Стыд

Яков Гринберг
Стыд – это когда не хочешь вспоминать и не можешь забыть.


Стыд №1  День рождения.

  Первый раз родители справляли мне настоящий день рождения в шесть лет, имеется в виду, что раньше это мероприятие происходило в узком кругу семьи, без приглашения гостей извне. Мы тогда жили в коммунальной квартире в центре Москвы, где Садовое кольцо пересекается с улицей Чехова. С одной стороны от моего дома располагался знаменитый сад Эрмитаж, с другой – площадь Маяковского. Сейчас ни дома, ни двора и в помине не осталось: всё снесли и построили огромную гостиницу, но это так, к слову.
  На день рождения я пригласил всех знакомых моего возраста и старше. Все в нашем дворе знали друг друга, поэтому ничего особенного в этом не было, так тогда люди жили. Впервые в моей жизни появилось ощущение какого-то необычайного, торжественного и радостного события, я был в центре внимания, героем дня.
  Все приходили в нарядной одежде, приносили какие-то грошовые подарки (жили тогда скудно и никто не шиковал), которые складывались в углу комнаты, где происходил торжественный прием гостей. За столом сидели дети, ели торт «Наполеон», приготовленный моей мамой, а также разнообразные конфеты и печенье. Я был счастлив, всё было по-настоящему, как у взрослых.
  Вдруг раздался звонок в квартиру, я бросился встречать запоздалого гостя. Это была тихая, застенчивая девочка из соседнего дома, которая была мне даже чем-то симпатична.
– Мама сказала, что купит подарок завтра, – извиняющимся тоном произнесла она и развела руками в стороны, как бы показывая, что ничего с собой не принесла.
– Без подарка нельзя! – неожиданно твердо сказал я, захлопнул перед ее носом дверь, после чего, как ни в чем не бывало, вернулся к своим друзьям.
  Мне ее подарок был на фиг не нужен, но казалось, что без настоящих подарков и день рождения будет ненастоящим.
  Про ту девочку я давно забыл, но стыд остался. Как подумаю, какое унижение она тогда испытала, какой позор перенесла, становится не по себе. Извиниться невозможно, что-то поправить тоже, поэтому этот стыд, как панцирь черепахи, мне пришлось таскать с собой всю жизнь.   


Стыд №2  Экзамен.

  Я поступал в доступный для евреев МИХМ, но все равно страшно волновался и ждал какого-нибудь подвоха. Нескольких моих друзей-соплеменников уже внаглую завалили в Физтехе и на Мехмате МГУ, так что мои опасения имели некоторую почву под ногами. Часть экзаменов была уже успешно сдана, оставалась устная химия.
– Главное – это не попасть к председателю комиссии, он страшный антисемит, завалит в два счета, – конфиденциально сообщили мне перед  экзаменом.
  Я зашел в аудиторию, вытащил билет, написал ответ, решил задачу и жду. Конечно же, меня вызывает председатель комиссии. Я говорю, что, мол, еще не успел подготовиться, тогда он приглашает отвечать другого абитуриента, но мой экзаменационный лист, оставляет перед собой. Через десять минут со словами: "Вы совершенно не знаете материал", – ставит двойку моему предшественнику и еще раз вызывает меня. Делать нечего, я иду на погибель, но про себя решаю, что буду как гладиатор биться до последнего.
Экзаменатор берет исписанные листы, но ничего комментировать мне не позволяет. "Матерый антисемит", – подумал я, молча ожидая, когда он закончит читать ответы и начнет экзекуцию.
– Что-нибудь неправильно, может быть есть ошибки? – решив, что в моем теперешнем положении лучшая защита – это нападение, громко спрашиваю, после того как он отложил мои ответы в сторону.
– Нет, всё верно. Где решение задачи?
– Может, вы скажете, что задача решена неверно? – глядя на него в упор, с вызовом вопрошаю я, предчувствуя скорый конец.
– Здесь вопросы обычно задаю я, – с улыбкой отозвался он.
  "Вот мерзавец, еще и издевается, – чувствую, как во мне растет раздражение от собственной беспомощности. – Сейчас он сделает замечание, потом даст какую-нибудь неразрешимую задачу, и вместо вожделенного института я отправлюсь служить в советскую армию", – думаю я, и от отчаянья решаю, что пора еще более обострить ситуацию.
– Но вы меня, фактически, ни о чем не спрашиваете и не разрешаете ничего объяснить, а потом скажете, что я не знаю химии.
– Вы как-то странно себя ведете, – сухо заметил он, задал еще один несложный вопрос и поставил мне… пятерку!
  Я вышел с экзамена совершенно обалдевший, испытывая радость и стыд одновременно. "И с чего они взяли, что он антисемит? – раздражало и мучило меня. – По их вине я вел себя, как настоящий психопат. Стыд и позор!"
  Радость как всегда быстро прошла, а стыд остался надолго, ведь этот экзаменатор стал впоследствии моим преподавателем.


Стыд №3  Презентация.

  Когда я издал свою первую книгу, то возомнил о себе бог весть что. Возникло головокружение от осознания своего нового качества. Раньше жил как обычный человек, а теперь вот писатель. Может не выдающийся, но напечатанная книга – это все же веский аргумент. Так я тогда думал.
  Издатель рекомендовал "молодому" писателю, то есть мне, устраивать презентации, чтоб читающая публика имела возможность личного знакомства с новым литератором. Организовать публичное обсуждение книги неизвестного автора трудно, практически невозможно, но случайно нашелся клуб, где в определенный день некем было заполнить культурную программу. На таких мероприятиях обычно появляется множество пенсионеров, которым хочется интересно провести вечер, – вход свободный и есть возможность пообщаться.
  Так как основной, хоть не очень афишируемый смысл презентации – это продажа своих книг, а пенсионеры, как правило, являются по определению только зрителями и от всех покупок самоустраняются, я внутренне настроился на то, что никаких продаж не будет. Просто после завершения встречи с читателями я, с благодарностью за оказанное мне внимание, подарю свою книгу всем пришедшим друзьям и знакомым. И всем будет хорошо и приятно!
  Конечно, была у меня мечта, что выстраданная и, в конце концов, изданная книга будет пользоваться успехом у публики. Ведь на бытовом  уровне никогда не ясно, откровенен ли тот, кто тебя хвалит. В лицо автору никогда не скажут, что он идиот, графоман или пишет пошло, банально и убийственно скучно, то есть выяснить правду практически невозможно. Читательская любовь выражается через магазин, и очень мне тогда хотелось, чтоб книгу мою купили совершенно посторонние, незнакомые мне люди, ведь только так можно определить действительно ли я настоящий писатель или только таковым прикидываюсь.
  В указанное время я занял место лектора за столом, уставленным моими книгами. Кстати сказать, "Про мечту" – неудачное название, которое косвенно подразумевает мою мечту, что совершенно не соответствует содержанию, правильнее было бы назвать эту книгу "Цена мечты", но понял я это слишком поздно.
– Мечта – по сути своей универсальна и присуща каждому, – произнес я заранее заготовленный текст и посмотрел в зал. – Пока человек жив, он мечтает! ¬Мне в этой книге показалось интересным исследовать поведение людей,  у которых осуществилась мечта, важно было понять, что они после этого будут делать, к чему стремиться...
  В конце презентации, когда полагается подписывать и продавать авторские экземпляры, выяснилось, что мою книгу хотят купить только мои друзья. И я им продал. Почему продал, хотя собирался подарить, непонятно. Хотелось, чтоб всё было по-настоящему, мол, я – писатель, они – читатели. В точности как тому маленькому мальчику, который когда-то давно справлял свой первый день рождения и тоже хотел, чтоб все было по-настоящему.

С собственными пороками бороться бесполезно – это, как говорят гадалки: "пустые хлопоты" и напрасная трата времени, что я убедительно доказал на примере собственной жизни.