Л.А.Исаков.
ГОСУДАРСТВО И НАУКА В ВЕЛИКОРУССКОМ СОЦИУМЕ.
Начиная эту тему следует дать более широкое предуведомление нежели проходные фразы к полагаемой фактологии,что тогда-то и тогда-то российская государственность(при Грозных Иоаннах,Петре 1,Елизавете Петровне,Александре 1,Великих и Невеликих Большевиках) открывала университеты,заводила и загоняла в образование,строила лаборатории,посылала экспедиции, скупала раритеты—и это было хорошо,полезно,душеспасительно;а в другую пору тратилась на псарей,конюшни,гардеробы и это было плохо,вредно,губительно…..ну вот хотя бы сейчас.
Должен быть задан и освещён другой вопрос—почему столь велика роль российской государственности на русское общество вообще,а через то и на частно-важное его пресуществление в науке?Ни один прописанный во Всемирной Истории великий государь от Рамзесов до Мао не смог осуществить такого полного преобразования своего общества,которое совершил Петр Великий,изменивший не политику,сам культурно-исторический стереотип великороссов;их общества в этих рамках оставались неизменны как сенатские тоги от Юния Брута до Веспасиана или испанские воротники от Фердинанда Католика до Филиппа 4.
Но почему очень долго,а на уровне традиционно-скрытного взаимодействия и по сей день западная наука пребывает в положении служанки:богословия,экономики,политики,войны—и никогда учителем и наставником общества;тесно,плотно,на уровне позвоночного сознания её субъектов пребывая формой изощренного ремесленничества слесарей по микромиру, водопроводчиков по Млечному Пути.Поднятый Англией из этого состояния Исаак Ньютон знаменует своё пребывание в Палате Лордов двумя интерполяциями:об открытии окон в зале заседаний по случаю начала лета;и о закрытии таковых по наступлении осени—ничего подобного Д.И.Менделееву,будирующему покой общества и сон великих князей прогнозными книгами о будущем России,т.е.квалифицированными прорчествами.Попытка В.Лейбница учить европейских государей вызвала только легкое недоумение, вполне понятное—что это камердинер заговорил…заинтересовался один Петр 1.Можно ли вообразить,чтобы Виет,Гюйгенс,Эйлер будут хаживать во дворцы Генриха 2,Морица Оранского,Фридриха-Вильгельма 1 драть уши пажам, будущим Сюлли,Витсенам,Штейнам,как то Михаил Васильевич Ломоносов при куда как более самодержавной Елизавете Петровне?
Скажем сразу,налицо очевидный диссонанс:самая жестко структурированная общественная регламентация—вспомните сентенции от Фамусова до авторов «новой исторической школы» 1960-х годов—и самый выразительный её эпатаж.
В этом смысле отечественная наука всегда была как-то «невместной» отечественной государственности; всегда являлась требовательней, надменней, спесивей установившихся в Европе рамок. Приглашаемый в Пруссию Г.В.Гегель почтительнейше выспрашивает себе к положенному жалованию некое количество вязанок бесплатных казенных дров—вызываемый в СССР П.Капица заявляет условием переезда Собственный Институт: его зарубежные коллеги от Л.Эйлера до Б.Понтекорво согласны на работу и в указанных…
********
Вполне очевидно,что в условиях «безграничной страны» в самом прямом семантическом смысле этих слов,без укрывающих Вогезов,Альп,Арденн,Аргонн,Пиринеев и Каналов,условием всякого существования,элементарнейших форм бытия,простейшего выживания без развития становится политический фактор, реализуемый государственностью: на Великой Равнине в отсутствии устаноновленной силовой границы общество-народность вымывается бесследно,как растворились в 3-4 поколения исторические скифы, сарматы, готы, хунну, кушаны, тюрки, хазары;мумифицировались в беспамятстве археологических культур носители карасукской, чагандинской, тазабагъябской этноисторических общностей. Только великорусская государственность, пробудившаяся на трагическом переломе 13 века,обратившим в погребальный костер всемирно-доминирующие цивилизации Востока и открывшим пути Западно-Европейскому захолустью—лишь она смогла развить то усилие,что обратило евразийских россов во всемирно-историческую значимость;единственных из всего славянского мира.
В 16-17 веках многократно останавливая и ломая клыки европейского капитализма,вгрызавшиеся в пространства минеральных ресурсов,рабов,рынков,кратчайших торговых путей:под Псковом,Смоленском,Полтавой,Бородином,Севастополем—она стала всемирно-историческим фактором выживания всех евразийских народов;гарантом сохранения «пояса независимости» по периметру своих границ от Валахии до Кореи;как и последних клочков суверенитета в Африке (Эфиопия),Океании(Гавайи,Папуа);впрочем,как и в нескольких эпизодах истории США, изолированных в 1770-х,разбитых в 1814,разваливавшихся в 1861 году.Задолго до Великих Социальных Революций она становится Звездой Надежды и упованием угнетенных народов:7 Русско-Турецких войн 1711-1878 гг.принесли независимость Балканам;в 1857 году от горячих углей севастопольских верков вспыхивает Великое Сипайское Восстание в Индии.Последний правитель Майсура Типпу-Султан и первый революционер Латинской Америки Франсиско Миранда,правитель Кашгара Якуб-бек и император Эфиопии Менелик 2 ищут и находят в ней сочуствие и помощь.А сколько народов получили свободу от Польши?Или США?Хотя бы от Франции?…А само отражение Всеевропейских набегов 1812 и 1854 годов,имевших целью всемирное порабощение,сначала Всемирному Императору,потом Всемирному Капиталу—разве они не становились этапами грядущего освобождения?
То огромное сверхусилие, что остановило в 17 веке движение Всемирно-Европейского Капитализма на русской границе естественно потребовало обращения всех ресурсов евразийского сообщества на цели и усмотрение государства.Это очевидно и понятно.Памятником этой решимости становится Соборное Уложение 1649 года,которым Великорусская Государственность декларировала своё право изымать у небогатых не столько,сколько они могут дать,а столько,сколько нужно,чтобы остановить движение флотов и армий:золотом,кровью и потом…А этого уже не желают ни понимать, ни принимать;это уже покушение на Священные Права,на Неотъемлемые Свободы, на САМУ СОБСТВЕННОСТЬ;этим приходится признавать что-то в народе и государстве,не помещающееся в европейский кругозор.И измочаленная образованщина бросается противопоставить многотерпеливой решимости 1649 года Великую Крестьянскую войну под руководством Степана Разина,вспыхнувшую через 21 год после того…Мол, терпеливы больно—опомнились! Ведь тогда прийдется пересмотреть все представления о русской государственности и её истории;отбросить такие удобные к европейскому сознанию фиговые листочки, прикрывающие причину победы в 1812 году—нация примитивная вследствии своей неразвитости без цивилизованного раскола,разгромила нацию передовую,по своей цивилизованности очень расколотую(спасибо—от Ф.Энгельса);и остановиться перед феноменом Великой Восточной войны:как нация отсталая,раздираемая внутренним социальным конфликтом, выстояла в 3-летнем соперничестве с Олицетворением Всего Цивилизованного Мира,в 10 раз превосходившим по экономической мощи,бесконечно более богатым всеми современнейшими средствами войны,опиравшимся на ресурсы всей планеты.В 1855 году два величайших гения Европы сошлись в мнениях на итоги войны:Ф.Энгельс констатирует,что война зашла в военно-политический пат;О.Бисмарк делает вывод о принципиальной непобедимости России в наличном состоянии мира.Выкрутились,обскакав учителей:Великую Восточную войну объявили Крымской войнишкой;а успешное противоборство со всем «цивилизованно-капиталлистическим» миром—«позорным поражением».И от того уже пошли-поехали своим, «либерально-цивилизованным» путём:утрата над-европейского сверхдержавия;сдача Аляски;экономическая катастрофа 1861-1881 годов…Чем явилась Россия через 200 лет после Соборного Уложения в 1849 году—Первой Сверхдержавой,остановить которую можно только объединением всех других Великих Держав;а разгромить не станет сил и всего мира.Чем стала Россия через 16 лет «либерально-профессорских» реформ? Страной,выплавлявшей стали меньше чем Бельгия и военным флотом, уступавшим Греческому:в итоге чуть было не разбитая в русско-турецкой войне 1877-78 гг.,что старательно скрывают…или объясняют недостаточностью предшествующего погрома,называя последний в то же время «Эрой Великих Реформ».
Великорусская Государственность оформлялась как безграничная в своих правах и обязанностях—это принципиально невыносимо предбуржуазному собственническому сознанию, тихонько примеряющему ее вериги на себя.Как следствие,не подозревается и не ставится вопрос о неявном и неочевидном:аккумулируя на себя ресурсы,упования,надежды и…безответную любовь; становясь единственным путём в будущее и социуму,и индивидуальной судьбе, великая евразийская государственность приобретала качество неповторимости, раскрывающейся неожиданности своих неограниченных начал т.е.обретала творческо-художественную камертонность через наличное,оглашаемое «большинством средности» ,к неслышимому запредельному,явленному Единственным;становилась субъектом Искусства. Старый добрый закон диалектики перехода количества в качество: булыжник на дороге не красив и не безобразен,но если он размером в 8 километров—это Эстетически Прекрасная Джомолунгма. Великорусская Государственность открывала неслыханные возможности реализации личности в гениально-неповторимом и в этом отношении могла стать бесконечно проникновенней и к «острому галльскому смыслу» и к «сумрачному германскому гению»,сама по своей природе движение в сверх-обыденное и сверх-человеческое.
То,что выглядит противоестественным в щелоке торгашеской трезвости: полная самоотдача делу, не рождающему пятаков—великорусская государственность заявляет условием служения себе. «Служить науке», «служить искусству», «служить человечеству»-- бессмысленно-девальвированные словесные штампы буржуазного словоблудия,украденные у других эпох,столь же неприличные к употреблении в повседневной жизни,как «Марсельеза» в канкане. «Служить», «слуга» в Западном Социуме означение социального падения:вот хотя бы рассказ С.Моэма «На задворках империи»-- высшим званием на Руси в 15-16 веках было «Слуга Государев»,последним его получил царёв шурин Борис Годунов.К 18 веку все титулы на Москве,кроме княжеского, обратились в выслуживаемые звания;в начале 18 века и он стал выслуживаемый;государственное служение позволяет подняться в правах до члена имераторской фамилии:титул «светлейший князь».Лишь японский самурай мог понять русского «воинника»--«служить бы рад…».Это миг освобождения души от обыденного к сверхъестественному через самоуничтожение, переживаемый в экстазе слияния личности с надличностным типологически одинаков,будь то Государь,Честь или Истина—и одинакова тоска по нему неприкаянности дарования.
Но объект внимания такой всеобщей тотальности необходимо принимал характер всеобщности, через неё становился общественно усмотренным;раз вынесенный на поверхность общественного внимания,не мог более утонуть.Как специфическая область общественного бытийствования великорусская наука была всецело создана великорусской государственностью—и характерно, если решение о создании Императорской Академии Наук было принято великим Петром,то фактически создала Академию вполне посредственная Екатерина 1 в 1726 году,и это,как и сохранение её в перепетиях дворцовой вакханалии 1725-1741 гг. заслуга уже не конкретного монарха,а несущей его государственности.Плоха или очень плоха была государыня Анна Иоанновна,но деньги на содержание и обучение беспутного пенсионера Академии Михайлы Ломоносова европейским университетам платились.
Следует заметить,Наука оформлялась в России минуя Образование и независимо от него,в то время как в Европе Наука вырастала из Образования,кристаллизуясь вокруг университетов как побочное занятие;как бы из остатков времени и средств,если найдется желания и таковых.Это исходно создавало очень тонкую типологическую особенность отечественной науки—она исходно задавалась направленной на поиск Истины в числах, минералах, движении светил, а не тиражирования сословно-корпоративного соответствия.Но государство-Пилат спрашивает «Что есть Истина…» только у Христов…и уже в некоторой готовности услышать нечто новое-иное тому,что оно полагает;на что приноравливается и общество.Великих иностранцев,приглашаемых в Россию, Л.Эйлера, братьев Бернулли, Ф.Миндинга, Х.Гольдбаха несколько удивляло, что приносимые ими европейские формы отношений науки с властью и Элитами воспринимаются в России как «скромность» и «почтительность»--от них как бы ожидали большей смелости или развязности:они-то полагали себя пробавляющейся обслугой,а в них ожидали Учителей.Вот природный свой Михайло Васильевич сразу затрубил в трехтрактирный бас—неприятно,но понятно малообразованной,но вполне русской Елизавете Петровне (талантливая просвещённая немка Екатерина Алексеевна совершенно не поняла, и по началу царствования уволила в отставку 2 мая 1761 года…с тем, чтобы отменить свой указ 14 мая 1761 года,почуствовав,что наступила на какие-то невидимые ей грабли).Поднимая занятие наукой до уровня своего внимания великорусская государственность необходимо поднимала и её служителя ,и в общественном сознании и в социальном положении:государственное признание сословным государством всегда имеет характер сословной приглашённости—отечественный ученый признавался членом дворянского общества,членство в Академиях(Наук и Искусств) в 18 веке приравнивалось к офицерскому званию штабс-капитан т.е.давало потомственное дворянство;что совершенно неслыханно в Европе:в Англии практика присвоения дворянских титулов в научной среде медленно утверждается с середины 19 века,во Франции вводится Наполеоном 1—в обоих случаях как исключительная награда за выдающиеся достижения.В Пруссии национальных гениев проводили по чиновной линии через присвоение чина «тайный советник».Только в России занятие наукой приравняли к подвигу благородного жертвенного сословия войны.
Государственное начало лежало и в создании системы образования Нового Времени в Российской империи.Оно создавалось для государственных нужд,не для частных пресуществлений; как механизм формирования национально-лидирующих элит,не профессионализации масс;его выходным продуктом полагался руководитель-управляющий:социальных процессов, политики, войны,науки и образования т.е. дельные администраторы,офицеры,научно-педагогические кадры; в размышлениях Екатерины Великой Новый Человек,преобразующий общество на основах Естественных законов Природы,Разума,Гуманизма, которым и через которого будет реформироваться Россия к Идеалам Просвещения от Монтескье до Вольтера.Это задавало исходные типологические черты отечественного образования.Являясь средством обсуживания государства,оно никогда не пресмыкалось перед рыночно-изменчивой стихией, будучи бюджетным, единым, бесплатным в преобладающий период своего существования.
Широта и разнообразие предъявляемых им программ должны были вооружать и оттачивать интеллект возраставших элит;к тому направляло и сочетание гуманитарного и естественно-научного начал,ставшее традиционным для отечественного образования,всегда более оглядывавшегося на канцлера чем на слесаря;и вполне преуспевшего в своём главном предназначении,так что выпускник Нежинского Главного Училища Александр Андреевич Безбородко оказался вполне достаточен к занятию должности личного секретаря у талантливого министра иностранных дел Н.Панина,зоркой императрицы Екатерины 2,руководителя внешней политики,канцлера империи,светлейшего князя;а другой выпускник того же ЛИЦЕЯ стал просто Николаем Васильевичем Гоголем,профессором Санкт-Петербургского Педагогического Института,сочинителем…
Приуготовляя к государственной службе,сам процесс получение образования становился формой государственного служения;в том числе и в размышлениях власти.Учащиеся Славяно-Греко-Латинской Академии,планировавшейся сотрудниками царя Федора Алексеевича как несостоявшийся Первый Университет,и студенты Московского Университета 1755 года приравнивались к сержантам и получали их обеспечение,равное 11 рублей в год(3 копейки в день)…Объявление 1728 года «продается подворье малое, а на нём избёнка справная с сенями и печью…да дровяной сарай с сенником и местом для лошади или коровы, за 5 рублей…». Отечественный преподаватель не был принуждаем к поискам зароботка в студенческом кармане, получая жалованье от государственного Министерства Просвещения по общему расписанию чинов империи:например,цензовый преподаватель гимназии в конце 19 века соответствовал гражданскому чину «титулярный советник» или «штабс-капитану» по военной части.Это имело существенное значение и для науки,кроме естественного воспроизводства кадров как стартовая позиция для новиков и убежище для слишком далеко улетевших аутсайдеров,становилось средством содержания Циолковских и Розановых; а Журнал Министерства Народного Просвещения многократно предъявлял обществу достижения отечественной истории, филологии, естествознания.Обращение образования в назойливого попрошайку золотого тельца начиналось только в периоды либеральных поветрий 1860-х,1990-х годов,обращавших систему формирования национальных элит в места приискивания заработка несостоявшимися неудачниками.Определяющий элемент отечественного образования российская классическая гимназия середины 19 века сложилась как предуниверситет и в этом виде осталась идеалом размышлений отечественного образования,предметом его неутолённой ненависти и пламенного обожания;с 1860-х годов с неуёмной страстью пытающегося её похоронить-возродить в несвойственных качествах то «политехнической»,то «средней» ,то «общей»;втискивая в состоявшееся звено проблемы всего Образования и Просвещения: Общего,Профессионального, Специального,Элитарного.
Особый государственно значимый,не корпоративный,характер возникавшей российской науки подчеркивался государственным актом назначения Президента Академии,по растущему титулу последнего,от барона Бреверна середины 18-го века до Великого Князя брата царя Михаила Александровича в начале 20-го, можно признать—отечественная наука пользовалась достаточным возрастающим демонстрируемым вниманием и попечительством.
Но понимало ли это русское общество и более узко возникавшее научное сообщество—увы,нет!В собственных умозренияхна себя русская наука воспринималась и преимущественно осуществляла роль местного филиала Мировой—читай,европейской—Науки с Большой Буквы,всегда приглаживаясь, прихорашиваясь,оглядываясь на неё,её субъектов и объекты;и заслоняясь ей от того,что не было ни Европой,ни Азией,ни Африкой—Россией;даже когда она очевидно отходила от собственной посылки, когда вопреки собственным установкам она вела себя «не по европейски»,что должно было бы насторожить её в отношении самой себя.В 1884 году в разгар скандала,вызванного забаллатированием Д.И.Менделеева на выборах в действительные члены Академии Наук,А.Бутлеров опубликовал прогремевшую статью «Российская или только Императорская Академия Наук»,справедливо обрушиваясь на этот возмутительный случай. Оставим в стороне конкретные перепетии случившегося,--уже ближайшее ознакомление с материалами биографии великого ученого свидетельствует,что причиной скандального происшествия была обыкновенная зависть «вознесённой средности» во главе с непременным секретарём Академии К.Веселовским к блистательно беспокойному соискателю,--и вдумаемся,что же заявил другой великий химик.С европейской точки зрения г-н Бутлеров совершил ещё более возмутительный акт:напал на уставное право свободного выбора других членов своей корпорации Академии Наук, которые на основе дарованных им свобод демократическим тайным голосованием отказали в приёме нового члена, представленного на усмотрение корпорации г-ном Бутлеровым.В ответ на это г-н Бутлеров требует корпорацию преобразоваться таким образом, чтобы прошло только его,г-на Бутлерова,мнение…Демократия по Савёлу Прокофьевичу Дикому—но этого ученый-евроман не видит,и не даже не желает видеть,и в неизбрании Менделеева усматривает не следствие буржуазно-количественной«голосованщины»,уравнивающей орла и курицу в неразличимую средность «животное-большинство»,а императорски-государственный характер Академии,на который можно невозбранно свалить и кулуарные грешки.В сущности, требуя быть не Императорской Государственной,а Российской Общественной,великий химик требует ликвидации государственного статуса Академии т.е. утраты положения бюджетной принцессы и обращения в жертву уличного инстинкта.Дмитрий Менделеев может—и смог—обойтись без государственной Императорской Академии Наук,в крайности бы обратив в доход привилегии на свои открытия,например,формулу русской водки—Отечественная Химическая Наука может существовать только при поддержке Отечественной Государственности: Имперской, Советской,Дерьмовой.Впрочем,как и любая другая…При её отсутствии собрания учёных обращаются в те беззубые ареопаги,что именуются Королевским Научным Обществом в Великобритании, или Шведской Королевской Академией Наук—но сами по себе имеют такое же отношение к науке,как та яблоня на которую столь неудачно облокотился Ньютон.В сущности эти собрания пронафталиненные мартирологи по когда-то состоявшимся исследователям:сами они научной работы не ведут,наука как таковая пробавляется под крылышком университетов как подтверждение статуса их преподавания,извлекаемая оттуда на свет для обслуживания частных интересов и выполнения государственных программ;никогда не отпускаемая на свободу безоглядного полета…
Кстати,а является ли преподавание,т.е. способность своими словами излагать устоявшиеся мнения,и научная работа ,т.е. пристрастие к неудобным вопросам,однотипными занятиями?В принципе нет,и в научном сообществе достаточно определенно разведены учёные (доцент,профессор) и научные (кандидат,магистр,доктор) звания.При этом и в истории становления, и в практике вторые явно принижены.При «цивилизованно-европейском» подходе они только основание к конкурсу на первые:именно учёное звание (т.е.зримо-полезное, финансово-реализуемое натаскивание) даёт хлеб насущный. Конечно,не возбраняется при этом открыть какой-нибудь закон Ома или Ленца; но предвидеть того нельзя,т.е.невозможно и основать на ожидании такового научно-образовательного гешефта—побудительная причина к тому лежит далеко за пределами околоточной трезвости,в птице истории человечества…Ах,как тяжело буржуазному сознанию в видениях Космоса,Атомной Бомбы,Коммунистического Эксперимента прозревать коллапс мирософем Экономического Разума…
Только Великорусская Государственность сохраняет это дистанцирование Науки от Образования в уникальной организации отечественной Академии Наук—и только на её всеобщей,не единственно политической ,значимости вторая может сохраняться.Лишь всепронизывающая государственность любое частное своё приложение обращает в необсуждаемо общезначимое, поворачивая к нему,и к его носителю внимание общества.Через её призвание Отечественная наука становится суверенным институтом национального бытия,не нуждающимся в самооправдании какой-либо полезностью перед толпой-большинством;тем же актом определение «учёный человек» обращается в социальное звание «учёный»,столь высокое в отечественных оценках,что им не злоупотребляют,кроме как на похоронах,предпочитая на практике дефиницию «научный работник» ,т.е. как бы западный «профессор»(дословно «профессионал»--лиценциат, бакалавр,магистр,доктор следовательно НЕПРОФЕССИОНАЛЫ, что с точки зрения ПРЕПОДАВАНИЯ в общем верно).
Но экстатическая безграничность бытийствования на Великой Равнине пронизывает не одно только надличностное бытиё—все стороны Социума,и объективное и субъективное сознание.На незримом средостении Европы и Азии нет застилающих ориентиров звёздному небу над головой и чёрной земле под ногами;и только ТЫЧЕЛОВЕК носитель и мера нравственного закона:нет границы—нет бога—всё дозволено;нет границы—нет бога—я бог—я граница.С одной стороны в России-Евразии так и не утвердилась иудео-христианская идея и всеобщей и непрощаемой греховности,и мира,и человека—в отечественном сознании нет такого греха,который нельзя снять мукой душераздирающего раскаяния ;и нет преступления,невозможного в России.С другой—ни один подвиг в России не чрезмерен,ни одно заклятие души не является предельным…И за той,и за другой простор… Вследствие этого иностранцу Россия видится либо лучше,либо хуже чем она есть;а нам, «образованному обществу»,всегда инаковой тому,что о ней полагаем:
…Умом России не понять…
Непроходящее чувство наличия закраин бытия,рождающее ощущение собственной ограниченности в неограниченном, собственного ничтожества перед судом высоты неба и шири земли рождает ту мечту-надежду и упование на подвиг,что сомкнёт мир в истине и явит покой душе,истосковавшейся по бог,живущий с каждым поколением…
…Правд много—Истина одна….
В 18-м веке в очередь Прокофию Праведному,Сергию Радонежскому,Нилу Сорскому,Василию Блаженному,Аввакуму Петрову—древнерусским пытателям Единственного,становятся Михайло Ломоносов,Николай Федоров,Константин Циолковский.
Как известно,первая форма «умного видения» философия являет свои постижения миру в двух формах:декларациями философского учения и жизнь-судьбой философа;но социальная значимость её достижений многократно возрастает при достигнутом единстве учения и жизни мыслителя:и в развитии духовного Сократ,Диоген,Боэций,Хайям,Спиноза,Паскаль вышли за гносеологические рамки своих систем,стали учителями на все времена.И как это легко и просто сопрягалось с русскими ориентациями к «святости»,открывающей пути к постижению истин бога;как просто и естественно привязывало технический вопрос о наилучшем соотношении высоты мачт с длиной корабля с умозрениями всеобщих истин мира;а через то обращало «умное творчество» в восхождение к боготворчеству,уже требовательно призывавшее на себя внимание власти и общества.Общественно-традиционное сознание выводило Истину из Этики,тем самым утверждая ученого в новом праве:учителя человечества,Иисуса из Университета.И вот уже выпускник Славяно-Греко-Латинской Духовной Академии Михайло Ломоносов начинает учить самоё Православие:пишет письмо «О размножении и сохранении Российского Народа» ,100 лет находившееся под цензурным запретом за нападки на православную обрядность.Но в рамках этой идеогемы ,будучи следствием более широкого основания , научная состоятельность сама становится предуведомлением-правом ко второму--бытийствование ученого приобретает ореол обязующей «святости»,олицетворённой приписанной Житийной Этики:Не убьёт,Не украдёт,Не возжелает;в развитии давший феномен «Жизни Учёного»,подсмотренный как «базаровщина» И.Тургеневым;и вполне реальный как «народовольческое научничество» Н.Кибальчича, Е.Федорова,А.Ульянова;ставший биографией Любищева…
Но Истина и Этика не синонимы и даже не сестры:духовный подвиг сам по себе не рождает Научный Результат,который может быть продуктом и достаточно безнравственной,а по преимуществу бесцветной жизни.Возникает аберрация двусмысленности,порождающая ситуацию подмены-выбора одного другим,т.е.выхода из ориентации «по святости» ,от которой проистекало право проповедовать обществу—Что?Святость!И расходясь в щелоке социальной практики с Всеобщей Этикой Святости частная Правда-Наука уносит-крадёт право Святости на Всеобщее Учительство Себе:частный успех становится авансированным вкладом на всеобщее поучительство — Чему? Всему,как выходящий за пределы посылки,компетенции науки,т.е. за пределы вообще:вспомните заявление академика А.Сахарова «Пока мне не доказано,что этого не было,я имею право утверждать,что это имело место» .Тем утверждается буржуазное право всеобщей самодостаточности успеха:права духовного подвига переносятся на Талант—то,что богомазил в своих наукороманах Д.Герман-Гранин;на чём паразитировала-разлагалась «сахаровщина» ,по итогу палка для чужих флагов.Западный социум,при своём утилитарном подходе к науке как высокоодарённому ремесленничеству,этого опосредования никогда не знал,и допускал науку «судить не выше сапога» её компетенции;восторгаясь ей не более, чем местом высокоприбыльного вложения капитала и полагая нечто иное,только когда она слишко ярко демонстрировала свою способность к уничтожению:в случаях Ипра ,или с Хиросимой…
Здесь следует прямо и нелицеприятно обратиться к другой стороне отношений Власти и Науки в Евразийском Сообществе:той традиционной оппозиции или игрании в оппозицию,что составляла содержание публичного подиума их отношений;и сам институт,и позиция в целом совершенно несвойственные западному социуму.
Его оформление вполне очевидно и закономерно:сменяя богословие в общественном сознании,русская наука естественно занимала его кафедру и проповедь пастырей начинали читать профессора Т.Грановский,М.Ковалевский,П.Милюков.Европейская практика ничего подобного не знает:извлечённый из лабораторной скорлупы её адепт являет собой в обществе обнаженного рака-отшельника,более всего стремящегося забраться в неё обратно;если только он не обращается в политика от науки,более или менее быстро отторгаемый от повседневной жизни академического сообщества,как то произошло с Л.Карно во Франции,Ф.Клейном в Германии, Э.Теллером в США или не допускаемый туда вовсе,подобно Э.Галуа и Л.Фейербаху.В целом западный научный мир являет собой достаточно покойное сообщество,более склонное к охранительству, а в верхних слоях и к консерватизму:академические круги Французской республики всегда были оплотом право-консервативных и клерикальных течений;германская научная среда очень ярко аттестовала себя на выборах 1933 года;американский научный мир явил должный «патриотизм» в 1917,1947 и прочих годах : вьетнамских, кубинских, чилийских, гренадских –в общем и целом не выходя за рамки советчиков,которые говорят,когда их спрашивают. Почему Отечественная Наука пребывала или заявлялась постоянной оппозицией Отечественной Государственности?
Русская национальная наука оформлялась разовым переносом вырезанной части западного научного сообщества (Байер,Шлецер,Миллер,бр.Бернулли,Эйлер,Рихман,Гольдбах…) в Россию,т.е. как провинциальный филиал европейской науки,и в этом состоянии пребывает в своём мирочувствии и по сей день.Европейский разум с интересом вглядывался (не вживался) в чужую ему русскую действительность,видел различия,несовпадения—не понимал,удивлялся;его отечественное чадо с той же сторонней позиции,но уже пристрастно,смотрело на своё бытиё,обнаруживало отличия от европейского:возмущалось,воспламенялось и рвалось их переделать…
И в этом отношении отечественная наука,заявляющая по большей части практику западного социума образцовой,едина от М.Ломоносова,поучающего русских повивальных бабок к европейской акушерской традиции,до ак.Заславской,третирующей исторические формы русской сельской застройки...И ведь преспевают же,свидетельством чему являются высокие и узкие европейские окна,естественные в каменном зодчестве,в русских бревенчатых избах вопреки требований материала и низкого положения солнца над горизонтом,задающих низкин и широкие оконные проёмы…Только в одной команде «Поднять паруса!» сохранилась память о национально-русской школе судостроения и судовождения,восхищавшей офицеров Виллема Баренца,английского историка флота Фреда Джена,великого кораблестроителя Колина Арчера—всё вытеснила голландская тарабарщина.Увы,траншевую русскую корму несут крейсера американского флота—русские крейсера щеголяют круглой европейской задницей,что заметно снижает их скорость.
С пламенной любовью к России М.Ломоносов требует применить «математику Невтонов» к процветанию отечества,внедрить саксонские технологии горного дела;и ни на миг не усомнится в истинности академического трюизма «Нет национальной арифметики!»--а между тем она была и вплоть до начала 20-го века крестьяне русского севера—Ломоносовская родина!—использовали в расчётах двоичную систему счисления;и уже мёртвая она пресуществилась в мировую практику : узнав из рассказов проф.Я.Д.Тамаркина о таковой молодой Норберт Винер положил её в основу закладываемой им науки КИБЕРНЕТИКИ;о работах Г.Лейбница по бинарной логике он не знал…
Таким образом русская наука продолжала сохранять европейскую инаковость отечественному бытию,пребывая в роли завезённого в Россию европейского справочника,естественно по европейским проблемам;и обнаруживая другие иногда в моменты обуявшего бесшабашного задора вопияла о невместности России цивилизованному сообществу стран и народов (письма П.Чаадаева к примеру),становясь идеологическим обоснованием специфически русского явления «смердяковщины»,в разное время реализующейся как котошихинщина,печеринщина,и проч:
….Как сладостно Россию ненавидеть…
На огромных переломах отечественной истории 19-20 веков русская государственность не могла опереться на русскую науку в чём то высшем над уровнем сопромата болтов и гаек;а когда следовала её советам по отсутствию каких-либо ориентиров—это вело к катастрофическим провалам:подобно крушению реформирования России в 1860-1880 годах,на 20 лет остановивший экономический рост страны;или погрому 1985-2000 годов,более страшному чем Смутные Годы 17 века,отбросившему страну к границе1532 года, а общество к компрадорскому прозябанию азиатской полуколонии,но и на том не прекратившим падения…
В неумолимом спуске империи от 1812 к 1917 году российские государи многократно обращались к русской науке за наставлением и поучением,и отворачивались от неё в сознании невместности и невременности её рецептов.Александр 2 решился—итог известен.О его воле преобразователя, пропавшей втуне,лучше всего говорят его слова,сорвавшиеся как то в отчаянии: «Да если бы я был уверен,что Конституция к благу России—я бы не Одну,Сорок Конституций дал» . Беда его,что и сам он был продуктом того же европейского образования и ничего за горизонтом того не видел;но ,любя Россию ,мучился сознанием,что его любовь вместо блага терзает её—геростраты 1990-х годов,запуская погром,разумеется,не думали погреться на пожаре,но и о России они тоже не думали.
Величайшие достижения 20-го века:ГОЭЛРО,Структурный рывок 1920-1940 гг.,Решение Атомной Проблемы,Выход в Космос—были осуществлены не исполнением Умозрений отечественной науки, а Волей Превзошедшего её Социума;и показательно,умирая,её корифеи К.Э.Циолковский и И.В.Мичурин завещали свои научные работы не АН СССР,а секретарю ЦК ВКП(б) И.В.Сталину.В 19-м веке отечественная наука не дала ответа на коренные вопросы великорусского бытия—в 20-м её уже не спрашивают.К праву решать государство присвоило и право искать решения,оставив цензовой науке только обязанность технического исполнения принятого…
Это могло продолжаться и продолжалось лишь до тех пор,пока сохранялся интеллектуальный задел 19-го века—по его исчерпанности к 1960-м годам неизбежно возникала опасная разрастающаяся культурно-идеологическая пустота,наскоро заполняемая канцелярским мусором,что выдаёт как свидетельство своей работы любой бюрократический аппарат: имперский,партийный,ведомственный—не разрешая проблем,засыпая их горючим оскорбляемых умов к начинающему тлеть пожару.Истерическая вспышка голода по интеллектуальной новизне вынесла на поверхность Шестидесятнических Малышей-Коротышей:и это естественное воздаяние за десятилетия заменившего размышления начётничества,ничего,кроме споро цитатничающих «бурлашек»,складно болтающих «попок» ,и стенолобых «чубов» не генерирующее.
Но горькое похмелье 1998-2010 года обратило в прах всю «сахаровщину», «чубайсовщину» , «солженицынщину» и в глазах прокатившейся на ней власти ,и прозревающего общества.Отлив унёс общественное обожание,но и смыл ядовитую пену Поповок,Гайдарок,Немцишек,Афанасок—наука осталась одинокой и сама собой…оболганная,оплёванная,обкраденная,проклинаемая—и обретающая святость вновь затеплившейся свечи;осталась с тем,что она есть…
Перенесённый из Европы уголёк раздувался Евразийскими Ветрами и не сложившись в русское пламя,вспыхивал уже иными языками.Огромный простор ,не заслонённый домостроениями «2-й природы» являл такие картины величия мира,перед которыми становились ничтожны все потуги социального;но вместе с грандиозностью мира рос или падал Социум и Человек:здесь,где на Землю спускается Космос и восходит Океан,запредельное естественно—обыденное обманно. Отечественное сознание развивалось на постижении всеобщих проблем;через них обозревалась обыденность,её занятия и общежитие.Вот выразительная декларация сопричастности к всеобщему, врывающаяся в сугубо деловой чёрствый текст:в завещании князя Семеона Гордого наследникам обоснованием имущественных распоряжений заявлено «чтобы не престала память родителей наших и наша и свеча бы не угасла».Это видение частного через всеобщее входило в отечественную науку с Мишками,Ваньками,Пашками,сменявшими Мишелей,Иоганнов,Паулей,да впрочем с самим воздухом,вливавшимся в грудь.Типологически русская наука как таковая вырастала не из тонкостей горного дела,химии квасцов,механики сверления стволов,за чем собственно и посылался в Европу крестьянский сын Михайло Ломоносов—из проблем природы света, видений электромагнетизма, бытия материи; от Вопрошаний Голубиной Книги:
…От чего у нас Белый Свет; от чего у нас Солнце Красное…
В России Космос ближе к человеку, чем где бы то не было, а материя не думается, а играется в сполохах полярных сияний: как следствие, это рождало чувственный эстетизм представлений, венчающее наслаждение открывающейся гармонии всеобщего. И Ломоносов сразу и безоглядно становится на позиции красивой утонченной волновой теории света Х.Гюйгенса против грубой корпускулярной теории И.Ньютона — как можно иначе…
Открылась бездна, звёзд полна , . Звездам числа нет— бездне дна…
Можно сказать, отечественным интеллигециям было дано так много видеть,что ограниченность априорных размышлений была явлена априори. С этим связано традиционное процветание естественнонаучных дисциплин в России: биологии, химии, наук о Земле, преобладание экспериментального начала в физике над теоретическим; в то же время в целом естественно-математическое начало определённо только подтягивалось под европейское и не более,никогда не достигая всеобъемлющей роскоши французских и германских школ.Но завораживающая тяга «глубины» ,её определённое выделение в русских ценностных ориентациях над «высотой» и «широтой»-- благовещение деве Марии приносит «голубь»,птица «глубины»,никакого отношения к иудео-христианскому пачкуну городов не имеющая ;и ,кстати, не слетающая с небес,а взлетающая из глубин, с «низа» --порождало особое пристрастие к Микрокосму,запредельности НИЗА;и например, и для М.Ломоносова, и для Д.Менделеева химия была наукой не о химических свойствах веществ,а о соединениях предельно малого. Как следствие, корпускулярная теория вещества Первого и периодический закон химических элементов Второго, уже собственно открывающий двери за пределы химии.Эта интуиция была настолько отчётлива, что став главным хранителем Государственной Палаты Мер и Весов (Пробирной палаты),Дмитрий Иванович начинает разрабатывать измерительные инструменты для тончайших опытов с массой и энергией, которые по достижению достаточной точности измерений явили бы парадоксы относительности, и к встрече с которыми он уже был готов.Это же пристрастие к «заобыденности глубины» стало основой традиционно высокого уровня физики электромагнитных явлений в России от М.Ломоносова, В.Петрова,Эпинуса до Доливо-Добровольского,Лодыгина,Попова.
Художественно-творческое начало,с трудом укладывавшееся в рамки «востребованной разумности» порождало такие прорывы в запредельное, как 230 законов симметрии Е.С.Федорова, анабиоз А.Бахметьева, ракетную космонавтику Н. Кибальчича ,неэвклидову геометрию Н.Лобачевского ,с которыми долго не знали что делать—сами по себе прямое нападение на Европейский Характер Российской Императорской Науки. Нередко выходя за рамки не только европейского сциентизма,но и текущего состояния теоретической мысли ,отечественная наука была склонна к инженерии эксперимента, являющего наглядно то, что «не могло быть, потому что этого не могло быть».На то же обращало и важное социальное обстоятельство: с утверждением Официальной Науки отечественная государственность отказала в праве участия в таковой 90% населения Империи; кроме того многократными запретами на получение образования «кухаркиным детям» лишила его возможности пользоваться её плодами—предоставленное самому себе русское население решало свои проблемы самолично,по русской сметке,не подозревая о наличии теоретических запретов,лишь бы толк был; и становилось мощной основой невидимой инженерии,которая вдруг являла «паровик» И.Ползунова, лампы И.Кулибина,броневые плиты С.Пятова,или замечательные бензомаслопроводы отечественной авиации 1942-1944 гг. из…бумаги.
На этой основе начинает оформляться «2-я наука», Отечественно-Низовая:
--со своей философией(от «Стиха о Голубиной книге» до Н.Клюева);
--поморской астрономией и астронавигацией;
--северорусской математикой «черт и резов» двоичных счётных палок;
--агрономией и агротехнологией русского крестьянского двора,поразившей получившего агрообразование в Голландии Д.Бантыш-Каменского;
--плотницкой механикой;
--землеустроительной геометрией;
--старательской геологией;
-- «травной» и «минеральной» медициной;
и проч.,и проч.,и проч…
Из этой науки самоучка-кораблестроитель Н.А.Титов аттестовал европейски образованного А.Крылова и хвалил академические ответы последнего:
--А ведь верно!Смотри,я тут накидал…
Как здесь не вспомнить ленинское высказывание «есть 2 культуры в каждой национальной культуре…» с одним существенным замечанием—НЕ В КАЖДОЙ, В ВЕЛИКОРУССКОЙ.По узости евопейско-американских социумов,умещающихся в одном буржуазном укладе, частно-групповые культурные запросы обслуживает одна национально-буржуазная культура; специфической «пролетарской культуры» К.Маркс и Ф.Энгельс на Западе не усматривали. Более того, в своём гиперэкономизме они сами являлись наиболее чистыми ,честными представителями этой культуры, её вершиной и приговором; в этом смысле Сартр и Камю только окаймление её мартиролога , один слева, другой справа.
Но тот же фактор отторжения «ненаучных тем» или высокомерного манерничанья родовспомогает появлению на свет ещё одному, уже не только русскому, феномену «пара-науки»,в которую собирается то ,что по итогу оказывается чистейшим шарлатанством; заблуждением или злоупотреблением ума; исторически отброшенными формами самой науки: астрология, хиромантия, магия, оккультизм, в новой интерпретации, например, дианетики и т.д.—в целом оказавшейся значительно более сложным явлением, чем мгновенно лопающиеся пузыри:они не терялись,разрастались и значительно более влиятельны в массах,вступая в конкуренцию с самой наукой,хотя бы в её учебно-обязательном варианте поверхностной образованности.С середины 19-го века,по мере превращения науки в прямую производительную силу складывается особая практика оформления ненаучного представления методами и результатами цензового сциентизма.Явление очень сложное,почти Протей по ускользающим переливам посылок, методологии,интерпретации факта и результата;когда еле видимое искажение в одной из составных частей научного исследования даёт антинаучную видимость. От работ Н.Морозова через атлантологию Н.Жирова до современных профанаций Фоменки--Носовского разрастается эта составляющая интеллектуального поиска; побочный шлак, мимикрирующий в мерцающих переливах 1-й и 2-й наук; закрывающийся тенями И.Мичурина, К.Циоковского,Б.Чижевского,Н.Федорова,большую часть своей жизни пребывавших за пределами статусной науки; ещё одно из следствий евроманической её отстранённости от запросов отечественного мирочувствия.И откровенный халтурщик А.Асов(Барашков),и старающийся что-то увидеть Ю.Бегунов,и бессовестно кормящийся Дёмин, и пытающиеся сохранить какие-то следы «методологии» А.Скляров и А.Серяков—обратный негатив её бесстыдно-западнической зашоренности. Сон разума рождает чудовищ…
Но только ли?Разве не является фантазия одним из этапов-приемов восхождения к новому; кстати, открытая на переломе 14-12 тыс.д.н.э. как промежуточный этап на переходе от рисуночного подражания природе в верхнем палеолите к логическому конструктивизму на основе природных свойств тел и явлений в мезолите—средний член в исторически поступательной смене методов постижения мира.В гносеологическом плане появление «паранауки» отражение ограниченности самой науки;и не только в её наличном состоянии—в недостижимости абсолютной истины; даже в формализованных границах математики, как то следует из теоремы К.Гёделя о неполноте. И там, где ломается текущая формализация, возникает зыбкий мираж знания-интуиции, на котором вырастают К.Циолковский, Н.Рерих, Н.Федоров—и г-жа Блаватская; нечто такое, что может быть сопоставлено мифологическому сознанию донаучной эпохи; провидение само по себе, фантастическое только в объяснении, а то и без всякого объяснения; возникающее из демонических ли влечений алкающего сознания, или из незамутнённой способности детства видеть то ,что есть…В 1920-е годы в эпоху «физической революции» ходило расхожее выражение: «Это безумная теория, вопрос только в том, достаточна ли она безумна, чтобы быть истинной», что можно полагать нападением западного разума на инерцию собственных установок. Но право, так и не освоен стихийно складывающийся гносеологический постулат: по мере увеличения области знаемого граница соприкосновения с областью непознанного растёт ещё в большей степени. Наше восхождение к знанию, порождающее вдохновляющую уверенность в достижении ответа на любой вопрос–как и овладении любым предметом вожделений—только СУБЪЕКТИВНАЯ ВЕРА; объективным является расширение контакта с незнаемым, т.е.разрастание области «безумного» наличным накоплениям ума, состоявшиеся проскоки в которую приходится брать даже вопреки методологии науки, т.е. антинаучно…Вспомните Принцип Дирихле, столь важный в математической физике,что лет 80 его использовали без всякого обоснования и даже вопреки справедливой критике строгих пуристов «чистой» науки,например К.Вейерштрасса. Подобная же ситуация,уже не теоретическая,а вполне практическая складывается сегодня с генной инженерией и ЦЕРНовским коллайдером…И поставленное в условия рамок этой ситуации, в условия выбора из незнаемого познание индивидуализируется и как объективно-историческое, и как субъективно-личностное, оформляясь в феномены «русской науки», «русской науки Ломоносова», «науки Ломоносова».
Здесь начинает развертываться та картина,что сложилась в философии—праматери всех наук,в рамках своего предмета и метода необходимо признавшей множественность путей познания и разбегающейся по ним.Но признание множественности дорог к знанию вводит в познание ситуацию интуитивного выбора по вкусу, в основе своей эстетически-художественную, ненормативную и не формализируемую. Выпустив джинна из бутылки, она уже не может его загнать назад и с тем, чтобы не допустить его дикой пляски в науке должна либо развестись с ней,объявив себя специфической формой игры ума;либо отказаться от предмета всеобщего, обратившись к области частных дисциплин, побирушничая то у математики,то у филологии;либо объявить о своём конце—что огласил Ф.Энгельс—впрочем, это всё одно и тоже…Либо следовать своему вердикту. Признание эстетически-художественного в качестве познавательного предельно сближает познание и творчество, обращая познание-путник, следующий проложенной дорогой в инаковость путника, за которым возникает дорога. Познание и творчество сливаются в миротворчесво, выросшее из общеприродного свойства отражения и возвращаемого/приписываемого природе уже как основное онтологическое качество.
Как следствие,развитие науки отнюдь не сужает,а многократно увеличивает область веры уже потому,что в целом её здание уже недостижимо для субъективно-индивидуального обозрения, и приходится принимать на веру то, что заявлено от неё декларацией Истины: ограниченную догматику Августина Блаженного сменяет разрастающаяся догматика Альберта Эйнштейна—фидеизм приобретает специфические черты «веры в науку».Но пара «верю—не верю» вводит в познание неизбежную индивидуализирующую субъективацию, обращая на зыбком фоне незнаемого науку в «мою-собственную-науку» : математику-от-Иванова; физику-от-Петрова; биологию-от-Сидорова—подобно тому,как давно не режут слух убийственные словосочетания: «философия Демокрита», «философия Спинозы», «философия Гегеля».Впрочем , зачем живописать—химеры уже давно ползут по стене: «геометрия Евклида», «геометрия Лобачевского», «геометрия Римана», «физика Ньютона», «физика Планка»… И было бы наивным полагать, что эта ситуация когда-либо пройдёт: Мир-Природа бесконечно богаче и изощренней самых утончённых происков интеллекта—и эта недостижимость границ познания есть подлинное чудо, восхищающее разум; или сокрушающее его гордыней и раболепием, порождающее такие судьбы-изломы, как Сведенборг, великий инженер и мистик, как А.Бутлеров, великий химик и спирит…Или потуги «объяснить всё и сразу», как паранауки Н.Морозова и В.Ган-Блаватской, Р.фон-Данникена и Н.Кольцова; но воющую силу придаёт им материальный интерес, эксплуатирующий дилетантизм масс, желающих ответа на все вопросы сразу,и становящийся злонамеренным средством социальных и классовых стихий.
Что должна осуществить Отечественная Наука,оказавшаяся одинокой на пиру материальных интересов;диктующих продажность как востребованность; предательство в форме эмиграции как профессиональную состоятельность; кафедру в Стэнфорде,Оксфорде или Сарбонне как венец в биографии Отечественного Учёного?
----Стать Великорусской Евразийской Наукой,в своей первой прокламации утвердившей завершающий итог работ ак.И.Ковальченко:Великорусская Государственность возникла не на основе складывания товарно-денежных отношений,результатом которых становится единый национальный рынок,а внешним выражением выступает национально-буржуазная государственность ; сами по себе эти отношения повелительно приговаривают Великорусскую государственность к вивисекции на 6-11 субъектов по числу наличных не слившихся региональных рынков Евразии—Субконтинентальная Государственность возникла-вознеслась над этими отношениями как объективация Духа и Воли, преобразующих Интерес.
----Русская Наука,вполне прочитавшая и освоившая постулат О.Бисмарка «Мы,немцы, думаем что политика это наука, в то время как она является искусством», хотя бы в форме паллиатива А.Эйнштейна «Вероятно,наука политика значительно сложнее науки физики» .И около того остановиться в аристократическом отстранении.
Но непосредственно,переступив через тьму оглядок и указчиков,всё от всех выслушивая и ничего не принимая на веру,обратиться на то,что она единственная должна открыть:
----Чем была и что есть Россия-Евразия;её Народ народов;причины их появления;смысл и цели существования;их уводящие за горизонт дороги.Уяснить и себе и социуму;и первым и последним; народам и народцам—развеять ту вонь клопиных постелей, что всё прикладывается ,откуда она,из передниц ли Востока,или задниц Запада.Беда России-Евразии на переломе от Второго к Третьему тысячелетию была не её материальная слабость,а её беспамятство—она заблудилась ,как Иван не помнящий родства,поплелась за не бог весть какими звонкими зазывалами.И Великие Коммунисты, жившие в мужественной святости, не для себя—за идеи, не на сегодня—на будущее, не по марксистки, «не хлебом единым»;но проповедовавшие «всеобщий экономизм» отношений, сводящий Счастье к Распределению, Справедливость к Уравнительности, обедняющий учителя и растлевающий ученика, столь же виновны в той духовной опустошённости, что обратила в конце 2-го тысячелетия собрания России в чужие колокола.
----Открыть нужные к тому средства: Мира и Войны; бездонности Космоса и ограниченности Земли; Души и Разума. Изжить постоянные аберрации зрения на чужое, что надо перенять—обратиться своему, потерянному, невидимому, что надо увидеть, понять, пользовать:
*порождённый неслыханными сезонными колебаниями рваный характер русского труда, столь плохой в налаженной равномерности застоя—и столь важный в эпоху преобразований;
*природная талантливость, воспитанная обитанием у опасных закраин Ойкумены, не охватываемых общими правилами;
*способность к парадоксальному преобразованию условий и обстоятельств, обращению их наоборот—только русские и баски играют в игру «на поражение» в поддавки, когда весь мир играется «в победу»;
*обратиться к великорусской негромкой раздумчивости над тем , что есть, отвернувшись от крикливой иллюзорности того, что «акают».
----Явить это всё тому Молчаливому, что стоит никому не ведомый в толпе, в ожидании ли своего часа или решимости к Судьбе. Чтобы вышел он из раздвинувшихся рядов не в ослеплении яростного неприятия—в мужественном знании себя, своей цели и средств к ней; к началам заявленных путей, уводящих за горизонт в видимое лишь ему.