У Исаака Моисеевича Иванова заболел зуб. Терпел он, терпел и не вытерпел, позвонил своему старому знакомому, мастеру на все руки Моне Сидорову.
Моня Сидоров был специалистом широкого профиля, он мог абсолютно всё, только плати. Но это было для всех, и не как не касалось Исаака Моисеевича, к которому Моня питал большое уважение.
– Добрый день, - сказал Моня, переступая порог квартиры уважаемого человека.
– Почему ноги не вытер? - тут же заметил хозяин.
– Да там половик грязный, - оправдался мастер.
– Как грязный?
Исаак Моисеевич выглянул в коридор.
– Вытер бы об соседний.
– Да, надо было, - виновато ответил мастер, и на этом дискуссия о ногах была закончена.
Иди, руки помой, только мыло не пачкай,– сказал Исаак Моисеевич, прикидывая в уме, что можно взять с Мони.
– Погода хорошая, – сказал мастер, вытирая руки носовым платком, полотенца на вешалке не оказалось.
– Хорошая погода и зуб у меня тоже хороший был, а теперь вот разболелся, помру наверно скоро.
– Да что Вы, Исаак Моисеевич.
– А что, ведь не железный, сколько можно дураков учить. Вот напишу завещание и помру. И тебя в том завещании упомяну.
– Да что вы Исаак Моисеевич.
– Ладно, хватит болтать, дело делай.
Уселся хозяин в кресло поудобнее, а Моня Сидоров тем временем свои инструменты разложил.
– Такс, посмотрим... Да, удалять надо, сказал он сочувственно.
– И сколько ты мне за это дашь? - спросил Исаак Моисеевич.
– Я? - удивился Моня.
– Ну а кто же? Я же тебя засранца в завещание хочу вписать, бумагу на тебя потратить, чернила, думаешь это так просто, взять и отдать, но я ведь отдам, и ты что же, меня в последний раз отблагодарить не хочешь?
– Нет, я ничего,– растеряно пролепетал мастер,
– Я, пожалуйста.
– Хватит болтать, дёргать так дергай. Если больно будет, заплатишь вдвойне.
Через две минуты вырванный зуб аккуратно лежал на тарелочке, и довольный Моня протирал свои инструменты.
– Ты бы у своей мамы так драл, - пробурчал Исаак Моисеевич.
– С тебя сотня. Зелёных разумеется.
– Сколько? – спросил мастер, с таким лицом, будто бы у него самого выдернули всё челюсть.
– Эх, Моня, Моня, – сказал Исаак Моисеевич и тяжело вздохнул.
– Ладно, – пробурчал Моня Сидоров, и с грустью выплатил великому еврею упомянутую сумму,
– Надоели эти дураки, – сказал Исаак Моисеевич, закрывая за Моней дверь.
– Тяжело их учить, а надо.