Рассказ семнадцатый и последний. Я встретил вас...

Этери Попова
17 рассказ.  «Я встретил вас…»

Брожу по почти опустевшей квартире, пытаясь собрать оставшиеся вещи. На диване всякая всячина: посуда,  старая настольная лампа,  полинявшие коврики… Это для соседей, для старых соседей… Вдруг что-то кому-то понадобится. Да и сам диван, шкаф, столик… Может, кому-нибудь на дачу или в деревню…
Из рук всё валится… Иду на кухню и сажусь на щербатый, но всё ещё крепкий табурет. Вдруг среди фарфоровых фигурок, за самоваром, вижу серую коробочку с магнитными шахматами. Красные и белые фигурки рассыпаются по столу.
 

Этими шахматами мы играли в шашки. С дедушкой. Он был моим первым учителем, при этом обыгрывал меня каждый раз под чистую. Поблажек он мне не делал. Обычно две игры я крепилась, а после третьей злилась и всхлипывала. Видно, «три» было для меня волшебным числом, как в сказках. Дед огорчался, прекращал игру, но на «поддавки» не шёл.
Потом я долго ходила за всеми и канючила, чтоб со мной поиграли. Мама, жалея меня, нарочно проигрывала. Бабушка, стараясь обучить внучку, как можно быстрее, играла сразу за обоих. Поэтому дед был для меня единственным интересным соперником.
В конце концов, мы с дедушкой заключили устный договор – не злиться и не хлюпать,  играть же подряд только два раза.
Обыграв свою нерадивую ученицу во второй раз, дед внимательно посмотрел на меня. Я изо всех сил выполняла договор: выпучивала глаза и прикусывала губу, чтоб не всхлипнуть.
- Победила дружба! – дедулька протянул мне руку.
- Почему? – я была заинтригована.
- Потому что дружба важнее, - дед улыбнулся.
- Знаешь, если я тебя всё-таки побежу, пусть это буду я, а не дружба! – умоляюще попросила я.


Конечно, шахматы я заберу с собой! И вот этого бабушкиного фарфорового львёнка с отколовшимся ушком. Отколол его Гришка, за что и отсидел в «наказательном» углу.
Я быстро иду в дальнюю комнату. Вот он – «наказательный» угол! Помню-помню!


Я стояла в пресловутом углу и зло всхлипывала, без слёз.  Да и  плакать совсем не хотелось, но должна ж я была хоть как-то высказать свой протест. Да! Я пошла на болото ловить стрекоз! Да! Это запрещено! Но я была не одна, нас было восемь. И никто не упал и не утонул! И вообще, в болоте этом по колено! Мальчишки сколько раз уже проверяли!
Мама с каменным лицом прошла мимо меня, делая вид, что абсолютно глуха.
Деда дома не было, поэтому бабушка страдала «за себя и за того парня». Чтоб хоть как-то утешить внучку, она втихую сунула мне душистую куриную ножку. Бабуля утешала всегда чем-нибудь съестным. Быстро обглодав ножку, я, как ни странно, утешилась. И вдруг поняла, что наказательное время на исходе, а кость деть некуда! Поблизости не было ни  кармана, ни бабули. Что делать? Заметив щель между наличником двери и стеной, я затолкала кость туда и повинно опустила голову.
- Юля! Ты всё поняла? – мамин голос был тих и строг.
Я скорбно кивнула головой, глядя в пол.
- А это что такое? – в мамином голосе ошарашенность.
Я подняла глаза и … Кость торчала из щели, как дуло пистолета!
- Наташа! Девчонка ничего не ела! – бабуля материализовалась прямо из воздуха.
Я стояла «нос к носу» с куриной костью, мама прямо за мной, а бабушка за мамой.  Просто «Репка» какая-то!
- Та-а-ак! И как мне её воспитывать после этого! – мама развернулась,  сделала руки в боки и вытянула губы в струнку.
- По крайней мере, не голодом морить! -  бабуля тоже сделала руки в боки и попыталась яростно посверкать добрыми глазами.
- Ну, хорошо же! -  мама покинула нашу очередь к кости и, громко топая, пошла на кухню.
Мы с бабулей грустно переглянулись.
- Пошли мириться, - бабушка взяла меня за руку.
- А как? – прошептала я.
- Будем просить прощения, - вздохнула бабулька.
- А вдруг не простит? – засомневалась я.
- Со мной простит! – бабушка была уверена.
ЗдОрово! Теперь мириться буду ходить только с ней!


Я трогаю белый наличник, медленно выхожу из комнаты и иду к креслу. Сажусь на продавленное сидение, кладу шахматы и львёнка на колени и глажу потёртые поручни кресла.
Рядом с ним когда-то стояло глянцево-чёрное пианино. «Заря». Звук у него был немного глухой, клавиши туговаты. Но это не мешало мне с наслаждением подбирать всевозможные мелодии! Мои домашние, а заодно и соседи, очень любили, когда я просто музицировала, а не долбила гаммы и этюды. Дед любил сидеть именно в этом кресле…


- Юль, сыграй Джо Дассена, - мама выглянула из коридора, не прекращая делать начёс.
- «Калина красна-а-я, калина вызре-е-ла…» - бабушка прошествовала на балкон с тазом под мышкой, всем своим видом показывая, что собственно надо играть.
Я тут же притворилась глухонемой, начав играть «Токкату» Поля Мориа.
Дедушка неслышно опустился в кресло, положил жилистые руки на поручни и, ничего не говоря, долгим взглядом встретился с золотой осенью за окном.
А я всё играла и играла, спиной ощущая прохладу осеннего тепла. Потом, коротко взглянув на деда, с воодушевлением обласкала клавиши арией Мистера Икс. А затем… Затем зазвучал романс, Дедушкин романс… В те времена я не была поклонницей этого музыкального жанра. Но Дедушкин романс всегда для меня был вне всяких жанров…
Дед повлажневшими глазами посмотрел на меня, легко поднялся с кресла и положил мне ладонь на плечо.
- Девочка моя… - это была самая лучшая похвала.
Окрылённая, я махнула рукой и сыграла и Джо Дассена, и «Калину красную». Я была сама доброта и снисхождение!


Вот, вот он! Я почти мгновенно отыскиваю старый проигрыватель и начинаю рыться в высокой стопке пожелтевших конвертов с пластинками. Небольшая чёрная виниловая пластинка. Иван Козловский. Я дрожащими руками насаживаю её на штырёк, опускаю иглодержатель и мчусь открывать балкон.
Осень врывается в комнату синевой, нежарким солнцем и золотом берёз! Шурша и потрескивая, она поёт голосом Козловского:

«… Я встретил Вас, и всё былое в отжившем сердце ожило,
Я вспомнил время золотое, и сердцу стало так тепло…»

Я встретила вас, мои дорогие! Это самое большое счастье моей жизни!  «… и то же в вас очарованье, и та ж в душе моей любовь…»
Я Помню вас, я Люблю вас, я Благодарю вас! Благодарю вас, что сдержали своё обещание и остались со мной! Навсегда!