РАТНЫЙ И АТИР
- Поклон тебе, иноземец. - Процедил сквозь зубы Иван Ратный. - Отчего вслед за хозяином не сбежал? Плавать не умеешь?
- Умеешь. А, чем языком молоть, слезай с коня, меч доставай. - Крутанул саблей Атир.
- Ты мне не девка, чтоб пред тобою доставать. - Отвечал Ратный.
Засмеялись дружинники, пустили лошадей по кругу.
Ратный перехватил полный ненависти взгляд кочевника. «А может и впрямь порубить его? - мелькнула мысль. - Не-ет, послушаем, что дальше скажет».
Атир, глядя снизу вверх, продолжил:
- …Тебя сначала положу. А потом того, кто в спину мне стрелял.
Мытник поднял меч и тронул коня вперед.
- Обожди, Егор. - Иван перехватил руку наместника. - …В спину…так-так. Обиделся, значит. А ведь это твои хутор Красный сожгли вместе с женщинами и детьми нашими. И мост тоже. Что скажешь? А ты мне: «Стре-лял в спину».
Удивление промелькнуло на лице кочевника.
- …Про Красный я не слышал ничего. Виновен был бы, не говорил сейчас с тобой.
- Ха. А мост? Тоже не ты?
- Атаковал, но не жег! Хотел спасти наших женщин и детей. Не ты ли их гнал? И загнал: посмотри на берег и реку - вон их тела.
- Кто жег, кто жег Красный? - не унимался Иван.
- А это было?..
Вместо ответа на Атира смотрели зеленые воеводовы глаза.
- Я сам разберусь. - Атир добавил. «Почему поверил?» - мелькнула мысль.
Ратный задумался, опустил голову, и все стихло: стрельба, крики, стоны, лошади не бряцали сбруей, барка без движения стояла посреди протоки. Остался лишь успокаивающий плеск воды и жара, солнце, раскаляющее латы добела.
- Да, и вправду жарко, - произнес Иван и, сняв позолоченный шлем, пальцами смахнул пот со лба. - Что ж, твоя смерть мне особого удовольствия не доставит, а вот: «Разберусь» - интересней. Я не против, коль сможешь. Думайте, а завтра пусть Хан самолично привезет мне этих «разберусь» сюда. Привезет, тогда и о сдаче вашей можем поговорить. Нет - пощады не будет. Я так решил. Передай ему.
- «Я», это кто?
- Я - Иван Ратный! - повысив голос, ответил воевода и приказал воинам: - Отпустить, и барку не обстреливать, пусть уходят…пока. - Приподнял брови: плыви мол.
Атир сбросил кольчугу и, не торопясь, вошел в теплую пахнущую тиной воду. Кинул ножны за спину и поплыл уверенными гребками. Вот и поговорили. Сделал глубокий вдох. Вот и выяснили.
Ратный, глядя кочевнику вслед, махнул рукой - подозвал к себе Копье.
- Пошли к Толстому гонцов, пусть сюда с обозом выдвигается, лагерем встанем и ждать будем.
- Ты что ж творишь, Иван? - очнувшись, молвил Мытник. - Зачем номада отпустил? Хана не преследуешь? Князь не похвалит тебя за это.
- Ну почему? Преследовать - это жертвы, мы же капкан поставим. А дальше или сдадутся, или перебьем, коль бежать вздумают. А скорее всего сами там сгинут. Бог рассудит - Князь оценит.
- Ну коль так… Я слышал про этот остров, но многого, черт возьми, все одно не пойму. - Не унимался наместник. - Что ты улыбаешься?
- Я тоже не пойму. Мало, что о нем знаю, и там, можно сказать, не был. А кто был, в живых уж не остался. Светлый вот только, но он молчит. - Иван сплюнул в воду и продолжил: - Раньше племя поганых, язычников, там жило. Откуда они пришли и в коем веке здесь появились - точно не знает никто. Письменности у нас тогда и в помине не было, а люди… Бродили по степям семьи небольшие, скот пасли, ловили рыбу. И вот пришли они, даже не пришли, их будто ветром степным занесло. Старожилы говорили: они и есть ветер, но не тот, что верхушки деревьев покачивает, тот, что бури нагоняет. Просочились сюда песчаным потоком, умерили силу свою и осели. Против я ничего не имею и не имел. Хоть и жили они скрытно, родниться ни с кем не желали, но были мирными, и дань в княжью казну платили. Но вот что с собою они занесли… - Ратный примолк: - Беда случилась, и божьи люди запретили нам туда ходить, а Князь за ослушание казнью пригрозил. Вот и не живет, и не бывает там никто много времени уже.
- Так уж и не бывает?
- Слухи ходили сначала. Поймали несколько лихих людей, да и казнили. С тех пор тишина.
- Так что, вдогон не пойдем?
- Нет. Я же сказал: запрет там быть. Сделаем так: я с конниками и с ополчением здесь останусь, ты же поутру вернешься на свой берег и лучниками его укроешь. И еще: если почувствуешь что неладное, чертовщину какую, отводи воинов подальше, береги их. - Иван поморщился и добавил: - И трупы, трупы соберите.
- Понял, сделаем. И сам с утра двинусь.… А так чтобы победу отметить, ты не против?
- Не против, - отвечал Иван. - Да и воинам за такое праздник полагается.
И они, обнявшись и смеясь, стали подниматься на берег, туда, где догорали останки повозок кочевников.
ПРИБЫТИЕ
Ухватившись за протянутые руки, Адай-Хан и Улушук забрались на барку.
- Ждать, - скомандовал Властитель.
Стражи, лодочники, вытянув головы, наблюдали за тем, что творилось на берегу. Хан нервно облизывал губы, а Улушук теребила косички.
Они видели, как воины ступили в воду, и Атир остался один. Как к нему подъехали селяне и закружили свой хоровод. О, Духи, и дернуло же его остаться - подумал Хан. Воины, тем временем, один за другим хватались за борта барки. Мокрые, переваливались они на палубу. Вскоре, заполненная телами барка, осела глубоко в воду.
На берегу, пока, было спокойно: ни суеты, ни криков, ни звона стали. А вскоре Атир и сам ступил в воду, выбрасывая руки, легко поплыл.
- Фу-ух! - вздох облегчения пронесся над рекой. Улушук улыбнулась.
- … Отходим, - приказал Хан, как только Атир поднялся на борт.
И, подняв якорь, барка пошла к острову.
- Спасибо тебе, Атир, за спасение мое и Улушук. Рассказывай, что там было, кто с тобой говорил? И почему тебя отпустили? Мы уж и не надеялись, - сыпал Адай-Хан словами.
- Там был Ратный, - Атир отдышался.
- Я так и думал. - Лицо Властителя сделалось хмурым. - Это он разбил Улук-Хана и заставил его покориться Князю.
- К этому он и нас принуждает, но будут условия. О них позже скажу: Большой Совет, по-всему, созывать надо.
- Что ж, пусть будет так.
А барка уже ткнулась в берег, воины начали прыгать через борт.
- Вы потери сосчитали? Раненым помогли? - спросил Властитель у подошедшего к барке Хурхана.
- Делаем, - вяло отвечал тысячник.
- Делайте и побыстрее.
Атир подал руку Улушук и, придержав за талию, помог ей спуститься на берег. Сквозь ее тонкую рубашку проступали соски.
- С возвращением. Я волновалась, - сказала девушка. Заметив его взгляд, скрестила руки на груди и посмотрела с укором.
- Я тоже за тебя волновался: думал, доплывешь - нет, - ответил Атир и, почувствовав, что краснеет, обернулся к Властителю: - Надо барку на ту сторону острова перегнать - впереди еще одна переправа.
- Лодочникам прикажи, и пусть раненых захватят, и Улушук с Ахай-Хатун тоже - мне спокойней будет: что там, на острове, - кто знает.
Спокойней это точно - Атир проводил взглядом ладную девичью фигурку в кожаных штанах. Улушук легко взобралась на скользкий берег и кинулась в объятия матери.
Атир кивнул Марсагету: слышал приказ Хана? Тебе поручение. Подозвал Светлого и представил его Властителю:
- Это хозяин барки. Я обещал лодочникам отпустить их и наградить, если нам помогут.
- Что ж, - отвечал Властитель, - обещал, так награди, если и дальше служить будут. Да и выхода другого у них нет. Верно я сказал, селянин?
- Поможем, коль взялись, - ответил Светлый, выглядел он уставшим и растерянным.
- Мой Хан, - Атир вступил в разговор, - селянин этот был здесь раньше и знает, как перебраться на дальнюю сторону острова.
- Это так?
- Да. Все время на солнце, верст пятнадцать…
Атир удивился: примерно семьдесят полетов стрелы - немало, и это поперек. Теперь понятно: дозорные, по-всему, столько не проехали, он бы и сам не догадался. Корил себя. Хм. А получилось, что остров не ошибка - судьба. Атир успокоился, и чувство вины, терзавшее его весь день, погрузилось на дно сознания. Но вот бы знать наперед эту самую судьбу. Хотя бы на день, на два вперед. Но кто ж подскажет? Ни одному Шаману такое не под силу.
- …Там есть старая часовня и место для стоянки, - продолжил селянин.
- Вот туда и причалишь, - распорядился Властитель.
- Причалю, вот только...
- Что только?
- Вот только парус ставить надо: против течения не выгрести.
- Так иди и ставь. И главное: женщин наших доставишь в сохранности, а замутишь что - воины мои без сомнений вас прикончат. Помни об этом!
Властитель подозвал к себе Улушук и Ахай-Хатун. Сообщил - не обрадовал:
- Нет и нет, - запротестовала девушка, - я хочу быть вместе со всеми.
- Я так решил! - настаивал Хан. - Да и мать без тебя отпустить не могу.
- Позволь, Хан, мне сказать, - встрял в разговор Советник Бабо. - Если есть какие-то сомнения, тревоги, то я, с твоего позволения, могу возглавить этот поход, и тогда всем будет спокойней.
- Ну что ж, может это и правильно. Но ты, Улушук, все одно поплывешь! - сердитый поначалу Властитель вдруг хмыкнул: - Только думаю я, что Советник не сомнения наши развеять хочет - за здоровье свое переживает. Отчего и придумал такое.
И все стоящие рядом, забыв боль и страх последних дней, расслабились, улыбнулись.
Парус поставили скоро, загрузились и, под командой Марсагета, барка тронулась в путь. Атир, сделал подошел к воде и глянул вслед уходящему судну. Улушук стояла на корме, спиной к нему. Уперлась отведенными назад руками в бортик. В лучах солнца ее многочисленные косички длинными змейками свисали с откинутой назад головы, слегка раскачивались в такт движения и блестели подобно крылу ворона. Какая же она красивая! - подумал Атир.
И, правда, ее хрупкая стройная фигурка и при этом плавные величественные движения. Ее чистая белая кожа. Лицо всегда спокойное и уверенное с немного выступающими вперед скулами, аккуратным носом, небольшим ртом и алыми губами. Ее тонкие брови. Большие карие, немного влажные, чуть раскосые глаза… Они-то успокаивали, то разили, затягивали в себя подобно пучине и больше уже не отпускали.
Нет, не мог он оторвать от нее взгляда!
Селяне с другого берега тоже наблюдали за отбытием барки. Тоже, замерев, смотрели на девушку.
Тем временем воины отвязали от повозок мокрые снопы и сдувшиеся бурдюки, подправили остовы и колеса. Уложив раненых и покидав нехитрый скарб, караван во главе с Адай-Ханом двинулся вглубь неизведанного острова, навстречу клонящемуся к горизонту солнцу.
Для прикрытия берега Властитель оставил сотню Орика - друга Атира. Поручив тому, если понадобится, принять первый бой и предупредить племя об опасности.
Но помня уговор, а, может, и вправду опасаясь, селяне не спешили ступить на остров. Они, сложив тела мертвых в кучу, отошли от реки и принялись разбивать лагерь: ставили палатки и разжигали костры. Берег перепаханный тысячей ног опустел. Смолкли голоса и ржание, лишь слабый плеск воды нарушал теперь тишину.
Караван из повозок и всадников двигался вглубь острова, и тот представлялся гостям нетронутым миром. По берегам чистых озер росли столетние ивы. Их плакучие ветви давали густую тень. Ах, как хотелось в нее погрузиться, лечь на траву и прикрыть глаза, и слушать стрекот коников, и вдыхать пахнувший свежей сыростью воздух.
Вода в озерах кипела от ударов рыбы, в камышах водились во множестве утки, белые цапли и серые гуси. Из густого кустарника тут и там с шумом выпархивали стаи вспугнутых куропаток. Показывали морды кабаны и, завидев приближающийся караван, прятались в высокой степной траве - прекрасном корме для лошадей. Трава здесь была не такая как на обожженным солнцем селянском берегу - зеленая сочная. Скорее всего во время весеннего паводка немалую часть острова накрывала вода. Она-то и давала земле влагу, а растениям и животным жизнь на долгое время летней засухи. Лошади утопали в густой и свежей растительности, виднелись только головы и плечи всадников, будто качающиеся на волнах этого зеленого моря. Двигаясь вперед, они поднимали со дна его стаи белокрылых насекомых-летунов, а те ложились кружевными веерами влево, вправо, открывая дорогу в неведомый пока край. Луговые цветы испускали здесь всевозможные краски и ароматы, птицы выдавали соцветия уносящих ввысь звуков. Светило солнце, деревья отражались на синей глади озер, веяло покоем и умиротворением так, что хотелось остаться здесь навсегда, забыв про войны и невзгоды.
Посланные вперед разведчики Сармака временами возвращались и докладывали, что впереди все спокойно, следов людей не замечено. И наконец, обрадовали: как и говорил лодочник-селянин, дозорные вышли на берег реки - к старой часовне. Хан с Атиром пришпорили коней.
Вскоре среди крон дубов проступил серый купол с блестящим шпилем. Приблизились и неспешно поехали округ. Сзади раздался нарастающий конский топот и бряцание сбруи - Шаман, Говорящий с Ним, догонял их во всю прыть. Ну как же без Служителя?
Постройка оказалась высокой и массивной. Серой громадой из неотесанного камня нависала она над головами. В такой и оборону держать можно. Вход внутрь - арка, смотрящая в сторону реки, выше - вырубленный в плите лик, по-видимому, какого-то божества: потертый временем, с развевающимися волосами и раскрытым, будто в призывном крике ртом. Внизу - потрескавшиеся поросшие травой ступени. Справа от входа, на поляне, несколько каменных скамей полукругом и в центре его - тумба: солнечные часы с выщербленным циферблатом и ржавым штырем-гномоном. Под ветлами - причудливые кресты, похожие на скрещенные пики, едва заметные в высокой траве холмики - кладбище большое и заброшенное. В густых кронах слышались трели птиц, от реки дул ветерок.
Часовня стояла на пригорке, отсюда открывался вид на пустынную реку. Справа по берегу, вглубь степи уходил поросший кустарником овраг. На дне его, среди зелени, виднелись останки деревянных домов. «Заброшенное село? - подумал Атир. - Надо будет Светлого расспросить».
- Да, веселое место, - молвил Адай-Хан, - последнее пристанище, так сказать, лечь навеки… ну что ж, глянем, что внутри. - Спустившись с коня, он направился к дубовой двери часовни.
- О нет! - крикнул Шаман, вытянул руку с четками-амулетами. - Не ходи туда, Властитель! Ты же видишь: здесь кругом чужая вера, чужие могилы, нельзя нам вторгаться в их святые места.
- Это все чушь! - Хан обратил назад недовольное лицо. - Ты, Шаман, видно забыл, сколько таких мест сам порушил и пожег. И сколько наших святилищ было уничтожено. А ты мне: «Нельзя вторгаться?!»
- Мой Хан, то была война, а здесь другое дело: мы здесь в гостях и сколько пробудим - неведомо, нам надо чтить ихних Богов, - настаивал Говорящий с Ним.
Он, как и все в племени, верил и поклонялся Вечному Синему Небу - Тенгри, и Земле - Йер-су. Но, будучи шаманом, верил неистово, чего требовал и от других. Тех, кто ленился или, что хуже того, богохульствовал, наказывал сам: выкалывал их бесовские глаза, вырывал поганые языки и изгонял из племени. Но все реже и реже попадались ему под руку неверные, а в последний год так и вовсе ни одного. Дьявол отступил, оставил племя, и это было заслугой его - Шамана. Так он считал и поначалу гордился. Вот только безрадостно вдруг стало: с победой над дьяволом закатилась, померкла и его звезда. Свою ненужность и никчемность с каждым днем он чувствовал все сильнее и сильнее. Вот и сейчас: Хан смотрит насмешливо, Атир вообще не слушает - к могильным крестам повернулся. Ну ничего, эти гордецы еще вспомнят его, еще приклонят колени! Тенгри, Йер-су, Духи степи, реки, леса еще накажут этих неверных - Шаман, по прозвищу Говорящий с Ним, нисколько не сомневался в этом, и глаза его сверкали безумным огнем.
- …Что ж… - Властитель, приостановился. - Будь, Шаман, по-твоему. Атир, прикажи дверь в часовню камнями заложить, чтоб никто туда не лазил!