Св. Дмитрий Иванович Донской

Константин Рыжов
                1. Борьба за великокняжеский стол

В 1359 г., когда  умер  Иван  Красный,  его старшему сыну Дмитрию было всего девять лет.  Казалось,  что  ранняя  смерть  Ивана   окажется гибельной для Москвы, поскольку ее малолетний  князь  едва  ли  мог хло­потать в Орде об  ярлыке  и  бороться  с  притязаниями  других князей. К тому же положение внутри самой Орды оставалось крайне неустойчивым. Убийца Берди-бега, Кулпа, правил всего шесть месяцев  и был убит в январе 1360 другим сыном Джани-бега, Наврузом. Однако его власть признали только западные ордынские князья. На востоке он почему-то был непопулярен.

Когда  русские  князья  явились  в  Орду,  и недоставало   одного   Московского,   Навруз     отдал великокняжескую Владимирскую область князю  Суздальскому  Дмитрию Константиновичу (сыну Константина Васильевича).  Чтобы  закрепить  за  собой  положение  Дмитрий  поселился  во  Владимире.  Но  Москва  не  думала уступать. Бояре ее, привыкшие  быть  боярами  сильнейших  князей, князей всея Руси, не хотели сойти  на  низшую  ступень  и  начали сами добывать ярлык своему князю. Малютка  Дмитрий  отправился в Орду. Но там ничего нельзя было  добиться  при  сильной  смуте, когда один хан сменял другого.  Недовольные Наврузом начали пересылаться с заяицким ханом Хызром. Тот явился с большим войском и где-то на Волге в начале лета того же 1360 г. нанес Наврузу поражение. Сам хан, его жена и некоторые приближенные были выданы Хызру и казнены. Со смертью Навруза пресекся род золотоордынских ханов, который вел свое происхождение от Батыя. Теперь у власти утвердились потомки его младшего брата Орда-Икче. Но положение от этого не улучшилось. В августе 1361 г. заговорщики убили Хызра и возвели на престол его сына Тимюр-Ходжу. Но уже через неделю крымский темник Мамай (он был женат на дочери Берди-бега и играл после его смерти заметную политическую роль) провозгласил ханом некоего Абдаллаха. Одновременно в Гюлистане утвердился брат Хызра Мюрид. Русские летописи сообщают в это время о «мамаевой орде» и «муротовой орде» как об особенных, независимых друг от друга государствах.

Московские   бояре   отправили   послов   к Мюриду, и он отдал ярлык их князю.  Затем  бояре посадили на коней всех трех своих малолетних  князей:  Дмитрия, Ивана, а так же Владимира Андреевича Серпуховского, и выступили  с  ними  в  1363  г.  на  Дмитрия Константиновича. Последний не мог противиться московским  полкам, и Дмитрий Московский получил великокняжеское достоинство. Но в том  же  году во Владимир явился посол из Мамаевой  орды,  от  хана  Абдаллаха,  с ярлыком на великое княжение Владимирское. Дмитрий принял посла с честью  и  проводил  с  дарами.  Это  рассердило  Мюрида, который,  чтоб  отомстить  Москве,  прислал   с   князем   Иваном Белоозерским новый ярлык на  Владимир  Дмитрию  Суздальскому.  Тот обрадовался и сел другой раз во Владимире,  но  сидел  только  12 дней, потому что Дмитрий Иванович опять пошел на него  с  большим войском,  выгнал  из  Владимира,  осадил  в  Суздале,   опустошил окрестности этого города и  взял  наконец  над  его  князем  свою волю, по выражению летописца. В том же  году  летописец  говорит, что Дмитрий взял свою волю и над князем Константином  Ростовским, а  князя  Ивана  Федоровича  Стародубского  и  Дмитрия  Галицкого выгнал из их княжеств. В 1365 г., когда Дмитрию Суз­дальскому снова  привезли  из  Орды ярлык на Владимир, он отказался навсегда от  своих  притязаний  в пользу Московского князя, с тем, чтоб тот помог ему управиться  с младшим братом, а в 1366 г. он выдал за Дмитрия свою дочь.

Во всех этих событиях, как, впрочем, и в  дальнейшем,  личность Дмитрия  представляется  по  источникам  неясной.  В  отрочестве, когда он никак не  мог  действовать  самостоятельно,  бояре  вели дела точно в та­ком же духе, в каком бы их вел  совершеннолетний князь. Летописи, описывая его кончину,  говорят,  что  Дмитрий  во всем советовался с боярами и слушался их, что бояре у  него  были как князья, так же завещал он поступать и своим детям.  От  этого невозможно отделить, что из его действий  принадлежит  собственно ему, а что - его боярам. Возможно,  он  всю  жизнь  был  руководим другими, и этим можно отчасти объяснить  те  противоречия  в  его жизни,  которые  бросаются  в  глаза:  то   смешение   отваги   с нерешительностью, храбрости с  трусостью,  ума  с  бестактностью, прямодушия с коварством, что выражается во всей его истории.

 

                2. Война с Тверью и Литвой

Не успел Дмитрий урядиться с суздальцами, как началась тяжелая война с тверичами и их союзниками литовцами. Тверской князь  Михаил,  сын  несчастного Александра  Михайловича   Тверского, с детства питал родовую ненависть к Московским князьям  и  был при этом человеком  предприимчивым,  упрямого  и  крутого  нрава. Став  в 1367 г. великим  князем  Тверским,  он  начал  войну  против  своих родичей – Кашинских князей (Кашинский удел обособился  внутри Тверской волости в 1319 г.; с тех пор в борьбе со старшим князем кашинцы постоянно апеллировали к Москве). Василий Михайлович  Кашинский  с  московскими  полками  разорил Тверскую волость. Михаил бежал в Литву к своему шурину великому князю Ольгерду (тот был женат на сестре Михаила) и  вернулся  с  литовскими полками. Так внутренняя  усобица  Тверского  княжества пере­росла в войну между Москвой и Литвою.

Ольгерд, старший из оставшихся в живых сыновей Гедимина, являлся могущественным и опасным противником. По отзыву нашего летописца, он был очень умен, говорил на разных языках, не любил забав и занимался делами правительственными день и ночь; был воздержан, вина, пива, меду и никакого хмельного напитка не пил и от этого приобрел великий разум и смысл, коварством своим многие земли повоевал и увеличил свое княжество. Уже в первые годы своего княжения (он наследовал отцу в 1341 г.) Ольгерд завоевал Новгород Северский, Трубчевск и Чернигов,  в 1362 г. взял древнюю русскую столицу Киев, а в 1363 г. отвоевал у татар Подолию. Многие южные русские князья  (измельчавшие потомки прежних князей Черниговских) признали главенство литовского князя и перешли на его службу. Смоленский князь Святослав Иванович, хотя и сохранял еще независимость, часто принужден был выступать союзником Ольгерда.

В 1367 г. до военного столкновения не дошло: Тверь и Москва заключили мир. Но в 1368  г.  Дмитрий и митрополит Алексей зазвали к себе  князя  Михаила  на третейский суд. После этого суда тверского князя схва­тили  вместе со всеми боярами и посадили  в  заключение,  но  вдруг  узнали  о неожиданном приезде трех ордынских князей.  Этот  приезд  напугал врагов Михаила,  и  они  выпустили  его  на  свободу,  заставив отка­заться от  части  своего  удела.  Михаил  поехал  в  Литву  и уговорил Ольгерда начать войну с Дмитрием.

В Москве  узнали  о  нашествии  литвы  только  тогда,  когда ее князь уже приближался с  войском  к  границе  вместе  с братом своим Кейстутом, племянником Витовтом, разными  литовскими князьями,  смолен­ской  ратью   и   Михаилом   Тверским.   Князья, подручные Дмитрию, не успели по его  призыву  явиться  на  защиту Москвы. Дмитрий мог выслать  против  Ольгерда  в  заставу  только сторожевой  полк  из  москвичей,  коломенцев  и  дмитровцев   под начальством своего воеводы Дмитрия  Минина.  21  ноября  на  реке Тросне литовцы встретили московский  сторожевой  полк  и  разбили его: князья, воеводы и бояре  все  погибли.  Узнав,  что Дмитрий не успел собрать большого  войска  и  заперся  в  Москве, Ольгерд быстро пошел к ней. Дмитрий велел пожечь посады, а сам  с митрополитом,  двоюродным  братом  Владимиром  Андреевичем  и  со всеми людьми затворился в своем белокаменном  кремле,  заложенном в прошлом году. Три дня Ольгерд стоял под стенами. Взять Кремля он не  мог, но страшно  опустошил  окрестности,  повел  в  плен  бесчис­ленное множество народа, погнал с собою весь скот. Впервые за сорок  лет Московское княжество испытало неприятельское  нашествие.  Дмитрий должен был уступить Михаилу Городок и  другие  захваченные  части Тверского удела.

Но Дмитрий не хотел уступать окончательно. В следующем году  он посылал воевать и  грабить  Смоленскую  землю,  мстя  за  участие смолян в разорении Московской  волости.  Потом  москвичи  воевали под Брян­ском, а в августе 1370 г. Дмитрий вновь  послал  объявить войну Михаилу, и сам во  главе  сильного  войска  вторгся  в  его волость. Михаил бежал в Литву, а Дмитрий взял и  пожег  Зубцов  и Микулин, а также все села, до  каких  смог  добраться.  Множество людей с их добром и скотом было вывезено в Московское княжество.

Ольгерд,  занятый  войной  с  Ливонским Орденом,  мог  ответить  на нападение лишь в декабре.  В  рождественский  пост  он  с  братом Кейстутом, Михаилом и Святославом Смоленским подошел к  Москве  и оса­дил ее. Дмитрий и на этот раз заперся  в  Кремле,  а  Владимир Андреевич стоял в Перемышле. К нему на помощь пришли рязанские  и пронские полки. Ольгерд, узнав об этих сборах, испугался  и  стал просить мира. Но Дмитрий вместо вечного мира согласился  лишь  на перемирие до Петрова  дня.  Михаил  также  помирился  с  Москвой. Весной 1371 г. он поехал в Орду и возвратился  оттуда  с  ярлыком на великое княжение и хан­ским  послом  Сарыхожею (в Орде в то время не прекращались междоусобия; ярлык был выдан бессильным ханом Мухаммадом Бюлеком, которого русские летописи называют Мамат-Салтаном, находившемся в полной зависимости от темника Мамая).

Однако  вскоре Михаил  убедился, что ханские ярлыки не имеют уже на Руси  прежней  силы. Владимирцы  даже  не  пустили  его  в  город.  Сарыхожа  звал Дмитрия во Владимир слушать ярлык, Дмитрий отвечал: «К ярлыку  не еду, на великое княжение не пущу,  а  тебе,  послу  цареву,  путь чист». Вместе с тем он послал  дары  Сарыхоже.  Сарыхожа  оставил Михаила и поехал в Москву. Его приняли там с таким почетом и  так щедро одарили, что он  совершенно  перешел  на  сторону  Дмитрия, уговорил его ехать к Мамаю  и  обещал  ходатайствовать  за  него. Дмитрий решил последовать его совету и отправился искать  милости Мамая. Ми­трополит Алексей проводил его до  Оки  и  благословил  в путь. Несмотря на то, что Дмитрий уже  раздражил  Мамая,  еще  не трудно было приобрести его благосклонность, потому что Мамай  был милостив к  тому,  кто  давал  ему  больше.  Дмитрий  привез  ему большие  дары,  притом  же  Сарыхожа  настраивал  его  в   пользу Дмитрия. Москва, несмотря  на  разорение,  нанесенное  Ольгердом, была все еще богата  в  сравне­нии  с  прочими  русскими  землями: сборы ханских выходов обогащали ее казну. Дмитрий не только  имел возможность подкупить Мамая, но  даже  выкупил  за  10000  рублей серебром Ивана, сына Михаилова, удер­жанного в  Орде  за  долг,  и взял его себе в заложники в Москву; там этот князь  находился  на митрополичьем дворе до выкупа. Дмитрий получил от хана  ярлык  на княжение, и даже Мамай сделал  ему  такую  уступ­ку,  что  положил брать дань в меньшем размере, чем платилась прежде,

   В 1372 г. опять началась тверская война.  Михаил,  соединившись с литовцами, повоевал московские волости, а потом  нанес  сильное поражение новгородцам. В 1373 г. в третий  раз  на  Москву  пошел Ольгерд.  На  этот  раз  Дмитрий  приготовился  встретить  его  у Любутска и разбил сторожевой полк литовский. Все войско  литовцев переполошилось, сам Ольгерд побежал и  остановился  за  крутым  и глубоким оврагом,  кото­рый  не  допустил  неприятелей  до  битвы. Много дней литва и москвичи  стояли  в  бездействии  друг  против друга, наконец заключили мир и разошлись.

Михаил, лишившийся в другой раз помощи  Ольгерда,  по-видимому, не мог уже скоро надеяться на  нее,  а  все-таки  он  не  оставил своей борьбы с Москвою. Случилось так,  что  люди,  пришедшие  из Москвы, сами подстрекали его. В Москве  умер  последний  тысяцкий Василий  Вельяминов.  Дмитрий  решился  упразднить  этот   важный древний сан вечевой Руси, поскольку старинная должность тысяцкого с  ее  правами стояла  вразрез  с  самовластными  стремлениями  князей.   Но   у последнего  тясяцкого  остался  сын,  Иван,  недовольный   новыми распоряжениями.  С  ним  заодно  был   богатый   купец   Некомат, торговавший, так назы­ваемым суровским товаром (то  есть  дорогим, красным). Они оба убежали в  Тверь  к  Михаилу  и  побуждали  его опять добиваться  великого  княжения.  Михаил  препоручил  им  же выхлопотать для него новый ярлык в Орде, а  сам  уехал  в  Литву, пытаясь все-таки найти там себе пособие.

Из  Литвы  Михаил  скоро вернулся с одними обещаниями, но 14 июля 1375 г.  Некомат  привез ему ярлык на великокняжеское  достоинство,  и  Михаил,  не  думая долго, послал  объявить  войну  Дмитрию.  Он  наде­ялся  сокрушить Московского князя силами Орды  и  Литвы,  но  жестоко  обманулся. Помощь не приходила к нему ни с востока, ни  с  запада,  а  между тем Дмитрий собрался со всею силою и двинулся к Волоку  Лам­скому, куда пришли к  нему  союзные князья:  тесть  Дмитрий  Константинович Суздальский с двумя братьями и сыном,  двоюродный  брат  Владимир Андреевич   Серпуховской,   трое   князей   Ростовских,     князь Смо­ленский,   двое   князей   Ярославских,   князья   Белоозерский, Кашинский,  Моложский,  Стародубский,   Брянский,   Новосильский, Оболенский и Торусский. Все эти  князья  двинулись  из  Волока  к Твери  и  стали  воевать,  взяли  Микулин,  попленили  и   пожгли окрестные  места,  наконец,  осадили  Тверь,  где  заперся  князь Михаил. Осажденные крепко бились, но отдельные  успехи  не  могли принести Михаилу пользы:  во­лость  его  была  опустошена  вконец, города Зубцов. Белгород и Городок взяты. Он все  ждал  помощи  из Литвы и от хана.  Литовские  полки  пришли,  но,  услыхав,  какая бесчисленная рать стоит у Твери, испугались и ушли  назад.  Тогда Михаил потерял последнюю надежду и запросил мира.

 Условия этого мира дошли до  нас.  Независимый  великий  князь Тверской  обязался  считать  себя  младшим  братом  Дмитрия.  Он обязался участвовать в московских  походах,  или  посылать  свои полки против врагов Москвы. Михаил обязался не искать ни великого княжения,  ни  Новгорода.  Кашинское    княжество    становилось независимым  по  отношению  к  Твери.  Также  Михаил    обязался участвовать в войнах с тата­рами.

 

                3. Война с Ордой и Куликовская битва

Усмирение Тверского князя сильно раздражило Мамая. Он  видел в этом явное пренебрежение своей власти.  Его  последний  ярлык, данный Михаилу, был  поставлен  русскими  ни  во  что.  С  этого времени меж­ду Москвой и Ордой началась открытая вражда, но  дело долго  не  доходило  до  решительного   столкновения.    Сначала татарские  рати  в  отместку  за  тверской   поход    опустошили Нижегородскую и  Новосиль­скую  земли.  Вслед  затем  в  1377  г. татарский царевич Арапша сделал опять нападение на Нижегородскую область. Соединенная суздальская  и  московская рать по собственной оплошности была разбита  на  реке  Пьяне,  а Нижний был взят и разорен. (Кто был этот Арапша до сих пор остается загадкой. Ведь Золотая Орда фактически распалась тогда на самостоятельные улусы, и здесь правило несколько ханов. Некоторые историки считают, что Арапша происходил из Мамаевой орды. Другие видят в  нем заяицкого хана Арабшаха, противника Мамая, который в 1377-1379 гг. сидел в Сарай-Берке).

В  следующем  1378  г.  татары  опять сожгли Нижний Новгород. Отсюда Мамай  отправил  князя  Бегича  с большим  войском  на  Москву. Но  Дмитрий  узнал  о   приближении неприятеля, собрал войска и выступил за Оку в землю Рязанскую, где встретился с Бегичем на берегу реки Вожи. 11  августа  к  вечеру татары переправились через реку  и  с  криком  помчались  на русские полки, которые храбро  их  встретили.  С  одной  сто­роны ударил на  них  князь  Пронский  Даниил,  с  другой -  московский окольничий Тимофей, а сам Дмитрий ударил на них в  лице. Татары не выдержали, побросали копья и бросились бежать за реку, причем множе­ство их перетонуло и было перебито.

Известно,  что  Вожское поражение привело Мамая в неописуемую ярость, и он  поклялся  не успокаиваться до тех пор, пока не отомстит Дмитрию. Но, понимая, что для покорения Руси нужно повторить Батыево нашествие,  Мамай начал тщательно готовить новый  поход.  Кроме  множества  татар, которые уже собрались  под  его  знамена,  он  нанял  генуэзцев, черкес, ясов и другие народы. Летом 1380 г. Мамай  перенес  свой стан за Волгу и стал кочевать в устье  Воронежа.  Искусной дипломатией он постарался привлечь к себе как можно больше союзников, и это ему удалось. Прежде других к татарам примкнул великий князь Литовский. Старый Ольгерд уже умер; его место в 1377 г. занял сын Ягайло. Он обещал быть заодно с Мамаем и объявил, что 1 сентября соединиться с  татарами. Узнав об этом, Дмитрий  стал  немедленно  собирать войска, послал  за  помощью  к    подручным князьям -  Ростовским, Ярославским, Белоозерским. Из всех русских князей не соединился с ним один Олег Иванович Рязанский,  который  из  страха  за  свою  область по­спешил вступить в союз с татарским темником.

Дмитрий назначил  своим  полкам  собираться  в  Коломну  к  15 августа, а вперед в степь отправил сторожей, чтоб  они  извещали его о движении  Мамая.  Перед  выступлением  из  Москвы  он отправился в Троиц­кий монастырь  к  известному русскому подвижнику Сергию Радонежскому и получил от него благословение.

От  Сергия  Дмитрий  поехал  в  Коломну,  где  собралась   уже невиданная на Руси  рать -  150  тысяч  человек.  Весть  о  сильном вооружении Московского князя, должно быть, достигла Мамая, и  он попытался сна­чала кончить дело миром. Послы его  явились  в Коломну с требованием дани, какую великие  князья  посылали  при Узбеге  и  Джани-беге,  но  Дмитрий  отвергнул  это    требование, соглашаясь платить только  такую  дань,  какая  была  определена между ним и Мамаем в последнее их свидание в Орде.

20 августа Дмитрий  выступил  из  Коломны  и,  пройдя  границы своего княжества, стал на Оке при устье Лопастны. осведомляясь о неприятельских движениях. Здесь с ним соединился двоюродный брат Владимир Андреевич Серпуховской, подошли  последние  Московские полки.  Тогда,  видя  все  силы  в    сборе,    Дмитрий    велел переправляться через  Оку.  6  сентября  войско  достигло  Дона. Устроив полки, начали думать. Одни говорили: «Ступай, князь,  за Дон!» Другие возражали: «Не ходи, потому что  врагов  много,  не одни татары, но и литва и рязанцы». Дмитрий принял первое мнение и велел мостить мосты и искать броды. В ночь 7  сентября  войско начало переправляться за Дон.

Утром  8  сентября  на  солнечном восходе был густой туман, и когда в третьем часу просветлело, то русские полки строились уже за Доном, при устье Непрядвы. Незадолго до начала сражения Дмитрий поднялся на высокий холм перед своим воинством. Повсюду, насколько хватало глаз, стояли стройные необозримые ряды его воинов. Легкий ветер развевал бесчисленные знамена, на ярком солнце блестело оружие и доспехи. Часу в двенадцатом стали показываться татары; они спускались с холма на широкое Куликово поле. Русские также сошли с холма, и сторожевые полки начали первые сшибки. Вдруг с татарской стороны выехал вперед богатырь огромного роста, крепкого сложения и страшной наружности. Звали его Челубей. Тщеславясь своей силой, он стал вызывать на единоборство кого-либо из русских витязей. Прошло несколько минут ожидания, и из русских рядов выехал троицкий инок Пересвет, посланный на брань самим Сергием. Вместо брони и шлема он был облачен в одежду схимника. Потрясая копьем, монах устремился на татарина. Сблизившись, оба ударили друг друга копьями, и оба пали мертвыми… Это был знак к началу битвы. Засверкали мечи, затрещали копья, посыпались на землю шлемы и мертвые стали падать в бесчисленном множестве, как с той так и с другой стороны…

     Князь Дмитрий,  побившись немного с передовым отрядом, вернулся к основным силам устраивать полки. В  «Повести  о  Мамаевом  побоище»,  источнике    сложном    и противоречивом, в котором много явных вы­мыслов и  нелепиц,  есть рассказ, что Дмитрий надел княжескую мантию  на  своего  любимца Михаила Бренка, сам же  в  одежде  простого  воина  замешался  в толпе, так как  хотел  биться  с  татарами  «зауряд  с  дружиной». Неизвестно, можно ли доверять этому известию, но  действительно, Дмитрий, как видно, не руководил сражением, оно шло словно  само по себе, а все важные решения принимались Владимиром Андрее­вичем и воеводой Волынским Боброком, которые командовали большим засадным полком, до поры скрытым от татар в лесу.

    В первом часу началось решительное сражение. Такой битвы, пишет летописец, не бывало на Руси  прежде:  кровь  лилась,  как    вода, на пространстве десяти верст, лошади не могли  ступать  по  трупам, ратники гибли под  конскими  копытами,  задыхались  от  тесноты. Пешая русская рать уже лежала как скошенное сено. Татары начали одолевать - они глубоко  охватили  русский  строй  и стали заходить в тыл. Владимир Андреевич,  видя  поражение  русских,  начал говорить воеводе Боброку:  «Долго  ль  нам здесь стоять, какая от нас польза? Смотри, уже все  христианские полки  лежат  мертвы».  Но  воевода  отвечал,  что  еще  нель­зя выходить из засады, потому что ветер дует прямо в  лицо  русским. Но   через   несколько   времени   ветер   переменился.   «Теперь пора!» - сказал Волынский, и засадное ополчение бросилось на  татар. Это появ­ление свежих сил на стороне русских решило участь  битвы: Мамай,  стоявший  на  холме  с  пятью  знатнейшими   князьями   и смотревший оттуда на сражение, увидал, что победа  склонилась  на сторону противника, и обратился в бегство; русские  гнали  татар  до реки Мичи и овладели всем их станом.

Возвратившись с погони, Владимир Андреевич стал  на  костях  и велел трубить в трубы, все оставшиеся в живых ратники  собрались на  эти  звуки,  не  было  только  Дмитрия.  Владимир   стал расспрашивать: не ви­дал ли кто его? Одни  говорили,  что  видели его жестоко раненным, и потому должно искать его между  трупами; другие, что видели, как он отбивался от четырех татар, и  бежал, но не знают, что после с ним случилось; один объявил, что видел, как великий князь, раненый, пешком возвращался с  боя.  Владимир Андреевич стал со слезами упрашивать, чтоб все  искали  великого князя, обещал богатые награды  тому,  кто  его  найдет.  Войско рассеялось по полю;  нашли тело любимца  Дмитриева  Михаила  Бренка, наконец двое ратников, уклонившись  в  сторону,  наткнулись на  великого князя, едва дышащего, под ветвями  недавно  срубленного  дерева. Дмитрий с трудом пришел в себя, с трудом распознал,  кто  с  ним говорит и о чем, панцирь его был весь избит, но на теле не  оказалось ни одной серьезной раны.

По случаю победы, говорит  летописец,  была  на  Руси  радость великая, но была и печаль большая по убитым  на  Дону;  оскудела совершенно вся земля Русская  воеводами, и  слугами,  и  всяким воинством, и от этого был страх большой по всей  земле  Русской.

Историческое значение Куликовской битвы не неоднозначно.  Конечно, была одержана важная победа, одна из тех великих нравственных побед, которые навеки остаются в памяти народа, и воспоминаниями о которых в дни новых бед и испытаний питается национальное мужество. Но победа эта оказалась воистину «пирровой». Обе стороны понесли огромные потери и обе были ослаблены. Но если за Дмитрием стояла вся страна, то за Мамаем лишь часть степного населения. Победа московского князя настолько обессилила Русь, что она не смогла воспользоваться ее плодами. Между тем, поражение Мамая ослабило в первую очередь его самого. А поскольку властолюбивый темник долгие годы оставался главным виновником царящей в Золотой Орде смуты, его поражение способствовало консолидации всех татар и их объединению под властью одного хана. Таким образом, первыми следствиями Куликовской битвы стало ослабление Руси и возрождение могущества Золотой Орды.

 

                4. Сожжение Москвы и новое покорение Руси Токтамышем

Еще в 1379 г. в Поволжье появился хан Белой Орды Токтамыш, сумевший в том же году изгнать из Сарай-Берке Арабшаха. (Белая Орда откололась от Золотой после смерти Джани-бега; ставкой ее ханов считался Сыгнак на берегу Сырдарьи). Этот Токтамыш принадлежал, по-видимому, к потомкам Тукай-Темюра, младшего брата Батыя. Уделом его отца был Мангышлак. Своим возвышением он был всецело обязан правителю Самарканда Тимуру Тамерлану, который в 1378 г. помог Токтамышу стать ханом Белой Орды. К 1379 г. тот захватил оба Сарая и Гюлистан, а к весне 1380 г. – Астрахань и Азов.  После этого он двинулся против Мамая, сильно ослабленного куликовским разгромом. Решительное сражение между двумя претендентами произошло на Калке (реке Колмак – притоке Ворсклы). Мамай был разбит и бежал в Крым. После этого татарские мурзы и князья перешли на сторону Токтамыша. Покинутый всеми Мамай пытался укрыться в Каффе, был схвачен генуэзцами, выдан Токтамышу и казнен. Следующие десять лет стали временем нового возвышения Золотой Орды, которая превратилась в грозного противника для своих соседей.

Покончив с внутренними делами, Токтамыш  отправил  к  Московскому  и другим русским князьям послов известить их  о  своем  воцарении. Князья приняли послов с честью и отправили своих послов в Орду с дара­ми для нового хана. В 1381 г. Токтамыш  отправил  к  Дмитрию посла  Ахкозю   с семьюстами татар; но  Ахкозя,  доехавши  до  Нижнего  Новгорода, возвратился назад, не смея ехать в Москву. Он  послал  было  туда не­сколько человек из своей свиты, но и те не осмелились  въехать в Москву. Токтамыш решился разогнать этот страх,  который  напал на татар после Куликовской  битвы.  В  1382  г.  он  внезапно  с большим войском пе­реправился через Волгу и пошел к Москве, соблюдая большую осторожность, чтоб в  русской  земле  не  узнали  о  его походе. Олег Рязанский встретил хана у границ своей земли, упросил их  не воевать Рязанской волости, обвел вокруг нее и указал броды на реке. Точно так же поспешили передаться татарам Суздальские князья.

Когда весть о татарском нашествии все же дошла  до  Дмитрия, он хотел было выйти к  ним  навстречу, но  область  его,  страшно оскудевшая  народом  после  Куликовского  побоища,   не    могла выставить вдруг  достаточного  числа  войска,  и  Дмитрий  уехал сперва в Переславль, а потом в Кострому собирать полки. Тем временем, быстро подступив к Москве, Токтамыш три дня осаждал  Кремль,  однако  не имел большой  на­дежды  взять  его.  Тогда  хан  вздумал  устроить хитрость: на четвертый день подъехали  к  стенам  большие  князья ордынские и с  ними  Василий  и  Семен Суздальские,  бывшие  шурьями  Дмитрия Донского. Они ста­ли говорить  осажденным:  «Царь  хочет  жаловать вас, своих людей и улусников, потому что вы не  виноваты:  не  на вас пришел царь, а  на  князя  Дмитрия,  от  вас  же  он  требует только, чтоб вы встретили его и под­несли небольшие дары;  хочется ему поглядеть ваш город и побывать  в  нем,  а  вам  даст  мир  и любовь». Василий с братом  дали  москвичам  клятву,  что  хан  не сделает  им  никакого  зла.  Те  поверили,  отворили  кремлевские ворота и вышли с крестами и дарами. Но татары начали без  милости рубить духовенство, ворвались в Кремль, всех жителей  побили  или попленили,  а  церкви  разграбили.  Таким  образом  нижегород­ские князья оказали татарам не последнюю услугу в их  новом  торжестве над Москвой. Впрочем,  Токтамыш  по-прежнему не чувствовал себя уверенно.  Узнав,  что  Дмитрий собирает полки в Костроме, а Владимир стоит с  большой  силой  у Волока, он поспешно ушел обратно в  степь.  Дмитрий  вернулся  в разоренный город и за свой счет  похоронил  всех  убитых -  24 тысячи человек.

Воспользовавшись бедою Москвы,  Михаил  Тверской  немедленно отправился в Орду искать великого княжения. Дмитрий  Донской  также отправил в Орду тягаться с  Михаилом  своего сына Василия. Токтамыш не дал Михаилу ярлыка,  но задержал Василия у себя и требовал за него  8000  рублей  откупа. Только в 1385 г. молодой князь сумел спастись бегством из  плена. Сначала он некоторое время жил  в  Молдавии.  Оттуда  в  1386  г. пробрался  в  Литву  и  здесь  встретился  с тамошним князем Витовтом  и  обещал жениться на его дочери Софии. Между тем, в 1383 г. приехал в Москву посол от Токтамыша с добрыми речами и пожаловани­ем.  Но за эти добрые речи должно  было  дорого  заплатить.  В  1384  г. начались тяжелые поборы для уплаты ханской дани. Каждая  деревня давала по полтине, а города платили золотом.

Таким образом, Дмитрию не удалось исполнить свою заветную мечту – навсегда покончить с татарским игом. Он не смог даже  свести счеты с Олегом  Рязанским, который уже дважды был союзником  татар.  В   1382  году московская рать разорила  Рязанскую  волость.  В  1385  г.  Олег внезапно напал на  Коломну,  взял ее и  разграбил.  Московские войска, отправленные против него, потерпели поражение. Лишь с помощью Сергия Радонежского Дмитрию удалось заключить с Олегом почетный мир.

Татарское разорение и обязанность платить тяжелую дань  довели казну  великого  князя  до  скудости.  Возможно,  это  заставило Дмитрия  искать  новых  источников   дохода.    Подобно    своим предшественни­кам Дмитрий обратил внимание на богатый Новгород.    В  декабре 1386 г., собрав большое войско, Дмитрий  двинулся  на  Новгород, сжигая и разоряя все на своем пути.  В  начале  января  1387  г. московское  войско  стало  недалеко  от  города.   Испуганные горожане  умолили  Дмитрия  не  начинать  осады  и   согласились выплатить 8 тысяч рублей, а кроме того согласились ежегодно платить с черных людей особую подать («чер­ный бор»)  в  пользу  великого князя.

Это было последнее деяние Дмитрия Донского, все княжение которого  пало на очень бурную и тяжелую эпоху. Дмитрий умер рано - в  1389  г., когда ему было всего 39 лет. Между  тем,  следуя  житию,  он  был  кре­пок, высок, плечист и даже грузен – «чреват вельми и тяжек собою зело», имел черную бороду и волосы, а также дивный взгляд. То же житие сообщая,  что  Дмитрий  имел  отвращение  к  забавам,  отличался благочес­тием, незлобивостью и  целомудрием.  Книг  он  не  любил читать,  но  духовные  имел  в  своем   сердце.   

 

                5. Литва и Смоленск

Между тем важные перемены произошли в судьбах великого княжества Литовского. В 1382 г., после смерти короля венгерского и польского Лайоша I Великого, пресеклась Анжуйская династия. В 1385 г. литовский князь Ягайло посватался к дочери Лайоша Ядвиге, муж которой должен был получить в приданное королевство Польское. У Ядвиги уже было несколько женихов, но предложение Ягайлы показалось польским магнатам наиболее заманчивым: он обещал принять католичество вместе со всеми своими родственниками, вельможами и народом и навеки соединит с Польшею свои наследственные владения. Этот брак после долгих переговоров  состоялся в 1386 г. и имел огромное влияние на судьбы всей Восточной Европы. Прежде православное население  Южной Руси достаточно легко мирилось с властью Литвы. Мелкие князья охотно переходили  под руку могущественного литовского князя, видя в нем защитника от татар. Но теперь положение изменилось. В литовцах стали видеть иноверцев, им начали оказывать все более ожесточенное сопротивление, а опору против них все чаще искали в сильном Московском князе.

В конце княжения Дмитрия Донского начинается упорная борьба Литвы со смоленскими князьями. В  1386  году смоленский князь Святослав Иванович  вместе  с  сыновьями  Глебом  и  Юрием,  собрав  большое  войско,  пошел  на  Мстиславль,  который   прежде    принадлежал смоленским князьям, а потом был отнять у них  литовцами.  Проходя через литовские земли, смоляне захватывали  жителей и мучили их нещадно раз­ными казнями:  иных, заперши  в  избах,  сжигали,  младенцев  сажали  на  кол.  Жители Мстиславля затворились в городе. Святослав стоял под  ним  десять дней, но ничего не  смог  сделать.  В  одиннадцатый  день  подошли литовцы: сыновья Ольгерда и племянник последнего Витовт  со  своими  полками.  Смоляне смутились,  увидавши  их,  начали  скорее  одеваться  в    брони, выступили  в  бой  и  сошлись  с  литовцами  на  ре­ке  Вехре  под Мстиславлем. Битва  была  продолжительная,  наконец  Ольгердовичи одолели. Сам Святослав был убит каким-то  поляком.  Двое  сыновей его попали в плен. Литовские князья вслед  за  бегущими  по­шли  к Смоленску, взяли с него окуп и посадили князем из своей руки Юрия Святославича.

Конспекты по истории России http://proza.ru/2020/07/17/522