«Заведение для маргиналов» - вот, как стоило бы назвать этот прокуренный бар с тусклым светом круглых настенных ламп и загаженным туалетом. А вовсе не «Танцующий барон». Ни одна из уважающих себя особ голубых кровей из-за банальной брезгливости сюда бы даже не вошла, не говоря уже о том, чтобы потанцевать или пропустить бокал-другой дешёвого пойла, названного в меню полусухим вином. Менеджер суетился с колонками, но всё было бесполезно – звук не появлялся, а потому посетители напивались без музыкального сопровождения. Редкое покашливание, чуть более частые взрывы пьяного смеха и непрерывный гул, свитый из десятков голосов – вот под какую музыку я пытался забыться в ту ночь.
После второго бокала «Отвёртки» я почувствовал себя немного веселее, если можно так назвать улучшение состояния общей подавленности. Сизый дым сплошной пеленой стоял перед глазами, нос привык к затхлому воздуху, дыму и мешанине запахов разной степени отвратности, и я сосредоточился на молчаливом спаивании себя любимого. Конечно, грамотнее было бы истратить последние деньги на водку, но при одном её виде желудок поднимался к гландам и я с трудом сдерживал рвотные позывы. А с апельсиновым соком всё было не так уж и плохо.
Я пил уже четвёртую ночь. Последние три – именно здесь, в «Танцующем бароне». Располагался бар в цокольном помещении соседнего с моим дома, дешёвые цены соответствовали качеству напитков – вполне приемлемо для человека в моём положении. Днём я отсыпался, прерываясь только на то, чтобы утолить жажду водой из-под крана. Планов не было никаких и смущало лишь то, что завтра будет не на что пить.
Я не искал компании, компания нашла меня сама.
Он сполз со стула около барной стойки и направился в мою сторону. Толстый коротышка с кривыми ножками и сверкающей в свете ламп лысиной. Улыбаясь, подошёл к моему столику и елейным голоском вопросил:
- Могу я присесть?
Я безразлично пожал плечами. Коротышка расценил мой жест, как согласие, и уселся напротив. Поёрзав, он устроился поудобнее, вынул из кармана пиджака медный портсигар и нарочито резво повертел его в руках, явно привлекая моё внимание.
Тихо, слегка похрипывая, заиграла джазовая мелодия. Менеджер горделиво осмотрел зал, наслаждаясь пьяными улыбками довольных клиентов.
- Курите? – спросил коротышка.
Он, словно свинка, то и дело зыркал маленькими чёрными глазками по сторонам. Казалось, что они живут самостоятельной жизнью.
- Курю, но у меня свои, - сказал я, постучав пальцем по пачке, лежащей на столе.
Он усмехнулся.
- Знаете, я могу со стопроцентной точностью сказать, о чём вы сейчас думаете.
Я вопросительно вскинул брови и внимательно посмотрел на него.
- Мало того, что в кармане нет денег и ночка выдалась поганой, так ещё этот низкорослый толстячок чего-то от меня хочет. Угадал?
Тоже мне «удивил». Эта стопроцентная точность напрашивалась сама собой, достаточно было оглядеть мой помятый вид и понять, что я пью тут один.
- Переходите к делу, если оно у вас есть.
- Есть, - сказал он, закуривая. – Собственно говоря, я хочу предложить вам сделку.
- Какого рода?
- Помогу забыть вашу подругу, что сейчас сладостно стонет в объятиях другого мужчины и подарю счастье. Впрочем, "подарю" не совсем верное определение. Просто я способен сделать вас счастливым. Да что там вас, любого человека.
Только психа мне сегодня не хватало. Даже спокойно налакаться в этом вонючем баре не дали. Я поискал глазами охранника. Он с каменным лицом недвижимо стоял возле входа – чистый истукан.
- Нет-нет, я не шизофреник, господин Смычков.
Становится всё интереснее и интереснее. Этот уродец знает мою фамилию.
- Мысли читаете? – не скрывая издёвки, поинтересовался я.
- Бредовое выражение, - скривился коротышка. – Мысли – это чувственные образы, их нельзя читать. Чувствовать – да. Или вы полагаете, что они лишь те образы, что вы мысленно облекаете в слова?
Нет, он явно не в порядке. И я как-то очень уж быстро начал уставать от его присутствия рядом.
-Послушайте, - сказал я, - Шли бы вы подобру-поздорову. Свободных столиков полно.
- Фи, как грубо, - ухмыльнувшись, сказал он. – А ещё интеллигентный человек… О темпора, о морэс… Знали бы вы кто я, не торопились бы посылать.
Я допил остатки коктейля и равнодушно спросил:
- Ну и кто вы?
Он гаденько улыбнулся.
- А вы не испугаетесь?
- Идиотский вопрос.
- Ну, так что - сказать?
- Валяйте.
- Сатана, - гордо сказал он и расплылся в довольной улыбке.
Я выпятил нижнюю губу и закивал головой. Пора звать охранника. Пускай проводит его на выход. А псих он или просто перебрал – пускай сами разбираются.
- Неа, не надо его звать.
- Кого?
- Охранника.
Сказав это, он выпустил пару дымных колечек, полюбовался на них и почесал ухо.
- Знаете, в отличие от всего сонма ваших единых богов, я спокойненько представляю доказательства по первому требованию. Но, как вы наверняка понимаете, у всего есть своя цена.
Я привстал, подняв руку.
Коротышка зацокал языком и усмехнулся.
Не обращая на него внимания, я махнул охраннику. Тот, заметив жест и не меняя выражения лица, направился в нашу сторону.
- Какие-то проблемы? – поинтересовался он, подойдя и убрав руки за спину.
- Ага, - ответил я, глядя на коротышку, – Вот этот господин, похоже, ищет неприятностей. Так вот, я могу их ему обеспечить, но у меня нет желания после коротать ночь где-нибудь на улице, а то и в обезьяннике, потому как после драки я не смогу доказать, что трезв.
- Попроще скажите, - не меняя выражения лица, попросил охранник.
Я шумно вздохнул, наблюдая, как коротышка невозмутимо закидывает ногу на ногу и скрещивает на груди руки.
- Вот этот господин, которого я знать не знаю, мешает мне наслаждаться уютной атмосферой вашего замечательного заведения. Так понятнее?
- Да.
- Ну и?
- Но я не понял проблемы.
Коротышка лыбился во всю ширь своей кругленькой физиономии, так был доволен нашим идиотским диалогом.
- Вы издеваетесь? – спросил я.
- Не понял проблемы.
- Проблема в том, - принялся я растолковывать очередному придурку, - Что этот чудак на букву «М» сел за мой столик и несёт пургу, мешая мне наслаждаться выпивкой. Так понятнее?
- О`кей, я сейчас скажу ей, - кивнув, сказал охранник.
- Кому «ей»? – не понял я. - Что «скажете»?
- Маше, официантке. Чтобы повторила. Сейчас она вам всё принесёт, не переживайте.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и ушёл.
- Довольны? – поинтересовался коротышка с отвратительной слюнявой улыбочкой. – Кстати, драться со мной не нужно, я не переношу насилия в свой адрес.
Он расхохотался, словно сказал что-то смешное.
- Ладно, - устало произнёс я, - Что вы от меня хотите?
- Вот это другой разговор, - произнёс коротышка, попыхивая сигаретой. – Так вы согласны на сделку? Или сначала доказательства?
- Второе.
Пускай облажается и отцепится от меня, наконец.
К столику с подносом на вытянутой ладони подошла дородная официантка Маша, обладательница засаленого и, наверняка, дурно пахнущего, фартука. Составив на стол бокал «Отвёртки», с невозмутимым видом удалилась.
Коротышка раздавил сигарету в пепельнице, провёл ладошкой по лысине и сказал:
- Выберите местность.
- Не понял.
- Лес, горы, море, озёра, ох, не знаю, пустыню, если хотите, степь, прерию, льды. Любую.
- Ну, лес.
В то же мгновение бар исчез. Столик располагался посреди изумрудной поляны, вместо потолка над головой синело безоблачное небо, тихая джазовая мелодия превратилась в птичьи голоса, а затхлый прокуренный воздух сменился свежей прохладой. Я невольно поморгал, щурясь от солнечного света.
- Вуаля, - раскинув руки в стороны, сказал коротышка.
- Неплохо, - оценил я и поджал губы.
- Вон там, за дубравой, речушка, - не поворачивая головы, он показал большим пальцем себе за спину. – Если желаете – можете искупаться, водичка приятная, чистая, двадцать четыре градуса по Цельсию. Это я к тому, что всё вполне себе настоящее.
- Нет, спасибо, я достаточно удивлён, - сказал я, сглотнув.
В момент мы снова оказались в баре.
- Как вы понимаете, я не благотворитель. У всего есть своя цена.
Я покачал головой.
- У меня нет денег. Последнее пропил.
- Мне не нужны ваши деньги.
- А что вам нужно? Моя душа? – усмехнувшись, спросил я.
Коротышка ничего не ответил, лишь снова расхохотался, тряся щёчками.
- Ну, так что, - спросил он, успокоившись, - Хотите стать счастливым? Прямо сейчас?
- Послушайте, - со вздохом сказал я, - Уж не знаю, с чего вы подошли ко мне, но могу сказать точно, что я не верю в подобную чушь. Если вы что-то продаёте, повторяю – у меня закончились деньги…
- Нет-нет, - поспешно перебил он, - Это не я продаю, не я. Я наоборот – предлагаю. Кстати...
Коротышка хищно схватил бокал с «отвёткой» и залпом выпил. После чего заявил:
- Плата за доказательства.
- Послушайте…
- Господин Смычков Алексей Иванович, послушайте-ка лучше вы меня, - перебил меня коротышка, - А то я так понимаю, что пока недостаточно убедителен.
Мда. Я мог поклясться, что видел его впервые в жизни. Я откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.
- Слушаю.
- Понимаете, я иногда помогаю людям. Но не просто так. Мне-то вы не молитесь, выпрашивая подарки ко Дню Рождения, лояльность боссов и скидки на костюмчики, нет, я сам инициатор. Ну, просто я значительно честнее и добрее вашего этого... Ну да неважно. В общем, я вот заинтересовался вашим бедственным положением и посочувствовал вам. Ну как же – неоценённый художник, талантливый портретист, вынужденный торговать картинами на Арбате, стоять там, в холод и дождь, наблюдая, как зеваки тычут пальцами в полотна, а после уходят, так ничего и не купив. Бедняжка, право слово. А с женщиной вашей какая вышла оказия! Ах, ах! Конечно, - вы просто ничего не могли ей предложить, кроме любви в шалашике, само собой разумеется, а она, узнав правду о вашем положении, предпочла уйти к продюсеру, клипмейкеру и просто заносчивому мерзавцу, который наверняка выкинет её на улицу, когда она ему надоест, не так ли? Зачем ей бедный художник, считающий каждую монету? Вы же не мужчина в её понимании. Так, приключение, очередной красивый романчик в её богатой биографии, не более того. Конечно, я мог бы поинтересоваться у вас, зачем вы истратили все свои сбережения на эту бездарную смазливую актриску, но уверяю, я знаю ответ. Ботва-морковь. Это так трогательно, я очень переживал за вас. И, - он сделал многозначительную паузу, - в конце концов, решил вам помочь. Из чувства благородства и уважения к гению русского изобразительного искусства. Кстати, знаете такую песню: «Миллион, миллион, миллион алых ро-о-оз, из окна, из окна, из окна видишь ты-ы», - пел он довольно сносно, - Так вот, это ну прям про вас.
Коротышка издевался, не иначе. Но меня беспокоило другое. Откуда он мог всё это знать? Шпионил за мной? С другой стороны, он же не далее нескольких минут назад продемонстрировал мне фиг знает что, перенеся на лесную поляну. Либо он неплохой гипнотизёр, либо…
- Либо я просто вам не вру, - произнёс коротышка, подавшись в мою сторону. - Ну, почти не вру. Знаете, конечно, что тот, кто называет себя кристально честным, в тот самый момент и лжёт? Вот-вот.
- Ладно, - сказал я, - Допустим, вы тот, за кого себя выдаёте…
- Что, даже спрашивать про родинки и всякие воспоминания из детства не будете? – перебил он, почёсывая другое ухо, – Ну… Какой вы, однако, доверчивый. Как ребёнок, право слово.
Этим он меня смутил. Я совсем запутался. Намекает на розыгрыш?
- Да перестаньте! – воскликнул он. - Какой там розыгрыш! Всё взаправду. Только вот я уже привык, что даже после пары-тройки чудес-доказательств, от меня требуют досконального знания биографии и прочей лабуды, аля «как звали кота моей прабабки по отцовской линии». А тут такая доверчивость… Я даже растрогался, - он вытер мизинцем уголок глаза и издевательски всхлипнул.
Затем игриво добавил: - Кстати, если вам удобнее не озвучивать чувственные образы, не озвучивайте, я не настаиваю.
Достав из портсигара сигарету, коротышка снова закурил. Затянувшись поглубже, поочерёдно выпустил несколько дымных букв - С, Ч, А, С, Т, Ь, Е.
- Быстро растаяли, - смущённо констатировал он. – Давно не тренировался.
- Что вы под этим подразумеваете, ну, под счастьем? Локальную амнезию на тему моей… простите, уже не моей женщины?
Он помотал головой, засверкав лысиной.
- Нет-нет, я по-дра-зу-ме-ва-ю и-ме-нно сча-стье. Ну, такое, знаете ли, - он покрутил пальцем в воздухе - Полное. Вы когда-нибудь бывали полностью счастливым? Впрочем, - он осклабился, - Конечно же, нет. Уж чем-чем, а счастьицем-то вас и не наградили. Ах, ах, печалька. Так, ловите его иногда, на какое-то мгновение, а потом, тоскливо вздыхая, вспоминаете.
- Так что взамен?
- Сущий пустячок-с.
- А именно?
- Отсутствие второго желания.
- Не понимаю.
- Да просто всё. Я вам предоставляю счастье, а вы меня больше ни о чём не просите. Впрочем, можете просить, конечно, но безрезультатно. Я, знаете ли, - он похлопал себя по круглому животу, - Единоразовый благодетель.
- И в чём подвох? – не понял я.
- А нет никакого подвоха.
Он, сделал затяжку, выпустил дымную фразу «В,С,Ё, П,О, Ч,Е,С,Н,О,К,У», пожевал толстыми губами и затушил окурок.
- Знаете, - сказал я, - Вы очень убедительны, но, наверное, всё-таки не нужно.
- Перестаньте, - скривился он. – Вы же не пробовали. Уверяю вас, вмиг забудете свою актрисульку. Причём, - он многозначительно поднял толстенький указательный палец вверх, - Тут с гарантией. Она вообще перестанет вас интересовать, просто останется приятным воспоминанием. Сравняете, так сказать, с ней счёт. Ну, так что, согласны? Я вам избавление от зависимости и счастье, а вы просто больше меня ни о чём не попросите. Договорились?
Я вскинул брови.
- Вообще-то, я изначально ни о чём вас не просил.
- Да это такой речевой оборотец, только и всего. Так, мелкая бюрократическая препона. Свобода выбора, все дела. Нужно, чтобы попросили. Точнее, просто вот тут…
Он умолк, доставая из невесть откуда взявшегося портфельчика папку с моей фамилией на обложке. Раскрыв её и вынув лист бумаги, продолжил:
- Вот тут закорючку поставьте и всё. Этого вполне достаточно.
Он положил лист передо мной, и я прочёл:
«Я, раб того, которого всуе упоминать даже не хочется, с земным именем Смычков Алексей Иванович, тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года рождения по григорианскому календарю, хочу, чтобы Вы, уважаемый Мефичка, предоставили мне полное счастье, которое поможет мне позабыть похотливую мерзавку, что продала меня за 30 серебренников со всеми потрохами. Взамен обязуюсь не донимать Вас всякой ерундой, после исполнения моего желания.
Осознаю, что исполнения второго желания не будет, а потому возлагаю всю ответственность за исполнение первого желания на свои костлявые плечики».
- Число и подпись, - проворковал коротышка.
- Кровью?
Коротышка посмотрел на меня, как на идиота, а затем любезно протянул мне шариковую ручку, увенчанную пиратским черепом.
- Гелевая, - сказал он, - Не бойтесь, не кусается. Ручная.
Я достал сигарету из пачки и закурил, изучая лист. Повертев его и убедившись, что мелких букв на нём не имеется, на обороте ничего не написано и на свет ничего не просвечивает, снова положил перед собой.
Коротышка поёрзал на стуле, суетливо взглянул на наручные часы и воскликнул:
- Ну что вы тянете кота за хвост?! Подписывайте давайте, у меня вы не один такой несчастный!
Я затушил окурок и размашисто расписался, не забыв про дату.
- Замечательно! – возрадовался коротышка. – Поздравляю вас!
Он вскочил, вложил лист в папку, захлопнул её и убрал в портфельчик. После чего схватил мою руку и принялся трясти. Я не успел ничего сказать, как в глазах всё поплыло, а затем и вовсе потемнело.
В себя я пришёл посреди зелёной долины, окружённой холмами с одной стороны и озёрами с другой. Повсюду росли разнообразные цветы, над головой кричали птицы, а свежий ветер целовал мне щёки и трепал рубашку.
Не успел я повнимательнее рассмотреть место, в котором очутился, как меня словно накрыло новым, ярким, мощным, сбивающим с ног, чувством.
Это был настоящий эмоциональный оргазм. Каждый мой нерв запел о любви, каждая клеточка кожи занежилась в чувственной ласке, потрясая доселе неведанными возможностями обострённого восприятия.
Словно ветер подхватил меня на невидимые руки и принялся плавно покачивать на волнах блаженства, очаровывая чудесной музыкой и палитрой потрясающих ароматов. В одно мгновение я органично влился в шёпот диких трав, превратился в танец журавлей на фоне рыжего заката, сверкающего в зеркальной озёрной глади, стал нежным взглядом матери, впервые узревшей своего младенца.
Я стал морским бризом, что гладит тёплое побережье, вобрал в себя всю зелень сочной цветущей долины, всю синеву лазурного неба, всю белизну облачной пены, превратился в запах цветущего миндаля. С головой погрузился в пучину древнего океана, тут же, широко раскинув руки, взлетел в космос, обогнул галактику в стремительном полёте меж звёзд и, вернувшись на Землю, эхом отразился в горном ущелье, растворившись в свежести вечернего ветра.
И тут, не теряя ощущения неземного счастья, счастья совершенно беспричинного, заполонившего меня целиком, я ощутил её.
Зрение подарило мне безусловную, истинную, безоговорочную красоту грациозной женщины, что спускалась с зелёного холма, ступая босыми ногами по усеянной мелкими камушками козьей тропе.
Обоняние вмиг насытило меня ароматом утренней росы на спелых апельсиновых листьях, словно пустой сосуд, заполонило меня запахами орхидей и растворило тонкую человеческую оболочку.
Слух усладили звуки божественной акустики исполняющей неведомый шедевр с переливающимся в унисон ему птичьим многоголосьем и горячим шёпотом сотен стонущих от наслаждения женщин.
Осязание наградило нежностью морской волны, ласкающей тело касаниями бархатистых крыльев тропических бабочек и лёгкостью пушистых одуванчиковых шапок.
Вкус даровал мне манговые поцелуи прелестных нимф, прохладные и сладкие, точно сливочное мороженое, дерзкие, словно взмахи ресниц юной бунтарки и сочные, как сердцевинная мякоть спелой дыни.
И было ещё что-то, полагаю, то самое пресловутое шестое чувство, что наградило меня интуитивным предвкушением неземного блаженства.
Я умер и заново родился, испарился и конденсировался, выпав каплями весеннего дождя на спящий ночной город, узрел бесконечность Вселенной и замер, слушая тишину долей секунд.
С каждым шагом этой женщины чувства играли мной, как ветер её волосами, искрились, точно новогодние фейерверки, награждали меня приливами и отливами разнообразных потрясающих эмоций и заставляли считать себя богом.
Я стал абсолютно свободным, независимым от памяти и прежнего опыта, погрузился в нирвану, отринув страсти, желания и печали.
Словно наблюдая снятый рапидом кинофильм, я наслаждался её походкой, плавной и утончённой, её мягкой искренней улыбкой, не желая вообще ничего. Абсолютно ничего. Ибо всё, о чём я когда-либо мечтал, начиная с самого момента рождения, я получил в один миг в чистейшем, выкристаллизованном виде.
Она подошла ко мне и протянула обнажённую руку к моей небритой щеке. Подушечками длинных, тонких пальцев коснулась моих губ, и я метеором обогнул Землю, увидев всё многообразие жизни на ней, включая мельчайших микроорганизмов.
Затем я потерял сознание. И это тоже было безумно приятно.
Когда я очнулся, солнце уже коснулось горизонта, нарисовав на озёрной ряби малиновый след с брызгами розового шампанского. Я полулежал на тёплой траве, прислонившись к стволу оливы, и наблюдал за птичьей стайкой, чёрными галочками пересекающими рыжий ореол закатного солнца. Лёгкий ветер нежно трепал листья над моей головой, шумел в кроне, а тело моё наполнило чувство приятной расслабленности.
Некоторое время я созерцал красоту этого чудесного места, слушая пение ветра и не пытаясь освободиться от охватившей меня истомы.
И как только сумерки заполнили собой долину, а в тёмно-синем небе проклюнулись первые звёзды, я чётко осознал, что не хочу возвращаться домой. Что мне откровенно плевать на то, с кем сейчас проводит время моя бывшая, что меня совершенно не интересуют деньги и собственная карьера. Меня вообще ничего не интересовало в моей прошлой жизни.
Я хотел назад.
В ощущение неземного счастья.
В сладость манговых поцелуев и космические полёты.
В нежные ароматы цветов и лёгкость воздушных волн.
Ничего больше я не хотел.
И как только я осознал, что за плату взял с меня Сатана, я рассыпался осколками боли и страдания по чёрному ковру широкой долины, уже посеребрённой лунным светом и погрузившейся в колыбельную цикад.
Мне казалось, что в своём вмиг воспалившемся мозгу я слышу мерзкий смех коротышки, что он натянул мои нервы вместо струн на огромной многострунной виолончели и елозит по ним корявым смычком. Это было невыносимо.
Во тьме ночи я, покрывшись испариной, катался по земле, страдая от душевной боли, мучаясь от воспалённого рассудка, что просил ещё. Ещё чуть-чуть. Самую малость. Хотя бы на минутку…
Ну что вам стоит….
Ну что вам стоит…
Господи, помоги мне… Мне плохо… Мне так плохо и мерзко, мне погано и больно…
Ну, пожалуйста...
Я царапал бетонную землю во мраке чудовищной ночи, катался по полу, содрогаясь от невидимых ударов жестокой плети, скрипел зубами и рыдал от мерзости и боли. Немножко, ну совсем немножко… Совсем чуть-чуть, малую толику того счастья, того неземного блаженства… Ну хотя бы уберите это состояние дерьма из моей поганой, грешной души, прожжённой факелами инквизиции…
Ну, что вы за люди-то, Господи…. Вы не люди, вы сволочи, дряни, мерзкие поганые суки… Ненавижу вас всех… Ненавижу…
Весь этот грёбаный мир ненавижу…
Ну, сжальтесь… Ну, пожалуста… Умоляю вас… Заклинаю… Мне для этого нужно всего ничего… Совсем чуточку… Просто на мгновение назад… Ну, пожалуйста…
*****
- Чё он там скулит? – спросил старший оперуполномоченный. – Заколебал уже.
- А хрен его знает, я особо не вслушивался, - брезгливо поморщившись, ответил сержант. - Ломки у него героиновые, дозу хочет. Он сначала чё-то про какой-то остров плёл, или долину, не помню точно, про бабу какую-то охрененно красивую, про птичек разных, а потом я болт забил на этот бред. Слушай, я пойду чайку глотну, не в службу, посмотри, чтобы он не слишком себя царапал, а то спишут на то, что мы его били.