ВЕСЕННИЙ ШТИЛЬ
Едкий запах сигаретного дыма от раскалённого жарким солнцем воздуха становился всё более противным, и от него порой першило в горле. Мелкие капельки пота когда-никогда застилали глаза, а тишина, созданная слабым ветром, наводила зевоту. Я слишком долго был здесь на искусственно-созданном островке природы посреди бескрайнего урбанистического океана наедине с закипающим мозгом. Разные непохожие мысли наскакивали друг на дружку, подобно диффузии, но никак не хотели выстраиваться в чёткий определённый ряд. Пора выпить кофе в одном из одинаковых городских кафе. Быть может, беспредметное разглядывание горожан выделит ту самую невидимую нить, которая придаст бесформенной абстракции совершенно конкретный образ и отбросит ненужные мысли в хранилища долговременной памяти.
Я один на приторно-чистых центральных улицах города, кто не занят подготовкой к предстоящему празднику. Ну что ж, они в этом деле преуспели. Осталось нанести лишь мелкие штрихи. Они опять победят как и шестьдесят семь лет назад. Но я не помню тех огненных лет, кровопролитных боёв, неизвестных героев и великой победы. Меня не трогают братские могилы, лишения, голод, гибель мирного населения. Лагеря смерти и вечный огонь в память обо всём этом. И нет радости от угловатых транспарантов, от плетущегося шествия участников боевых действий, от одухотворённо-перекошенных лиц их потомков после боевых «ста грамм» и от красочного запускания в воздух суммы, достаточной, чтоб жить мне около полугода. И совершенно нет гордости за отстоянную дедами независимость. Полная амнезия с атрофией беспредметного чувства патриотизма. Это не моя победа. Парадокс, но в памяти битвы шестисотлетней давности, чем шестидесятилетней. Почему-то события седой старины заставляют больше стыть в жилах кровь. Хотя и это довольно относительно. Вы снова победили, и вы радуетесь, но сквозь эйфорию залитых алкоголем глаз, сверкающего блеска остро заточенных «бабочек», ослепительно-красочного фейерверка и пафосно-льстивых речей, вы можете не заметить насмешливых взглядов, не обнаружить дерзких мыслей и не утереться после обыкновенного плевка обыкновенных здраво рассуждающих людей на ваши с виду вполне прочные непоколебимые устои и святые идеалы. Да посмотрите же вокруг! – вы и сами не помните эту победу, она для вас не существует. Это просто постоянные чувства вины и долга. Но никто в этом не виноват и, следовательно, никто никому не должен. Нет победителей и нет проигравших. Бег на месте и бесконечное пережёвывание одних и тех же слов и действий. Когда я смотрю на это, мне становится смешно, а потом страшно, но у вас нет страха, ибо патриотам и глупцам он неведом.
Однако я иду дальше. Ощущая тухлый запах прогнившей потолочной дранки и улавливая еле различимый треск где-нигде отвалившейся штукатурки в старых недавно покрашенных снаружи зданиях, проваливаясь в ямы на вымощенных серым камнем тротуарах, обходя стороной плешивых бездомных собак и согнутых в три погибели попрошаек, задыхаясь от выхлопных газов, отворачивая взгляд от калейдоскопа вывесок и наружных реклам, натыкаясь на поток из пустых людских глаз. Весна раскрасила всё это в более яркие краски, ещё более обнаружив урбанистический апокалипсис. Именно он и даёт мне новые сюжеты, яркие образы и бесконечный поток мыслей. Если бы я жил на необитаемом острове на лоне райской природы, вряд ли всё это имело бы значение. Настоящее искусство должно обнаруживать недостатки, заставлять задуматься о некоторых событиях, предвидеть и по возможности предотвратить нежелательные последствия. Сегодня я вижу, что весна не принесла жизни, а только раскрасила смерть в яркие и для обычных глаз неузнаваемые тона. Однако смерть везде: в багровых закатах, в прохладных ночах, в бризово-свежих утрах, в жарких полднях, в еле пробившихся изумрудных листочках, в выставленных на всеобщее обозрение пуповин с жировыми складками по бокам, в нагих незагорелых плечах, в бессмысленных надписях на майках, в примитивных случайно услышанных обрывках фраз бытовых диалогов, в сухой прошлогодней траве, в пьяных донжуанах, в открытии пляжного сезона, во многочисленном людском сброде и во многом другом. Что же ты принесла весна? Где же твоя новая жизнь? К чему придавать смерти новые формы, от этого она не станет для меня менее узнаваема. А может, дело во мне? О. нет. Только не в эти мгновения. Избавленный от зимней спячки, от притупляющих внутреннее зрение бессмысленных страстей. Находясь на вершине творческого вдохновения, и больше чем кто-либо знающий, что такое жизнь, я вижу в сегодняшней весне полный штиль. Всё одинаково, сухо и сдержанно скучно. Без огня, творческой изюминки и надутых парусов. Налицо безыдейность.
Почти как мой жизненный путь. Я устраиваюсь поудобнее в довольно милом местечке, удаляю мелкие капельки пота со лба и думаю об этих вещах. Напротив сидит она – с голой страстной шеей, рассеянным, слегка наивным взглядом, полными губами, одетая в ярко красное летнее платье – как и все, похожая на живой труп. Я замечаю косящийся заинтересованный взгляд в мою сторону. А я смотрю прямо на неё, вспоминая тех, кого знал, тех, чьи клетки ломал, вдыхая жизнь в их почти бездыханные души, как опредмечивал их мечты, как заставлял подниматься и лететь, подобно Икару, навстречу солнечному свету, как посвящал им свои стихи, заставляя от зависти переворачиваться в гробу Шекспира, как составлял букеты из полевых цветов, удивляя оригинальностью и естественностью самих богов, как находил точку опоры Архимеда, как не было во всём свете счастливее нас… Смог бы я тебя сейчас осчастливить, подкрепить твою почти языческую веру в весну и сделать мир ещё раз намного лучше? С ходу! Без подготовки! Быстрее молнии и мощнее урагана! Но не хочу. Я по глазам вижу, что не смогу до конца оживить тебя, и, полетав и покупавшись в лучах жизни, ты предпочтёшь остаться в клетке смерти, которая покажется навсегда разрушенной. Так было со всеми предыдущими. Так будет и с тобой. И я, допив свой кофе, без особых усилий отвожу взгляд от этого трупа, в котором не могу найти ничего интересного.
О, весна, о, твой штиль, сделавший воздух гнилым от разложения мёртвых человеческих душ, о, яркая забытая победа, после которой осталась лишь эйфория, лесть и траурное шествие, о, девушки моей мечты, выбравшие тёмную могилу вместо яркого непредсказуемого света, о, грёзы, к которым я никогда не стремился, о, закрытые двери, дерзко вышибающиеся наглым ударом ноги, о, мёртвые цветы, разбросанные мной на безыдейном жизненном пути, о, настоящая литература, пробирающая до окончания самых мелких и чувствительных нервов ногтей на тонких, гибких и цепких пальцах, не дайте мне похоронить себя заживо в сумасшедшем ритме тоскливой суеты, оставьте мне мой внутренний стержень, который до сих пор не давал мне согнуться от постоянных моральных ударов, не погубите те несмелые всходы, за которыми вы так бережно ухаживали всё это время и помогите мне остаться живым человеком, знающим чуть больше, чем творец, полностью исчерпавший себя.