так, он получал удовольствие от подобных мыслей. Как заядлый алкаш находит спасение  от этого мира на дне стакана, так и он спасался, закрываясь в собственных мыслях. И это был не тот случай, когда люди, не способные действовать и предпринимать решительные поступки, предавались мечтам, в которых видели себя успешными и добившимися всего, о чем только мечтали. Он думал о смерти вовсе не из-за отчаяния или страха перед будущим. Чаще всего в его голове просто рождался сюжет. Кто-то умирал, и кто-то оплакивал покойника. Эти два элемента всегда присутствовали. Нередко он представлял покойником себя самого, и именно такие мысли доставляли ему наибольшее наслаждение. Он вовсе не хотел умирать, он знал, что, когда наступит время, ему будет так же страшно, как и всем остальным. И где-то в глубине души он надеялся, что все его мысли так и останутся мыслями. И продолжал думать о смерти. Вопреки здравому смыслу.
   И, как следствие, смерть пришла. Пришла очень неожиданным для него способом. Она действовала теми же инструментами, что и он. Мысли. Вряд ли в этом мире есть что-то сильнее, чем сила простой, даже самой ничтожной мысли. Это сила, которая не подчиняется никому, даже собственному хозяину. Она способна покорять вселенные, строить мосты через бескрайние пропасти, служить проводником через самый густой туман и самую темную ночь. И даже возвращать жизнь. Потому что мысль и есть жизнь. Никто не научил его бояться собственных мыслей. Сначала пропал аппетит, затем, медленно утопая в собственноручно выращенном болоте, он потерял сон. И по мере того, как слабело тело, сила его мысли все крепла и покоряла новые вершины. Прежние незамысловатые сюжеты уступили место вдумчивым рассуждениям, а вместе с тем и глубокой зависимости от них. В какой-то момент он перестал замечать, как теряет связь с реальным миром и переносится в свой собственный, пусть не идеальный, но гораздо более наполненный смыслом, чем прежний. Его просили вернуться, но он лишь качал головой, тщетно пытаясь вспомнить имена тех, кто его окружал. Со временем память утратила свое назначение и исчезла вместе со всем, что его удерживало тут. Ему вдруг показалось, что порвались все невидимые нити, связывающие его с этим миром. Рождение, этапы становления личности, приобретенные комплексы и тайные желания. Исчезли потребности. Не было больше зависимостей, ни от денег, ни от любви, ни от самореализации. Лишь зависимость от собственных мыслей, как и прежде, терзала его. Он вдруг осознал ничтожность происходящего, но никому не мог объяснить, в чем именно она заключается. Он искренне пытался это сделать, но все вокруг только злились на него. И он злился в ответ. Он не понимал, как может человек, которого тычут носом в безразличие и пустоту собственного существования и которому показывают при этом верную дорогу, может с таким пылким рвением отвергать протянутую ему руку помощи.
   И он начал всем говорить, что устал. Всем и самому себе. Устал от всего на свете и хочет лишь, чтобы его оставили одного наедине со своими мыслями. Он понимал, что не понят обществом и понимал, что, как бы ни был уверен в обратном, он зависим от этого общества уже в силу того, что не понят им. Вместе с усталостью пришел страх. Бесконечный и вязкий, который только питался жалостью к самому себе. А именно жалости к себе у него было в избытке. Он вдруг стал бояться смерти. По-настоящему бояться, не так, как он боялся в своих мыслях. Ему стало страшно за все те годы, что прошли зря. За ту самую любовь, и забытую дружбу. За родителей, за детей. За все прекрасное, что есть в этом мире, за то, что радовало глаз. За музыку, в которой находил покой. За интересное кино, книги, увлечения. За все, что прошло мимо него. Он посмотрел вокруг и понял, что не добился ничего, кроме этих мыслей.