Пирс 67 [1]
На фото: панорама города Сиэтла (фото моё).
Солоноватый бриз оседает на щеках и губах прощальными поцелуями. Они холодны и ничего не могут изменить: ни остановить, ни выправить течение, ни повернуть время вспять. Залив спокоен, тихое океанское дыхание с пришёптыванием умиротворяет. На горизонте белёсые пики горной гряды, к их серо-зелёным юбкам, точно малые дети, жмутся двухэтажные деревянные особняки. По ночам подмаргивают светом квадратных окон, а по утрам – отрешённо-безучастные. На рассвете я прихожу на пирс и пристально вглядываюсь в мутно-поблёскивающие на солнце глаза домов и пытаюсь завязать диалог. Они похожи на меня – радостные и нарядные ночью, поблёкшие и подёрнутые дымкой похмельного тумана по утрам.
Время грусти – вечер, у меня – наоборот: с бледно-розовый рассвет вливается душу стенаниями шотландской волынки. Они заставляют открывать глаза и гонят на закованный в бетонный панцирь берег океана. То ли поделиться грустью, то ли обняться в последнем прыжке.
Если долго вглядываться с пирса в отдающую холодом глубину, можно превратиться в кролика на пути удава. Невысокие перила, загаженные толстыми грязно-серыми чайками, – не преграда. Бездна манит и отталкивает. Игра в любовь и страсть мамзели из борделя с безусым корнетом.
В сваи пирса бьётся лбом зелёная моторная лодка. Она всегда здесь, но я не видел хозяина. Размеренные удары подчёркивают моё одиночество – отсчитывают минуты, часы, дни, проведённые вне родного города. Лодка давно бы расшибла лоб, не будь старой, с истёртым протектором покрышки – у моторки всё-таки кто-то есть. Тот, кто возвёл преграду между жизнью и смертью, уберёг от боли, но не скрасил одиночества.
Для человека спасительная покрышка – любовь. Защищает, но не уберегает от тоски, ведь я – в Сиэтле, а она – в далёком Бишкеке. И там есть море – приветливое, несмотря на извечную холодность. На пляже под жгучим южным солнцем обронены первые слова признания, скреплённые терпким поцелуем. Он сполз дрожью к коленям и окутал туманом разум. Два года минуло, а воспоминания не поблёкли – закрываю глаза, и мгновенно ныряю в тот день, будто в солоноватый Иссык-Куль.
Я искал лучшей жизни. Но сколько не показывал – ты не смогла увидеть. Вздёргивала головой, пожимала плечами, а на губах играла печальная усмешка. И я метнулся на серебристых крыльях «Боинга» через океан, чтобы доказать – лучше может быть, но это надо пощупать и принять.
Тяжёлый грузовой состав качает под ногами Аляскэн Вэй. Темно-зелёные морские контейнеры с белой надписью China Travel тянутся китайской стеной. В ребристых коробах, словно захватчики, проникают через Тихий океан тонны грузов. Дешёвые шмутки и аппаратура, сувениры, которые мы сбагриваем с Максом у причалов. Стоило так далеко забираться, если китайской дребеденью можно торговать и на «Дордое» [2]?
Ветер подталкивает в спину, и я знаю, куда пойду. Нажимаю кнопку на светофоре, и он, послушный чужой воле, тормозит скупой поток машин. Уткнувшаяся шпилем в меркнущее небо Spease Needle едва заметно качается: то ли грозит учительским пальцем нерадивому ученику, то ли игриво кивает – мол, знаю, парень, твою задумку на вечерок.
Шесть кварталов по набережной, гулкий переход под эстакадой, асфальтированный подъём и нырок в проулок. Огороженные резными парапетами столики трёх кафе толпятся в узкой улочке. Синие, зелёные, красные зонты ракетами устремлены в небо, журчат разговоры, прерываемые перестуком пивных кружек. Морской воздух глушит запахи жареного мяса, разделанной рыбы и скворчащего в масле картофеля.
Ныряю под изумрудную вывеску Kells. На улице есть свободные столики, но внутри под гитару поёт седовласый ирландец.
Распущу на рассвете серебряный парус,
Понесёт меня ветер по буйной волне,
А зазноба моя, что любить обещалась,
Пусть поплачет по мне, пусть поплачет по мне. [4]
Я иногда жалею, что знаю английский. Очарование отдельных песен убивается текстом. Но заказав «Гиннес» можно прикинуться – ты в Ирландии. Мне там вряд ли будет лучше, но не хуже, чем у Тихого океана.
На коричневый столик парой становятся кружки, ручки соприкасаются, словно завзятые подруги выбрались на променад по набережной. Шелковистая пена опадает, открывая пузырькам путь. Они отсвечивают в приглушённом свете и всплывают на кофейную гладь напитка. С кирпичных стен взирают неизвестные американские герои фотографий, плакатов и рисунков. Здесь везде так, и для многих пабы не отличаются от дома. Мне и вовсе Kells милее убогой квартирки, кричащей оборванными обоями, истёртым ковролином и закопченным потолком о ремонте, как нищий о подаянии. Бишкекская «хрущёба» молила о том же. Но по-доброму, по-дружески, по-свойски. Уговаривала навести порядок, будто сестра старшего брата.
Жаль, алюминиевые блестящие трубы вытяжки не тонут в сизом дыму. В очищенной от табака атмосфере витает лишь пивной дух с ноткой перегарного виски. Спасает экзотичная курилка на улице. Справа балкон ресторана, слева – бледно-коричневый бок семиэтажного дома, прямо – взгляд над крышей торгового центра разбегается и ныряет в океан, а под ногами скрипучая лестница закручивается штопором вниз. В вечной тени жмутся столики фаст-фуда, приятно – ты выше. Хотя бы на десяток метров.
– Вы русский?
Молодая Татьяна Навка опирается на стол рукой, а левой поглаживает зелёный с кисточками передник. Ей неловко – мне удивительно. Сглатываю тягучую пивную слюну, язык трётся о зубы, путаясь в английских и русских словах, потому киваю. Девушка улыбается, на левую щёчку выпрыгивает ямочка, и затягивает меня хлеще водоворота.
Мы сидим на набережной, шуршат пакеты с чипсами, глотки из бутылок, как пьяные поцелуи. Голос засыпающего Сиэтла превращается в отдалённое бормотание, которое слизывает плеск океана под парапетом. Изредка с надсадным гулом пролетают самолёты – в темноте видны сигнальные огни, крестом раскиданные на фюзеляже.
– Я учусь в университете, – говорит Мишель. Акцент её не портит, как и светлые волосы. Не люблю блондинок, но не каждый день встречаются двойники известных фигуристок. Осознание этого вкупе с выпитым пивом сглаживают обнаруженные недостатки новой знакомой.
– Я жил… жила с русский парень, но он ухать.
Киваю в темноту. Только такая девушка пойдёт пить пиво с другим русским в ночь.
– И меня девушка бросила.
– What? Почьему?
– Она в Бишкеке осталась. Я же примчался покорять Microsoft.
– Билл Гейтс?
– Он самый. Но желающих в Штатах… Мозгов хватило пристроиться в маленькую фирму компьютерщиком. Кризис и её прикончил.
– И мою. Притопнул.
– Прихлопнул.
– Один чьёрт. – Белозубая улыбка Мишель повисает на расстоянии вытянутой руки. Чеширский кот заглянул с гастролями в Сиэтл.
– Я звонил Алёне почти каждый день. Пока не утопил телефон в океане. Нагнулся, а он бултых и исчез. А ты помнишь номера на память? Даже самых близких людей.
– No. Ньет. – Легкий ветерок с пивным перегаром обдает меня – девушка машет головой.
– Вот и я. Старый помню, а новый вбил в симку и привет. И до почты через неделю добрался. Макс заслал на Аляску, а там метель – три дня без света куковали. Когда включили – инет не появился. Кабель повредило. Аэропорт пока открыли. Туда-сюда… Закрутился, в общем.
– Он русский?
Я икнул, девушка хрустнула чипсами, точно поняла ответ.
«Нет, с Максом знакомить не буду. Пока», – сделал пометку, словно буй бросил в мутное хмельное море.
– Он помог с работой. У нас, типа, бизнес – китайское барахло туристам впариваем. Маленькая лавчонка на пирсе. – Машу рукой направо. – Там, где «Аргос» [5] плавает.
– Всегда жила Сиэтл. Семья большой. Пять братьев и систер. Никуда не была. С подругой сбежали раз. Полиция сняла с бус. Отец сказал: я глупая – бус ехал в Канаду, а не Калифорния. Долго смешился. Не знаю, зачем так думал? Нам с Кейт было всьё равно куда. Но много думать, а потом учиться. Стипендию в университет получила. Папа не смеялся после.
– Отправлял письма на почту, они возвращались – нет ящика. Получил «мыло» от Катьки, её подруги – мол, Алёна просила больше не беспокоить, другая жизнь и прочее бла-бла-бла.
– А зачем присылать мыло?
– Это – почта, mail – мыло.
Мишель молчит. Шуршит пакет, хруст. Закуриваю.
– Что есть бла-бла-бла? – по слогам, будто старательная ученица повторила Мишель.
– Пустые разговоры, ни о чём.
– А-а-а. – Девушка глотнула пива. – У меня одна подруга увела бойфренд. Написала ему mail, «мьило» – ты плохой, я узнать о тебе много правда. И отправила от меня. Он – злой, а подруга его под… подбирать. Но месяц, и её бросил.
– Я сюда приехал из-за Алёны. Хотел найти, где лучше. Но мечты зачастую неспособны указать правильную дорогу и чаще остаются миражами в пустыне.
– Ты был в пустыня?
– Нет.
– А поедем?
– Зачем тебе?
– Хочется видеть, где совсем нет воды. В сити много и всегда.
– Думаешь, там лучше?
– Мне и тут не хорошо. Тоска. Зельёный, – выговорила с трудом Мишель и хихикнула.
– Вот ты набралась у бойфренда.
– No. Я не пьянь. Терезвый почти.
Смех спрыгивает на парапет и теннисным мячиком скажет по набережной, белоснежная в свете яркого уличного фонаря чайка дергает головой. Я обхватываю Мишель левой рукой за плечи, она не сопротивляется, но губы упираются во влажную щеку. Солёную…
Пирс – несбывшийся мост [6], всплывает в замутнённых от недосыпа и похмелья мыслях. Не тот пункт, откуда можно двинуться дальше – либо вниз, либо назад. Но не сейчас. Пока лёгкий бриз освежает лицо, хочется в опостылевшую квартиру, где на скрипучем диване под чёрно-красным пледом спит Мишель. Может, она – недостающее звено, что превратит мой пирс в наш мост? Бестолковый пьяный секс иногда высекает искру, а не только утренний серый стыд. И кто знает, вдруг нас ожидает пожар? За его стеной можно на время укрыться от прошлого.
А сюда в любое время можно вернуться. Бездна вечна, терпелива и всеядна. Веками питается нашими чувствами. Тоска, воспоминания, радость… Мы не смогли удержать их, и они нас опрокинули с пирса. В небытие…
Сиэтл – Бишкек, 2010–2011 год.
1 – пирс на набережной Сиэтла, где расположен отель Edgewater.
2 – крупнейший рынок в Бишкеке, начало которому положила торговля китайскими дешёвыми товарами в начале 1990-х годов.
3 - Спейс-Нидл (космическая игла) – символ города Сиэтл, штат Вашингтон. Башня высотой 184 метра расположена на территории выставочного комплекса Seattle Center, который построен для Всемирной выставки 1962 года.
4 – старинная английская песня.
5 – «Argosy cruises» - теплоходные прогулки в Сиэтле.
6 – интерпретация фразы Стивена из «Улисса» Джеймса Джойса.