1977 год
«ГДЕ ОНАЯ СОШЛАСЬ С АМЕРИКЙ»
Начинаем продвигать идею нашего нового плавания.
На прием в Министерство морского флота СССР снова отправился Евгений Васильевич Краснов: заместителем министра стал Г. Ф. Колесников вместо А. И. Трегубова и, очевидно, возникли какие-то новые сомнения.
Снова в Министерстве делается попытка переложить работу по организации плавания яхт на спортивные организации, к которым нам и рекомендуют обратиться за разрешением. Эту попытку удается отбить только с помощью письма секретаря Приморского краевого комитета КПСС тов. К. М. Харчева министру.
Евгений Васильевич возвращается с разрешением на плавание по маршруту «Св. Гавриила» 1728 года, то есть в Чукотское море!
К этому времени мы почти закончили отчитываться за плавание прошлого года. Были написаны и отправлены в редакции все запланированные статьи и очерки, организованы выступления по радио и телевидению, заключен договор с «Дальтелефильмом» о съемках документального фильма во время предстоящего плавания, написан приблизительный сценарий этого фильма, разработан маршрут и – вершина успеха! - удалось стать на прямое довольствие в снабженческие организации. Теперь все, что нам удавалось раздобыть (прежде всего, теплая меховая одежда), получалось ДВВИМУ целевым назначением для яхт «Родина» и «Россия».
В конце мая 1977 года училище смогло перекупить на судоверфи в Ленинграде новую крейсерскую яхту. Крейсерские яхты – товар дефицитный, хотя и очень дорогой. И даже имея достаточно средств для покупки, нужно было немало побегать для того, чтобы заполучить яхту.
Капитаном новой яхты стал Л. Лысенко. Он изрядно потрудился для ее приобретения. Судя по описанию «Алькора» - головной яхты этой серии, в журнале «Катера и яхты», новая яхта незначительно превышала по водоизмещению однотипные «Россию» и «Родину» и имела более современные обводы корпуса и вооружение, а также небольшой вспомогательный механический двигатель и, что самое главное, неограниченную паспортную мореходность.
Получать новую яхту нужно было на верфи, там же и грузить ее на железную дорогу для отправки во Владивосток. Лысенко загорелся желанием использовать такую р едкую оказию для участия в гонке на Кубок Балтики.
Кубок Балтики – одна из немногих, по-настоящему серьезных крейсерских гонок, проводимых в нашей стране. Участие в ней и заманчиво, и престижно, тем более что первенство в ней разыгрывается личное, а не командное. Но мне казалось, что было бы более правильным сосредоточить все усилия на подготовке к главному и завершающему плаванию по маршрутам Первой Камчатской экспедиции. Однако убедить в этом Леонида мне не удалось. В начале июля он вместе с экипажем «Родины» улетел в Ленинград.
Все хлопоты навалились на экипаж «России». По плану необходимо было погрузить обе яхты снова на «Советский Союз» для перевозки в Петропавловск-Камчатский. Плавание намечалось начать оттуда.
Чем ближе был день погрузки, тем все более осязаемо плотным становился перечень дел, которые нужно завершить до отхода. Что-то не получалось с первого раза, что-то нужно было срочно сделать по-другому, возникали какие-то новые препятствия и вопросы.
Экспедиции начинаются не с прощального взмаха платочком, часто бывает, что до этого пресловутого взмаха нужно потратить сил больше, чем за всю экспедицию. В наши дни все серьезные путешествия начинаются с ее величества Бумаги, быстро обрастающей десятками других. Путь документов не всегда прямолинеен и целеустремлен, иногда какой-то вихрь подхватывает их и кружит в бесцельном водовороте, создавая иллюзию движения вперед. Экспедиции начинаются с тысячи и одной проблемы, со встреч с десятками людей, от которых зависит судьба дела. И далеко не каждый из них – твой горячий сторонник: одежда нужная недоступна тебе; карты, лоции, мореходные инструменты предназначенны уже для кого-то другого. А еще другие заботы, например, картошка, которую так трудно купить в начале лета. Но все это нужно раздобыть, обязательно уложившись в не очень-то щедрую смету расходов.
У меня сохранился рабочий блокнот тех дней, в котором я записывал ежедневно, поздно-поздно вечером, что нужно не забыть сделать на следующий день. Одна из страничек этого блокнота:
1. Разобраться с продуктами в столовой ДВВИМУ – цена, качество.
2. Сделать карту Радию (Радий Давыдович Мельников – заместитель начальника училища).
3. Найти в столе Лысенко переписку с горторготделом.
4. Послать за картами в навигационную камеру.
5. Проверить работу радиостанции.
6. Переговорить с парткомом пароходства.
7. Прибыть к 10.00 на инструктаж в Службу мореплавания.
...и тому подобное – всего 44 пункта.
Все рано или поздно, но кончается. Не без трудностей погрузили обе яхты на судно. Раскрепили так, чтобы ни при какой качке их не сдвинуло с места. Повалились спать тут же в «России» - дойти до отведенных нам кают уже не было сил. Только на другой день мы вернулись к нормальному распорядку. Первое, с чего я начал свой рабочий день - это изучение «Инструкции начальнику экспедиции и капитану яхты «Россия»» и «Инструкция вахтенному штурману яхт». Обе они были составлены А. Сопоцко. Опыт прошлого года показал, что яхты, как правило, идут самостоятельно, встречаясь, в основном, в портах. Каждый экипаж должен иметь возможность решать все задачи экспедиции самостоятельно, поэтому формальное выделение «России», я считаю, было правильным. Что же касается «Инструкции вахтенному штурману», то наиболее важная часть ее, раздел «Обязанности при моделировании плавания В. Беринга 1728 года» опиралась уже на четко сформулированное определение сущности физического моделирования – отрадно было, что наш труд в плавании прошлого года дал свои первые результаты.
В Петропавловске-Камчатском мы выгрузили обе яхты прямо на воду, отбуксировали их в гавань судоремонтного завода «Фреза» и пришвартовали к плавучему доку. На следующий день поставили мачты, обтянули и отрегулировали такелаж, разобрались с имуществом и начали запасать воду и продукты. И скоро «Родина» и «Россия» были готовы к походу.
22 июля из Ленинграда прилетел со своим экипажем Л. Лысенко. На Кубке Балтики для первого раза они выступили неплохо, но и не без происшествий. На новой яхте, которая получила название «Восток», во время гонки была сломана мачта. Что ж поделаешь, в гонках может быть все. Хуже, если это случается в походе, там помочь будет некому.
Теперь мы можем начать главное - наш поход на север.
Город Петропавловск-Камчатский: «…при той губе построено камчацкими служилыми и ясашными иноземцами жилых покоев пять, да казарм три, да три ж анбара в два аппартамента. А вышереченная гавон к отстою морских судов весма способна и для того прибыли в оную гавон в двух пакетботах со всею командой благополучно. И оная гавон названа нами святых апостол Петра и Павла».
А спустя двести пятьдесят лет амфитеатр Петропавловска-Камчатского от расположенных на высоких сопках, стоящих над городом телевизионных мачт и линий электропередач ступенями многоэтажных зданий, скверами, шумными улицами спускается к морскому порту.
Солнечный полдень 23 июля 1977 года. Среди громадных контейнеровозов, пассажирских лайнеров, могучих буксиров стоят два маленьких необычных судна. Их светло-желтые палубы намного ниже причалов, но зато мачты непропорционально высоки и кажутся игрушечно-хрупкими - это яхты «Родина» и «Россия». Рядом с широкими стальными корпусами современных судов, с их монументальными металлическими колоннами-мачтами, надстройками и трубами яхты выглядят словно модели, сбежавшие из стеклянных саркофагов[157] морских музеев.
У многих собравшихся в порту появляется в глазах откровенный скептицизм, когда они слышат наши ответы о маршруте яхт – Чукотское море?
Что ж, нам понятно их недоверие, ведь это окраина Северного Ледовитого океана, начало Арктики. Там холод, всепроникающая сырость, туманы. Там неделями мечтаешь о видимости хотя бы на сто метров впереди корабля. Могут встретиться плавающие льды, и лоция красноречиво предупреждает: «…море относится к числу наиболее бурных…» Там нелегко водить даже современные суда, а эти белокрылые кораблики? Они пригодны лишь для скольжения по голубой глади южных морей. Так и видишь их одетыми в радужное разноцветие тонких спинакеров, наполненных ласковым бризом, на палубах разгуливают улыбающиеся загорелые яхтсмены в шортах, в легких рубашках, в непременных ослепительно-белых, якобы морских фуражках… А тут – Чукотское море… Есть от чего засомневаться.
Экипаж уже в походной одежде: в толстых грубошерстных свитерах, в вязаных шапочках, высоких резиновых сапогах. Провожающие в легких летних рубашках, в босоножках, без головных уборов. Лицом к лицу с шеренгой наших экипажей выстроена шеренга курсантов мореходного училища Петропавловска-Камчатского. Они совсем юноши, самому старшему едва ли больше 18 лет. А напротив меня, даже не юноша, а буквально мальчик лет 15-16. Говорю ему:
- Ну, у меня достойный противник!
Оглушенный суматохой проводов, он даже не улыбается в ответ на мою иронию, стоит растерянный, непонимающий.
Пресса живет своей жизнью. То под ухом раздается стрекот кинокамеры, то видишь направленный в упор зрачок фотообъектива, через минуту вся эта техника оказывается на заборе - самой «подходящей» точке для съемок сверху.
Тем временем директор судоремонтного завода «Фреза» вручает Л. Лысенко мемориальную доску, которую мы должны установить на Чукотке. Солнечные лучи нестерпимо ярко сверкают на полированной бронзе доски. Эту доску во Владивостоке, в нашем родном городе, не удалось изготовить за два месяца, потому что не нашли гравера. В Петропавловске же ее сделали за два дня. Гравер нашелся все на том же судоремонтном заводе.
Мы уже не первый раз встречаемся с Ю. Т. Жуковым - директором завода. Каждый раз меня поражает его понимание наших нужд, на знающая сомнений доброжелательность. Дело даже не в том, что Юрий Тарасович тоже яхтсмен. Дело, скорее, в том нравственном климате, который создают вокруг себя многие люди, живущие на Севере. Мне еще не раз приходилось встречаться с северянами, к сожалению, чаще всего в роли просителя. И каждый раз мне хотелось сказать:
- Спасибо вам, северяне, от всей души!
Лысенко заканчивает свое выступление. Церемониал проводов наших экипажей идет своим чередом.
Строй курсантов и яхтсменов рассыпается, перемешивается. Я хлопаю своего «vis a vis» (франц)[158] по плечу и спешу на яхту, успев по дороге забрать доску: слишком тяжело она мне досталась, чтобы доверить ее кому-то.
Все. Теперь еще на пять минут везения, чтобы какая-нибудь снасть не заела, не лопнуло что-либо на глазах у провожающих, а дальше все уже будет зависеть только от нас.
Стою на причале. В голове одна мысль:
- Наконец-то, мы уходим!
Командую:
- Вира[159] грот, отдать носовой!
Грот медленно ползет вверх, широко, но не очень резко размахивая свободной частью полотнища. Вот уже его верхний фаловый угол[160] миновал самое опасное место – краспицы[161] (здесь он часто цепляется за идущие к бортам стальные тросы бакштагов), размахи его становятся короче, но резче, втугую вытягивается фал – тросик, которым поднимается парус. Гик перелетает на правый борт, парус заполняется ветром. Он распрямляется в выпуклую, гибкую, блестящую на солнце поверхность. С берега летят отданные швартовы. Яхта сразу же набирает ход и начинает слушаться руля.
Несколько быстрых маневров, «Родина» и «Россия» выстраиваются в кильватерную[162] колонну. Слегка накренившись на правый борт, идем к выходу из гавани. Плавными дугами летят вверх ракеты прощального салюта. Под форштевнем такой знакомый, такой радостный звук, от которого хочется петь - это звук бегущей воды, звук хорошего хода.
В середине Авачинской губы* у Раковой отмели*, уже невидимые зрителям, начинает замедлять ход. Штиль. Скоро останавливаемся совсем, раскачиваясь на зеркальной глади, залитой ослепительным солнцем. Но вот налетает ветерок, крепчает. Море темнеет, по нему побежали четкие, невысокие пенные гребешки. Сильно накренившись, погружаясь в набегающие волны до самой палубы, яхта расплескивает на обе стороны длинные седые усы. Быстро проходим мимо стерегущих вход скал Три Брата*. Каждый из капитанов остается верен себе: «Родина», не желая терять даже нескольких сот метров, ложится на курс к мысу Шипунский* у самого берега, «Россия» уходит мористее: «Дальше в море, меньше горя!»
Слева и за кормой проплывают и удаляются берега Камчатки, в глубине отлично видны пики вулканов Авачинский*, Корякский* и Вилючинский* с еле заметным дымком, за вершины их цепляются полупрозрачные, светло-туманные клочки облаков.
До встречи, Камчатка!
А теперь самое время осмотреться, оценить наши возможности. Вернулись на «Родину» Алексей Медведев и Виктор Бехтерев, сманили за собой и Мишу Войтенко, остальные члены экипажа - уже опытный после первого серьезного похода яхтсмен Анатолий Винокуров и камчатский журналист Владимир Ткаченко, новичок
На «России» же дела обстоят по-другому. Кроме капитана, полностью сменился экипаж. Мой помощник Владимир Колованов – штурман, но, к сожалению, его парусный опыт – это опыт матроса-практиканта, хотя и на знаменитом учебном парусном судне «Товарищ». Он попал в наш экипаж интересным способом. В прошлом году, когда мы перевозили яхты во Владивосток на борту «Советского Союза», он был пассажиром на этом судне после демобилизации с флота. После наших рассказов Владимир загорелся желанием побывать в дальних парусных походах. Ради этого поступил работать к нам в училище. Всю зиму ходил на курсы радиооператоров, хорошо работал на ремонте яхты. Саша Желудков и Женя Панкратов – курсанты, в парусном деле новички. А для Марата Узикаева, тоже курсанта, - это первая встреча с морем. За время тренировочных выходов во Владивостоке молодежь «России» азбуку парусного спорта усвоила. Правда, я не очень рассчитываю на них в непривычных и систематических наблюдениях по моделированию маршрута «Св. Гавриила».
К вечеру ветер снова ослабел. Через несколько часов экипаж «России», ожидавший отчаянных схваток с разбушевавшимся океаном, в полной мере оценил всю «прелесть» океанской зыби при штилевой погоде. При ветре парус, заполненный им, кренит яхту, но значительно уменьшает размах качки. Яхта на ходу слушается руля, можно управлять ею так, что качка становится регулярной, определенной, и к ней легче привыкнуть. А в штиль? Если штиль наступил в закрытом заливе, то через полчаса зыбь успокаивается, и яхта просто стоит, спокойно ожидая усиления ветра. Океанская же зыбь практически никогда не успокаивается. Яхта не управляется. На крупной зыби то тебя бросает на бок, то ты летишь вдоль яхты – направления качки самые неожиданные. Проблемы добавляет летающий с борта на борт над самой головой гик. Беспрерывные, пушечными выстрелами хлопанья паруса, грохот блочков бьют по ушам. Раскачивающаяся в разные стороны мачта дергает яхту.
До завтрака провожу короткую беседу:
- Рассказывать девушкам, что ты в экипаже «России», и быть в нем – это не одно и то же. Первая заповедь яхтсмена – укачиваться[163] можно, только сменившись с вахты. Вопросы?
Вопросов не было.
К обеду появился ветер и даже попутный. Берег в тумане, видимость 1-2 мили.
Вот так, то быстрее, то медленнее, то в тумане, то при ярком солнце, идем вперед. Ребята осунулись от качки, но в ритм втягиваются. Идет акклиматизация. Скоро все будет в порядке. А пока нужно смотреть за ними и за морем во все глаза.
Ровный хороший ветер, солнце. На третий день у мыса Кроноцкий* снова увидели «Родину». Она чуть впереди нас и на две-три мили ближе к берегу. Среди огромного простора темно-синего, чуть зеленоватого моря, под холодным голубым небом, на фоне заснеженных вершин вулканов, подступивших к самому берегу, «Родина» - словно ожившая картинка минувших веков. Такая маленькая, она упрямо расплескивает волны, ныряет между ними, временами над морем виден только задорно раскачивающийся треугольник ее паруса.
Справа на самом горизонте едва заметные Командорские острова*, остров Беринга*, тот самый, где покоится прах капитан-командора флота российского. Очень жаль, но в этом году мы не сможем поклониться его могиле.
Снова штиль. Через полчаса милях в двух от нас замечаю странное кипение воды на сравнительно небольшой поверхности моря и шум, напоминающий шум близкого дождя. Первое впечатление – буруны над каким-то подводным рифом, но сразу же начинаю понимать – идет шквал.
- Все с палубы долой, быстро одеваться по-штормовому! - резко командую.
Ребята с недоумением смотрят на меня: яркое солнце, штиль. Всю одежду они развесили сушиться где только можно после вчерашнего тумана с дождем. Яхта сейчас словно цыганский табор – кругом вывернутые мехом наружу куртки, спальные мешки; вся палуба завалена оранжевыми штормовыми костюмами.
– Бегом!
Начинают шевелиться быстрее, хотя по-прежнему не понимают, что же случилось. Через пять-десять минут поняли.
Под первым ударом шквала яхта резко накренилась. Срывающиеся с волн гребни разлетались брызгами, обволакивая яхту облаком оглушительно бьющих по корпусу капель. Громко и басовито зазвучал натянувшийся струной такелаж наветренного борта. С остервенением бьется и хлопает парус, слышен треск ломающихся лат[164] (фанерных дощечек), вставляемых в него для жесткости. В следующий час проделали все возможные маневры по уменьшению парусности: заменили стаксель меньшим, взяли рифы на гроте, убрали грот и подняли вместо него штормовой трисель.
Еще через полчаса шквал сменился ровным четырехбалльным ветром.
После аврала все собрались в кокпите. Общий перекур, шутки. Все довольны собой – действовали во время шквала как подобает настоящим морякам. Сброшенные капюшоны курток, мокрые волосы вьются под порывами ветра, разгоряченные, смеющиеся лица. Никто не прячется от налетающих брызг, только сигареты бережно держатся в согнутых ладонях. Приходится вылить ложку дегтя:
- Вахта должна увидеть шквал раньше капитана!
Ночью 27 июля стали на рейде порта Усть-Камчатск рядом со стоящими там несколькими судами. Идет крупная зыбь. Суда на внешнем рейде даже не ощущают ее, стоят неподвижно, словно острова. Нас же болтает так, что едва держат якоря.
Утром катер провел нас по фарватеру через бар реки в порт. Пополнили снабжение и запасы воды, кое-что подремонтировали. Закон северных взаимоотношений действовал в полную силу: работники Усть-Камчатского морского порта и его начальник А. А. Караченков, редакция газеты «Ленинский путь» с удовольствием выполнили все наши многочисленные просьбы. Тем более нелепым и обидным был один эпизод: ночью на «России» пропал ялик - маленькая шлюпка для связи с берегом. Осадка яхт около двух метров, и подходить вплотную к берегу они не могут. Конечно, большая часть вины моя, не проследил за тем, чтобы ялик на ночь был поднят на борт яхты. Тот, кто его украл, знал как тяжело будет нам без ялика, а вот не дрогнула у него рука и совесть.
28 июля во второй половине дня вышли на рейд. Быстрая постановка парусов, и восторженный вопль Саши Желудкова:
- Стаксель раньше «Родины» поставили!
Здоровое соперничество с такими «волками», как экипаж «Родины», совсем небесполезно, тем более для Саши. На переходе выяснилось, что он немного слабее остальных ребят, и не столько телом, сколько духом: то норовил подремать на вахте, а сменившись, сразу же лез на койку, боролся с укачиванием с помощью той же койки. Я даже стал подумывать, не пересадить ли его на какое-нибудь судно. Приходилось все время следить, чтобы он не был без работы – на яхте дело всегда можно найти. И вот первый результат: ожил Саша.
Как только мы подняли паруса, загудели гудки стоящих на рейде судов. Все наперебой по радиостанции желают нам успехов. Дали ответные ракеты, погудели своими туманными горнами. Сделали несколько поворотов, поблагодарили всех по радио и пошли к юго-востоку при свежем ветре в крутой бейдевинд.
Скоро стемнело, быстро скрылась луна, опустился туман, «Россия» осталась снова одна.
Таким же туманным днем без одного дня (то есть 27 июля) 249 лет назад вышел в свое плавание бот «Святой архангел Гавриил», на борту которого отправились в неведомый путь четыре офицера и сорок матросов…
Ночью огибаем мысы Камчатский* и Африка*. Днем хороший попутный ветер, отличная видимость и все великолепие камчатского побережья до мыса Озерного*.
Проверил работу нашего «радиопеленгатора» - обычного транзисторного радиоприемника ВЭФ-204, благо радиомаяки видно невооруженным глазом. За неимением специального малогабаритного радиопеленгатора мы уже несколько лет используем для радионавигации эти приемники. Внутренняя ферромагнитная антенна их имеет некоторую направленность приема, и для грубой ориентировки в тумане, при плохой видимости этот «пеленгатор» вполне пригоден.
Еще раз проинструктировал обоих вахтенных помощников, Володю Колованова и Женю Панкратова, о том, как правильно вести вахтенный журнал. Напомнил о необходимости как можно тщательнее и подробнее вести записи в нем. Улыбнулся в душе, увидев четкую запись: «Вахту сдал старпом В. Колованов». Похвально желание и стремление Володи быть настоящим старпомом, полновластным хозяином палубы[165], все распоряжения которого категоричны и не допускают каких-либо возражений. Только вот для этого нужен не только авторитет должности, но и авторитет опыта, знаний. Володя иногда забывает об этом. Приходится удерживать его от излишней ретивости. Такой «подрыв» своего авторитета он воспринимает болезненно, тем более что я, к сожалению, делаю свои замечания далеко не всегда в изысканно вежливой форме.
Скоро скрылись камчатские берега. Кругом море, попутный ветер. Молодежь почувствовала себя настоящими моряками-парусниками и начинает осаждать меня – хотят поднять спинакер. Это самый большой парус, поднимается он при попутном ветре и в гонках. Когда победа зависит от нескольких сотен метров, его следует ставить при малейшей возможности. Сейчас же мы пройдем с ним за сутки дополнительно пять-десять миль, тоже неплохо. Но, если быть откровенным, я не очень люблю этот парус. Он ухудшает маневренность яхты, слишком капризен в управлении, и следить за его работой нужно во все глаза. Я отмалчиваюсь либо отшучиваюсь, либо нахожу экипажу какую-нибудь работу, благо ее всегда хватает. Но вот камбуз уже сияет отдраенными кастрюлями, койки аккуратно заправлены, все концы намотаны на вьюшки[166] и уложены по местам, а вымытая и уже высохшая на солнце палуба блестит яичным желтком, а мои шутки начинают выходить за допустимые рамки, я соглашаюсь: ставим спинакер. Час, другой, третий сижу рядом с рулевым, готовый в любой момент вмешаться. На ночь спинакер убираем, утром поднимаем снова. Пока все идет хорошо, но слишком хорошо – тоже нехорошо. Только задремал после обеда, вдруг с палубы истошный вопль Жени:
- Приводись![167]
Сразу же грохот от удара гика по бакштагу.
Выскакиваю на палубу. Марат сидит на руле и улыбается! Первое желание – выбросить его за борт, но сдерживаюсь. Вижу, что всегда смуглое, загорелое лицо Марата сейчас пепельно-серого цвета. Он испуган. Когда в полуметре над головой пролетает с борта на борт деревянный брус гика диаметром в двадцать сантиметров и за собой тянет пучок концов-шкотов, можно испугаться.
Что же, каждый должен набивать свои собственные шишки, и слава многократному запасу прочности нашего парусного вооружения, которое выдерживает такие трюки.
Мысленно восстанавливаю произошедшее: Марат замечтался за рулем или чем-то отвлекся, яхта сошла с курса, так что ветер стал дуть с противоположной стороны грота. Он, ничем не удерживаемый, моментально, словно дверь на сквозняке, перебросился на другой борт, и гик со всего размаху ударил по тросу бакштага. Восстановить же курс, о чем ему кричал Женя, Марат не успел. Просто хрестоматийная картина того, что в учебниках для яхтенных рулевых описано как «произвольный поворот фордевинд»[168].
Итоги. Мое теоретическое предупреждение о возможности произвольного фордевинда получило практическую иллюстрацию. Ребята запомнят ее надолго. Запомнят и то, что кажущаяся простота управления яхтой при попутном ветре обманчива - на фордевинде нужно быть особенно внимательным. Побочный итог – сорвало резьбу на талрепе[169] бакштага. Ликвидируем последствия эксперимента. Как можно красочнее рассказываю им о том, что не произошло, но вполне могло произойти: - лежавший на краспице грот мог зацепиться за нее, сломать краспицу или порваться сам; - ударив по бакштагу, гик мог сломать мачту или переломиться сам; - запутавшись в шкотах, Марат мог быть выброшен ими за борт; - гиком могло напрочь отшибить голову Марату. Все это чрезвычайные возможности, но сомнений в глазах молодежи я не вижу.
Пообещав отобрать у них конфету (спинакер), если они будут «плохо себя вести», в гордом молчании удаляюсь в каюту. Вахта сейчас будет вестись образцово.
30 июля во второй половине дня снова стала ухудшаться видимость. Ветер усиливался медленно и неуклонно, с неотвратимой неизбежностью. Обычно это сулит что-нибудь серьезное. Странно, прогноз погоды, который дает берег, ничего особенного не обещает. А на душе буквально физическое ощущение того, как с каждым часом становится плотнее воздух, все ниже и ниже опускается небосвод. Ну что ж, плохой ли, хороший ли прогноз, оправдывается он или нет – это будет важно потом. Сейчас, чтобы нас ни ожидало - это все наше: наши заботы. Справиться с ними мы должны только сами.
Своими мыслями с ребятами не делюсь, но они, по-моему, тоже чуют что-то неладное. К вечеру с трудом убрали спинакер, зарифили грот. Ветер попутный, баллов шесть. Скорость яхты почти не уменьшилась. Ровная, выворачивающаяся из-под носа яхты поверхность буруна разваливается на оба борта, превращается в струистый, глухо гудящий поток. Яхта, рождая ощущение полета, словно хочет вырваться из воды. Этот полет, этот праздник скорости особенно впечатляет Володю. Он сидит за рулем, улыбается, глаза его необычно блестят. На всякий случай спрашиваю его, не хлебнул ли он что-нибудь из наших неприкосновенных запасов. С ясной улыбкой отвечает – нет.
На другой день вахта увидела левее и прямо по курсу землю, хотя она, по моим расчетам, должна была показаться только к вечеру. Пытаюсь найти ошибку. Все предположения одинаково возможны: погрешность нашего первобытного лага, ошибка компаса, неучтенное течение, и, наконец, что вахтенные, подстраивая курс яхты под работу спинакера, могли уклониться влево.
Берег милях в двадцати еле виден. Темно-серая, без просветов поверхность неба опускается еще ниже к свинцово-графитному морю, почти смыкается с ним. Лишь впереди, там где берег, узкая вдоль самого горизонта полоска песочно-желтого неба, на фоне которой мрачные серо-коричневые скалы. Полоска эта становится все уже, небо окончательно смыкается с морем, грозя вдавить в него все, что находится на поверхности. Берег затягивается низкими тучами, густеющим туманом и скоро исчезает совсем.
Ветер зюйд-ост 7-8 баллов. Надо обходить крайний правый мыс берега. По моим предположениям, это мыс Олюторский*. Изменили курс вправо. Ветер стал боковым. Курс галфвинд, увеличился крен. Подветренный борт и левая половина палубы целиком скрываются в бегущих потоках воды. Волны высотой пять-семь метров стали терять свой четкий строй, правильную регулярность. Сталкиваясь друг с другом, они рождают новые волны, бегущие в самых разных направлениях, и удары в правый борт становятся сильнее. В нескольких десятках миль отсюда бухты Лаврова*, Пахача*, но маневрировать у подветренного берега, искать входы в эти бухты, чтобы укрыться в одной из них, - риск неоправданный. Поворачиваем еще вправо. Курс бейдевинд - подальше от берега.
Потоки воды прокатываются теперь по всей палубе от носа до кормы. Отдельные гребни попадают временами и в кокпит. В нижнюю половину стакселя бьют уже не струи воды. По ней с силой ударяют гребни. Они взлетают вверх и разбиваются ветром в пыль. Долго такой нагрузки стаксель не выдержит. Даю команду готовить меньший, рейковый стаксель, вдоль нижней шкаторины которого прочный реёк[170]. Но первым не выдержал грот. С оглушительным треском рвущейся прочной ткани он лопается пополам от задней шкаторины до мачты. Бьющиеся под ветром края ткани сразу же растрепываются в бахрому, обрывки лавсановых ниток путаются в клубки, цепляются за такелаж.
Убирать грот посылаю Володю с Сашей. Они с трудом стягивают его обрывки с мачты и поднимают штормовой трисель. Женя и Марат помогают им из кокпита. При работе на палубе нужна предельная осторожность, один неверный шаг и можно оказаться за бортом, тогда надежда только на страховочный пояс. Первое время ребята еще как-то стараются уберечься от потоков воды, но быстро понимают бесполезность этого. Володя крутит рукоятку лебедки[171], упершись спиной в ванты и временами погружаясь в воду почти до пояса. Саша, прильнув всем телом к мачте, обняв ее руками, направляет трисель. С облегчением перевожу дух, когда они оба живые и здоровые, но мокрые до нитки, приползают в кокпит и обессиленно валятся на банки.
Через неплотности люков и разные щели в яхту начинает поступать вода, пока немного, но лучше ее не накапливать. Жаль ребят, но приходится посылать Марата откачивать воду. Ручная помпа в каюте, а там еще хуже, чем на палубе: духота, оглушительные удары волн по корпусу и гнетущее чувство одиночества.
Поздно вечером, когда уже стемнело, с носа раздалось хлопанье стакселя. Его полотнище бьется на штаге, сотрясая всю мачту. Бесшабашный Женя рванулся из кокпита на нос.
- Назад! - я еле успел схватить его за куртку и втащить обратно.
Вытаскиваем на палубу рейковый стаксель, тщательно проверяю Женин и свой страховочный пояса. По одному (Женя за мной) осторожно вылезаем на наветренный борт. На коленях, почти ползком, волоча за собой стаксель, ни на секунду не выпуская из рук поручень или леер, медленно двигаемся к носу. Когда гребень волны ударяет по спине, пережидаем, прижавшись всем телом к палубе, и снова ползем вперед. Я добираюсь до штага, Женя остается у мачты. Медленно выпрямляюсь вдоль штага, становлюсь на ноги, лицом к корме. Стягиваю вниз стаксель. Женя перебирает его к себе в большой узел, и ложится на него. Короткое неистовое хлопанье поднятого рейкового стакселя – его реёк стремительно мечется над палубой.
Во весь голос кричу Жене, который было кинулся ко мне на помощь:
- Назад!
И затем сидящим в кокпите:
- Выбирай шкот!
Ребята быстро выбирают шкот.
Стаксель сразу же перестает метаться, и только задняя его шкаторина, словно огромная струна, глухо и басовито то ли гудит, то ли жужжит.
За бортом яхты что-то страшное, кипящее, воющее, беснующееся. Уже стемнело, четко различить что-нибудь в сером мраке трудно. Пытаюсь сделать замер скорости ветра анемометром[172], больше для собственного успокоения, чем для дела. Ничего не получается - летящие горизонтально струи воды ударами крутят вертушку анемометра. На глаз – верных девять баллов. Утешаю себя – сколько бы их ни было, все они наши. Заметно сильнее стало кренить яхту, туго натянутый такелаж уже не гудит, а звенит. Приходится убирать и трисель. Еще получасовой аврал, и мы остаемся с одним рейковым стакселем площадью 3 квадратных метра, а при нормальной погоде даже без спинакера яхта может нести 60 квадратных метров! Но в запасе еще один маневр – убрать паруса совсем и стать на плавучий якорь[173]. Плавучий якорь - это прочный брезентовый мешок-конус, выпускаемый на конце с носа яхты. Он тормозит дрейф яхты и разворачивает ее в самое выгодное положение носом против волны и ветра. Это уже крайний случай. Нам нужно до последней возможности сохранять маневренность яхты, стараться как можно дальше уходить от берега.
Сижу в кокпите, привалился спиной к рубке. Временами дремлю. Вдруг вижу рядом с правым бортом проплывает, иногда вздымаясь выше палубы, какой-то большой темный предмет. Кричу:
- Аврал![174]
Первая мысль – кто-то свалился за борт. Но Женя и Марат сидят рядом со мной, Володя и Саша в каюте. А вдруг они решили вылезти на палубу через носовой люк? Ага, ясно. Проплывает наш спасательный надувной плот, который был закреплен на носовой части палубы перед мачтой. За ним волочится пусковой линь[175]. От шторма разболтало крепление плота и он свалился в море. Один конец линя всегда надежно закреплен на яхте, а сейчас, натягиваясь, линь может открыть баллон с воздухом, и плот быстро надуется. Резко поворачиваем вслед за плотом, но уже поздно – он начинает раскрываться. Однако не теряю надежды удержать плот – это наше единственное спасательное средство, если не считать спасательных нагрудников. Правда, трудно себе представить, что плот может быть чем-то полезен в этом бешеном море. Еще труднее вообразить ситуацию, которая заставила бы нас сменить надежную, испытанную деревянную старушку «Россию» на некую большую автомобильную камеру. Тем временем догнали плот. Вот он снова рядом с правым бортом. Цепляю его отпорным крюком, стараюсь замедлить движение. Чувствую, как меня самого тянет вдоль борта к корме. Упираюсь ногами в кормовой релинг. Изо всех сил тяну к себе крюком, но он скользит в руках, тянет за собой. Нет больше сил держать, отпускаю плот. Лопается пусковой линь. Уплывает плот, и вместе с ним уплывает последний отпорник[176]. Мелькает мысль – штормы кончаются, а бухгалтерии бессмертны.
Плот уходит в темноту, жалобно и тоскливо гудя – это звук выходящего из баллона воздуха. Ориентируясь по этому гудению, снова догоняю плот. Снова неудача: плот уходит. На этот раз навсегда. Еще полчаса пытаемся его отыскать, но гудения уже не слышно.
Видимость 20-30 метров. Вахтенные заметно помрачнели. Разговоров у них давно уже нет, сейчас даже не шевелят посиневшими губами.
К утру точно стало десять баллов. Серый долгий рассвет, и вот во всей своей свирепой красе показалось море. Высота отдельных волн 8-9 метров. Пенные потоки протягиваются по склонам их почти до самой подошвы, сливаясь в пузырящуюся поверхность. Потоки сталкиваются, выплескивают вверх вертикальные водопады, сразу же разлетающиеся длинными горизонтальными облаками струй. Видимости почти нет из-за летящей воды. Жутковато, когда яхта проваливается между двумя водяными холмами, белые гребни которых угрожающе нависают на уровне верхней половины мачт. Хочется закрыть глаза, когда эти белогривые с громоподобным воющим шипением исполины подкатываются к яхте. Волны непрестанно и угрожают, и нависают. Кажется, сейчас обрушатся на яхту, закружат ее в пенном бушующем водовороте и не выпустят на поверхность, но вот накатывается очередная волна, гребень ее уже у самого борта, и в самый последний момент яхта, чуть подпрыгнув, пропускает под себя яростно кипящий гребень, и только самая вершина его гулко бьет в борт, чуть слабее ударяет по рубке, и уже не бьет, а лишь толкает с вкрадчивой мощью в спины сидящих в кокпите. Вот так-то! Разговоры о «единоборстве с морем», «о битве со стихией» - не больше чем болтовня. За нами – тысячи моряков, поколения судостроителей, их вековой опыт, трагические ошибки, – и все это воплощено в идеальное совершенство парусных судов, их корпусов и вооружения.
О чем думают ребята? Не знаю. Все молчат. Пытаюсь попусту их не дергать, хотя в другой раз не стесняюсь орать по поводу их действительных или мнимых упущений. Мне хочется, чтобы они поняли, что ничего страшного не происходит, идет обычная морская жизнь, непременный атрибут которой капитанские разносы.
На на душе тягостно: в моей не такой уж малой парусной жизни это второй шторм такой силы. Но тогда я был старпомом, и ответсвенность была другой.
От рассвета до полудня усиления шторма уже нет. Он словно взобрался на вершину и сейчас любуется своим беспредельным могуществом. Подступает усталость. Уже перестаешь замечать невообразимое море за бортом, холодную воду по всему телу. Уже нет сил кричать в самое ухо своему соседу. Растет чувство голода. Спускаюсь в каюту, ищу что-нибудь съестное. С жадностью съедаю полуразмокший ржаной сухарь, запиваю его двумя сырыми яйцами, минут пять-десять жду. Бунта желудка нет, все нормально. Сразу становится веселее от первой за полтора суток еды. Ребята последовать моему примеру не решились. Случайно бросаю взгляд на термометр и невольно ежусь: +4 градуса. Странно устроена психика человека: ничего не изменилось, температура такая же, что и минуту назад, а на палубе начинаю мерзнуть сильнее.
К вечеру 1 августа стали заметны первые признаки ослабления ветра, еще почти неуловимые, но несомненные. А утром 2 августа появилось солнце.
На палубу выбрался Женя. Он ошарашенно смотрит на медленно вздымающиеся словно полированные валы зыби, ласковое, греющее первыми лучами солнце и сразу же ставшие приветливыми скалы мыса Олюторский* (во время шторма мы практически стояли на месте) и взрывается вихрем радости:
- Как? Все!? Ура!!! Мы победили тебя, океан!
Сразу обрываю его:
- Цыц! Сплюнь через левое плечо!
И, обняв, продолжаю:
- Женя, милый, океан победить нельзя, он всегда сильнее человека. Ты победил себя. Вот с этой победой поздравляю тебя от души!
К полудню появился ветер, сажусь сам за руль. Всех загоняю в каюту - глаза бы мои не смотрели на то, что там творится. Ребята ожили, приободрились, быстро и слаженно, помогая друг другу, наводят порядок, чистят картошку, готовят посуду, выносят на палубу и развешивают на просушку все, что можно. Скоро из люка повалил пар. Обед сегодня готовит Марат - наш лучший кулинар, хотя, по правде, в стране слепых и кривой – король. Саша помогает ему. Первый вклад Саши в общее дело – обнаружил пропажу почти всех ложек: остались одна столовая и одна чайная. Куда они могли деться? Сначала ребята, потом я обыскиваем все закоулки – ложек нет. Садимся за стол, и, пользуясь правом, дарованным мне Кодексом торгового мореплавания, провозглашаю:
- Кто виноват в том, что ложки перед штормом не были положены на место, выяснять не буду. Себе забираю столовую, все остальные пусть хлебают чайной. Приказ действует до ближайшего магазина (до него 300 миль!).
Наказание – лучше не придумаешь. При молодом аппетите ждать своей очереди, а потом вычерпать добрую миску борща чайной ложкой – в следующий раз будешь на цепи держать столь нужный инструмент!
И снова идем на север. Стали чаще встречаться суда, иногда поодиночке, а рыбаки целыми группами. Где-то недалеко работает плавбаза «Пятидесятилетие СССР». На 13 канале связи по УКВ почти каждый час бодрая перекличка:
- На «России», живы? Ну, вы даете!
- Живы, живы. Стараемся.
- Автопробегом по разгильдяйству и бездорожью?
- Точно.
- Успехов вам!
- Спасибо! Вам удачной рыбалки! Сообщите во Владивосток, что у нас все в порядке.
- Непременно передадим.
Беспокоит то, что никто не видел и не слышал «Родины». Как могли эти асы отстать от нас? Отгоняю дурные мысли. Народ там битый, тертый, но и погода была серьезной, а в море все может случиться. Беспокоит и плот. Точнее, его отсутствие. Без плота нас не выпустят из первого же порта, куда зайдем. Надо где-то его добывать.
Утром 4 августа вышли на траверз бухты Павла. Она где-то рядом, перпендикулярно нашему курсу. В этой бухте экспедиция В. Беринга не была, но наш заход в нее был запланирован заранее для пополнения пресной водой, да и «Родину» должны там встретить.
Солнца уже нет. Низкая, плотная, темно-серая облачность, такое же темное море с крупной зыбью, покрытое мелкими волнами, с едва заметными смирными, ленивыми барашки. Видимость в море нормальная. По горизонту разбросаны черные точки рыбацких траулеров, слышен отдаленный гомон чаек. Берег милях в пяти-семи - точнее определить не могу, потому что вдоль берега гигантская, туго скрученная спираль серо-белого тумана. Поворачиваем влево и через полчаса втыкаемся в эту стену тумана. Еще через полчаса перестаю различать нос яхты и топ мачты. Где берег? Он может быть и в ста метрах, и в миле. Идти дальше при такой видимости? Нет! Поворачиваем на контркурс, и снова хмурое небо, темно-серое с зеленью море, снова нормальная видимость.
До обеда крейсируем вдоль самой кромки тумана. С завистью вспоминаю случайно услышанный по радио разговор двух рыбаков:
- Слушай, друг, у меня что-то локатор барахлит, пошарь своим по берегу.
- Минуту, гляну.
Нам ни «глянуть», ни «пошарить», кроме как килем или руками, нечем.
Вот туман, кажется, чуточку посветлел. Снова идем к берегу, снова пересекаем границы тумана - видимость пятьдесят-сто метров. Будем идти, пока не увидим берег, или пока снова не сгустится туман. Глухо шумит вода под форштевнем, негромко шлепают в борт набегающие волны, шелестит ветер в парусах. Все на палубе: двое на носу, трое в кокпите. В ходу все: и слух, и зрение, и даже обоняние. Парус, будь благословен! Ты не помешает нам услышать шум прибоя у скал и почувствовать запах леса, трав.
Что-то рябит в глазах. От напряжения или это какие-то неровные пятна в тумане? Еще полсотни метров, отчетливо вижу у самой воды угловатые, исполосованные ветром и морем скалы, ощерившие свои неровные клыки в вечном кипении прибоя. Чуть выше все расплывается серым клубящимся облаком мрака. Повернули вправо и пошли вдоль берега, метрах в пятидесяти-ста от него, огибая каждую извилину, каждый мысок. И вот, наконец, в чуть приподнявшемся тумане удалось различить первый ориентир – низкий перешеек, наверное, мыса Зосимы*. Сразу за ним берег круто вздымается вверх и тонет в тумане.
Маячок Зосимы высоко над уровнем моря, едва ли мы его увидим, поэтому полной уверенности еще нет, таких перешейков на побережье может быть десяток. Продолжаем идти на север – и новая напасть. Под берегом небольшое, голов восемь-десять, стадо китов. Киты группами и поодиночке лежат, неторопливо ныряют. На коже отчетливо видны пестрые пятна ракушек. Широкие, раздвоенные хвосты отвесно и медлительно погружаются. Некоторые лежат даже вверх брюхом. Позже мы узнали, что нам следовало радоваться появлению китов: они подходят к берегам бухт, где из-за стекающих ручьев вода более пресная, чем в море - от такой воды гибнут паразиты на их коже. Но тогда было больше досады и опасения. Кой черт занес их под самый берег?! Обходить слева – слишком близко к скалам, справа – можно потерять берег из виду. Да и сведения о миролюбии китов скорее книжные, никто их толком не проверял. А я абсолютно уверен, что киты эти книги не читали. Пошли прямо через стадо, осторожно огибая лежащих в воде сибаритов[177]. Один из них даже нырнул под яхту, а когда вынырнул выпустил вонючий фонтан рядом с бортом.
И снова все внимание к берегу. Появился следующий ориентир: кекур. И внешний вид его, и высота вроде бы соответствуют описанию в лоции, но, увы, он совершенно не на том месте, где должен быть по карте. Итак, у нас есть одна полунадежная примета (перешеек мыса Зосимы) и одна надежная на четверть (кекур). Нужно идти вперед. Возвращаться и искать бухту в противоположном направлении пока еще нет оснований. Если идем верно, то уже должны входить в пролив между мысом Зосимы и островом Богослова*. Высота острова такова, что при нормальной видимости его можно опознать за десятки миль. Он где-то рядом, в полумиле - в миле, но справа не видно ничего, кроме белой пелены.
Командую:
- Ждать появления острова справа. Впередсмотрящим смотреть внимательнее!
И словно при игре в прятки по крику «чур-чура» появляется зеленый, круто вздымающийся вверх склон острова Богослова. Он четко разделен вертикальной стеной тумана. Слева от нее виден каждый камешек, до самой вершины, справа же не видно ничего. Впереди по курсу ни малейших следов тумана, мы пересекли его границы в сторону берега.
- Ура, остров! – вопит с носа Женя.
А у меня еще сомнения, как же быть с кекуром, почему он «сбежал» со своего места. Эти сомнения сразу же исчезают, когда вижу еще один кекур, совершенно непохожий на предыдущий, но похожий на тот, о котором говорит лоция. Слишком велико было желание увидеть нужный кекур, чтобы не признать за него первый попавшийся...
Одновременно и гостеприимно открываются входы в три бухты: Петра*, Павла* и Натальи*. Выбирай любую. По душе течет мед самоуважения. Громко провозглашаю:
- Я доволен собой!
И тут же приходит мысль о том, каково было тем, первым. Мы шли сюда с точными картами, с подробными лоциями, а они? Спокойно, без восклицаний подходили к этим «неведомым берегам», описывали их, составляли карты, и только как эхо их дум, их переживаний дошли до нас названия: Грозный, Страшный, Непропуск, Крещенный Огнем. На воде мелкая рябь, зыбь с моря сюда уже не заходит. И как по бархатным рельсам, горделиво накренясь, заскользила наша красавица «Россия» вглубь бухты.
Следующий час слышу только возгласы восхищения ребят:
- Ух ты!
- Здорово!
- Вот это да!
Длинная узкая бухта плавно уходит на запад. Подступившие к берегам скалы в зарослях густейшего кустарника. По склонам сбегают водопады, то грохочущими белоснежными потоками, то говорливыми хрустальными струйками. Фантастически причудливые вершины гор над бухтой, то черные, то бурые, то зеленые. Они в осыпях мелких камешков, в пятнах отдельно стоящих кустов. Легкие пушинки облаков, клочья тумана медленно плывут по вершинам. Слышно щебетание каких-то неведомых птиц в прибрежных кустах. У вершины бухты большая, зеленая, мягкохолмистая равнина. За ней в пробивающихся лучах солнца неровной, острозубой пилой в синеве неба видна гряда далеких со снеговыми вершинами пиков.
И вдруг среди этого вечного чуда красоты счастливый крик Володи:
- Ура! «Родину» обогнали!
Действительно, «Родины» в бухте нет. Для радости эта причина неподходящая. Назначаю себе срок: если «Родина» не появится к полуночи, выходим в море, ищем первое попавшееся судно и объявляем тревогу по флоту.
Становимся на якорь в вершине бухты метрах в двадцати от северного берега напротив вьющегося причудливой змейкой ручейка-водопада. Счастье первооткрывателей немного меркнет: прибрежные скалы, камни изуродованы надписями: «Здесь был Гена», названия судов, на которых заходили сюда эти неведомые, пакостные Гены, и просто огромные грязные пятна засохшей масляной краски. Вторая причина, омрачающая нашу радость, - как попасть на берег? Еще раз нехорошим черным словом вспоминаем усть-камчатского жулика. Саша вызывается добраться до берега вплавь, соорудить какой-нибудь плот и вернуться на нем обратно. Пока эту экспедицию откладываем, нужно навести порядок на яхте, приготовить большой, хороший вкусный обед. В разгар приготовления этого обеда из-за ближайшего мыса вылетает ракета и сразу же появляется «Родина» - вот уже теперь по-настоящему «Ура!».
«Родина» становится на якорь ближе к берегу, но почему-то бурной радости у них на борту не вижу. Они какие-то сумрачные, молчаливые. Может, вымотались до предела? Или, поскольку ребята там постарше нашего экипажа, выдерживают солидарность? Или же их расстроил наш приход сюда первыми? Если последнее, то это право же ерунда, мы ведь не на гонках. Ладно, сами разберутся.
«Родина» спускает на воду свой ялик. Через час, продравшись сквозь густейший кустарник, «проплыв» по высокой, плотной нетоптанной траве, блаженно раскинув руки, падаю плашмя на небольшую, чуть нагретую заходящим солнцем полянку. Перед глазами в невысокой траве копошатся букашки. Бойкая острохвостая пичуга, тоненько посвистывая, выглядывает из-за ближайшего камня. Чуть слышен звон одинокого комара. Запах земли, камня, мха, травы, деревьев.
- Как давно я не был у тебя, Север, и как я рад встрече с тобой!
Утром 5 августа строю весь экипаж и объявляю:
- По случаю совершеннолетия Марата рабочий день сокращается. После обеда каждый может заняться своими делами.
Набрали воды, переменили место стоянки и после обеда отправились на прогулку вокруг бухты к таким заманчивым остроконечным вершинам гор на другой стороне ее. Пошли всем экипажем, только Володя остался на яхте. Сначала идем вдоль берега, прыгая с камня на камень, прижимаясь к отвесным скалам, кое-где и вброд. По зеленой равнине струятся ручьи, мелкие речки, то еле журчащие, то звонко ворочающие камешками гальки. На перекатах серебряными стрелами взлетают вверх идущие на нерест рыбы, темными быстрыми молниями мелькают в голубой воде заводи.
Ребят обуял первобытный охотничий азарт. Они носились по мелководью, подымая тучи брызг, нещадно колотили по воде каким-то дубьем, добывая себе пропитание. Итог этой охоты – дышащие в запале рты, полные сапоги воды и… пустые руки. Немного отдышались и пошли дальше. На южной стороне бухты особенно мощный водопад. Огромный стремительный поток падает откуда-то с вершин гор яростной, кипящей, бушующей стремниной и, разбиваясь на ручейки, прихотливо прыгающие на камешках прячется в расщелинах и среди деревьев. Пробираемся сквозь кусты, ползем с камня на камень вверх вдоль потока и останавливаемся перевести дух на небольшой площадке. Осматриваемся: глухой и грозный рев водопада, неяркие радуги в водяной пыли над ним, под ногами длинная широкая лента изумрудно-зеленой глади бухты с нашими крошечными яхточками. Все выше и дальше уходящие от бухты руины остроконечных гор. Слева, далеко-далеко видим серебряное блюдце небольшого озерца в горах, и мягкий свет закатного солнца…
Женя восторженно восклицает:
- Полжизни за такую красоту!
Женя, Женя, надежный русский парень, «простой советский троечник», как он сам себя называет… Много будет в твоей жизни красот заморских стран, экзотики самых удивительных уголков мира. Будут и пальмы, будут и атоллы[178], и созвездие Южного Креста* вспыхнет однажды над твоей буйной русой головой, но как я рад, что навсегда в твоей душе останется чудо родной природы, чудо дорогого всем нам Севера.
Возвращаемся переполненные впечатлениями.
Скоро у нас появляется первый гость. За ближайшим мысом слышен грохот мощного мотора. Стремительно выскакивает небольшой ярко-алый катерок и, вздымая пенный бурун, подходит к нам. В бухту зашел патрульный траулер «Шкотово», и капитан его А. Г. Михеев, увидев над мысом наши мачты, прибыл с дружеским визитом. У меня сразу же возникли хозяйственные вопросы – ложки и плот. Ложки будут завтра, а с плотом несколько сложнее, лишнего на «Шкотово» нет, но Анатолий Григорьевич обещает запросить по радио плавбазу «Пятидесятилетие СССР».
Завершается день парадным ужином в честь дня рождения Марата. Из представительского фонда ставлю на стол бутылку шампанского, а ребята… Рядом с шампанским на столе появляется торт, самый настоящий, хотя и чуточку помятый, вафельный торт. В Усть-Камчатске его не купить, это я точно знаю. Значит, раздобыли еще в Петропавловске, где-то хранили его, берегли во время шторма. Я был уверен, что знаю на яхте каждый закоулок. Оказывается ошибался.
Все дружески подтрунивают над Маратом, поздравляют его, желают навсегда запомнить, где и как он встретил свое совершеннолетие. Марат только улыбается, оратора из него явно не получится. Он улыбается всегда, улыбался даже сегодня, когда во время прогулки потерял фотоаппарат. Но сколько оттенков в его улыбке!
Угомонились уже поздно ночью. Ночной вахты разрешил не стоять: в этой бухте мы как у бога за пазухой.
Утром подошли к «Шкотово». Володя - мой старпом, набрал на его борту экскурсионный экипаж и повез их кататься на «России». Наши экипажи и капитан «Шкотово» отправились на прогулку катером к острову Богослова.
Отвесные, черные, блестящие от стекающей сверху воды скалы северной стороны заняны кайрами[179]. Внизу выбитые морем причудливые гроты и арки. Скалы то обрываются отвесно в море, то образуют галечные пляжи-пятачки. Вдоль берега острова разбросаны камни, заросшие зелеными, бурыми водорослями. Они с шумом скрываются в набегающих, вспенивающихся волнах. Южный склон более пологий, с большим песчаным пляжем. Когда подходили к острову, бросилось в глаза, что пляж усеян коричнево-рыжими валунами, а над ним нависло легкое низкое облако тумана. Подошли ближе, и валуны стали шевелиться! Это же моржи, тесно заполнившие пляж! Их, наверное, несколько тысяч, а облако тумана – это пар от их дыхания.
К сожалению, моржи не проявили должного гостеприимства, полюбоваться ими вплотную не удалось. Сначала в воде стали встречаться отдельные дежурные, нырявшие при нашем приближении, затем дальний дозор группами стал внимательно наблюдать за маневрами катера, оставаясь на поверхности моря. Метрах в ста от берега нас встречало все остальное поднятое по тревоге караульное подразделение. Выставив вперед желто-белые полуметровые клыки, подбадривая себя оглушительным, угрожающим ревом, они накапливаются на исходном рубеже для атаки, а на помощь к ним, плюхаясь в воду, спешили все новые и новые секачи.
К вечеру с плавбазы пришло сообщение, что спасательный плот для нас нашли. База милях в двадцати от бухты. Михеев любезно предложил нам свою помощь. Поздней ночью вместе со «Шкотово» мы уходим из бухты Павла. Уходим, оставив в ней кусочек сердца.
На рассвете показалась дымящаяся громадина плавбазы, и вскоре на ее борту нас встретил элегантный, в кипенно-белой рубашке, в строгом и одновременно щеголеватом форменном костюме, с черной мушкетерской бородкой старпом плавбазы Б. А. Надеин. Быстро, с какой-то непривычной деловитостью он решил все вопросы, скомандовал накрыть стол для делового ленча в его каюте, а после, не слушая наших робких возражений, разогнал нас по ванным и душевым. После этого повел представляться капитану В. С. Азаркину, начальнику экспедиции Г. Н. Ибрагимову и первому помощнику М. В. Болдыреву.
Представление перешло в дружеский обед, затянувшийся до самого ужина. Странная, вероятно, это была картина: огромный, отделанный дубовыми панелями, салон капитана; длинный банкетный стол с туго накрахмаленной, снежной белизны скатертью; сахарные головы свернутых салфеток; блеск хрусталя и столового серебра; вышколенные, но по-домашнему заботливые буфетчицы. С одной стороны этого стола уверенные, привыкшие к такому комфорту, в модных костюмах, отлично причесанные, выбритые до блеска хозяева, а напротив их заросшие, бородатые, с мокрыми после ванны волосами, в грубошерстных свитерах, высоких резиновых сапогах гости.
После ужина выступили перед экипажем с рассказом о нашем плавании, немножко потанцевали на устроенном в нашу честь вечере отдыха. Чувствую, начинаю размагничиваться, да и ребята что-то суетятся. У них уже знакомые девушки, друзья среди экипажа – пора уходить. После танцев стали перебираться на яхту. Я неудачно прыгнул с бота на палубу яхты, ударился скулой о колпак нактоуза, рассадил губу и рассвирепел – стал кричать на ребят хриплым голосом (днем где-то простыл).
Скоро освещенная огнями база с раздающейся с ее палубы негромкой мелодичной музыкой растаяла за кормой. Впереди закатный желто-оранжевый полумесяц, темнота, крупная зыбь, ровный ветер – снова море.
«Родина» исчезла в темноте где-то рядом. И снова вахта сменяет вахту. Снова ветер, штиль, зыбь, солнце, туман, дождь. Снова, то рифим паруса, то поднимаем спинакер. Продолжаем идти на север. Ребята уже втянулись в ритм, освоились, да и погода довольно спокойная.
Вахта сменяется каждые шесть часов. Я обычно всю ночь, а при плохой погоде и днем на палубе. По утрам завтрак для всех готовит Саша Желудков. Он будит на вахту Женю и Марата, и удается ему это не сразу. Ребята спят в узкой «норе», в носовом кубрике. Там низко, качает сильнее, чем в среднем салоне яхты, но зато никакая качка не сбросит с койки (общие нары от борта до борта), и можно быть уверенным, что никто случайно не сядет на голову. Первым вылезает из «норы» Марат, втягивает носом воздух с запахом съестного, неторопливо, с трудом преодолевает самое узкое место прохода около мачты и сразу же, усевшись за стол, командует Жене:
- Боцман, за мной!
Только после этой команды из носового кубрика быстро вылетает Женя, и оба начинают завтракать: Женя торопливо, все время чем-то отвлекаясь, то и дело вскакивая, а Марат обстоятельно. Выбить его из-за стола, пока на нем что-нибудь остается съестное, может только команда «аврал». Затем они вылезают на палубу, мешковато двигаясь от многочисленных одеяний, закуривают первые сигареты и заступают на вахту. Последние пять-десять минут Саша ерзает от нетерпения, все время подгоняет Марата, и как только он появляется на палубе, Саша скатывается вниз по трапу, на ходу стягивая робу, быстро, торопливо хлебает чай, глотает любимую манную кашу и сразу же лезет на койку. Володя, сменившись, сначала приходит в себя на палубе, затем завтракает, перекуривает, заполняет журнал, подправляет прокладку пути на карте и тоже ложится спать. В два часа все повторяется в обратном порядке: Женя неторопливо, наклонясь над люком, несколько раз напоминает сидящим за столом:
- До вахты осталось пятнадцать минут… Десять минут… Кончай собираться!
Володя же продолжает невозмутимо обедать. Но часто эта типовая картина нарушается непредвиденными обстоятельствами: или авралами, или каким-нибудь особенно красивым участком побережья, встречей с китами, дельфинами, моржами и прочим.
Стараемся составить как можно более полное описание проплывающего с левого борта берега – это побережье впервые было положено на карту экспедицией В. Беринга.
Раз в неделю запланированное развлечение – медицинские обследования. Помимо географических наблюдений по плану Географического общества мы еще проводим медицинские по программе Владивостокского медицинского института. Медиков среди нас нет, поэтому соответствующую подготовку в институте прошел Володя Колованов. Медико-биологические наблюдения включают в себя измерение давления крови, частоты пульса и дыхания в различных условиях, проверку быстроты реакции и памяти по специальным тестам и прочее. Обследование одного человека занимает около получаса.
Володя торжественно и с почтением достает из-под койки весь медицинский инструментарий, раскладывает листочки тестов, готовит секундомер. Правда, белый халат и накрахмаленную докторскую шапочку заменяет овчинный полушубок и шапка-ушанка, но Володю это не смущает. Он вешает фонендоскоп[180] на грудь, втыкает его трубочки себе в уши и провозглашает:
- Начнем.
Ребята не очень разделяют его серьезность, поэтому диалог между доктором и пациентами не всегда поддается перескажу, тем более, что часто в самый кульминационный момент какой-нибудь «тончайшей» медицинской процедуры вдруг начинаются поиски сбежавшей со стола из-за качки нужной медицинской шабашки. Я тоже с трудом удерживаюсь от смеха, глядя на серьезную физиономию нашего «доктора», но пытаюсь не разлагать медицинскую дисциплину, а наоборот, крепить ее. Покончив с очередной жертвой, Володя высовывает голову из люка и объявляет:
- Годен. Следующий!
Обычно медицина кончается веселой возней на палубе.
Возле мыса Наварин* берега исчезают из виду, пересекаем обширный Анадырский залив*. Посредине залива местное метеорологические диво. Полдня слабого ветра, легкой зыби и ослепительного яркого солнца. Оно греет по-настоящему, без всяких скидок на 65° северной широты. Все, не исключая и вахтенных, сбрасывают надоевшую теплую одежду и, жмурясь от удовольствия, загорают в полном смысле этого слов. К вечеру все становится на места: моросящий, холодный дождь, пронизывающий ветер.
На рассвете 11 августа в предутреннем тумане впереди в милях трех-четырех показались красноватые, обрывистые, без единого кустика, отвесные скалы мысов Кекилен* и Аччен*, а между ними вход в бухту Преображения*. Море – лучший учитель моряков. Вышли по счислению к бухте с точностью до одной мили! Рулевые научились управлять яхтой по компасу, точно учитывать пройденное расстояние, дрейф яхты и течения. Моя похвала вызывает у всех заметное задирание носов вверх. Осторожно, по самой середине входа идем в бухту. Справа, за остроконечным, причудливых форм мысом, одинокое здание фактории[181], на берегу ни души. К бухте плавно спускается огромная, протянувшаяся к северу равнина. Вдоль восточного и северного берегов бухты две длинные каменистые косы, за ними обширная лагуна. Из лагуны в бухту вытекает мощный поток воды. Далеко на горизонте плавные, сглаженные, сиренево-синие, почти фиолетовые сопки Чукотки. Тишина, безлюдье.
В море наш путь по маршруту «Св. Гавриила» был в какой-то степени абстрактной, умозрительной моделью маршрута прошлого. А вот в этой бухте, открытой и названной моряками экспедиции В. Беринга, особенно понятными, близкими и реальными людьми стали те, кто двести пятьдесят лет назад впервые увидел и записал в своем шханечном журнале: «Простираются горы высоки зело и круты, а из падей, лежащих меж гор, ветр переменяется». Воочию видишь тот же самый ручей «с горы крутой, где ботом стали». Из этого ручья наполнял водой старинные дубовые бочки посланный с матросами мичман Петр Чаплин, перевозил их на шлюпке к «Св. Гавриилу». В членах той экспедиции начинаешь видеть живых людей, людей во плоти, с их радостями и заботами, с нелегким трудом во славу Отчизны…
На другой день в Преображение пришла и «Родина». Они, оказывается, решили по дороге завернуть в поселок Беринговский, который расположен в бухте Угольной, на южном берегу Анадырского залива.
Наша стоянка в бухте Преображения была недолгой. Пополнили запасы воды, сходили в соседний поселок Нунлигран*, провели там в клубе традиционную беседу о нашем плавании. И снова в путь.
«Родина» осталась в бухте, чтобы закончить начатые раскопки заброшенного чукотского жилища, а мы 14 августа во второй половине дня стали входить в обширную, состоящую из нескольких бухт, бухту Провидения*. На ее берегу расположен один из лучших и наиболее удобных портов Чукотки – порт Провидения.
На входе нас встретил катер. Он сделал несколько кругов около яхты. На носу катера кинооператор - молодой парень со светло-рыжей вьющейся круглой бородой и с шевелюрой, которую, вероятно, невозможно загнать под самую большую шапку. Наверное, поэтому на голове у него кокетливая крошечная кепочка-каскетка[182].
Саша с притворным раздражением ворчит:
- Опять эти киношники! – а сам поворачивается вслед за катером, преувеличенно деловито хватается за разные снасти, изображая «трудную парусную жизнь».
Катер подходит вплотную, кинооператор прыгает к нам на палубу. Это Дима Масс - дипломник ВГИКа. Его послали к нам из студии «Дальтелефильм». Очень скоро мы убедились: Дима – отличный парень. Он впервые в своей жизни был на яхте, но сразу же вписался в наш круг своей непритязательностью, добрым нравом и умением печь великолепные блинчики. За это нам пришлось согласиться с его багажом: а это 50 килограммов коробок, ящиков, кассет, штативов, камер, аккумуляторов и прочих драгоценностей.
Становимся к борту плавмастерской. Место стоянки очень удобное. Быстро наводим порядок, и я отправляюсь с официальными визитами. Встреча с заведующим отделом райкома КПСС Н. А. Егоровым, начальником гидробазы Ю. М. Бабаевым и капитаном порта В. С. Беломестновым была самой дружеской. Все вопросы решаются быстро, в атмосфере самой сердечной доброжелательности.
На второй день приходит «Родина», и мы начали готовиться к последнему этапу плавания через Берингов пролив в Чукотское море. В Арктике свои законы. Всем движением за Беринговым проливом руководит Штаб морских операций восточного сектора Арктики. Запрашиваем разрешение на вход в Чукотское море и получаем ответ прославленного полярного капитана Инюшкина: «РОДИНА КМ ЛЫСЕНКО ЗПТ РОССИЯ КМ МАННУ ВЫХОД ЧУКОТСКОЕ МОРЕ КОНЕЧНУЮ ТОЧКУ 67-18 СЕВЕРНОЙ 171-00 ЗАПАДНОЙ РАЗРЕШАЮ тчк СЧАСТЛИВОГО ПЛАВАНИЯ тчк ЗПМ ИНЮШКИН».
Тщательно проверяем оборудования яхт, парусное вооружение. Делаем необходимый ремонт. Пополняем до полной нормы запасы воды, снабжения, продовольствия. Изучаем метеорологическую, ледовую и навигационную обстановку в районе плавания, уточняем вопросы связи и взаимодействия с судами всех ведомств, получаем инструктаж у связистов и гидрометеорологов.
17 августа во второй половине пасмурного, хмурого дня выходим из Провидения. На выходе из бухты сгущается туман, видимость ухудшается, «Родина» ныряет в набежавшую полосу тумана, и мы расстаемся с ней надолго. Уходим к юго-востоку, огибая с большим запасом крайние мысы Чукотский* и Чаплина-*. Спускаться слишком далеко к югу тоже не следует – рядом проходит государственная граница СССР и США, американский остров Св. Лаврентия* в пятидесяти милях.
Туман ночью усиливается еще больше, ориентироваться по радиомаякам удается с трудом, на сильной зыби пеленг получается нечеткий, расплывчатый.
Вахтенный журнал:
«18 августа.
06-00, туман, видимость 200 метров, ветер юго-восточный, 6 баллов.
20-00, туман, дождь, видимость 100 метров, ветер юго-восточный, 2 балла.
19 августа.
05-00, сильный дождь, видимость 50 метров, ветер юго-западный, 4 балла…» и в каждой записи постоянным, гнетущим рефреном[183] – дождь. Туман, видимость меньше мили.
Неустанно и тоскливо, замирая и усиливаясь, слышен во включенном приемнике голос радиомаяков. Четкая, медленная морзянка позывных, и снова заунывное «у-а-у-а», заглушаемое треском и шорохом эфира. Длинный полярный день. Неясный, расплывающийся сумрак наступает только на пару часов, но из-за тумана исчезают грани между днем и ночью. Стоит какой-то серый, сочащийся влагой, дышащий промозглым холодом, круглосуточный безымянный час. Временами туман сгущается настолько, что мир превращается в однотонную, бесцветную сферу, в центре которой неподвижно застывшая в холодном вязком желе яхта. Иногда туман становится слабее, но видны только угрюмые, серые волны, без устали, но и без ярости, бесконечной чередой уходящие в тот же серый, ненадолго отодвинувшийся мрак. Небольшое разнообразие вносят налетающие порой шквалы, не очень сильные: берем рифы на гроте, меняем стаксель. Шквал слабеет, мы снова поднимаем полную парусность.
Поворачиваем на северо-восток и, по-прежнему не видя ничего, идем вперед. Сейчас, как никогда, необходимо быть внимательным. Ребятам тяжело. Сидят в штормовой одежде на палубе, словно большие, тускло-оранжевые, нахохлившиеся птицы, по курткам и брюкам непрерывными тонкими струйками сбегает вода. Мокрые, посиневшие от холода лица, воспаленные глаза, зябнущие руки. Набухшие тяжелые меховые рукавицы приходится выкручивать, словно белье. На несколько минут наступает обманчивая сухость кистей рук, и снова медленно и неуклонно стынут, словно растворяясь в натекающей воде, пальцы. И как драгоценный дар, не в силах даже радоваться ему, берут вахтенные горячую, дымящуюся на воздухе кружку темно-коричневого чая, поданную в кокпит заботливой рукой подвахтенных. Саша бережно держит кружку, греет об нее скрюченные пальцы. Обжигаясь, чмокая от удовольствия, прихлебывает чай и понемногу оживает. На его лице появляется что-то похожее на улыбку. Недолог этот отдых. Снова и снова смотрим и слушаем: нужно увидеть берег, опознать его, но так велико опасение, что он может оказаться слишком близко для какого-либо маневра. Что ж, моделировать, так моделировать: моряки «Св. Гавриила» тоже прошли проливом на север, не видя берегов. Так же, как и они, увидели мы 18 августа в районе мыса Кригуйгун «чернь, по чаянию берег», но опознать этот берег было невозможно.
Через час в тумане раздались раскатистые выстрелы гарпунной пушки, сразу же включаю радиостанцию. Да, это он, китобоец «Звездный» - наш опекун. С его веселым и дружным экипажем и капитаном Л. М. Вотрубовым мы познакомились еще в Провидении. Трудно словами передать как старались они помочь нам во всем, как по-отечески были предупредительны с нами при каждой встрече. Вот и сейчас они уточнили наши координаты, сообщили, где «Родина», и снова пожелали счастливого пути. Слышу бодрый голос Леонарда Мартыновича, и на душе становится теплее. На всякий случай прошу не перепутать нас с китом, в ответ веселый смех и сообщение, что на экране локатора нас видно отлично и без труда можно отличить от кита.
Ранним утром 19 августа с правого борта в темной, почти черной, мгле видим еще более темное пятно. Буквально на 15 минут поднимается вверх туман, и отчетливо, во всей своей устрашающей красе, в двух милях от нас появляется остров Ратманова* - самый восточный кусочек нашей страны. Остров по горизонту виден весь. Черные крутые скалы, у их подножья кипит прибой. Сверху же, скрывая вершины, рваные, растянутые клочья тумана, цепляющиеся за скалы. Левая часть острова освещается равномерными вспышками маяка, расположенного на северной стороне, нам еще не видимого. Вот-вот должен появиться его огонь, но снова ползет вдоль берега, скручиваясь в медленный вихрь, облако тумана и скрывает остров.
Только сейчас чуть спадает напряжение. Место свое знаем теперь с хорошей точностью. Берингов пролив рядом, а за ним широкое и просторное Чукотское море.
К вечеру 19 августа стала улучшаться видимость. Все вокруг по-прежнему однотонно-серое, но уже видна линия горизонта. Над головой в низком неподвижном пологе неба появляются кое-где отдельные с едва заметной синевой пятна. Пятна растут, ширятся, превращаются в тяжелые темно-фиолетовые тучи, их вершины окрашиваются желто-розовым светом еще скрытого солнца. Тучи уплывают к югу, к юго-западу, появляются закрытые ими высокие, округлые, многоярусные, клубящиеся кучевые облака, и вот уже первые лучи неяркого, холодно-оранежевого солнца скользят по темно-зеленым с ослепительными барашками волнам Чукотского моря. Далеко на юго-западе едва виден берег между мысами Кекурный* и Инчоун* в районе селения Уэлен*. Стал порывами усиливаться ветер. Три балла. Затихнет на полчаса и снова усиливается, но уже до четырех. Опять небольшое затишье, и вот уже пять баллов. Окончилась эта восходящая лестница попутным семибалльным ветром. Волны не очень крупные, вершины их сразу же срываются ветром, летят вперед бело-дымчатыми беззвучными выстрелами. Подняли трисель, рейковый стаксель, и «Россия» рванулась к северу.
Яхта сильно раскачивается с борта на борт, рыскает. Иногда форштевень ее нагоняет убегающие волны, пенные потоки разбиваются ветром в мельчайшую пыль, капельки воды бесчисленными крошечными бриллиантами вспыхивают в лучах закатного солнца. На ходу проскочили Северный полярный круг. А сколько мечталось об этом длинными зимними вечерами! Яхта разрывает эту невидимую ленточку, опоясывающую глобус, быстро и непочтительно.
Ранним утром 20 августа по расчетам пришли в намеченную точку. Пустынное розово-зеленое море, безоблачное небо, отличная видимость. Даже не верится, что мы в той самой, заветной точке. Достаю секстан и нацеливаюсь им на ярко-фиолетовое, какое-то космическое из-за светофильтра солнца. Солнце быстро скользит, падает вниз, на секунду тонет в густо-синем, почти чернильном море, покрытом сверкающими блестками, и, покачиваясь, медленно поднимается к горизонту, касается его четким, с каймой, диском. Ноль! Останавливаю секундомер и начинаю несложные, но длинные, требующие большого внимания и аккуратности, расчеты. Ребята с почтительным вниманием следят за мной. А ведь пройдет год - два и от почтительности не останется и следа. Эти астрономические обсервации они будут делать с точностью и четкостью компьютера. Строю линии положения на карте. Да, именно здесь 16 августа 1728 года было записано в шханечном журнале «Св. Гавриила»: «В три часа пополудни господин капитан объявил, что надлежит ему противу указу во исполнение (то есть согласно указу – авт.) возвратиться».
20 августа 1977 года, 9 часов утра, 67°18; северной широты. Кругом море, студеное, с ровной чередой покрытых невысокими гребнями волн. Посвистывает ветер в такелаже. Над головой безоблачное бело-голубое небо. Ложимся в дрейф, и весь экипаж выстраивается на палубе. Смотрю на обветренные, усталые и счастливые лица ребят. Взлетают вверх бело-зеленые дуги ракет нашего салюта, ослепительным холодным светом горят зажженные фальшфейеры. Минута молчания в память о тех, кто впервые пришел сюда сквозь штормы и штили, туманы и холод. Так же молча, словно боясь нарушить живую тишину, наполненную звуками лишь одного моря, ложимся на обратный курс. Скоро слабеет ветер, отходит к северу. К концу дня снова видим берег, а утром 21 августа чуть севернее мыса Дежнева встречаем «Родину». Она заходила в поселок Уэлен.
Штиль. Слабая, едва заметная зыбь мерно колышет гладкую поверхность моря. Сближаемся и швартуемся друг к другу. На невысоких волнах яхты мягко, словно ласкаясь, касаются бортами. Стиснутые в крепком рукопожатии руки, дружеские хлопки по плечам, поздравления с достижением заветной цели. Яркое, едва греющее солнце, отличная на десятки миль вокруг видимость. Справа мыс Дежнева, обрывистый, высокий, исполосованный по складкам языками смерзшегося в лед снега. Слева на самом горизонте почти неразличимая на фоне бледно-голубого неба гора Кейп* на берегу Аляски*. Видны оба берега океана - здесь, в проливе, где «оная сошлась с Америкой», единственное место на земле, где такое возможно.
Из каюты выносим венок. На алой ленте его надпись: «Экипажу «Св. Гавриила». Медленно, на вытянутых между бортами руках несем венок к корме. Там, стоя на одном колене, перегнувшись через борт, осторожно опускаем его на воду. Оба наши экипажи стоят, обнажив головы. Венок, чуть покачиваясь, перегибаясь на волнах, неторопливо уплывает, становится маленькой алой черточкой и скрывается в сверкающем яркими вспышками море. Над тихим, спокойным безмолвным проливом Беринга раздается пушечный залп звуковых ракет. Долго еще стоим и в молчании смотрим туда, где плывет уже невидимый венок.
Ветер появился только к концу дня. К этому времени «Родина», используя каждое легчайшее дуновение берегового ветерка, уходит вперед и скрывается из виду. Мы же по-настоящему пошли только в сумерках. Ночью под самым берегом обогнули мыс Дежнева. Расположенный высоко над морем маяк ослепительным, особенно ярким в темной ночи, вращающимся лучом света на несколько секунд освещает паруса, вырывает из тьмы береговые скалы, скользит вверх и исчезает. Чистая, темно-синяя полусфера неба усыпана яркими изредка мигающими звездами. Свежий попутный ветер, негромкое, неустанное пение такелажа, ровное журчание воды вдоль бортов. Эта симфония хорошего хода, полета под парусами не прекратилась и с наступлением яркого солнечного дня. Правда, после обеда пришлось уменьшить парусность, скорее из осторожности, чем по необходимости. Пятибалльный попутный ветер позволяет еще нести полные паруса, а рассказывать ребятам, что при попутном ветре следует быть особенно внимательным, уже не нужно. Любо смотреть, как быстро и уверенно реагирует Марат на попытки яхты рыскнуть в сторону. Властно и нежно он возвращает ее на нужный курс, по-прежнему не переставая улыбаться. Не думаю, что на свете много людей, которые могли бы удержаться от улыбки, когда белые паруса мощно и горделиво несут яхту по темно-голубому, чуть зеленоватому морю. Гребни попутных волн ровно, не отставая и не опережая, бегут рядом с яхтой. Под форштевнем уже не журчит, а гудит мощный бурун, и с правого борта отвесными скалами, глубокими заливами и длинными отмелями проплывают берега Чукотки.
Ребята вносят предложение: уклониться от уже пройденного маршрута и пройти проливом Сенявина*, отделяющим от материка остров Аракамчечен*. Кто-то сказал ребятам, что в этом проливе лежбище моржей. Что ж, предложение разумное. Программа плавания и наблюдений по моделированию выполнена полностью. Погода и прогноз отличные, великолепный ход, а до контрольного срока возвращения в Провидение времени еще достаточно. Я не против этого предложения, но у меня уже есть кое-какой опыт давать обещания ребятам, поэтому, посмеиваясь, отвечаю:
– Посмотрим.
Аракамчечен темной низкой полосой, соединенной с материком, уже виден на горизонте. Еще пару часов, и показался пролив и высокая, чуть присыпанная снегом вершина острова со странным названием Атос. Пора решать. Еще раз взвесив все «за» и «против», говорю рулевому:
- Курс 235!
В лучших традициях парусного флота, отчетливо и сдержанно Саша отвечает:
- Есть курс 235!
Ай да молодцы, даже эмоции свои научились прятать!
К вечеру, когда стали входить в пролив, начал слабеть ветер, и с наступлением темноты от него остались только легкие, дышащие с разных сторон, почти невесомые порывчики. Шумно фыркая, шлепая ластами и хвостами по воде, обгоняя нас, спешат на ночлег и моржи. Незаметно темнеет, на небе разгораются первые звездочки. С правого борта сиротливо мерцают тускло-желтые огоньки селения Янракинот*, а впереди все ближе и четче ярко-белый, с голубизной огонь маяка на островке Кынкай*.
Тихая, спокойная, непривычно теплая ночь. Изредка слышно негромкое сопение, длинный, усталый вздох намаявшегося за день бедолаги-моржа, звуки короткой перебранки сквалыг (они, наверное, и среди моржей есть). И снова тишина, наполненная едва слышным шепотом волны под форштевнем, запахом моря, мерцанием звезд, беззвучными вспышками маяка. Спать никто не ложится. Течет неторопливая, негромкая, с длинными паузами беседа. О чем только не переговорилось в ту ночь! Перед самым рассветом угомонились и пошли спать Женя и Марат, попросив обязательно разбудить их перед солнечным восходом.
Первое, едва уловимое движение света в неподвижном черном воздухе. Начинают гаснуть самые слабые звезды, и небо уже не черное, а темно-темно синее. Выплывают из мрака скалы, слышен короткий посвист какой-то самой ранней птахи, пронзительное верещание первой чайки. На воде появляется неясный отблеск рождающегося дня. Мягкие и резкие, округлые и зубчатые вершины гор, окружившие со всех сторон яхту, дают о себе знать уже не только четкими контурами - появляются выступы, углубляются тени в расщелинах. Купол неба окрашивается холодно-розовым, блеклым светом. Между ним и темно-фиолетовыми, коричневыми вершинами гор неяркая, широкая бледно-голубая полоса неба. Розовый цвет спускается, сдвигает голубизну вниз, легонько касается самых высоких вершин, которые сверху вниз окрашены в розовые, оранжевые, бежевые, коричневые цвета с неуловимыми переходами между ними.
Пытаюсь разбудить Марата и Женю. Они что-то невнятно шепчут, тянут на себя спальные мешки, пытаясь укрыться с головой. Приходится применять запрещенный прием. С нарочито громким топаньем сбегаю по трапу и во весь голос кричу:
- Аврал!
Реакция неожиданная. Марат, сбив меня в проходе, выскакивает в кокпит через кормовой вход. А Женя с оглушительным грохотом головой распахивает крышку носового люка и, высунувшись по пояс, озирается. На лицах немой вопрос:
- Что случилось?
- Ребята, вы же просили разбудить вас на рассвете!
Несколько секунд непонимающе смотрят по сторонам, но не видя никакой суеты на палубе, не проронив ни слова, снова залезают в спальные мешки. Утром ни тот, ни другой ничего не могут вспомнить.
Выходим из пролива Сенявина, его восточным рукавом - проливом Йэргын*. Огибаем маленький, прелестный, словно выплывший из сказки Пушкина, островок Нунэанган и поворачиваем к югу. Впереди длинная, вытянутая далеко в море, каменистая коса мыса Чаплина. Сразу за ним бухта Провидения - конец нашего маршрута.
Еще раз мысленно и по карте прохожу по последнему этапу нашего плавания и не могу удержаться от удовольствия вслух повторить эти удивительные названия: мысы Кригуйгун*, Нунямо*, острова Аракамчечен и Ытыгран*, проливы Чечекуйым и Йэргын*.
Так уж сложилось, а может быть в этом повинны полные романтики книги Джека Лондона* и Джозефа Конрада*, но мальчишеские мечты парусами дальних странствий уносятся к мысам Нантакет* и Доброй Надежды*, к островам Фиджи* и Бермудам*, к проливам Дрейка* и Торресову*. И среди современных зарубежных яхтсменов-дальнеплавателей вершиной парусного искусства считается плавание вокруг мыса Горн*. Может быть, так оно и есть, нам остается пока принимать это на веру – еще ни одна советская яхта не огибала этот влекущий и ужасающий мыс. Но право же, Нэгчигэн звучит нисколько не хуже Таити*. Что же касается вершин, если мыс Горн и высочайшая, то мыс Дежнева – тоже отнюдь не покрытый асфальтом холмик городской улицы. Впрочем, пока все это беспредметные сравнения: чтобы сравнивать, нужно хорошо знать то, что сравниваешь. Все мы надеемся, что когда-нибудь российский флаг на мачте яхты будет пронесен над волнами всех океанов, у скал самых грозных мысов.
Поздней ночью 24 августа стали на якорь в крошечной бухточке Славянка* на входе в порт Провидения. «Родиной» уже стояла там.
Ребята предвкушали, как утром под полными парусами, под грохот и пламя собственного салюта ракетами и фальшфейерами яхты войдут в гавань. Я помалкиваю: в порту всей церемонией встречи будем руководить уже не мы. Хотя, на мой взгляд, молодежь заслужила право немного пошуметь. Утром к нам подошел посланный из порта катер и взял на буксир. Скоро мы пришвартовались на то же место, где стояли первый раз, - к плавмастерской.
25 августа 1977 года. Солнечный, яркий, удивительно теплый день. Женя и Марат остаются на яхте, сегодня ими командует Володя Колованов. Я с Сашей иду на открытие мемориальной доски. На «Родине» тоже остается половина экипажа, вторая половина будет принимать участие в празднике на берегу. Договариваемся о порядке маневрирования яхт, о салюте, о связи между яхтами и с нами. Саша вооружается переносной радиостанцией, он весьма горд оказанным ему доверием.
После обеда отправляемся на мыс Лихачева*, там рядом с башней маяка будет открыта доставленная в Провидение на борту «России» мемориальная доска. А провиденцы нашли и оборудовали площадку для мемориального комплекса.
По улицам поселка нас обгоняют его жители. На мысу открывается великолепная панорама бухты: виден порт, поселок Урелики*, противоположная сторона и вход в бухту с моря, стоящие на рейде суда. Площадка перед маяком заполнена празднично принаряженными людьми. Суетятся вездесущие мальчишки, мамы и папы степенно катают свои драгоценные коляски. На каменистом откосе разместился духовой оркестр. По углам площадки стоит почетный караул военных моряков. Сам памятник – гранитная глыба пирамидальной формы. На ней уже закреплена наша бронзовая доска с надписью: «Витусу Берингу» и его спутникам в честь 250-летия Первой Камчатской экспедиции 1725-1730 гг. от Дальневосточного высшего инженерного морского училища им. адмирала Г. И. Невельского, Географического общества СССР и экипажей яхт «Родина» и «Россия». Август 1977 года.». Над глыбой нависает огромный старинный якорь, площадка ограждена тяжелыми корабельными якорными цепями.
В 16 часов начинается митинг. С короткими яркими речами выступают секретарь райкома КПСС В. Н. Черных, начальник гидробазы Ю. М. Бабаев, другие. В каждом выступлении звучит мысль о том, как важно для людей, живущих и работающих на этой суровой, далекой и прекрасной земле, помнить о тех, кто пришел сюда первым, ощущать свою кровную связь с поколениями моряков и землепроходцев прошлого.
Звучит Гимн Советского Союза. С яхт доносится пушечный грохот залпа ракет. Весь мыс окутывается разноцветным дымом горящих фальшфейеров и яркими лентами летящих ракет. Церемонию продолжает китобоец «Звездный». Он медленно проходит мимо мыса, салютуя выстрелами гарпунной пушки, а на его мачте плещется сигнал флагами: «Новых счастливых плаваний!»
Оживленный говор собравшихся, сияние яркого солнца на меди оркестра, бодрые маршевые мелодии создают атмосферу праздника. И вот у мыса в четком кильватерном строю появляются обе наши яхты. Даже мы, для которых парус не просто отвлеченный символ гармонии человека и моря, мы, бесчисленное множество раз видевшие эти паруса и, казалось, уже привыкшие к картине плавно и бесшумно скользящих по синему морю белокрылых яхт, не можем удержаться от восхищения. А провиденцы? Наверняка, среди них есть те, кто впервые увидел парус, и уж совершенно бесспорно, кто видел его раньше, видел только во время отпуска на материке. Наши яхты – это первые парусные суда за всю недолгую историю порта Преображения.
Ловлю себя на мысли, что любуюсь спокойными, уверенными лицами ребят, стоящих рядом, безупречными маневрами яхт и с удовольствием вспоминаю вчерашнюю вечернюю беседу в каюте-салоне «России». Как меня обрадовал вопрос, которого я втайне ждал:
- А куда пойдем на следующий год?
Так хочется верить, что мечты ребят (и мои тоже) о новых, все более далеких, еще более сложных плаваниях непременно осуществятся.
На следующий день «взрослая» часть экипажа «Родины» и Л. К. Лысенко вылетели во Владивосток, остались на ее борту только курсанты. Мне же пришлось задержаться, так как по учебному календарю у ребят обеих экипажей продолжалась практика, и нужно было их пристроить для ее прохождения на суда из тех, что стояли в бухте Провидения. Затем пришлось ждать прихода учебного судна ДВВИМУ «Меридиан», разоружать обе яхты и грузить их. А там, как это часто бывает на севере, испортилась погода, закрылся для полетов аэропорт. В результате всех этих дел и задержек мы с Володей Коловановым прилетели во Владивосток только 6 сентября.
Наступала осень, пора сбора урожаев и пора подведения итогов. Закончилась работа над кинофильмом, съемки которого начались еще в Петропавловске-Камчатском. Фильм получил название «На север под парусами». Экипажи выступали перед разными аудиториями во Владивостоке, готовился отчет о научных результатах двухлетней экспедиции.
«Родина» и «Россия» прошли по всем маршрутам кораблей Первой Камчатской экспедиции, провели физическое моделирование, то есть натурную проверку теоретической реконструкции маршрутов «Св. Гавриила», выполненной А. А. Сопоцко. Всего в настоящее время известно по меньшей мере шесть теоретических реконструкций: А. Нагаева* в 1767 г.; В. Красильникова в 1768 г.; А. Вильбрехта* в 1787 г.; В. Берха* в 1823 г.; Е. Кушнаревав 1976 г., и А. Сопоцко. Авторы реконструкций с разной степенью точности, зависящей от многих причин, воссоздавали путь, пройденный «Св. Гавриилом» в его историческом плавании 1728 года. Но лишь единственная реконструкция из всех, а именно, автором которой был А. Сопоцко, сопровождалась практической проверкой, физическим моделированием. Но дело даже не в уникальности в этом смысле реконструкции А. Сопоцко. Мне кажется, что достигнуть цели, которую поставил перед собой Аркадий Александрович: восстановить и утвердить приоритет экспедиции Витуса Беринга в географическом описании северо-восточного побережья азиатского материка чисто теоретическим путем, на основе анализа только шханечного журнала и других документов, принципиально невозможно.
Постараюсь изложить доказательства этого, может быть, и спорного тезиса.
По записям в журнале «Св. Гавриила» курса корабля и пройденного расстояния, или, как говорят моряки, по счислению, можно восстановить путь бота только весьма приближенно. Единственным курсоуказателем - прибором для определения направлений относительно стран света, которым располагали штурманы «Св. Гавриила», был магнитный компас. На его показания влияют девиация, то есть результат воздействия на магнитную стрелку железных предметов на судне. Конечно, таких предметов на «Св. Гаврииле» было немного, но они, несомненно, были. Сказывается на работе магнитного компаса и склонение[184], то есть результат несовпадения географического и магнитного полюсов. Что касается склонения, то морякам того времени это явление было известно довольно хорошо, но полная картина склонения для района, в котором плавал их корабль, им не могла быть известна, ибо в этом районе они были первыми. Девиация же вообще ими не учитывалась, так как понятие о ней только начинало складываться в те годы. Учесть влияние склонения и девиации можно с помощью как можно более частых проверок показаний компаса по небесным светилам, либо по точно нанесенным на карту береговым предметам. Карты еще предстояло им создать, а почти постоянная облачность и густые туманы не давали возможности использовать методы мореходной астрономии. Таким образом, точность до долей градуса, с которой записаны курсы корабля в шханечном журнале – кажущаяся точность. Ее не мог обеспечить уровень знаний 18 века. Еще хуже дело обстоит с измерением пройденных расстояний. Моряки бота не знали полной картины морских течений, то есть они измеряли путь своего корабля не относительно дна, а относительно воды. Более того, эти измерения проводились с помощью примитивного голландского лага[185], а вместо секундомера[186] использовались песочные часы. Мне не хотелось бы, чтобы эти соображения воспринимались как какой-то упрек штурманам «Св. Гавриила». Если их в чем-то и можно «упрекнуть», так это только в той скрупулезности и добросовестности, с которой они вели свои наблюдения в невероятно трудных условиях. Сейчас мы знаем причины их ошибок, но, как говорится: «Мы видим дальше и лучше только потому, что стоим на плечах гигантов». При описании своего маршрута вахтенные «Св. Гавриила», как правило, не указывали координат своего корабля в момент каких-то наблюдений в принятом ныне смысле этого слова, то есть широтой и долготой, обычно такие координаты ими указывались только на начало суток. Положение корабля чаще всего указывалось расстоянием (измеренным глазомерно) и направлением относительно каких-то пунктов побережья. Поэтому, когда при теоретической реконструкции по записям журнала А. Сопоцко делал предположение, что «Св. Гавриил» находится от какого-то мыса, допустим Трехполосного, к осту в шести с половиной милях и, следовательно, моряки бота являются первооткрывателями этого мыса, то это и не нуждается в доказательстве. Из данной точки, определенной относительно мыса Трехполосный, в данном направлении может быть виден только этот мыс, и никакой другой. Следовательно, при чисто теоретическом анализе два неразрывных принципа морской навигации, счисление и обсервация, то есть учет пройденных расстояний и направлений, с одной стороны, и определение своего места по береговым предметам или небесным светилам, с другой, оказались в какой-то степени разделенными и существующими самостоятельно. Восстановить эту неразрывность помогло плавание яхт «Родина» и «Россия». Следуя курсами, записанными в шханечном журнале, то есть по счислению яхты выходили в точки, откуда вели свои наблюдения моряки «Св. Гавриила». Если по указанным направлениям и расстояниям яхтсмены видели географические объекты, внешний вид которых соответствовал описательным характеристикам шханечного журнала («горы каменныя, песок протязуется»), то последние сомнения исчезали: моряки «Св. Гавриила» видели именно эти горы и мысы. И видели их первыми.
Следовательно, плавание яхт, выполнение их экипажами моделирования, только в самом начале предполагалась лишь как яркая иллюстрация к работе А. Сопоцко. Всей логикой событий маршруты «Родины» и «России» превратились в неотъемлемую и важную часть последовательности доказательств приоритета русских моряков 18 века, приоритета Первой Камчатской экспедиции.
Я умышленно так подробно остановился на этом вопросе. После плаваний яхт стали появляться, особенно в массовых изданиях, утверждения, что для моделирования маршрутов В. Беринга «нашлись и смелые души», кто-то вроде ландскнехтов[187] от науки, взявшихся за предложенную им работу и успешно ее выполнивших. Хочу еще раз повторить, что физическое моделирование плаваний прошлых веков, как метод научного анализа, в равной степени результат труда историков-исследователей и членов экипажей яхт «Родина» и «Россия». Он создавался и за столом аналитика, и на палубе яхты. Дело теперь за специалистами, за тщательной и всесторонней оценкой теоретического анализа и натурного моделирования с обязательным учетом точки зрения оппонентов – наука не должна быть местом для конъюнктурщины и поспешности.
Лично же я, не меньше чем научными и спортивными результатами плавания яхт – а ведь «Родина» и «Россия» первыми и пока единственными из советских яхт прошли проливом Беринга – горжусь и тем, что на борту «России» родилось еще четыре моряка-парусника, ибо до сих пор также верно и гордо звучат слова славного моряка адмирала Степана Осиповича Макарова:
- Кто не плавал под парусами, тот не моряк!
*Авачинская – губа - крупная незамерзающая бухта Тихого океана у юго-восточного по бережья полуострова Камчатка. Является главными транспортными «воротами» Камчатского края. Основной порт — город Петропавловск-Камчатский, обслуживает рыболовные и грузовые суда.
Вторая по величине бухта в мире. Способна вместить весь мировой флот. Представляет собой внутреннюю, закрытую часть Авачинского залива. Самая губкая естественная бухта в мире. В бухту впадают реки Авача и Паратунка. По берегам бухты находятся города Петропавловск-Камчатский и Вилючинск. Оборудована маяками. Является основным местом базирования Тихоокеанского флота России на Камчатке.
Своебразным символом бухты и её достопримечательностью являются скалы Три Брата, расположенные у выхода в открытый Авачинский залив.
*Раковая отмель - располагается на входе в бухту Раковая в южной части Камчатки, на восточном берегу Авачинской губы. С юга Раковая бухта закрыта от выхода в океан большим полуостровом, названного именем адмирала Завойко, а напротив неё около мыса Углового торчит из воды огромная скала с почти плоской вершиной - Бабушкин Камень.
*Три Брата - группа из трех выступающих из воды скал (кекур), расположенных на входе в Авачинскую бухту на Камчатке. Скалы являются официальным памятником природы и своеобразным символом Авачинской бухты и города Петропавловска-Камчатского.
По легенде это были три брата, которые защитили бухту от большой волны из океана. Защитив бухту от волны, они окаменели и теперь стоят, охраняя бухту от опасностей.
*Шипунский – входной мыс в бухту Бечевинка Авачинского залива.
*Ава;чинская со;пка (Ава;ча) - действующий вулкан на Камчатке, в южной части Восточного хребта, к северу от Петропавловска-Камчатского, в междуречье рек Авачи и Налычева. Относится к вулканам типа Сомма-Везувий.
*Корякский – крупнейший действующий вулкан на Камчатке. Относится к Авачинско-Корякской группе вулканов. Вулканы этой группы расположены цепью в северо-западном направлении. Они расположены вдоль северного борта Авачинского грабена вдоль его северного борта.
*Вилю;чинский вулка;н - вулкан на Камчатке. Расположен к юго-западу от г.Петропавловска-Камчатского, за Авачинской бухтой. Он находится на водоразделе рек Вилюча и Большая Саранная, в верховьях реки Паратунки. Вулкан является потухшим стратовулканом. Высота 2175м. над уровнем моря.
*Кроноцкий – мыс. Крайняя точка полуострова Кроноцкого в Кроноцком заливе на восточном берегу полуострова Камчатка. История названия не установлена.
*Командорские - архипелаг из четырёх островов в юго-западной части Берингова моря Тихого океана. Первыми европейцами, посетившими Командорские острова считаются участники Второй Камчатской экспедиции, которые в 1741 году потерпели крушение возле острова Беринга. Остров Медный был открыт промышленником Емельяном Басовым, который и дал ему это название. Названы в честь командора В. Беренга.
*Беринга – крупнейший остров в составе Командорских островов. Расположен к востоку от полуострова Камчатка, в Беринговом море, от которого отделён Камчатским проливом. Расположен в нескольких десятках километров от острова Медный, от которого отделён проливом Адмирала Кузнецова. Входит в состав Алеутского района Камчатского края России.
*Камчатский – мыс на восточном берегу полуострова Камчатки, к востоку от устья р. Камчатки. Под Камчатским носом прежде разумели весь полуостров, выдающийся к востоку от устьев рек Камчатки.
*Африка - мыс на Камчатском полуострове на Камчатке. Самая восточная оконечность полуострова Камчатка. На мысе Африка имеется маяк, метеостанция и небольшое поселение.
*Озерный – мыс. Самая восточная точка Камчатки, находится на полуострове Озерном.
*Олюторский - гористый мыс, расположенный в южной части Олюторского полуострова на территории Олюторского района Камчатского края в России. Служит границей Олюторского залива и Берингова моря.
*Лаврова – бухта. Находится на северо-западный берегу, является частью Корякского природного заповедника и знаменита своим природным многообразием. На побережье и в глубине материка расположены термальные источники, вода из которых имеет резкий запах и температуру 37°С. В честь кого названа бухта не установлено.
*Пахача - бухта в Олюторском заливе Берингова моря. Расположена в востчной части побережья залива в устье реки Пахача и бразует лиман Пахачинский.
*Зосимы и Савватия - мыс в Анадырском заливе Берингова моря. Назван в честь одного из первых монахов-отшельников Кирилло-Белозерского монастыря - постриженика Савватия и тотемского монаха Германа Зосимы - основателя Соловецкого монастырья.
*ИОАНН БОГОСЛОВ, Иоа;нн Зеведе;ев (ивр. «Йоханан») - один из Двенадцати апостолов, автор Евангелия от Иоанна, Книги Откровения и трёх посланий, вошедших в Новый Завет.
Святой апостол и евангелист Иоанн Богослов был сыном Зеведея и Саломии, согласно преданию - дочери святого Обручника Иосифа, которая упоминается в числе жен, служивших Господу своим имуществом. Младший брат апостола Иакова. Был рыбаком, был призван Иисусом Христом в число Своих учеников на Генисаретском озере: оставив отца своего Зеведея в лодке, он, вместе со своим братом Иаковом, последовал за Христом (Мф.4:21; Мк.1:19).
Память апостола Иоанна совершается в Православной церкви (по юлианскому календарю): 8 мая, 30 июня (Собор Двенадцати апостолов), 26 сентября (преставление), в Католической церкви и других западных церквях - 27 декабря.
*Богослов - остров Алеутской гряды, из группы Лисьих островов, в 35,2 км к северо-северо-западу от северной оконечности острова Умнака. Окружность до 5 км. Имеет вид крутой пирамиды, с огромными столбами по бокам. Остров поднялся со дна морского в 1796 г. в время землетрясении. Впервые остров посещен промышленниками в 1814 г., причем почва была еще настолько горяча, что на нее нельзя было ступить; виднелись дымящиеся трещины, на северную сторону текла лава, южная же сторона в то время уже остыла.
*Святого апостала Петра – бухта. Бухта в Анадырском заливе Берингова моря. Названа членами экипажа Великой Северной экспедиции В. Беринга по названию пакетбота «Святой Петр». В 1740-х годах при посещении Камчатки Стеллер отметил, что существовало всего четыре острога: Нижнекамчатский, Верхнекамчатский, на реке Ких (Большерецкий) и в бухте Петра и Павла. Пятый острог в это время закладывался около Тигиля.
*Святого апостала Павла – бухта. Бухта в Анадырском заливе Берингова моря. Названа членами экипажа Великой Северной экспедиции В. Беринга по названию пакетбота «Святой Павел». В 1740-х годах при посещении Камчатки Стеллер отметил, что существовало всего четыре острога: Нижнекамчатский, Верхнекамчатский, на реке Ких (Большерецкий) и в бухте Петра и Павла. Пятый острог в это время закладывался около Тигиля.
*Натальи – бухта. Бухта в Анадырском заливе Берингова моря. Названа членами экипажа Великой Северной экспедиции В. Беринга в честь иконы Святой мученицы Натальи. Бухта Наталья, живописно расположилась под низким субарктическим солнцем, а лежбище моржей как бы охраняет вход.
*Ю;жный Крест (лат. Crux) — созвездие южного полушария неба, наименьшее по площади созвездие на небе. Граничит с созвездиями Центавр и Муха. Четыре ярких звезды образуют легко узнаваемый астеризм, который служил для навигации: линия, проведённая через звёзды ; и ; Южного Креста приблизительно проходит через Южный полюс мира на расстоянии в 4,5 раза дальше, чем расстояние между звёздами.
В созвездии находится тёмная туманность Угольный Мешок, легко видимая невооружённым глазом, как тёмное пятно на фоне Млечного Пути. Однако, главным сокровищем созвездия является рассеянное скопление Шкатулка, всю красоту которого можно оценить при наблюдении в телескоп.
*Нава;рин - мыс на юге Чукотки, омывается Беринговым морем. Представляет собой горное поднятие - отроги Майнопыльгинского хребта (Корякское нагорье) с высотами 500—540 м, выступающее в Берингово море. По мысу Наварин проводится южная граница Анадырского залива. На отвесных скалах мыса Наварин находится один из крупнейших в Северной Пацифике птичьих базаров. Назван в память победы русской эскадры над турецко египетским флотом в сражении 1827 г. в бухте Наварин (Южная Греция).
*Ана;дырский - залив Берингова моря у берегов Чукотки между мысом Чукотский и мысом Наварин. Анадырский залив включает в себя два других крупных залива - Залив Креста и Анадырский лиман. На берегу Анадырского лимана расположен город-порт Анадырь. Слово «Анадырь» встречается на страницах исторических летописей в разных лексических вариациях: «Онандырь» - чукотская река, «Анадырск» - острог времён Семёна Дежнёва и Курбата Иванова (середины XVII века).
*Кекилен и *Аччен – входные мысы бухты Преображения.
*Преображения - бухта в Анадырском заливе Берингова моря, у юго-восточного берега Чукотского полуострова. Вход в бухту Преображения ограничен мысом Кекиен на востоке и мысом Аччен на западе.
*Нунлигран (эск.-чукот. нунлыгран от эск. нуналык – «имеющий поселок» и чукот. ран — «жилье») - чукотское поселение, которое возникло на месте эскимосского. Эскимосы были ассимилированы или вытеснены. Это небольшое оленеводческое национальное село расположено в уютной, очень живописной бухте между мысами Аччен и Ткэюту на расстоянии 180 км от пос. Провидения. Недалеко от села расположено живописное и промысловое озеро Ахон.
*Провидения - бухта в Анадырском заливе Берингова моря, у юго-восточного берега Чукотского полуострова.
Вход в бухту Провидения ограничен мысом Лысая Голова на востоке и мысом Лесовского на западе. Мыс Лысая Голова находится на расстоянии 11 км к западу-северо-западу от мыса Чукотского. Внутри бухты Провидения находится нескольких более мелких бухт: Комсомольская бухта (гавань Эмма), бухта Славянка, бухты Хед, заливов Всадника и Кэша. Бухта Комсомольская залив (гавань Эмма) располагается в 14 км от устья бухты Провидения в её восточной части. На её берегу находятся поселения Порт Провидение и Урелики, а также аэропорт Порт Провидения. Вход в бухту ограничен мысами Пузина и Лихачева. Бухта Славянка представляет собой якорную стоянку за косой Пловер, которая является естественным волнорезом. Она расположена в 8 км от устья бухты Проведения. Оконечность Пловер косы называется мысом Гайдамак.
*Чукотский - мыс на юго-востоке Чукотского полуострова при восточном входе в бухту Провидения, омывается Беринговым морем. По мысу Чукотскому проводится северная граница Анадырского залива. На скалах мыса находится птичий базар, гнездятся глупыш, берингов баклан, моевка, кайры, тихоокеанский чистик, ипатка.
*Чаплина – мыс, соединён с Чукотским полуостровом двумя косами, между которых находится затопленная низина - озеро Найвак. На мысу находится пограничная застава «Чаплино». Застава, как и мыс названы по имени ближайшего на то время населённого пункта местных эскимосов (Ангазик или Чаплино, поселение в этой точке зафиксировано на картах 1897 года). По другим данным название дано в честь шамана Шаплина, чьё имя было переиначено в Чаплин. Присутствие топонима Чаплин вместе со старым названием мыса Дежнёва - Восточный мыс - на старой американской карте U.S. North Pacific surveying expedition говорит в пользу последней версии.
*Святого Лаврентия - остров на севере Берингова моря, к юго-востоку от Чукотского полуострова. Принадлежит США. Поверхность низменная, с изолированными вулканическими возвышенностями. Тундровая растительность. Морской (зверобойный) промысел. Главные населённые пункты — Гамбелл и Савунга. Открыт русским мореплавателем В. Берингом в 1728.
*Ратманова - остров в составе островов Диомида в Беринговом проливе, самая восточная точка территории Российской Федерации. Находится между двух морей - Беринговым и Чукотским. Имеется несколько рек, две из них текут от центра острова на север, одна течёт от вершины горы Крыша на юго-восток. Крайняя северная точка острова - мыс Всадник, восточнее которой находится мыс Скалистый. Самая южная точка острова - мыс Южный. В 3,76 км от острова расположен более малый остров, остров Крузенштерна, принадлежит США. По центру пролива между островами проходит государственная морская граница России и США. От острова Ратманова до побережья Чукотки 35,68 км.
*Кекурный (мыс, Камчатка) - мыс в 70 километрах от Петропавловска-Камчатского.
*Инчоун – мыс и сел положены севернее мыса Дежнёва на берегу Ледовитого океана. Рядом с селом есть скала с отделившимся от нее камнем, издали похожим на отсечерный ножом нос. Возможно, это и послужило поводом для названия села. В переводе с чукотского инчувин означает «отрезанный кончик носа». От Лаврентия село удалено на 145 километров, но до Уэлена - 35 километров. Неподалеку от мыса Утэн находится самое большое моржовое лежбище на Чукотке.
*Уэ;лен (чук. Увэлен, эским. Улы;, Олы;) – село В переводе означает «Черная земля» - село в Чукотском районе Чукотского автономного округа. Cамый восточный населённый пункт России. Современное название села, вероятно, происходит от чукотского слова чук. Увэлен, означающего «чёрная проталина». Как известно, Уэлен находится у подножия сопки, на склоне которой есть чёрные бугры, которые в прошлом служили ориентиром путникам. На картах же название «Уэлен» впервые появилось в 1792 году во время экспедиции Биллингса-Сарычева. Согласно другой версии, название села связано с именем силача по имени Увэлельын (в переводе с чукотского — «грязнуля»). Так за поселением постепенно закрепилось название, в основе которого лежало имя Увэлельына.
*Кейп-Баррен (англ. Cape Barren) — остров (и одноименная гора) в архипелаге Фюрно в проливе Басса. Расположен к северо-востоку от побережья острова Тасмания. К северу от острова Кейп-Баррен имеется крупнейший остров архипелага Фюрно — остров Флиндерс.
Первое поселение на Кейп-Баррене появилось в начале XIX века, когда европейские охотники на тюленей привезли на остров женщин-аборигенов с острова Тасмания. С 1866 года жители Кейп-Баррена просили передать остров в общинную земельную собственность на основании их аборигенных корней. Однако их просьбы постоянно отклонялись. Вместо этого в 1881 году здесь была основана резервация. Согласно Закону о резервации на острове Кейп-Баррен 1912 года жители острова признавались аборигенами. Однако в 1951 года население снова было признано некоренным. В период с 1940-х по 1970-е годы из-за безработицы и политики правительства по ассимиляции большая часть жителей Кейп-Баррена была вынуждена переселиться на другие острова в проливе Басса.
*Аля;ска (англ. Alaska [;;l;sk;], в переводе с алеутского языка - «китовое место», «китовое изобилие» (ала’сх’а) - самый большой по территории штат США, на северо-западной окраине Северной Америки. Включает одноимённый полуостров, Алеутские острова, узкую полосу тихоокеанского берега вместе с островами Александровского архипелага вдоль западной Канады и континентальную часть. Штат расположен на крайнем северо-западе континента, отделён от Чукотского полуострова (Россия) Беринговым проливом, на востоке граничит с Канадой, на западе на небольшом участке Берингового пролива - с Россией. Состоит из материковой части и большого числа островов: архипелаг Александра, Алеутские острова, Острова Прибылова, остров Кадьяк, остров Святого Лаврентия. Омывается Северным Ледовитым и Тихим океанами. На Тихоокеанском побережье - Аляскинский хребет. На севере - хребет Брукса, за которым расположена Арктическая низменность.
В западной традиции принято считать, что первым белым человеком, ступившим на землю Аляски, был Г.В. Стеллер. Однако на самом деле первыми европейцами, посетившими Аляску 21 августа 1732 года были члены команды бота «Св. Гавриил» под началом геодезиста М.С. Гвоздева и подштурмана И. Федорова в ходе экспедиции А.Ф. Шестакова и Д.И. Павлуцкого 1729—1735 годов. Кроме того, есть отрывочные сведения о посещении русскими людьми Америки в XVII веке.
*СЕНЯВИН ДМИТРИЙ НИКОЛАЕВИЧ - (1763—1831)
Русский флотоводец, адмирал.
Родился 6 (17 августа) 1763 в деревне Комлево Боровского уезда Калужской губернии.
В 1773 записан в Морской кадетский корпус (Санкт-Петербург). В 1777 получил чин гардемарина; совершил два учебных плавания по Балтийскому морю. В 1780—1781 участвовал в экспедиции русской эскадры, отправленной к берегам Португалии для поддержания вооружённого нейтралитета во время Войны за независимость США. В 1782 переведён на Азовскую флотилию; служил на корвете «Хотин». В 1783 произведён в лейтенанты и назначен флаг-офицером при контр-адмирале Ф. Ф. Мекензи. Участвовал в устройстве Ахтиарского порта (Севастополь). В 1786 — командир пакетбота «Карабут», курсировавшего между Севастополем и Стамбулом.
К началу русско-турецкой войны 1787—1791 дослужился до чина капитан-лейтенанта. В первый период войны занимал должность флаг-капитана при командующем Черноморским флотом адмирале М. И. Войновиче. Во время осады русскими войсками Очакова (вторая половина 1788) осуществил успешную диверсию у берегов Малой Азии: уничтожил около десятка турецких торговых судов и сумел отвлечь внимание турецкого флота от района боевых действий. Затем последовательно командовал боевыми кораблями «Леонтий Мученик», «Св. Владимир», «Навархия». Отличился при разгроме турецкого флота в битве у м. Калиакрия 31 июля (11 августа) 1791. Отличился в сражении близ Варны.
Во время войны Второй коалиции с Францией, в чине капитана 1-го ранга командовал линейным кораблём «Св. Пётр» и участвовал в походе эскадры Ф.Ф. Ушакова в Средиземное море. По окончании похода в 1800г. назначен командиром Херсонского порта. В 1803 стал командиром Севастопольского порта. В 1804—1805гг. служил флотским начальником в Ревеле. В 1805г. произведён в вице-адмиралы. В 1811г. переведён на должность командира Ревельского порта. В апреле 1813г. уволен в отставку.
Возвращён на службу в 1825 в связи с угрозой новой войны с Османской империей, назначен командующим Балтийским флотом; получил звание генерал-адъютанта. В 1826 произведён в адмиралы. В том же году избран почётным членом Петербургской академии наук. В 1830 тяжело заболел и 5 (17 апреля) 1831 скончался. Похоронен в Санкт-Петербурге в Александро-Невской лавре.
Именем Д. Н. Сенявина названы: архипелаг «Острова Сенявина» в восточной части Каролинских островов в Тихом океане, мыс в Бристольском заливе Берингова моря, мыс на острове Сахалин, полуостров и мыс на Камчатке, улица в г. Севастополь. В Новгороде на памятнике «1000-летие России» среди 129 фигур самых выдающихся личностей в российской истории (на 1862 год) есть фигура Д. Н. Сенявина.
*Сенявина - пролив в северо-западной части Берингова моря, между о-вами Аракамчеченом и Иттыграном. Здесь расположено селение оседлых чукчей Яньякинон. Южнее находится губа Пенкегней. К юго-западу от названной губы имеется защищенная бухта Адлера, которая, благодаря каменистому дну непригодна для стоянки судов. Еще южнее расположена губа Аболешева. Берега пропролива Сенявина состоят из гранита, сиенита, порфира и сланцев. По берегам кочуют чукчи-оленеводы.
*Аракамчечен – остров в архипелаге островов Аракамчечён, Ыттыгран, Нунэанган, Кынкай, принадлежащих Российской Федерации. Архипелаг расположен в Беринговом проливе у побережья Чукотки. На беринговоморской стороне острова есть лежбище моржей, где в августе-сентябре собирается до 50 тыс. животных. Отделен от группы островов проливом Йэргын.
*Янракинот - небольшое чукотское село стоит на невысоком холме на самом берегу пролива Сенявина. Это и дало название селу: янракыннот по-чукотски – «отдельная твёрдая земля». Наземных дорог нет. Когда в 1928 году к этому берегу подошло экспедиционное судно «Сенявин» под командой Ф. Литке, на холме стояло только несколько чукотских яранг. Многочисленные стойбища располагались по всей янракыннотской тундре. Наряду с оленеводством, население вело промысел мелких ластоногих и моржа. В советское время оленеводы были собраны сюда и переведены на оседлый образ жизни. Именно чукотские оленеводы в годы тяжёлого кризиса конца 90-х сохранили единственное в Провиденском районе стадо оленей.
*Кынкай – остров. Район пролива Сенявина представляет собой уникальный природно-культурный памятник. Ряд островов — Аракамчечён, Ыттыгран, Нунэанган, Кынкай образуют небольшой архипелаг с проливами.
*Йэргын - пролив среди стровов - Аракамчечён, Ыттыгран, Нунэанган, Кынкай. В материковый берег пролива вдаются бухты Аболешева, Румилет и Пэнкигнгэй. Береговая линия создана древним ледником, языки которого спускались с горного массива к северу от бухты Провидения.
*Кригуйгун – мыс и селение. Селение в настоящее время ликвидировано. Жители всех стойбищ и маленьких поселков Мечигменского залива – от мыса Халюскина до мыса Кригуйгун объеденины.с единый населенный пункт – Ыкынин.
*Нунямо – поселение и мыс. Поселение в настоящее время ликвидировано.
*Ытыгран – остров в проливе Чечекуным между материковой частью Чукотского полуострова и острова Ытыгран. Имеется историко- культурный центр с китовй аллеей.
*ЛОНДОН ДЖЕК (англ. Jack London; урождённый Джон Гри;ффит Че;йни, John Griffith Chaney (1876 – 1916).
А писатель, социалист, общественный деятель, наиболее известный как автор приключенческих рассказов и романов.
Родился 12 января 1876 года в Сан-Франциско.
Джек Лондон рано начал самостоятельную трудовую жизнь. В 1893 году нанялся матросом на промысловую шхуну, отправляющуюся на ловлю котиков к берегам Японии и в Берингово море.
Первый очерк Лондона «Тайфун у берегов Японии», был опубликован 12 ноября 1893 года.
В 1895 вступил в Социалистическую рабочую партию США, с 1900 (в некоторых источниках указан 1901) - член Социалистической партии США, из которой выбыл в 1914 (в некоторых источниках указан 1916); причиной разрыва с партией в заявлении называлась потеря веры в ее «боевой дух».
Более серьезно заниматься литературой стал в 23 года, после возвращения с Аляски: первые северные рассказы были опубликованы в 1899, а уже в 1900 была издана его первая книга - сборник рассказов «Сын волка». Затем последовали следующие сборники рассказов: «Бог его отцов» (Чикаго, 1901), «Дети мороза» (Нью-Йорк, 1902), «Вера в человека» (Нью-Йорк, 1904), «Лунный лик» (Нью-Йорк, 1906), «Потерянный лик» (Нью-Йорк, 1910), а также романы «Дочь снегов» (1902) «Морской волк» (1904), «Мартин Иден» (1909) создавшие писателю широчайшую популярность.
Многогранный талант Лондона принес ему успех и в области сочинения утопических и научно-фантастических рассказов. «Голиаф», «Враг всего мира», «Алая чума», «Когда мир был юн», и другие.
Лондон умер 22 ноября 1916 года в городке Глен-Эллен (Калифорния).
*КОНРАД ДЖОЗЕФ (псевдоним Юзефа Теодора Конрада Коженёвского, в устаревшей форме Теодора Иосифа Конрада Корженевского, польск. Teodor J;zef Konrad Korzeniowski; англ. Joseph Conrad, (1857 – 1924).
Английский писатель.
Юзеф Коженёвский родился 3 декабря 1857 в селе Терехово.
Под влиянием английских и французских приключенческих романов Юзеф захотел стать моряком. В 1874 году 17-летний Юзеф с согласия Бобровского уехал в Марсель. В 1875—77 плавал на различных судах, в том числе занимался контрабандой оружия для сторонников возведения на испанский престол дона Карлоса.
В начале 1880-х годов Конрад перебрался в Англию. На разных судах он был матросом, вторым помощником, в 1884 году сдал экзамен на звание первого помощника, а в 1886 году получил сертификат капитана. В том же году получил британское гражданство, официально изменив имя на Джозеф Конрад, и написал первый рассказ «Чёрный штурман».
Литературный дебют Конрада состоялся в 1895 году, когда был опубликован роман «Каприз Олмейера». За ним последовали романы «Изгнанник» (1896), «Негр с «Нарцисса» (1897), «Лорд Джим» (1900), повесть «Сердце тьмы» (1902), роман «Ностромо» (1904) и другие произведения. Под влиянием Достоевского написал несколько политических романов, среди них «Тайный агент» (1907) и «Глазами Запада» (1911).
Умер Джозеф Конрад 3 августа 1924 от сердечного приступа в своём доме в Бишопсборне. Роман «Ожидание» остался незаконченным.
*Нанта;кет (англ. Nantucket) – мыс на одноименном острове в Атлантическом океане. Расположен в 30 милях (48,3 км) к югу от мыса Кейп-Код и в 24 км к востоку от острова Мартас-винъярд, от которого отделён Маскегетским проливом.
Первым среди европейцев остров посетил в 1602 г. англичанин Бартоломью Госнольд, хотя в ряде источников первенство приписывается Шамплену. При начальном заселении Новой Англии остров относился к территории Плимутской колонии, у которой его выкупил в 1641г. Томас Мэйхью - основатель поселения на Мартас-винъярд.
В конце XVIII века остров играл ведущую роль в китобойном промысле, но к концу века китобойный промысел и вовсе потерял значение в связи с тем, что был изобретён процесс перегонки нефти в бензин и керосин (до этого в керосиновых лампах использовался китовый жир). Нантакет внесён в Национальный реестр исторических мест США.
*Доброй Надежды – мыс, (африкаанс Kaap die Goeie Hoop, нидерл. Kaap de Goede Hoop, порт. Cabo da Boa Esperan;a, англ. Cape of Good Hope). Расположен в ЮАР на Капском полуострове южнее Кейптауна.
Не является самой южной точкой Африки, так как самая южная точка континента - Игольный мыс, который располагается в 155 км от мыса Доброй Надежды. Он является самой крайней юго-западной точкой Африки, что подтверждает и надпись с точными координатами, установленная на площадке перед мысом. Капский полуостров, достигнув в этом месте своей южнейшей точки, далее загибается чуть к северу и обрывается в океан высоким и крутым скалистым мысом - Кейп-Пойнт, координаты которого дают его положение на 50 метров севернее Мыса Доброй Надежды, хотя именно на Кейп-Пойнте установлен маяк под названием «Мыс Доброй Надежды».
В 1488 году мыс Доброй Надежды был открыт португальским мореплавателем Бартоломеу Диашем и назван мысом Бурь. Однако, португальский король Жуан II переименовал мыс, оправданно надеясь на то, что теперь откроется морской путь в Индию.
В 1497 году Васко да Гама, обогнув мыс Доброй Надежды, проложил этот морской путь до индийского побережья. Таким образом, «Добрая Надежда» короля Жуана оправдалась, и за мысом на века закрепилось его знаменитое имя.
*Фи;джи (англ. Republic of the Fiji Islands, фидж. Matanitu Tu-Vaka-i-koya ko Viti, фидж. хинди Fid;i Dwip-samuh Ganarad;ja) – республика Фиджи на архипелаге Фиджи в южной части Тихого океана, к востоку от Вануату, к западу от Тонга и к югу от Тувалу.
Официальное название страны в разные годы: Королевство Фиджи (1871 - 1970); Фиджи (1970 - 1987); Республика Фиджи (1987 - 1990); Суверенная Демократическая Республика Фиджи (1990 - 1998); Республика Островов Фиджи (с 1998 по н/в).
Современное название Фиджи происходит от искажённого названия главного острова страны, Вити-Леву, а именно его тонганского произношения. Жители островов Тонга издревле имели тесные связи с фиджийцами, которые считались в регионе храбрыми воинами и жестокими каннибалами, а их оружие и другие изделия пользовались большим спросом. Фиджийцы называли свою родину «Вити» (фидж. Viti), однако тонганцы произносили её как «Фиси» (тонг. Fisi). Впоследствии это слово было искажено уже европейцами, а именно британским мореплавателем Джеймсом Куком, который впервые нанёс на карты современное название островов - Фиджи (англ. Fiji).
*Берму;ды или Берму;дские острова; (англ. Bermuda) - заморская территория Великобритании, расположенная на группе коралловых островов в северо-западной части Атлантического океана, в 900 км от Северной Америки.
В состав Бермуд входят 150 островов и рифов, из которых обитаемы около 20-ти и 10 соединены мостами и путепроводами и образуют главный остров - Мейн-Айленд. Острова находятся на перекрёстке морских путей. Острова открыты испанским мореплавателем Хуаном Бермудесом в 1503 и названы его именем. Однако испанцы не стали осваивать эти острова. Первое английское поселение появилось в 1609 году - его основали английские колонисты, направлявшиеся в Виргинию, но потерпевшие кораблекрушение. С 1684 Бермуды были официально объявлены коронным владением Англии.
По конституции 1968 года Бермудские острова имеют внутреннее самоуправление.
*ДРЭЙК ФРЭНСИС - (1540 – 1596)
Fransys Drake
Родился в 1540 году в местечке Тависток, графства Девоншир.
Френсис рано покинул родительский дом (предположительно в 1550 году), поступив юнгой на небольшой торговый корабль, где он быстро овладел искусством судовождения. В качестве торгового капитана Дрейк предпринял несколько длительных путешествий в Бискайский залив и Гвинею, где он выгодно занимался работорговлей, поставляя негров на Гаити. В 1572 году организовал самостоятельную экспедицию и совершил очень удачный набег на Панамский перешеек. Эпоха Великих географических открытий обязана именно этому человеку многими важными уточнениями карты мира. После того как Дрейк отличился в подавлении ирландского восстания, он был представлен королеве Елизавете и изложил свой план набега и опустошения западных берегов Южной Америки. Вместе со званием контр-адмирала Дрейк получил пять кораблей с экипажем из ста шестидесяти отборных матросов. 2 августа 1578 года Дрейк сделал невольное открытие, что Огненная Земля не выступ Южного материка, как считалось в то время, а архипелаг, за которым простирается открытое море. В честь первооткрывателя пролив между Огненной Землей и Антарктидой был назван именем Дрейка. 26 сентября 1580 года бросил якорь в Плимуте, завершил второе после Магеллана кругосветное плавание. Королева Елизавета посетила корабль Дрейка и прямо на палубе произвела его в рыцари, что было большой наградой - в Англии насчитывалось всего 300 человек, имевших это звание!
Умер Дрейк 28 января 1596 года. Похоронен по морскому обычаю, в море в районе Номбре-де-Диосу.
*Дрейка - пролив, соединяющий Атлантический и Тихий океан (часто пролив относят к Южному океану), ограниченный на севере архипелагом Огненная Земля, а с юга Южными Шетландскими островами (Антарктида). Является самым широким проливом на Земле - около 820 километров в самой узкой части.
Через пролив проходит мощное «Течение Западных ветров» - Антарктическое циркумполярное течение.
В проливе расположена самая южная точка южноамериканского континента - острова Диего-Рамирес, а также легендарный мыс Горн.
Пролив назван в честь английского мореплавателя пирата Фрэнсиса Дрейка.
*ЛУИС ВАЭС де ТОРРЕС (Torres) (1560—1614)
Испанский мореплаватель. По происхождению португалец. Как опытный моряк, Торрес стал капитаном «Альмиранты» — одного из трех кораблей испанской экспедиции Yl.Kupoca, снаряженной на поиски легендарного Южного материка.
В ходе плавания в течение января — начала июня 1606 г. путешественники обнаружили ряд островов из групп Туамоту и Новые Гебриды. У о. Эспириту-Санто (в составе Новых Гебрид), который Кирос принял за Южный материк, его корабль по невыясненным обстоятельствам отправился обратно в Перу. Торрес, ставший практическим командиром экспедиции, совместно с капитаном третьего корабля «Три волхва» Д. Прадо-и-Товаром обследовал открытые земли и установил, что это всего лишь небольшие острова. В дальнейшем плавании на запад корабли Торреса 20 июля 1606 г. достигли юго-восточной оконечности Новой Гвинеи. Торрес установил, что Новая Гвинея не является частью Южного материка, а представляет собой огромный остров. Отчет и карта с нанесенным проливом были спрятаны в архив и держались под строжайшим секретом. Мир узнал об этом открытии лишь через 160 лет. В 1769 г. Торресов пролив получил имя своего первооткрывателя. В 1770 г. Дж.Аук прошел этим проливом, подтвердив открытие испанского мореплавателя. В честь Торреса назван также архипелаг Лузиада в Коралловом море, к юго-востоку от Новой Гвинеи.
*То;рресов - пролив в Тихом океане, отделяющий Австралию от острова Новая Гвинея. К югу находится полуостров Кейп-Йорк - самая северная часть австралийского штата Квинсленд. На севере находится Западная провинция государства Папуа — Новая Гвинея.
Пролив связывает Коралловое море на востоке с Арафурским морем на западе.
В 1769 шотландский географ Александр Далримпл назвал пролив в честь Торреса.
В 1770, когда Джеймс Кук присоединил всю восточную Австралию к Британской короне, он проплывал через пролив после плавания вдоль австралийского побережья. В 1879 острова Торресова пролива были присоединены к Квинсленду. Таким образом, впоследствии они стали частью британской колонии Квинсленд, хотя многие из них лежат совсем рядом с побережьем Новой Гвинеи.
*Горн (нидерл. Kaap Hoorn, исп. Cabo de Hornos) - крайняя южная точка архипелага Огненная Земля, расположен на острове Горн, омываемом водами пролива Дрейка. Открыт в 1616 году голландскими мореплавателями Якобом Лемером и В. Схаутеном. Назван по имени родного города Схаутена - Хорна. На мысе расположен знаменитый маяк. На самом деле мыс Горн не является южнейшей точкой Южной Америки, ни как континента, ни как части света. Примерно в 100 км к юго-западу от мыса Горн расположена группа небольших островов Диего-Рамирес, которые и являются самой южной точкой части света. Самая же южная континентальная точка - мыс Фроуорд на полуострове Брансуик.
*Славянка – внутренняя бухта бухты Проведения. Внутри бухты Провидения находится нескольких более мелких бухт: Комсомольская бухта (гавань Эмма), бухта Славянка, бухты Хед, заливов Всадника и Кэша. Бухта Славянка представляет собой якорную стоянку за косой Пловер, которая является естественным волнорезом. Она расположена в 8 км от устья бухты Проведения. Оконечность Пловер косы называется мысом Гайдамак.
*Таити - главный остров архипелага Острова Общества и всей Французской Полинезии и самый крупный остров этого заморского сообщества в Тихом океане. Столица Папеэте расположена на северо-западном побережье.
Таити состоит из двух частей, соединённых между собой узким перешейком. Северная часть - густо заселённый остров Таити-Нуи (большой Таити) и почти безлюдный южный остров Таити-Ити (малый Таити).
Вокруг острова тянутся прерывающиеся в некоторых местах коралловые рифы, ограничивающие лагуну от открытого моря.
Таитяне являются гражданами Франции.
Первыми европейскими посетителями Таити были испанцы в 1606 году под руководством португальца Педро Фернандеса де Кироса. Однако из-за того, что на острове не оказалось золота и других драгоценных ископаемых, он не привлёк интереса пришельцев. Тем не менее он стал со временем известным как райское место свободной любви. Начиная с 1830 года на Таити соперничали за влияние английские и католические французские миссионеры. Изгнание первых в 1838 году было использовано Францией как предлог для усиленной деятельности на острове.
*ЛИХАЧЕВ ИВАН ФЕДОРОВИЧ - (1826 - 1907).
Российский ученый. Вице-адмирал. Основные труды «Служба генерального штаба во флоте». босновал необходимость создания оперативно-стратегического органа управления флотом (морской генштаб), разработал основы его организации и деятельности.
Получил образование в морском корпусе. В 1854 г. служил в Севастополе флаг-офицером при Корнилове и его преемнике Станюковиче. В 1858 г. Лихачев, назначенный адъютантом к великому князю Константину Николаевичу, принял деятельное участие в разработке всех начатых при нем преобразований по морскому ведомству. В 1860 г. на Лихачева было возложено сформирование отдельной эскадры на Дальнем Востоке. Лихачев успешно выполнил трудную задачу и вместе с англо-французскими морскими силами двинулся к Пекину; китайцы были разбиты, и с ними был заключен выгодный для России Пекинский договор. В 1864 - 1866 годах Лихачев командует впервые оборудованной броненосной эскадрой в Балтийском море. В 1867 г. Лихачев был назначен морским агентом во Франции и Англии, где оставался до 1883 г. Лихачев напечатал ряд ценных работ в «Морском Сборнике» и «Русском Судоходстве». В статье «Служба генерального штаба во флоте» (1888) и в брошюре «Дело о гибели броненосца Гангут» (1897) Лихачев указал на недостатки в организации военно-морского дела в России и предсказал опасные последствия господствующих в морском ведомстве, приведших к катастрофе 1904 - 1905 годов.
Умер 15 ноября 1907 года.
*Лихачева - мыс в Комсомольском заливе (гавань Эмма) располагается в 14 км от устья бухты Провидения в её восточной частию. На берегу залива находятся поселения Порт Провидение и Урелики. Вход в бухту ограничен мысами Пузина и Лихачева.
*Урэлики поселок на берегу Комсомольског залива (гавань Эмма). Вход в бухту ограничен мысами Пузина и Лихачева.
*НАГАЕВ АЛЕКСЕЙ ИВАНОВИЧ (1704 – 1781)
Адмирал, член Адмиралтейств-коллегии, главный командир Кронштадтского порта; один из первых русских ученых-гидрографов.
Родился в марте 1704 года в селе Сертыкине Московской губернии. 2-го марта 1721 года он был произведен в мичманы и был командирован для обучения гардемаринов. С мая 1729 года преподавал навигацию в Морской Академии. В марте 1729 года Нагаев был назначен на фрегат «Амстердам-Галей», с которым и совершил плавание до Кильдюина и обратно. В 1730 году в Астрахане Нагаев в течение четырех лет работал над составлением гидрографических карт некоторых прилежащих к Астрахани частей Каспийского моря. 18-го января 1733 года был написан по новому штату в лейтенанты майорского ранга и в 1735 году возвратился в Петербург. В начале 1741 года Нагаев был назначен командиром фрегата «Кавалер», с которым и совершил переход из Кронштадта в Архангельск. В 1742 году Нагаев был назначен командиром фрегата «Меркуриус» и в следующем году с этим фрегатом отправился из Архангельска в Кронштадт. В 1745 году Нагаев составил обстоятельные карты Камчатского моря и устья Амура, которые были первыми и долгое время единственными картами. В 1746 г. он был назначен командиром корабля "Фридемакер". В 1747 году он принялся за работу над корректировкй карт Балтийского моря. Результатом шестилетнего труда явился атлас карт разных частей Балтийского моря. Атлас был напечатан лишь в 1789—1790 гг. под заглавием "Лоция или морской путеводитель, содержащая в себе описание фарватеров и входов в порты, в Финском заливе, Балтийском море, Зунде и Скагерраке находящиеся". Зачисленный 5-го сентября 1751 года в капитаны 2-го ранга, Нагаев в следующем году принял деятельное участие в образовании морского шляхетского корпуса, будучи назначен заведующим этим корпусом. Произведенный 15-го марта 1757 года в капитаны 1-го ранга, Нагаев вслед за тем был назначен директором Морского шляхетского корпуса и членом комиссии рогервикских строений. В 1756 году Нагаеву было поручено составить новые сигналы для флота, и в апреле следующего года он представил в Коллегию свою работу, которая и была напечатана в типографии морского корпуса. В то же время, воспользовавшись плаванием наших эскадр во время Семилетней войны к берегам Пруссии, он составил карту берегов Пруссии и произвел много промеров на Балтийском море, чем пополнил свой ранее составленный атлас. 5-го мая 1757 года Нагаев был произведен в капитан-командоры. 10 апреля 1761 года произведен в контр-адмиралы 4-го мая 1764 года проиведен в вице-адмиралы и назначен главным командиром Кронштадтского порта. Произведен 4-го июня 1769 года в адмиралы. 10-го июля 1775 г. он был уволен со службы по болезни.
Нагаев умер в Петербурге 8-го января 1781 года.
*Нага;ева (разг. Нагаевская бухта) - бухта в Тауйской губе Охотского моря (Магаданская область). Вдаётся в меридиональном направлении на 16 км в западную часть полуострова Старицкого.
Бухта Нагаева с давних времён привлекала особое внимание мореплавателей. Участник Гидрографической экспедиции Восточного океана под руководством М.Е. Жданко, составлявшей с 1911года лоцию Охотского моря, Б.В. Давыдов назвал впоследствии бухту «лучшей якорной стоянкой во всем Охотском море».
До 1912года камчадалами бухта Нагаева называлась бухтой Волок, а эвенами - Миекан (до 1875 года полуостров Старицкого назывался Миеканским). По предложению участников гидрографической экспедиции М.Е. Жданко бухте Волок было дано новое название в честь выдающегося гидрографа XVIII века адмирала Алексея Ивановича Нагаева, а бухта Монгодан была переименована в бухту Гертнера в честь участника этой экспедиции капитана 2-го ранга К.Н. Гертнера.
*ВИЛЬБРЕХТ (ВИЛЬДБРЕХТ) АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ - (1757 - 1823).
Русский математик, географ, картограф, астроном.
Родился 23 ноября 1757 года в Санкт-Петербурге. Преподавал высшую математику в Горном кадетском корпусе, внёс основной вклад в составлении нескольких атласов Российской империи (в частности, в 1792 и 1800 годах). 16 февраля 1814 года стал членом-корреспондентом Императорской Санкт-Петербургской Академии наук. Скончался 2 декабря 1823 года в Санкт-Петербурге.
*БЕРХ ВАСИЛИЙ НИКОЛАЕВИЧ – (1781 – 1834)
Историк
Родился в Москве 18 мая 1781 году. Поступив в морской кадетский корпус, Берх в 1797 г. был произведен в гардемарины, а в 1799 г. выпущен мичманом. В 1803 г. он получил предложение принять участие в первой русской кругосветной экспедиции на корабле Нева, под командою капитана Лисянского. В 1808 году Берх представил составленную им карту русско-американских владений. В 1807 г. он издал перевод английской книги Вита «Жизнь и деяния лорда Вискона Нельсона», в 1808 г. – «Путешествия по Северной Америке к Ледовитому морю и Тихому океану, совершенные господами Херном и Мякензием» (перевод с английского), а в 1809 г. перевел «Коран, или жизнь, характер и чувства Лаврентия Стерна»; в том же году Берх поместил ряд мелких статей и заметок в «Северном Меркурии». Собирая исторические материалы в Пермском крае, главным образом в Чердыни и Соликамске, куда ездил из Перми с ученою целью; впоследствии Берх опубликовал эти материалы в книге: «Путешествие в города Чердынь и Соликамск для изыскания исторических древностей» (СПб., 1821). Еще живя в Перми, Берх в 1817 г. издал в С.-Петербурге брошюру: «Описание несчастного кораблекрушения фрегата Российско-Американской компании Невы, последовавшего близ берегов Ново-Архангельского порта», а затем поместил в «Сыне Отечества» (1818—1820 гг.), «Благонамеренном» (1818 г.) и «Вестнике Европы» (1820 г.) ряд статей, преимущественно по истории географических открытий. В течение 20-х годов Берх издал отдельными книгами: «Древние государственные грамоты, наказные памяти и челобитные» (из пермских же архивов; СПб. 1821); «Хронологическая история всех путешествий в северные полярные страны» (2 ч., СПб., 1821—23); «Хронологическая история открытия Алеутских островов или подвиги российского купечества» (СПб. 1823); «Первое морское путешествие Россиян» (Беринга; СПб. 1823); «Взгляд на историю Великобританского флота» (СПб. 1828); «Собрание писем Императора Петра І к разным лицам, с ответами на оныя» (4 ч., СПб., 1829—30). Назначенный, по Высочайшему повелению, в 1828 г. к продолжению истории русского флота, Берх в последние годы жизни печатал «Жизнеописания первых российских адмиралов или опыт истории российского флота" (4 ч., СПб., 1831, 33, 34 и 36 гг.), основанные на архивном материале адмиралтейского департамента, и издал три книги по истории России в XVII в.: «Царствование царя Алексея Михайловича» 2 ч., СПб. 1831 г. «Царствование царя Михаила Федоровича и взгляд на междуцарствие» (2 ч., СПб., 1832) и «Царствование царя Феодора Алексеевича и история первого стрелецкого бунта» (2 ч., СПб., 1834). В общем, Берх напечатал в разных журналах за разные годы 81 статью, из коих некоторые выходили потом отдельными оттисками. Кроме того, после него осталась в рукописи «История географических открытий Россиян», отрывки из которой он помещал в периодических изданиях. Наконец, Берг принимал участие в «Энциклопедическом Лексиконе» Плюшара. Берх был членом королевского Копенгагенского общества северных древностей, горного ученого комитета, Вольного Общества любителей словесности, наук и художеств и Вольного Общества любителей российской словесности. Он был избран почетным членом адмиралтейского департамента, Почетным членом ученого комитета морского штаба.
*Урелики – поселок на берегу Комсомольского залива (гавань Эмма) в бухте Проведения. Вход в бухту ограничен мысами Пузина и Лихачева. Бывший пограничный гарнизон. В нескольких километрах слева на горе Беклемеш находилась мощнейшая когда-то на российском Дальнем Востоке радарная станция. Возник в 1940-1945 годах с созданием в бухте Провидения морского порта; благодаря угрозе военных действий с Японией. Посёлок был расформирован в 2000 году.
[157] саркофаг (греч. sarcophfagos) - небольшая гробница из дерева, камня и других материалов, нередко украшенная росписью, скульптурой.
[158] «vis a vis» - (фр.). 1. Друг против друга. 2. Сидящий или стоящий напротив. Мой визави.
[159] вира - у моряков выражение в значении «понимать вверх».
[160] фаловый угол – на «бермудских» парусах - верхний, прилегающий к мачте угол паруса.
[161] краспица (англ. Cross-piece) — на больших парусных судах поперечный брус, укладываемый на лонга-салингах и являющийся составной частью марсов и салингов.
На современных парусных яхтах краспица — это распорка между мачтой и снастями стоячего такелажа (ромбвантами, топвантами и т.п.), позволяющая получить угол, необходимый для обеспечения опорной реакции вант при высокой мачте.
Также краспицей называется поперечный металлический брус на башенноподобных и треножных мачтах кораблей и судов, круглой, Г-образной или Т-образной формы для подъёма и несения радиоантенн, флажных сигналов, огней и т.п.
[162] кильватерная колонна - строй кораблей при следовании один за другим по линии курса.
[163] укачиваться - (разг.) приходить в болезненное состояние от качки, дойти до изнеможения или прийти в дремотное состояние.
[164] латы - полосы-пластины из упругого материала, поддерживающие форму паруса. Могут быть изготовлены из стекловолокна или карбона. Всё меньше в настоящее время для изготовления лат используется дерево.
Вставляются в латные карманы паруса, как правило, на гроте яхты, или на крыле парусной доски. По необходимости, могут проходить через весь парус или быть небольшой длины для поддержания формы задней шкаторины.
[165] палуба - горизонтальное перекрытие из настила и набора (бимсов, карлингсов и пр.) в корпусе судна. Обеспечивает общую прочность и поперечную жесткость корпуса судна.
[166] вьюшка - вращающійся барабан, употребляемый во флоте для навертывания на него и храненея тросов. Вьюшки бывают горизонтальные, подвешиваемые под палубами или прикрепляемые к переборкам и мостикам и вертиальные, устанавливаемые между двумя палубами.
[167] привестись - изменить курс парусного судна ближе (круче) к линии ветра. Судно приводится - самопроизвольно поворачивает носом к ветру.
[168] фордевинд (голл. voordewind) - 1) курс парусного судна, совпадающий с направлением ветра. 2) поворот парусного судна носом по ветру.
[169] та;лреп (от нидерл. tаlrеер, tаljеrеер) — устройство для стягивания и выбирания слабины такелажа, кабелей и т. д. Обычно состоит из двух винтов с противоположной резьбой, вкручиваемых в специальное кольцо с двумя резьбовыми отверстиями.
[170] реёк - тонкий шесть в морской практике; на шлюпках большей частью паруса (косые) привязываются к рейку., при чем фал берется не за середину, а приблизительно на 1/3 длины рейка., считая от мачты, при чем реёк. ставится наклонно, как гафель. Паруса, привязываемые к рейку, носят название рейковых парусов.
[171] лебедка - корабельное устройство для подъема, перемещения грузов канатом, навиваемым на барабан.
[172] анемометр (греч. anemos - ветер и metreф – измеряю) - прибор для измерения скорости ветра и газовых потоков по числу оборотов вращающейся вертушки.
[173] плавучий якорь - якорь для уменьшения сноса под действием ветра. Представляет собой парусиновый конус или парус, раскрепленный на длинном древке, плавающий за бортом. Использовался на малых и парусных судах, в настоящее время на шлюпках и спортивных судах.
[174] аврал (англ. over all – наверх всех) - работа на корабле, выполняемая одно¬временно всем или почти всем личным составом, вызываемым специальным сигналом и командой «все наверх».
[175] пусковой линь – линь, предназначенный для автоматического приведения спасательного плота в рабочее состяние. При этом необходимо - проверить крепление ходового конца пускового линя к судну, разобщить гидростатическое устройство, нажав на его педаль, сбросить плот за борт, выбрать слабину пускового линя, длина которого равна двойному расстоянию от места установки до воды, но не менее 15 м, и рывком линя открыть пусковой клапан баллона. В надутом состоянии плот прикреплен к корпусу судна с помощью пускового линя, выполняющего после приведения в действие системы газо -заполнения роль фалиня.
[176] отпорник - отпо;рный крюк (сокр. отпорник или крюк) - древко с насаженным металлическим наконечником, имеющим два загнутых рожка, а иногда между ними прямой стержень с утолщением на конце.
[177] сибарит (греч. sybarites) - праздный, избалованный роскошью человек (от названия древне греческой колонны Сибарис).
[178] атолл - коралловое сооружение, имеющее форму сплошного или разорванного кольца, окружающего мелководную лагуну.
[179] кайры - птицы семейства чистиков, живущие большими колониями (птичьи базары) на скалистых берегах Арктики.
[180] фонендоскоп (от греч. fonens - фон и scopлф - смотрю) - медицинский прибор, применяемый для выслушивания легких, сердца, сосудов.
[181] фактория (ср.-век. лат. factoria) - торговая контора и поселение европейских купцов в колониальных странах.
[182] каскетка - (франц. casquette). Легкий мужской головной убор вроде фуражки.
[183] рефрен - (франц. refrain) (лит.). Однообразный рефрен (также переносне: о частое повторение одного и того же.
[184] склонение – (здесь) магнитное (D), угол между магнитным и географическим меридианами в данной точке земной поверхности. Направление географического меридиана определяют, как правило, гиротеодолитами или с помощью астрономических наблюдений…
[185] голландский лаг - (ист.) - один из самых древних способов определения скорости судна, состоявший в том, что с крамбола идущего судна бросали в воду какой-нибудь плавающий предмет и замечали промежуток времени, в который этот предмет проносился между двумя наблюдателями, стоявшими на палубе на известном расстоянии друг от друга.
[186] секундомер - прибор для измерения промежутков времени в долях секунд, секундах, минутах, часах.
[187] ландскнехты (нем. Landsknecht - первоначально «слуга страны» (букв. перевод). Позднее в значении: пеший воин, пехотинец) - немецкий наёмный пехотинец эпохи Возрождения.