гл. 15. Ночное признание

Людмила Мила Михайлова
Глава 15. НОЧНОЕ ПРИЗНАНИЕ.


- Наверно, нам надо поговорить. Как ты считаешь? – это был вопрос в никуда, и я его проигнорировал.

Когда знаешь, что у соседа собака злющая, как черт из преисподней, просишь закрыть монстра в комнате, пока вы будете пить пиво и орать, болея за любимую футбольную команду. Но когда ты приходишь в гости, и тебе навстречу неожиданно вываливает огромный пес, скалящий зубы, никогда не можешь быть к этому готов.
Вот также и я сейчас чувствовал себя. Словно плыл на лодке по длинной реке, спотыкаясь на перекатах, и вдруг – хрясь! – оба весла сломались.

- Да-а-а, Мирошниченко… кто бы мог подумать, что ты на такое способен! – она стояла в халате, наброшенном на голое тело, скрестив руки на груди.
- Ты о чем? – я невозмутимо, как мне казалось, пожал плечами.
- Интересно, тебя в школе научили по чужим сумкам шарить?
- Сама виновата.
- Да? Интересно, чем же? – Дашка прислонилась к косяку спиной, продолжая наблюдать за мной насмешливо и презрительно одновременно.
- Не надо врать!
- Кто бы говорил! – рыкнула вдруг она, мгновенно превратившись из улыбчивой девочки постстуденческого возраста в разгневанную Мегеру, и подошла ко мне почти вплотную. – И что ты искал в моем паспорте?
- Подтверждение, что ты врешь, – спокойно парировал я, положил документ на стол возле компа и показал на стол с остатками вечернего пиршества. – Ну, ты хотела поговорить? Можем продолжить.

Хмыкнув, Дашка отодвинула стул, села, закинув ногу на ногу, и потянулась за пирожком.
- Давай тогда чай грей. Хотя… у нас еще шампанское оставалось. Нет, для такого разговора лучше коньяк. Тащи! – уверенно заявила она. – Кстати, можешь и чайник подогреть. Разговор, судя по всему, будет долгий.
Я невольно поднял глаза к потолку, пошарив взглядом по мебели, люстре – вспомнил о возможных камерах наблюдения. Проследив за мной, Дашка усмехнулась:
- Не бойся, я уже давно их отключила.

Это был шок! Тот самый, пронзающий от макушки до подошвы, лишающий дара речи, застилающий глаза невесть какими чувствами.
- Ты?! – выдохнул я с хрипом и сделал шаг по направлению к ней. – Ты!
- Ну, да, я. А ты думал – кто? – она смотрела насмешливо, и мне безумно захотелось вмазать по ее тупой башке вазой с хризантемами.

Дашка какое-то время наслаждалась своим триумфом надо мной, потом похлопала ладонью по столу:
- Да сядь ты уж в конце-концов!

Зыркнув на нее, я отправился на кухню за коньяком.
Потом мы долго сидели друг напротив друга, молча потягивая коньяк и перестреливаясь взглядами. Сейчас Дашка казалась абсолютно чужой. Знакомые черты стали хищными, улыбка – оскалом.

Я разглядывал ее руки с короткими ногтями – без лака, но ухоженные. Тонкие, но очень сильные пальцы выбивали нервирующую дробь по поверхности стола.
- Может, хватит? – не выдержал я.
- Может, и хватит, – почти по-доброму улыбнулась Дашка.
- Давай уже, колись, в чем проблема.
- Проблема?.. А ты еще не понял?
- Честно говоря, нет. Ты что, работаешь на Ремезова?
- Ремезова? – она на секунду задумалась. – А кто такой Ремезов?
- Ладно, хорош лапшу вешать! – я разлил коньяк и выцедил свою порцию, не почувствовав вкуса.
- При чем здесь лапша? – Дашка равнодушно пожала плечами. – Никакого Ремезова я не знаю.
- Ага, а я, типа, поверил! – кивнул я головой. – Еще скажи, что камеры в моей квартире ты по собственной воле поставила.
- Значит, так, сосед! – ее лицо стало резким. – Еще раз повторю… на всякий случай… для идиотов, которые туго соображают. Никакого Ремезова я не знаю. Это первое. И второе. Камеры поставила я. В твоей спальне.
- Зачем? – непроизвольно выдал я шедевриальный вопрос.

Она хмыкнула, залпом выпила коньяк, тыльной стороной ладони вытерла губы и посмотрела на меня долгим взглядом больного человека.
- Дурак ты, Мирошниченко! – наконец, сказала она и отвернулась.
Было в ее виде что-то странное. Чуть ссутулившиеся плечи, наклон головы, пальцы, нервно постукивающие по столу – передо мной сидел не враг. Это я почувствовал почти сразу, пропитавшись сознанием мгновенно, как лоб – испариной. Тогда кто?
- Долго молчать собираешься? – я толкнул ногой ее ступню в домашнем тапочке с помпоном.

Когда она повернула лицо, мое сердце сжалось. Из глаз большими прозрачными каплями по бледным щекам скатывались слезы. Губы не дрожали, не кривились, не издавали никаких звуков. Мне показалось, что в ушах отключили звук.

Нереальность происходящего наматывала душу на свой кулак и натягивала ее, как струну – словно проверяя на прочность.
- Эй, ты чего? – странно, но я почувствовал себя полным идиотом.
Дашка не ответила и отвернулась. Вздохнув от неизбежности предстоящего утешения, я передвинул свой стул и сел рядом с ней, обняв за плечо:
- Ладно, фигня! Забудь!..
- Не получается, – вдруг тихо ответила она.
- Что… не получается?
- Забыть не получается.
- Ну…
- Ладно, не утруждайся по этому вопросу. Сама виновата. Знала же, что ничего не выйдет.
- Ты о чем?
- Об этом! – она махнула рукой в сторону спальни.
- Так, подожди. Что-то я совсем перестал понимать.
- Дурак, что ли? – Дашка улыбнулась, я увидел это по приподнявшимся уголкам губ.
- Дурак.
- Оно и видно.
- Ну-ка посмотри на меня! – потребовал я.
Она без капризов повернула лицо. Длинные мокрые ресницы слиплись, делая ее взгляд беспомощным и милым.
- Даш…
- Ну?
Мы смотрели друг другу в глаза. Разговаривать не хотелось. Но надо.
- Зачем ты поставила скрытые камеры в моем доме?
Ее ресницы дрогнули, взгляд скользнул вниз, вбок и замер.
- Ты знаешь, что находится за стенкой твоей спальни? – удивила она меня вопросом.
- Комната, наверно.
- Правильно. Только это МОЯ комната. И как-то давно мне стало интересно – почему так кричат девчонки, которых ты приводил к себе? Правда, вы всегда выключали в спальне свет, и в темноте было плохо видно. Но смысл происходящего понятен.
- Ты что… – я мгновенно взмок.
- Наблюдала за тем, как ты... развлекаешься с другими? – равнодушно закончила за меня Дашка. – Да.

Я вскочил и заходил по комнате из угла в угол.
- Да как тебе такое в голову могло придти?! Идиотка! Дура! Нет, ну это надо же было додуматься!
- Да, я идиотка и дура. Только ты сильно-то не ори! Сам не святой.
- Кто бы говорил! Да за такие вещи тебя выдрать бы ремнем, чтоб неделю сесть не могла.
- Дурак ты, Мирошниченко! – хмыкнула она. – Да я уже давно сама себя наказала. Каждый раз, когда ты трахал очередную девку, я там, за стенкой, пыталась выдавить из ушей эти крики! Понял? Понял, дурак недоделанный?!
- Не понял, – опешил я и сел на стул рядом с Дашкой.
- Я так и знала, что ты – идиот, хоть и старше меня на 6 лет.
- Ну, так просвети.
- А чего тебя просвещать, если ты сам не допетрил до сих пор?
- Ага! Типа, ты одна умная такая образовалась на мою голову. Ты это хочешь сказать?
- Не это.
- Тогда что? Что? Ну, давай, говори! Давай! Жги, соседка!
- Нет, ты все-таки полный идиот, Мирошниченко.
- Пусть я идиот. Только я, в отличие от тебя, в чужих квартирах скрытых камер не устанавливаю!
- И что?
- Ничего! Так что еще не известно, кто из нас дурнее!
- Ты! – безапелляционно выдала Дашка и посмотрела на меня раздраженно, почти злобно. – Потому что я знала, что ты меня не любишь, а ты не знал, что я люблю тебя.

До меня не сразу дошел смысл сказанного. Он накатывал откуда-то снизу, со стоп, поднимаясь по ногам, озаботив мелкой противной дрожью все тело.
- Что? – переспросил я на всякий случай, надеясь, что ослышался.
- Ничего! – Дашка отвернулась.
- Подожди, ты сейчас что сказала?
Она вздохнула, повернула ко мне голову и почти равнодушно, как давно пережитое, выдохнула:
- Да люблю я тебя, идиота. И всегда любила.

Мне казалось – мое тело повисло в пустоте. Откуда-то из глубины мозга нарастал противный звук, похожий на звон. Он заполнял собой все вокруг, раздирая каждую клеточку души и тела. Я даже потряс головой в надежде от него избавиться. Тщетно.

Бросив на меня косой взгляд, Дашка поднялась и направилась к входной двери.
- Эй! – опомнился я и вскочил, звон мгновенно оборвался. – Ты это куда собралась?
- Домой, – не оборачиваясь, кинула она через плечо.
- Это с какой стати?
- С такой! Я не собираюсь жить с полным идиотом!

Я догнал ее в два прыжка, вцепился в плечи, с силой развернул к себе. Она резко дернулась и влепила  мне пощечину, от которой в голове все зазвенело. Затем вторую, третью.
- Ты! – вырываясь, шипела она, как дикая кошка, и я с трудом сдерживал ее руки. – Ты! Думаешь, ты мне нужен?! Ты мне нафиг не нужен! Идиот! Кобелина проклятый! Пусти! Пусти меня! Да пошел ты…

Она так яростно отбивалась, словно ненавидела меня. И если бы в глазах не сверкали безумные молнии отчаянной надежды, я бы ее отпустил. Оставалось только одно средство утихомирить разбушевавшуюся фурию.

Я схватил Дашку за волосы, запрокинул ее голову и впился губами в пылающие губы. Она продолжала дергаться, как выброшенная на берег рыбина, сначала отчаянно, затем обреченно. Короткий вымученный стон, бессильно повисшие руки... Я видел, как с ее лица соскользнула маска Мегеры, острые черты сгладились, опустились веки с длинными ресницами. И вдруг понял. Если сейчас она уйдет, я сдохну.
- Ты можешь думать обо мне все, что угодно, – мои губы на миг оторвались от ее губ, – но я не такой идиот, чтобы тебя отпустить…

Мы, как два придурка, шептали друг другу какие-то слова. Ее руки ласкали меня, мои – ее. От безумства действий халат на теле девушки распахнулся, открывая небольшие упругие груди. И меня накрыла волна нежной страсти, чуть позже – страстного желания.

То, что со мной творилось, вряд ли можно описать словами – их еще не придумали! Я умирал и возрождался, брал и отдавал столько раз, сколько она хотела. Я выпивал душу той, что была сегодня со мной, как вампир – кровь своей жертвы… и дарил свое сердце, понимая, что это навсегда. И только потом, когда мы засыпали на смятых и скомканных простынях, сообразил – впервые за многие годы я не использовал презерватив. В другое время это бы меня сильно напрягло. Но сейчас мне было по барабану. Я чувствовал себя… наверно, так чувствуют себя люди, когда они любят. Наверно… Не знаю.



Выходные пролетели стремительно. В субботу мы с Дашкой вылезали из кровати только чтобы перекусить, покормить Марту, благоразумно покинувшую нашу спальню и весь день дремавшую на диване. Но было что-то еще. Пока Дашка готовила обед, я упивался ее видом, сидя на кухне и болтая ногами, как хулиганистый шкет.

Она то и дело бросала на меня лукавые взгляды, а моя душа нежилась в объятиях странных, не известных ранее чувств. Хотелось носить эту пигалицу в переднике на руках, шептать ласковые слова, вдыхать аромат ее божественных волос… и трогать. Везде. Всюду.

Мне нравились ее глаза – проникновенные, лучистые, почти зеленые, особенно в те моменты, когда в них разгоралась страсть.
Мне нравилась ее кожа – чистая, напоминающая своим легким пушком спелый, сочный персик.
Мне нравились ее губы – чувственные, припухшие от моих поцелуев, но всегда готовые улыбнуться.
Мне нравились ее волосы – дивные, потрясающе пахнущие чем-то, до боли знакомым с детства.
Мне нравились ее плечи… колени… бедра…
И особенно мне нравились ее груди. Это были соблазнительные груди юной девушки, а не залапанное, оттянувшееся вымя похотливой шлюхи.

Я любовался Дашкой так открыто, что она смущалась. Ее щеки становились розовыми, взгляд прятался за опущенными ресницами, и моя душа в очередной раз пела, заводя сердце дивной мелодикой на учащенный стук.

Мысленно я срывал с Дашки одежду, бросал гибкое тело на кровать и наваливался, проникая в нее снова и снова.

Но в это время ловкие девичьи руки всего лишь умело стругали картошки, морковки и прочие штуки. И только глаза, игривые, возбуждающие, признавались – она знала, что я ее хочу! И хотела меня. 

Я был так увлечен новыми ощущениями, что даже не заметил, как Дашка подкралась ко мне сбоку, прыгнула мне на колени, скидывая свой дурацкий халат, опутала своими волосами мою шею, впилась губами в мои губы.

Это был потрясающий и неожиданный секс – стремительный, яркий, умопомрачительно-фееричный, вылизывающий душу до чистоты первого снега. Мне впервые хотелось орать во всю глотку. Не важно что! Не важно как! Просто орать от переполнявших меня эмоций.
И Дашка это понимала. Она с едва заметной улыбкой целовала мои губы и что-то шептала. Проводила тонкими пальчиками по моим бровям и снова улыбалась.
И набрасывалась. И покорялась, уставая властвовать.

Я забыл обо всем в этом мире. И бредил в короткой дреме после очередного соития. И шептал ее имя. Снова и снова.
Я пропитывался ею, она – мною. Наши души разлетались где-то в небесах экстаза и нежности, чтобы через мгновение слиться в единое существо под названием любовь.
И я понял, что это такое.
И почему-то безумно защипало глаза, а изображение стало расплывчатым.
И мысль, что может быть по-другому, была ужасна.


Воскресное утро разбудило меня телефонным звонком. С трудом разлепив глаза, я поднес мобильник к уху, выдав многозначительное:
- Да-а?
- Спишь, брательяно?
- Привет! Уже вернулся?
- Не, а ты думал, я там полжизни проведу? – усмехнулся Толик.
- Мог бы попозже позвонить.
- Ни хрена! Я не сплю, и тебе не хрен дрыхнуть! Уже полдень скоро, между прочим.
- Отвали!
- Ладно, отвалю. Только хотел предложить сегодня в кабак сходить. Отметить, так сказать, завершение моей командировки. И твоей, кстати, тоже.
- Не, не греет.
- Да подожди! Я имею в виду… не нам с тобой вдвоем. Я возьму Светку, ты – свою соседку.
- Слушай, не знаю. Надо подумать.
- Ну, так думай.
- Что там в Уфе? – я с неохотой вылез из кровати и направился на кухню.
- Да нормально там все. У Лехи Торопова жена на сохранении лежала, он к ней в больницу каждый божий день мотался, вот дела-то и подзапустил. Недавно папашей стал.
- Ну и дальше что?
- Наладится у них все. Команда встряхнулась, да и Лехе сейчас выгодно больше денег зарабатывать. Так что, не боись, прорвемся.
- Ладно, посмотрим.
- Что у тебя в Москве?
- Жопа в Москве. Кутепов зарвался до беспредела. Я уже доложился шефу.
- Понятно. А в остальном… как? Ну… я имею в виду…. некоторые события твоей жизни.
- Хрень полная! – я потер глаза, поежился. – Ладно, не по телефону. Давай я тебя позже наберу. Кстати, Светка-то твоя как?
- Слушай, не понимаю. Вроде, тянется ко мне. Я вчера приехал, сразу к ней. То да се, нормально было, но как дело дошло… ну… до этого самого, так она в кусты. На сегодняшний вечер вся надежда. Я потому тебе и позвонил. Думаю, может, она в компании как-то… расслабится?
- Ясно! Ладно, постараюсь помочь другу. Только давай так… по-простому, без вечерних комбинезонов.
- Договорились! – засмеялся Толик.

Дашка отнеслась с пониманием и на кабак согласилась, хотя на лице удовольствия написано не было. Она едва коснулась тушью ресниц, забрала волосы в высокий хвост и посмотрела на меня с ехидной улыбкой:
- Сойдет?
- Ты очень красивая!
- Подлизываешься?
- Угу!
- С чего это?
- Сам не знаю!
- Ну-ну! – усмехнулась она и возмутилась. – И долго ты будешь собираться? Его там друг ждет, а он тут никак штаны не напялит.
- А, может, мне что-то мешает! – я двусмысленно подмигнул, скосив глаза на ширинку.
Дашка смутилась, порозовев и став от этого хорошенькой. Ее блестящие глаза манили, губы звали целоваться, но гордо вскинутая голова и прямая спина намекали, что если это все и будет, то гораздо позже.

Толик со Светкой ждали нас в кабаке. Девчонки быстро нашли общий язык, о чем-то вполголоса переговаривались и озорно хохотали, бросая на нас кокетливые взгляды. Толик совсем растекся и сейчас напоминал ухаживающего мартовского кота. Он включил на все сьл процентов свое обаяние, веселил байками даже соседний столик, и я заметил, как глаза Светки стали влажными. Думаю, еще немного, и она согласится на ночь с ним.

Пока девчонки пили кофе, Толик тихо спросил:
- Ну, что за фигня у тебя происходит?
- Слушай, сам не пойму. Помнишь, я тебе рассказывал, что Верещагина в прошлом году убили, а я на самом деле встречался с Леоновым?
- Помню. Кодовое имя – Игорь Белогудов. Так?
- Так. И вот такая хрень тут случилась. Я ехал в Москву, увидел заметку в ленте происшествий.
- Стоп! Только не говори, что его тоже убили! – махнул рукой Толик и поубавил голос.
- ДТП на Московском шоссе. Сам понимаешь – со смертельным исходом.
- Елы-палы!!! Не может быть!
- Но вот оно есть. Причем, его бывшие коллеги не верят, что Леонов – опытный водила – мог не справиться с управлением и протаранить грузовик. И еще, кстати, проскользнула версия о том, что Леонов снова занялся журналистским расследованием.
- Да-а, ну и дела! Получается, что теперь придется ситуацию разруливать самим?
- Что значит «самим»? Это мое дело, и нечего встревать. Тебе своих проблем, что ли, мало?
- Значит, так! Думать и действовать будем вместе. Понял? И не вздумай дурака валять!
- Какого? – прикинулся я овцой.
- Такого! Один в поле не воин. Сам знаешь. Нет, тут надо подумать крепко.
- Да чего думать? Леонов как-то упомянул, что есть у него на примете одно издание… не знаю, правда, какое, но, он сказал – серьезное. Так что надо попробовать поискать его коллег. Может, кто из них подскажет, кому такой материал будет интересен.
- Логично… А что там с теленком?
- С каким теленком? – не понял я.
- Ну… помнишь… стих про теленка, который твой отец написал?
- Японахрень! Я про него совсем забыл!
- Есть мыслишки на этот счет?
- Пока нету.
- Думай, брательяно, думай. Вдруг там золото-брильянты или вообще сокровища партии спрятаны?
- Иди к черту!
- Ладно, давай завтра за обедом прикинем, что к чему… Так, я смотрю, твоя Дашка уже на часы посматривает.
- Верно! Пора по домам.
- Как думаешь, Светка меня опять продинамит?
- Не знаю. Сильно не дави – ты не паровоз. Может, и даст.
- Твои слова да богу в уши!

Девчонки тепло попрощались, обнявшись и чмокнувшись, как лучшие подружки, и мы разошлись в разные стороны. Судя по траектории движения, Толик повел Светку к себе домой. Ну все, копец полный – уже и с родителями решил ее познакомить. Однако обернувшись в очередной раз, я увидел, как парочка перешла на другую сторону улицы и двигается куда-то во дворы. Если не ошибаюсь, в одном из домов-новостроек жила Светка. Похоже, сегодня Толику обломится и любовь, и ласка, и долгожданный секс. Интересно, а мне?

Кинув взгляд на Дашку, порозовел от удовольствия – она то и дело прижималась ко мне, красноречиво вздыхала и в лифте, расстегнув свою куцую курточку, позволила моим рукам забраться под ее джемпер, чтобы насладиться напряженными сосками упругих грудей. Мне хотелось прижаться к ним губами, покатать языком, но двери распахнулись, приглашая в уютное гнездышко влюбленного идиота.

Я набросился на нее сразу, еще в коридоре. Мысли закончились за порогом, вместе со щелчком дверного замка. Дикое желание скрутило пах в такие тиски, что я едва не задыхался, сбрасывая одежду прямо на пол.
- Подожди… – Дашка, смеясь, уклонялась от моих назойливых жадных губ.
- Не могу! – выдохнул я. – Иди ко мне!

Беспредел безумного секса продолжался до тех пор, пока у нас оставались хоть какие-то силы на познание друг друга.
- Хочешь чаю? – спросила Дашка, с трудом разлепляя ресницы.
- Неа. А ты?
- И я неа.
- А зачем тогда спросила?
- Ну, а вдруг ты хотел чаю и стеснялся об этом сказать!
- Я стеснялся?
- Угу.
- Может, это ты хотела чаю и стеснялась об этом сказать, а?

Этот безумный лепет продолжался до тех пор, пока я не протянул ей пакет с соком.
- Ой! – воскликнула Дашка, найдя силы сесть и припасть губами к божественной влаге. – М-м-м! Господи, а я, оказывается, пить хотела! Представляешь?
- Да ты что? – улыбаясь, я смотрел на изгиб ее позвоночника, освещенный светом бра над кроватью.
- Ага! Я только сейчас поняла, как хотела пить! Спасибо, что не дал помереть хорошему человеку!
- Это ты у нас хороший человек?
- А разве нет?
- Ну, не знаю… – я закинул руки за голову и наслаждался видом упругих грудей.
- Ах, ты не зна-а-аешь? – Дашка развернулась и протянула ко мне хищно согнутые пальцы. – Вот я тебя!..

Долгие минуты сладких поцелуев и потрясающих прикосновений ее сосков к моей разгоряченной коже привели к ожидаемому результату.
- Ой! – воскликнула Дашка, изумленно посмотрев, на что наткнулась ее теплая ладошка.

И снова любовно-постельный беспредел уносил нас в упоительный мир экстаза.

Рухнув в полнейшем изнеможении на подушку, Даша закрыла глаза и глубоко вздохнула. Удобно устроившись на моем плече, она чуть повернула ко мне лицо и тихо спросила:
- А кто такой Эльф?


(ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2012/01/20/2 )