Екатеринбург. 2 августа 1918 года

 


          По коридорам и комнатам Ипатьевского особняка сновали взад-вперёд люди с озабоченными лицами, как офицеры, так и штатские. Политковский  спросил у солдата, стоявшего на входе, кто здесь руководит следствием.
  - Не могу знать, ваше благородь! – вытянулся перед офицером часовой. - Их вон, сколько понаехало, все важные, с портфелями.
  Cледователь Екатеринбургского окружного суда господин Намёткин,  стоял посреди комнаты, ещё недавно бывшей опочивальней царской семьи и озабоченно морщил лоб. Генерал Дитерихс и «общественность» требовали скорейшего начала расследования злодейства, произошедшего две недели назад в этом доме. Но если следовать  букве закона, нужна санкция окружного прокурора, который в освобождённый город ещё не прибыл. А следователь считал, что если не руководствоваться буквой закона в общероссийском бардаке, этот бардак так никогда и не закончится.
  Намёткин недовольно обернулся на вошедших, но, увидев рясу отца Георгия, попытался придать своему лицу нейтральное выражение.  Вежливо поздоровался.
  - Вы разрешите нам осмотреть место злодеяния? – спросил отец Георгий.
 «Ещё одни паломники».
  - Вообще-то, господа, в процессе следствия на место преступления не допускаются посторонние лица. Но благодаря усердию господ офицеров, - в голосе следователя зазвучал сарказм, -  первоначальной картины нам уже точно не воссоздать. Агафонов, проводи господ в подвальную комнату. Да проследи, чтобы ничего не трогали.
    В комнате, куда их проводили, деловито копошились двое сыскных агентов. Сквозь окна, забранные двойной решёткой с трудом пробивался дневной свет.
  - Так вот где они прияли свою мученическую кончину, - тихо произнёс отец Георгий и перекрестился.
  На полу виднелись второпях затёртые пятна, вся противоположная от входа стена была в пулевых отверстиях.
   - Отец Георгий! – позвал священника Политковский. - Посмотрите.
   На стене, у одного из окон была нацарапана надпись.
  «Belzatsar ward aber in selbiger Nacht. Von seinen Knechten umgebracht», – прочёл отец Георгий.
  - «Перед самым рассветом слуги убили Валтасара», - перевёл капитан. – Кажется, это из Гейне.
  - Да, есть у него такое стихотворение «Валтасар». Надпись мог оставить кто-то из обслуги. Местные жители говорят, здесь было много военнопленных, немцев и австрияков. Это писал человек, либо бывший свидетелем убийства, либо появившийся здесь вскоре после оного, - произнёс вставший у него за спиной священник. – А это, что за цифры?
 На стене, рядом с отрывком из Гейне они увидели два ряда цифр. Первый состоял из девяти знаков, второй всего из четырёх.
  - Они что-нибудь означают? – спросил Политковский.
  - Раз написаны, то, по всей видимости, да. Есть такая мистическая дисциплина – нумерология. Пользовались ею ещё  жрецы в Древнем Шумере.
  Отец Георгий достал из кармана рясы  блокнот в кожаном переплёте, химический карандаш и аккуратно переписал в него все тринадцать чисел.
  - Ну-с, теперь осмотрим вот эту стену. Судя по многочисленным пулевым отверстиям, именно около неё стояли несчастные.
  Священник несколько минут рассматривал стену, затем начал ковырять пальцем одну из дырок.
  - Батюшка, - обратился к нему стоявший в дверях Агафонов, -  это же улики, трогать не велено!
  - Успокойтесь, голубчик! Поверьте, я не всегда был священником. Господин капитан, подойдите.
  - Видите, - ткнул он пальцем в стену, когда офицер подошёл, - пулёвое отверстие накладывается на след от трёхгранного лезвия.
  - Сначала стреляли, а потом добивали раненых штыками, - предположил Политковский.
  Он совершенно не разбирался в сыскной работе, и, как большинство боевых офицеров презирал её. Вполне в духе времени. Голубые мундиры, сатрапы, опричники и тому подобные либеральные штучки!
   Священник, продолжая внимательно рассматривать стену, обратился к агентам:
     - Господа, у кого-нибудь имеется увеличительное стекло?
     Те удивлённо переглянулись, и один  подал странному священнику лупу в медной оправе.
  Отец Георгий поднёс её к стене.
   - Как я и предполагал. Посмотрите внимательно, капитан. Выстрел в стену был произведён явно позже. Уже после того, как сюда вошло трёхгранное лезвие.
  - Не понимаю. Сначала кололи штыком, а потом стали добивать из револьверов?
  - По всей видимости, стреляли в стену, чтобы скрыть след от холодного оружия.
  - Простите, но я не вижу смысла! Зачем пулевым отверстием скрывать след от штыка? Да и добивают штыками обычно лежащих людей.
  - Видимо некоторые из жертв пытались встать, опираясь на стену, - отец Георгий внимательно вгляделся в отверстие. - Подозреваю, что это был не штык.
   - А что же? – удивлённо взглянул на священника капитан.
   - Трёхгранный кинжал. У многих древних народов он считался орудием жертвоприношения. Митру ваяли с трёхгранным кинжалом в правой руке. Им он заколол быка, принеся тем самым первую жертву.
  Cвященник опять приложил палец к дырке.
  - А давайте проверим! Вы, как офицер можете попросить штык у часового, что стоит на входе.
  Солдат поначалу категорически отказался отомкнуть штык, но, услышав выражение «следственный эксперимент» согласился.
  - Вы только верните, ваше багородь, а то командир у нас строгий.
  - Quod erat demonstrаndum , - произнёс отец Георгий, попытавшись вставить трёхгранник в отверстие. Багинет в дыру не помещался, ибо был в диаметре значительно толще.
  Через полчаса они стояли на улице, и капитан попросил у священника разрешения выкурить пахитоску. Руки у Политковского дрожали, когда он подносил спичку.
  - Значит тот человек в чёрном плаще, назвавшийся Мессиром сказал вам, что пророчество сбылось? - спросил священник, возвращаясь к прежнему разговору.
  - О каком собственно пророчестве он вёл речь? – в свою очередь спросил капитан.
  - Вы что-нибудь слышали о предсказаниях монаха Авеля?
  - Я – боевой офицер и далёк от всякой эзотерики.
  - Авеля принимал у себя в Гатчинском дворце убиенный император Павел Петрович. Тот поведал ему, что династия Романовых прервётся на его правнуке. А потом на многие годы придёт власть безбожная.
  - Значит, борьба наша безнадёжна?
  - Всё в мире творится по воле Божьей. Ещё Авель предсказал, что монархия в России возродится. Через сто лет после гибели Николая Александровича.