Поведал мне эту историю один старый ростовский артист. Я, как человек далёкий от театра, объективно определить, мог ли быть подобный случай в действительности, не берусь. А надо ли? Я послушал с удовольствием, чего и вам желаю. Пересказываю насколько возможно близко к оригиналу.
…В советские годы считалось хорошей традицией накануне октябрьских праздников играть выездные спектакли революционной тематики.
Причем, если в города областного подчинения вывозили целый спектакль с декорациями, то в небольшие населенные пункты выезжали «фрагменты»: 2-3 актера с фонограммой музыки и шумов.
«Хорошая традиция» - это фраза из отчетного доклада секретаря, а для театров это было обязаловкой, неоплачиваемым субботником. Актеры соответственно и относились к этим мини-гастролям как к «празднику труда»: хорошо поработали, хорошо отдохнули.
Возвращались домой накормленные и напоенные. Водитель служебного автобуса расталкивал их и помогал вынести сумки со съестным - подарок благодарных колхозников.
Нет, актеры, пожалуй, были довольны. Сыграть можно от души, поимпровизировать, от текста отойти. Праздник для зрителей, капустник для своих.
В том году накануне Дня революции в списке гастрольных пунктов заведующего организационным отделом обкома партии Петра Степановича значился среди прочих поселок Ковалёвка.
Поселок, как поселок. От Ростова 12 км. Две улицы, полтора переулка. Ничего особенного. Однако у ростовчан название Ковалёвка стало нарицательным. В поселке находилась (и находится по сию пору) психиатрическая лечебница. Кто-то, может, и не знал о существовании селения, но что имеется психушка под названием «Ковалёвка», были осведомлены все.
«Тебе пора в Ковалёвку», «Ковалёвка отдыхает», «Ковалёвка на прогулке», «Ковалёвка по тебе плачет» - эти устойчивые ласкательные словосочетания, характеризующие собеседника, часто фигурировали в речи жителей Ростова. Во время горбачёвской перестройки горожанам стали давать дачные участки рядом с посёлком, и фразы «Начинается сезон в Ковалёвке» или «Все потянулись в Ковалёвку» звучали довольно двусмысленно.
Областному драмтеатру определили сыграть для ковалёвцев небольшую сцену с участием Ленина из спектакля «Шестое июля».
Пьеса повествовала о подавлении мятежа 1918 года, когда левые эсеры, ранее входившие в состав Советского правительства, предприняли отчаянную попытку захватить власть и сорвать Брестский мир с Германией, приняв решение об убийстве германского посла Мирбаха с помощью террориста Блюмкина.
Заворготделом обкома рассудил, что напомнить о визите актеров не помешает и распорядился:
- Соедини с Ковалевкой! С Ковалевкой.
- С кем, Петр Степанович? – уточнила секретарша.
- С главным. С кем же ещё? С главным. С главным!- заворг привычно стукнул по столу кулаком.
Требование начальника установить связь с председателем сельского совета загадочным образом трансформировалась в мозгу сотрудницы в директиву: «Позвонить главному врачу психиатрической лечебницы».
Секретарша набрала номер главврача и доложила шефу:
- Петр Степанович, главный на линии.
Обкомовец, не считая нужным здороваться и обращаться по имени, сразу приступил к делу:
- Значит, слушай. Слушай! К вам сегодня едет Ленин. Едет Ленин!
«Палилалия - навязчивое повторение слов, - автоматически диагностировал главный врач психиатрической лечебницы. - Возможно, синдром Туретта».
- Поселим в палату к Дзержинскому, – он почтительно поддержал шутку. Звонки с такого верха случались в его практике нечасто.
- Не понял… Не ломай комедию, – оборвал секретарь, – не ломай комедию! Драмтеатр направляет…
В трубке что-то забулькало, задребезжало, и разговор приобрел скачкообразный характер.
- Народ… тиста, - продолжал заворг, - …родный арт… …атра мих... льич …шнов. Встречай по высш… овню! …шему уров… Всё! Всё!
- Мы причём? Мы артистов не вызывали… У нас своих… Или он к нам по профилю? Алло? Алло! – забеспокоился главврач, но трубка уже хранила молчание.
Телефон умолк, похоже, навсегда. Главврач попробовал позвонить из соседнего кабинета, из ординаторской, даже прошел на пост охраны, с которым у него была параллельная линия. Результат был одинаков.
За окном бушевала осенняя буря. Ветки деревьев с ещё не облетевшими листьями настойчиво стучались в оконное стекло. В темноте искрили соприкасающиеся провода.
- Обострение по такой погоде, надо санитаров проинструктировать, - спохватился доктор.
Он не понял цели визита. Лечиться, или на экскурсию, или с выступлением перед персоналом?
На всякий случай он заблаговременно выехал для встречи гастролеров по «высшовню» за околицу, где и перехватил группу, которую (согласно утвержденному плану-графику праздничных мероприятий) дожидались с хлебом-солью в сельском клубе.
Актеров, исполнявших роли Ленина и председателя ВЦИК Свердлова доктор узнал, постановку в театре видел. Тем более актеры были уже в гриме, точнее, ещё не разгримированы после спектакля. Доктор пересадил их в свой автомобиль и повез в клинику.
- Пропуск? – потребовал у гостей охранник на входе, не заметив в машине главврача.
- Чистая незапятнанная идея - вот наш мандат, - ответил актер в гриме Ленина.
Толком не рассмотрев, охранник попытался остановить нахала, но после фразы про мандат, сказанной с убежденностью пламенного революционера, присмотрелся, ахнул и взял под козырек.
Главврач тоже маленько оробел. Уж он-то видел таких наполеонов, что ого-го!, но тут было изумительное погружение в роль. Перед ним предстал реальный Ленин. Вождь, трибун. У врача начал крениться мозг, его начало покачивать, как в прошлогоднем круизе из Ростова до Ейска, и, почувствовав величие гения, он невольно втянулся в игру.
Между тем, доктор старался не забывать о своих профессиональных обязанностях и стал потихоньку выяснять цель визита.
- Практики выступления перед больными не было, волновать их опасно, - соображал психиатр. - Персонал к тому же занят повседневной работой. О шефском концерте не предупреждали. Может быть, всё-таки, больные? Провериться приехали? Артисты ж люди с неуравновешенной психикой. Или с экскурсией? Как бы то ни было, лучшая терапия - добрая беседа,- рассудил он и пригласил гостей в свой кабинет.
Психиатр держал актеров под наблюдением и незаметно тестировал их на шизофрению.
- Кретинизм профессии, - думал он. – Постоянно анализирую поведения окружающих на предмет душевной болезни. Не могу остановиться. Всё подмечаю. С другой стороны, если подумать, любой специалист таков же.
Учитель русского языка в любом тексте, будь то книга, газета или надпись на заборе, находит ошибки. Норовит поправить и рука его тянется за красным карандашом.
Массовик-затейник любую шутку тотчас торопится запомнить, чтобы потом на банкете ввернуть.
Столяр - мебельщик даже в гостях незаметно проводит ладонью по шкафам, находя огрехи коллег.
Актер же внимательно следит за собеседником, чтобы «украсть» у него интонацию, эмоцию и использовать в роли.
- Рефлексировать не стоит, - успокоил себя врач, продолжая наблюдать за своими потенциальными клиентами.
Вот Ленин пальцами пощелкивает, а Свердлов бьет руками по столу. Эмоции их захлестывают. Смеются по поводу и вовсе без повода. Боятся оставаться в одиночестве. Страдают завышенной самооценкой. Всё указывает на первую стадию шизофрении в её скрытой, вялотекущей форме.
Актеры между тем вели себя непосредственно, были оживлены, если не сказать – возбуждены. Перед спектаклем у хорошего актера всегда такой мандраж, и это показатель профессионализма.
Общеизвестно, что актеры - большие выдумщики и хохмачи, любители травить анекдоты и устраивать розыгрыши. Хорошая традиция – использовать в общении цитаты из спектаклей.
Все разговоры в этот вечер представляли собой густой бульон из текстов пьесы, театральных баек, анекдотов и реальных фраз Ильича, которые актеры почерпнули из его книг при подготовке к роли. Такая вот личная «Лениниана».
Театралы были уже навеселе после концерта для областного партхозактива, где показали спектакль целиком.
Теперь предстояло сыграть фрагмент в дурдоме и до апреля (дня рождения вождя) с этой темой покончить.
Актеры, как коренные ростовчане, тоже идентифицировали название Ковалёвка, именно, как клинику. В такой разнарядке их ничего не удивило. Мало ли подобных, мягко говоря, курьезных ситуаций они наблюдали в своей жизни.
Например, однажды в колонии для осужденных показали спектакль «Страна Советская» по стихам Сергея Есенина. Название правильное, идеологически выдержанное, решили в обкоме, содержание и форма соответствуют, и отправили в зону театр. Фокус в том, что это был моноспектакль. Одна женская роль. Содержание-то соответствовало, а вот форма, точнее, формы… Играла в нем актриса, своими пышными женскими прелестями и открытыми нарядами сводившая с ума провинциальную публику, а тут был вообще контингент своеобразный. В-общем, охрана отбила атаку благодарных зрителей. «Спасибо за встречу с прекрасным»,- писали чувствительные зэки.
В нашем случае - простецкое задание. Сыграть эпизод из спектакля в клинике. То ли перед персоналом, то ли перед психами. Нам - актерам, как говорится, всё равно: что спирт, что пулемет - лишь бы с ног валило.
Актеры время от времени интересовались, не пора ли им туда?..
Доктор, однако, не определившись с миссией гостей, тормозил. Соображал, куда «туда»? На выступление или обследование?
- Процесс идет. Предлагаю не торопиться. А пока водочки прошу отведать.
Врач почему-то стал говорить старинным слогом, как в книгах классиков.
- Где пролетариат? Где народ?– вопрошали гости.
- Народ, как говорится, безмолвствует, - пытался отшутиться доктор. – Кто - где… как всегда, но все вместе, как водится… - доктор не нашелся, чем завершить эту глубокую мысль и наполнил медицинские мензурки, которые использовал в торжественных случаях.
- Что может быть страшнее раскола? – с горечью спросил по тексту пьесы Ленин.
- Мнимое единство, Владимир Ильич! - подсказал Свердлов.
- Медицинский спирт есть? - спросил он доктора и нежно погладил приклеенные усы и бородку.
- Спирт - строго по лимитам. На нужды.
- Мятеж? – спокойно, но в то же время строго, вопросил Ленин, глядя немного исподлобья, как на знаменитой фотографии.
Главврач, испуганно приседая, засеменил к шкафу. Актерская игра была такой проникновенной и захватывающей, Ленин был такой настоящий, что перечить ему не хотелось.
- Из чего спирт? – спросил Свердлов.
- Из пшеницы, наверное, или из картофеля.
- Я решительно против всякой траты картофеля на спирт. Спирт можно и должно делать из торфа. Надо это производство спирта из торфа развить, - несколько истерично запротестовал Ленин.
Свердлов поднял трубку телефона, постучал по рычагу:
- Роту стрелков срочно, боевую тревогу! Посадите на автомобили, пусть выезжают в Кремль. Поставьте усиленные караулы ко всем воротам. Сами никуда не отлучайтесь!
- Шо? Хто? Куда? Не понял… Львович? Я на посту, - донеслось из параллельной трубки.
Было заметно, как спина главврача напряглась. «Буйные», - решил доктор. – «Телефон по-прежнему не работает. Это плохо», - также отметил он для себя.
- Сотрудники, понимаете, распиз… никакой, понима… дисциплины, понимаете, - залепетал врач, - уволил бы к черт..! А работать с кем?..
- Диктатура - вот наше решение, - также строго впечатал Ленин эпохальные строки. - Вы должны стать выше партийных разногласий. От этого зависит судьба России.
Врач, согласно кивая, долил в колбу со спиртом дистиллированную воду, наполнил стопки и протянул Ленину.
- Спасибо, товарищ! Ваше имя, товарищ, войдет в историю, - вождь взял из рук главврача посудинку и аккуратно, чтобы капли не попали на грим, осушил её.
«Артисты, всё-таки»,- сообразил врач.
- Не изволите ли совершить экскурсию по нашему учреждению? – он сделал гостеприимный жест рукой.
На одном из кабинетов Ленин увидел табличку «Нарколог Блюмкин». Он дернул запертую дверь, и, пытливо глядя на главврача, спросил:
- Где Блюмкин?
- Закончилась смена. Уехал, – ответил доктор.
- Как уехал? - возмутился Ленин
- Блюмкин уехал на извозчике, - Свердлов бросил реплику из пьесы.
- Яков Блюмкин убил Мирбаха! – воскликнул Ленин
- Это не наш, - поспешно и облегченно пробормотал главврач, - наш-то - Михаил Ильич.
- Михаил Ильич – это я, - заметил актер.
Врач посмотрел на него с интересом. «Нет, всё-таки больные», - решил он.
- Ну-у… не знаю
- А где народ? – Ленин дёрнул очередную дверь.- Где латышская дивизия?
- Латышей всё нет. Прибыли две тысячи донских казаков. На помощь эсерам… - снова подкинул реплику Свердлов.
- Плохо. Всех расказачить.
- Будет сделано, - Свердлов поправил пенсне и сделал вид, будто записывает в блокнот.
- Где Дзержинский?
- Дзержинский сегодня в изоляторе, - вспомнил врач.
- Феликс Эдмундович арестован? Очень плохо! За жизнь Феликса ответите головой.
- Не беспокойтесь, ничего серьёзного, - засуетился врач. – Осеннее обострение. Реакция на непогоду.
Он пропустил гостей в свой кабинет и метнулся к холодильнику.
- Э-э.. уважаемый…- главврач не знал, как обратиться к гостю,- э-э-э… Ильич, вот рыбку откушайте под водочку.
- Владимир Ильич, это ходоки принесли вам свежей рыбы! – хохотнул Свердлов, вспомнив старый анекдот.
- А шли они сколько, батенька?
- Две недели.
- Детям! Всё детям.
Врач хихикнул.
Свердлов как-то уж слишком ожесточенно постучал рыбой об стол. «Садистские наклонности»,- резюмировал врач.
Ленин хлебнул очередную порцию.
- Вот вы мне скажите, как Председатель Всероссийского Центрального исполнительного комитета, - артист знакомо сунул большие пальцы подмышки и стал быстро шагать по кабинету из угла в угол, - почему так много пьет русский народ?
- Пережитки проклятого прошлого, - вгрызаясь в вяленого леща, ответил председатель.
- В корне неверно! Надо, голубчик, чтоб человеку было чем заняться, чтобы было куда пойти. Архиважно! Например, в кино. Ведь, если вспомнить мою цитату дословно, целиком: «кино – важнейшее из искусств для такой отсталой страны, как Россия». Или картинные галереи, музеи…
- Владимир Ильич, - включился в диалог доктор,- правда иль вымысел, рассказывают, в музее Ленина в Москве и в музее Ленина в Ленинграде висят пальто, простреленные эсеркой Каплан?
- Пропаганда международного закулисья. Происки госдепа. Батенька, что вы там говорили о пережитках?..
Свердлов кивнул врачу, тот наполнил мензурки и достал из холодильника новую порцию припасов на тарелочке.
- Котлетки куриные, капустка квашеная, булочки. Наша повариха приготовила. Вкусно. Откушайте-с. - Врач почему-то по-прежнему старался говорить старинным штилем.
Ленин откушал.
- Да, недурственно! Моя-то Надежда Константиновна - вообще не хозяйка. А эта кухарка сможет управлять государством!
- Был у нас случай на этом спектакле… - начал Свердлов, лениво откинувшись на диванчике. Главврач же наоборот вежливо подался вперед.
- …Приехало высокое областное начальство и, как назло, артист один заболел. Роль-то небольшая: выйти на сцену и сказать: «Речь пойдет о вашем племяннике - члене временного правительства». На роль ввели молодого артиста. Тот разволновался: такой уровень! Вышел на свою реплику и выдал:
- Речь пойдет о вашем члене... э-э-э…о вашем временном члене.
Зал аж замер. Молодой видит выпученные глаза партнера, понимает, что опять оплошал и делает такой успокаивающий жест рукой, типа, не волнуйтесь, не о вашем члене речь и говорит:
- Речь пойдет о члене вашего временного племянника...
Главврач расхохотался, решил не оставаться в долгу и рассказал профессиональный анекдот.
- Приходит больной к психиатру.
- Доктор, я пришёл к выводу, что я - Наполеон, но не могу решить, какой из них!
- В смысле, Наполеон I Бонапарт, Наполеон II или Наполеон III?
- Нет, в смысле я - торт или коньяк?
Так они сидели, попивая спирт, закусывая столовскими котлетами, травя анекдоты и байки. Время шло.
Ударили настенные часы
- А латышей всё нет, - с обидой констатировал Ленин.
- Надо позвонить в центр, - посмотрел Свердлов на главврача.
- Порыв на линии. Буря-с.
- Очень плохо, - встрепенулся Ленин.- Яков Михайлович, телеграфируйте товарищу Сталину в Харьков: "Пригрозите расстрелом этому неряхе, который, заведуя связью, не умеет добиться полной исправности телефонной связи со мной. С коммунистическим приветом, Ульянов-Ленин!»
- Да, это эсеры захватили телеграф! – лениво успокоил Ленина Свердлов и поднял мензурку.
- Мы сегодня будем таки играть? – неожиданно трезво спросил вождь.
- А перед кем? – полюбопытствовал врач.- Персонал занят. Перед пациентами?
Больных шизофренией у нас пол-отделения. Чтобы народ не возбудился психомоторно, надо было с ними заранее побеседовать, что это спектакль, а не набор на атомную подводную лодку и не формирование списков на расстрел. Некоторым не помешали бы инъекции галоперидола… В-общем, отдыхайте. Если что - справку я вам дам, - доктор рассмеялся, увидев вопрос во взгляде Свердлова, - в смысле, что спектакль состоялся. Спектакль про Ленина в психбольнице, хе-хе!
Врач вспомнил теорию зарубежного психиатра, не жалуемого в СССР, что у всех гениальных людей есть склонность к помешательству.
……………………………………………………………………………………………………………………………………………
Тем временем произошел шум в Ковалёвке. Пропал Ленин! Председатель сельсовета стал безрезультатно названивать в областной центр. Срочно откомандировал человека с сообщением. Информация дошла до секретаря по идеологии.
- Где Ленин? Артист, который Ленина играет? – спросил он у заворготделом.
- В Ковалёвке. Ленин должен быть в Ковалёвке!– привычно стукнув по столу кулаком, подтвердил заворг.
Секретарь побагровел и, задыхаясь, выговорил:
- Что значит, должен быть? Где должен быть наш вождь, там он и находится! В Кремле. В мавзолее. А я тебя сейчас, как антисоветчика упеку в ту же Ковалёвку! Где Ленин и Свердлов? В поселок не прибывали. Водитель автобуса высадил их на въезде. Обратно, сказали, сами доберутся. Посыльный приехал, телефоны у них в поселке не работают. Потеряли артистов! Искать!
Заворг схватился за сердце. Теперь он понял, что его смутило в утреннем телефонном диалоге, почему его озадачили некоторые несоответствия в разговоре. «Ошибочно попали в психушку», - догадался он.
- Есть! – ответил заворг начальнику.
- Срочно соедини с главврачом клиники в Ковалёвке, - это уже секретарше.
Тем временем в лечебнице тёплая компания продолжала отдыхать за столом, дегустировать разбавленный спирт и стряпню дурдомовской поварихи и обсуждать спектакль.
Главврач видел пьесу и смотрел её как специалист. Его, как эксперта, заинтересовали некоторые фразы и ситуации. Он по привычке автоматически выносил диагноз.
Доктор, надо заметить, был очень эрудированным гражданином, интересовался историей, находил источники. Слушал голоса. Не «слышал голоса», что в его профессии было бы оправданно. Ибо, как говорят специалисты, врачей то ли переболевших психически, то ли несущих в себе зародыш будущего психического заболевания, как магнитом тянет в психиатрию. Нет, наш эскулап во время ночных дежурств банально слушал зарубежные «радиоголоса». Таким образом, была у него и другая, неофициальная точка зрения об истории советской России и её первых руководителях.
Да и в самой пьесе Шатрова есть эпизоды, которые заставляют усомниться в психическом здоровье персонажей. Может, им место, действительно, в Ковалёвке? Вот, в частности, Дзержинский говорит Свердлову:
«- А всё-таки жаль, что эсеры меня не расстреляли.
- Почему?
- Они бы разоблачили себя в глазах народа».
«Стремление к смерти осложненное манией величия», - вынес вердикт главврач.
Или фраза Ленина сказанная, кажется, Бонч-Бруевичу: «Я у себя».
Диагноз? Ипохондрия. Вид себялюбия, проявляющийся в чрезмерном внимании к ощущениям тела и в привлечении внимания других постоянными разговорами о своих внутренних органах.
А самый финал, последняя сцена, после подавления мятежа? Ленин уехал в Сокольники. Дзержинский и Свердлов отыскали его в лесу.
«Ленин стоял под сосной и мирно беседовал с кукушкой». Каково?
Антропоморфизм - перенесение человеческих свойств на животных. Качество свойственное детям. Для детей-то простительно…
В итоге, какой диагноз мы ставим нашим революцьёнерам? Циркулярные расстройства или, другими словами, - маниакально-депрессивный психоз. Но, в тоже время, нам известно, что в той или иной форме, к циркулярным расстройствам склонно огромное количество людей, вполне умеющих жить в абсолютной гармонии с собой.
Весь мир - театр. Весь мир - дурдом.
Актеры громким хохотом отвлекли доктора от размышлений.
- Говорят, Баковский завод резиновых изделий выпустил к юбилею Крупской презервативы "Надень-ка", - со смехом заявил Ленин.
- Да-да, а к юбилею вождя мирового пролетариата открыли птицефабрику «Яйца Ильича», - добавил Свердлов.
Он взял с тарелки яблоко, подбросил его, поймал на лету, откусил и неожиданно басом пропел:
- Эх, яблочко! Да куда котишься? Ко мне в рот попадёшь, Да не воротишься! Та-та-та-та!
Актер вдруг вспомнил о годах службы на флоте и о популярном матросском танце. Заложив руки за спину, он медленно и гордо, широкими движениями, вальяжно прошелся по комнате, свысока посматривая на присутствующих, показывая свою осанку и, как бы гордясь походкой. Продолжая напевать мелодию и ускоряя темп, он стал быстро передвигаться по комнате. Ленин подскочил к нему и, перебирая руками несуществующую веревку и суча ножками, стал изображать матроса, взбирающегося по канату. Свердлов тут же пустился вприсядку, руки держа на поясе. Поднимаясь, он выбрасывал ноги поочередно вперед.
Врач дирижировал вилкой и кивал, засыпая.
Свердлов снова громко запел:
- Эх, яблочко, да цвета красного, пойду за сокола, пойду за ясного!
Не за Ленина, да не за Троцкого, а за матросика, краснофлотского.
Ленин с прищуром, хитро улыбаясь, заложив по - арестантски руки за спину, стал отбивать чечетку и речитативом с картавинкой задорно заговорил:
- Когда был Ленин маленький, с кудрявой головой, носил «Адидас» он старенький и «Левис» голубой.
Ильич как на этапе, задумчиво склонив голову, попеременно закладывая руки за спину, пошел вокруг Свердлова, приговаривая «А мы пойдём другим путём! Мы пойдём другим путём». Вождь уже двигался тяжело, как груженый КАМаз на повороте. Председатель ВЦИК, опершись на вытянутую, как в гипсе, ногу и перебирая второй ногой, вращался вокруг своей оси.
Единственным зрителем этого спектакля был забывавшийся сном врач, который время от времени взбрыкивал головой. Честно говоря, публика уже была не нужна.
Танцоры получали удовольствие от куража, от своей смелой импровизации. Каждый из них одновременно был и гениальным актером и благодарным зрителем.
Напоследок Свердлов с разбегу прыгнул на кушетку и стал двигать руками, как плывущий моряк, а Ленин бросал ему воображаемый спасательный круг.
- Сейчас, пожалуй, я не смог бы влезть на броневик, - тяжело дыша, произнёс Ленин, когда танец закончился.
Психиатр сидел за столом, уперев в щеку кулак и, похоже, спал. Свердлов лежал на кушетке и рассматривал анатомический атлас.
- Владимир Ильич, – Свердлов захлопнул книгу.- Участники мятежа арестованы. Что с ними делать?
- Расстрелять, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты! Но перед этим напоить чаем. И непременно горячим!
- Че-ло-век!!!– восхищенно ахнул Свердлов, зевнул и положил книгу под голову.
Ленин прошелся по кабинету, глянул в окно. Ветер стих. Деревья, как часовые на Красной площади, стояли не шелохнувшись. Сияли звезды. Где-то вдалеке гремел салют. Ленин окинул взглядом комнату.
Главврач спал, откинувшись в кресле, неловко склонив голову на плечо. Председатель ВЦИК неподвижно лежал на кушетке. В его пенсне отражалась потолочная лампа. Ленин тяжело вздохнул и наполнил мензурки.
- Подъём! Не в мавзолее, - скомандовал он.
Свердлов и доктор оставались недвижимыми.
- Память о товарище Якове Михайловиче Свердлове, - устало и медленно выговорил Ленин, - будет служить не только вечным символом преданности революционера своему делу, но и образцом сочетания практической умелости и…- вождь, как памятник, вытянул руку и указал на спящего председателя, -… и практической трезвости.
Актер выпил, упал на диван и захрапел.
- … на бой кровавый, святой и правый, марш, марш вперед, рабочий народ, - тоскливо доносилось из больничных палат.
Как будильник тревожно прозвучал звонок телефона.