Вернёмся к событиям более близкой исторической эпохи.
Обретение независимости и территорий.
До 1918 года Чехословакии, как самостоятельного государства не существовало. Моравия и Богемия были провинциями Австро-Венгерской империи.
Словакии же, как суверенного государства словацкого народа, вообще никогда не существовало – эта территория с конца IX века была частью Венгерского королевства, и как часть этого королевства, она вошла в состав Австрии – чтобы затем, вместе с ним же, в 1867 году получить автономию (империя официально стала называться Австро-Венгрия).
И если Австрия и Венгрия были равноправными частями этой двуединой дунайской империи, то её славянские территории имели «второсортный» статус и права. Достаточно сказать, что официальным государственным языком империи был немецкий. Вся чешская аристократия разговаривала на немецком языке, переняла немецкую культуру, обычаи. Большинство зданий, замков и т.п. в нынешних чешских городах были построены немцами, или немецкими архитекторами.
Простонародье (крестьяне и т.д.) в деревнях и небольших посёлках говорило по-чешски и сохраняло некоторые славянские обычаи.
Пробуждение национального сознания у чешских имущих классов началось с середины 19 века и к началу Первой мировой войны национальные чувства у чехов, как славянской нации уже «проснулись».
Воевать и умирать за интересы Габсбургской империи чехи не желали. А славяне составляли огромную долю населения этой страны.
49% полков Австро-Венгрии, накануне Первой мировой войны, формировались из славянских народностей (чехов, словаков, хорватов, босняков, словенцев и т.д.). Их боеспособность, как правило, была низкой, порой они сдавались в плен – подчас целыми полками, под медь полковых оркестров и с развевающимися знаменами. (Такие случаи действительно имелись).
Кто читал великолепную книгу Я. Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» имеет представление и о национальных проблемах в Австро-Венгрии и о настроениях чешских солдат в этой армии.
В русском плену из состава славянских пленных формировался Чехословацкий легион, который планировалось использовать на австрийском фронте для дальнейшего разложения австрийской армии.
Но, как обычно в России и бывает, формирование это слишком затянулось, тут у нас грянула Февральская революция, и пришедшие к власти либералы, своими дурацкими приказами и действиями, быстро разложили собственную, русскую армию. Очень быстро Временному правительству стало не до Чехословацкого легиона, и его было решено отправить на Запад, чтобы он там сражался с тевтонами. Через Владивосток, естественно. Другого пути и не было. Пока всё это по-русски неспешно планировали, да готовили, произошла и Октябрьская революция.
В результате, к лету 1918 года части Чехословацкого корпуса оказались в эшелонах, растянутыми через всю Россию: от Самары до Владивостока. Они сыграли немалую роль в событиях Гражданской войны. Подробнее мы поговорим об этом чуть позже.
В начале Первой мировой в среде чешской «элиты» было два крыла. Одно можно условно назвать «русофильским» (его главные фигуры Карел Крамарж и Алоис Рашина) и другое - «прозападное»: Т. Масарик, Э. Бенеш и М. Штефаник.
Накануне войны руководители «прозападного» крыла чешской элиты предусмотрительно «свалили» в Париж, где в разгар мировой войны и создали Чехословацкий национальный совет. Томаш Масарик, Эвард Бенеш и Миланом Штефаник встали во главе его. Антанта признала его сушествование и поддерживало морально и материально.
Вот что пишет историк Александр Усовский о тех событиях:
«Русофильских же чешских политиков, не бывших столь дальновидными (и посему оставшимися на Родине) – Карела Крамаржа и Алоиса Рашина – австрийская полиция, несмотря на их депутатскую неприкосновенность, арестовала, а австрийский суд приговорил, на всякий случай, к смертной казни; кстати, этой же участи не избежали и коллеги Бенеша по анти-австрийскому «подполью», организованному им перед эмиграцией – Вацлав Клофач, профессора Гербен и Шайнер. И пока Масарик на пару с Бенешем окучивали западноевропейских и американских политиков на предмет разного рода послевоенных льгот и преференций «угнетенному чешскому народу», австрийская полиция старательно расчищала для этой «сладкой парочки» политическое поле на Родине».
И они успешно воспользовались своим шансом:
«28 октября 1918 года Чехословацкий национальный совет (к тому времени уже признанный Францией, Италией и Великобританией, и имевший в своих руках – чисто номинально, разумеется – вооруженную силу в лице «чехословацких легионов») объявил о независимости Чехословакии – а 30 октября Словацкий национальный совет заявил об отделении Словакии от Венгрии. Понятно, что оба эти «Совета» были мутными лавочками из случайных людей, которых никто никогда не выбирал - но в момент крушения старого мира десяток ловких авантюристов могут, при наличии определенной воли, беспредельной наглости и безграничного честолюбия, свернуть горы – история Февральской революции тому наглядный пример. К тому же эти люди яростно махали перед толпой бумагами о признании их конторы со стороны Антанты – что, в общем-то, и было на тот момент подлинным ярлыком на княжение в де-факто ставших бесхозными австрийских владениях.
Главные «мятежники» и «ниспровергатели» «австрийского гнета» – Масарик и Бенеш – прибыли в Прагу уже после произошедшего низложения Габсбургов, что, впрочем, ничуть не помешало им по-хозяйски занять кабинеты в Граде. Масарик объявил себя президентом, Бенеш – министром иностранных дел. Поскольку за спинами этих людей маячили штыки Антанты – шансы всех остальных претендентов на Главное кресло в Пражском Граде автоматически уменьшались до нуля. Официально Томаш Гарриг Масарик возглавил Чехословакию только 29 февраля 1920 года – но это уже не имело никакого значения. Имело значение лишь то, что тщанием его и его министра иностранных дел Эдварда Бенеша на Версальской мирной конференции были официально закреплены и утверждены границы Чехословакии – именно те границы, которые через двадцать лет станут причиной её гибели…
Надо сказать, что в Версале Бенеш проявил завидную нахрапистость – в итоге его тщанием Чехословакия стала весьма многонациональным государством – 46 % её населения составляли чехи, 13 % - словаки, 28 % - немцы, 8 % - венгры, и по 3 % - украинцы и евреи. И уже с начала двадцатых годов в новорожденном государстве начались межнациональные распри».
Несложно заметить, что в новоявленном чехословацком государстве немцев (которые проживали на своих исторических землях) было почти ВДВОЕ больше, чем словаков, однако никаких прав автономии они не имели. Да и словаки были крайне недовольны своим положением в новой державе.
«По названию Чехословакия была «двуединым» государством, на деле, как говорил основатель словацкого правого национализма Андрей Глинка, это государство «являлось федеративным только по названию». Вся фактическая власть находилась в руках политиков из Праги – весьма болезненно реагировавших на любые автономистские поползновения. Политические, национальные и экономические права не только немцев, поляков или русинов, но даже словаков в «едином государстве чехословацкого народа» ущемлялись, они подвергались активным попыткам ассимиляции чешским большинством. Как ответ на чешское доминирование, в Словакии серьезной политической силой стала консервативно-клерикальная Словацкая народная партия (Slovensk; ;udov; strana, кратко – «;udovcу», «народники»), существовавшая еще с австро-венгерских времен и пользовавшаяся поддержкой не менее половины словаков. Возглавлявший партию отец Глинка еще в 1920 г. охарактеризовал этот процесс так: «Мы готовы трудиться 24 часа в сутки ради того, чтобы наша страна превратилась из вассала масонской Чехословакии в свободную белую и христианскую Словакию».
Бенеш и Масарик много чего говорили, обещая превратить Чехословакию в «новую Швейцарию», но практически ничего для этого не делали. Посередине Европы появилось, искусственно созданное, новое государство в которое были включены земли, издавна населяемые немцами и другими не чешскими народами. Лозунг версальских триумфаторов Антанты: «Боши за всё заплатят» на деле претворялся в жизнь.
В 1939 году В.М. Молотов в своей знаменитой речи назвал Польшу «уродливым детищем Версальского договора». Для Польши В ТЕХ ЕЁ ГРАНИЦАХ это было достаточно справедливым определением. Пожалуй, не менее уродливым детищем этого договора была и Чехословакия 20-30 годов. Раздираемое национальными противоречиями и откровенной враждой чехословацкое государство было поистине «яблоком раздора» и «миной замедленного» действия версальского мироустройства в послевоенной Европе. Эта мина не могла не сработать…
Впрочем, о событиях 30-40г.г. мы позже поговорим более обстоятельно, а пока посмотрим, что творилось в годы Гражданской войны России, в частях Чехословацкого корпуса.
На фото: доска в Праге, посвящённая провозглашению независимости Чехословакии в 1918 году.
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/01/18/491