Ложь во спасение

Татьяна Бурмистрова
Неуемная  мадам  Константинова  решила  Боре  за  свой  позор  отомстить.  Стала  она  его  провоцировать.  А  Боря  в  сердцах-то  по-матушке  мог  послать  очень даже далеко.  Особенно,  если  был  сильно  не  в  духе. И  вот  как-то  раз  Боря  прицепился  сам  к  старухе  Константиновой. Она  тоже  бабка  вредная  была.  Но  особо  нас  не  доставала.  Любила  она  ходить  по  квартире  и  приговаривать  почти  басом: «Вот  и  чудненько!  Вот  и  ладненько!»  Причем,  голос  у  нее  был,  как  Иерихонская  труба.  И  слышны  были   ее  причитания  по  поводу   этого  прекрасного  бытия  на  всю  нашу  огромную  квартиру.
               
Вот  как-то  перед  Пасхой  она  пекла куличи и  готовила  пасху.  И  разговорилась  с  Борей  на  кухне,  когда  он  себе  яичницу  жарил.  И  поведала  ему,  как  она  «чудненько  и  ладненько»  в  Вологде  жила  в  собственном  доме.  Борька  удивился:  а  где  ж  ее  дочь-то  Галина   жила?  Бесхитростная  старуха  и  поведала  Боре,  что  обе  ее  дочери  в  Вологде  родились,  в  том  числе  и  Галя.  Тут  уж  Боря  обозлился  не  на  шутку!  Ведь  мадам  Константинова  все  время  кричала,  что  мы  тут  все -  лимита  недоделанная.  И  это  не  смотря  на  то,  что  Боря  вообще -  дитя  блокадного  Ленинграда,  и  я  тоже  не  в  какой-нить    Тьму-таракани  родилась,  а  тоже  в  Ленинграде.  А  оказывается,  они-то  сами -  провинциалы  самые  что  ни  на  есть  махровые.  Борис  разорался:

  - Так  это  вы  тут  понаехали,  вологодчина  неумытая!  И  что  ты  мне  тут  все  п…? Это  ты  мне,  "дитю"( ох,  видели  бы  вы  это  "дитятко")  блокадного  Ленинграда  тут  мозги  парила?  Да  я  тебя,  мышь  вологодская…!  Да   как  же  вы  мне  с  твоей  дочкой  остое…ли!  Ах  «коренная»  ты  наша! Иди  отседа,  покеда  я  добрый!  Чтобы  я  ноги  твоей  в  нашей  квартире  не  видел!  Есть  у  тебя  своя   комната,  так  и  сиди  там,  лимита  вологодская!  Нечего  здесь  свои  порядки  устраивать!

 Долго  он  матерился.  Я  примчалась  от  его  воплей  на  кухню,  чтобы  узнать,  чего  он  так  разошелся?  Борю  было  не  остановить.   Забавно,  конечно,  было  узнать,  кто ж  тут  в  нашей  квартире  лимита    на  самом-то  деле.  Что  поделаешь -это  комплекс  провинциала  определенно  разъедал  психику  мадам  Константиновой.
 
Дальше – больше.  И  началась  у  мадам   с  Борей   настоящая  борьба.  Сколько  она  на  него   жалоб  в  милицию  и  в  прокуратуру  написала... И  несть  им  числа!  Естессно,  пришел  к  нам  участковый,    молоденький  такой   дяденька...  милиционер.  Стал  он  брать  объяснения  по  указанным  Константиновой   фактам.  Вышли  мы  с  бабой  Женей  в  коридор,  т.к.  нас  участковый  вызвал.  И  стал   нас  про  Борю  пытать:  какими  такими  словами  Борис  Александрович  Румянцев  излагает  свои  мысли?  Цензурными    или  не  цензурными? 
               
Мадам   с  нами   рядышком   в  коридоре  стояла.  Она  же  потерпевшей  себя  расценивала.   Вот  и  захотелось  ей  узнать,  что  же  мы  поведаем  участковому  про  Борю?  Ну,  если  честно,  то  Боря  матерился  виртуозно.  И  мне,  и  бабе  Жене  от  его  матерка тоже  доставалось.   Но  он  нормальный  веселый   мужик  был.  А  «по  трезвянке»  и  помочь  мог  по  хозяйству,  и  угостить,  и  ужином   накормить,  если  у  тебя   пустой  холодильник.  Так  что  матерок  мы  с  бабой  Женей  Боре  прощали.  Соседи  ведь.  Ну,  с  кем  не  бывает?   А  тут  мадам  Константинова  к  нему  приколупалась  из  вредности.  Вот  мы  с  бабой  Женей  и  сделали  удивленные  глаза:

- Борис  Александрович?  Матерится?  Да  что  вы,  товарищ  милиционер!  Да  он  слов- то  таких  не  знает!  Отродясь  мы  от  него  никаких    матерных    слов  не  слышали!  И  никогда  он    гражданку  Константинову   нецензурно  не оскорблял.  И  в  нашем  присутствии  ничего  такого  обидного  для  нее  не  говорил.  А  вот  гражданка-то  Константинова,  она-то  и  есть  главный  нарушитель  спокойствия.  Ох,  и  оскорбляет  она!  Ох,  и ругается! И систематически  нарушает  тишину  и  спокойствие  в  нашей квартире.               

У  мадам  Константиновой   даже  глаза  на  лоб  полезли  от  возмущения.  И  с  воплями,  что  «Они  все  врут!»,  она  стала  вливать  в  уши  нашему  участковому,  какие  мы  тут  все  нехорошие  и  несознательные  граждане.  И  что  нам  верить  нельзя,  потому,  что  мы  все  в  преступном  сговоре.  Участковый  наш  прервал  ее   речевые  потоки  и  сказал,  что  если  в  следующий  раз  она  что-нибудь  такое  повторит,  то  он  лично   ею  займется.