Дневниковые записи. 1938 год. Часть 95

Михаил Ильич Суббота
Часть 95


ГЕОЛОГИЧЕСКАЯ ПОЛЕВАЯ ПРАКТИКА. Лето 1938 года. Продолжение. (Начало записи о практике с Части 83).



3 сентября. Жигули — Усолье.
Утро холодное, но день очень жаркий. Работали на левом склоне Жигулёвского оврага. Ничего интересного для геологических исследований не нашли. В дупле одного дуба набрали огромных жирных белых личинок жука «дубовика» (более 70 штук) — Митрич решил на них ловить рыбу. На обратной дороге ели дикие яблоки, которые натрясли на опушке леса. Болезнь Митрича усиливается. Решили поехать в Усолье, сделать завтра выходной, а 5-го сентября приехать с рабочими и Петром Фёдоровичем Салтыковым (топографом), дать им работу, а самим переехать в Овечкин овраг. К 20 сентября мечтаю в чернее закончить работу.
    
В Усолье получил от моей Варюшечки сразу два письма. В первом письме она пишет: «Сегодня получила от тебя сразу два письма, я ждала письма ещё позавчера и особенно вчера, но ничего не было, и я решила, Мишунчик, что ты уже успел забыть свою ласточку. Моя любовь к тебе жива, пока любишь ты. Вчера я уже решила забыть тебя, не писать тебе, и не вспоминать о тебе — и так бы было, если бы не сегодняшние письма. Но, Мишенька, конечно это было бы трудно для меня, но всё-таки я так поступила бы. Моя любовь крепнет вместе с твоей любовью. Чем сильнее любишь ты, тем сильнее становится моя любовь к тебе. Миша, в Усолье я полюбила тебя окончательно и по-настоящему, и это уже подверглось проверке». Вот она всегда такая. Ещё пишет, что брата приняли в техникум и что она занимается утром. Это очень хорошо.
    
Во втором письме Варюша пишет, что ей очень тяжело и что «если бы, милый, не твои ласковые, нежные письма, твоя Варюшечка совсем бы упала духом». Письмо очень нежное, искреннее, как раз такое, какое мне необходимо. Милая моя Варюшечка должна стать только моей.
    
В Усолье по-старому. Тихон Сазонов развлекается с различными девчонками из гравиметрической партии Канарейкина, а жена его рожает в Ленинграде. Никуда не выезжает, а только жиреет. Как он будет работать, когда у него не будет таких работяг, как мы с Козленко и Митричем?..

4 сентября. Усолье.
Днём погода жаркая. Проявлял фото — вышли неважно. Митрич серьёзно болен, по-видимому, гриппом, температура 39 и 40. Отвёл его в больницу, там хоть фельдшер есть. Написал письмо Варюшечке. Просматривал старые фото и так захотелось её увидеть, прижать мою будущую жёнушку к своей груди, расцеловать. Сейчас я об этом могу только мечтать.

5 сентября 1938 года. Усолье.
Ездили с Тихоном на «прогон» на места монтирующихся буровых. Будет бурить сразу тремя станками. Скорее бы начинали. Сильно разболелась голова, немного жар. Не заболел ли я? Варюшечка могла бы вылечить, но я опять не получил ожидаемого письма. Получу ли завтра? Тяжело и томительно на душе, когда письма от Вари долго нет.
    
У Митрича малярия. По данным районной малярийной станции (нам сказали сегодня) в Усолье 44,8% заражённость. Дело серьёзное. Завтра возьмут кровь на исследование на малярию, поэтому приходится отложить поездку в Жигули до 7 сентября.
    
Сегодня опять жаркий день. На будущий год на озимые будет неурожай. Нужен дождь, земля совершенно сухая. Лес приготовился к осени, но погода ещё летняя. Вечером ходил в баню, лечился паром. Тоскую по Варюше.

6 сентября. Усолье.
Закончили официальную часть инвентаризации. Затем маляриологи брали кровь на исследование. У меня признали малярию — то, чего я очень не хотел. С сегодняшнего дня вся наша геологическая партия — малярики, их них трое новичков.
    
Очень сильно затосковал по Варюшечке. Три раза ходил на почту, и, наконец, всё же получил письмо. Но письмо расстроило меня ещё сильнее, до боли в сердце и тяжёлого состояния. Варюшечка пишет о занятиях в институте. А затем начинается очень тяжёлое для меня. На этот раз это не каприз Вари, а серьёзный вопрос и тяжёлое, несправедливое его разрешение. Всё же можно решить его по-другому. После долгих объяснений моя Варюшка пишет: «Как мы сможем помогать и твоей и моей семье, если у нас будет собственный ребёнок, да ещё плюс к тому же мы сами только-только начинающие жить? Эти и многие другие доводы заставляют меня, Миша, повторить то, о чём я тебе уже писала. Твоей женой я не буду никогда, твоей знакомой и другом — да. Я очень мечтала о совместной жизни с тобой, мне так хотелось этого. Но ничего не поделаешь, надо уметь жертвовать собой, когда это нужно».
    
Я сейчас же написал Варюшечке письмо, так как не могу находиться в таком положении. Я уже считал Варюшечку своей будущей женой, а тут вдруг опять всё рушится. Или Варя, или никто! Написал Варюшечке, что не обязательно срок нашей свадьбы должен быть в августе 1938 года, его можно отложить до поступления Ани в институт и окончания Василием техникума. Это будет через 3-4 года, в сущности, это ведь не так уж много. Я согласен на любой срок, но моя первая единственная любимая девушка должна быть моей. Ведь Варюшка первая девушка, которую я поцеловал. И должна быть последней. Надеюсь, что моя Варюшечка будет согласна на такое моё предложение.
    
У Тихона Сазонова большое несчастье. Его жена Мира родила мёртвого ребёнка и сама при смерти.

7 сентября. Усолье.
Утром выехали со всеми рабочими, П. Ф. Салтыковым и практиканткой Шурой в Жигули. От Уркиной горы Салтыков пошёл с мензулой и кипрегелем до церкви Жигулей. Я же поехал показывать рабочим точки для копания шурфов, найденные мной и Митричем ранее.
    
Опять очень жаркий день. Когда же будет прохладнее? Я здесь в роли маляриолога — каждый день даю от малярии кому акрихин, кому плазмацит. Хинизация идёт следующим образом. Для людей, уже болевших ранее, даются зелёные таблетки плазмацита три раза в день в течение 5-ти суток, затем перерыв 10 суток и 3 дня — новая партия, и опять перерыв 10 суток, и — последние 3 дня. После этого хинизация прекращается, так как может принести вред. Но можно переходить на жёлтые таблетки акрихина, которые даются ещё не болевшим малярией людям. Мне нужно глотать зелёные таблетки, так как меня причислили к малярикам. Для сведения: малярийный комар отличается от простого тем, что сидит с поднятым кверху брюшком и на крылышках его видны чёрные крапинки.
    
Устроил рабочих на квартиры. Написал Варюшечке горячее искреннее письмо о моей любви и нашей дальнейшей жизни. Я даже подумать не могу, чтобы Варюша не была моей женой. Она — единственная моя любимая девушка. Сегодня Варюшечка снилась мне всю ночь, а под утро я даже спать не мог. Варюшечка заняла всё моё сердце и мой мозг. Отказаться от любимой девушки я не могу, она должна быть моей.
    
Вечером, при луне, все наши рабочие собрались на крыльце нашего дома и под гитару пели песни.

8 сентября 1938 года. Жигули.
Ночи опять стали тёплыми. Утром выехали на работу в Усинские горы в районе реки Усы. Всю дорогу Салтыков возится с Шурой, давит её, щупает, а та визжит во всё горло и рада. Мне становится стыдно за Петра Фёдоровича — человеку 36 лет, семейный, и всё свободное от жены время играет с 17-летней девочкой, годной ему в дочери.
    
Осматривал Молодецкий курган. С его вершины открывается замечательная панорама на Волгу с её старицами и протоками. С вершины видна вся Берёзовская гряда гор и вдали — село Усолье с белеющей разрушаемой церковью, а на юге, в верховьях Жигулёвского оврага, видно всё село Жигули. Я долго стоял и любовался широкой красивой панорамой и сожалел, что этого же не видит моя дорогая Варюшечка, что мы сюда с ней не слазили. Скорее бы пришло от Варюшечки письмо! Я не успокоюсь до тех пор, пока Варюшечка не пообещает мне, что договор наш (о женитьбе) мы выполним, хотя бы и с задержкой.
    
Написал сегодня письма своим друзьям:  Лёше Михайлову в Якутию и Володе Леонову в Наро-Фоминск в военный городок.
    
Рабочие работают хорошо, завтра ставлю их на рытьё новых шурфов, а с 10 сентября и всех других, чтобы к 13 сентября закончить этот район. Потом поедем в Усолье. Завтра отправлю возчика в Усолье за хинином и почтой. Как хочется мне получить хорошее письмо от Варюшечки!
    
Вечером с рабочими ходили гулять, зашли в клуб (пусто, одна сцена), потом в столовую пить пиво. Салтыков вытащил на улицу кипрегель и в него, как в телескоп, рассматривал цирки Луны, Венеру с её спутниками, Сатурн и красный Марс.


9 сентября. Жигули.
Под утро невероятно ясно снились Варина мама и моя Варюшечка в Москве у неё дома. Когда проснулся, был крайне огорчён, что нахожусь не у Варюши, а в грязной избе в Жигулях. Хоть ночью во сне был полностью счастлив...
    
Масса экскурсантов человек по 60-70 группами ходят на Молодецкий курган и на Волгу. Многие — парочками. Мне стало больно и горько на сердце, что Варюшечка уже не хочет быть моей жёнушкой. Как бы я о ней заботился и берёг её!
    
Отправил одного из возчиков с лошадью в Усолье за письмами и хинином. Очень хочется получить от Варюши письмо, но надежды почти нет. Надо приготовиться к этому тяжёлому удару. А если будет письмо, оно может быть или плохое, отрицающее всю нашу дружбу и любовь, или примирительное и нежное, в зависимости от состояния Варюшиного сердца. У меня на душе неспокойно, болезненно ноет сердце. Что-то должно прийти. Это — ожидание своего приговора своей любимой девушкой... тяжело... Больше вероятности, что письмо придёт завтра или послезавтра.
    
Работали в Усинском овраге, где рабочие начали рыть шурфы. Топографу Салтыкову с кипрегелем сегодня досталось: пришлось больше 1,5 километра прорубать в лесу и густом кустарнике просеки.
    
В лесу яркие красные и жёлтые краски местами начинают преобладать над зелёными. Странно, но факт, единственный в своём роде, что только один лес становится красивым в процессе своей смерти. Может быть потому, что это ещё не полная смерть, а лишь приспособление к наступающей зиме.
    
Сегодня все очень сильно устали, домой приехали поздно. Мне что-то нездоровится, наверно, это отголоски малярии, прибиваемой акрихином. Начал писать письмо Варюшечке, насыщенное переживаемой тоской по ней и тревогой по поводу того, как она отнесётся к моим предложениям.
    
Поздно вечером, наконец-то, привезли почту из Усолья. Я получил сразу три письма: от Варюши, от Гали и от С. Козленко. Варюшиному письму я был особенно рад, хотя написано оно очень холодно и нейтрально — Варя держит свою линию. Пишет о занятиях в институте, о Наде Черкасовой с Володей, о патефонных пластинках, о том, что у Володи Леонова умирает сын, что у Вали Перм умерла мать от рака желудка и т. д.  Но ни слова о любви и наших дальнейших отношениях. Следующее её письмо не может быть нейтральным, и оно меня очень беспокоит.

10 сентября 1938 года. Жигули.
Опять снилась Варюшечка, и очень ясно. Мне снилось, что я пришёл к Варюше и застал её с какой-то девушкой. Та сказала мне, что у Варюши есть очень подробный дневник, и я был удивлён и огорчён, что Варя мне об этом не сказала. Вспоминая пребывание Вари в Усолье, я не видел, чтобы она что-либо писала. Девушка сказала, что Варя очень много пишет в дневнике обо мне, и пишет очень хорошее обо всех днях, проведённых с нею — от этого я несколько успокоился. Такой сон.
    
Расставил рабочих в лесу копать шурфы. Мне здорово досталось в ходьбе и лазании по горам. Всё время проводил за показом точек Салтыкову и описанием шурфов, включая и вершину Молодецкого кургана. Устали сильнее вчерашнего. До сих пор стоит жаркая погода. В этом году здесь совсем плохой урожай, а картошки и капусты совсем нет. Как бы на будущий год не было хуже.
    
По темпу работы похоже на то, что к 12 сентября мы полностью закончим этот участок работы.

*****


Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/01/18/98