Часть 73
12 января 1938 года. Москва.
Утром звоню Варе.
— Варя, я хочу тебя видеть, с тобой поговорить.
— Ну, приезжай, только ненадолго.
Еду. У неё сидят двоюродный брат с приятелем. Варя разложила перед ними журналы, фотокарточки. Вскоре они ушли.
— Это ты так занимаешься?
— Не могу же я их прогнать?!
Почему я такой ревнивый? Варя противится, не хочет целоваться. Говорит, чтобы уезжал, дал ей заниматься. Сердитая, злая. На прощание поцеловались, и уже не могли оторваться друг от друга. «Я так и знала... поэтому не хотела...».
Прошёл час. Начали заниматься вместе, как и в прошлые разы. Послезавтра у Вари сессия.
13 января. Москва.
Звоню Варе. Говорит, что мало выучила. У неё паника. Говорит, что обязательно провалится. Договорились, что поедем в институт вместе к пяти часам, а после сессии — на каток. Будет ли так? Завтрашний день многое решает. Если действительно Варя провалится, то виновным буду я. А впрочем, если бы не я, нашёлся бы другой виновник.
Варя попросила оставить ей на сессию как талисман мою самопишущую ручку. Она говорит, что летом ей очень помог мой карандаш. Пусть так, это даёт уверенность в положительном исходе, а вера в победу — это уже половина победы...
14 января. Москва.
Получил письмо от Володи Леонова: обижается, что не захожу и не пишу, говорит, что это не по-приятельски — из-за любимой девушки забывать друзей. Но он забывает, что и он поступал также.
Поехал к Варюше, захватил коньки. Она дрожит, говорит, что не сдаст предмет. Успокаиваю: «Подожди, Варя, так говорить... Сдашь ещё на «отлично». Она смеётся: «А вдруг действительно так случится? Это будет чудом». Поехали в институт. В ожидании Варюши сидел в красиво отделанной читальне и пытался читать какой-то французский роман, но чтение не шло, больше думал о Варе и не менее её беспокоился за исход. Наконец, в восемь часов вечера она появляется в дверях читальни, и по её раскрасневшемуся лицу и блестящим глазам видно, что она сдала. Варя не может сдерживаться, возбуждённо говорит, что за оба предмета (история первобытного общества и история Древнего Востока) она получила «отлично», и сама этому не может поверить. Сразу же поехали на каток ЦПКиО. Погода тёплая, около минус 8, идёт небольшой мягкий приятный снежок. Варя катается замечательно, и я начинаю привыкать кататься с ней. Но плохой выйдет из неё педагог, если она не возьмёт себя в руки: слишком нервная и несдержанная. Катались до самого закрытия катка, а когда потушили свет и мы остались одни — целовались. Губы у Варюши холодные, а сама такая тёплая... Как я люблю Варюшечку... Если б она это чувствовала.
15 января. Москва.
В сущности, несчастный день. И во всём виноват я. Какой я дурак... А получилось так. Лёшка Михайлов подвёл, не приехал заниматься. В одиночестве же я оставаться не могу, тем более заниматься (а завтра сдавать геологию нефтяных месторождений), все мысли мои сосредотачиваются на Варюше. И я решил ей позвонить и договориться заниматься вместе. Она согласилась. Сначала занимались каждый своим предметом (Варюша готовила политэкономию), лишь изредка прерывались поцелуем. А в 8 часов вечера пришёл её брат работать на станочке, и я собрался домой. Варина мамаша послала и Варю со мной прогуляться, сказала, что всё равно брат не даст заниматься... Варя решила зайти к своей подруге Вере. Пошли пешком. Тёплая приятная погода. Весело разговаривали о самых разнообразных вещах. Сейчас и тем для разговора искать не надо, они сами находятся. У дверей Веры хотели попрощаться, но Варя предложила: «Хочешь, подожди меня минут десять, скажу Вере, что меня ждут...» Конечно, хочу. После Веры я предложил сходить в кино, Варюша с радостью согласилась, и смеётся по поводу того, как она готовится к сессии: вчера на каток, сегодня в кино. Билеты достать не удалось, пошли бродить.
Вот тут-то я и наделал глупостей, которых никогда себе не прощу. Тяжело об этом писать, но ещё тяжелее таскать это в своём сердце. В общем... Я попросил Варю рассказать о том, как она проводила лето, когда я был на практике. Рассказать то, чего она не писала...
Дальше писать я сейчас не могу, придётся прерваться. Сердце у меня сжимается от горя... Для чего я теперь живу, кому я нужен? Я — лишний человек... Первый раз я узнал, что слёзы в некоторых случаях облегчают страдания... Я хочу крикнуть так, чтобы Варя поняла все мои страдания, чтобы они дошли до её сердца: Варя, как я тебя безумно люблю!..
18 января. Москва.
Сегодня, 18 января, хоть немного и легче от подбадривания товарищей и от водочного угара в голове, но всё же очень и очень тяжело. Продолжу записи, прерванные 15 января. Итак, я попросил Варю рассказать о том, как она проводила лето без меня. Варюша сказала, что днём занималась, а по вечерам с Любой ходила в парк. Когда же Люба с Альфонсом уходили, ходила одна.
— Так в парке одна и гуляла? Ведь скучно же!
— Нет. Приходила одна, а там оказывалась вдвоём.
— А ещё?
— Ещё, да я не хочу...
О, какой я дурак. Я сказал, что хочу слушать продолжение. И она рассказала.
— Физикой я занималась с Володей в комнате Любы — ты знаешь, он учится на физическом факультете университета. Но эти занятия сводились не к занятиям, а сам знаешь, к чему...
— Как же ты говорила, что во время моей практики ты меня, как ты говоришь, наиболее сильно и преданно любила?
— Да, это верно, я тогда тебя прямо обожала... И я тебе мстила... Мне казалось, что ты нарочно от меня уехал. После того, как поезд с тобой скрылся за горизонтом, я так ревела, что на меня все оглядывались. Всю дорогу у меня прямо ручьями текли крупные слёзы. А дома я уж наревелась вволю. Твои письма я всегда ждала с трепетом, я считала дни, когда они придут...
— Но как же ты всё же могла быть с Володей, который тебе не нравится?
— Это не от меня зависело. В этих случаях всё зависит от мужчины (!), женщина здесь полностью в руках мужчины...
Вот чего я не понимал, вот в чём корень моих прежних ошибок: я забывал, что женщина — прежде всего женщина, просто товарищем быть не может. Дальше буду писать короче.
— Варя, но это прошлое, этого не будет.
— Не знаю. Я тебя сейчас не люблю, и в любую минуту готова расстаться. Не заплачу.
— Варюша, подожди это делать. У меня получается наоборот, что чем больше я тебя узнаю, тем больше я тебя люблю. Есть такое изречение: «Женщины любят тех, кого не знают». Неужели это действительно так?
— Да. На меня это похоже. Ты мне сейчас безразличен.
— Но ты же всего несколько дней назад говорила, что любишь меня...
— Это было только порывом чувств...
— Но я не верю тому, что ты говоришь. Ты мне слишком много раз доказывала, что любишь меня.
— Не хочу я тебя видеть. Ты будешь мне мешать, я буду о тебе думать.
— Как же это так? Я тебе безразличен, а ты обо мне будешь всё время думать?
Варя смеётся, она почти сдалась. Но тут я делаю ещё большую глупость:
— Варя, за что же я тебя люблю? Я этого сам не знаю.
Это была последняя и худшая глупость. Этим я хотел сказать, что, несмотря на то, что Варя меня обманывала (впрочем, немножко в этом мы квиты), не хочет меня больше видеть, я её всё же ещё больше люблю, а почему — не знаю. Она же поняла так, что я вообще говорю ей, что у неё нет никаких достоинств, что вообще не вижу в ней ничего...
— Больше мы никогда не увидимся, — это были её последние слова.
Я повернулся и сразу же пошёл к трамваю. Ехал домой сравнительно спокойно, был уверен, что победа будет всё же за мной. Но дома... Дома в голову полезли думы, я понял, какие наделал глупости. Завтра надо сдавать зачёт, а я заниматься не могу. Развернул тетради, мельком взглянул на складку Малгобека(1) и с досадой отбросил тетрадь. Озноб, холод трясёт всего. На глазах слёзы. Разделся и лёг в постель, но тёплое одеяло не могло согреть мою душу. Неужели это конец? Всю ночь не спал, ворочался... Только к утру уснул на несколько часов.
16 января. Москва.
Проснулся с мыслями о Варюшечке. Поехал в институт на сдачу геологии нефтяных месторождений с таким безразличием, что даже «неуд» поднял бы... я даже желал получить «неуд». Но совершенно случайно «за геологическую логику и мышление» получил «отл». Да, я отличник. Но меня это не радует. То и дело подкатывает к горлу комок, давит душу, того и гляди, что выступят слёзы.
Поболтал немного с Лёшей, звал его к себе выпить (как мне хочется напиться, но один ещё не могу), но он отговорился, сославшись на болезнь.
В два часа я уже дома. Звоню Варе. Она подходит к телефону. Но слова не идут. Сказал ей всего несколько слов. Спросил, как идут занятия. Говорит, что не занимается, что не может заниматься. Значит, всё же я ей не безразличен. Пожелал ей всё сдать на «отлично». Говорить сейчас о вчерашнем и о будущем было бы безумием. Исправлять свои ошибки надо постепенно. Урок, за который я заплатил содержимым моего сердца. Я никогда не знал, что так можно страдать. Теперь я свободен от занятий: свободен для горя, для страданий. Я не могу жить без Варюши. Поднялась температура, озноб, сердце работает ненормально, колет что-то... Мать беспокоится, не заболел ли?.. Да, заболел... хуже, чем заболел. Я не могу сдерживаться, ухожу к себе, и рыдания разрывают мою грудь. Что мне делать? Но я всё же мужчина, я должен взять себя в руки. Мысли о самоубийстве надо отбросить. (Человек кончает жизнь самоубийством благодаря слабости воли, а не её силы). Но я чувствую себя сейчас лишним человеком, пустым, никому не нужным, меньше всего нужным самому себе. Но раз Варя говорила, что от неё мало что зависит, попробую добиться того, чтобы Варя была моя, была моей женой. Это будет целью моей ближайшей жизни.
Вечером совершенно не мог оставаться один. С сестрой Галей, с Лёшей Михайловым и Пашкой Скалабаном пошли на каток ЦПКиО. Там физическая усталость оттянула кровь от мозга, и временно мне стало немного легче. Надолго ли?
*****
(1) Малгобек, город (с 1939) в Российской Федерации, Чечено-Ингушетия. 35,9 тыс. жителей (1999). Центр нефтедобывающего района. Газоперерабатывающий завод.
Складка (складчатая деформация), форма нарушенного залегания слоев горных пород, характеризующаяся их изгибом без разрыва сплошности.
*****
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/01/16/1544